Мэри Линн Бакстер
Огни юга
Пролог
– Сестра, ну что ты впилась ему в шею как пиявка! – с трудом ворочая языком, говорил Янси Грейнджер. – Ты окончила медицинскую школу и должна знать, что от этого бывает.
Он был совершенно пьян, как и вся компания, оккупировавшая стол в кабачке.
– Прыщи! – хором завопили юные доктора и медсестры.
– Правильно, – кивнул Янси Грейнджер, – и я, черт побери, уверен, что они никому не нужны. Их можно вывести только «Клерасилом».
– Ох, какой вы чувствительный, доктор Грейнджер! – Новоиспеченная медсестра отодвинулась от педиатра, покраснев от злости.
Усмехнувшись, Янси пожал плечами:
– Как хочешь.
– Вообще-то ты мог бы подбросить меня домой, это был бы своего рода жестом доброй воли. – Медсестра подвинулась поближе к Янси, соблазнительно блестя глазами.
– Черт, вызови себе такси, – невнятно пробормотал Янси.
– Значит, не хочешь отвезти меня домой? – спросила обиженно медсестра.
– Может быть… послетого, как я закончу здесь…
– Господи, ты такой пьяный! Наверное, тебе лучше прямиком отправиться к жене.
Другой участник вечеринки, скучный психиатр, пытался развести целебный бальзам в воде.
– Вот, Грейнджер… Выпей еще.
– Ну спасибо, доктор Шринк. – Янси согласно мотнул головой, он терпеть не мог эту гадость, но черт его побери, если он позволит психиатру об этом узнать. Хватанув крепкий напиток, он вытер губы и повернулся лицом к медсестре Уильямс.
– Может быть, тебе хватит? – поинтересовалась она.
Янси поднялся и взглянул на нее сверху вниз.
– Мадам, я доктор с лицензией. Я хорошо разбираюсь в токсикологии и многих других дисциплинах. Кроме того, я сам знаю, когда мне хватит, а когда нет. Большое спасибо за вашу трогательную заботу. И вообще, кончай жужжать! – закончил он свою речь.
Грейнджер едва стоял на ногах. Он оглядел бар, сощурился от света, отражающегося от пивных бутылок «Будвайзера» и «Миллера». Он прекрасно знал, что выпил более чем достаточно.
– Да пошел ты! – огрызнулась медсестра. Покачав головой, она вышла из кабачка.
Проводив ее взглядом, Грейнджер вернулся к друзьям и заказал по новой.
Через час он собрался ехать.
– Ты все еще собираешься утром появиться? Не получится, – покачал головой кардиохирург. – И добавил: – Ты не сможешь оторвать голову от подушки.
– Черт знает что ты говоришь, – ухмыльнулся Янси. – Я приду.
– Нет, если ты сейчас попытаешься сесть за руль. Мужик, давай-ка мы отвезем тебя домой. Ты здорово набрался.
– Я и сам прекрасно доеду. До завтра.
– Упрямый как бык. Одумайся, Грейнджер! С неба льет как из ведра.
– Я из этих мест, забыли? Я тут родился. Я и не в такой дождь рулил.
Кардиохирург встал.
– Ладно, гений. Не хочешь – сам заботься о своей заднице. Но не обвиняй нас потом, когда вмажешься в дерево.
Грейнджер сгреб со стола бутылку и качаясь направился к своей шестилетней «тойоте-королле». Молния осветила ночное небо, загрохотало, и пока он шел до машины, дождь промочил его до нитки.
Пытаясь пристроить бутылку на пассажирском месте, он половину вылил на себя. Проклиная все на свете, он все же пристроил ее, хотя руки дрожали.
Через несколько минут Грейнджер уже гнал машину на юго-запад от Шарлотсвилла, в Батесвилл. Он проводил уик-энд с родителями жены. Вечер же у него оказался свободным потому, что его тестя вызвали из города, а женщины отправились пообедать и пройтись по магазинам.
За городом уличных фонарей не было, и его фары с трудом рассекали темноту ночи. Листья, сорванные порывами дождя, прилипали к ветровому стеклу, хотя дворники работали на полную мощность. Дорожную разметку невозможно было разглядеть, но он был уверен, что крепко держит машину на своей полосе.
Позднее Грейнджер не мог точно вспомнить, заснул ли он за рулем, или просто ничего не видел из-за дождя. Но когда он очнулся, то был на другой стороне дороги, его машина почти лоб в лоб столкнулась с другой. Обе сползли на правую обочину. Грейнджер попытался вытащить колеса из жидкой грязи, крутанув несколько раз руль, прежде чем автомобиль замер, устремив нос назад, в сторону Шарлотсвилла.
Выбравшись из своей машины, Янси посмотрел на чужую. Она стукнулась о дерево. Он слышал, как из радиатора со свистом вырывается пар, но самого пара из-за ливня не видел.
Грейнджер, покачиваясь на нетвердых ногах, несколько раз упав, добрался до разбитой машины. Это была дешевая «мазда». Внутри никого не было видно. Проклятие! Не сумев открыть дверь с водительской стороны, он с трудом обошел машину, надеясь справиться с другой дверью, пассажирской.
Она открылась, в салоне было темно, лампочка не горела. Внезапно небо прочертил свет молнии, и Янси увидел девушку, лежащую на руле. Дерьмо!
Он вернулся к своей машине, достал фонарик из перчаточного отделения и пошел обратно. Батарейки были старые, светили тускло, но и при таком освещении он увидел, что она совсем ребенок. А что еще хуже – беременна.
Янси вытащил ее через пассажирское кресло, на что, казалось, ушло несколько часов. Голова гудела, глаза разъезжались, он никак не мог сфокусировать взгляд, одежда была мокрой от спиртного, которое он пролил на себя. Господи, он же доктор, а стоит тут, пьяный как сука, и ничего не делает! Нет, он должен попытаться помочь ей.
Янси уложил девушку на заднее сиденье своей «короллы». Он два раза упал, пока нес ее: один раз посреди дороги, а второй – на обочине. И он, и девушка были в грязи по уши, от них несло спиртным.
Еще одна вспышка молнии – и Янси увидел кровь, стекающую у нее по ногам. Матерь Божья! Мысли завертелись, насколько это было возможно, в голове, окутанной алкогольным туманом. Янси задрал подол мокрого платья и стащил пропитанные кровью трусы.
Черт побери! Он увидел головку младенца. При ударе машины плацента разорвалась, и начались роды. От потери крови и нехватки кислорода младенец может погибнуть.
Янси охватила паника. Он ничем не может помочь этой несчастной здесь, в темноте, на обочине шоссе. Ей нужна больница и доктор, трезвый доктор.
Вырулив на дорогу, он направился к маленькой больнице в Шарлотсвилле. Он гнал с такой скоростью, с какой только мог в этот ливень. Он ввалился в больницу со своей ношей на заплетающихся ногах и нашел свободную каталку возле двери. Слава Богу, нет ни одной медсестры! Наверное, все заняты в эту ночь.
Он положил девушку на каталку, толкнул ее и завопил:
– Эй, этой женщине нужна срочная помощь!
Его охватил такой страх, что он не мог двинуться с места. Но он должен! Нельзя допустить, чтобы его застали тут в таком состоянии. Если застанут, не дай Бог, его карьеру можно спустить в унитаз.
Нужен ли он здесь?
Женщина, вероятно, умрет… младенец тоже. Он все равно ничем не сможет им помочь.
К черту! Надо поскорее уносить ноги.
Он был совершенно пьян, как и вся компания, оккупировавшая стол в кабачке.
– Прыщи! – хором завопили юные доктора и медсестры.
– Правильно, – кивнул Янси Грейнджер, – и я, черт побери, уверен, что они никому не нужны. Их можно вывести только «Клерасилом».
– Ох, какой вы чувствительный, доктор Грейнджер! – Новоиспеченная медсестра отодвинулась от педиатра, покраснев от злости.
Усмехнувшись, Янси пожал плечами:
– Как хочешь.
– Вообще-то ты мог бы подбросить меня домой, это был бы своего рода жестом доброй воли. – Медсестра подвинулась поближе к Янси, соблазнительно блестя глазами.
– Черт, вызови себе такси, – невнятно пробормотал Янси.
– Значит, не хочешь отвезти меня домой? – спросила обиженно медсестра.
– Может быть… послетого, как я закончу здесь…
– Господи, ты такой пьяный! Наверное, тебе лучше прямиком отправиться к жене.
Другой участник вечеринки, скучный психиатр, пытался развести целебный бальзам в воде.
– Вот, Грейнджер… Выпей еще.
– Ну спасибо, доктор Шринк. – Янси согласно мотнул головой, он терпеть не мог эту гадость, но черт его побери, если он позволит психиатру об этом узнать. Хватанув крепкий напиток, он вытер губы и повернулся лицом к медсестре Уильямс.
– Может быть, тебе хватит? – поинтересовалась она.
Янси поднялся и взглянул на нее сверху вниз.
– Мадам, я доктор с лицензией. Я хорошо разбираюсь в токсикологии и многих других дисциплинах. Кроме того, я сам знаю, когда мне хватит, а когда нет. Большое спасибо за вашу трогательную заботу. И вообще, кончай жужжать! – закончил он свою речь.
Грейнджер едва стоял на ногах. Он оглядел бар, сощурился от света, отражающегося от пивных бутылок «Будвайзера» и «Миллера». Он прекрасно знал, что выпил более чем достаточно.
– Да пошел ты! – огрызнулась медсестра. Покачав головой, она вышла из кабачка.
Проводив ее взглядом, Грейнджер вернулся к друзьям и заказал по новой.
Через час он собрался ехать.
– Ты все еще собираешься утром появиться? Не получится, – покачал головой кардиохирург. – И добавил: – Ты не сможешь оторвать голову от подушки.
– Черт знает что ты говоришь, – ухмыльнулся Янси. – Я приду.
– Нет, если ты сейчас попытаешься сесть за руль. Мужик, давай-ка мы отвезем тебя домой. Ты здорово набрался.
– Я и сам прекрасно доеду. До завтра.
– Упрямый как бык. Одумайся, Грейнджер! С неба льет как из ведра.
– Я из этих мест, забыли? Я тут родился. Я и не в такой дождь рулил.
Кардиохирург встал.
– Ладно, гений. Не хочешь – сам заботься о своей заднице. Но не обвиняй нас потом, когда вмажешься в дерево.
Грейнджер сгреб со стола бутылку и качаясь направился к своей шестилетней «тойоте-королле». Молния осветила ночное небо, загрохотало, и пока он шел до машины, дождь промочил его до нитки.
Пытаясь пристроить бутылку на пассажирском месте, он половину вылил на себя. Проклиная все на свете, он все же пристроил ее, хотя руки дрожали.
Через несколько минут Грейнджер уже гнал машину на юго-запад от Шарлотсвилла, в Батесвилл. Он проводил уик-энд с родителями жены. Вечер же у него оказался свободным потому, что его тестя вызвали из города, а женщины отправились пообедать и пройтись по магазинам.
За городом уличных фонарей не было, и его фары с трудом рассекали темноту ночи. Листья, сорванные порывами дождя, прилипали к ветровому стеклу, хотя дворники работали на полную мощность. Дорожную разметку невозможно было разглядеть, но он был уверен, что крепко держит машину на своей полосе.
Позднее Грейнджер не мог точно вспомнить, заснул ли он за рулем, или просто ничего не видел из-за дождя. Но когда он очнулся, то был на другой стороне дороги, его машина почти лоб в лоб столкнулась с другой. Обе сползли на правую обочину. Грейнджер попытался вытащить колеса из жидкой грязи, крутанув несколько раз руль, прежде чем автомобиль замер, устремив нос назад, в сторону Шарлотсвилла.
Выбравшись из своей машины, Янси посмотрел на чужую. Она стукнулась о дерево. Он слышал, как из радиатора со свистом вырывается пар, но самого пара из-за ливня не видел.
Грейнджер, покачиваясь на нетвердых ногах, несколько раз упав, добрался до разбитой машины. Это была дешевая «мазда». Внутри никого не было видно. Проклятие! Не сумев открыть дверь с водительской стороны, он с трудом обошел машину, надеясь справиться с другой дверью, пассажирской.
Она открылась, в салоне было темно, лампочка не горела. Внезапно небо прочертил свет молнии, и Янси увидел девушку, лежащую на руле. Дерьмо!
Он вернулся к своей машине, достал фонарик из перчаточного отделения и пошел обратно. Батарейки были старые, светили тускло, но и при таком освещении он увидел, что она совсем ребенок. А что еще хуже – беременна.
Янси вытащил ее через пассажирское кресло, на что, казалось, ушло несколько часов. Голова гудела, глаза разъезжались, он никак не мог сфокусировать взгляд, одежда была мокрой от спиртного, которое он пролил на себя. Господи, он же доктор, а стоит тут, пьяный как сука, и ничего не делает! Нет, он должен попытаться помочь ей.
Янси уложил девушку на заднее сиденье своей «короллы». Он два раза упал, пока нес ее: один раз посреди дороги, а второй – на обочине. И он, и девушка были в грязи по уши, от них несло спиртным.
Еще одна вспышка молнии – и Янси увидел кровь, стекающую у нее по ногам. Матерь Божья! Мысли завертелись, насколько это было возможно, в голове, окутанной алкогольным туманом. Янси задрал подол мокрого платья и стащил пропитанные кровью трусы.
Черт побери! Он увидел головку младенца. При ударе машины плацента разорвалась, и начались роды. От потери крови и нехватки кислорода младенец может погибнуть.
Янси охватила паника. Он ничем не может помочь этой несчастной здесь, в темноте, на обочине шоссе. Ей нужна больница и доктор, трезвый доктор.
Вырулив на дорогу, он направился к маленькой больнице в Шарлотсвилле. Он гнал с такой скоростью, с какой только мог в этот ливень. Он ввалился в больницу со своей ношей на заплетающихся ногах и нашел свободную каталку возле двери. Слава Богу, нет ни одной медсестры! Наверное, все заняты в эту ночь.
Он положил девушку на каталку, толкнул ее и завопил:
– Эй, этой женщине нужна срочная помощь!
Его охватил такой страх, что он не мог двинуться с места. Но он должен! Нельзя допустить, чтобы его застали тут в таком состоянии. Если застанут, не дай Бог, его карьеру можно спустить в унитаз.
Нужен ли он здесь?
Женщина, вероятно, умрет… младенец тоже. Он все равно ничем не сможет им помочь.
К черту! Надо поскорее уносить ноги.
Глава 1
Семнадцать лет спустя
Миссис Балч, хозяйка гостиницы «B&B», [1]обеспокоенно посмотрела на гостью:
– Вам понравилась комната? Если нет…
Дана Бивенс предупреждающе подняла руку.
– Это именно то, что я хотела. Я уверена, что мне здесь будет так же хорошо, как дома.
Беспокойство в глазах немолодой женщины исчезло, а на лице появилась улыбка.
– Замечательно. Именно к этому мы и стремимся – доставить вам удовольствие.
– Вы добились своей цели.
Дана взглянула на гравийную дорожку, ведущую к самому входу в дом, и была совершенно очарована. Двухэтажный белый особняк с трубами на крыше стоял на холме в окружении пышной зелени.
Как только она вышла из машины, сразу увидела крошечную белку: зверек забавно прыгал, никого не опасаясь. Потом взгляд Даны остановился на розовом кусте. Ничего более прекрасного, как ей показалось, она не видела в своей жизни. Но вдруг она увидела группу деревьев, ветви которых склонились под тяжестью снежно-белых цветов. Дана задержала дыхание на минуту от восхищения, наблюдая, как мягкий ветерок шевелит хрупкие белые лепестки в лучах солнца. Собачье дерево, вот как оно называется, вспомнила она. Да, никакое другое место на земле не может сравниться с весенней Виргинией.
– Если вам что-то понадобится, дайте мне знать.
Дана на минуту отвлеклась от созерцания красоты и улыбнулась хозяйке.
– Спасибо, непременно.
Наконец оставшись одна в отведенной ей комнате, Дана огляделась и засмеялась, как школьница, увидев табурет вишневого дерева возле высокой кровати. Его поставили, чтобы было удобнее забираться на постель. Чудно, мелькнуло у нее в голове, и вдруг она ощутила, как повеяло духом старых времен, времен Гражданской войны. Комната была теплая, убранная с явно женской тщательностью.
Когда она позвонила сюда, желая заказать место в гостинице, хозяйка сказала, что у нее есть пять комнат с ванной и каждая хороша по-своему. Дана выбрала сиреневую, с верандой.
Ей всегда хотелось завтракать в постели, но никогда не получалось. Зачем селиться в мотеле на эти несколько недель в Шарлотсвилле, когда можно выбрать более уютную и приятную атмосферу.
Может быть, сказалась инстинктивная тяга к домашнему уюту, которого у нее по-настоящему никогда не было. Она вспомнила про свой арендованный дом в Ричмонде и улыбнулась, почувствовав сожаление. Она очень не любила уезжать из него. Дана много потрудилась, чтобы сделать дом теплым и удобным, ей нравилось, как солнечный свет сквозь жалюзи льется внутрь, на комнатные растения, на уютную мебель с яркой обивкой, на разные памятные вещицы, привезенные из журналистских командировок.
И подумать только – ей придется оставить этот дом, друзей, все, если она переедет в Вашингтон!
Внутри все сжалось от возникшей слабости. Дана опустилась на стул с высокой спинкой. Тревога навалилась на нее с новой силой. А если она не выдержит испытание, назначенное журналом «Ишьюз»? Почему ставки должны быть столь высоки?
Как назло, она вспомнила о подруге, которая тоже отказалась от привычной надежной работы в газете, соблазнившись престижностью «Ю-Эс-Эй тудей».
– Ты можешь в это поверить, Дана? – кричала подруга, когда сообщала ей об этом.
– Положи их на лопатки, Сьюзен! – ответила Дана. – Покажи этим мужикам, что ты тоже можешь щелкать материалы как орешки.
Но у Сьюзен не получилось, она сломалась.
Дана не хотела, чтобы с ней случилось то же. И не случится, поклялась она себе. Она сделает все, чтобы добраться до профессиональных вершин и удержаться там, даже если для этого она должна вернуться в тот район и тот город, который она ненавидела всем сердцем, каждой клеточкой своего тела. Она должна написать статью о человеке, который, как предполагается, станет очередным лауреатом Нобелевской премии.
Желая отделаться от неприятных мыслей, она решила позвонить подруге, Эйприл Мерриветер, с которой дружила все эти годы, несмотря на расстояния. Она не могла дождаться, чтобы сообщить Эйприл о том, что она снова в городе. Более того, она не могла дождаться встречи с ней и по другой причине: она хотела выяснить, не знает ли Эйприл что-нибудь о докторе Янси Грейнджере.
Дома никого не было, и после сигнала автоответчика Дана сказала:
– Эй, угадай, кто приехал? Я тебе перезвоню.
Дане очень хотелось выйти из дома и насладиться красотой дня, но дело прежде всего, одернула она себя. Достав папку, она села, скрестив ноги, и принялась изучать свои записи о Янси Грейнджере.
У нее есть две большие статьи. Одна из «Нового английского медицинского журнала», в ней автор расхваливает сорокадвухлетнего доктора Грейнджера, называет его настоящим бриллиантом в гинекологической хирургии, по праву выдвинутым на соискание Нобелевской премии в области медицины.
Но она хотела выяснить кое-что о самом человеке, о его личной жизни. Собрать всю грязь, если уж быть точной. А журнал расписывал его как святого, способного шагать по воде, «аки по суху».
Дана не верила, она точно знала, что нет на этой земле абсолютно чистых и абсолютно безгрешных людей. Она должна найти его ахиллесову пяту. Она, несомненно, есть у него. Вэйд Лэнгли, старший редактор «Ишьюз», дал ей такое задание. Вдруг ей стало стыдно своих намерений: рыться в грязном белье не совсем приличное занятие. Но ее работа в том и заключается, чтобы показать рядом плохое и хорошее, одернула она себя.
Вообще-то совсем не похоже на нее – копаться в себе. Ей дали четкое задание, и она никогда прежде не пускалась в размышления, просто выполняла, и все. Дана сравнивала себя с хищной птицей, которая с высоты полета выслеживает очередную жертву. Ради хорошего материала она не остановится ни перед чем.
В ее деловой сфере все обстоит точно так же, как и в любой другой: кто кого.
Чувствуя, что глаза начинают уставать, Дана достала из сумки очки для чтения и надела. Журнал «Тайм» тоже опубликовал статью о Янси Грейнджере. Здесь было кое-что о его личной жизни. Он окончил Виргинский университет, затем получил медицинскую степень.
После этого он стал заниматься исследованиями, вернулся в родной город Шарлотсвилл, начал практиковать и преподавать, используя результаты исследований. Вскоре после этого была открыта клиника, где лечили женщин от бесплодия. В статье подчеркивалось, что доктор Грейнджер делит свое время между практикой и преподаванием. Теперь, судя по всему, он поставил своей целью построить больницу в дополнение к существующей клинике.
В статье говорилось, что Янси Грейнджер происходит из старинного виргинского рода, но его головокружительный взлет к высотам науки объясняется не магией уважаемого имени, а собственным упорным трудом доктора.
– Ну конечно, – пробормотала Дана с усмешкой.
Да, трудно поверить. Аристократ всегда аристократ – неписаное правило высшего света Виргинии. Люди с подобными именами никогда не знали, что такое неудача, они легко открывали ту дверь, которая наглухо была закрыта для других, таких, как она сама. Грейнджер – одно из этих славных имен.
Прежде чем закрыть журнал, она изучила цветную фотографию доктора. Без сомнения, он красив; совершенно невероятные синие глаза, смотреть в них было даже страшновато – из-за насыщенности цвета. Он казался мужчиной, который не только все делает со страстью, но упивается своим наглым высокомерием. Непонятно почему Дану вдруг охватило волнение.
Ну что ж, прекрасно, теперь у нее есть некоторое представление о герое статьи. Она всегда стремилась побольше узнать о тех людях, с кем придется иметь дело, иметь представление об их внешности и некоторых особенностях характера еще до личного знакомства.
– Готовы вы к этому или нет, доктор Янси Грейнджер, но я уже здесь. Я приехала. И теперь ваша жизнь изменится.
А сейчас она поедет в город, ей надо поскорее познакомиться с ним, нельзя провести остаток дня впустую.
Семнадцать – неужели столько лет она не была в Шарлотсвилле? Теперь, когда она вернулась, ей показалось, что она никогда и не уезжала отсюда. Да, что-то изменилось. Город по-прежнему красив. Но он разросся. Сейчас в нем живет больше пятидесяти тысяч человек. Это был уже не тот город, который она знала.
Виргинский университет – главная достопримечательность Шарлотсвилла и главный работодатель. Но туристов не меньше привлекают и домик Томаса Джефферсона, и винодельческие фермы, благодаря которым Шарлотсвилл обрел титул «Винная столица Виргинии». Есть и еще одна приманка – горы Голубого хребта.
К юго-западу отсюда есть крошечный город Батесвилл, где она родилась и выросла. Интересно, а он стал больше? Может, имеет смысл завернуть туда? Нет-нет, она еще не готова. Во всяком случае, пока. Хватит того, что она снова в Шарлотсвилле.
Через десять минут Дана остановилась заправиться на бензоколонке. Надо было подождать, чтобы расплатиться. Сама не зная почему, она прислушалась к голосам за спиной и незаметно оглянулась.
За столиком сидели двое мужчин, пили кофе и курили: один сигарету, другой сигару. Она отвернулась и затаила дыхание. Но молоденькая кассирша была так поглощена жевательной резинкой и нескончаемой болтовней с постоянным клиентом, что Дана почувствовала раздражение.
Между тем она расслышала, как один мужчина сказал другому:
– Мало того что моя жена не верит, будто Грейнджер может ошибиться, он сам, я думаю, такого же мнения о себе.
Дана навострила уши и, несмотря на неприятный запах, разрешила себе вдохнуть полной грудью и слушать дальше.
– Черт, скажи ей, чтобы держалась от него подальше.
– Хотел бы, – ответил мужчина мрачным тоном, – но ее просто раздирает от желания родить еще одного.
Мужчина захихикал, потом энергично почесал в затылке.
– Поправь меня, если я ошибаюсь, но разве это не твоя работа?
Собеседник впился в него взглядом.
– Не будь такой задницей. Я здесь ни при чем, это все Лиз. Чертов доктор заставляет ее измерять температуру, делать то, делать это.
– Может, вам лучше усыновить кого-нибудь?
– Я не хочу чужого ребенка.
– Тогда терпи, Кен, терпи, мужик. Может, хороший доктор Грейнджер сотворит чудо в конце концов.
Взгляд Кена посветлел, и он фыркнул.
– Терпеть не могу высокомерных типов. Как говорят, слишком уж он старается вытряхнуть побольше денег на больницу, в которой сам хочет работать. И знаешь, болтают, что он очень охоч до женщин.
Фред хихикнул.
– Мне кажется, тебе лучше как следует поговорить со своей женой.
– Да, наверно, – согласился Кен. – Только…
– Мэм?
Дана обернулась и посмотрела на девушку за стойкой, которая была вся в нетерпении. Неудивительно, подумала Дана, выстроилась целая очередь, за ней стояли еще двое.
– Простите, – пробормотала Дана, протягивая кредитную карточку, чем еще сильнее разозлила кассиршу. Она сунула карточку в кассовый аппарат, что-то бормоча себе под нос.
Вернувшись в машину, Дана достала блокнот и записала подслушанный разговор. Очевидно, не все в городе относились к известному доктору как к божеству.
Дана проехала по городу, поражаясь переменам и узнавая черты прошлого. Она была уверена, что магазин одежды, в котором ее мать любила покупать себе вещи, не сохранился, но все же она свернула на ту улицу.
Магазин не только оказался на том же месте, где и раньше, но ничуть и не изменился, он остался таким же, как много лет назад, когда ее мать исступленно перебирала платья, желая купить обновку на вечеринку.
Дане было тогда лет десять, но ту сцену она не забудет никогда. По одной причине.
Дана остановила свою «хонду» и вгляделась в витрину. Красивые вещи. Да, на самом деле красивые, но ей никогда не покупали и таких.
Она помнила, как мать примеряла вещь за вещью, а она, девочка, одетая в старенькое платье, из которого давно выросла, стояла и смотрела. На ногах у нее были теннисные туфли, проносившиеся до дыр.
– Миссис Бивенс, не хотите ли посмотреть что-нибудь для вашей дочери? – спросила продавщица. – Мы…
– Занимайтесь своим делом, леди! – Слова Клэр Бивенс прозвучали словно удар хлыста.
Продавщица побагровела как свекла, а Дана опустила голову, желая провалиться сквозь землю.
Потом, в машине, мать вдруг схватила ее за волосы и больно дернула.
– Что ты ей сказала, дрянь?
– Ничего, мама, – прошептала Дана, из ее глаз покатились слезы.
– Никогда больше не смей ставить меня в неловкое положение! Ты меня слышишь?
– Мама, мне больно! – закричала Дана.
Мать дернула еще сильнее.
– Ничего, это еще не больно. Я тебе еще устрою, ты узнаешь, что такое больно. Обещаю.
Клэр Бивенс исполнила свое обещание, той же ночью…
Дана наконец поборола себя и выбросила из головы неприятные воспоминания. Она продолжала сидеть в машине, совершенно опустошенная, не в силах открыть дверцу и выйти. Эта боль, спрятанная глубоко внутри ее, жила все эти годы скрытая от всех, а теперь внезапно попала под яркий безжалостный свет дня.
Беги! Вернись в Ричмонд, к своей старой работе, в свой журнал «Олд доминион»! Не оставайся здесь. Не надо.
Но она осталась. У нее две недели отпуска, и она собиралась использовать их на полную катушку.
Кроме того, Дана гордилась собой, очень ответственной, надежной журналисткой. Она дала согласие сделать материал. А Дана Бивенс всегда была одержима мыслью никогда и никого не подводить, особенно себя. И она не собиралась становиться другой.
Да, она ненавидела этот город и воспоминания, с ним связанные, но она не позволит себе пожалеть о том, что вернулась.
Однако, направляя машину к гостинице, Дана почувствовала комок в горле, а на глаза навернулись слезы. Все будет в порядке, поклялась она себе. Она распакует вещи, встанет под душ, а потом пойдет пообедает.
Завтра она возьмется за дело.
Миссис Балч, хозяйка гостиницы «B&B», [1]обеспокоенно посмотрела на гостью:
– Вам понравилась комната? Если нет…
Дана Бивенс предупреждающе подняла руку.
– Это именно то, что я хотела. Я уверена, что мне здесь будет так же хорошо, как дома.
Беспокойство в глазах немолодой женщины исчезло, а на лице появилась улыбка.
– Замечательно. Именно к этому мы и стремимся – доставить вам удовольствие.
– Вы добились своей цели.
Дана взглянула на гравийную дорожку, ведущую к самому входу в дом, и была совершенно очарована. Двухэтажный белый особняк с трубами на крыше стоял на холме в окружении пышной зелени.
Как только она вышла из машины, сразу увидела крошечную белку: зверек забавно прыгал, никого не опасаясь. Потом взгляд Даны остановился на розовом кусте. Ничего более прекрасного, как ей показалось, она не видела в своей жизни. Но вдруг она увидела группу деревьев, ветви которых склонились под тяжестью снежно-белых цветов. Дана задержала дыхание на минуту от восхищения, наблюдая, как мягкий ветерок шевелит хрупкие белые лепестки в лучах солнца. Собачье дерево, вот как оно называется, вспомнила она. Да, никакое другое место на земле не может сравниться с весенней Виргинией.
– Если вам что-то понадобится, дайте мне знать.
Дана на минуту отвлеклась от созерцания красоты и улыбнулась хозяйке.
– Спасибо, непременно.
Наконец оставшись одна в отведенной ей комнате, Дана огляделась и засмеялась, как школьница, увидев табурет вишневого дерева возле высокой кровати. Его поставили, чтобы было удобнее забираться на постель. Чудно, мелькнуло у нее в голове, и вдруг она ощутила, как повеяло духом старых времен, времен Гражданской войны. Комната была теплая, убранная с явно женской тщательностью.
Когда она позвонила сюда, желая заказать место в гостинице, хозяйка сказала, что у нее есть пять комнат с ванной и каждая хороша по-своему. Дана выбрала сиреневую, с верандой.
Ей всегда хотелось завтракать в постели, но никогда не получалось. Зачем селиться в мотеле на эти несколько недель в Шарлотсвилле, когда можно выбрать более уютную и приятную атмосферу.
Может быть, сказалась инстинктивная тяга к домашнему уюту, которого у нее по-настоящему никогда не было. Она вспомнила про свой арендованный дом в Ричмонде и улыбнулась, почувствовав сожаление. Она очень не любила уезжать из него. Дана много потрудилась, чтобы сделать дом теплым и удобным, ей нравилось, как солнечный свет сквозь жалюзи льется внутрь, на комнатные растения, на уютную мебель с яркой обивкой, на разные памятные вещицы, привезенные из журналистских командировок.
И подумать только – ей придется оставить этот дом, друзей, все, если она переедет в Вашингтон!
Внутри все сжалось от возникшей слабости. Дана опустилась на стул с высокой спинкой. Тревога навалилась на нее с новой силой. А если она не выдержит испытание, назначенное журналом «Ишьюз»? Почему ставки должны быть столь высоки?
Как назло, она вспомнила о подруге, которая тоже отказалась от привычной надежной работы в газете, соблазнившись престижностью «Ю-Эс-Эй тудей».
– Ты можешь в это поверить, Дана? – кричала подруга, когда сообщала ей об этом.
– Положи их на лопатки, Сьюзен! – ответила Дана. – Покажи этим мужикам, что ты тоже можешь щелкать материалы как орешки.
Но у Сьюзен не получилось, она сломалась.
Дана не хотела, чтобы с ней случилось то же. И не случится, поклялась она себе. Она сделает все, чтобы добраться до профессиональных вершин и удержаться там, даже если для этого она должна вернуться в тот район и тот город, который она ненавидела всем сердцем, каждой клеточкой своего тела. Она должна написать статью о человеке, который, как предполагается, станет очередным лауреатом Нобелевской премии.
Желая отделаться от неприятных мыслей, она решила позвонить подруге, Эйприл Мерриветер, с которой дружила все эти годы, несмотря на расстояния. Она не могла дождаться, чтобы сообщить Эйприл о том, что она снова в городе. Более того, она не могла дождаться встречи с ней и по другой причине: она хотела выяснить, не знает ли Эйприл что-нибудь о докторе Янси Грейнджере.
Дома никого не было, и после сигнала автоответчика Дана сказала:
– Эй, угадай, кто приехал? Я тебе перезвоню.
Дане очень хотелось выйти из дома и насладиться красотой дня, но дело прежде всего, одернула она себя. Достав папку, она села, скрестив ноги, и принялась изучать свои записи о Янси Грейнджере.
У нее есть две большие статьи. Одна из «Нового английского медицинского журнала», в ней автор расхваливает сорокадвухлетнего доктора Грейнджера, называет его настоящим бриллиантом в гинекологической хирургии, по праву выдвинутым на соискание Нобелевской премии в области медицины.
Но она хотела выяснить кое-что о самом человеке, о его личной жизни. Собрать всю грязь, если уж быть точной. А журнал расписывал его как святого, способного шагать по воде, «аки по суху».
Дана не верила, она точно знала, что нет на этой земле абсолютно чистых и абсолютно безгрешных людей. Она должна найти его ахиллесову пяту. Она, несомненно, есть у него. Вэйд Лэнгли, старший редактор «Ишьюз», дал ей такое задание. Вдруг ей стало стыдно своих намерений: рыться в грязном белье не совсем приличное занятие. Но ее работа в том и заключается, чтобы показать рядом плохое и хорошее, одернула она себя.
Вообще-то совсем не похоже на нее – копаться в себе. Ей дали четкое задание, и она никогда прежде не пускалась в размышления, просто выполняла, и все. Дана сравнивала себя с хищной птицей, которая с высоты полета выслеживает очередную жертву. Ради хорошего материала она не остановится ни перед чем.
В ее деловой сфере все обстоит точно так же, как и в любой другой: кто кого.
Чувствуя, что глаза начинают уставать, Дана достала из сумки очки для чтения и надела. Журнал «Тайм» тоже опубликовал статью о Янси Грейнджере. Здесь было кое-что о его личной жизни. Он окончил Виргинский университет, затем получил медицинскую степень.
После этого он стал заниматься исследованиями, вернулся в родной город Шарлотсвилл, начал практиковать и преподавать, используя результаты исследований. Вскоре после этого была открыта клиника, где лечили женщин от бесплодия. В статье подчеркивалось, что доктор Грейнджер делит свое время между практикой и преподаванием. Теперь, судя по всему, он поставил своей целью построить больницу в дополнение к существующей клинике.
В статье говорилось, что Янси Грейнджер происходит из старинного виргинского рода, но его головокружительный взлет к высотам науки объясняется не магией уважаемого имени, а собственным упорным трудом доктора.
– Ну конечно, – пробормотала Дана с усмешкой.
Да, трудно поверить. Аристократ всегда аристократ – неписаное правило высшего света Виргинии. Люди с подобными именами никогда не знали, что такое неудача, они легко открывали ту дверь, которая наглухо была закрыта для других, таких, как она сама. Грейнджер – одно из этих славных имен.
Прежде чем закрыть журнал, она изучила цветную фотографию доктора. Без сомнения, он красив; совершенно невероятные синие глаза, смотреть в них было даже страшновато – из-за насыщенности цвета. Он казался мужчиной, который не только все делает со страстью, но упивается своим наглым высокомерием. Непонятно почему Дану вдруг охватило волнение.
Ну что ж, прекрасно, теперь у нее есть некоторое представление о герое статьи. Она всегда стремилась побольше узнать о тех людях, с кем придется иметь дело, иметь представление об их внешности и некоторых особенностях характера еще до личного знакомства.
– Готовы вы к этому или нет, доктор Янси Грейнджер, но я уже здесь. Я приехала. И теперь ваша жизнь изменится.
А сейчас она поедет в город, ей надо поскорее познакомиться с ним, нельзя провести остаток дня впустую.
Семнадцать – неужели столько лет она не была в Шарлотсвилле? Теперь, когда она вернулась, ей показалось, что она никогда и не уезжала отсюда. Да, что-то изменилось. Город по-прежнему красив. Но он разросся. Сейчас в нем живет больше пятидесяти тысяч человек. Это был уже не тот город, который она знала.
Виргинский университет – главная достопримечательность Шарлотсвилла и главный работодатель. Но туристов не меньше привлекают и домик Томаса Джефферсона, и винодельческие фермы, благодаря которым Шарлотсвилл обрел титул «Винная столица Виргинии». Есть и еще одна приманка – горы Голубого хребта.
К юго-западу отсюда есть крошечный город Батесвилл, где она родилась и выросла. Интересно, а он стал больше? Может, имеет смысл завернуть туда? Нет-нет, она еще не готова. Во всяком случае, пока. Хватит того, что она снова в Шарлотсвилле.
Через десять минут Дана остановилась заправиться на бензоколонке. Надо было подождать, чтобы расплатиться. Сама не зная почему, она прислушалась к голосам за спиной и незаметно оглянулась.
За столиком сидели двое мужчин, пили кофе и курили: один сигарету, другой сигару. Она отвернулась и затаила дыхание. Но молоденькая кассирша была так поглощена жевательной резинкой и нескончаемой болтовней с постоянным клиентом, что Дана почувствовала раздражение.
Между тем она расслышала, как один мужчина сказал другому:
– Мало того что моя жена не верит, будто Грейнджер может ошибиться, он сам, я думаю, такого же мнения о себе.
Дана навострила уши и, несмотря на неприятный запах, разрешила себе вдохнуть полной грудью и слушать дальше.
– Черт, скажи ей, чтобы держалась от него подальше.
– Хотел бы, – ответил мужчина мрачным тоном, – но ее просто раздирает от желания родить еще одного.
Мужчина захихикал, потом энергично почесал в затылке.
– Поправь меня, если я ошибаюсь, но разве это не твоя работа?
Собеседник впился в него взглядом.
– Не будь такой задницей. Я здесь ни при чем, это все Лиз. Чертов доктор заставляет ее измерять температуру, делать то, делать это.
– Может, вам лучше усыновить кого-нибудь?
– Я не хочу чужого ребенка.
– Тогда терпи, Кен, терпи, мужик. Может, хороший доктор Грейнджер сотворит чудо в конце концов.
Взгляд Кена посветлел, и он фыркнул.
– Терпеть не могу высокомерных типов. Как говорят, слишком уж он старается вытряхнуть побольше денег на больницу, в которой сам хочет работать. И знаешь, болтают, что он очень охоч до женщин.
Фред хихикнул.
– Мне кажется, тебе лучше как следует поговорить со своей женой.
– Да, наверно, – согласился Кен. – Только…
– Мэм?
Дана обернулась и посмотрела на девушку за стойкой, которая была вся в нетерпении. Неудивительно, подумала Дана, выстроилась целая очередь, за ней стояли еще двое.
– Простите, – пробормотала Дана, протягивая кредитную карточку, чем еще сильнее разозлила кассиршу. Она сунула карточку в кассовый аппарат, что-то бормоча себе под нос.
Вернувшись в машину, Дана достала блокнот и записала подслушанный разговор. Очевидно, не все в городе относились к известному доктору как к божеству.
Дана проехала по городу, поражаясь переменам и узнавая черты прошлого. Она была уверена, что магазин одежды, в котором ее мать любила покупать себе вещи, не сохранился, но все же она свернула на ту улицу.
Магазин не только оказался на том же месте, где и раньше, но ничуть и не изменился, он остался таким же, как много лет назад, когда ее мать исступленно перебирала платья, желая купить обновку на вечеринку.
Дане было тогда лет десять, но ту сцену она не забудет никогда. По одной причине.
Дана остановила свою «хонду» и вгляделась в витрину. Красивые вещи. Да, на самом деле красивые, но ей никогда не покупали и таких.
Она помнила, как мать примеряла вещь за вещью, а она, девочка, одетая в старенькое платье, из которого давно выросла, стояла и смотрела. На ногах у нее были теннисные туфли, проносившиеся до дыр.
– Миссис Бивенс, не хотите ли посмотреть что-нибудь для вашей дочери? – спросила продавщица. – Мы…
– Занимайтесь своим делом, леди! – Слова Клэр Бивенс прозвучали словно удар хлыста.
Продавщица побагровела как свекла, а Дана опустила голову, желая провалиться сквозь землю.
Потом, в машине, мать вдруг схватила ее за волосы и больно дернула.
– Что ты ей сказала, дрянь?
– Ничего, мама, – прошептала Дана, из ее глаз покатились слезы.
– Никогда больше не смей ставить меня в неловкое положение! Ты меня слышишь?
– Мама, мне больно! – закричала Дана.
Мать дернула еще сильнее.
– Ничего, это еще не больно. Я тебе еще устрою, ты узнаешь, что такое больно. Обещаю.
Клэр Бивенс исполнила свое обещание, той же ночью…
Дана наконец поборола себя и выбросила из головы неприятные воспоминания. Она продолжала сидеть в машине, совершенно опустошенная, не в силах открыть дверцу и выйти. Эта боль, спрятанная глубоко внутри ее, жила все эти годы скрытая от всех, а теперь внезапно попала под яркий безжалостный свет дня.
Беги! Вернись в Ричмонд, к своей старой работе, в свой журнал «Олд доминион»! Не оставайся здесь. Не надо.
Но она осталась. У нее две недели отпуска, и она собиралась использовать их на полную катушку.
Кроме того, Дана гордилась собой, очень ответственной, надежной журналисткой. Она дала согласие сделать материал. А Дана Бивенс всегда была одержима мыслью никогда и никого не подводить, особенно себя. И она не собиралась становиться другой.
Да, она ненавидела этот город и воспоминания, с ним связанные, но она не позволит себе пожалеть о том, что вернулась.
Однако, направляя машину к гостинице, Дана почувствовала комок в горле, а на глаза навернулись слезы. Все будет в порядке, поклялась она себе. Она распакует вещи, встанет под душ, а потом пойдет пообедает.
Завтра она возьмется за дело.
Глава 2
Одетая в длинный шелковый восточный халат, застегнутый донизу, Вида Лу спустилась по винтовой лестнице в особняке Динвидди. Она направлялась в свой офис, расположенный в задней части дома. Войдя в офис, она быстро подошла к письменному столу, на котором ее ждала чашка горячего кофе.
Деньги. Ничто не способно сравниться с ними. На них можно купить все, даже Янси Грейнджера. Ее глаза устремились в открытую дверь, где в приемной висел огромный портрет Альфреда Динвидди при полном параде и во всем блеске славы. Она подумывала перевесить изображение покойного мужа, но потом решила оставить.
Слишком многим она обязана ему. Вида Лу подцепила его, мультимиллионера, последнего из старинного рода Виргинии, когда ему было уже за семьдесят, и с больным сердцем ко всему прочему. Возможно, свою роль сыграл и ее сексуальный аппетит, но Динвидди умер от сердечного приступа в считанные месяцы, правда, этого времени хватило ему, чтобы изменить завещание, по которому он все оставлял ей.
Вида Лу послала портрету воздушный поцелуй, села за стол и сосредоточилась на списке неотложных дел. Как председатель фонда по сбору средств для женской больницы, она планировала уже совсем скоро собрать необходимые деньги. Ее любимый проект…
Она улыбнулась себе. Нет, не сам проект она любила, а доктора, который должен запустить его. Она доведет дело с больницей до конца. А концом этим станет Янси Грейнджер.
Она была влюблена в него, он уже провел одну ночь в ее постели. Какая была сказочная, феерическая ночь! То, что он не прикоснулся к ней с тех пор ни разу – а прошло уже шесть месяцев, – совершенно не важно. Однажды она уже отведала его тела и не сомневалась, что насладится им в скором будущем в полной мере.
Но Янси Грейнджер думал иначе.
– Это было ошибкой, – сказал он ей, вылезая из ее постели.
Она похолодела, но продолжала наблюдать за его рукой, потянувшейся за джинсами. Он оделся.
– Ты не смеешь так думать.
– Меньше всего я хотел бы обидеть тебя, но…
– Тогда не надо, не говори ничего. – Вида Лу услышала нотку отчаяния в своем голосе и возненавидела и себя, и его за это.
– Ты же знаешь, что нельзя смешивать бизнес с удовольствием.
– Как ты можешь такое говорить после нашей ночи?
Он снова посмотрел на нее, глаза его стали темными и непроницаемыми.
– Этого не должно было случиться, – настаивал он.
Ей хотелось залепить ему пощечину.
– Слушай, я клянусь, что мы больше не переступим эту черту. Я хочу, чтобы все было как прежде, и давай останемся просто друзьями.
– Хорошо, я буду тем, кем ты скажешь, – прошептала она, заталкивая поглубже свой гнев и усмиряя гордость. Потом, протянув руку, она добавила: – Но мне хочется только одного: чтобы ты без перерыва трахал меня.
– Я же сказал тебе: такое больше не повторится. – В его голосе отчетливо слышалось презрение.
Сначала Вида Лу разозлилась на него, да так сильно, что готова была воткнуть хирургический нож в его черное сердце. Но она остановила себя, понимая, что существует много других способов, чтобы добиться желаемого.
А она хотела, чтобы Янси Грейнджер был не только любовником, но и мужем. Поэтому она решила подыграть ему и подождать, пока в нем не проснутся чувства. В конце концов, он ее не отвергнет. Янси прозреет и вернется к ней, стоит ему только собственными глазами увидеть кучу денег, которую она соберет для его больницы. И он снова обратит на нее внимание.
Однако его упрямство утомило Виду Лу. Он отказывался прикасаться даже к ее руке. Она действительно старалась обуздать свой сексуальный аппетит и играть по его правилам, но это ей уже надоело. Временами – как сейчас, например, – желание увидеть его было настолько сильным, что не было сил бороться с ним. И она решила ему позвонить.
Вспотевшими руками Вида Лу открыла ящик стола и достала зеркало: ей хотелось убедиться, что она прекрасно выглядит. «Отлично», – подумала она с улыбкой, поправляя обесцвеченный белокурый завиток.
Никогда еще она не чувствовала себя лучше, чем сейчас, и, кажется, никогда не выглядела лучше.
В груди у доктора Янси Грейнджера все сжалось. Маргарет Дэвенпорт была одной из его пациенток, которую он наблюдал в течение нескольких месяцев. Настойчиво и регулярно прилетая из Калифорнии, она твердила, что он – результат ее молитвы.
Но в такие моменты, как сейчас, он ненавидел свою работу.
– Ну, доктор? – спросила она нежным, полным надежды голосом.
Он сел за стол, сцепил пальцы и сказал:
– Боюсь, у меня плохие новости. Ваши яичники в очень плохом состоянии.
Ее глаза расширились, рука метнулась ко рту. Он услышал, как она вскрикнула.
Деньги. Ничто не способно сравниться с ними. На них можно купить все, даже Янси Грейнджера. Ее глаза устремились в открытую дверь, где в приемной висел огромный портрет Альфреда Динвидди при полном параде и во всем блеске славы. Она подумывала перевесить изображение покойного мужа, но потом решила оставить.
Слишком многим она обязана ему. Вида Лу подцепила его, мультимиллионера, последнего из старинного рода Виргинии, когда ему было уже за семьдесят, и с больным сердцем ко всему прочему. Возможно, свою роль сыграл и ее сексуальный аппетит, но Динвидди умер от сердечного приступа в считанные месяцы, правда, этого времени хватило ему, чтобы изменить завещание, по которому он все оставлял ей.
Вида Лу послала портрету воздушный поцелуй, села за стол и сосредоточилась на списке неотложных дел. Как председатель фонда по сбору средств для женской больницы, она планировала уже совсем скоро собрать необходимые деньги. Ее любимый проект…
Она улыбнулась себе. Нет, не сам проект она любила, а доктора, который должен запустить его. Она доведет дело с больницей до конца. А концом этим станет Янси Грейнджер.
Она была влюблена в него, он уже провел одну ночь в ее постели. Какая была сказочная, феерическая ночь! То, что он не прикоснулся к ней с тех пор ни разу – а прошло уже шесть месяцев, – совершенно не важно. Однажды она уже отведала его тела и не сомневалась, что насладится им в скором будущем в полной мере.
Но Янси Грейнджер думал иначе.
– Это было ошибкой, – сказал он ей, вылезая из ее постели.
Она похолодела, но продолжала наблюдать за его рукой, потянувшейся за джинсами. Он оделся.
– Ты не смеешь так думать.
– Меньше всего я хотел бы обидеть тебя, но…
– Тогда не надо, не говори ничего. – Вида Лу услышала нотку отчаяния в своем голосе и возненавидела и себя, и его за это.
– Ты же знаешь, что нельзя смешивать бизнес с удовольствием.
– Как ты можешь такое говорить после нашей ночи?
Он снова посмотрел на нее, глаза его стали темными и непроницаемыми.
– Этого не должно было случиться, – настаивал он.
Ей хотелось залепить ему пощечину.
– Слушай, я клянусь, что мы больше не переступим эту черту. Я хочу, чтобы все было как прежде, и давай останемся просто друзьями.
– Хорошо, я буду тем, кем ты скажешь, – прошептала она, заталкивая поглубже свой гнев и усмиряя гордость. Потом, протянув руку, она добавила: – Но мне хочется только одного: чтобы ты без перерыва трахал меня.
– Я же сказал тебе: такое больше не повторится. – В его голосе отчетливо слышалось презрение.
Сначала Вида Лу разозлилась на него, да так сильно, что готова была воткнуть хирургический нож в его черное сердце. Но она остановила себя, понимая, что существует много других способов, чтобы добиться желаемого.
А она хотела, чтобы Янси Грейнджер был не только любовником, но и мужем. Поэтому она решила подыграть ему и подождать, пока в нем не проснутся чувства. В конце концов, он ее не отвергнет. Янси прозреет и вернется к ней, стоит ему только собственными глазами увидеть кучу денег, которую она соберет для его больницы. И он снова обратит на нее внимание.
Однако его упрямство утомило Виду Лу. Он отказывался прикасаться даже к ее руке. Она действительно старалась обуздать свой сексуальный аппетит и играть по его правилам, но это ей уже надоело. Временами – как сейчас, например, – желание увидеть его было настолько сильным, что не было сил бороться с ним. И она решила ему позвонить.
Вспотевшими руками Вида Лу открыла ящик стола и достала зеркало: ей хотелось убедиться, что она прекрасно выглядит. «Отлично», – подумала она с улыбкой, поправляя обесцвеченный белокурый завиток.
Никогда еще она не чувствовала себя лучше, чем сейчас, и, кажется, никогда не выглядела лучше.
В груди у доктора Янси Грейнджера все сжалось. Маргарет Дэвенпорт была одной из его пациенток, которую он наблюдал в течение нескольких месяцев. Настойчиво и регулярно прилетая из Калифорнии, она твердила, что он – результат ее молитвы.
Но в такие моменты, как сейчас, он ненавидел свою работу.
– Ну, доктор? – спросила она нежным, полным надежды голосом.
Он сел за стол, сцепил пальцы и сказал:
– Боюсь, у меня плохие новости. Ваши яичники в очень плохом состоянии.
Ее глаза расширились, рука метнулась ко рту. Он услышал, как она вскрикнула.