Бакстер Мэри Линн. Огни юга

   Ему показалось, что по телу пробежал электрический ток, он наклонился к ней и впился в ее губы своими горячими губами. На секунду она напряглась. Ее груди вдавились ему в грудь, и у нее не было никакого шанса уклониться от его жажды.
   Он услышал стон, исходивший из самых ее глубин, когда он языком раздвинул ее губы. Очевидно, эта безрассудная смелость побудила ее к действию. Она отдернула голову и оттолкнула его, ее глаза расширились от испуга.
   Их прерывистое дыхание перекрывало гул усиливающегося ветра.
   – Вообще-то подобное не в моих правилах, – объяснил он, более потрясенный, чем хотелось бы признаться самому себе. – Я… – Он не мог продолжать, потому что совершенно не знал, что сказать.
   Когда она повернулась и открыла дверцу машины, он увидел, как дрожит ее рука. Янси накрыл ее руку своей.
   – Когда я снова увижу вас? – прохрипел он.
   Она посмотрела ему в глаза и прошептала:
   – Я свяжусь с вами.
   Он стоял как идиот, прекрасно сознавая, что ему давно пора быть в клинике.
   А он все никак не мог двинуться с места, все смотрел и смотрел на исчезающие в темноте задние огни ее машины.

Глава 5

   Тело и белье Янси были мокрыми от пота, промок даже зеленый хирургический костюм. Медсестра вытерла ему бровь над маской. Наконец, сдернув ее, он посмотрел на двух докторов, стоявших с другой стороны пациентки, которые в ответ уставились на него так, как будто видели перед собой не Янси, а самого дьявола.
   – Да не стойте вы как истуканы, – раздраженно сказал Янси. – Все, укрывайте ее. – И, даже не взглянув на них, он повернулся и вышел из операционной.
   Через несколько шагов он остановился и прислонился к стене, тяжело дыша. Пот лил не переставая, мокрым был каждый дюйм его большого тела. «Мне можно не бежать трусцой сегодня вечером», – ни с того ни с сего подумал он.
   – Мы чуть было не потеряли ее, – сказал Карл Паркер.
   Это был хирург, работавший с Янси, он вышел за ним следом.
   – Что значит «мы», дерьмо? Ты был первым. Что, черт возьми, случилось, Паркер? Если бы не я, эта женщина умерла бы от кровотечения, – заорал Янси.
   – Я… – Лицо Паркера стало одного цвета с его волосами, огненно-красными.
   – Если подобное когда-нибудь повторится, я все расскажу о тебе. Ты понял?
   – Слушай, Грейнджер, – забормотал Паркер, – только там, откуда ты смылся…
   Янси двинул ему прямо в лицо.
   – Я смылся сейчас из операционной, но если ты или кто-нибудь из моих сотрудников плохо работает, правление спрашивает с меня!
   – Никто не совершенен, – ответил Паркер, и горькая улыбка скривила его губы. – Даже ты.
   – Вот здесь ты ошибаешься. Я совершенен. Чем скорее ты усвоишь, что и тебе надо быть совершенным, тем лучше. А теперь тащи свою задницу обратно и проверь, как там дела.
   Доктор не двинулся с места, и Янси завопил:
   – Немедленно!
   Паркер дернулся, будто его подстрелили, и помчался назад, сквозь закачавшиеся створки дверей.
   – Эй, Грейнджер, Калхаун хочет тебя видеть у себя в кабинете. Наверное, хочет потоптать тебя как следует!
   – Иди ты к черту, Марш!
   Кардиохирург рассмеялся и спокойно направился в холл, не пропуская ни одной ступеньки лестницы.
   Янси отправился в другую сторону, к себе в кабинет. Там он шлепнулся на кушетку в углу и опустил голову на руки.
   Он знал, что должен чувствовать раскаяние за свое поведение с коллегами и подчиненными, но он не чувствовал. Здесь нет места для чувств. Он был жесткий руководитель бригады, и он должен быть таким, иначе ему не ужиться с самим собой. Когда имеешь дело с человеческой жизнью, у тебя нет такой роскоши, как возможность ошибиться. Чаще всего у тебя нет и второго шанса.
   Потом, через годы, люди, работающие под его руководством, будут ему благодарны. Черт, его учителем в медицинской школе был жесткий старый ублюдок, он впился в него, как пиявка в задницу, и не отставал, пока не добился своего, не выучил его как следует. Благодаря ему Янси Грейнджер поверил в свои способности, и таким же он хотел быть для своих студентов.
   Янси любил свою работу. Он любил помогать больным, видеть слезы радости в глазах женщин, которые от него узнавали, что беременны.
   Но такая награда давалась нелегко. За нее надо было заплатить сполна. Он это слишком хорошо знает.
   Янси посмотрел на часы; у него есть минут сорок пять, а потом он должен вернуться в операционную. У его следующей пациентки внематочная беременность. Она уже в возрасте, у нее нет детей, но она не оставляла надежду родить. Он надеялся, что сможет помочь ей.
   Он покрутил головой. Ни его тело, ни его разум все еще не могли успокоиться. Он посмотрел на свои руки и заметил, что они дрожат. Если бы кто-нибудь из его близких друзей увидел его сейчас, особенно Паркер!
   – Да пошли они все куда подальше, – пробормотал он.
   Он знал, кто виноват в том, что с ним случилось. Дана Бивенс. Он хотел увидеть ее снова. Он хотел затащить ее к себе постель. А ведь еще совсем недавно ему казалось, что у него никогда не будет времени ни на что. Все, что у него было, – работа и телефонные звонки Виды Лу.
   Проклятая женщина! Как и Дана, она тоже приперла его к стене, только по другой причине. Ему нужна сейчас Вида Лу, нужна ее опытность, ее агрессивность для строительства больницы, такой желанной, – до отчаяния он хочет эту больницу. А когда он ее получит, ему не надо будет больше видеть ни ее, ни Карла Паркера, этого неумеху, не надо будет иметь с ними дела. Для новой женской больницы он сам подберет штат.
   Анализируя произошедшее, Янси понял, что подобное могло случиться и с ним, не только с доктором Паркером. Да, наверное, он перебрал с критикой коллеги. Ему следовало держаться с ним более дипломатично.
   Однако он исправил ошибку Паркера, и тот получил по заслугам. Янси нисколько не жалел, что двинул ему. Но он знал истинную причину своей вспышки – она сидит глубоко внутри, она в его собственном напряженном состоянии.
   Янси снова подумал о Дане Бивенс. Он вел себя с ней как дурак, он посмел поцеловать ее. Даже сейчас он почувствовал напряжение во всем теле. Какая она приятная на вкус и так хорошо пахнет, она просто изумительная! Но стоп, а разве не таких женщин он всегда выбирал? О каждой из них можно было сказать то же самое. Так чем же Дана Бивенс отличается от других? Почему она вывернула его наизнанку и заставила хотеть того, чего он не имел права хотеть?
   Возможно, она дала ответ в долю секунды, горячими губами, такими же податливыми и жадными, как и его. Он почти потерял голову. Он не хотел, чтобы поцелуй кончался. Он хотел…
   Стук в дверь или это удары его пульса? Янси успокоил свои мысли и прислушался. Стук повторился.
   – Открыто, – бросил он.
   В комнату заглянула секретарша:
   – Вас ждет доктор Калхаун.
   – Спасибо, Эбби. Скажи, сейчас зайду.
   Янси потер рукой шею, глубоко вздохнул и вышел из кабинета. Лицо его было мрачным как туча.
 
   Доктор Броди Калхаун проверил плешь на затылке, все еще не в силах поверить, что она там появилась – ни с того ни с сего. Она так сильно мешала ему, что из-за нее он чувствовал какую-то непривычную нерешительность. Но о нынешнем состоянии этого не скажешь.
   Проклятый Янси Грейнджер! Сейчас он поставит его на место, непременно, сказал себе Калхаун и жалко улыбнулся. Он не отступится. Ведь кто-то должен постараться заткнуть наконец рот Янси Грейнджеру. Он, Броди Калхаун, – этот кто-то, а если он не сумеет, то больнице конец.
   Бывают ситуации, когда одному человеку приходится вести всю игру. Но дело в том, что Янси вообще отказывается работать в команде. Это его манера. Броди подумал, что главный гинеколог и хирург слишком неуправляем и слишком энергичен.
   Броди Калхауна беспокоили отношения Янси и руководства больницы.
   – Если надо лизать им задницу, – заявил Янси, – то это не по мне.
   Это были первые слова, которые произнес Янси, переступив порог университетской больницы. По сей день он руководствуется своим принципом, к великому всеобщему огорчению.
   «Но что я могу сделать?» – спросил себя Калхаун. Университетской больнице чертовски повезло, она сумела заполучить Янси Грейнджера, а если специализированная больница из проекта еще и превратится в реальность, то она очень поддержит экономику не только Шарлотсвилла, но и всего графства.
   Он посмотрел в потолок, словно умоляя о божественном вмешательстве. Как бы он хотел, чтобы Янси был похож на других докторов – делал свою работу, а потом шел домой, к жене и детям. Броди усмехнулся, представив подобную картину. Даже если Янси хотел бы стать таким, как все доктора, у него бы ничего не вышло. Янси Грейнджер жил в своем собственном измерении.
   Броди пробовал объяснять это руководству, но начальство только вздыхало: как тяжело с доктором Грейнджером!
   Слухи неустанно ползли по больнице, и их предметом чаще всего был Янси. Казалось, ему нравилось быть в центре скандалов, и этим он как бы пытался всем доказать, что он самый лучший и самый яркий абсолютно во всем, что бы он ни делал. Броди подозревал, что главное, что хотел доказать всем Янси, – что только с помощью ума и таланта он может добиться всего в этом мире, а вовсе не потому, что получил при рождении фамилию Грейнджер.
   Если бы кому-нибудь удалось хоть немного приручить этого дикого человека с его высокомерием, то насколько стало бы легче работать с ним! А то ведь это сущий ад!
   Калхаун боялся, как бы Янси не зашел слишком далеко на сей раз.
   – Если ты вызвал меня насчет Паркера, – заявил Янси с порога, – то не трудись.
   Броди впился в него цепким взглядом.
   – Черт возьми, про мордобой поговорим в другой раз.
   – Давай поскорее. Мне надо быть в операционной точно…
   – Для начала сядь и заткнись.
   Янси посмотрел в лицо своему начальнику, задержал на нем взгляд на секунду и пожал плечами:
   – Хорошо, но если это насчет Паркера…
   – Это не насчет Паркера, хотя он только что позвонил и рассказал, какое ты дерьмо. Ты дал ему в морду, даже не выслушав.
   – Что? Сопливый ублюдок! Эта женщина могла умереть.
   – Я рад, что ты это сказал.
   – Что, черт возьми, это значит?
   Броди почувствовал, как его рука сама потянулась к плеши на затылке, но он отдернул руку и снова положил на стол.
   – Может, стоит тебе напомнить, что пациенты умирали и под твоим ножом?
   – Хорошо, Броди, давай поставим все точки над i.
   – Перестань ухмыляться.
   Челюсть Янси дрогнула.
   – Какого черта, в чем дело?
   – В судебном процессе, вот в чем. Тебе это о чем-нибудь говорит?
   Янси вздрогнул.
   – Да. И что?
   – Как – что? Почему ты сидишь и ничего не предпринимаешь? Боже мой, Янси, я всегда считал тебя своим другом! Сколько раз я защищал тебя от нападок руководства, сколько раз! Но теперь у меня больше нет желания служить буфером между тобой и ими.
   – Слушай, поверь мне. Судебное разбирательство – чепуха.
   – Умер младенец! Господи!
   Янси вскочил со стула и хлопнул ладонью по столу Броди.
   – Ты думаешь, я не знаю? – Его ноздри раздулись. – Разве ты не понимаешь, что я живу с этим каждый день? Мне не нужен твой суд или суд твоего ханжеского штата!
   – Хорошо, прости, но такова жизнь, мой друг. Они требуют немедленно подвесить тебя за задницу.
   – Успокой их. Скажи, что я не был пьян, когда делал операцию. Черт, я вообще ничего не пью!
   – Но есть свидетели…
   – Я не дал бы и дохлой крысы за таких свидетелей, – вспыхнул Янси. – Все сфабриковано.
   – Но поскольку это существует, то мы – ты, больница – должны разобраться. Такая реклама никому не нужна, и не мне напоминать тебе об этом.
   – И что теперь?
   – Слушай, руководство уже достало меня насчет тебя и судебного иска. И я хочу знать, что ты собираешься делать.
   – Я уже сказал: пресечь в корне.
   – Но почему я не испытываю от этого никакого облегчения? – спросил Броди.
   – Потому что ты неисправимый пессимист.
   Броди фыркнул.
   – Это серьезно, Янси. Я говорю очень серьезно.
   – Я тоже – особенно потому, что я сделал свое дело прекрасно. Никто не смог бы спасти младенца. Когда муж наконец обделался и позвонил по 911, состояние ребенка было уже критическим. Я не Бог.
   Броди снова фыркнул.
   – Ты действительно так думаешь?
   – Да. – Неожиданно в голосе Янси послышалась невероятная усталость.
   – О’кей, и что нам теперь делать? Как вытащить тебя из этого дерьма?
   – Не волноваться. Об этом есть кому позаботиться.
   Броди почувствовал, как с души свалился камень, но тон оставался подозрительным.
   – Кто же это?
   – Самый лучший адвокат займется этим.
   – И кто он такой? – спросил Броди, все еще настороженно.
   – Сын старого Тримейна, Руни, у него практика в Ричмонде.
   Броди почувствовал, как кровь застыла у него в жилах.
   – Ты, конечно, шутишь?
   – Нет.
   – Но это абсурд!
   – Я думаю, наоборот, гениально.
   – Но тут совершенно явное столкновение интересов. Шелби Тримейн владеет землей…
   – Руни не владеет землей. И я тебе уже говорил, что он самый лучший адвокат.
   Лицо Броди стало жестким.
   – А если это поставит все под угрозу? Вряд ли старику Тримейну понравится, что его втягивают в грязное дело, в которое ты вляпался. Более того, ему точно не понравится, что ты вовлекаешь в это его сына. Ты ведь знаешь, как он дорожит именем семьи.
   – Тогда мне придется выяснить, как заставить его изменить свое мнение на этот счет.
   – Нет, Руни никогда не возьмется за это дело.
   Янси встал, направился к двери, потом обернулся и сказал:
   – Хочешь пари?
   Оставшись один, доктор Броди Калхаун откинулся на спинку стула, чувствуя, что его охватывает липкий страх.

Глава 6

   Дана еще раз ударила кулаком по подушке. Потом легла и уставилась в потолок. Доктор Янси Грейнджер был единственной причиной ее недовольства и бессонницы.
   Ну почему он не оказался старым и некрасивым? Тогда она была бы в полной безопасности: во-первых, по отношению к нему не возникло бы ничего личного, а во-вторых, она могла бы воспользоваться его медицинским опытом…
   «Какая ирония судьбы!» – подумала Дана. Она приехала в город, где практикуют самые лучшие специалисты, а у нее не хватает мужества выяснить о себе то, что ей надо. Вот бы собраться с духом и раз и навсегда разделаться со своими опасениями насчет собственного бесплодия. После того несчастного случая у нее полный беспорядок в душе и мыслях. Она не знала, сможет ли забеременеть еще раз.
   Внезапно Дану осенило. Да о чем, черт побери, она думает? Она получит ответ на вопрос, который тревожит и грызет ее столько лет, но не от Янси Грейнджера.
   С отвращением она посмотрела на часы. Семь. Надо встать и заставить себя поехать в центр, где среди бутиков и антикварных лавочек, набитых сокровищами разных времен и народов, есть крошечный ресторан, в котором прежде подавали восхитительное печенье и черный крепкий кофе. Но ее тело отказывалось подчиняться, и тогда она решила повернуться на другой бок и попытаться снова заснуть. Сегодня необходимо быть собранной, готовой приступить к работе, как никогда.
   Дана застонала, кровь прилила к лицу, а сердце сильно заколотилось. Черт возьми, почему объектом ее внимания должен был именно доктор Янси Грейнджер? Она все еще не могла поверить, что просто стояла возле машины и позволяла этому мужчине целовать ее.
   Почему она не влепила ему пощечину и не убежала? Ей это даже в голову не пришло.
   Значит, поцелуй не испугал ее. Более того, она ощутила жар и необыкновенное удовольствие во всем теле, когда его язык скользнул к ней в рот и она заметила его возбуждение. Даже теперь она сладостно вздрогнула, вспомнив об этом.
   Безусловно, он очень привлекательный. Но таких мужчин много. Она редко увлекалась кем-нибудь и была абсолютно уверена, что никому бы не позволила себя вот так поцеловать. За все эти годы Руни был единственным мужчиной, которого она подпустила к себе достаточно близко.
   Ну что такого в Янси Грейнджере, кроме его яркой аристократической внешности? Она не знала ответа, и это пугало ее. Дана мысленно представила его таким, каким увидела в ресторане.
   Когда он говорил с бывшей женой, он был другой. Ни этого невероятного голоса, ни обезоруживающей улыбки, способной выбить ее сердце из привычного ритма. Он казался мужчиной несколько старше своих лет и довольно мрачного вида.
   Но Дана не могла не заметить, как он изменился, оказавшись рядом с ней. Эти волосы, упавшие на лоб, а глаза – какие это были глаза! Мало того что они были необыкновенно яркого цвета, они, казалось, обладали способностью напрочь лишить ее сил обороняться.
   Она должна быть с ним осторожна еще и по другой причине. Ее реакция на него оказалась необычной. Он сразил и очаровал ее – сразил агрессивным обаянием, а очаровал неприкрытой высокомерной дерзостью. То и другое для нее смертельно.
   Нет, это невозможно, подобное не должно повториться. С тех пор как она допустила слабость, поле, на котором шла игра, стало небезопасным. Она нарушила свое главное правило: не иметь никаких личных отношений с героем материала. Как она посмела поставить под угрозу свою работу, даже не приступив к ней всерьез?!
   Дана предвидела, что у этого мужчины будет непросто взять интервью.
   Она снова ударила кулаком по подушке. Изо всех сил. «Перестань думать об этом типе!» Его мощная мужская сила способна совратить любую женщину, в том числе и ее. Она разозлилась.
   Она что же – сошла с ума? Да, так и было, на одно мгновение, вчера вечером, она действительно сошла с ума. Потеряла разум. Хуже всего то, что его влажный горячий поцелуй отозвался незнакомой болью между бедрами.
   Дана надавила рукой на живот и почувствовала, как ее замутило. Она надеялась на успех, на то, что сделает потрясающий материал. Ее послали сюда затем, чтобы выяснить, что за человек Янси Грейнджер и действительно ли он достоин Нобелевской премии и той славы и уважения, которые она обычно приносит.
   Такие люди встречались Дане в ее журналистской практике, но она старалась держаться с ними в деловых рамках. Они казались ей похожими на баллистическую ракету.
   Мало того что она должна работать с Янси Грейнджером, есть еще Руни Тримейн. Руни встретил ее в аэропорту, когда она вернулась после переговоров в журнале «Ишьюз».
   Он повел ее обедать во французский ресторан. Как только они сели за столик, он устремил на нее взгляд, полный нежности.
   Дана отвернулась, поскольку не могла ответить ему таким же взглядом, ей было очень жаль, что она не в состоянии это сделать. Он не так красив, как большинство знакомых ей мужчин, но это не важно. Все в общем-то при нем. Он истинный джентльмен, успешно практикующий адвокат, владелец собственной фирмы. У него полно денег, прекрасная родословная.
   Однако все это не имело для нее значения. Она просто не любила его. Она знала, как он переживает из-за того, что она не чувствует к нему ничего, кроме нежности, но он не давил на нее, и она была благодарна Руни. Правда, судя по его взгляду, едва ли она сможет удержать его от неизбежного.
   Ей не хотелось обижать Руни Тримейна: он так хорошо к ней относится. Но Дана чувствовала, что их отношения не могут больше оставаться прежними, потому что они достигли такой точки, когда неизбежно должны измениться.
   – Я скучал по тебе, ты знаешь, – сказал он тихо.
   Дана, поколебавшись, кивнула:
   – И я скучала по тебе.
   – Но что произошло? Что-то нехорошее… Я чувствую. – Он потянулся к ее руке, дотронулся. Дана вздрогнула. Губы Руни сжались и стали тонкими. – Черт возьми, я никогда не говорил тебе об этом, но, думаю, пришло время все поставить на свои места.
   – Ты о чем? – спросила она, широко раскрыв глаза.
   – Почему ты терпеть не можешь, когда я или любой другой мужчина прикасается к тебе?
   – Это неправда, – горячо заспорила Дана. – Ты прикасался…
   – Конечно, я прикасался к тебе, даже целовал, но ты никогда не отвечала, сама знаешь. – Он помолчал. – Речь не только обо мне. Я замечал, что ты точно так же реагируешь, когда вообще кто-либо из мужчин совершенно невинно дотрагивается до тебя, вот как я сейчас.
   – Слушай, Руни…
   – Кто обидел тебя?
   Дана открыла рот, потом закрыла и отвела глаза от Руни.
   – Это тебе кажется.
   – Мне?
   – Да, – ответила она стальным голосом.
   – Я так не думаю, но мы это переживем.
   – Я надеюсь. А нам… есть что отпраздновать, – решила переменить тему разговора Дана.
   – Тебе не удастся меня одурачить, – жестко сказал Руни.
   Дана вспыхнула, но сказала вкрадчивым голосом:
   – Руни, я очень хочу, чтобы ты и дальше оставался моим другом. Ну пожалуйста!
   – Не волнуйся, я всегда буду твоим другом.
   Дана заставила себя взять его руку и стиснуть ее.
   – Спасибо, – прошептала она. Откашлявшись, добавила: – «Ишьюз» хочет сделать меня главой своего вашингтонского бюро.
   – Ну, это здорово!
   – Но сначала я должна проявить себя, заработать продвижение, так сказать.
   Руни махнул рукой.
   – Не сомневаюсь, ты сможешь.
   – Я тоже думаю, что смогу.
   – Так куда ты едешь? Недалеко, надеюсь?
   – Шарлотсвилл. – Дана подумала, что он будет потрясен, услышав название. И она не ошиблась.
   – Отлично, будь я проклят! Я все время думал, как бы тебя заманить туда, чтобы ты наконец посетила мое семейство. Вот это да! Я и не мечтал о таком случае! Подарок судьбы или ее перст?
   Дана недоуменно смотрела на Руни Тримейна.
   – Ты забыла, да?
   – О чем забыла?
   – Да о том, что я из Шарлотсвилла. – Дана почувствовала упрек в его тоне.
   Смущение Даны переросло в тревогу. Ей придется провести в городке несколько недель, и каким образом ей удастся избежать встречи с его семейством? Одно дело – иметь с Руни какие-то отношения, ведь они живут в одном городе, но совершенно другое – оказаться у него дома, нанести визит в величественную цитадель Тримейнов.
   Ей было неприятно даже подумать об этом. Она гордилась собственными достижениями, успешной карьерой и все-таки чувствовала себя представительницей низшей касты по системе ценностей Старого Юга, столь распространенной в Виргинии. Но Дана Бивенс твердо знала, что она никогда не позволит семейству Тримейн судить себя.
   Руни, вероятно, неправильно истолковал ее реакцию.
   – Я не хотел поставить тебя в неудобное положение, но у тебя нет причин волноваться. Мы, виргинцы, нормально относимся к техасцам.
   – Но…
   – Разве ты виновата, что твои родители погибли в автокатастрофе? Дана, мои отец и мать не какие-нибудь злые и страшные тролли. Они полюбят тебя!
   Дана понимала, что этого просто не может быть, но продолжала улыбаться. Она знала отношение представителей высшего света Виргинии к своим детям и кого они выбирают в спутники жизни своим сыновьям и дочерям.
   – Ну хорошо, – засмеялся он, – давай не будем об этом. Сегодня нам есть что отпраздновать.
   – Руни…
   – Не спорь со мной, ладно?
   Дана кивнула, поднимая бокал с шампанским.
   Что она натворила? Она рассказала Руни о возможном назначении и тем самым раскрыла причину своей поездки в Шарлотсвилл, открыла смысл задания. В глубине души она понимала, что нарушила собственные правила. Надо срочно позвонить Вэйду Лэнгли. Дана выпила вина, словно желала погасить шампанским поднявшуюся внутри панику.
   Все казалось так прекрасно. Ее ничто не сдерживало, ей ничто не мешало, ничто не тяготило. Она могла делать все, что угодно. Нет. Прошлое не должно вторгаться в ее нынешнюю жизнь, связывать по рукам и ногам ее, Дану Бивенс.
   А может, она обманывает себя? Просто морочит себе голову?
   В животе у Даны что-то скрутилось в тугой узел. Внезапный телефонный звонок прервал ее мысли. Она быстро потянулась к трубке.
   – Дана!
   – Эйприл?
   – Да, это я. Я не слишком рано?
   – О Господи, конечно, нет! Я давно не сплю. Я думала, ты вообще уже исчезла с лица земли или вычеркнула меня из списка своих друзей!
   Эйприл засмеялась, ее искрящийся смех ничуть не изменился, он был прежний. Дана успокоилась: да, никто, кроме Эйприл, так смеяться не умел.
   – Это утро я оставила для нас с тобой. Я не потерплю отказа.
   Дана усмехнулась.
   – Ты не изменилась ни на йоту. Такая же властная, как всегда.
   – Так подчиняйся. Вытаскивай свою задницу из постели и приезжай.

Глава 7

   Дана внимательно изучила свою подругу и решила, что прежним остался не только смех, она мало изменилась. Она была такая же пухленькая, правда, на лице появились морщинки, но ямочки на щеках остались прежними.
   Единственное, что было по-настоящему новым, так это седые волоски в каштановой шевелюре Эйприл. Дана заметила их, когда подруга запустила пальцы в волосы, склонив голову набок и пристально посмотрев на нее.
   – Ты великолепно выглядишь. Ты совсем не изменилась с нашей последней встречи.
   Дана улыбнулась.
   – То же я могу сказать и о тебе.
   – Не обманывай. Я разжирела, как никогда. – Несмотря на критический тон, Эйприл улыбнулась, и Дана увидела знакомую щель между передними зубами…
   Дана вспомнила, как давным-давно Эйприл говорила, что никогда не заделает ее, потому что у ее любимой киноактрисы Лорен Хаттон есть точно такая же.