Страница:
Как торговцы и предполагали, параллельный мир встретил буйных пришельцев сурово: наглых колдунов-авантюристов отлавливали и сжигали на кострах, волхвов-душегубцев топили в прорубях и выгребных ямах, вороватых чародеев протыкали осиновыми кольями... Принятые жителями меры по защите от незваных гостей оказались весьма действенными – волна нахальных эмигрантов стала понемногу спадать. Чему, между прочим, здорово посодействовали и сами купцы: они втихую «сдавали» пришлых магов местным антиколдовским службам, в первую очередь инквизиции; также купцы не брезговали и платной помощью наемных убийц, оборотней-серпенсов, обитавших в подземных лабиринтах мира колдунов, – торговля с параллельным миром обещала быть настолько выгодной, что гопники-конкуренты убирались безжалостно и повсеместно.
Со временем торговые отношения между двумя мирами стали постоянными и взаимовыгодными; о существующем положении дел никто из обычных жителей параллельного мира не знал – ни в России, ни в Америке, ни в Японии, ни где бы то ни было еще. В курсе были лишь главы правительств, да и то далеко не все, только члены Содружества, которых Содружество и сделало главами правительств... Хотя во многих странах, не ведая того, пользовались купленными в колдовском мире производственными технологиями и лекарственными препаратами. Например, телевидение выросло из устаревшей и снятой с производства модели военного дальновидения типа «яблочко-тарелочка», а пресловутая операционная система Windows была не чем иным, как частным случаем оцифрованного заклинания по одушевлению самолепных големов, ненадежного и капризного. Что уж говорить о пенициллине, виагре и аспирине...
Всеми делами здесь ведало Содружество, сообщество настолько иерархическое и закрытое, что по сравнению с ним самая законспирированная мафия выглядела оплотом демократии и гласности.
Единственным неудобством в торговле было то, что канал между мирами действовал не часто, во многом зависел от фаз Луны и активности Солнца, да и от времени года тоже зависел. Маги колдовского мира давно бились над этой задачей, но у них пока что ничего не получалось – модификации путеводное заклинание не поддавалось. Какое есть, такое и есть.
Откуда взялись Гонцы, никто не знал. Возможно, они были всегда, ведь недаром существует множество легенд о людях, побывавших в опасной стране фей (как по малограмотности называли всех жителей колдовского мира те путешественники) и вернувшихся оттуда; опять же, древние сказки о драконах, фениксах и оборотнях, о песиголовцах и кошколюдях, о том, чего в параллельном мире никогда не водилось.
Главным было то, что Гонцы умели, невзирая на лунные фазы и времена года, запросто переходить из мира в мир. Причем безо всяких каналов, чем и пользовалось Содружество, взяв Гонцов под свою опеку: срочные и секретные послания или особо ценный груз доверялся только им. Гонцы могли доставлять из мира в мир немного, сколько можно было унести на себе, но порой и этого было достаточно; Содружество не скупилось на оплату Гонцам – срочность важнее денег – и закрывало глаза на мелкую контрабанду, проносимую Гонцами, – такие пустяки Содружество не волновали.
А еще Гонцы были бессмертными. Не в физическом – в ментальном понимании: умирая, Гонец передавал свой жизненный опыт преемнику, и тот наследовал знания всей линии предыдущих Гонцов. Но передавать тот опыт можно было только мужчинам, женщины для этого не годились. Как, впрочем, и маленькие дети тоже.
Гонцов было мало, очень мало: убивать их категорически запрещалось в обоих мирах... Ну а если Гонца все же убивали – мало ли что он натворил, тоже ведь человек со своими страстями и пороками! – то обязательно в людном месте, чтобы Гонец успел отдать свой дар другому человеку. Убийство Гонца без возможности передачи умения каралось беспощадно: за убийцей (и теми, кто стоял за ним) начиналась охота в обоих мирах, спрятаться от которой было невозможно.
Видимо, произошло нечто из ряда вон выходящее, если серпенс-наемник решил уничтожить всю линию Гонца Эрона вместе с его случайным преемником – и созрело это решение у серпенса внезапно, скорее всего когда он увидел эскиз Игоря... Похоже, за убийцей-оборотнем стоял кто-то, ничуть не боявшийся той охоты...
– Да. – Игорь тряхнул головой, с силой потер лоб, останавливая поток чужих воспоминаний. – Теперь мне все ясно.
– А почему убили Эрона? – с живым интересом подался вперед Наместник. – Это ты знаешь?
– Н-нет, – неуверенно ответил Игорь, – пока не знаю. Оно все как-то кусками вспоминается, непоследовательно. То одно, то другое...
– Всему свое время, – огорченно вздохнул Наместник. – Но главное ты понял. Что ж, Гонец Гор, ты принят на службу, вот твой меч. – Наместник взял со столика холщовый сверток и торжественно протянул его Игорю. – Эрон оставил на хранение. Ходить по городу с мечом на поясе у нас не положено, но в ином мире без оружия никак нельзя.
Игорь взял сверток, ощутил привычную тяжесть: он уже знал, какой меч находится внутри. Знал его досконально – каждую царапину на потертых ножнах, каждый виток шнурка, обвивающего рукоятку; помнил шероховатость кожи ската под шнуровкой и блеск отточенной стали клинка в солнечном луче. Катана – оружие самураев эпохи Синсинто, боевое и неоднократно проверенное в деле... проверенное не Игорем, но он той проверке доверял полностью.
– Думаю, на сегодня достаточно. – Наместник повел рукой в сторону выхода. – Вспоминай, Гор! Когда будешь готов к работе, приходи.
Поняв, что аудиенция закончена, Игорь встал, коротко поклонился Наместнику и, взяв сверток под мышку, пошел к двери. Но на полпути остановился, обернулся и спросил в недоумении:
– А... э-э... а как я попаду в тот колдовской мир? Я же понятия не имею, как оно делается! Наместник усмехнулся, махнул рукой:
– Сам разберешься, – и отвернулся к камину. На улице все еще было темно, хотя чувствовалось приближение утра: луна ушла за новорусские замки, спряталась где-то за непрочными жестяными колпаками и светила оттуда, расчерчивая улицу косыми тенями; звезды на небе, и без того еле видимые, затянуло легкой серой дымкой. Игорь вышел за чугунную калитку, закрыл ее и пошел домой, погруженный в мысли – очень, очень много чего нового он узнал за последний час, это надо было непременно обмозговать...
Игорь шел задумавшись, не глядя по сторонам. И потому нападение оказалось для него совершенно неожиданным, хотя нападавший и не скрывался, не прятался в тени: ждал, стоя посреди улицы, с агрессивно всклокоченной бородой, выпирающим из расстегнутого ватника животом и с лихо заломленной на затылок кроличьей шапкой.
– Попался, вражина! – радостно воскликнул здоровяк, цапая Игоря за грудки и притягивая к себе. – Влип, шпиен американческий! Все, узнал я, где ваше шпиенское логово окопалося, ужо ФСБ вам перцу задаст, буржуи проклятые! – Поворачивая туда-сюда голову, отчего борода метлой елозила по лицу Игоря, следопыт-шпионоборец завопил на всю улицу: – Граждане добрые! Я шпиена арестовал! Граждане, выходите, свидетелями будете! Граждане...
Где-то наверху хлопнуло окно, вслед за чем на шапку бородача грохнулась початая алюминиевая банка пива.
– Гражданин, ты не прав! – гневно крикнул в сторону закрывшегося окна бородач. – Ты не патриот, гражданин! Террорист ты после этого, а не патриот!
– Слушай, отстань. – Игорь начал злиться. – По-хорошему прошу – отпусти. Не то...
Здоровяк, не слушая Игоря, облапил его, как медведь улей.
– Прав, прав был полковник, – хлопотливо забормотал шпионоборец, норовя дать Игорю подножку, – здесь не только шпиенство в крупной форме, здесь вообще антинародная коалиция проживает... Ужо мы вам!
Игорю вся эта возня надоела. Выскользнуть из неуклюжих объятий ничего не стоило, но мешал меч под мышкой, а бросать оружие Игорь не хотел. Он обхватил бородача одной рукой, слегка приподнял – и откуда силы-то взялись! – чтобы правильно уронить его, одновременно вынырнув из захвата, и... И тут, то ли от напряжения, то ли от злости, он вспомнил, как проходить из своего мира в мир колдовской: не через особую дверь, не через зеркало или отражение в воде, а через ощущение, особое, необъяснимое... которое тут же возникло, полыхнув моментом истины, и пропало.
Право же, не вовремя вспомнилось оно Игорю, ох и не вовремя! Потому как в тот же миг перенесся Гонец по имени Гор в мир фей, колдунов и оборотней с патриотом-следопытом в обнимку. Впрочем, о том, что они перенеслись, Игорь понял не сразу, никакими спецэффектами перенос не сопровождался: не раскололось от молнии небо, не загрохотал гром, не заклубился вонючий серный дым... Хотя нет, кой-какой запашок все же появился – резкий запах свежего навоза. И еще стало гораздо светлее: в колдовском мире наступало утро.
– Ексель-моксель! – ахнул бородач, уставившись остекленелым взглядом куда-то вдаль, над головой арестованного им шпиона. Игорь воспользовался моментом и уронил-таки доморощенного следопыта в удачно оказавшуюся рядом навозную кучу, заодно выскользнув из захвата. А уж потом и сам огляделся.
Колдовской мир назывался Квоар, вспомнил Игорь, а город – Великий Ростон, хотя ничего особо великого в нем не было, город как город, не слишком маленький, но и не слишком большой. Во всяком случае, до столичных масштабов он никак не дотягивал. Географически находился Ростон аккурат на том же месте, что и город, откуда только что прибыла сцепившаяся парочка, и во многом походил на своего двойника, даже расположение некоторых улиц совпадало, один к одному.
Улочка, на которой оказались Игорь и гражданин патриот, была не из центральных, тихая и узкая, мощенная тесаным булыжником; по обеим ее сторонам тянулись чугунные решетки из часто поставленных копий с нацеленными в небо черными наконечниками. За решетками непролазной чащей рос кустарник и зеленели деревья – вдали, над верхушками деревьев, виднелись остроконечные колпаки крыш, но не жестяных, а черепичных. Правда, флагов над ними не было, не дозволены вымпелы на шпилях типовых малых замков. Из тех, что для среднего класса.
То, что удивило бородача, уже улетело куда как далеко – большая стая мигрирующих фениксов, огненных птиц, из-за них между защитниками природы и городскими пожарными до сих пор шло разбирательство, на котором было сломано немало копий – как в прямом, так и в переносном смысле.
– Вот ты какая, Америка буржуйская, – уныло пробурчал здоровяк, поднимаясь с навозной кучи и меланхолично счищая с себя ошметки пальцем, – знал я, что все тут не по-людски, но чтобы настолько! У нас-то коровы на улицах не гадят, нет! Сволочь ты, шпиен, и все тут... Нет чтобы сдаться и честно сесть в тюрьму навсегда, взял и окаянным способом меня в свою Америку уволок! Зачем ты это сделал, зачем? Охо-хо, какой я ужасно несчастный...
Тем временем Игорь, посмеиваясь, сорвал бечевку со свертка и вынул из него меч, ножны которого были обмотаны узорчатым поясом. Игорь подпоясался и, уперев руки в бока, снисходительно посмотрел на здоровяка.
– Тебя как, несчастный, зовут-то? – Игорь отшвырнул ногой упаковку от меча к ближайшей решетке. – И учти, мы вовсе не в Америке. И, между прочим, не в нашем мире... Так что давай без вранья, начистоту, не то брошу тебя здесь и останешься ты навеки... хм-хм... ужасно несчастным.
– Агапий я, – угрюмо ответил бородач, вытирая палец о ватник. – Можешь называть просто Агапом, я не против. – И тут же уверенно добавил: – Брешешь ты все, американ пакостный! Что я вашу американческую страну не знаю, э? Вон крылатые ракеты куда-то полетели, аж пламя на полнеба! Опять, значит, захватнические инстинкты мускулами играют... – Агап снял с головы шапку и утер ею потное лицо. – Жарко у вас, – пожаловался он американу с мечом, – совсем природу сгубили! Парковый эффект поразвели, понимаешь, с озонутыми дырками до кучи. Тьфу, буржуйская держава! И все тут.
– Парниковый, – механически поправил Агапа Игорь. – Впрочем, ты прав, жарковато. – Игорь расстегнул куртку. – Наверное, здесь лето... Июль, скорее всего. Ладно, Агап, чего стоять-то, пошли.
– В российское посольство, да? – обрадовался бородач. – Сдаваться будешь? Эт правильно, это я одобряю. И про меня, про меня-то сказать не забудь! Как я тебя изобличил, во.
– Да ну тебя, – махнул рукой Игорь и направился по улице в ту сторону, куда улетели фениксы, они же американческие крылатые ракеты. Потому как идти было все равно куда – этот район города Игорь не помнил.
Агап тащился позади, покряхтывая и вздыхая, как дряхлый бабуин над гнилым бананом, одновременно бормоча себе под нос что-то о зловредности лиц буржуйской национальности; Игорь скоро привык к непрерывному бубнению за спиной, как привыкают к гудению старого холодильника на кухне, и не обращал на него внимания. Идти и смотреть по сторонам было необычайно интересно: воспоминания воспоминаниями, но личные впечатления куда как лучше! Хотя пока что впечатлений было маловато.
Мощеная улица вскоре закончилась, уткнувшись в бетонированный проспект, за которым поднималась высокая кирпичная стена с частыми сторожевыми башенками наверху: стена тянулась вдоль всей улицы, из башенок то и дело выглядывали скучающие стражники. Как назывался тот проспект и что было за стеной, Игорь определить не смог, слишком безлико – в городе хватало и проспектов, и стен, и стражников. Пока что он стоял и попросту смотрел по сторонам, пытаясь сообразить, в какую сторону идти. Хотя, если гуляешь по незнакомым местам с ознакомительной далью, то в общем-то какая разница куда...
На проспекте было оживленно: по широченной проезжей части, разделенной вдоль низким каменным бортиком, ездили кареты с золотыми и серебряными гербами на дверцах, разные кареты – черные и белые, красные и зеленые, всякие. Были среди них и дорогие, лаково блестящие, фасонистые, и простые – старые, обшарпанные. В некоторые из карет были запряжены обычные лошади, в некоторые – звери пострашнее: то рогатые кошки-переростки, то седые белки ростом с коня, то вообще невесть что о восьми ногах и без головы. Но с круглой зубастой пастью спереди и длинным голым хвостом позади.
Игорь, сунув руки в карманы куртки, с любопытством смотрел на зверей: как они зовутся и где водятся, он не знал, наверное, не самое ценное воспоминание было, затерялось где-то среди других, более важных... Единственное, что пришло ему на ум, это то, что ездовые звери в городе специально зачарованы и потому спокойно воспринимают друг дружку. Иначе бы здесь такая грызня и свалка началась, что ой-ой...
Пешеходов на узеньком тротуаре было мало, – видимо, проспект служил транспортной магистралью и для пеших прогулок не предназначался; те несколько человек, что прошли мимо Игоря, были одеты довольно странно, если не сказать нелепо. Впрочем, нелепо лишь на взгляд Игоря, но не Гонца: костюмы походили на те, что Игорь неоднократно видел в исторических фильмах. Прохожие кидали в сторону парня любопытствующие взгляды и, чему-то ехидно улыбаясь, шли дальше.
Поначалу Игорь не понял, в чем дело, но загадка быстро разрешилась сама собой.
– Ужыс, – замогильным голосом сказали рядом, – вот до чего ваши мутанческие эксперименты живность довели-то. – Сложив руки на пузе и скорбно глядя на кареты, возле Игоря стоял и пах навозом Агап. – ан говорил же вам трудовой народ: не клонируйте зверят, гадость получится! Вот, доклонировались, эхма...
– Ты бы хоть ватник снял, – посоветовал Игорь. – Выглядишь как бомж. И навоз, знаешь ли...
– А я и есть бомж, – невозмутимо ответил Агап, доставая из кармана ватника бинокль и нацеливая его на миловидную даму по другую сторону улицы. – И ничего в том зазорного не вижу. Вольный человек я! Э, какая цяця...
Словно почувствовав назойливый взгляд вольного бомжа, дама глянула в его сторону и легонько махнула рукой. Агап дернул головой, чуть не уронив бинокль, взвыл и схватился за щеку.
– Что, оса ужалила? – участливо поинтересовался Игорь.
– Не, – ошарашенно ответил бородач. – Тетка мне типа пощечину влепила... Аж пол морды онемело!
– А ты не подглядывай, дружок, – назидательно сказал Игорь. – Мы ж нынче в мире колдунов, будешь наглеть – не заметишь, как в козленочка превратишься. Вернее, в козла с рогами.
– Враки, – отрезал Агап. – Колдуны не в Америке живут, они в Зимбабвах в тумтумы стучат. – Но бинокль тут же спрятал, на всякий случай. – Есть хочу, – потирая щеку, озабоченно сообщил Агап. – Ты меня сюда приволок, ты за меня и отвечаешь. Пока я тебя в ФСБ не сдам...
– Слушай, надоел ты мне со своими стукаческими замашками, – возмутился Игорь. – Запомни: здесь нет ни ФСБ, ни ФБР, ни Массада, ничего нету! – И с сожалением понял, что Агап прав в одном: действительно, приволок его сюда Игорь, значит, он и впрямь за него в ответе. Хочет того Игорь или нет.
– Так не бывает, – уверенно помотал головой опытный бомж, – ежели большой город, то какая-нибудь служба безопасности в нем однозначно есть! Только прячется где-нибудь... Ну уж полиция-то наверняка имеется.
Полиция действительно имелась, в чем Игорь и Агап убедились немедленно: пока они толковали, к ним тихонько подъехала желтая карета без герба, запряженная страхолюдным безголовым существом; на крыше кареты, тараща глаза, сидела громадная синяя жаба. Из кареты, одновременно хлопнув дверцами, вышли двое в черной форме, в черных же беретах, в сапогах, с длинными кинжалами на поясах и с дубинками в руках.
– Нарушаем? – утвердительно спросил один из них, ростом повыше и, в отличие от напарника, с серебряным черепом на берете: видимо, старший. – Оскорбляем граждан внешним видом, взглядом и действием? Так, да? – Полицейский смотрел только на Агапа, Игорь его не интересовал. – Ты чьих будешь, смерд безоружный?
– Я? – Агап понурился, даже ростом стал как-то ниже. – Я ничьих, я сам по себе... Гуляю я, вот.
– Он со мной, – надменно сказал Игорь, положив руку на рукоять меча. – Какие-то проблемы, уважаемый? – Он подивился собственному поведению, но чувствовал, что говорить надо именно так. Надменно и вежливо.
– А вы, вольный, кто будете? – глянув сначала на меч, с подозрением смерил Игоря взглядом полицейский.
– Я – Гонец, – коротко ответил Игорь.
– Го-о-онец? – Врастяжку переспросил старший. Полицейские с ухмылкой переглянулись. – Много вас таких, гонцов-то. Как без документов и денег, так сразу: «Я – Гонец! У меня неприкосновенность!» Вот что, господин... э-э... Гонец, полезайте-ка в карету, в участке с вами разбираться будем. И холопа своего не забудьте! Быстро, быстро. – Старший многозначительно похлопал себя, по ладони дубинкой.
– Это произвол, – пискнул Агап. – Я буду жаловаться в ООН! – И трусцой побежал к карете, где младший полицейский уже открыл заднюю дверцу. Игорь, вздернув подбородок, с каменным выражением лица последовал за правдоборцем.
– Да хоть самому королю жалуйся, – равнодушно ответил младший, запирая за ними дверцу на ключ.
В карете было темновато: зарешеченное окошко в запертой двери, маленькое и грязное, света почти не давало; вдоль обитых железом стен тянулись две лавки. На одной, понурясь, сидел толстый гражданин в усыпанном звездами синем халате и таком же остроконечном колпаке, сидел и, вздыхая, флегматично ломал на кусочки черную палочку. Палочка, верно, была волшебной – при каждом переломе из нее сыпались разноцветные искорки.
– Садись, борец за права человека, – пригласил Игорь. – Отдыхай, все ж не пешком топать. – И сел на свободную лавку.
Агап, фыркая от возмущения, пристроился рядом.
– Ты слышал, как он меня обозвал? – Бородач повернулся к Игорю. – И слова-то заковыристые отыскал, жутко унизительные! Не, что ни говори, но хваленые права личности у американов кривые и не на те личности направлены! Не на наши, русские.
– Достал ты уже меня со своей Америкой! – Игорь закинул руки за голову, прислонился к холодному железу. – Тебе не кажется, что американцы и говорить должны по-американски? По-английски то есть.
– Эмигранты, – бодро ответил Агап. – А че? Пол-Америки сплошные эмигранты, оттого и русский знают. Отщепенцы, бежавшие от народной волны гнева, во как. Они на соотечественников особо злые, завидуют...
Карета стронулась с места, ускоряя ход, на крыше что-то пронзительно и ритмично завизжало. Наверное, сигнальная жаба очнулась.
– Ладно тебе. – Игорь зевнул. – Пусть будет Америка, черт с тобой... Хм, а ведь и в самом деле по-русски они говорили! Или не по-русски, а попросту какая-то языковая магия?.. А, какая разница. – Он толкнул Агапа локтем в бок. – Слушай, Агап, чего я хочу знать – имя твое у тебя настоящее или нет? При рождении дали или как?
– Какая разница? – уныло покосился на Игоря бомж. – Оно тебе надо?
– Есть разница, – заверил его Игорь. – Здесь это немаловажно.
– Как меня мамка с папкой назвали, я уже не помню, – сознался бородач. – Да и не в ходу у бомжей имена, кликухи только... Обозвали как-то Ага-пом, вот я им и стал. Хорошее имя! Наше, исконное, не Жоржик какой! Да, кстати, а тебя как зовут?
– Гор, – не задумываясь, ответил Игорь.
– Я ж и говорю, что шпиен ты, – охотно завел старую пластинку Агап. – Все вы там Горы, Буши и Моники, тьфу, креста на вас...
На противоположной лавке хрустнуло особо звучно: Игорь и Агап невольно посмотрели туда. Толстяк, доломав палочку, тихо растворился в воздухе; Агап с выпученными от удивления глазами осторожно перекрестил опустевшую лавку. Эффекта это никакого не дало, и Агап вернулся к теме разговора, сделав вид, что ничего особенного не случилось – одно слово, Америка, тут всякое бывает.
Однако Игорь прервал надоевший ему монолог:
– Ты как в пивном павильоне оказался-то? Ну, когда мужика там убили.
– Дык... – запнулся Агап, снял шапку и почесал голову. – Органам помогал, ясное дело. Подошел ко мне, значит, полковничий чин и сказал, что в пивнухе встреча шпиенов назначена. Главного, мол, ликвидируют во время той встречи, а кого он за руку схватит – за тем надо будет приглядеть, карманы ему пощупать да проследить, где живет. Сказал, чтобы я сидел в той пивнухе и ждал: как в ящик кто сыграет, так, стало быть, начинать пасти его соседа... Тыщу рублей аванса дал! Обещал столько же, когда работу выполню.
– А ну-ка покажи, – категорично потребовал Игорь. – Сдается мне, что обжулил он тебя с оплатой. Не мог оборотень столько денег отдать, зачем ему эти расходы...
– Ну да, – забеспокоился Агап, – хорошо, что напомнил. Нас же в участке шмонать будут, все отберут. – Бородач полез за пазуху, покопался там и выудил тщательно свернутую тряпицу. Он торопливо развернул ее и ахнул: в тряпице вместо денег оказались лишь увядшие листья.
– Во жулик, – обиженно сказал бородач, роняя листья на пол. – Ловкий какой! Когда же это он успел?
Игорь от души расхохотался.
– Ничего смешного, – сердито буркнул Агап, – просто с юмором человек оказался... Пошутил, эге! Вот вернусь, тогда все и отдаст, как обещал.
– Ну-ну, – согласно покивал головой Игорь. – Разумеется. Ты вот что, Агап, когда приедем на место, помалкивай, ладно? Соглашайся со всем, что я буду говорить. И не обижайся на всяких там холопов и смердов... Я тебя как своего слугу представлю, понял?
– Чего? – не на шутку возмутился свободолюбивый бомж. – Я – и в роли слуги? Да не бывать этому никогда! А ну вертай меня взад, домой! Хватит, наигрался я в ваши забористые игры, не хочу больше разведчиком быть! Твоя моя понимай?
– Я бы не против, – Игорь сложил руки на груди, – но, во-первых, я сейчас не помню, как это сделать... Ты знаешь, оно как-то само собой получилось, вдруг ни с того ни с сего получилось и исчезло. А во-вторых... – Что должно было быть «во-вторых», Игорь сказать не успел: карета резко остановилась, жаба на крыше захлебнулась воплем и умолкла, то ли сдохла от непомерных усилий, то ли ее выключили. В дверце лязгнул замок.
– Выходи, – сказал появившийся в дверном проеме младший полицейский. – Приехали.
Агап вышел из кареты последним и, заговорщицки понизив голос, спросил у полицейского:
– А кто у вас там на лавочке сидел-то? Ну, в синем халате и колпаке, он все палку ломал и вздыхал. Исчез, однако... Я, типа, не закладываю, я всего лишь узнать хочу: это просто обман зрения был или мне лечиться пора?
– В халате и с волшебной палочкой? – равнодушно переспросил младший, запирая дверцу. – Какой же это обман зрения? Обычный призрак Мерлина Неуловимого. Известный преступник при жизни был, а когда помер, с повинной являться стал, и нет ему ныне успокоения! Пока протокол на него не составят, так и будет маяться.
– А полиция– что? – Игорь замедлил шаг.
– Ничего. – Младший полицейский спрятал ключи в карман. – Пускай бессрочный срок мотает, заслужил... Вперед, не задерживаться!
– Круто у вас тут, – с уважением сказал Агап, привычно сложил руки за спину и потопал следом за Игорем
В участке было тихо: за канцелярским столом сидел полицейский все в той же черной форме, но уже с золотым черепом на берете и повязкой «Дежурный» на рукаве – офицер, наверное. На лице дежурного красовались неуместные для подобного места узкие пижонские очки с зеркальными стеклами. Офицер-дежурный писал что-то в толстой книге, не обращая внимания на прибывших. За светящейся решеткой, отгораживавшей часть помещения, сидели на лавке трое задержанных: один пьяный, в сонной прострации, а двое других вполне трезвые – те двое исподтишка резались в карты и на дежурного внимания тоже не обращали.
Со временем торговые отношения между двумя мирами стали постоянными и взаимовыгодными; о существующем положении дел никто из обычных жителей параллельного мира не знал – ни в России, ни в Америке, ни в Японии, ни где бы то ни было еще. В курсе были лишь главы правительств, да и то далеко не все, только члены Содружества, которых Содружество и сделало главами правительств... Хотя во многих странах, не ведая того, пользовались купленными в колдовском мире производственными технологиями и лекарственными препаратами. Например, телевидение выросло из устаревшей и снятой с производства модели военного дальновидения типа «яблочко-тарелочка», а пресловутая операционная система Windows была не чем иным, как частным случаем оцифрованного заклинания по одушевлению самолепных големов, ненадежного и капризного. Что уж говорить о пенициллине, виагре и аспирине...
Всеми делами здесь ведало Содружество, сообщество настолько иерархическое и закрытое, что по сравнению с ним самая законспирированная мафия выглядела оплотом демократии и гласности.
Единственным неудобством в торговле было то, что канал между мирами действовал не часто, во многом зависел от фаз Луны и активности Солнца, да и от времени года тоже зависел. Маги колдовского мира давно бились над этой задачей, но у них пока что ничего не получалось – модификации путеводное заклинание не поддавалось. Какое есть, такое и есть.
Откуда взялись Гонцы, никто не знал. Возможно, они были всегда, ведь недаром существует множество легенд о людях, побывавших в опасной стране фей (как по малограмотности называли всех жителей колдовского мира те путешественники) и вернувшихся оттуда; опять же, древние сказки о драконах, фениксах и оборотнях, о песиголовцах и кошколюдях, о том, чего в параллельном мире никогда не водилось.
Главным было то, что Гонцы умели, невзирая на лунные фазы и времена года, запросто переходить из мира в мир. Причем безо всяких каналов, чем и пользовалось Содружество, взяв Гонцов под свою опеку: срочные и секретные послания или особо ценный груз доверялся только им. Гонцы могли доставлять из мира в мир немного, сколько можно было унести на себе, но порой и этого было достаточно; Содружество не скупилось на оплату Гонцам – срочность важнее денег – и закрывало глаза на мелкую контрабанду, проносимую Гонцами, – такие пустяки Содружество не волновали.
А еще Гонцы были бессмертными. Не в физическом – в ментальном понимании: умирая, Гонец передавал свой жизненный опыт преемнику, и тот наследовал знания всей линии предыдущих Гонцов. Но передавать тот опыт можно было только мужчинам, женщины для этого не годились. Как, впрочем, и маленькие дети тоже.
Гонцов было мало, очень мало: убивать их категорически запрещалось в обоих мирах... Ну а если Гонца все же убивали – мало ли что он натворил, тоже ведь человек со своими страстями и пороками! – то обязательно в людном месте, чтобы Гонец успел отдать свой дар другому человеку. Убийство Гонца без возможности передачи умения каралось беспощадно: за убийцей (и теми, кто стоял за ним) начиналась охота в обоих мирах, спрятаться от которой было невозможно.
Видимо, произошло нечто из ряда вон выходящее, если серпенс-наемник решил уничтожить всю линию Гонца Эрона вместе с его случайным преемником – и созрело это решение у серпенса внезапно, скорее всего когда он увидел эскиз Игоря... Похоже, за убийцей-оборотнем стоял кто-то, ничуть не боявшийся той охоты...
– Да. – Игорь тряхнул головой, с силой потер лоб, останавливая поток чужих воспоминаний. – Теперь мне все ясно.
– А почему убили Эрона? – с живым интересом подался вперед Наместник. – Это ты знаешь?
– Н-нет, – неуверенно ответил Игорь, – пока не знаю. Оно все как-то кусками вспоминается, непоследовательно. То одно, то другое...
– Всему свое время, – огорченно вздохнул Наместник. – Но главное ты понял. Что ж, Гонец Гор, ты принят на службу, вот твой меч. – Наместник взял со столика холщовый сверток и торжественно протянул его Игорю. – Эрон оставил на хранение. Ходить по городу с мечом на поясе у нас не положено, но в ином мире без оружия никак нельзя.
Игорь взял сверток, ощутил привычную тяжесть: он уже знал, какой меч находится внутри. Знал его досконально – каждую царапину на потертых ножнах, каждый виток шнурка, обвивающего рукоятку; помнил шероховатость кожи ската под шнуровкой и блеск отточенной стали клинка в солнечном луче. Катана – оружие самураев эпохи Синсинто, боевое и неоднократно проверенное в деле... проверенное не Игорем, но он той проверке доверял полностью.
– Думаю, на сегодня достаточно. – Наместник повел рукой в сторону выхода. – Вспоминай, Гор! Когда будешь готов к работе, приходи.
Поняв, что аудиенция закончена, Игорь встал, коротко поклонился Наместнику и, взяв сверток под мышку, пошел к двери. Но на полпути остановился, обернулся и спросил в недоумении:
– А... э-э... а как я попаду в тот колдовской мир? Я же понятия не имею, как оно делается! Наместник усмехнулся, махнул рукой:
– Сам разберешься, – и отвернулся к камину. На улице все еще было темно, хотя чувствовалось приближение утра: луна ушла за новорусские замки, спряталась где-то за непрочными жестяными колпаками и светила оттуда, расчерчивая улицу косыми тенями; звезды на небе, и без того еле видимые, затянуло легкой серой дымкой. Игорь вышел за чугунную калитку, закрыл ее и пошел домой, погруженный в мысли – очень, очень много чего нового он узнал за последний час, это надо было непременно обмозговать...
Игорь шел задумавшись, не глядя по сторонам. И потому нападение оказалось для него совершенно неожиданным, хотя нападавший и не скрывался, не прятался в тени: ждал, стоя посреди улицы, с агрессивно всклокоченной бородой, выпирающим из расстегнутого ватника животом и с лихо заломленной на затылок кроличьей шапкой.
– Попался, вражина! – радостно воскликнул здоровяк, цапая Игоря за грудки и притягивая к себе. – Влип, шпиен американческий! Все, узнал я, где ваше шпиенское логово окопалося, ужо ФСБ вам перцу задаст, буржуи проклятые! – Поворачивая туда-сюда голову, отчего борода метлой елозила по лицу Игоря, следопыт-шпионоборец завопил на всю улицу: – Граждане добрые! Я шпиена арестовал! Граждане, выходите, свидетелями будете! Граждане...
Где-то наверху хлопнуло окно, вслед за чем на шапку бородача грохнулась початая алюминиевая банка пива.
– Гражданин, ты не прав! – гневно крикнул в сторону закрывшегося окна бородач. – Ты не патриот, гражданин! Террорист ты после этого, а не патриот!
– Слушай, отстань. – Игорь начал злиться. – По-хорошему прошу – отпусти. Не то...
Здоровяк, не слушая Игоря, облапил его, как медведь улей.
– Прав, прав был полковник, – хлопотливо забормотал шпионоборец, норовя дать Игорю подножку, – здесь не только шпиенство в крупной форме, здесь вообще антинародная коалиция проживает... Ужо мы вам!
Игорю вся эта возня надоела. Выскользнуть из неуклюжих объятий ничего не стоило, но мешал меч под мышкой, а бросать оружие Игорь не хотел. Он обхватил бородача одной рукой, слегка приподнял – и откуда силы-то взялись! – чтобы правильно уронить его, одновременно вынырнув из захвата, и... И тут, то ли от напряжения, то ли от злости, он вспомнил, как проходить из своего мира в мир колдовской: не через особую дверь, не через зеркало или отражение в воде, а через ощущение, особое, необъяснимое... которое тут же возникло, полыхнув моментом истины, и пропало.
Право же, не вовремя вспомнилось оно Игорю, ох и не вовремя! Потому как в тот же миг перенесся Гонец по имени Гор в мир фей, колдунов и оборотней с патриотом-следопытом в обнимку. Впрочем, о том, что они перенеслись, Игорь понял не сразу, никакими спецэффектами перенос не сопровождался: не раскололось от молнии небо, не загрохотал гром, не заклубился вонючий серный дым... Хотя нет, кой-какой запашок все же появился – резкий запах свежего навоза. И еще стало гораздо светлее: в колдовском мире наступало утро.
– Ексель-моксель! – ахнул бородач, уставившись остекленелым взглядом куда-то вдаль, над головой арестованного им шпиона. Игорь воспользовался моментом и уронил-таки доморощенного следопыта в удачно оказавшуюся рядом навозную кучу, заодно выскользнув из захвата. А уж потом и сам огляделся.
Колдовской мир назывался Квоар, вспомнил Игорь, а город – Великий Ростон, хотя ничего особо великого в нем не было, город как город, не слишком маленький, но и не слишком большой. Во всяком случае, до столичных масштабов он никак не дотягивал. Географически находился Ростон аккурат на том же месте, что и город, откуда только что прибыла сцепившаяся парочка, и во многом походил на своего двойника, даже расположение некоторых улиц совпадало, один к одному.
Улочка, на которой оказались Игорь и гражданин патриот, была не из центральных, тихая и узкая, мощенная тесаным булыжником; по обеим ее сторонам тянулись чугунные решетки из часто поставленных копий с нацеленными в небо черными наконечниками. За решетками непролазной чащей рос кустарник и зеленели деревья – вдали, над верхушками деревьев, виднелись остроконечные колпаки крыш, но не жестяных, а черепичных. Правда, флагов над ними не было, не дозволены вымпелы на шпилях типовых малых замков. Из тех, что для среднего класса.
То, что удивило бородача, уже улетело куда как далеко – большая стая мигрирующих фениксов, огненных птиц, из-за них между защитниками природы и городскими пожарными до сих пор шло разбирательство, на котором было сломано немало копий – как в прямом, так и в переносном смысле.
– Вот ты какая, Америка буржуйская, – уныло пробурчал здоровяк, поднимаясь с навозной кучи и меланхолично счищая с себя ошметки пальцем, – знал я, что все тут не по-людски, но чтобы настолько! У нас-то коровы на улицах не гадят, нет! Сволочь ты, шпиен, и все тут... Нет чтобы сдаться и честно сесть в тюрьму навсегда, взял и окаянным способом меня в свою Америку уволок! Зачем ты это сделал, зачем? Охо-хо, какой я ужасно несчастный...
Тем временем Игорь, посмеиваясь, сорвал бечевку со свертка и вынул из него меч, ножны которого были обмотаны узорчатым поясом. Игорь подпоясался и, уперев руки в бока, снисходительно посмотрел на здоровяка.
– Тебя как, несчастный, зовут-то? – Игорь отшвырнул ногой упаковку от меча к ближайшей решетке. – И учти, мы вовсе не в Америке. И, между прочим, не в нашем мире... Так что давай без вранья, начистоту, не то брошу тебя здесь и останешься ты навеки... хм-хм... ужасно несчастным.
– Агапий я, – угрюмо ответил бородач, вытирая палец о ватник. – Можешь называть просто Агапом, я не против. – И тут же уверенно добавил: – Брешешь ты все, американ пакостный! Что я вашу американческую страну не знаю, э? Вон крылатые ракеты куда-то полетели, аж пламя на полнеба! Опять, значит, захватнические инстинкты мускулами играют... – Агап снял с головы шапку и утер ею потное лицо. – Жарко у вас, – пожаловался он американу с мечом, – совсем природу сгубили! Парковый эффект поразвели, понимаешь, с озонутыми дырками до кучи. Тьфу, буржуйская держава! И все тут.
– Парниковый, – механически поправил Агапа Игорь. – Впрочем, ты прав, жарковато. – Игорь расстегнул куртку. – Наверное, здесь лето... Июль, скорее всего. Ладно, Агап, чего стоять-то, пошли.
– В российское посольство, да? – обрадовался бородач. – Сдаваться будешь? Эт правильно, это я одобряю. И про меня, про меня-то сказать не забудь! Как я тебя изобличил, во.
– Да ну тебя, – махнул рукой Игорь и направился по улице в ту сторону, куда улетели фениксы, они же американческие крылатые ракеты. Потому как идти было все равно куда – этот район города Игорь не помнил.
Агап тащился позади, покряхтывая и вздыхая, как дряхлый бабуин над гнилым бананом, одновременно бормоча себе под нос что-то о зловредности лиц буржуйской национальности; Игорь скоро привык к непрерывному бубнению за спиной, как привыкают к гудению старого холодильника на кухне, и не обращал на него внимания. Идти и смотреть по сторонам было необычайно интересно: воспоминания воспоминаниями, но личные впечатления куда как лучше! Хотя пока что впечатлений было маловато.
Мощеная улица вскоре закончилась, уткнувшись в бетонированный проспект, за которым поднималась высокая кирпичная стена с частыми сторожевыми башенками наверху: стена тянулась вдоль всей улицы, из башенок то и дело выглядывали скучающие стражники. Как назывался тот проспект и что было за стеной, Игорь определить не смог, слишком безлико – в городе хватало и проспектов, и стен, и стражников. Пока что он стоял и попросту смотрел по сторонам, пытаясь сообразить, в какую сторону идти. Хотя, если гуляешь по незнакомым местам с ознакомительной далью, то в общем-то какая разница куда...
На проспекте было оживленно: по широченной проезжей части, разделенной вдоль низким каменным бортиком, ездили кареты с золотыми и серебряными гербами на дверцах, разные кареты – черные и белые, красные и зеленые, всякие. Были среди них и дорогие, лаково блестящие, фасонистые, и простые – старые, обшарпанные. В некоторые из карет были запряжены обычные лошади, в некоторые – звери пострашнее: то рогатые кошки-переростки, то седые белки ростом с коня, то вообще невесть что о восьми ногах и без головы. Но с круглой зубастой пастью спереди и длинным голым хвостом позади.
Игорь, сунув руки в карманы куртки, с любопытством смотрел на зверей: как они зовутся и где водятся, он не знал, наверное, не самое ценное воспоминание было, затерялось где-то среди других, более важных... Единственное, что пришло ему на ум, это то, что ездовые звери в городе специально зачарованы и потому спокойно воспринимают друг дружку. Иначе бы здесь такая грызня и свалка началась, что ой-ой...
Пешеходов на узеньком тротуаре было мало, – видимо, проспект служил транспортной магистралью и для пеших прогулок не предназначался; те несколько человек, что прошли мимо Игоря, были одеты довольно странно, если не сказать нелепо. Впрочем, нелепо лишь на взгляд Игоря, но не Гонца: костюмы походили на те, что Игорь неоднократно видел в исторических фильмах. Прохожие кидали в сторону парня любопытствующие взгляды и, чему-то ехидно улыбаясь, шли дальше.
Поначалу Игорь не понял, в чем дело, но загадка быстро разрешилась сама собой.
– Ужыс, – замогильным голосом сказали рядом, – вот до чего ваши мутанческие эксперименты живность довели-то. – Сложив руки на пузе и скорбно глядя на кареты, возле Игоря стоял и пах навозом Агап. – ан говорил же вам трудовой народ: не клонируйте зверят, гадость получится! Вот, доклонировались, эхма...
– Ты бы хоть ватник снял, – посоветовал Игорь. – Выглядишь как бомж. И навоз, знаешь ли...
– А я и есть бомж, – невозмутимо ответил Агап, доставая из кармана ватника бинокль и нацеливая его на миловидную даму по другую сторону улицы. – И ничего в том зазорного не вижу. Вольный человек я! Э, какая цяця...
Словно почувствовав назойливый взгляд вольного бомжа, дама глянула в его сторону и легонько махнула рукой. Агап дернул головой, чуть не уронив бинокль, взвыл и схватился за щеку.
– Что, оса ужалила? – участливо поинтересовался Игорь.
– Не, – ошарашенно ответил бородач. – Тетка мне типа пощечину влепила... Аж пол морды онемело!
– А ты не подглядывай, дружок, – назидательно сказал Игорь. – Мы ж нынче в мире колдунов, будешь наглеть – не заметишь, как в козленочка превратишься. Вернее, в козла с рогами.
– Враки, – отрезал Агап. – Колдуны не в Америке живут, они в Зимбабвах в тумтумы стучат. – Но бинокль тут же спрятал, на всякий случай. – Есть хочу, – потирая щеку, озабоченно сообщил Агап. – Ты меня сюда приволок, ты за меня и отвечаешь. Пока я тебя в ФСБ не сдам...
– Слушай, надоел ты мне со своими стукаческими замашками, – возмутился Игорь. – Запомни: здесь нет ни ФСБ, ни ФБР, ни Массада, ничего нету! – И с сожалением понял, что Агап прав в одном: действительно, приволок его сюда Игорь, значит, он и впрямь за него в ответе. Хочет того Игорь или нет.
– Так не бывает, – уверенно помотал головой опытный бомж, – ежели большой город, то какая-нибудь служба безопасности в нем однозначно есть! Только прячется где-нибудь... Ну уж полиция-то наверняка имеется.
Полиция действительно имелась, в чем Игорь и Агап убедились немедленно: пока они толковали, к ним тихонько подъехала желтая карета без герба, запряженная страхолюдным безголовым существом; на крыше кареты, тараща глаза, сидела громадная синяя жаба. Из кареты, одновременно хлопнув дверцами, вышли двое в черной форме, в черных же беретах, в сапогах, с длинными кинжалами на поясах и с дубинками в руках.
– Нарушаем? – утвердительно спросил один из них, ростом повыше и, в отличие от напарника, с серебряным черепом на берете: видимо, старший. – Оскорбляем граждан внешним видом, взглядом и действием? Так, да? – Полицейский смотрел только на Агапа, Игорь его не интересовал. – Ты чьих будешь, смерд безоружный?
– Я? – Агап понурился, даже ростом стал как-то ниже. – Я ничьих, я сам по себе... Гуляю я, вот.
– Он со мной, – надменно сказал Игорь, положив руку на рукоять меча. – Какие-то проблемы, уважаемый? – Он подивился собственному поведению, но чувствовал, что говорить надо именно так. Надменно и вежливо.
– А вы, вольный, кто будете? – глянув сначала на меч, с подозрением смерил Игоря взглядом полицейский.
– Я – Гонец, – коротко ответил Игорь.
– Го-о-онец? – Врастяжку переспросил старший. Полицейские с ухмылкой переглянулись. – Много вас таких, гонцов-то. Как без документов и денег, так сразу: «Я – Гонец! У меня неприкосновенность!» Вот что, господин... э-э... Гонец, полезайте-ка в карету, в участке с вами разбираться будем. И холопа своего не забудьте! Быстро, быстро. – Старший многозначительно похлопал себя, по ладони дубинкой.
– Это произвол, – пискнул Агап. – Я буду жаловаться в ООН! – И трусцой побежал к карете, где младший полицейский уже открыл заднюю дверцу. Игорь, вздернув подбородок, с каменным выражением лица последовал за правдоборцем.
– Да хоть самому королю жалуйся, – равнодушно ответил младший, запирая за ними дверцу на ключ.
В карете было темновато: зарешеченное окошко в запертой двери, маленькое и грязное, света почти не давало; вдоль обитых железом стен тянулись две лавки. На одной, понурясь, сидел толстый гражданин в усыпанном звездами синем халате и таком же остроконечном колпаке, сидел и, вздыхая, флегматично ломал на кусочки черную палочку. Палочка, верно, была волшебной – при каждом переломе из нее сыпались разноцветные искорки.
– Садись, борец за права человека, – пригласил Игорь. – Отдыхай, все ж не пешком топать. – И сел на свободную лавку.
Агап, фыркая от возмущения, пристроился рядом.
– Ты слышал, как он меня обозвал? – Бородач повернулся к Игорю. – И слова-то заковыристые отыскал, жутко унизительные! Не, что ни говори, но хваленые права личности у американов кривые и не на те личности направлены! Не на наши, русские.
– Достал ты уже меня со своей Америкой! – Игорь закинул руки за голову, прислонился к холодному железу. – Тебе не кажется, что американцы и говорить должны по-американски? По-английски то есть.
– Эмигранты, – бодро ответил Агап. – А че? Пол-Америки сплошные эмигранты, оттого и русский знают. Отщепенцы, бежавшие от народной волны гнева, во как. Они на соотечественников особо злые, завидуют...
Карета стронулась с места, ускоряя ход, на крыше что-то пронзительно и ритмично завизжало. Наверное, сигнальная жаба очнулась.
– Ладно тебе. – Игорь зевнул. – Пусть будет Америка, черт с тобой... Хм, а ведь и в самом деле по-русски они говорили! Или не по-русски, а попросту какая-то языковая магия?.. А, какая разница. – Он толкнул Агапа локтем в бок. – Слушай, Агап, чего я хочу знать – имя твое у тебя настоящее или нет? При рождении дали или как?
– Какая разница? – уныло покосился на Игоря бомж. – Оно тебе надо?
– Есть разница, – заверил его Игорь. – Здесь это немаловажно.
– Как меня мамка с папкой назвали, я уже не помню, – сознался бородач. – Да и не в ходу у бомжей имена, кликухи только... Обозвали как-то Ага-пом, вот я им и стал. Хорошее имя! Наше, исконное, не Жоржик какой! Да, кстати, а тебя как зовут?
– Гор, – не задумываясь, ответил Игорь.
– Я ж и говорю, что шпиен ты, – охотно завел старую пластинку Агап. – Все вы там Горы, Буши и Моники, тьфу, креста на вас...
На противоположной лавке хрустнуло особо звучно: Игорь и Агап невольно посмотрели туда. Толстяк, доломав палочку, тихо растворился в воздухе; Агап с выпученными от удивления глазами осторожно перекрестил опустевшую лавку. Эффекта это никакого не дало, и Агап вернулся к теме разговора, сделав вид, что ничего особенного не случилось – одно слово, Америка, тут всякое бывает.
Однако Игорь прервал надоевший ему монолог:
– Ты как в пивном павильоне оказался-то? Ну, когда мужика там убили.
– Дык... – запнулся Агап, снял шапку и почесал голову. – Органам помогал, ясное дело. Подошел ко мне, значит, полковничий чин и сказал, что в пивнухе встреча шпиенов назначена. Главного, мол, ликвидируют во время той встречи, а кого он за руку схватит – за тем надо будет приглядеть, карманы ему пощупать да проследить, где живет. Сказал, чтобы я сидел в той пивнухе и ждал: как в ящик кто сыграет, так, стало быть, начинать пасти его соседа... Тыщу рублей аванса дал! Обещал столько же, когда работу выполню.
– А ну-ка покажи, – категорично потребовал Игорь. – Сдается мне, что обжулил он тебя с оплатой. Не мог оборотень столько денег отдать, зачем ему эти расходы...
– Ну да, – забеспокоился Агап, – хорошо, что напомнил. Нас же в участке шмонать будут, все отберут. – Бородач полез за пазуху, покопался там и выудил тщательно свернутую тряпицу. Он торопливо развернул ее и ахнул: в тряпице вместо денег оказались лишь увядшие листья.
– Во жулик, – обиженно сказал бородач, роняя листья на пол. – Ловкий какой! Когда же это он успел?
Игорь от души расхохотался.
– Ничего смешного, – сердито буркнул Агап, – просто с юмором человек оказался... Пошутил, эге! Вот вернусь, тогда все и отдаст, как обещал.
– Ну-ну, – согласно покивал головой Игорь. – Разумеется. Ты вот что, Агап, когда приедем на место, помалкивай, ладно? Соглашайся со всем, что я буду говорить. И не обижайся на всяких там холопов и смердов... Я тебя как своего слугу представлю, понял?
– Чего? – не на шутку возмутился свободолюбивый бомж. – Я – и в роли слуги? Да не бывать этому никогда! А ну вертай меня взад, домой! Хватит, наигрался я в ваши забористые игры, не хочу больше разведчиком быть! Твоя моя понимай?
– Я бы не против, – Игорь сложил руки на груди, – но, во-первых, я сейчас не помню, как это сделать... Ты знаешь, оно как-то само собой получилось, вдруг ни с того ни с сего получилось и исчезло. А во-вторых... – Что должно было быть «во-вторых», Игорь сказать не успел: карета резко остановилась, жаба на крыше захлебнулась воплем и умолкла, то ли сдохла от непомерных усилий, то ли ее выключили. В дверце лязгнул замок.
– Выходи, – сказал появившийся в дверном проеме младший полицейский. – Приехали.
Агап вышел из кареты последним и, заговорщицки понизив голос, спросил у полицейского:
– А кто у вас там на лавочке сидел-то? Ну, в синем халате и колпаке, он все палку ломал и вздыхал. Исчез, однако... Я, типа, не закладываю, я всего лишь узнать хочу: это просто обман зрения был или мне лечиться пора?
– В халате и с волшебной палочкой? – равнодушно переспросил младший, запирая дверцу. – Какой же это обман зрения? Обычный призрак Мерлина Неуловимого. Известный преступник при жизни был, а когда помер, с повинной являться стал, и нет ему ныне успокоения! Пока протокол на него не составят, так и будет маяться.
– А полиция– что? – Игорь замедлил шаг.
– Ничего. – Младший полицейский спрятал ключи в карман. – Пускай бессрочный срок мотает, заслужил... Вперед, не задерживаться!
– Круто у вас тут, – с уважением сказал Агап, привычно сложил руки за спину и потопал следом за Игорем
В участке было тихо: за канцелярским столом сидел полицейский все в той же черной форме, но уже с золотым черепом на берете и повязкой «Дежурный» на рукаве – офицер, наверное. На лице дежурного красовались неуместные для подобного места узкие пижонские очки с зеркальными стеклами. Офицер-дежурный писал что-то в толстой книге, не обращая внимания на прибывших. За светящейся решеткой, отгораживавшей часть помещения, сидели на лавке трое задержанных: один пьяный, в сонной прострации, а двое других вполне трезвые – те двое исподтишка резались в карты и на дежурного внимания тоже не обращали.