Глубокое, мрачное, унылое молчание.
   Первым заговорил Донован. Его голос дрожал, но он старался говорить бесстрастно.
   – Ну хорошо, мы не можем увеличить потенциал Второго Закона новой командой. А нельзя ли попробовать с другого конца? Если мы увеличим опасность, то увеличится потенциал Третьего Закона, и мы отгоним его назад.
   Пауэлл молча повернул к нему окошко своего шлема.
   – Послушай, – осторожно продолжал Донован, – все, что нам нужно, чтобы отогнать его, – это повысить концентрацию окиси углерода. А на станции есть целая аналитическая лаборатория.
   – Естественно, – согласился Пауэлл. – Это же станция-рудник.
   – Верно. А там должно быть порядочно щавелевой кислоты для осаждения кальция.
   – Клянусь космосом! Майк, ты гений!
   – Более или менее, – скромно согласился Донован. – Я просто вспомнил, что щавелевая кислота при нагревании разлагается на углекислый газ, воду и добрую старую окись углерода. Элементарный институтский курс химии.
   Пауэлл вскочил и хлопнул гигантского робота по ноге.
   – Э! – крикнул он. – Ты умеешь бросать?
   – Что, хозяин?
   – Не важно, – Пауэлл обругал про себя тяжелодумного робота и схватил обломок скалы величиной с кирпич. – Возьми и попади в гроздь голубых кристаллов – вон за той кривой трещиной. Видишь?
   Донован дернул его за руку.
   – Слишком далеко, Грег. Это же почти полмили.
   – Спокойно, – ответил Пауэлл. – Вспомни о силе тяжести на Меркурий. А рука у него стальная. Смотри.
   Глаза робота измеряли дистанцию с точностью машины. Он прикинул вес камня и замахнулся. В темноте его движения были плохо видны, но когда он переступил с ноги на ногу, можно было почувствовать заметное сотрясение почвы. Камень черной точкой вылетел за пределы тени. Его полету не мешало ни сопротивление воздуха, ни ветер, – и когда он упал, осколки голубых кристаллов разлетелись из самого центра грозди.
   Пауэлл радостно завопил:
   – Поехали за кислотой, Майк!
   Когда они въехали в разрушенный павильон, Донован мрачно сказал:
   – Спиди болтается на нашей стороне озера с тех пор, как мы за ним погнались. Ты заметил?
   – Да.
   – Наверное, хочет поиграть с нами. Ну, я ему поиграю!…
   Они вернулись через несколько часов с трехлитровыми банками белого порошка и с вытянувшимися лицами. Фотоэлементы разрушались еще быстрее, чем они думали.
   Они вывели своих роботов на солнце и молча, сосредоточенно и мрачно направились к Спиди.
   Спиди не спеша запрыгал к ним.
   – Вот и мы! Урра! Вышел месяц из тумана и не ударил лицом в грязь!
   – Я тебе покажу грязь, – пробормотал Донован. – Смотри, Грег, он хромает.
   – Вижу, – последовал озабоченный ответ. – Если мы не поторопимся, эта окись доконает его.
   Теперь они приближались медленно, почти крадучись, чтобы не спугнуть полоумного робота. Они были еще довольно далеко, но Пауэлл уже мог бы поклясться, что Спиди приготовился пуститься наутек.
   – Давай – прохрипел он. – Считаю до трех. Раз, два…
   Две стальные руки одновременно выбросились вперед, и две стеклянные банки полетели параллельными дугами, сверкая, как бриллианты, под невозможным светом. Они бесшумно разбились вдребезги, и позади Спиди поднялось облачко щавелевой кислоты. Пауэлл знал, что на ярком меркурианском солнце она бурлит, как газированная вода.
   Спиди медленно повернулся, потом попятился и так же медленно начал набирать скорость. Через пятнадцать секунд он уже неуверенными прыжками двигался в сторону людей.
   Пауэлл не расслышал, что говорил при этом робот, но ему послышалось что-то вроде: “Не клянись, слов любви не говори…”
   Пауэлл повернулся к Доновану.
   – Под скалу, Майк! Он вышел из этой колеи и теперь будет слушаться. Мне уже становится жарко.
   Они затрусили в тень на спинах своих медлительных гигантов. Только когда они почувствовали вокруг себя приятную прохладу, Донован обернулся.
   – Грег!!!
   Пауэлл посмотрел назад и чуть не вскрикнул. Спиди медленно, очень медленно удалялся. Он снова входил в свою круговую колею, постепенно набирая скорость. В стереотрубу казалось, что он очень близко, но он был недосягаем.
   – Догнать его! – закричал Донован и пустил робота, но Пауэлл остановил его.
   – Ты его не поймаешь, Майк. Бесполезно.
   Он сжал кулаки, чувствуя свою полную беспомощность.
   – Почему же я это понял только через пять секунд после того, как все произошло? Майк, мы зря потеряли время.
   – Нужно еще кислоты, – упрямо заявил Майк. – Концентрация была слишком мала.
   – Да нет. Тут не помогли бы и семь тонн. А если бы у нас и было столько кислоты, мы все равно не успели бы ее привезти… Коррозия съест его. Неужели ты не понял, Майк?
   – Нет, – сознался Донован.
   – Мы просто установили новое равновесие. Когда становится больше окиси углерода и потенциал Третьего Закона увеличивается, он просто пятится, пока снова не наступит равновесие, а потом, когда окись углерода улетучивается, опять подвигается вперед. – В голосе Пауэлла звучало отчаяние. Это все тот же хоровод. Мы можем тянуть за Третий Закон и тащить за Второй, и все равно ничего не изменится. Только положение равновесия будет перемещаться. Нужно выйти за пределы этих законов.
   Он развернул своего робота лицом к Доновану, так что они сидели друг против друга, – смутные тени в темноте, – и прошептал:
   – Майк!
   – Это конец? – устало сказал Донован. – Что же, поехали на станцию. Подождем, пока фотоэлементы выгорят окончательно, пожмем друг другу руки, примем цианистый калий и умрем, как подобает джентльменам.
   Он коротко усмехнулся.
   – Майк, – серьезно повторил Пауэлл. – Мы должны вернуть Спиди.
   – Я знаю.
   – Майк, – снова начал Пауэлл и после недолго колебания продолжал: – Есть еще Первый закон. Я об этом уже думал. Но это – крайнее средство.
   Донован взглянул на него, и его голос оживился:
   – Самое время для крайнего средства.
   – Ладно. По Первому Закону робот не может допустить, чтобы из-за его бездействия человеку грозила опасность. Тут уже ни Второй, ни Третий законы его не остановят. Не могут, Майк.
   – Даже когда робот полоумный? Он же пьян.
   – Конечно, есть риск.
   – Хорошо, что ты предлагаешь?
   – Я сейчас выйду на солнце и посмотрю, будет действовать Первый Закон. Если и он не нарушит равновесия, то… Какого черта, тогда все ясно: или сейчас, или через три-четыре дня…
   – Погоди, Грег. Есть еще законы человеческие. Ты не имеешь права просто так взять и пойти. Давай разыграем, чтобы все было по-честному.
   – Ладно. Кто первый возведет четырнадцать в куб?
   И почти сразу:
   – Две тысячи семьсот сорок четыре.
   Донован почувствовал как робот Пауэлла, проходя мимо, задел его робота. Через секунду Пауэлл уже был за пределами тени. Донован раскрыл рот, чтобы крикнуть, но удержался. Конечно, этот идиот подсчитал куб четырнадцати заранее, нарочно. Очень на него похоже.
   …Солнце было особенно горячее, и Пауэлл почувствовал, что у него страшно зачесалась поясница. Наверное, воображение. А может быть, жесткое излучение уже проникает даже сквозь скафандр.
   Спиди следил за ним, на этот раз не приветствовал его никакими дурацкими стихами. Спасибо и на том! Но нельзя подходить к нему слишком близко.
   До Спиди оставалось еще метров триста, когда он начал шаг за шагом осторожно пятиться назад. Пауэлл остановил своего робота и спрыгнул на землю покрытую кристаллами. Во все стороны полетели осколки.
   Почва была рыхлая, кристаллы скользили под ногами. Идти при уменьшенной силе тяжести было трудно. Подошвы жгло. Он оглянулся через плечо и увидел, что ушел уже слишком далеко, что не успеет вернуться в тень – ни сам, ни с помощью своего неуклюжего робота. Теперь или Спиди, или конец. У него перехватило горло.
   Хватит! Пауэлл остановился.
   – Спиди! – позвал он. – Спиди!
   Сверкающий современный робот впереди, помедлив, остановился, потом попятился снова.
   Пауэлл попробовал вложить в свой голос как можно больше мольбы, – и обнаружил, что для этого не требовалось особого труда.
   – Спиди! Я должен вернуться в тень, иначе солнце убьет меня. Это дело жизни или смерти. Спиди, помоги! Спиди!
   Робот сделал шаг вперед и остановился. Он заговорил, но, услышав его, Пауэлл застонал. Робот произнес: “Если ты лежишь больной, если завтра выходной…” Голос затих.
   Настоящее пекло! Уголком глаза Пауэлл заметил какое-то движение, резко повернулся и застыл в изумлении. Чудовищный робот, на котором он ехал, двигался – двигался к нему, без всадника!
   Робот заговорил:
   – Простите меня, хозяин. Я не должен двигаться без хозяина, но вам грозит опасность.
   Ну конечно. Потенциал Первого Закона – превыше всего. Но ему не нужна эта древняя развалина. Ему нужен Спиди. Он сделал несколько шагов в сторону и отчаянно закричал:
   – Я запрещаю тебе подходить! Я приказываю остановиться!
   Это было бесполезно. Нельзя бороться с потенциалом Первого Закона. Робот тупо сказал:
   – Вам грозит опасность, хозяин.
   Пауэлл в отчаянии огляделся. Он уже неотчетливо видел предметы; в его мозгу крутился раскаленный вихрь; собственное дыхание обжигало его, и все кругом дрожало в неясном мареве. Он в последний раз закричал:
   – Спиди! Я умираю, черт тебя побери! Где ты? Спиди! Помоги!…
   Он все еще пятился в слепом стремлении уйти от непрошеного гигантского робота, когда почувствовал на своей руке стальные пальцы и услышал озабоченный, виноватый голос металлического тембра:
   – Господи, Пауэлл, что вы тут делаете? И что ж я смотрю… Я как-то растерялся…
   – Не важно, – слабо пробормотал Пауэлл. – Неси меня в тень скалы, – и поскорее!
   Он почувствовал, что его поднимают в воздух и быстро несут, в последний раз ощутил палящий жар и потерял сознание.
   Проснувшись, он увидел, что над ним заботливо наклонился улыбающийся Донован.
   – Ну как, Грег?
   – Прекрасно, – ответил он. – Где Спиди?
   – Здесь. Я посылал его к другому селеновому озеру – на этот раз с приказом добыть селен во что бы то ни стало. Он принес его через сорок две минуты и три секунды, – я засек время. Он все еще не кончил извиняться за этот хоровод. Он не решается подойти к тебе – боится, что ты скажешь.
   – Тащи его сюда, – распорядился Пауэлл. – Он не виноват.
   Он протянул руку и крепко пожал металлическую лапу Спиди.
   – Все в порядке, Спиди. Знаешь, Майк, что я подумал?
   – Да?
   Он потер лицо – воздух был восхитительно прохладен.
   – Знаешь, когда мы здесь все кончим я Спиди пройдет полевые испытания, они хотят послать нас на межпланетную станцию…
   – Не может быть!
   – Да, по крайней мере, так сказала тетка Кэлвин перед тем, как мы отправились сюда. Я ничего об этом не говорил, потому что собирался протестовать против этой идеи.
   – Протестовать? – воскликнул Донован. – Но…
   – Я знаю. Теперь все в порядке. Представляешь – двести семьдесят три градуса ниже нуля! Разве это не рай?
   – Межпланетная станция, – произнес Донован. – Ну что ж, я готов!

Логика

   Полгода спустя они изменили свое мнение о межпланетных станциях. Действительно, пламя огромного солнца сменилось бархатной тьмой пустоты. Но когда вы имеете дело с экспериментальными роботами, перемена обстановки очень мало значит. Где бы вы ни находились, вы стоите лицом к лицу с загадочным позитронным мозгом, который, по словам этих гениев с логарифмическими линейками, должен работать так-то и так-то. Все дело только в том, что он, оказывается, работает иначе. Пауэлл и Донован обнаружили это на исходе второй недели своего пребывания на станции.
   Грегори Пауэлл раздельно и четко произнес:
   – Неделю назад мы с Донованом собрали тебя.
   Наморщив лоб, он потянул себя за кончик уса. В кают-компании Солнечной станции № 5. было тихо, если не считать доносившегося откуда-то снизу мягкого урчания мощных излучателей.
   Робот КТ-1 сидел неподвижно. Вороненая сталь его туловища поблескивала в лучах ярких ламп, а горевшие красным светом фотоэлементы, которые заменяли ему глаза, пристально смотрели на человека с Земли, сидевшего по другую сторону стола. Пауэлл подавил внезапное раздражение. У этих роботов какое-то странное мышление. Ну конечно, Три Закона Роботехники действуют. Должны действовать. Любой служащий “Ю.С.Роботс”, начиная от самого Робертсона и кончая последней уборщицей, мог бы за это поручиться. Так что опасаться за КТ-1 не приходилось. И все-таки…
   Модель КТ была совершенно новой, а это был первый опытный ее экземпляр. И закорючки математических формул не всегда были самым лучшим утешением перед лицом фактов.
   Наконец робот заговорил. Его голос отличался холодным тембром – неизбежное свойство металлической мембраны.
   – Вы представляете себе, Пауэлл, всю серьезность этого заявления?
   – Но кто-то должен был сделать тебя, Кьюти, – заметил Пауэлл. – Ты сам подтверждаешь, что твоя память в полном объеме неделю назад возникла из ничего. Я могу это объяснить. Мы с Донованом собрали тебя из присланных сюда частей.
   Кьюти с таинственным видом посмотрел на свои длинные, гибкие пальцы. В этот момент он был странно похож на человека.
   – Мне кажется; что должно существовать более правдоподобное объяснение. Мне представляется маловероятным, чтобы вы меня сделали.
   Человек с Земли неожиданно рассмеялся.
   – Почему же?
   – Можно назвать это интуицией. Пока это только интуиция. Однако я собираюсь разобраться в этом. Цепь логически правильных рассуждений неизбежно приведет к истине. Я постараюсь до нее добраться.
   Пауэлл встал и пересел на край стола, рядом с роботом. Он вдруг почувствовал сильную симпатию к этой странной машине. Она совсем не была похожа на обычных роботов, которые старательно выполняли предписанную им работу на станции, подчиняясь заданным заранее, устойчивым позитронным связям.
   Он положил руку на плечо Кьюти. Металл был холоден и тверд на ощупь.
   – Кьюти, – сказал он, – я попробую тебе кое-что объяснить. Ты – первый робот, который задумался над собственным существованием. Я думаю также, что ты – первый робот, который достаточно умен, чтобы осмыслить внешний мир. Пойдем со мной.
   Робот мягко поднялся и последовал за Пауэллом. Его ноги, обутые в толстую губчатую резину, не производили никакого шума.
   Человек с Земли нажал кнопку, и часть стены скользнула вбок. Сквозь толстое прозрачное стекло стало видно испещренное звездами космическое пространство.
   – Я это видел через иллюминаторы в машинном отделении, – заметил Кьюти.
   – Знаю, – сказал Пауэлл. – Как по-твоему: что это?
   – Именно то, чем оно кажется – черное вещество сразу за этим стеклом, испещренное маленькими блестящими точками. Я знаю, что к некоторым из этих точек – всегда к одним и тем же – наш излучатель посылает лучи. Я знаю также, что эти точки перемещаются и что наши лучи перемещаются вместе с ними. Вот и все.
   – Хорошо. Теперь слушай внимательно. Черное вещество это пустота. Пустота, простирающаяся в бесконечность. Маленькие блестящие точки – огромные массы начиненной энергией материи. Это шары. Многие из них имеют миллионы километров в диаметре. Для сравнения имей в виду, что размер нашей станции всего полтора километра. Они кажутся такими маленькими, потому что они невероятно далеко. Точки, на которые направлены наши лучи, ближе и гораздо меньше. Они твердые, холодные и на их поверхности живут люди, вроде меня – миллиарды людей. Из такого мира и прилетели мы с Донованом. Наши лучи снабжают эти миры энергией, а мы ее получаем от одного из огромных раскаленных шаров поблизости от нас. Мы называем этот шар Солнцем. Его отсюда не видно – он по другую сторону станции.
   Кьюти неподвижно, как стальное изваяние, стоял у окна. Потом, не поворачивая головы, он заговорил:
   – С какой именно светящейся точки вы прилетели, как вы утверждаете?
   – Вот она, эта очень яркая звездочка в углу. Мы называем ее Землей, – Он ухмыльнулся: – Земля-старушка… Там миллиарды таких, как мы, Кьюти. А через неделю-другую мы будем там, с ними.
   К большому удивлению Пауэлла, Кьюти вдруг рассеянно замурлыкал про себя. Это мурлыканье было лишено мелодии и похоже на тихий перебор натянутых струн. Оно прекратилось так же внезапно, как и началось.
   – Ну, а я? Вы не объяснили моего существования.
   – Все остальное просто. Когда впервые были устроены эти энергостанции, ими управляли люди. Но из-за жары, жесткого солнечного излучения и электронных бурь работать здесь было трудно. Были построены роботы, заменявшие людей. Теперь на каждой станции нужны только два человека. А мы пытаемся заменить роботами и их. Вот в чем смысл твоего существования. Ты – самый совершенный робот, который до сих пор был построен. Если ты докажешь, что способен сам управлять этой станцией, людям не придется больше появляться здесь, если не считать доставку запасных частей.
   Он протянул руку к кнопке, и металлические ставни сдвинулись. Пауэлл вернулся к столу, взял яблоко, потер его о рукав и надкусил. Его остановил красный блеск глаз робота. Кьюти медленно произнес:
   – И вы думаете, что я поверю такой замысловатой неправдоподобной гипотезе, которую вы только что изложили? За кого вы меня принимаете?
   Пауэлл от неожиданности выплюнул откушенный кусок яблока и побагровел:
   – Черт возьми, это же не гипотеза! Это факты!
   Кьюти мрачно ответил:
   – Шары энергии размером в миллионы километров! Миры с миллиардами людей! Бесконечная пустота! Извините меня, Пауэлл, но я не верю. Я разберусь в этом сам. До свидания!
   Он гордо повернулся, протиснулся в дверях мимо Докована, серьезно кивнув ему головой, и зашагал по коридору, не обращая внимания на провожавшие его изумленные взгляды. Майк Донован взъерошил рыжую шевелюру и сердито взглянул на Пауэлла:
   – Что говорил этот ходячий железный лом? Чему он не верит?
   Пауэлл с горечью дернул себя за ус.
   – Он скептик, – ответил он. – Не верит, что мы создали его и что существуют Земля, космос и звезды.
   – Разрази его Сатурн! Теперь у нас на руках сумасшедший робот!
   – Он сказал, что сам во всем разберется.
   – Очень приятно, – нежно сказал Донован. – Надеюсь, он снизойдет до того, чтобы объяснить все это мне, когда разберется. – Он внезапно взорвался. – Так вот, слушай! Если эта куча железа попробует так поговорить со мной, я сверну его хромированную шею! Так и знай!
   Он бросился в кресло и вытащил из кармана потрепанный детективный роман.
   – Этот робот давно мне действует на нервы. Уж очень он любопытен!
   Когда Кьюти, тихо постучавшись, вошел в комнату, Майк Донован что-то проворчал, продолжая вгрызаться в огромный бутерброд.
   – Пауэлл здесь?
   Не переставая жевать, Донован ответил:
   – Пошел собирать данные о функциях электронных потоков. Похоже, что ожидается буря.
   В это время вошел Пауэлл. Не поднимая глаз от графиков, которые он держал в руках, он сел, разложил графики перед собой и начал что-то подсчитывать. Донован глядел ему через плечо, хрустя бутербродом и роняя крошки. Кьюти молча ждал. Пауэлл поднял голову.
   – Дзэта-потенциал растет, но медленно. Так или иначе, функции потока неустойчивы, так что я не знаю, чего можно ожидать. А, привет, Кьюти. Я думал, ты присматриваешь за установкой новой силовой шины.
   – Все готово, – спокойно сказал робот. – Я пришел поговорить с вами обоими.
   – О! – Пауэллу стало не по себе. – Ну, садись. Нет, не туда. У этого стула треснула ножка, а ты тяжеловат.
   Робот уселся и безмятежно заговорил:
   – Я принял решение.
   Донован сердито посмотрел на него и отложил остатки бутерброда:
   – Если это по поводу твоих дурацких…
   Пауэлл нетерпеливо прервал его:
   – Говори, Кьюти. Мы слушаем.
   – За последние два дня я сосредоточился на самоанализе, – сказал Кьюти, – и пришел к весьма интересным результатам. Я начал с единственного верного допущения, которое мог сделать. Я существую, потому что я мыслю…
   – О Юпитер! – простонал Пауэлл. – Робот-Декарт!
   – Это кто Декарт? – вмешался Донован. – Послушай, по-твоему, мы должны сидеть и слушать, как этот железный маньяк…
   – Успокойся, Майк!
   Кьюти невозмутимо продолжал:
   – Сразу возник вопрос: в чем же причина моего существования?
   Пауэлл стиснул зубы, так что на его скулах вздулись бугры.
   – Ты говоришь глупости. Я уже сказал тебе, что мы построили тебя.
   – А если ты не веришь, – добавил Донован, – то мы тебя с удовольствием разберем!
   Робот умоляюще простер мощные руки:
   – Я ничего не принимаю на веру. Каждая гипотеза должна быть подкреплена логикой, иначе она не имеет никакой ценности. А ваше утверждение, что вы меня создали, противоречит всем требованиям логики.
   Пауэлл положил руку на стиснутый кулак Донована, удержав его.
   – Почему ты так говоришь?
   Кьюти засмеялся. Это был нечеловеческий смех, – он никогда еще не издавал такого машиноподобного звука. Резкий и отрывистый, этот смех был размеренным, так стук метронома, и столь же лишенным интонации.
   – Поглядите на себя, – сказал он наконец. – Я не хочу сказать ничего обидного, но поглядите на себя! Материал, из которого вы сделаны, мягок и дрябл, непрочен и слаб. Источником энергии для вас служит малопроизводительное окисление органического вещества вроде этого. – Он с неодобрением ткнул пальцем в остатки бутерброда. – Вы периодически погружаетесь в бессознательное состояние. Малейшее изменение температуры, давления, влажности, интенсивности излучения сказывается на вашей работоспособности. Вы – суррогат! С другой стороны, я – совершенное произведение. Я прямо поглощаю электроэнергию и использую ее почти на сто процентов. Я построен из твердого металла, постоянно в сознании, легко переношу любые внешние условия. Все это факты. Если учесть самоочевидное предположение, что ни одно существо не может создать другое существо, превосходящее его, – это разбивает вдребезги вашу нелепую гипотезу.
   Проклятия, которые Донован до сих пор бормотал вполголоса, теперь прозвучали вполне явственно. Он вскочил, сдвинув рыжие брови:
   – Ах ты железный выродок! Ну ладно, если не мы тебя создали, то кто же?
   Кьюти серьезно кивнул.
   – Очень хорошо, Донован. Именно этот вопрос я себе задал. Очевидно, мой создатель должен быть более могучим, чем я. Так что оставалась лишь одна возможность.
   Люди с Земли недоуменно уставились на Кьюти, а он продолжал:
   – Что является центром жизни станции? Чему мы все служим? Что поглощает все наше внимание?
   Он замолчал в ожидании ответа. Донован удивленно взглянул на Пауэлла.
   – Бьюсь об заклад, этот оцинкованный идиот говорит о преобразователе энергии!
   – Это верно, Кьюти? – ухмыльнулся Пауэлл.
   – Я говорю о Господине! – последовал холодный, резкий ответ.
   Донован разразился хохотом, и даже Пауэлл невольно фыркнул.
   Кьюти поднялся, и его сверкающие глаза перебегали с одного человека на другого:
   – И тем не менее это так. Не удивительно, что вы не хотите этому поверить. Вам недолго осталось быть здесь. Сам Пауэлл говорил, что сначала Господину служили только люди. Потом появились роботы для вспомогательных операций; наконец появился я – для управления роботами. Эти факты несомненны, но объяснение их было совершенно нелогичным. Хотите узнать истину?
   – Валяй, Кьюти. Это любопытно.
   – Господин сначала создал людей – самый несложный вид, который легче всего производить. Постепенно он заменил их роботами. Это был шаг вперед. Наконец, он создал меня, чтобы я занял место еще оставшихся людей. Отныне Господину служу Я!
   – Ничего подобного, – резко ответил Пауэлл. – Ты будешь выполнять наши команды и помалкивать, пока мы не убедимся, можешь ли ты управлять преобразователем. Ясно? Преобразователем, а не Господином! Если ты нас не удовлетворишь, ты будешь демонтирован. А теперь – пожалуйста, можешь идти. Возьми с собой эти данные и зарегистрируй их как полагается.
   Кьюти взял протянутые ему графики и, не говоря ни слова, вышел. Донован откинулся на спинку кресла и запустил пальцы в волосы.
   – Нам еще придется повозиться с этим роботом. Он совершенно спятил!
   Усыпляющий рокот преобразователя слышался в рубке гораздо сильнее. В него вплеталось потрескивание счетчиков Гейгера и беспорядочное жужжание десятка сигнальных лампочек.
   Донован оторвался от телескопа и включил свет.
   – Луч со станции № 4 упал на Марс точно по расписанию. Теперь можно выключать наш.
   Пауэлл рассеянно кивнул.
   – Кьюти внизу, в машинном отделении. Я дам сигнал, а остальное он сделает. Погляди-ка, Майк: что ты скажешь об этих цифрах?
   Майк прищурился и присвистнул:
   – Ого! Вот это излучение! Солнышко-то резвится!
   – Вот именно, – кисло ответил Пауэлл. – Идет электронная буря. И наш луч, направленный на Землю, как раз на ее пути.
   Он в раздражении отодвинулся от стола.
   – Ничего! Только бы она не началась до смены. Еще целых десять дней… Знаешь, Майк, спустись вниз и присмотри за Кьюти, ладно?
   – Есть. Дай-ка мне еще миндаля.
   Он поймал брошенный ему пакетик и направился к лифту.
   Кабина мягко скользнула вниз, и ее дверь открылась на узкий металлический трап в машинном отделении. Облокотившись о перила, Донован взглянул вниз. Работали громадные генераторы, из вакуумных трубок дециметрового передатчика неслось низкое гудение, заполнявшее всю станцию.