Страница:
КИТАЙ
Китайская мифология очень сложна, не сведена в более или менее стройную систему; из многих богов нелегко, а то и невозможно выбрать самых главных, великих. Другая особенность: очень часто мифы складывались на основе реальных событий или реальных исторических личностей, далеко не всегда можно определить, где приукрашенная действительность, а где фантастический вымысел, которому придано правдоподобие.
Кроме того, мифология китайца (верней, племен, участвовавших в создании китайской цивилизации) по преимуществу рациональна. Общество свято чтило традиции и церемонии, почитание предков; своеобразное отношение было у этих людей к природе и судьбе. «Вера в то, что основой Вселенной является забота, – пишет канадский синолог Джон Бертронг, – отличает китайскую религию от иудаизма, христианства и ислама, где основой религиозного сознания служит страх и благоговение перед Верховной Силой. Именно поэтому в Китае всегда сильна была связь религии с этической Философией».
О такой связи говорит сходство слов, обозначающих философскую школу (цзя) и религиозное учение (цзяо). Освоение цзя требует знаний, раздумий, сомнений, умственных усилий. А цзяо надо выслушивать, запоминать и принимать на веру. Цзя предназначено для мыслителей, а цзяо – для народа. Поэтому в мифах, которые сохранял и передавал из поколения в поколение народ, сравнительно немного содержится глубоких умозрений, больше – житейской мудрости.
Китайская цивилизация, не столь древняя, как египетская или индийская, 3000 лет назад достигла заметных успехов. Пока господствовали племенные отношения, китайцы, подобно другим народам, поклонялись местным божествам, тотемным животным, духам предков, демонам природных стихий. Однако с изменением социального строя общества, возникновением раннеклассовых отношений и значительным преобразованием природной среды обозначился кризис подобных воззрений. Приобрели популярность идеи Судьбы или некоего безличного бога неба. Тогда же широко распространилась практика гаданий на панцирях черепах или лопаточных костях животных. На кости делали несколько углублений и выцарапывали иероглифы, содержавшие определенные вопросы. Раскаленным бронзовым стержнем прожигались углубления в кости, и по сети появившихся трещин гадатель узнавал ответ божества.
Такой способ регулировать, предопределять свои поступки не так нелеп, как может показаться. Когда люди разуверяются в привычных верованиях, а более надежных духовных ориентиров не имеют, в сознании воцаряется хаос. Как поступать в том или другом случае? На что уповать? Чем оправдать свой выбор? Какую стратегию поведения избрать?
Возникает опасность не принимать никакого решения, остаться бездеятельным. Однако нередко медлительность, бездействие – не лучший вариант выбора, а наихудший. В подобных случаях фаталисты загадывают, бросая монету, раскладывая пасьянс или как-то иначе полагаясь на счастливый случай. А способ гадания на костях, придуманный китайцами, имеет одно достоинство: по сети появившихся трещин можно строить разные догадки. В отличие от выбора двух вариантов (например, орла или решки) в данном случае решение не столь однозначно. Узор трещин и опалин можно толковать по-разному. При этом активизируется не только рассудок, но и подсознание. Человек способен увидеть именно тот «знак судьбы», на который втайне, не отдавая себе в этом отчета, надеялся.
Переход в Китае к единой идеологии произошел сравнительно поздно, в середине I тысячелетия до н. э., когда стали объединяться разные княжества и племена. Тогда «властителями дум» стали первые крупные и оригинальные мыслители Древнего Китая – Лао-цзы и Кун Фу-цзы (Конфуций). Они обосновали религиозно-философские учения, в свете которых отошла на второй план традиционная мифология. Оба мыслителя были прежде всего реалистами.
Когда ученик спросил Конфуция, как надо служить духам, тот ответил: «Мы не умеем служить людям, как же можем мы служить духам?» Так же ответил он на вопрос о том, что происходит с человеком после смерти: «Мы не знаем, что такое жизнь, как же можем мы знать, что такое смерть?»
В народе, тем не менее, складывались новые легенды (отчасти под влиянием буддизма), переиначивались древние мифы. Нелегко определить, какие боги при этом оставались великими, признанными большинством, а какие сделались второстепенными и местными.
Так, очень колоритен образ Бян цяо – покровителя врачей, целителей: существо с птичьим клювом и крыльями летучей мыши. Считалось, что он был сподвижником другого божественного предка, культурного героя Хуанди.
Однако под именем Бян цао известен выдающийся врачеватель VI века до н. э. Говорили, что он своим взором проникал во внутренности человека, а в 521 году до н. э. оживил принца Го. Возможно, клюв мифической птицы символизировал иглоукалывание, которым занимался этот целитель.
В образе птицы нередко изображали и другого культурного героя – Фуси, научившего людей рыболовству и охоте, изобретателя рыболовных снастей и силков для ловли птиц, а также иероглифической письменности. Около двух тысячелетий назад его стали представлять человеком с телом дракона, сходного обликом с прародительницей Нюйвой, духом дождя (порой – царевны-лягушки) с телом змеи. Они образовали родственную пару, олицетворяя женское и мужское начало, двойственность бытия, символы инь и ян (север-юг, тьму-свет, зло-добро). В то же время считалось, что Фуси был правителем с 2852 по 2737 год до н. э., что согласуется с приблизительным началом письменности, но противоречит многим другим представлениям об этом мифологическом персонаже. Тем более что олицетворением светлого начала – ян – выступал и Хэ сяньхэ («Журавль бессмертных»), на котором летают праведные души.
Подобные сложные взаимосвязи реальности с фантазией, характерные для китайской мифологии, очень затрудняют изложение представлений о великих, а тем более, второстепенных богах. Множество легенд и мифов так и остались разобщенными, не сведенными в единую систему.
Кроме того, мифология китайца (верней, племен, участвовавших в создании китайской цивилизации) по преимуществу рациональна. Общество свято чтило традиции и церемонии, почитание предков; своеобразное отношение было у этих людей к природе и судьбе. «Вера в то, что основой Вселенной является забота, – пишет канадский синолог Джон Бертронг, – отличает китайскую религию от иудаизма, христианства и ислама, где основой религиозного сознания служит страх и благоговение перед Верховной Силой. Именно поэтому в Китае всегда сильна была связь религии с этической Философией».
О такой связи говорит сходство слов, обозначающих философскую школу (цзя) и религиозное учение (цзяо). Освоение цзя требует знаний, раздумий, сомнений, умственных усилий. А цзяо надо выслушивать, запоминать и принимать на веру. Цзя предназначено для мыслителей, а цзяо – для народа. Поэтому в мифах, которые сохранял и передавал из поколения в поколение народ, сравнительно немного содержится глубоких умозрений, больше – житейской мудрости.
Китайская цивилизация, не столь древняя, как египетская или индийская, 3000 лет назад достигла заметных успехов. Пока господствовали племенные отношения, китайцы, подобно другим народам, поклонялись местным божествам, тотемным животным, духам предков, демонам природных стихий. Однако с изменением социального строя общества, возникновением раннеклассовых отношений и значительным преобразованием природной среды обозначился кризис подобных воззрений. Приобрели популярность идеи Судьбы или некоего безличного бога неба. Тогда же широко распространилась практика гаданий на панцирях черепах или лопаточных костях животных. На кости делали несколько углублений и выцарапывали иероглифы, содержавшие определенные вопросы. Раскаленным бронзовым стержнем прожигались углубления в кости, и по сети появившихся трещин гадатель узнавал ответ божества.
Такой способ регулировать, предопределять свои поступки не так нелеп, как может показаться. Когда люди разуверяются в привычных верованиях, а более надежных духовных ориентиров не имеют, в сознании воцаряется хаос. Как поступать в том или другом случае? На что уповать? Чем оправдать свой выбор? Какую стратегию поведения избрать?
Возникает опасность не принимать никакого решения, остаться бездеятельным. Однако нередко медлительность, бездействие – не лучший вариант выбора, а наихудший. В подобных случаях фаталисты загадывают, бросая монету, раскладывая пасьянс или как-то иначе полагаясь на счастливый случай. А способ гадания на костях, придуманный китайцами, имеет одно достоинство: по сети появившихся трещин можно строить разные догадки. В отличие от выбора двух вариантов (например, орла или решки) в данном случае решение не столь однозначно. Узор трещин и опалин можно толковать по-разному. При этом активизируется не только рассудок, но и подсознание. Человек способен увидеть именно тот «знак судьбы», на который втайне, не отдавая себе в этом отчета, надеялся.
Переход в Китае к единой идеологии произошел сравнительно поздно, в середине I тысячелетия до н. э., когда стали объединяться разные княжества и племена. Тогда «властителями дум» стали первые крупные и оригинальные мыслители Древнего Китая – Лао-цзы и Кун Фу-цзы (Конфуций). Они обосновали религиозно-философские учения, в свете которых отошла на второй план традиционная мифология. Оба мыслителя были прежде всего реалистами.
Когда ученик спросил Конфуция, как надо служить духам, тот ответил: «Мы не умеем служить людям, как же можем мы служить духам?» Так же ответил он на вопрос о том, что происходит с человеком после смерти: «Мы не знаем, что такое жизнь, как же можем мы знать, что такое смерть?»
В народе, тем не менее, складывались новые легенды (отчасти под влиянием буддизма), переиначивались древние мифы. Нелегко определить, какие боги при этом оставались великими, признанными большинством, а какие сделались второстепенными и местными.
Так, очень колоритен образ Бян цяо – покровителя врачей, целителей: существо с птичьим клювом и крыльями летучей мыши. Считалось, что он был сподвижником другого божественного предка, культурного героя Хуанди.
Однако под именем Бян цао известен выдающийся врачеватель VI века до н. э. Говорили, что он своим взором проникал во внутренности человека, а в 521 году до н. э. оживил принца Го. Возможно, клюв мифической птицы символизировал иглоукалывание, которым занимался этот целитель.
В образе птицы нередко изображали и другого культурного героя – Фуси, научившего людей рыболовству и охоте, изобретателя рыболовных снастей и силков для ловли птиц, а также иероглифической письменности. Около двух тысячелетий назад его стали представлять человеком с телом дракона, сходного обликом с прародительницей Нюйвой, духом дождя (порой – царевны-лягушки) с телом змеи. Они образовали родственную пару, олицетворяя женское и мужское начало, двойственность бытия, символы инь и ян (север-юг, тьму-свет, зло-добро). В то же время считалось, что Фуси был правителем с 2852 по 2737 год до н. э., что согласуется с приблизительным началом письменности, но противоречит многим другим представлениям об этом мифологическом персонаже. Тем более что олицетворением светлого начала – ян – выступал и Хэ сяньхэ («Журавль бессмертных»), на котором летают праведные души.
Подобные сложные взаимосвязи реальности с фантазией, характерные для китайской мифологии, очень затрудняют изложение представлений о великих, а тем более, второстепенных богах. Множество легенд и мифов так и остались разобщенными, не сведенными в единую систему.
ШАН-ДИ, ТЯНЬ-ДИ
Он считался главным богом в древности – Верховным владыкой, Небесным императором (так переводится его имя). В древнейших текстах его называли просто Ди, подчеркивая то, что он именно Господь, Владыка.
В то же время, согласно предположению ряда исследователей, ди первоначально обозначало жертвоприношение верховному божеству в честь предков или даже тотемов царствующей династии. В период правления династии Шан-Инь, около XIII–XI веков до н. э., к имени «Ди» добавили Шан, имея в виду соответствующих императоров.
«В представлении иньцев, – писал известный советский синолог Л. С. Васильев, – Шан-ди был не только верховным божеством, главой всех потусторонних сил, но и ближайшим родственником самих иньцев, их легендарным родоначальником и покровителем, предком-тотемом. Именно он, Шан-ди, приняв облик божественной птицы (ласточки), чудесным образом зачал сына, который стал, по верованиям иньцев, родоначальником этого племени». Шан-ди не столько молились, сколько просили у него, обожествленного предка-покровителя, помощи и поддержки.
По словам Л. С. Васильева, «данные многочисленных иньских гадательных надписей свидетельствуют о том, что именно Шан-ди был главной и последней инстанцией в миге сверхъестественных сил, что от его милости, от его решения в конечном счете зависело поведение всех остальных духов. Ему, Шан-ди, повиновались духи ветра и дождя, облаков и грома… Победа над врагом, успешная борьба с несчастьями и болезнями, удачная охота и даже благополучное разрешение от бремени супруги вана – все это тоже было в компетенции Шан-ди. Словом, Шан-ди считался главным верховным божеством, которому на небе так же беспрекословно должны были подчиняться все остальные духи, как на земле все люди подчинялись воле иньского правителя-вана».
Надо только уточнить, что в отличие от своевольного божества иудеев, или злокозненных дэвов иранцев, или бога-разрушителя Шивы, Шан-ди олицетворял в первую очередь мировой порядок, высшие законы мироздания и общества.
О том, как судьбы богов связаны с изменением социально-политической ситуации, можно судить и на примере Шан-ди. Когда иньцев завоевали чжоусцы, то этого бога соединили с подобным ему Тянь-ди. Сложился культ Неба (Тянь), обезличенный, не имеющий, можно сказать, корней в верованиях того или иного племени. Культ Неба стал монополией императоров, которые – и только они – приносили ему жертвы, исполняли высшие законы.
Это возлагало на императоров не только почетные священные обязанности, но и огромную ответственность. Остабаясь владыками Поднебесной империи, они одновременно находились во власти более высокой и могущественной силы – неба, космоса, мирового порядка. И если император провинился перед небом, если в его правлении происходят бедствия, страдает народ (пусть даже от природных стихий), если он принимает несправедливые решения, лжет, совершает злодеяния, его можно свергнуть. Как учил последователь Конфуция Мэн-цзы, это было бы свержением или убийством негодяя и злодея, а не правителя.
Соединение в верованиях китайцев культа небесного порядка и божественных предков способствовало сохранению традиций и стремлению в первую очередь сохранять и поддерживать сложившуюся структуру общества, осторожно относиться к нововведениям и реформам.
В то же время, согласно предположению ряда исследователей, ди первоначально обозначало жертвоприношение верховному божеству в честь предков или даже тотемов царствующей династии. В период правления династии Шан-Инь, около XIII–XI веков до н. э., к имени «Ди» добавили Шан, имея в виду соответствующих императоров.
«В представлении иньцев, – писал известный советский синолог Л. С. Васильев, – Шан-ди был не только верховным божеством, главой всех потусторонних сил, но и ближайшим родственником самих иньцев, их легендарным родоначальником и покровителем, предком-тотемом. Именно он, Шан-ди, приняв облик божественной птицы (ласточки), чудесным образом зачал сына, который стал, по верованиям иньцев, родоначальником этого племени». Шан-ди не столько молились, сколько просили у него, обожествленного предка-покровителя, помощи и поддержки.
По словам Л. С. Васильева, «данные многочисленных иньских гадательных надписей свидетельствуют о том, что именно Шан-ди был главной и последней инстанцией в миге сверхъестественных сил, что от его милости, от его решения в конечном счете зависело поведение всех остальных духов. Ему, Шан-ди, повиновались духи ветра и дождя, облаков и грома… Победа над врагом, успешная борьба с несчастьями и болезнями, удачная охота и даже благополучное разрешение от бремени супруги вана – все это тоже было в компетенции Шан-ди. Словом, Шан-ди считался главным верховным божеством, которому на небе так же беспрекословно должны были подчиняться все остальные духи, как на земле все люди подчинялись воле иньского правителя-вана».
Надо только уточнить, что в отличие от своевольного божества иудеев, или злокозненных дэвов иранцев, или бога-разрушителя Шивы, Шан-ди олицетворял в первую очередь мировой порядок, высшие законы мироздания и общества.
О том, как судьбы богов связаны с изменением социально-политической ситуации, можно судить и на примере Шан-ди. Когда иньцев завоевали чжоусцы, то этого бога соединили с подобным ему Тянь-ди. Сложился культ Неба (Тянь), обезличенный, не имеющий, можно сказать, корней в верованиях того или иного племени. Культ Неба стал монополией императоров, которые – и только они – приносили ему жертвы, исполняли высшие законы.
Это возлагало на императоров не только почетные священные обязанности, но и огромную ответственность. Остабаясь владыками Поднебесной империи, они одновременно находились во власти более высокой и могущественной силы – неба, космоса, мирового порядка. И если император провинился перед небом, если в его правлении происходят бедствия, страдает народ (пусть даже от природных стихий), если он принимает несправедливые решения, лжет, совершает злодеяния, его можно свергнуть. Как учил последователь Конфуция Мэн-цзы, это было бы свержением или убийством негодяя и злодея, а не правителя.
Соединение в верованиях китайцев культа небесного порядка и божественных предков способствовало сохранению традиций и стремлению в первую очередь сохранять и поддерживать сложившуюся структуру общества, осторожно относиться к нововведениям и реформам.
ПАНЬГУ
Миф об этом персонаже звучит – в пересказе – так: Небо и Земля некогда составляли единство. Это напоминало куриное яйцо. Здесь и был порожден Паньгу. Минуло 18 тысяч лет, прежде чем изначальное вещество разделилось надвое: светлое и легкое (небесное) и темное и тяжелое (земное). Таким было первичное ян и инь. Между ними находился Паньгу.
Последующие 18 тысячелетий Паньгу рос, ежедневно увеличиваясь на один чжан (около 3 метров). Наконец, небо окончательно отделилось от земли и осталось в этом положении.
Небольшое отступление. Подсчет показывает, что по этой версии небо должно отстоять от земли примерно на 20 тысяч км.
По странному совпадению, именно на таких высотах заканчивается внешний радиационный пояс нашей планеты, иначе говоря – ионосфера (со стороны, обращенной к Солнцу). Выше действительно начинается «небо», а точнее – космическое пространство. Мифическая цифра оказалась близкой к реальной.
Идея Паньгу напоминает античное сопоставление Вселенной с человеком-микрокосмом. Хотя в данном случае, конечно, весь мир сводится к земной области жизни, биосфере. Ветер уподобляется в мифе вдоху и выдоху Паньгу, гром и молния – его кашлю; когда он открывает глаза, наступает день, а когда закрывает – ночь.
Согласно другим текстам, более поздним, Паньгу в конце концов умер. Его дыхание превратилось в ветер и облака, голос – в гром, левый глаз – в Солнце, правый – в Луну, конечности – в четыре части света, волосы на голове – в созвездия. Его пальцы стали горами, кровеносные сосуды – реками, кости и мускулы – горными породами, кожа – почвой, волосы на теле – травой и деревьями, зубы – металлами и кристаллами, костный мозг – драгоценными камнями и золотом, а пот – дождем, росой.
Подобное сопоставление имеет глубокий философский смысл. Область жизни (биосфера) предстает как сверхорганизм, живое существо, а не механическая система, какой она нередко выглядит в научных моделях. Занятно, что люди, по этой мифологической версии, произошли из паразитов, которые находились на теле великого Паньгу.
Если отвлечься от наших притязаний на звания царя зверей и покорителей природы, то надо признать, что мнение древних китайцев не только самокритично, но и справедливо. В отличие от всех других обитателей планеты, люди с помощью техники поистине паразитируют на биосфере, главным образом разрушая и загрязняя ее (менее десятой доли расходуемых человеком материалов и энергии идет на созидание, к тому же преимущественно технических систем).
В Средние века образ Паньгу оказался чересчур приземленным и связанным с активной технической деятельностью (что в те времена и совершали люди): его изображали с топором и зубилом в руках, словно этими инструментами он и отделил небеса от земли. Иногда его рисовали с Луной в одной руке и Солнцем в другой – как творца мироздания.
Перевод имени этого «космического человека» не совсем ясен. Наиболее вероятно, что оно означает «свернувшаяся [в кольцо] древность». В общем, это справедливо: ведь то, что предстает перед нами – свернувшееся прошлое, лишь частично открытое нашему разуму.
Последующие 18 тысячелетий Паньгу рос, ежедневно увеличиваясь на один чжан (около 3 метров). Наконец, небо окончательно отделилось от земли и осталось в этом положении.
Небольшое отступление. Подсчет показывает, что по этой версии небо должно отстоять от земли примерно на 20 тысяч км.
По странному совпадению, именно на таких высотах заканчивается внешний радиационный пояс нашей планеты, иначе говоря – ионосфера (со стороны, обращенной к Солнцу). Выше действительно начинается «небо», а точнее – космическое пространство. Мифическая цифра оказалась близкой к реальной.
Идея Паньгу напоминает античное сопоставление Вселенной с человеком-микрокосмом. Хотя в данном случае, конечно, весь мир сводится к земной области жизни, биосфере. Ветер уподобляется в мифе вдоху и выдоху Паньгу, гром и молния – его кашлю; когда он открывает глаза, наступает день, а когда закрывает – ночь.
Согласно другим текстам, более поздним, Паньгу в конце концов умер. Его дыхание превратилось в ветер и облака, голос – в гром, левый глаз – в Солнце, правый – в Луну, конечности – в четыре части света, волосы на голове – в созвездия. Его пальцы стали горами, кровеносные сосуды – реками, кости и мускулы – горными породами, кожа – почвой, волосы на теле – травой и деревьями, зубы – металлами и кристаллами, костный мозг – драгоценными камнями и золотом, а пот – дождем, росой.
Подобное сопоставление имеет глубокий философский смысл. Область жизни (биосфера) предстает как сверхорганизм, живое существо, а не механическая система, какой она нередко выглядит в научных моделях. Занятно, что люди, по этой мифологической версии, произошли из паразитов, которые находились на теле великого Паньгу.
Если отвлечься от наших притязаний на звания царя зверей и покорителей природы, то надо признать, что мнение древних китайцев не только самокритично, но и справедливо. В отличие от всех других обитателей планеты, люди с помощью техники поистине паразитируют на биосфере, главным образом разрушая и загрязняя ее (менее десятой доли расходуемых человеком материалов и энергии идет на созидание, к тому же преимущественно технических систем).
В Средние века образ Паньгу оказался чересчур приземленным и связанным с активной технической деятельностью (что в те времена и совершали люди): его изображали с топором и зубилом в руках, словно этими инструментами он и отделил небеса от земли. Иногда его рисовали с Луной в одной руке и Солнцем в другой – как творца мироздания.
Перевод имени этого «космического человека» не совсем ясен. Наиболее вероятно, что оно означает «свернувшаяся [в кольцо] древность». В общем, это справедливо: ведь то, что предстает перед нами – свернувшееся прошлое, лишь частично открытое нашему разуму.
НЮЙВА
В китайском пантеоне женщинам уготовано скромное место. Первоначально женское божество со временем, в более поздних мифах, порой становилось мужским образом или каким-нибудь чудовищем. Считается, что Нюйва в древности была женщиной-лягушкой, а позже ее стали изображать женщиной с телом змеи. Предполагается, что у племен Ся она считалась прародительницей рода человеческого.
В произведении II века до н. э. «Хуайнань-цзы» («Хуайнаньский философ») она представлена как божество космогоническое и в то же время культурный герой, хотя в этом случае люди существуют как будто бы испокон веков, в еще «недоустроенном» мире: «В очень давние времена четыре столба [по четырем странам света] были низвергнуты, девять областей [обитаемого мира] раскололись на части. Небеса не покрывали всего [Мира], а Земля не поддерживала полностью [Небеса]. Огонь бушевал – и никто его не тушил, воды разливались – и никто их не сдерживал. Лютые звери пожирали людей, хищные птицы терзали старых и слабых своими когтями. Вот почему Нюйва сплавила вместе камни пяти цветов и залатала ими лазурное небо. Она отрезала ноги у черепахи и укрепила ими четыре столба. Она заколола Черного Дракона, чтобы спасти область Цзи; она собрала тростниковую воду, чтобы запрудить непокорные воды».
Нюйва, как видим, постаралась благоустроить мир для людей, которые то ли были ленивы, то ли дики и глупы. В более позднем мифе дано пояснение: когда божество воды Гунгун боролся за власть с духом огня Чжужуном, то, терпя поражение, споткнулся о гору, сломал небесную опору и повредил небосвод. Этот миф объясняет, почему на земле и на небе нет полной симметрии: на восток от суши (в Китае, конечно) находится великая впадина океана, и реки текут на восток, тогда как небесные тела движутся в противоположном направлении и незримая ось, вокруг которой вращается Небо со звездами, наклонена по отношению к горизонту. Все это – последствие столкновения двух гигантов: Гунгуна и Чжужуна, духов воды и огня.
В трактате II века «Общий смысл обычаев» приведен миф о сотворении людей: «В народе рассказывают, что когда Небеса и Земля отделились друг от друга, но еще до того, как появились люди, Нюйва творила людей, сбивая в ком желтую землю. Но работа эта сильно утомила ее, и у нее не оставалось свободного времени. И тогда она протянула через жидкую глину шнур и стала стряхивать капли глины на землю. Вот почему богатые и знатные – это люди изготовленные [богами] из желтой земли, в то время как бедные и ничтожные, все обычные люди, изготовлены с помощью шнура».
Выходит, что знатные – это «штучный товар», а обычные люди – продукт «массового производства». Хотя неясно, почему внешне все так похожи, а бедные порой богатеют, тогда как богатые и знатные могут стать бедняками. Миф укореняет мысль о «естественности» кастовой структуры общества. Вновь, как мы уже нередко замечали, предание идеологично, имеет социальный подтекст. А космологическая идея осталась нераскрытой. Кто и как сотворил мир? Китайцы вроде бы предпочитали не задумываться всерьез на этот счет. В поэме «Тянь вэнь» («Вопросы Неба»), IV век до н. э., автор предлагает читателю самостоятельно мыслить, искать ответы: «Зачем И стрелами сбивал солнце? Где было, чтобы в лесах из камня какой-нибудь зверь умел говорить? Где было, чтобы безрогий дракон гулял, посадив на себя медведя?» Среди подобных загадок есть и такая: «Нюйва имеет тело – кто же слепил и скроил его?»
Таков извечный вопрос Всех мифов о творении, включая библейский или самые современные космогонические научные теории (точнее – научные мифы): кто создал Творца? Что было до того, как появился мир? А может быть, нелепа уже сама постановка вопроса, как рассуждения о говорящих животных или медведе, катающемся на драконе?
Китайцы предпочли видеть Нюйву не творцом мира, а его благоустроительницей, а потому изображали ее с измерительным угольником в руке или, как олицетворение женского начала Инь, с диском Луны в руках. В этом случае ее братом и супругом называется первопредок-бог Фуси («Ловец жертвенных животных»), изображаемый с циркулем в одной руке и солнечным диском в другой – символом мужского начала ян. Оба эти божества считались покровителями бракосочетаний, а Нюйва могла избавить женщину от бесплодия.
Сам по себе дуализм инь и ян как двух противоположных начал – идея великая, предваряющая представления о положительных и отрицательных зарядах, частицах и античастицах, вакууме и антивакууме. Но в случае с Нюйвой, сотворившей род человеческий, неясно, оставалась ли она при этом все той же темной земной Инь, а потому и создала людей как существ земных, исполненных темными страстями? Или все-таки приложил свою руку в делах творения и светоносный Фуси?
В произведении II века до н. э. «Хуайнань-цзы» («Хуайнаньский философ») она представлена как божество космогоническое и в то же время культурный герой, хотя в этом случае люди существуют как будто бы испокон веков, в еще «недоустроенном» мире: «В очень давние времена четыре столба [по четырем странам света] были низвергнуты, девять областей [обитаемого мира] раскололись на части. Небеса не покрывали всего [Мира], а Земля не поддерживала полностью [Небеса]. Огонь бушевал – и никто его не тушил, воды разливались – и никто их не сдерживал. Лютые звери пожирали людей, хищные птицы терзали старых и слабых своими когтями. Вот почему Нюйва сплавила вместе камни пяти цветов и залатала ими лазурное небо. Она отрезала ноги у черепахи и укрепила ими четыре столба. Она заколола Черного Дракона, чтобы спасти область Цзи; она собрала тростниковую воду, чтобы запрудить непокорные воды».
Нюйва, как видим, постаралась благоустроить мир для людей, которые то ли были ленивы, то ли дики и глупы. В более позднем мифе дано пояснение: когда божество воды Гунгун боролся за власть с духом огня Чжужуном, то, терпя поражение, споткнулся о гору, сломал небесную опору и повредил небосвод. Этот миф объясняет, почему на земле и на небе нет полной симметрии: на восток от суши (в Китае, конечно) находится великая впадина океана, и реки текут на восток, тогда как небесные тела движутся в противоположном направлении и незримая ось, вокруг которой вращается Небо со звездами, наклонена по отношению к горизонту. Все это – последствие столкновения двух гигантов: Гунгуна и Чжужуна, духов воды и огня.
В трактате II века «Общий смысл обычаев» приведен миф о сотворении людей: «В народе рассказывают, что когда Небеса и Земля отделились друг от друга, но еще до того, как появились люди, Нюйва творила людей, сбивая в ком желтую землю. Но работа эта сильно утомила ее, и у нее не оставалось свободного времени. И тогда она протянула через жидкую глину шнур и стала стряхивать капли глины на землю. Вот почему богатые и знатные – это люди изготовленные [богами] из желтой земли, в то время как бедные и ничтожные, все обычные люди, изготовлены с помощью шнура».
Выходит, что знатные – это «штучный товар», а обычные люди – продукт «массового производства». Хотя неясно, почему внешне все так похожи, а бедные порой богатеют, тогда как богатые и знатные могут стать бедняками. Миф укореняет мысль о «естественности» кастовой структуры общества. Вновь, как мы уже нередко замечали, предание идеологично, имеет социальный подтекст. А космологическая идея осталась нераскрытой. Кто и как сотворил мир? Китайцы вроде бы предпочитали не задумываться всерьез на этот счет. В поэме «Тянь вэнь» («Вопросы Неба»), IV век до н. э., автор предлагает читателю самостоятельно мыслить, искать ответы: «Зачем И стрелами сбивал солнце? Где было, чтобы в лесах из камня какой-нибудь зверь умел говорить? Где было, чтобы безрогий дракон гулял, посадив на себя медведя?» Среди подобных загадок есть и такая: «Нюйва имеет тело – кто же слепил и скроил его?»
Таков извечный вопрос Всех мифов о творении, включая библейский или самые современные космогонические научные теории (точнее – научные мифы): кто создал Творца? Что было до того, как появился мир? А может быть, нелепа уже сама постановка вопроса, как рассуждения о говорящих животных или медведе, катающемся на драконе?
Китайцы предпочли видеть Нюйву не творцом мира, а его благоустроительницей, а потому изображали ее с измерительным угольником в руке или, как олицетворение женского начала Инь, с диском Луны в руках. В этом случае ее братом и супругом называется первопредок-бог Фуси («Ловец жертвенных животных»), изображаемый с циркулем в одной руке и солнечным диском в другой – символом мужского начала ян. Оба эти божества считались покровителями бракосочетаний, а Нюйва могла избавить женщину от бесплодия.
Сам по себе дуализм инь и ян как двух противоположных начал – идея великая, предваряющая представления о положительных и отрицательных зарядах, частицах и античастицах, вакууме и антивакууме. Но в случае с Нюйвой, сотворившей род человеческий, неясно, оставалась ли она при этом все той же темной земной Инь, а потому и создала людей как существ земных, исполненных темными страстями? Или все-таки приложил свою руку в делах творения и светоносный Фуси?
ХУАН-ДИ
Как многие мифологические персонажи Китая, это божество имеет несколько разных обличий, подчас не связанных между собой, во всяком случае явно. Даже имя его толкуют по-разному: «Желтый государь» или «Блестящий государь». Первое, пожалуй, больше отвечает действительности, потому что Хуан-ди связывали с магическими силами земли. Как известно, в Китае широко распространены палево-желтые лёссовые породы, в которых издавна и поныне устраивают местные жители подземные жилища и даже храмы (кстати, знаменитые киевские пещеры тоже пробиты в лёссах).
В некоторых случаях Хуан-ди считают реальным историческим лицом, правившим якобы в середине III тысячелетия до н. э. Но продолжительность его правления называют явно мифической: 100 или даже 300 лет. Ему приписывают изобретение топора, ступки, лука и стрел, платья и туфель (все это очень сомнительно). Считалось, что он научил людей устраивать глубокие колодцы, отливать колокола и треножники, мастерить телеги и лодки (последнее тоже сомнительно). Говорили, будто он сделал волшебный барабан из шкуры дракона-громовника.
Его почитали как мудрого и деятельного политика, при котором осваивались предгорья, прокладывались дороги. Имея много жен, он стал отцом 25 мальчиков, 14 из которых основали новые княжеские роды. В знак его благополучного правления в стране появились единорог и феникс. В конце жизни он собрал медь на горе, отлил ритуальный треножник. К нему прилетел дракон, Хуан-ди, ухватил его за ус, оседлал и вознесся в небо, удостоившись бессмертия.
По другой версии, он погребен на горе Цяошань в провинции Шэньси, или, другой вариант, там покоится его одежда, а тело и душа пребывают на небесах. Вся история с полетом на драконе может быть отголоском предания о том, что первопредок рода Чэнь был зачат от удара молнии и являлся драконоподобным божеством грома и грозы. Создается впечатление, что в древности при каком-то правителе (Хуан-ди?) был создан огромный барабан, звук от которого напоминал громыхание грома. Возможно, ударяя в него, заклинатели пытались отвести грозу и град. Для этого же стреляли в небо с облаком-драконом из луков (согласно легенде, когда Хуан-ди улетал на драконе, его сторонники стреляли в чудовище из луков, чтобы заставить его опуститься). Подобные ритуалы, призванные устранить опасность града или шквала, смерча, практиковались у разных народов.
Нетрудно усмотреть в преданиях о Хуан-ди причудливую смесь более или менее реальных эпизодов, весьма сомнительных и откровенно фантастичных. Последние и делают его мифологическим героем. Его рождение представлено чудесным и невероятным: он сразу же начал говорить, имел солнечный рог, лик дракона, четыре глаза (или даже четыре лица). Последнее обстоятельство подчеркивало его нахождение в центре мира или Поднебесной, а значит, превращало в верховное божество.
Ему легенда приписывала огромный рост и необычайно умелое владение копьем и щитом. Зная о своем могуществе, он потребовал дань с правителей всех четырех сторон света. Трое из них безоговорочно подчинились более сильному владыке. Осмелился перечить лишь Янь-ди, правитель Юга и божество солнца, которого называют родным или сводным братом Хуан-ди.
Янь-ди – фигура интересная. В переводе его имя означает «повелитель пламени». В некоторых мифах ему приписывалась роль первого земледельца: при нем якобы появилась красная птица с девятью колосками злаков в клюве, которая роняла их на землю. Янь-ди подбирал зерна и сажал в землю; тот, кто вкушал выросшие злаки, становился бессмертным.
В свою очередь, у Янь-ди был своеобразный двойник – «божественный земледелец» Шэнь-нун, с которым тоже связывали начало земледелия, а также мудрое правление. При нем с неба дождем посыпалось просо, и он первым стал пахать и сеять. В отличие от него, Янь-ди, связанный с огнем, являлся олицетворением подсечно-огневого земледелия.
Итак, Янь-ди осмелился не подчиниться повелению Хуан-ди, отказавшись платить ему дань. В ответ Хуан-ди собрал тигров, барсов, медведей и выступил против брата. (Обратим внимание на эту деталь: звери, естественно, являются «противниками» подсечно-огневого земледелия, ибо страдают и гибнут от него; такой «экологический мотив» усматривается в данном мифе.) Произошла кровопролитная битва, в которой Янь-ди потерпел поражение (нет ли тут намека на отказ от подсечно-огневого земледелия?).
Не исключено, что в подобных мифах отражаются главным образом предания о борьбе за власть правителей или кланов древности. Однако в любом случае перед нами – образы мифологических героев, которые вобрали в себя несколько разновозрастных пластов старинных преданий: о легендарных правителях, культурных героях, связанных главным образом с земледелием, а также о приходных явлениях. При этом поэтические обороты, например, громоподобный барабанный бой, облако-дракон, обретали черты реальности.
В некоторых случаях Хуан-ди считают реальным историческим лицом, правившим якобы в середине III тысячелетия до н. э. Но продолжительность его правления называют явно мифической: 100 или даже 300 лет. Ему приписывают изобретение топора, ступки, лука и стрел, платья и туфель (все это очень сомнительно). Считалось, что он научил людей устраивать глубокие колодцы, отливать колокола и треножники, мастерить телеги и лодки (последнее тоже сомнительно). Говорили, будто он сделал волшебный барабан из шкуры дракона-громовника.
Его почитали как мудрого и деятельного политика, при котором осваивались предгорья, прокладывались дороги. Имея много жен, он стал отцом 25 мальчиков, 14 из которых основали новые княжеские роды. В знак его благополучного правления в стране появились единорог и феникс. В конце жизни он собрал медь на горе, отлил ритуальный треножник. К нему прилетел дракон, Хуан-ди, ухватил его за ус, оседлал и вознесся в небо, удостоившись бессмертия.
По другой версии, он погребен на горе Цяошань в провинции Шэньси, или, другой вариант, там покоится его одежда, а тело и душа пребывают на небесах. Вся история с полетом на драконе может быть отголоском предания о том, что первопредок рода Чэнь был зачат от удара молнии и являлся драконоподобным божеством грома и грозы. Создается впечатление, что в древности при каком-то правителе (Хуан-ди?) был создан огромный барабан, звук от которого напоминал громыхание грома. Возможно, ударяя в него, заклинатели пытались отвести грозу и град. Для этого же стреляли в небо с облаком-драконом из луков (согласно легенде, когда Хуан-ди улетал на драконе, его сторонники стреляли в чудовище из луков, чтобы заставить его опуститься). Подобные ритуалы, призванные устранить опасность града или шквала, смерча, практиковались у разных народов.
Нетрудно усмотреть в преданиях о Хуан-ди причудливую смесь более или менее реальных эпизодов, весьма сомнительных и откровенно фантастичных. Последние и делают его мифологическим героем. Его рождение представлено чудесным и невероятным: он сразу же начал говорить, имел солнечный рог, лик дракона, четыре глаза (или даже четыре лица). Последнее обстоятельство подчеркивало его нахождение в центре мира или Поднебесной, а значит, превращало в верховное божество.
Ему легенда приписывала огромный рост и необычайно умелое владение копьем и щитом. Зная о своем могуществе, он потребовал дань с правителей всех четырех сторон света. Трое из них безоговорочно подчинились более сильному владыке. Осмелился перечить лишь Янь-ди, правитель Юга и божество солнца, которого называют родным или сводным братом Хуан-ди.
Янь-ди – фигура интересная. В переводе его имя означает «повелитель пламени». В некоторых мифах ему приписывалась роль первого земледельца: при нем якобы появилась красная птица с девятью колосками злаков в клюве, которая роняла их на землю. Янь-ди подбирал зерна и сажал в землю; тот, кто вкушал выросшие злаки, становился бессмертным.
В свою очередь, у Янь-ди был своеобразный двойник – «божественный земледелец» Шэнь-нун, с которым тоже связывали начало земледелия, а также мудрое правление. При нем с неба дождем посыпалось просо, и он первым стал пахать и сеять. В отличие от него, Янь-ди, связанный с огнем, являлся олицетворением подсечно-огневого земледелия.
Итак, Янь-ди осмелился не подчиниться повелению Хуан-ди, отказавшись платить ему дань. В ответ Хуан-ди собрал тигров, барсов, медведей и выступил против брата. (Обратим внимание на эту деталь: звери, естественно, являются «противниками» подсечно-огневого земледелия, ибо страдают и гибнут от него; такой «экологический мотив» усматривается в данном мифе.) Произошла кровопролитная битва, в которой Янь-ди потерпел поражение (нет ли тут намека на отказ от подсечно-огневого земледелия?).
Не исключено, что в подобных мифах отражаются главным образом предания о борьбе за власть правителей или кланов древности. Однако в любом случае перед нами – образы мифологических героев, которые вобрали в себя несколько разновозрастных пластов старинных преданий: о легендарных правителях, культурных героях, связанных главным образом с земледелием, а также о приходных явлениях. При этом поэтические обороты, например, громоподобный барабанный бой, облако-дракон, обретали черты реальности.
ЛУН
Так называется в Китае фантастическое существо – дракон, образ которого у многих людей во всем мире ассоциируется с этой страной. До сих пор на праздниках китайцы запускают воздушных змеев, подобных драконам, и устраивают танцы и представления с изображениями-макетами этого фантастического существа. Самое удивительное, что такое страшилище, на Западе ставшее символом зла и разрушительной мощи, ярости и насилия, в Китае воспринимается вполне доброжелательно, даже почтительно. Князь драконов – Лун-ван считался покровителем императорского рода, и его культом руководил сам император.
«Вероятно, Лун считался тотемом ряда древних племен, что является редким исключением в общемировой системе первобытных верований, в которой тотем – обычно существо реальное», – отметил мифолог Б.Л. Рифтин. Он предположил, что этот феномен объясняется изменением в представлении людей более ранних тотемических образов змеи, ящерицы или крокодила. Правда, не совсем ясно, почему вдруг фантастическое существо, умозрительная конструкция, нечто невиданное стало вдруг почитаться как реальный первопредок и покровитель рода.
Ответ на вопрос может подсказать следующее высказывание Б.Л. Рифтина: «Особенно велика роль Луна в древних космогонических представлениях. На одном бронзовом блюде эпохи Инь изображены два дракона: на дне – безногий, покрытый чешуйками, каждая из которых имеет рисунок спирали-молнии, а по краям – дракон с лапами, а также птица и рыба. Возможно, что во втором случае Лун олицетворяет землю (птица – небо и рыба – водную стихию)».
В поздних мифах дракон, как известно, утратил всякую связь с землей и превратился в летучее, а то и огнедышащее или извергающее молнии существо. Но то, что он поначалу считался наземным животным – очень показательно. Правда, на территории Китая настоящие гигантские драконы – динозавры – водились давным-давно, более 70 миллионов лет назад.
Некоторые фантасты полагают, что какие-то представители звероящеров могли сохраниться до эпохи людей – антропогенового периода. Но всерьез подобные версии принимать нельзя. Хотя определенный резон в «гипотезе динозавров» все-таки есть. Дело в том, что в пустыне Гоби и некоторых других районах Китая были обнаружены динозавры. Но, конечно, ископаемые. Нет ничего невероятного в том, что три-четыре тысячелетия назад ископаемые остатки этих животных, а также их яиц находили люди. Тогда-то и могли возникнуть предположения о существовании таких чудовищ в сравнительно недавнем прошлом. Возможен и другой вариант. Как известно, на индонезийском острове Комодо до сих пор обитают так называемые драконы – гигантские рептилии, порой превышающие 3 метра в длину. Они могли еще сравнительно недавно встречаться и на юге Китая. Во всяком случае слухи о них несомненно распространялись достаточно широко.
Наконец, не исключено, что образы ископаемых и ныне живущих рептилий слились воедино. Во всяком случае, по свидетельству специалистов, в надписях на гадательных костях XIV века до н. э. иероглиф «Лун» (пиктограмма, изображающая животное с вытянутым телом и головой, увенчанной рогами) связан с названиями прототибетских племен цян. Не подтверждает ли это нашу версию о давних находках китайцами ископаемых остатков динозавров?
«Вероятно, Лун считался тотемом ряда древних племен, что является редким исключением в общемировой системе первобытных верований, в которой тотем – обычно существо реальное», – отметил мифолог Б.Л. Рифтин. Он предположил, что этот феномен объясняется изменением в представлении людей более ранних тотемических образов змеи, ящерицы или крокодила. Правда, не совсем ясно, почему вдруг фантастическое существо, умозрительная конструкция, нечто невиданное стало вдруг почитаться как реальный первопредок и покровитель рода.
Ответ на вопрос может подсказать следующее высказывание Б.Л. Рифтина: «Особенно велика роль Луна в древних космогонических представлениях. На одном бронзовом блюде эпохи Инь изображены два дракона: на дне – безногий, покрытый чешуйками, каждая из которых имеет рисунок спирали-молнии, а по краям – дракон с лапами, а также птица и рыба. Возможно, что во втором случае Лун олицетворяет землю (птица – небо и рыба – водную стихию)».
В поздних мифах дракон, как известно, утратил всякую связь с землей и превратился в летучее, а то и огнедышащее или извергающее молнии существо. Но то, что он поначалу считался наземным животным – очень показательно. Правда, на территории Китая настоящие гигантские драконы – динозавры – водились давным-давно, более 70 миллионов лет назад.
Некоторые фантасты полагают, что какие-то представители звероящеров могли сохраниться до эпохи людей – антропогенового периода. Но всерьез подобные версии принимать нельзя. Хотя определенный резон в «гипотезе динозавров» все-таки есть. Дело в том, что в пустыне Гоби и некоторых других районах Китая были обнаружены динозавры. Но, конечно, ископаемые. Нет ничего невероятного в том, что три-четыре тысячелетия назад ископаемые остатки этих животных, а также их яиц находили люди. Тогда-то и могли возникнуть предположения о существовании таких чудовищ в сравнительно недавнем прошлом. Возможен и другой вариант. Как известно, на индонезийском острове Комодо до сих пор обитают так называемые драконы – гигантские рептилии, порой превышающие 3 метра в длину. Они могли еще сравнительно недавно встречаться и на юге Китая. Во всяком случае слухи о них несомненно распространялись достаточно широко.
Наконец, не исключено, что образы ископаемых и ныне живущих рептилий слились воедино. Во всяком случае, по свидетельству специалистов, в надписях на гадательных костях XIV века до н. э. иероглиф «Лун» (пиктограмма, изображающая животное с вытянутым телом и головой, увенчанной рогами) связан с названиями прототибетских племен цян. Не подтверждает ли это нашу версию о давних находках китайцами ископаемых остатков динозавров?