Страница:
Ну а что по сему поводу думает наука? Ученые считают, что деление на недели абсолютно искусственно и только усложняет календарь. В каждом обычном году получается 52 недели плюс 1 день; в високосном – на день больше. Эти добавочные дни сбивают схему счета лет, потому что каждый новый год наступает на новый день недели (этот день повторяется только по истечении сложного 28-летнего цикла). Если добавочные дни считать дополнительными днями отдыха вне всякой связи с неделями, календарь стал бы и вправду стабильным и каждый год все повторялось бы без изменений. Можно даже «организовать» интервал в три месяца, повторяющий сам себя в точности.
Но, кажется, такое естественное изменение существующего календаря невозможно. В основном из-за нежелания большинства населения Земли – иудеев, христиан и мусульман (в этом солидарных) – вносить какие-либо изменения в их собственную идею недели, пришедшую из их собственной религии.
Подведем итоги. Первая случайность: семь наблюдаемых на небе «планет». Вавилоняне связывают их астрологически с днями недели. Далее, авторы «Жреческого кодекса» сохраняют вавилонскую неделю, но очищают ее от всего, по их мнению, «ненужного» и связывают с преданием о сотворении мира. И в результате мы обречены и дальше жить по столь неуклюже составленному календарю, хотя нет ничего проще, чем привести его в порядок…
64. В этом месте искусственное деление библейских книг на стихи приводит к очевидному стилистическому огреху. Стих вмещает в себя завершение рассказа о сотворении и одновременно начало другого, причем разделены они только запятой. В Пересмотренном стандартном тексте Библии вместо запятой стоит точка, и весь пассаж читаем так:
"Вот происхождение неба и земли, при сотворении их.
В то время, когда Господь Бог создал землю и небо".
Но и в этой редакции последняя запятая сохраняется, отчего стих снова обрывается на середине.
Конечно, правомерен вопрос: а откуда нам известно, что на четвертом стихе главы второй книги Бытие начинается какая-то новая история сотворения мира? В конце концов, с традиционной точки зрения вся Библия богодухновенна в каждом своем слове и посему не может содержать каких бы то ни было ошибок и внутренних противоречий (за исключением внесенных при переписываниях и переводах). Тогда начинающаяся отсюда, с комментируемого стиха, «другая история сотворения мира» – всего лишь приложение к первой и должна во всем ей соответствовать. Можно даже рассматривать эту «другую историю» не как еще одну, дополнительную, но просто как более подробный пересказ уже изложенной.
На самом деле отличие разительное, вплоть до мельчайших деталей, не говоря об общем духе изложения. Язык второй версии гораздо примитивнее, и желающему – несмотря ни на что – все же подогнать ее под только что рассказанную предстоит пройти дорогой кружной и извилистой. Куда логичнее и правдивее признать (хотя это потребует невыносимого для верующего отказа от «теории» богодухновенности Библии), что уже рассказанная история сотворения мира основывалась на последних – для своего времени – научных данных. А вторая, следующая за ней, – на фольклоре, преданиях, словом, источниках гораздо менее серьезных.
Вполне вероятно, что эта новая версия имела хождение, по крайней мере частичное, до вавилонского плена, и к ней так привыкли, что не было никакой возможности полностью исключить ее из окончательного текста Библии. Поэтому древние редакторы, чьи старания и привели к тексту, известному нам сейчас, поместили равноправно обе версии, вполне отдавая себе отчет в предпочтительности – с точки зрения глубины мысли и языка – версии, содержавшейся в «Жреческом кодексе». А задачу как-то увязать концы с концами благоразумно перебросили на будущих читателей…
65. Вот оно – первое и яснее ясного указание на смену версий: впервые прозвучало обращение «господь бог» (в предшествовавших 34 стихах стояло просто «бог»).
Еврейское слово, которое должно бы стоять на месте «господа», состоит из четырехбуквенной аббревиатуры; ближе всего в английском языке она передается буквами YHVH. Так как первые попытки рационального толкования Библии предприняли немецкие ученые, от них пошло и другое сочетание – JHVH (произношение, впрочем, то же самое). «Слово» YHVH (или JHVH) получило название «тетраграмматона» (от греческого «четырехбуквенный»).
Это – собственное имя бога. И одно то, что оно впервые произнесено, казалось бы, должно означать следующее: в библейский рассказ о сотворении мира внедрился новый автор, и читатель, таким образом, отныне имеет дело с другим источником. Однако «гипотеза» о сосуществовании даже двух библейских источников (некоторые ученые считают, что их, как минимум, четыре) кое-кому показалась столь невыносимой, что спешно потребовались какие-то иные объяснения.
Их было выдвинуто предостаточно. Утверждали, например, что обращение «бог» относится к божественной ипостаси строгого судии, в то время как «господь бог», мол, намекает на миролюбие и милосердие… Но все подобные трактовки выглядели искусственными и неубедительными. Предположение о двух источниках начальных глав Библии и по сей день остается самым простым и убедительным.
Различие в титуловании всевышнего прямо говорит о примитивности второго источника по сравнению с «Жреческим кодексом». Представление о трансцендентном божестве, которое можно запросто окликнуть по имени, легко подводит к мысли о том, что и облик его, и эмоции, и все прочее также напоминают наши собственные, человеческие. Авторы «Жреческого кодекса» подобных сравнений тщательно избегали.
Между прочим, «господь бог» – это не имя бога и даже не перевод аббревиатуры YHVH. На деле все гораздо запутаннее. По-настоящему мы даже не знаем, как вообще переводить это загадочное YHVH, не знаем, что это может значить на современном языке. Есть различные предположения, например такое: в аббревиатуре заключена фраза, соединяющая все времена глагола «быть» – настоящее, прошедшее, будущее. Тогда YHVH – это некто или нечто, кто (что) «был, есть и будет» (не самое неудачное имя для вечно существующего бога).
Так как древнееврейское представление о всевышнем отличалось большей экзальтированностью, отвлеченностью, верующие иудеи старались не осквернять священное имя простым его произнесением. Обычай требовал вместо имени ставить «титул». И при появлении в библейском тексте или в литургическом песнопении сочетания YHVH евреи считали более подобающим восклицать вместо этого «адонай» («господь»). Так «YHVH Элохим» превратилось в «адонай Элохим», переводимое как «господь бог».
Древнееврейская письменность окончательно запутала дело. Она строится только на согласных, гласные не указываются; но для тех, кто знал язык, нетрудно было произвести мысленную корректировку. Однако, по мере того как древнееврейский язык постепенно отмирал и в период вавилонского плена общепринятым стал арамейский (имеющий все особенности древнееврейского), была разработана система подчеркивать определенные буквы… В конце концов загадочное сочетание YHVH превратилось в «Яхве» (Иегова).
Каким оно, это имя бога, было в действительности, мы не можем сказать уже хотя бы потому, что не осталось записей правильного произношения гласных в древнееврейских письменных текстах (авторам их не откажешь в предусмотрительности). Лишь первосвященнику дозволялось произнести вслух истинное имя бога. И только в совершенном одиночестве, в святая святых – специальном помещении внутри Храма. И не в любое время, а только в еврейский религиозный праздник йом-киппур… Но вот уже два тысячелетия нет ни первосвященника, ни Храма – в том смысле, какой придает им Библия.
Остается добавить, что новая версия сотворения мира получила название «Яхвист» (от Яхве). Предания, составившие ее основу, имели хождение в южных областях территории, занятой израильскими племенами; между 953 и 586 годами до новой эры на этой территории образовалось царство Иудейское.
В мифе о сотворении, изложенном в «Жреческом кодексе» – этот миф был целиком и полностью заимствован у вавилонян, – вода поначалу была господствующей стихией, царил своего рода водяной хаос, и на третий день бог вынужден был раздвинуть воду, чтобы земля могла появиться на свет. Это вполне соответствует воззрениям вавилонян на изначальное состояние мира, ибо Вавилон был речной цивилизацией, и жители его должны были постоянно бороться с наводнениями.
Сухая земля представлялась им драгоценностью, которую можно было отвоевать у прожорливых вод лишь с большим трудом.
Миф о сотворении, содержащийся в «Яхвисте», также был скопирован с вавилонской легенды – правда, с меньшей избирательностью. Причем процесс переосмысления легенды длился довольно долго – за этот период можно было внести определенные изменения, соответствующие условиям иного места действия. Древние евреи обитали в основном в пустынях, и для них естественной (даже слишком уж естественной!) представлялась как раз сухая земля, в то время как вода ценилась очень высоко и считалась божьим даром.
«Яхвист», таким образом, начинается с описания сухой, бесплодной земли, лишенной жизни. Нет никаких упоминаний о свете, небе или небесных телах. В центре внимания – лишь Земля и ее будущие обитатели. Концепция сотворения мира предстает здесь в более ограниченном виде, чем в «Жреческом кодексе», но зато картина Земли, которая изначально суха, ближе к современным научным воззрениям на этот счет, чем картина, нарисованная в «Жреческом кодексе», где Земля изначально покрыта водой.
Так и тянет предположить, что слово это обозначает подъем воды из глубин первобытной суши, в результате которого образуются океаны и прочие водоемы. Таким образом, если в «Жреческом кодексе» суша возникает в результате отделения от первобытного грязевого океана, то в «Яхвисте» первобытная суша производит на свет океаны.
Опять «Яхвист» – более простой из двух – оказывается ближе к современному научному взгляду на происхождение Земли, причем в данном случае сближение просто удивительное. Как я объяснял выше, ныне считается, что океаны и атмосфера образовались во вторую очередь – когда твердый материал, из которого первоначально состояла сухая, лишенная атмосферы Земля, начал медленно выделять жидкие и газообразные вещества – будущие оболочки планеты.
Легенды о начале человеческой расы повествуют, как некое божество формует первых людей из глины. Таковы египетские, вавилонские и греческие мифы. В древнегреческой мифологии первых людей вылепил титан Прометей.
В далекой древности гончарный круг был самой тонкой технологической новинкой, при помощи которой можно было производить сложные формы. Однако, каким бы естественным ни был для наших предков образ человека как глиняного горшка сложной формы, он никак не соответствует современному научному представлению. Молекулы в глине вовсе не те, что в живой ткани. Если бы Библия описывала, что человек сформован из угольной пыли и воды, это было бы куда более впечатляющим.
В данном стихе «человек» обозначается еврейским словом «адам», а «прах» по-еврейски – «адама». Это не просто совпадение. Древние люди не считали слова игрой ума и не брали их «из головы». Как я упоминал ранее, они считали естественным, что имя принадлежит той или иной вещи как неотъемлемый признак и что все характеристики этой вещи переходят также и на имя.
Если два слова похожи, значит, между вещами, которые они обозначают, должна обнаружиться определенная связь. Это все равно как если бы мы задумались, почему приспособление, удерживающее судно, называется «якорь», а потом решили, что здесь связь та же, что между деревом и корнем – «яко корень». Когда подобная словесная игра затевается шутки ради, она называется каламбуром, когда в нее вкладывают серьезный смысл, это именуется «народной этимологией». Ранние книги Библии полны «народной этимологии».
Если слова «адам» и «адама» случайно оказались похожими, это совпадение должно было служить прекрасным доказательством, что человек, действительно, изначально был сотворен из праха. Не исключено также, что слово «адам» произошло от «адама» уже после того, как родилась легенда, – и таким образом было заменено какое-то древнее слово, обозначавшее человека, или все произошло наоборот, и заменилось старинное слово, обозначавшее «прах».
Отметим, что по легенде о сотворении, содержащейся в «Жреческом кодексе», человек появляется на свет позже всех прочих живых существ, причем по особому приказу бога. Это – высший акт творения, и человек далее помещается во Вселенную, которая уже до последней детали готова к принятию его.
С другой стороны, согласно «Яхвисту», человек появляется на свет первым из всех живых существ. Бог буквально лепит его, как это делал бы горшечник, затем выпускает в пустой, бесплодный мир и уж только после этого устраивает для него подходящую среду. Это куда более примитивная картина.
69. Даже при том условии, что в роли горшечника выступает сам господь бог, появившаяся на свет глиняная фигурка – какой бы замечательной внешностью она ни обладала – столь же мертва, как и бесформенный ком глины или праха, послуживший для нее строительным материалом. Для того чтобы она стала чем-то большим, чем прах, требуется божественная магия жизни. Это не что иное, как дыхание, а под дыханием, как я пояснял ранее, подразумевается дух божий. Другими словами, в неживой, отформованный кусочек материи вдохнули малую толику духа божьего, и кусочек ожил.
С современной научной точки зрения, впрочем, мы знаем, что дыхание столь же материально, как и все остальное тело человеческое, и оно не годится для того, чтобы воплощать нематериальную сущность жизни или самого бога. Если уж на то пошло, то в природе вообще нет такой материальной субстанции, которая воплощала бы в себе самую сущность жизни, скорее можно говорить о высокой сложности организации материи, которая приводит к появлению жизни. Жизнь – это все же не вещь, а биохимический и биофизический процесс.
Для того чтобы стих получил звучание, более приближенное к научному языку, его можно перефразировать следующим образом: «И создал господь бог человека из праха земного, а затем придал праху высокую сложность организации, свойственную живому».
70. «Душа» – это перевод еврейского слова «нефеш». Очень трудно сказать, что оно означает.
Пожалуй, лучшим переводом было бы: «и стал человек живым существом».
В наше время распространена точка зрения, что душа – это некая духовная субстанция, абсолютно нематериальная, которая входит в человека при рождении (или при зачатии) и покидает его во время смерти; что это бессмертная составляющая человека, которая не рождается и не умирает, но находит временное пристанище в человеческом теле на период краткого пребывания бренной оболочки на Земле. В сущности, все подобные представления – наследие греческой античной философии, и в данном смысле «душа» – это перевод греческого «псюхе», а не еврейского «нефеш».
С научной точки зрения нет никаких свидетельств в пользу существования души или любой другой нематериальной субстанции, которая покидала бы тело после смерти. Смерть – это такой момент, когда сложная организация живого организма распадается до предела, после которого составные части уже не в силах поддерживать тот комплекс химических и физических превращений, что мы называем жизнью.
В последние годы время от времени появляются сообщения людей, побывавших в состоянии клинической смерти, которые после реанимации рассказывают о якобы пережитых ими эпизодах «загробной жизни». Это весьма субъективные сообщения, которые ретивые исследователи буквально вытягивают из очень больных людей. Насколько я знаю, ни один уважающий себя биолог не принимает их всерьез.
В «Жреческом кодексе» сотворение растительности описано просто: «И сказал Бог: да произрастит земля зелень…» – божьего слова было достаточно.
Вполне возможно, что именно это имелось в виду и в «Яхвисте» – в том месте, где «пар… орошал все лице земли», но «Яхвист» не оговаривает особо данный вопрос, хотя, предвижу, мне могут возразить, будто это само собой разумеется. (Очень опасный аргумент. Если что-то одно само собой разумеется, то и почти все на свете тогда тоже может разуметься само собой.)
Даже если рай, упомянутый в этом стихе, означает клочок земли, специально обустроенный богом для нужд человека в мире, уже покрытом растительностью, все равно любопытно, что бог «насадил» этот рай.
Мне опять могут возразить, что бог насадил его посредством слова и ничего больше и что это тоже само собой разумеется. Однако использование глагола «насадил» без всяких дополнительных объяснений неизбежно порождает образ бога-фермера – как раньше он был горшечником, – что вполне соответствует примитивной в целом картине мира, нарисованной древними авторами в «Яхвисте».
72. Где находился Едем, давший место раю? Неимоверное количество предположений – порой совершенно диких – было сделано на этот счет. Однако на самом деле здесь, скорее всего, вовсе нет никакой загадки.
Прежде всего, он находился «на востоке», то есть «на востоке» от того места, где складывалась эта легенда; другими словами, к востоку от Израиля.
К востоку от Израиля лежит Месопотамская низменность. Первая цивилизация, которая существовала в долине в нижнем течении Тигра и Евфрата, была шумерской, а на шумерском языке слово «едем» («еден») означает «долина».
Никто не знает в точности, откуда пришли шумеры, но если первоначально они спустились в эти края с гор, расположенных к северо-востоку (это весьма вероятно), то им вполне могло представиться, будто на равнине они попали в «Едем» – рай.
В горах, по всей видимости, было трудно с пищей, в то время как долина Двуречья выглядела отменно плодородной. При должной ирригации урожаи обещали быть обильными, земля – богатой, а жизнь – замечательной. Для шумеров это было все равно что прийти на равнине в сад – «сад в едеме».
Счастливая жизнь не могла длиться бесконечно. Население росло, и добывать пищу становилось все труднее. Шумерские города-государства стали вздорить по каждому поводу – пошли войны. Вполне вероятно, что со временем у жителей долины родилась тоска по далекому прошлому Шумера, когда этот край действительно был «садом Едемским»; в конечном итоге данный оборот стал символизировать далекий золотой век, и уже с немалым трудом можно было отождествить утерянный рай с тем ареалом, в котором шумеры продолжали жить и для которого золотой век давно закончился.
В еврейском языке «еден» означает «радость», «удовольствие», но это созвучие с шумерским «еден» – чистой воды случайность, поскольку два языка никак не связаны друг с другом. (В сущности, шумерский не похож ни на один из известных нам языков.) Так или иначе, а значение еврейского слова, случайно совпавшего с шумерским, сыграло свою роль: сложилось представление, будто «Едем» – это мистический термин, лишенный конкретного географического смысла, и в таком случае то место, где поначалу обитал род человеческий, было попросту «садом радостей земных», а названия у него не существовало вовсе.
Впрочем, самым разумным тем не менее было бы предположить, что смысл этого стиха таков: «Господь бог насадил сад на востоке, в Шумере».
73. Таким образом, из данного стиха следует сделать вывод, что первый человек обитал в Шумере.
С научной точки зрения это не так. Как уже довольно твердо установлено, первые существа, которых мы можем назвать гоминидами, появились в Восточной Африке – сейчас это территория Кении и Танзании. И только спустя сотни тысяч лет гоминиды добрались до долины между Тигром и Евфратом. (С другой стороны, мы до сих пор не знаем, где родина тех первых существ, которых уже можно считать Homo sapiens.)
Хорошо, предположим, мы имеем в виду «цивилизованного человека». Первая цивилизация, которая продвинулась достаточно далеко, чтобы изобрести письменность, была опять-таки шумерская. Письменностью здесь стали пользоваться примерно с середины четвертого тысячелетия до нашей эры. Все иные цивилизации, включая египетскую и китайскую, развили у себя письменность уже после шумеров. Помимо всего прочего, шумеры были первыми также и в математике и в астрономии.
Поэтому, если, говоря о сотворении богом человека, мы имеем в виду не просто первых людей, но первых цивилизованных людей и считаем, что это произошло в Шумере, то, по крайней мере, последнее утверждение соответствует историческим фактам.
В легендах и мифах очень распространена тема золотого века, якобы имевшего место в далекой древности, – времени, когда люди не знали никаких забот, а еды было такое изобилие, что ее можно было снимать с деревьев безо всякого труда. А почему бы и нет? Каждый человек при определенных обстоятельствах может вспомнить и свой собственный золотой век – пору юности. Даже если это был не совсем золотой век, тем не менее именно таковым временем молодость воспринимается в старости, когда все хорошее всплывает в памяти в первую очередь, а все плохое подергивается дымкой странной привлекательности.
Как правило, социумы тоже возвращаются памятью ко временам золотого века. Я уже упоминал ранее, как в шумерском обществе зрело недовольство, вызванное ростом населения, что привело к междоусобным войнам. Затем, около 2500 года до нашей эры, страной завладел Аккад, и в Двуречье возникла империя, где уже сами шумеры занимали подчиненное положение. Как же было шумерам, преисполненным ностальгии и тоски, не обращаться к той поре, когда они жили свободно и счастливо, – к великой поре золотого века «в Едеме» («на равнине»)?
В течение многих столетий предания о саде Едемском переходили от поколения к поколению; легенда о рае в Шумере, где все было хорошо и замечательно, жила еще долго после того, как сами шумеры – люди, которые впервые ее поведали, – сошли с исторической сцены, их культура угасла и исчезла, а язык был забыт, и наконец достигла израильтян, которые пересказали ее на свой манер и распространили по всему свету.
75. Как видно, дерево жизни – это такое дерево, плоды которого, будучи съедены, даруют бессмертие. С подобной бесхитростной концепцией мы часто сталкиваемся в древних мифах.
Человеку трудно жить с осознанием собственной смертности. Насколько можно судить, мы – единственные живые существа, которые осознают неизбежность смерти; неизбежность не только смерти вообще, но и – главное – персональной смерти. (Может быть, наша вера в бессмертие души и загробную жизнь – это способ перехитрить, обойти совершенно неприемлемый факт неизбежности смерти.)
В мифах же боги почти всегда бессмертны. Видимо, здесь тоже есть определенная хитрость: боги знают какой-то секрет, но не сообщают смертным. У многих культур есть легенды, герои которых ищут секрет бессмертия – увы, безуспешно: мы все еще смертны.
В Древнем Шумере была легенда о Гильгамеше, правителе Урука (один из шумерских городов-государств), который стремился к вечной жизни. Это самая старая эпическая поэма из всех, что мы знаем, и в свое время она конечно же была очень популярна. Сказание о Гильгамеше, видимо, оказало воздействие на греческую легенду о Геракле, да и само дерево жизни в саду Едема, скорее всего, появилось не без влияния Гильгамеша и его поисков.
Но, кажется, такое естественное изменение существующего календаря невозможно. В основном из-за нежелания большинства населения Земли – иудеев, христиан и мусульман (в этом солидарных) – вносить какие-либо изменения в их собственную идею недели, пришедшую из их собственной религии.
Подведем итоги. Первая случайность: семь наблюдаемых на небе «планет». Вавилоняне связывают их астрологически с днями недели. Далее, авторы «Жреческого кодекса» сохраняют вавилонскую неделю, но очищают ее от всего, по их мнению, «ненужного» и связывают с преданием о сотворении мира. И в результате мы обречены и дальше жить по столь неуклюже составленному календарю, хотя нет ничего проще, чем привести его в порядок…
4. Вот происхождение неба и земли, при сотворении их, в то время, когда Господь Бог создал землю и небо,
63. Фраза завершает историю сотворения мира своего рода суммирующей ремаркой. В современной редакции это звучало бы примерно так: «Таковы этапы создания неба и земли».64. В этом месте искусственное деление библейских книг на стихи приводит к очевидному стилистическому огреху. Стих вмещает в себя завершение рассказа о сотворении и одновременно начало другого, причем разделены они только запятой. В Пересмотренном стандартном тексте Библии вместо запятой стоит точка, и весь пассаж читаем так:
"Вот происхождение неба и земли, при сотворении их.
В то время, когда Господь Бог создал землю и небо".
Но и в этой редакции последняя запятая сохраняется, отчего стих снова обрывается на середине.
Конечно, правомерен вопрос: а откуда нам известно, что на четвертом стихе главы второй книги Бытие начинается какая-то новая история сотворения мира? В конце концов, с традиционной точки зрения вся Библия богодухновенна в каждом своем слове и посему не может содержать каких бы то ни было ошибок и внутренних противоречий (за исключением внесенных при переписываниях и переводах). Тогда начинающаяся отсюда, с комментируемого стиха, «другая история сотворения мира» – всего лишь приложение к первой и должна во всем ей соответствовать. Можно даже рассматривать эту «другую историю» не как еще одну, дополнительную, но просто как более подробный пересказ уже изложенной.
На самом деле отличие разительное, вплоть до мельчайших деталей, не говоря об общем духе изложения. Язык второй версии гораздо примитивнее, и желающему – несмотря ни на что – все же подогнать ее под только что рассказанную предстоит пройти дорогой кружной и извилистой. Куда логичнее и правдивее признать (хотя это потребует невыносимого для верующего отказа от «теории» богодухновенности Библии), что уже рассказанная история сотворения мира основывалась на последних – для своего времени – научных данных. А вторая, следующая за ней, – на фольклоре, преданиях, словом, источниках гораздо менее серьезных.
Вполне вероятно, что эта новая версия имела хождение, по крайней мере частичное, до вавилонского плена, и к ней так привыкли, что не было никакой возможности полностью исключить ее из окончательного текста Библии. Поэтому древние редакторы, чьи старания и привели к тексту, известному нам сейчас, поместили равноправно обе версии, вполне отдавая себе отчет в предпочтительности – с точки зрения глубины мысли и языка – версии, содержавшейся в «Жреческом кодексе». А задачу как-то увязать концы с концами благоразумно перебросили на будущих читателей…
65. Вот оно – первое и яснее ясного указание на смену версий: впервые прозвучало обращение «господь бог» (в предшествовавших 34 стихах стояло просто «бог»).
Еврейское слово, которое должно бы стоять на месте «господа», состоит из четырехбуквенной аббревиатуры; ближе всего в английском языке она передается буквами YHVH. Так как первые попытки рационального толкования Библии предприняли немецкие ученые, от них пошло и другое сочетание – JHVH (произношение, впрочем, то же самое). «Слово» YHVH (или JHVH) получило название «тетраграмматона» (от греческого «четырехбуквенный»).
Это – собственное имя бога. И одно то, что оно впервые произнесено, казалось бы, должно означать следующее: в библейский рассказ о сотворении мира внедрился новый автор, и читатель, таким образом, отныне имеет дело с другим источником. Однако «гипотеза» о сосуществовании даже двух библейских источников (некоторые ученые считают, что их, как минимум, четыре) кое-кому показалась столь невыносимой, что спешно потребовались какие-то иные объяснения.
Их было выдвинуто предостаточно. Утверждали, например, что обращение «бог» относится к божественной ипостаси строгого судии, в то время как «господь бог», мол, намекает на миролюбие и милосердие… Но все подобные трактовки выглядели искусственными и неубедительными. Предположение о двух источниках начальных глав Библии и по сей день остается самым простым и убедительным.
Различие в титуловании всевышнего прямо говорит о примитивности второго источника по сравнению с «Жреческим кодексом». Представление о трансцендентном божестве, которое можно запросто окликнуть по имени, легко подводит к мысли о том, что и облик его, и эмоции, и все прочее также напоминают наши собственные, человеческие. Авторы «Жреческого кодекса» подобных сравнений тщательно избегали.
Между прочим, «господь бог» – это не имя бога и даже не перевод аббревиатуры YHVH. На деле все гораздо запутаннее. По-настоящему мы даже не знаем, как вообще переводить это загадочное YHVH, не знаем, что это может значить на современном языке. Есть различные предположения, например такое: в аббревиатуре заключена фраза, соединяющая все времена глагола «быть» – настоящее, прошедшее, будущее. Тогда YHVH – это некто или нечто, кто (что) «был, есть и будет» (не самое неудачное имя для вечно существующего бога).
Так как древнееврейское представление о всевышнем отличалось большей экзальтированностью, отвлеченностью, верующие иудеи старались не осквернять священное имя простым его произнесением. Обычай требовал вместо имени ставить «титул». И при появлении в библейском тексте или в литургическом песнопении сочетания YHVH евреи считали более подобающим восклицать вместо этого «адонай» («господь»). Так «YHVH Элохим» превратилось в «адонай Элохим», переводимое как «господь бог».
Древнееврейская письменность окончательно запутала дело. Она строится только на согласных, гласные не указываются; но для тех, кто знал язык, нетрудно было произвести мысленную корректировку. Однако, по мере того как древнееврейский язык постепенно отмирал и в период вавилонского плена общепринятым стал арамейский (имеющий все особенности древнееврейского), была разработана система подчеркивать определенные буквы… В конце концов загадочное сочетание YHVH превратилось в «Яхве» (Иегова).
Каким оно, это имя бога, было в действительности, мы не можем сказать уже хотя бы потому, что не осталось записей правильного произношения гласных в древнееврейских письменных текстах (авторам их не откажешь в предусмотрительности). Лишь первосвященнику дозволялось произнести вслух истинное имя бога. И только в совершенном одиночестве, в святая святых – специальном помещении внутри Храма. И не в любое время, а только в еврейский религиозный праздник йом-киппур… Но вот уже два тысячелетия нет ни первосвященника, ни Храма – в том смысле, какой придает им Библия.
Остается добавить, что новая версия сотворения мира получила название «Яхвист» (от Яхве). Предания, составившие ее основу, имели хождение в южных областях территории, занятой израильскими племенами; между 953 и 586 годами до новой эры на этой территории образовалось царство Иудейское.
5. и всякий полевой кустарник, которого еще не было на земле, и всякую полевую траву, которая еще не росла, ибо Господь Бог не посылал дождя на землю, и не было человека для возделывания земли,
66. Здесь язык Библии короля Якова не совсем ясен. Если бы мы попробовали пересказать разговорным языком окончание четвертого стиха вкупе с пятым, то у нас получилось бы следующее: «Когда господь бог создал землю и небо, то поначалу там не было ни растительности, поскольку дожди еще не шли, ни человека для возделывания земли– его еще только предстояло создать».В мифе о сотворении, изложенном в «Жреческом кодексе» – этот миф был целиком и полностью заимствован у вавилонян, – вода поначалу была господствующей стихией, царил своего рода водяной хаос, и на третий день бог вынужден был раздвинуть воду, чтобы земля могла появиться на свет. Это вполне соответствует воззрениям вавилонян на изначальное состояние мира, ибо Вавилон был речной цивилизацией, и жители его должны были постоянно бороться с наводнениями.
Сухая земля представлялась им драгоценностью, которую можно было отвоевать у прожорливых вод лишь с большим трудом.
Миф о сотворении, содержащийся в «Яхвисте», также был скопирован с вавилонской легенды – правда, с меньшей избирательностью. Причем процесс переосмысления легенды длился довольно долго – за этот период можно было внести определенные изменения, соответствующие условиям иного места действия. Древние евреи обитали в основном в пустынях, и для них естественной (даже слишком уж естественной!) представлялась как раз сухая земля, в то время как вода ценилась очень высоко и считалась божьим даром.
«Яхвист», таким образом, начинается с описания сухой, бесплодной земли, лишенной жизни. Нет никаких упоминаний о свете, небе или небесных телах. В центре внимания – лишь Земля и ее будущие обитатели. Концепция сотворения мира предстает здесь в более ограниченном виде, чем в «Жреческом кодексе», но зато картина Земли, которая изначально суха, ближе к современным научным воззрениям на этот счет, чем картина, нарисованная в «Жреческом кодексе», где Земля изначально покрыта водой.
6. но пар поднимался с земли и орошал все лице земли.
67. Еврейское слово «эйд», переводимое здесь как «пар», – очень редкое, оно встречается в Библии еще лишь раз (Иов. 36: 27). Перевод не очень точный, это может быть и «поток воды», и даже «наводнение».Так и тянет предположить, что слово это обозначает подъем воды из глубин первобытной суши, в результате которого образуются океаны и прочие водоемы. Таким образом, если в «Жреческом кодексе» суша возникает в результате отделения от первобытного грязевого океана, то в «Яхвисте» первобытная суша производит на свет океаны.
Опять «Яхвист» – более простой из двух – оказывается ближе к современному научному взгляду на происхождение Земли, причем в данном случае сближение просто удивительное. Как я объяснял выше, ныне считается, что океаны и атмосфера образовались во вторую очередь – когда твердый материал, из которого первоначально состояла сухая, лишенная атмосферы Земля, начал медленно выделять жидкие и газообразные вещества – будущие оболочки планеты.
7. И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою.
68. Раз всюду вода, то она вполне могла быть перемешана с глиной, и тогда человека, по-видимому, можно было сформировать точно так же, как гончар формует горшок. Действительно, стих сформулирован таким образом, что неизбежно возникает картина, в которой господь бог и впрямь выступает в роли гончара, в буквальном смысле лепящего фигурку человека.Легенды о начале человеческой расы повествуют, как некое божество формует первых людей из глины. Таковы египетские, вавилонские и греческие мифы. В древнегреческой мифологии первых людей вылепил титан Прометей.
В далекой древности гончарный круг был самой тонкой технологической новинкой, при помощи которой можно было производить сложные формы. Однако, каким бы естественным ни был для наших предков образ человека как глиняного горшка сложной формы, он никак не соответствует современному научному представлению. Молекулы в глине вовсе не те, что в живой ткани. Если бы Библия описывала, что человек сформован из угольной пыли и воды, это было бы куда более впечатляющим.
В данном стихе «человек» обозначается еврейским словом «адам», а «прах» по-еврейски – «адама». Это не просто совпадение. Древние люди не считали слова игрой ума и не брали их «из головы». Как я упоминал ранее, они считали естественным, что имя принадлежит той или иной вещи как неотъемлемый признак и что все характеристики этой вещи переходят также и на имя.
Если два слова похожи, значит, между вещами, которые они обозначают, должна обнаружиться определенная связь. Это все равно как если бы мы задумались, почему приспособление, удерживающее судно, называется «якорь», а потом решили, что здесь связь та же, что между деревом и корнем – «яко корень». Когда подобная словесная игра затевается шутки ради, она называется каламбуром, когда в нее вкладывают серьезный смысл, это именуется «народной этимологией». Ранние книги Библии полны «народной этимологии».
Если слова «адам» и «адама» случайно оказались похожими, это совпадение должно было служить прекрасным доказательством, что человек, действительно, изначально был сотворен из праха. Не исключено также, что слово «адам» произошло от «адама» уже после того, как родилась легенда, – и таким образом было заменено какое-то древнее слово, обозначавшее человека, или все произошло наоборот, и заменилось старинное слово, обозначавшее «прах».
Отметим, что по легенде о сотворении, содержащейся в «Жреческом кодексе», человек появляется на свет позже всех прочих живых существ, причем по особому приказу бога. Это – высший акт творения, и человек далее помещается во Вселенную, которая уже до последней детали готова к принятию его.
С другой стороны, согласно «Яхвисту», человек появляется на свет первым из всех живых существ. Бог буквально лепит его, как это делал бы горшечник, затем выпускает в пустой, бесплодный мир и уж только после этого устраивает для него подходящую среду. Это куда более примитивная картина.
69. Даже при том условии, что в роли горшечника выступает сам господь бог, появившаяся на свет глиняная фигурка – какой бы замечательной внешностью она ни обладала – столь же мертва, как и бесформенный ком глины или праха, послуживший для нее строительным материалом. Для того чтобы она стала чем-то большим, чем прах, требуется божественная магия жизни. Это не что иное, как дыхание, а под дыханием, как я пояснял ранее, подразумевается дух божий. Другими словами, в неживой, отформованный кусочек материи вдохнули малую толику духа божьего, и кусочек ожил.
С современной научной точки зрения, впрочем, мы знаем, что дыхание столь же материально, как и все остальное тело человеческое, и оно не годится для того, чтобы воплощать нематериальную сущность жизни или самого бога. Если уж на то пошло, то в природе вообще нет такой материальной субстанции, которая воплощала бы в себе самую сущность жизни, скорее можно говорить о высокой сложности организации материи, которая приводит к появлению жизни. Жизнь – это все же не вещь, а биохимический и биофизический процесс.
Для того чтобы стих получил звучание, более приближенное к научному языку, его можно перефразировать следующим образом: «И создал господь бог человека из праха земного, а затем придал праху высокую сложность организации, свойственную живому».
70. «Душа» – это перевод еврейского слова «нефеш». Очень трудно сказать, что оно означает.
Пожалуй, лучшим переводом было бы: «и стал человек живым существом».
В наше время распространена точка зрения, что душа – это некая духовная субстанция, абсолютно нематериальная, которая входит в человека при рождении (или при зачатии) и покидает его во время смерти; что это бессмертная составляющая человека, которая не рождается и не умирает, но находит временное пристанище в человеческом теле на период краткого пребывания бренной оболочки на Земле. В сущности, все подобные представления – наследие греческой античной философии, и в данном смысле «душа» – это перевод греческого «псюхе», а не еврейского «нефеш».
С научной точки зрения нет никаких свидетельств в пользу существования души или любой другой нематериальной субстанции, которая покидала бы тело после смерти. Смерть – это такой момент, когда сложная организация живого организма распадается до предела, после которого составные части уже не в силах поддерживать тот комплекс химических и физических превращений, что мы называем жизнью.
В последние годы время от времени появляются сообщения людей, побывавших в состоянии клинической смерти, которые после реанимации рассказывают о якобы пережитых ими эпизодах «загробной жизни». Это весьма субъективные сообщения, которые ретивые исследователи буквально вытягивают из очень больных людей. Насколько я знаю, ни один уважающий себя биолог не принимает их всерьез.
8. И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке, и поместил там человека, которого создал.
71. Судя по «Яхвисту», бог только после сотворения человека приступил к созданию удобной для него среды. В частности, он сотворил для человека пищу – в виде растительности.В «Жреческом кодексе» сотворение растительности описано просто: «И сказал Бог: да произрастит земля зелень…» – божьего слова было достаточно.
Вполне возможно, что именно это имелось в виду и в «Яхвисте» – в том месте, где «пар… орошал все лице земли», но «Яхвист» не оговаривает особо данный вопрос, хотя, предвижу, мне могут возразить, будто это само собой разумеется. (Очень опасный аргумент. Если что-то одно само собой разумеется, то и почти все на свете тогда тоже может разуметься само собой.)
Даже если рай, упомянутый в этом стихе, означает клочок земли, специально обустроенный богом для нужд человека в мире, уже покрытом растительностью, все равно любопытно, что бог «насадил» этот рай.
Мне опять могут возразить, что бог насадил его посредством слова и ничего больше и что это тоже само собой разумеется. Однако использование глагола «насадил» без всяких дополнительных объяснений неизбежно порождает образ бога-фермера – как раньше он был горшечником, – что вполне соответствует примитивной в целом картине мира, нарисованной древними авторами в «Яхвисте».
72. Где находился Едем, давший место раю? Неимоверное количество предположений – порой совершенно диких – было сделано на этот счет. Однако на самом деле здесь, скорее всего, вовсе нет никакой загадки.
Прежде всего, он находился «на востоке», то есть «на востоке» от того места, где складывалась эта легенда; другими словами, к востоку от Израиля.
К востоку от Израиля лежит Месопотамская низменность. Первая цивилизация, которая существовала в долине в нижнем течении Тигра и Евфрата, была шумерской, а на шумерском языке слово «едем» («еден») означает «долина».
Никто не знает в точности, откуда пришли шумеры, но если первоначально они спустились в эти края с гор, расположенных к северо-востоку (это весьма вероятно), то им вполне могло представиться, будто на равнине они попали в «Едем» – рай.
В горах, по всей видимости, было трудно с пищей, в то время как долина Двуречья выглядела отменно плодородной. При должной ирригации урожаи обещали быть обильными, земля – богатой, а жизнь – замечательной. Для шумеров это было все равно что прийти на равнине в сад – «сад в едеме».
Счастливая жизнь не могла длиться бесконечно. Население росло, и добывать пищу становилось все труднее. Шумерские города-государства стали вздорить по каждому поводу – пошли войны. Вполне вероятно, что со временем у жителей долины родилась тоска по далекому прошлому Шумера, когда этот край действительно был «садом Едемским»; в конечном итоге данный оборот стал символизировать далекий золотой век, и уже с немалым трудом можно было отождествить утерянный рай с тем ареалом, в котором шумеры продолжали жить и для которого золотой век давно закончился.
В еврейском языке «еден» означает «радость», «удовольствие», но это созвучие с шумерским «еден» – чистой воды случайность, поскольку два языка никак не связаны друг с другом. (В сущности, шумерский не похож ни на один из известных нам языков.) Так или иначе, а значение еврейского слова, случайно совпавшего с шумерским, сыграло свою роль: сложилось представление, будто «Едем» – это мистический термин, лишенный конкретного географического смысла, и в таком случае то место, где поначалу обитал род человеческий, было попросту «садом радостей земных», а названия у него не существовало вовсе.
Впрочем, самым разумным тем не менее было бы предположить, что смысл этого стиха таков: «Господь бог насадил сад на востоке, в Шумере».
73. Таким образом, из данного стиха следует сделать вывод, что первый человек обитал в Шумере.
С научной точки зрения это не так. Как уже довольно твердо установлено, первые существа, которых мы можем назвать гоминидами, появились в Восточной Африке – сейчас это территория Кении и Танзании. И только спустя сотни тысяч лет гоминиды добрались до долины между Тигром и Евфратом. (С другой стороны, мы до сих пор не знаем, где родина тех первых существ, которых уже можно считать Homo sapiens.)
Хорошо, предположим, мы имеем в виду «цивилизованного человека». Первая цивилизация, которая продвинулась достаточно далеко, чтобы изобрести письменность, была опять-таки шумерская. Письменностью здесь стали пользоваться примерно с середины четвертого тысячелетия до нашей эры. Все иные цивилизации, включая египетскую и китайскую, развили у себя письменность уже после шумеров. Помимо всего прочего, шумеры были первыми также и в математике и в астрономии.
Поэтому, если, говоря о сотворении богом человека, мы имеем в виду не просто первых людей, но первых цивилизованных людей и считаем, что это произошло в Шумере, то, по крайней мере, последнее утверждение соответствует историческим фактам.
9. И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла.
74. Очевидно, Сад – или Рай – был задуман таким образом, чтобы содержать все необходимое для удовлетворения нужд и желаний человека, и впоследствии он стал восприниматься как идиллическое место, где царит само совершенство, – «парадиз» (это слово, пришедшее в греческий язык из древнеиранского, означает «парк» или «сад»).В легендах и мифах очень распространена тема золотого века, якобы имевшего место в далекой древности, – времени, когда люди не знали никаких забот, а еды было такое изобилие, что ее можно было снимать с деревьев безо всякого труда. А почему бы и нет? Каждый человек при определенных обстоятельствах может вспомнить и свой собственный золотой век – пору юности. Даже если это был не совсем золотой век, тем не менее именно таковым временем молодость воспринимается в старости, когда все хорошее всплывает в памяти в первую очередь, а все плохое подергивается дымкой странной привлекательности.
Как правило, социумы тоже возвращаются памятью ко временам золотого века. Я уже упоминал ранее, как в шумерском обществе зрело недовольство, вызванное ростом населения, что привело к междоусобным войнам. Затем, около 2500 года до нашей эры, страной завладел Аккад, и в Двуречье возникла империя, где уже сами шумеры занимали подчиненное положение. Как же было шумерам, преисполненным ностальгии и тоски, не обращаться к той поре, когда они жили свободно и счастливо, – к великой поре золотого века «в Едеме» («на равнине»)?
В течение многих столетий предания о саде Едемском переходили от поколения к поколению; легенда о рае в Шумере, где все было хорошо и замечательно, жила еще долго после того, как сами шумеры – люди, которые впервые ее поведали, – сошли с исторической сцены, их культура угасла и исчезла, а язык был забыт, и наконец достигла израильтян, которые пересказали ее на свой манер и распространили по всему свету.
75. Как видно, дерево жизни – это такое дерево, плоды которого, будучи съедены, даруют бессмертие. С подобной бесхитростной концепцией мы часто сталкиваемся в древних мифах.
Человеку трудно жить с осознанием собственной смертности. Насколько можно судить, мы – единственные живые существа, которые осознают неизбежность смерти; неизбежность не только смерти вообще, но и – главное – персональной смерти. (Может быть, наша вера в бессмертие души и загробную жизнь – это способ перехитрить, обойти совершенно неприемлемый факт неизбежности смерти.)
В мифах же боги почти всегда бессмертны. Видимо, здесь тоже есть определенная хитрость: боги знают какой-то секрет, но не сообщают смертным. У многих культур есть легенды, герои которых ищут секрет бессмертия – увы, безуспешно: мы все еще смертны.
В Древнем Шумере была легенда о Гильгамеше, правителе Урука (один из шумерских городов-государств), который стремился к вечной жизни. Это самая старая эпическая поэма из всех, что мы знаем, и в свое время она конечно же была очень популярна. Сказание о Гильгамеше, видимо, оказало воздействие на греческую легенду о Геракле, да и само дерево жизни в саду Едема, скорее всего, появилось не без влияния Гильгамеша и его поисков.