Страница:
Признательность не всегда красноречива.
«Ты устал, Дюк?» И все. Ни одного лишнего слова.
— Спасибо, милая… Я плохо спал этой ночью.
— Сердце? (Бедняжка, она всегда волновалась из-за его сердца!)
— Нет. Думал. Я хочу сказать тебе…
В замочную скважину Миллер плохо видел выражение ее лица. Она сидела вполоборота к шкафу, а свет из окна шел неяркий: на улице моросил дождь.
Но вся ее поза: и закинутая голова с пышной прической, и поставленная быстрым движением рюмка, и рука, беспокойно лежащая на подлокотнике, — все это говорило о том, что она волновалась.
— Что ты хочешь сказать мне? — переспросила Ирен, привыкшая к тому, что Миллер, погруженный в свои мысли, не всегда торопился их излагать. — Ты принял решение? Или что-нибудь случилось?
«Ого! Еще как случилось!» — подумал Миллер-первый и с благодарностью посмотрел на Ирен: умница, все-таки почувствовала что-то…
— Да, — сказал Миллер-второй, — я, кажется, принял решение…
Зазвонил телефон. «Черт возьми, надо будет завтра сказать миссис Слоу, чтобы она не лезла со своими звонками в дообеденные часы!» — нелепо подумал Миллер-первый, нетерпение которого было естественным. Между тем Двойник, извинившись перед Ирен, спокойно поднял трубку.
— Я вас слушаю, миссис Слоу. Дорон? Ну что ж, соедините. И скажите Керберу, чтобы он зашел ко мне… минут через десять.
«Дорон? Как он некстати!» — подумал Миллер-первый и даже приподнялся со своего сиденья, потому что никогда не видел себя разговаривающим по телефону с шефом.
— Дорон? — сказал Двойник. — Вы очень кстати, я только что хотел вам звонить… Да, генерал, я готов принять участие в испытаниях. Кое-что есть, попробуем… Благодарю вас, шеф, но поздравления я буду принимать после испытаний. Когда? Вы говорите, сегодня? Ну что ж, не возражаю. Пусть будет в четыре. До встречи на полигоне!
Невероятным усилием воли Миллер-первый заставил себя усидеть в шкафу. Так вот оно, решение! Минутный разговор с Дороном, десяток элементарных слов — и подведена черта переживаниям, бессонным ночам, гамлетовским раздумьям. Как это просто — в течение минуты решить судьбу свою, судьбу Ирен, судьбу всего мира! И ничего вокруг не изменилось. Где-то по коридору шагает спокойно Кербер; как всегда, подкрашивает губки миссис Слоу, едут машины по улице, танцуют где-то пары; работают где-то люди; на какой-то части земного шара шьется пальтишко для ребенка, и неизвестно теперь, успеет ли он его надеть… Нет, не дрожит рука Миллера-второго; булькает стерфорд в рюмку Ирен.
— Спасибо, Эдвард, я больше не хочу.
Он взял ее ладонь, прижал к своей щеке.
— Но ты же сама отдала мне решение.
— Ты говоришь так, будто я возражаю.
— У тебя теперь будет все, Ирен, — продолжал он, словно не слыша ее слов. — Виллы, яхты, машины, покой, счастье… Знаешь, если верно, что отдельные беды порождают общее благо, то пусть общая беда создаст хотя бы наше с тобой счастье. Мне надоело…
— Ты говоришь так, — повторила Ирен, — будто я возражаю!
— Когда, Ирен, впереди идет гордость, позади идет убыток. Но я люблю тебя, Ирен, ты понимаешь?
Раздался стук в дверь. Вошел помощник Миллера, Кербер. Он остановился у порога, издали поклонился Ирен и, как всегда, сняв очки, молча обратил свой взор к шефу. Он был в сером халате с рукавами, засученными до локтей, а его голый череп, начищенный до блеска, опять, как и всегда, вызвал желание у Миллера-первого поставить на нем печать. Даже сейчас, сидя в шкафу, он почувствовал зуд в руках и, глядя на своего двойника, понял, что и тот, вероятно, испытывает нечто подобное.
— Кербер, — сказал Миллер-второй, — мы сейчас осмотрим установку. К четырем часам ее надо доставить на полигон. Ирен, это займет не более десяти минут. Прости, тебе придется подождать. Я пришлю за тобой, как только мы кончим.
Кербер расширил глаза, но ничего не ответил, только склонил голый череп.
Они вышли.
Совершенно неожиданно Ирен показала им вслед язык, потом достала из сумочки пудру и повернулась лицом к окну.
Не колеблясь, Миллер осторожно отворил дверцу и бесшумно вышел из шкафа. Когда он, уже не таясь, сделал несколько шагов по кабинету, Ирен, не оглядываясь, без удивления спросила:
— Так быстро?
— Да. Мне нужно позвонить.
— Ты где-то выпачкал весь костюм, — сказала, повернувшись, Ирен.
Миллер уже поднял телефонную трубку.
— Миссис Слоу, срочно соедините меня с Дороном!
Прошла долгая минута, прежде чем Миллер услышал:
— К сожалению, шеф, Дорон не отвечает.
Миллер швырнул трубку на рычаг.
— Черт возьми! — вырвалось у него.
— Эдвард, — сказала Ирен, — случилось еще что-нибудь?
— У тебя не будет ни яхт, ни вилл, Ирен. Это все бред. Ты будешь нищей, как я. Ты будешь…
— Что это значит, Эдвард?
— Я не могу объяснить. Не умею. Нам пора уходить.
— Куда?
— Этого я тоже пока не знаю. Если угодно, я испытывал тебя, Ирен, хотел проверить.
— И Дорона тоже испытывал? И Кербера? Зачем?!
— Пойдем, Ирен. Все очень сложно. Тебе не понять.
— У меня голова идет кругом… Опомнись и помоги, опом…
Она не договорила. Миллер вдруг увидел в ее глазах ужас. Она смотрела мимо него совершенно невыносимым взглядом. Потрясение было так сильно, что она лишилась чувств.
Он быстро оглянулся.
В дверях стоял Миллер-второй.
«Ты устал, Дюк?» И все. Ни одного лишнего слова.
— Спасибо, милая… Я плохо спал этой ночью.
— Сердце? (Бедняжка, она всегда волновалась из-за его сердца!)
— Нет. Думал. Я хочу сказать тебе…
В замочную скважину Миллер плохо видел выражение ее лица. Она сидела вполоборота к шкафу, а свет из окна шел неяркий: на улице моросил дождь.
Но вся ее поза: и закинутая голова с пышной прической, и поставленная быстрым движением рюмка, и рука, беспокойно лежащая на подлокотнике, — все это говорило о том, что она волновалась.
— Что ты хочешь сказать мне? — переспросила Ирен, привыкшая к тому, что Миллер, погруженный в свои мысли, не всегда торопился их излагать. — Ты принял решение? Или что-нибудь случилось?
«Ого! Еще как случилось!» — подумал Миллер-первый и с благодарностью посмотрел на Ирен: умница, все-таки почувствовала что-то…
— Да, — сказал Миллер-второй, — я, кажется, принял решение…
Зазвонил телефон. «Черт возьми, надо будет завтра сказать миссис Слоу, чтобы она не лезла со своими звонками в дообеденные часы!» — нелепо подумал Миллер-первый, нетерпение которого было естественным. Между тем Двойник, извинившись перед Ирен, спокойно поднял трубку.
— Я вас слушаю, миссис Слоу. Дорон? Ну что ж, соедините. И скажите Керберу, чтобы он зашел ко мне… минут через десять.
«Дорон? Как он некстати!» — подумал Миллер-первый и даже приподнялся со своего сиденья, потому что никогда не видел себя разговаривающим по телефону с шефом.
— Дорон? — сказал Двойник. — Вы очень кстати, я только что хотел вам звонить… Да, генерал, я готов принять участие в испытаниях. Кое-что есть, попробуем… Благодарю вас, шеф, но поздравления я буду принимать после испытаний. Когда? Вы говорите, сегодня? Ну что ж, не возражаю. Пусть будет в четыре. До встречи на полигоне!
Невероятным усилием воли Миллер-первый заставил себя усидеть в шкафу. Так вот оно, решение! Минутный разговор с Дороном, десяток элементарных слов — и подведена черта переживаниям, бессонным ночам, гамлетовским раздумьям. Как это просто — в течение минуты решить судьбу свою, судьбу Ирен, судьбу всего мира! И ничего вокруг не изменилось. Где-то по коридору шагает спокойно Кербер; как всегда, подкрашивает губки миссис Слоу, едут машины по улице, танцуют где-то пары; работают где-то люди; на какой-то части земного шара шьется пальтишко для ребенка, и неизвестно теперь, успеет ли он его надеть… Нет, не дрожит рука Миллера-второго; булькает стерфорд в рюмку Ирен.
— Спасибо, Эдвард, я больше не хочу.
Он взял ее ладонь, прижал к своей щеке.
— Но ты же сама отдала мне решение.
— Ты говоришь так, будто я возражаю.
— У тебя теперь будет все, Ирен, — продолжал он, словно не слыша ее слов. — Виллы, яхты, машины, покой, счастье… Знаешь, если верно, что отдельные беды порождают общее благо, то пусть общая беда создаст хотя бы наше с тобой счастье. Мне надоело…
— Ты говоришь так, — повторила Ирен, — будто я возражаю!
— Когда, Ирен, впереди идет гордость, позади идет убыток. Но я люблю тебя, Ирен, ты понимаешь?
Раздался стук в дверь. Вошел помощник Миллера, Кербер. Он остановился у порога, издали поклонился Ирен и, как всегда, сняв очки, молча обратил свой взор к шефу. Он был в сером халате с рукавами, засученными до локтей, а его голый череп, начищенный до блеска, опять, как и всегда, вызвал желание у Миллера-первого поставить на нем печать. Даже сейчас, сидя в шкафу, он почувствовал зуд в руках и, глядя на своего двойника, понял, что и тот, вероятно, испытывает нечто подобное.
— Кербер, — сказал Миллер-второй, — мы сейчас осмотрим установку. К четырем часам ее надо доставить на полигон. Ирен, это займет не более десяти минут. Прости, тебе придется подождать. Я пришлю за тобой, как только мы кончим.
Кербер расширил глаза, но ничего не ответил, только склонил голый череп.
Они вышли.
Совершенно неожиданно Ирен показала им вслед язык, потом достала из сумочки пудру и повернулась лицом к окну.
Не колеблясь, Миллер осторожно отворил дверцу и бесшумно вышел из шкафа. Когда он, уже не таясь, сделал несколько шагов по кабинету, Ирен, не оглядываясь, без удивления спросила:
— Так быстро?
— Да. Мне нужно позвонить.
— Ты где-то выпачкал весь костюм, — сказала, повернувшись, Ирен.
Миллер уже поднял телефонную трубку.
— Миссис Слоу, срочно соедините меня с Дороном!
Прошла долгая минута, прежде чем Миллер услышал:
— К сожалению, шеф, Дорон не отвечает.
Миллер швырнул трубку на рычаг.
— Черт возьми! — вырвалось у него.
— Эдвард, — сказала Ирен, — случилось еще что-нибудь?
— У тебя не будет ни яхт, ни вилл, Ирен. Это все бред. Ты будешь нищей, как я. Ты будешь…
— Что это значит, Эдвард?
— Я не могу объяснить. Не умею. Нам пора уходить.
— Куда?
— Этого я тоже пока не знаю. Если угодно, я испытывал тебя, Ирен, хотел проверить.
— И Дорона тоже испытывал? И Кербера? Зачем?!
— Пойдем, Ирен. Все очень сложно. Тебе не понять.
— У меня голова идет кругом… Опомнись и помоги, опом…
Она не договорила. Миллер вдруг увидел в ее глазах ужас. Она смотрела мимо него совершенно невыносимым взглядом. Потрясение было так сильно, что она лишилась чувств.
Он быстро оглянулся.
В дверях стоял Миллер-второй.
7. Голый король
Нахальства у Двойника, очевидно, хватало. Он подтолкнул Миллера к шкафу.
— Забирайтесь назад, — сказал он, — поговорим потом.
Миллер чуть не задохнулся от злости. В нем все клокотало, но он понимал, что пререкаться сейчас бессмысленно: каждую секунду Ирен может очнуться, и тогда трудно представить, что произойдет. Он забрался в шкаф.
Все в ту же замочную скважину Миллер увидел, как Двойник, смочив носовой платок водой, приложил его ко лбу Ирен. Она глубоко вздохнула и открыла глаза. Ее взгляд скользнул по кабинету беспомощно и боязливо.
— Дюк, — тихо сказала она, не то спрашивая, не то утверждая, — я больна?
— Успокойся, Ирен, — мягко сказал Двойник, — не надо волноваться.
Он поднял ее и усадил в кресло.
— Эдвард, мне показалось, что ты… Я видела двоих…
— То есть как двоих? Кого?
— Мне страшно, Дюк.
— Успокойся, Ирен, — повторил он. — Ты очень утомлена. Это бывает. Когда я много работаю, со мной происходит нечто подобное. Это не болезнь. Успокойся. Ты знаешь, миражи в пустыне, ложные солнца… Ты, наверное, волновалась? Не будем сейчас об этом. — Двойник обнял Ирен за плечи. — У нас еще целая вечность впереди.
— Да-да, Дюк, ты прав, как всегда.
Миллер, наблюдавший за этой сценой из шкафа, вначале удивился тому, как Двойник вышел из столь трудного положения, как легко он успокоил Ирен. «Молодец! — невольно похвалил он. — Я, наверное, не смог бы сделать это столь убедительно». Но когда Ирен, тронутая его тактом и благодарная, прильнула к Двойнику, смотреть на это было выше его сил.
— Я провожу тебя, — услышал Миллер голос Двойника.
— Не надо, Дюк. Мне нужно побыть одной.
Ирен направилась к двери. У порога она остановилась, и ее взгляд вновь скользнул по кабинету.
Миллер сидел неподвижно, закрыв лицо руками, пока Двойник не распахнул двери шкафа.
— Выходите, — сказал он, — мы одни.
Нестерпимо жгло горло. Опустившись в кресло, где минуту назад сидела Ирен, Миллер схватил рюмку, одним махом выпил вино и закашлялся. Двойник укоризненно посмотрел на него.
— Я не думал, — ехидно заметил он, — что у вас есть склонность к алкоголизму.
Миллера взорвало, но он сдержал себя и как можно спокойнее ответил:
— Еще неизвестно, какие пороки обнаружились бы в вашем характере, если бы вы сидели в этом шкафу, а я бы нежничал с вашей невестой.
— Оставим это, — прервал Двойник. — Лучше обсудим положение. — Он посмотрел на часы. — До испытаний осталось мало времени, я должен к ним подготовиться. Ну а вы…
— Что вам делать на испытаниях? Если кто-нибудь из нас должен на них присутствовать, то, конечно, я! Вы оставайтесь здесь, в кино сходите, что ли.
— Я не люблю кино. И вы отлично это знаете. Мне нужны испытания, они слишком много для меня значат, поэтому я должен быть на полигоне!
— В таком случае я звоню сейчас Дорону и говорю ему, что поедет один Кербер. — В голосе Миллера послышались металлические нотки. Он решительно направился к телефону.
Двойник остановил его:
— Не торопитесь. Через час после вашего звонка я зайду к Дорону и скажу, что еду на испытания!
— Он примет вас за сумасшедшего.
— Почему меня, а не вас?
Они замолчали.
— Поймите, я, как и вы, тоже ученый, — сказал Двойник. — Мне, как и вам, прежде всего важно убедиться в том, что установка работает.
— Это, пожалуй, единственное, что заслуживает внимания. — Миллер усмехнулся, понимая, что первый раунд у них кончился вничью. — Так давайте, коллега, объединим свои усилия хотя бы на этом этапе.
Оба помолчали и шеями поправили воротнички рубашек.
— Вы… впрочем, могу и я… короче говоря, один из нас поедет на полигон раньше, — неожиданно предложил Двойник. — Там и встретимся. В бункере могут находиться только двое, нам места хватит.
— Но как быть с Кербером? Он всегда ездил на полигон вместе со мной…
— И со мной тоже… Обойдемся без Кербера, — отрезал Двойник. — А то, боюсь, я ему все же поставлю печать на лысину!
И они, быть может впервые, добродушно рассмеялись, отлично поняв друг друга.
… Как и договорились, Миллер приехал на полигон раньше, а Двойник должен был приехать вместе с Дороном. Предъявив часовому пропуск, Миллер прошел в свой бункер. Дверь была открыта. У пульта управления колдовали два механика — служащие полигона. Они доложили, что установка к опыту готова. Миллер отослал их.
Оставшись один, он полностью переключил свой мозг на предстоящий эксперимент.
В то время как глубоко под землей должна будет взорваться бомба и вспыхнет ядерный шквал огня, он, Миллер, находясь в двух километрах от этого ада, попытается задержать взрыв — ну пусть на пять секунд, на десять, этого будет достаточно, чтобы понять: установка сработала! Она сейчас там, над черным жерлом шахты, уходящей в глубины земли. Но если нажать вот эту красную кнопку, суперполе должно заключить атомный огонь в свои объятия. Это поле должно держать его не только секунды — вечно, всегда! — но может и выпустить, и тогда бетон, земля — все превратится в сгусток плазмы…
Миллер чувствовал, что эксперимент закончится хорошо. Все прошлые ошибки исправлены. Но все ли? Да, кажется, все… Сегодня установка будет работать!.. А вдруг нет? Разве он застрахован от неожиданностей? И кто вообще избавлен от них?
Неожиданно Миллер услышал голос Дорона.
— Профессор, — сказал генерал, — что вы нам сегодня обещаете?
Миллер испуганно отшатнулся, но, поняв, рассмеялся. На командном пункте включили трансляцию, голос Дорона доносился из репродуктора.
— Наука не терпит спешки. — Ошарашенный Миллер услышал свой собственный голос. «Значит, они уже там. Лишь бы Двойник не наговорил лишнего!» — Из суммы рядовых репетиций складывается премьера, генерал.
— Вы театрал, профессор, — ответил Дорон с раздражением, — но у нас все-таки не спектакль! Вы когда-нибудь скажете мне толком о ходе ваших работ?
— Но, генерал, иногда и репетиция может доставить удовольствие! — ушел от прямого ответа Двойник.
Да, он вел себя осторожно. «Или он не уверен в исходе испытаний, — подумал Миллер, — или… — И тут его поразила неожиданная мысль. — Или он, кроме самой установки, больше ничего не знает!»
— Профессор, — сказал между тем Дорон, — мы с нетерпением ждем завершения вашей работы. И чем быстрее она будет закончена, тем лучше для вас.
— Я постараюсь, генерал.
Когда Двойник наконец появился в бункере, он увидел Миллера улыбающегося и почти счастливого. Миллер сидел в кресле и курил сигарету. Он встретил своего коллегу иронически.
— Как добрались, профессор? — спросил Миллер.
— Отлично, профессор. — Двойник принял предложенный тон разговора. — Правда, Дорон забросал меня глупыми вопросами, а в остальном все нормально. Установка готова к опыту?
— Конечно.
— Я представляю, — сказал он, — как мы начнем выпускать установки серийно, большими партиями. Любой хороший завод освоит их производство за два месяца.
— Это не так просто, — заметил Миллер.
— Знаю. Но достаточно посадить конструктора, чтобы он грамотно сделал чертежи по уже существующей разработке, и все будет нормально. В установке, конечно, не все совершенно, но она и так хороша.
— Может быть, хватит болтать? — зло заметил Миллер. — Пора приступать к делу.
Они тщательно проверили все приборы.
— Я очень волнуюсь, — признался Двойник, — и в то же время я спокоен: мне кажется, что опыт будет удачен.
— Возможно, возможно. — Миллер испытующе посмотрел на Двойника. — Но меня беспокоит одна деталь: сможет ли гиперполе пробить такую толщу земли? Я как-то упустил это из виду.
— Вполне естественно, — сказал Двойник. — Как вы могли думать о том, о чем я не думал?
Они взволнованно зашагали по комнате. «Господи, почему я не проверил это раньше?» — подумал каждый.
— А если… если… — Двойник остановился, — увеличить напряженность?
Миллер на секунду задумался, но, проделав в уме несложные подсчеты, разочарованно сказал:
— Нельзя! Не справятся блоки фокусировки поля. Кроме того, в зону действия установки попадет первый бункер, там люди…
— Ерунда! — Двойник загорелся своей идеей. — Я уверен, ничего им не будет!
— Люди могут пострадать! — резко сказал Миллер.
— Вы просто хлюпик, профессор!
Миллер ничего не ответил. В голову пришла любопытная мысль: если включить оба генератора гиперполя последовательно, то этого будет вполне достаточно…
— Слышите, я требую! — упрямо повторил Двойник.
— У нас нет времени, чтобы переналаживать установку.
— Что же делать?
— Включим генераторы поля последовательно.
— Зачем? — не понял Двойник.
Миллер, не скрывая своего превосходства, объяснил идею. Некоторое время Двойник не понимал и только в конце, когда Миллер сказал ему, что и как надо делать, согласился. Через несколько минут аппаратура была готова.
Миллер торжествовал. «Двойник, — думал он, — не очень-то хорошо соображает. Впрочем, это естественно, ведь он живет отдельно от меня второй день — значит, уже два дня мыслит иначе, совсем иначе… Вероятно, в лаборатории Чвиза воспроизводилось далеко не все… Главное! — И от этой мысли Миллер пришел совсем уж в отличное настроение. — Двойник, кажется, и не подозревает о некоторых тонкостях теории нейтронного торможения!»
— Еще есть надежда, что король голый, — сказал вслух Миллер.
— Что? — не понял Двойник.
— Это я просто так. — Миллер мысленно обругал себя за несдержанность. Он подумал о том, что если не будет установки — она, например, исчезнет, — то Двойнику грош цена. Ведь он не сможет вновь создать установку.
В репродукторе раздался голос начальника полигона:
— Зона освобождена. Приготовиться, через пять минут взрыв.
— Садитесь за пульт, — сказал Миллер. — Я буду снимать показания приборов.
И отошел в глубь бункера.
… Из командного пункта доносился монотонный голос начальника полигона:
— До взрыва тридцать секунд… десять… пять… три…
Двойник включил установку.
Начальник полигона считал:
— Два… Один… Взрыв!
Тишина.
Прошло пять секунд, десять…
Взрыва не было.
— Выключайте, — спокойно сказал Миллер.
Двойник даже не пошевелился.
На командном пункте началась паника.
— Выключайте! — сказал Миллер.
— Еще несколько секунд, — не оглядываясь, ответил Двойник.
— Выключайте!
Двойник взорвался:
— Как вы не понимаете, что каждая лишняя секунда — это тысяча кларков в недалеком будущем!
Миллер остолбенел от изумления.
Паника катилась по полигону.
— Немедленно проверить энергетику! — ревел в микрофон Дорон. — Начальника третьего участка ко мне!
— Выключайте! — закричал Миллер и бросился к пульту.
Двойник, сжав кулаки, поднялся ему навстречу.
— Забирайтесь назад, — сказал он, — поговорим потом.
Миллер чуть не задохнулся от злости. В нем все клокотало, но он понимал, что пререкаться сейчас бессмысленно: каждую секунду Ирен может очнуться, и тогда трудно представить, что произойдет. Он забрался в шкаф.
Все в ту же замочную скважину Миллер увидел, как Двойник, смочив носовой платок водой, приложил его ко лбу Ирен. Она глубоко вздохнула и открыла глаза. Ее взгляд скользнул по кабинету беспомощно и боязливо.
— Дюк, — тихо сказала она, не то спрашивая, не то утверждая, — я больна?
— Успокойся, Ирен, — мягко сказал Двойник, — не надо волноваться.
Он поднял ее и усадил в кресло.
— Эдвард, мне показалось, что ты… Я видела двоих…
— То есть как двоих? Кого?
— Мне страшно, Дюк.
— Успокойся, Ирен, — повторил он. — Ты очень утомлена. Это бывает. Когда я много работаю, со мной происходит нечто подобное. Это не болезнь. Успокойся. Ты знаешь, миражи в пустыне, ложные солнца… Ты, наверное, волновалась? Не будем сейчас об этом. — Двойник обнял Ирен за плечи. — У нас еще целая вечность впереди.
— Да-да, Дюк, ты прав, как всегда.
Миллер, наблюдавший за этой сценой из шкафа, вначале удивился тому, как Двойник вышел из столь трудного положения, как легко он успокоил Ирен. «Молодец! — невольно похвалил он. — Я, наверное, не смог бы сделать это столь убедительно». Но когда Ирен, тронутая его тактом и благодарная, прильнула к Двойнику, смотреть на это было выше его сил.
— Я провожу тебя, — услышал Миллер голос Двойника.
— Не надо, Дюк. Мне нужно побыть одной.
Ирен направилась к двери. У порога она остановилась, и ее взгляд вновь скользнул по кабинету.
Миллер сидел неподвижно, закрыв лицо руками, пока Двойник не распахнул двери шкафа.
— Выходите, — сказал он, — мы одни.
Нестерпимо жгло горло. Опустившись в кресло, где минуту назад сидела Ирен, Миллер схватил рюмку, одним махом выпил вино и закашлялся. Двойник укоризненно посмотрел на него.
— Я не думал, — ехидно заметил он, — что у вас есть склонность к алкоголизму.
Миллера взорвало, но он сдержал себя и как можно спокойнее ответил:
— Еще неизвестно, какие пороки обнаружились бы в вашем характере, если бы вы сидели в этом шкафу, а я бы нежничал с вашей невестой.
— Оставим это, — прервал Двойник. — Лучше обсудим положение. — Он посмотрел на часы. — До испытаний осталось мало времени, я должен к ним подготовиться. Ну а вы…
— Что вам делать на испытаниях? Если кто-нибудь из нас должен на них присутствовать, то, конечно, я! Вы оставайтесь здесь, в кино сходите, что ли.
— Я не люблю кино. И вы отлично это знаете. Мне нужны испытания, они слишком много для меня значат, поэтому я должен быть на полигоне!
— В таком случае я звоню сейчас Дорону и говорю ему, что поедет один Кербер. — В голосе Миллера послышались металлические нотки. Он решительно направился к телефону.
Двойник остановил его:
— Не торопитесь. Через час после вашего звонка я зайду к Дорону и скажу, что еду на испытания!
— Он примет вас за сумасшедшего.
— Почему меня, а не вас?
Они замолчали.
— Поймите, я, как и вы, тоже ученый, — сказал Двойник. — Мне, как и вам, прежде всего важно убедиться в том, что установка работает.
— Это, пожалуй, единственное, что заслуживает внимания. — Миллер усмехнулся, понимая, что первый раунд у них кончился вничью. — Так давайте, коллега, объединим свои усилия хотя бы на этом этапе.
Оба помолчали и шеями поправили воротнички рубашек.
— Вы… впрочем, могу и я… короче говоря, один из нас поедет на полигон раньше, — неожиданно предложил Двойник. — Там и встретимся. В бункере могут находиться только двое, нам места хватит.
— Но как быть с Кербером? Он всегда ездил на полигон вместе со мной…
— И со мной тоже… Обойдемся без Кербера, — отрезал Двойник. — А то, боюсь, я ему все же поставлю печать на лысину!
И они, быть может впервые, добродушно рассмеялись, отлично поняв друг друга.
… Как и договорились, Миллер приехал на полигон раньше, а Двойник должен был приехать вместе с Дороном. Предъявив часовому пропуск, Миллер прошел в свой бункер. Дверь была открыта. У пульта управления колдовали два механика — служащие полигона. Они доложили, что установка к опыту готова. Миллер отослал их.
Оставшись один, он полностью переключил свой мозг на предстоящий эксперимент.
В то время как глубоко под землей должна будет взорваться бомба и вспыхнет ядерный шквал огня, он, Миллер, находясь в двух километрах от этого ада, попытается задержать взрыв — ну пусть на пять секунд, на десять, этого будет достаточно, чтобы понять: установка сработала! Она сейчас там, над черным жерлом шахты, уходящей в глубины земли. Но если нажать вот эту красную кнопку, суперполе должно заключить атомный огонь в свои объятия. Это поле должно держать его не только секунды — вечно, всегда! — но может и выпустить, и тогда бетон, земля — все превратится в сгусток плазмы…
Миллер чувствовал, что эксперимент закончится хорошо. Все прошлые ошибки исправлены. Но все ли? Да, кажется, все… Сегодня установка будет работать!.. А вдруг нет? Разве он застрахован от неожиданностей? И кто вообще избавлен от них?
Неожиданно Миллер услышал голос Дорона.
— Профессор, — сказал генерал, — что вы нам сегодня обещаете?
Миллер испуганно отшатнулся, но, поняв, рассмеялся. На командном пункте включили трансляцию, голос Дорона доносился из репродуктора.
— Наука не терпит спешки. — Ошарашенный Миллер услышал свой собственный голос. «Значит, они уже там. Лишь бы Двойник не наговорил лишнего!» — Из суммы рядовых репетиций складывается премьера, генерал.
— Вы театрал, профессор, — ответил Дорон с раздражением, — но у нас все-таки не спектакль! Вы когда-нибудь скажете мне толком о ходе ваших работ?
— Но, генерал, иногда и репетиция может доставить удовольствие! — ушел от прямого ответа Двойник.
Да, он вел себя осторожно. «Или он не уверен в исходе испытаний, — подумал Миллер, — или… — И тут его поразила неожиданная мысль. — Или он, кроме самой установки, больше ничего не знает!»
— Профессор, — сказал между тем Дорон, — мы с нетерпением ждем завершения вашей работы. И чем быстрее она будет закончена, тем лучше для вас.
— Я постараюсь, генерал.
Когда Двойник наконец появился в бункере, он увидел Миллера улыбающегося и почти счастливого. Миллер сидел в кресле и курил сигарету. Он встретил своего коллегу иронически.
— Как добрались, профессор? — спросил Миллер.
— Отлично, профессор. — Двойник принял предложенный тон разговора. — Правда, Дорон забросал меня глупыми вопросами, а в остальном все нормально. Установка готова к опыту?
— Конечно.
— Я представляю, — сказал он, — как мы начнем выпускать установки серийно, большими партиями. Любой хороший завод освоит их производство за два месяца.
— Это не так просто, — заметил Миллер.
— Знаю. Но достаточно посадить конструктора, чтобы он грамотно сделал чертежи по уже существующей разработке, и все будет нормально. В установке, конечно, не все совершенно, но она и так хороша.
— Может быть, хватит болтать? — зло заметил Миллер. — Пора приступать к делу.
Они тщательно проверили все приборы.
— Я очень волнуюсь, — признался Двойник, — и в то же время я спокоен: мне кажется, что опыт будет удачен.
— Возможно, возможно. — Миллер испытующе посмотрел на Двойника. — Но меня беспокоит одна деталь: сможет ли гиперполе пробить такую толщу земли? Я как-то упустил это из виду.
— Вполне естественно, — сказал Двойник. — Как вы могли думать о том, о чем я не думал?
Они взволнованно зашагали по комнате. «Господи, почему я не проверил это раньше?» — подумал каждый.
— А если… если… — Двойник остановился, — увеличить напряженность?
Миллер на секунду задумался, но, проделав в уме несложные подсчеты, разочарованно сказал:
— Нельзя! Не справятся блоки фокусировки поля. Кроме того, в зону действия установки попадет первый бункер, там люди…
— Ерунда! — Двойник загорелся своей идеей. — Я уверен, ничего им не будет!
— Люди могут пострадать! — резко сказал Миллер.
— Вы просто хлюпик, профессор!
Миллер ничего не ответил. В голову пришла любопытная мысль: если включить оба генератора гиперполя последовательно, то этого будет вполне достаточно…
— Слышите, я требую! — упрямо повторил Двойник.
— У нас нет времени, чтобы переналаживать установку.
— Что же делать?
— Включим генераторы поля последовательно.
— Зачем? — не понял Двойник.
Миллер, не скрывая своего превосходства, объяснил идею. Некоторое время Двойник не понимал и только в конце, когда Миллер сказал ему, что и как надо делать, согласился. Через несколько минут аппаратура была готова.
Миллер торжествовал. «Двойник, — думал он, — не очень-то хорошо соображает. Впрочем, это естественно, ведь он живет отдельно от меня второй день — значит, уже два дня мыслит иначе, совсем иначе… Вероятно, в лаборатории Чвиза воспроизводилось далеко не все… Главное! — И от этой мысли Миллер пришел совсем уж в отличное настроение. — Двойник, кажется, и не подозревает о некоторых тонкостях теории нейтронного торможения!»
— Еще есть надежда, что король голый, — сказал вслух Миллер.
— Что? — не понял Двойник.
— Это я просто так. — Миллер мысленно обругал себя за несдержанность. Он подумал о том, что если не будет установки — она, например, исчезнет, — то Двойнику грош цена. Ведь он не сможет вновь создать установку.
В репродукторе раздался голос начальника полигона:
— Зона освобождена. Приготовиться, через пять минут взрыв.
— Садитесь за пульт, — сказал Миллер. — Я буду снимать показания приборов.
И отошел в глубь бункера.
… Из командного пункта доносился монотонный голос начальника полигона:
— До взрыва тридцать секунд… десять… пять… три…
Двойник включил установку.
Начальник полигона считал:
— Два… Один… Взрыв!
Тишина.
Прошло пять секунд, десять…
Взрыва не было.
— Выключайте, — спокойно сказал Миллер.
Двойник даже не пошевелился.
На командном пункте началась паника.
— Выключайте! — сказал Миллер.
— Еще несколько секунд, — не оглядываясь, ответил Двойник.
— Выключайте!
Двойник взорвался:
— Как вы не понимаете, что каждая лишняя секунда — это тысяча кларков в недалеком будущем!
Миллер остолбенел от изумления.
Паника катилась по полигону.
— Немедленно проверить энергетику! — ревел в микрофон Дорон. — Начальника третьего участка ко мне!
— Выключайте! — закричал Миллер и бросился к пульту.
Двойник, сжав кулаки, поднялся ему навстречу.
8. Билет в Аргентину
Миллер не успел нажать кнопку сброса поля: рука Двойника цепко обхватила его запястье. Физик рванулся. Двойник засмеялся коротко и неприятно.
— Драка отменяется, — сказал он отрывисто, — ведь и физически мы равны. — И разжал руку.
Миллер чуть тронул красную кнопку, и в тот же миг они увидели, как острой пикой взметнулась вверх дрожащая голубая линия на экране нейтронного счетчика: в шахте взорвалась бомба.
Миллер устало опустился в кресло, закрыл глаза. Двойник подошел к контрольному секундомеру.
— Шесть минут семнадцать и три десятых секунды, — сказал он. — Боже мой, какой вы все-таки идиот! Просто не верится, что вы мой двойник.
— Идиот вы, — лениво сказал Миллер. — Впрочем, даже кретину ясно, что если процесс ядерного деления можно затормозить на десять секунд, то при определенном расходе энергии его можно затормозить на десять минут или дней. Это уже неинтересные технические детали, которые должны заботить не физика, а репортера… А вы упивались своей властью над нейтронами, как мальчишка, которому подарили барабан и который не может остановиться.
— Да! Упивался! — закричал Двойник. — Упивался! Потому что нам с вами все ясно и секунду спустя, а Дорону и господам из министерства обороны секунды мало! Им нужен эффектный фокус — вот тогда им будет ясно! Эффектный и достаточно долгий, чтобы они успели сообразить. Года два назад я листал книжку «Теория рекламы»…
— Это я листал! — сказал Миллер.
— Опять дурацкий спор, — вздохнул Двойник. — Ну хорошо: мы листали. Но вы ничего, видно, не запомнили, а я запомнил. Надо уметь продавать. И, право же, все равно, чем вы торгуете — пивом или установками нейтронного торможения. Если вы принесете Дорону листок с формулами, вам заплатят тысячу кларков, а если вы сунете ему под нос секундомер, можете сорвать миллионы.
— Так, так, — сказал Миллер, — браво! Раньше я думал, что есть физики-теоретики и физики-экспериментаторы. Оказывается, есть еще физики-лавочники.
— Зря стараетесь: драки не будет, — спокойно сказал Двойник. — Ну что вы злитесь? Почему цену моим мозгам должен назначать кто-то, а не я?
— Вашим мозгам? — переспросил Миллер.
— Ну хорошо: нашим.
— Это, простите, меняет дело. Я сам распоряжаюсь своими мозгами.
— Можете не волноваться: я джентльмен. Все деньги — пополам. И, послушайте меня, давайте сразу договоримся: я покупаю билет в Аргентину или в Австралию, куда хотите, хоть в Россию, и вы уезжаете. Нам будет трудно вдвоем.
— Интересно, — сказал Миллер, — очень интересно. Я уезжаю, а вы? Что будете делать вы? Только откровенно.
— Абсолютно откровенно! Я иду к Дорону и рассказываю ему о том, что генератор существует, работает, и предлагаю его купить… ну, допустим, за миллиард кларков.
— Зачем вам такая куча денег?
— Я не жадный: миллиард надо просить для солидности. На двоих нам вполне хватит двадцати миллионов. Потом отдаю установку, ее разбирают, изучают…
— Но они не понимают принципа генерирования и ориентации поля.
— А зачем его понимать? Кто понимает, что такое энтропия? Кто представляет себе бесконечность пространства? Так даже удобнее: я им — установку, они мне — чек. И до свидания. Поселимся с Ирен где-нибудь у теплого моря…
— Но ведь Ирен будет в Аргентине.
— Почему?
— Вы же собираетесь спровадить меня в Аргентину.
— Вас, но не Ирен.
— Ах, вы надеетесь, что я…
Их разговор прервал голос Дорона из репродуктора:
— Профессор Миллер! Профессор Миллер!
Двойник быстро подошел к микрофону, щелкнул выключателем:
— Миллер у микрофона.
— Мы до сих пор не понимаем, чем вызвана задержка взрыва, — сказал Дорон. — Могут ли ваши опыты влиять на наш эксперимент?
— Гм… Трудно сказать… — осторожно начал Двойник.
— Думаю, что не могут, — быстро вставил Миллер.
Двойник погрозил ему кулаком.
— Вы могли бы зайти ко мне? — спросил Дорон.
— Хорошо, — сказал Двойник.
— Я зайду через десять минут, — добавил Миллер.
Двойник выключил микрофон.
— Зайду все-таки я, — сказал он.
— Послушайте, мне это надоело. — Миллер закипал. — С меня хватит. Вы ходили по моему кабинету — я сидел в шкафу, вы ездили в моей машине — я брал такси. Давайте вести честную игру: утром вы говорили с Дороном, теперь моя очередь.
— Понял, — сказал Двойник и улыбнулся. — Вы думаете, что я начну торговлю и оставлю вас в дураках…
— А где гарантия? — перебил Миллер.
— Вот это настоящий разговор! — захохотал Двойник. — «Где гарантия»! Да, вы не такой простак, каким хотите казаться. — Внезапно он стал серьезным. — Даю вам слово: сегодня торговли не будет. Это слишком серьезное дело, и к нему надо подготовиться. Более того, я постараюсь убедить Дорона, что задержка, возможно, не имеет к нам отношения. Если он узнает о нашем опыте, то спокойно сможет обойтись и без нас: установка в его руках. Итак, сейчас пятнадцать тридцать, в семнадцать встретимся дома и все обдумаем… Да, пока не забыл: купите себе домашние туфли, я не могу больше ходить по квартире босиком.
Двойник вышел. Некоторое время Миллер неподвижно сидел в кресле, потом встал, в задумчивости походил по тесному бункеру, сел снова. Итак, решение, о котором он думал так долго, принято. Принято не им. Помимо его воли. Двойник продаст установку, это вопрос только времени. Он должен помешать ему. Как? Как? Как?
Он сидел долго. Вдруг вспомнил: «Кто понимает, что такое энтропия? Кто представляет себе бесконечность пространства?» Миллер быстро встал.
— Может быть, это не лучшее решение, но это — решение, — сказал он своему отражению в трубке осциллографа. Выпуклое стекло искажало его лицо. Там, в трубке, он совсем другой, не похожий на Двойника…
«Мерседес» профессора Миллера подъехал к стенду, где была смонтирована установка. Он улыбнулся часовому: тут его знали. Подошел к аппарату, долго возился, отключая провода, тянувшиеся к маленьким ящичкам — блокам ориентации поля. В них — все. Два ящичка не больше жестянки из-под чая. Правда, тяжелые. «Гири, — подумал Миллер, — гири на весах войны и мира». Он отнес их в машину.
Через десять минут, когда он был уже милях в пятнадцати от полигона, он остановил свой «мерседес» у моста через реку. Вышел. Вынул блоки, положил под передние колеса. Сел за руль и двинул автомобиль. Раздался легкий хруст, как сахар на зубах. «Мерседес» снова остановился. Миллер вышел с газетой в руках. Аккуратно сгреб в газету исковерканные пластинки металла, панельки, магнитики, битое стекло, комочки рваных проводов. Завернул. Пакетик полетел в реку, шлепнулся и даже проплыл, к удивлению Миллера, несколько метров. Но тонкая бумага быстро размокала, расползалась под тяжестью разбитых приборов.
Он переехал мост. Крутой поворот шоссе был огорожен белыми бетонными столбиками, прямыми и строгими, как солдаты. Миллер на ощупь проверил застежки предохранительного шоферского пояса. «Жалко все-таки машину…» — это была его последняя мысль, перед тем как «мерседес», ударившись правым боком в столбик, с визгом отлетел на левую сторону шоссе. Маленькая тонкая струйка побежала к обочине. Наверное, это была вода. А может быть, бензин. А может быть, кровь?
… 17:00. Миллера нет. Что он придумал? Душно. Двойник подошел к окну, распахнул створки и в тот же миг услышал голос мальчишки-газетчика: «Экстренный выпуск! Новый подземный взрыв прошел успешно!» (Он улыбнулся.) «Миссис Лэлли Кичкин — мать двадцать шестого ребенка!» (Молодец Лэлли!) «Известный физик профессор Миллер — еще одна жертва автомобилизма». Двойник вздрогнул. Нет, он не мог ослышаться. Выскочил на улицу, схватил газету и сразу увидел на первой полосе свой искореженный «мерседес». Отдельно — фотография Миллера: голова откинута назад, глаза закрыты. Не понимая слов, пробежал глазами заметку: «… доставлен в госпиталь св. Фомы…» Где этот святой находится?
Первое, что сказал врачу Миллер, когда открыл глаза в госпитале Святого Фомы, было:
— Прошу вас позвонить по телефону PC-15-875… господину Дорону… и рассказать ему…
— Обязательно, обязательно, — суетливо и ласково ответил врач и тут же начал набирать номер.
«Так, — подумал Миллер, — установки нет. Это раз. Дорон знает, что я в больнице. Это два. Сегодня об этом напишут газеты. — Он готов был смеяться от радости. — Главное теперь — надуть врачей… Какие признаки сотрясения мозга? Тошнота. А еще? Кажется, сотрясение нельзя проверить никакой электроникой… Итак, он перешел наконец на легальное положение. „Профессор Миллер — жертва автомобильной катастрофы“. Ха! Ха! Пусть теперь тот покрутится!»
— Если придет мой брат — вы узнаете его, он очень похож на меня, — пропустите его, пожалуйста, — сказал он самым больным голосом, на который только был способен.
Двойник приехал в тот же вечер, едва не столкнувшись с только что ушедшей Ирен. Миллер улыбнулся, увидев его наклеенные усы.
— Драка отменяется, — сказал он отрывисто, — ведь и физически мы равны. — И разжал руку.
Миллер чуть тронул красную кнопку, и в тот же миг они увидели, как острой пикой взметнулась вверх дрожащая голубая линия на экране нейтронного счетчика: в шахте взорвалась бомба.
Миллер устало опустился в кресло, закрыл глаза. Двойник подошел к контрольному секундомеру.
— Шесть минут семнадцать и три десятых секунды, — сказал он. — Боже мой, какой вы все-таки идиот! Просто не верится, что вы мой двойник.
— Идиот вы, — лениво сказал Миллер. — Впрочем, даже кретину ясно, что если процесс ядерного деления можно затормозить на десять секунд, то при определенном расходе энергии его можно затормозить на десять минут или дней. Это уже неинтересные технические детали, которые должны заботить не физика, а репортера… А вы упивались своей властью над нейтронами, как мальчишка, которому подарили барабан и который не может остановиться.
— Да! Упивался! — закричал Двойник. — Упивался! Потому что нам с вами все ясно и секунду спустя, а Дорону и господам из министерства обороны секунды мало! Им нужен эффектный фокус — вот тогда им будет ясно! Эффектный и достаточно долгий, чтобы они успели сообразить. Года два назад я листал книжку «Теория рекламы»…
— Это я листал! — сказал Миллер.
— Опять дурацкий спор, — вздохнул Двойник. — Ну хорошо: мы листали. Но вы ничего, видно, не запомнили, а я запомнил. Надо уметь продавать. И, право же, все равно, чем вы торгуете — пивом или установками нейтронного торможения. Если вы принесете Дорону листок с формулами, вам заплатят тысячу кларков, а если вы сунете ему под нос секундомер, можете сорвать миллионы.
— Так, так, — сказал Миллер, — браво! Раньше я думал, что есть физики-теоретики и физики-экспериментаторы. Оказывается, есть еще физики-лавочники.
— Зря стараетесь: драки не будет, — спокойно сказал Двойник. — Ну что вы злитесь? Почему цену моим мозгам должен назначать кто-то, а не я?
— Вашим мозгам? — переспросил Миллер.
— Ну хорошо: нашим.
— Это, простите, меняет дело. Я сам распоряжаюсь своими мозгами.
— Можете не волноваться: я джентльмен. Все деньги — пополам. И, послушайте меня, давайте сразу договоримся: я покупаю билет в Аргентину или в Австралию, куда хотите, хоть в Россию, и вы уезжаете. Нам будет трудно вдвоем.
— Интересно, — сказал Миллер, — очень интересно. Я уезжаю, а вы? Что будете делать вы? Только откровенно.
— Абсолютно откровенно! Я иду к Дорону и рассказываю ему о том, что генератор существует, работает, и предлагаю его купить… ну, допустим, за миллиард кларков.
— Зачем вам такая куча денег?
— Я не жадный: миллиард надо просить для солидности. На двоих нам вполне хватит двадцати миллионов. Потом отдаю установку, ее разбирают, изучают…
— Но они не понимают принципа генерирования и ориентации поля.
— А зачем его понимать? Кто понимает, что такое энтропия? Кто представляет себе бесконечность пространства? Так даже удобнее: я им — установку, они мне — чек. И до свидания. Поселимся с Ирен где-нибудь у теплого моря…
— Но ведь Ирен будет в Аргентине.
— Почему?
— Вы же собираетесь спровадить меня в Аргентину.
— Вас, но не Ирен.
— Ах, вы надеетесь, что я…
Их разговор прервал голос Дорона из репродуктора:
— Профессор Миллер! Профессор Миллер!
Двойник быстро подошел к микрофону, щелкнул выключателем:
— Миллер у микрофона.
— Мы до сих пор не понимаем, чем вызвана задержка взрыва, — сказал Дорон. — Могут ли ваши опыты влиять на наш эксперимент?
— Гм… Трудно сказать… — осторожно начал Двойник.
— Думаю, что не могут, — быстро вставил Миллер.
Двойник погрозил ему кулаком.
— Вы могли бы зайти ко мне? — спросил Дорон.
— Хорошо, — сказал Двойник.
— Я зайду через десять минут, — добавил Миллер.
Двойник выключил микрофон.
— Зайду все-таки я, — сказал он.
— Послушайте, мне это надоело. — Миллер закипал. — С меня хватит. Вы ходили по моему кабинету — я сидел в шкафу, вы ездили в моей машине — я брал такси. Давайте вести честную игру: утром вы говорили с Дороном, теперь моя очередь.
— Понял, — сказал Двойник и улыбнулся. — Вы думаете, что я начну торговлю и оставлю вас в дураках…
— А где гарантия? — перебил Миллер.
— Вот это настоящий разговор! — захохотал Двойник. — «Где гарантия»! Да, вы не такой простак, каким хотите казаться. — Внезапно он стал серьезным. — Даю вам слово: сегодня торговли не будет. Это слишком серьезное дело, и к нему надо подготовиться. Более того, я постараюсь убедить Дорона, что задержка, возможно, не имеет к нам отношения. Если он узнает о нашем опыте, то спокойно сможет обойтись и без нас: установка в его руках. Итак, сейчас пятнадцать тридцать, в семнадцать встретимся дома и все обдумаем… Да, пока не забыл: купите себе домашние туфли, я не могу больше ходить по квартире босиком.
Двойник вышел. Некоторое время Миллер неподвижно сидел в кресле, потом встал, в задумчивости походил по тесному бункеру, сел снова. Итак, решение, о котором он думал так долго, принято. Принято не им. Помимо его воли. Двойник продаст установку, это вопрос только времени. Он должен помешать ему. Как? Как? Как?
Он сидел долго. Вдруг вспомнил: «Кто понимает, что такое энтропия? Кто представляет себе бесконечность пространства?» Миллер быстро встал.
— Может быть, это не лучшее решение, но это — решение, — сказал он своему отражению в трубке осциллографа. Выпуклое стекло искажало его лицо. Там, в трубке, он совсем другой, не похожий на Двойника…
«Мерседес» профессора Миллера подъехал к стенду, где была смонтирована установка. Он улыбнулся часовому: тут его знали. Подошел к аппарату, долго возился, отключая провода, тянувшиеся к маленьким ящичкам — блокам ориентации поля. В них — все. Два ящичка не больше жестянки из-под чая. Правда, тяжелые. «Гири, — подумал Миллер, — гири на весах войны и мира». Он отнес их в машину.
Через десять минут, когда он был уже милях в пятнадцати от полигона, он остановил свой «мерседес» у моста через реку. Вышел. Вынул блоки, положил под передние колеса. Сел за руль и двинул автомобиль. Раздался легкий хруст, как сахар на зубах. «Мерседес» снова остановился. Миллер вышел с газетой в руках. Аккуратно сгреб в газету исковерканные пластинки металла, панельки, магнитики, битое стекло, комочки рваных проводов. Завернул. Пакетик полетел в реку, шлепнулся и даже проплыл, к удивлению Миллера, несколько метров. Но тонкая бумага быстро размокала, расползалась под тяжестью разбитых приборов.
Он переехал мост. Крутой поворот шоссе был огорожен белыми бетонными столбиками, прямыми и строгими, как солдаты. Миллер на ощупь проверил застежки предохранительного шоферского пояса. «Жалко все-таки машину…» — это была его последняя мысль, перед тем как «мерседес», ударившись правым боком в столбик, с визгом отлетел на левую сторону шоссе. Маленькая тонкая струйка побежала к обочине. Наверное, это была вода. А может быть, бензин. А может быть, кровь?
… 17:00. Миллера нет. Что он придумал? Душно. Двойник подошел к окну, распахнул створки и в тот же миг услышал голос мальчишки-газетчика: «Экстренный выпуск! Новый подземный взрыв прошел успешно!» (Он улыбнулся.) «Миссис Лэлли Кичкин — мать двадцать шестого ребенка!» (Молодец Лэлли!) «Известный физик профессор Миллер — еще одна жертва автомобилизма». Двойник вздрогнул. Нет, он не мог ослышаться. Выскочил на улицу, схватил газету и сразу увидел на первой полосе свой искореженный «мерседес». Отдельно — фотография Миллера: голова откинута назад, глаза закрыты. Не понимая слов, пробежал глазами заметку: «… доставлен в госпиталь св. Фомы…» Где этот святой находится?
Первое, что сказал врачу Миллер, когда открыл глаза в госпитале Святого Фомы, было:
— Прошу вас позвонить по телефону PC-15-875… господину Дорону… и рассказать ему…
— Обязательно, обязательно, — суетливо и ласково ответил врач и тут же начал набирать номер.
«Так, — подумал Миллер, — установки нет. Это раз. Дорон знает, что я в больнице. Это два. Сегодня об этом напишут газеты. — Он готов был смеяться от радости. — Главное теперь — надуть врачей… Какие признаки сотрясения мозга? Тошнота. А еще? Кажется, сотрясение нельзя проверить никакой электроникой… Итак, он перешел наконец на легальное положение. „Профессор Миллер — жертва автомобильной катастрофы“. Ха! Ха! Пусть теперь тот покрутится!»
— Если придет мой брат — вы узнаете его, он очень похож на меня, — пропустите его, пожалуйста, — сказал он самым больным голосом, на который только был способен.
Двойник приехал в тот же вечер, едва не столкнувшись с только что ушедшей Ирен. Миллер улыбнулся, увидев его наклеенные усы.