Страница:
Офицер немедленно проводил Адама в штаб генерала Дэниела Уэбба. Адам снова испытал глухое раздражение, охватывавшее его всякий раз, когда необходимо было докладывать начальнику гарнизона о результатах разведки. Карстерс догадывался, что для генерала Уэбба осада форта Уильям Генри не была неожиданностью. Однако, как сказала Адаму Аманда, осажденные не получили из форта Эдуард никакой помощи. Почему генерал не послал подкрепление в погибавшую крепость? Сердце Адама, сердце отважного, искреннего человека, подсказывало ответ. Вот почему Адаму было противно идти к командиру, который обрек на жестокую гибель столько своих сограждан.
И все же долг заставлял Адама доложить, хотя и с опозданием, обо всем, что ему удалось увидеть и выведать во французском форте. Прежде такие тайные поручения Адам выполнял чрезвычайно успешно. Он видел, как побледнел генерал, слушавший его доклад, но надеялся, что Уэбб сохранит самообладание и не пропустит ни одной важной детали.
По окончании длинного рапорта тишину в комнате нарушил голос генерала:
— Да, Адам, я вижу, что путь твой от форта Карильон был не из легких, но хочу попросить тебя еще об одной услуге. Я отправлял в разведку к форту Уильям Генри майора Патнама с его людьми. Они доложили, что французы ушли оттуда по направлению к озеру. Майор Патнам составил письменный рапорт — вот, прочти.
Адам взял протянутый ему документ и прочитал:
«Форт подвергся полному разрушению, даже казармы, вспомогательные постройки и прочие сооружения разбиты до основания. Кое-где еще продолжались пожары, отчего все вокруг было окутано густым дымом, в котором невозможно дышать. Среди руин и пожарища валялись непогребенные части изуродованных человеческих тел вперемешку с целыми трупами и обгорелыми костями. Почти на всех останках можно различить следы индейских ножей, что свидетельствовало о варварском издевательстве, которому подвергались все без исключения погибшие. Среди них были и женщины — числом не менее ста, убитые с особенной жестокостью и явно перенесшие надругательства. Повсюду можно было видеть следы бессмысленного варварства. В целом развалины форта представляли слишком дьявольскую картину, поэтому было невозможно остаться там даже на короткое время»
Адам закончил чтение и вернул документ. Он был бледен. Генерал продолжил:
— Нам неизвестно, отчего после победы над фортом Уильям Генри они не двинулись сразу на форт Эдуард. Вот почему так необходимы сведения об их ближайших планах и о том, что творится сейчас в форте Карильон, а ты лучше всех умеешь добывать информацию. Способен ли ты добыть ее нам на этот раз?
Адам мрачно смотрел на плотного, начинающего седеть мужчину, чувствуя себя бесконечно усталым от странствий по лесам и связанных с этим переживаний. Однако ему ничего не оставалось, как уцепиться за предлог поскорее покинуть форт, — сидеть под одной крышей с Амандой и ее женихом было свыше его сил.
— Когда, по-вашему, мне следует отправляться, генерал?
— Ты наверняка устал, Адам. Можешь отдохнуть несколько дней.
— Нет, я выйду завтра утром.
Удивленный столь странной поспешностью и в то же время довольный, генерал протянул руку, чтобы скрепить договор:
— Поступай как знаешь, Адам. Лейтенант Артур предоставит в твое распоряжение свою комнату на эту ночь, чтобы ты мог спокойно выспаться. Желаю удачи.
Коротко кивнув, Адам повернулся и пошел за лейтенантом.
Роберт никак не мог прийти в себя от переполнявшего его счастья. Горе и отчаяние последних дней, когда он оплакивал потерянную навсегда Аманду, улетучились без следа. Но даже и теперь, крепко прижимая к себе Аманду и то и дело вздрагивая от избытка чувств, он с трудом верил в чудесный поворот судьбы, милостиво вернувшей ему невесту.
Целую неделю он не находил себе места от горя, не в силах забыть жуткую сцену резни и ту минуту, когда в последний раз видел Аманду живой. Он с ужасом понял, что ударивший его абнаки развернулся и помчался за Амандой в лес. Роберту удалось подняться на ноги, но рана сковывала его движения, и он не успел помешать дикарю нанести свой жестокий удар томагавком. Приступ ярости прибавил Роберту сил, и он сумел прикончить мерзавца, прежде чем сам свалился, потеряв сознание.
А когда он пришел в себя, Аманда пропала. Мертвый абнаки валялся рядом, но Аманду он так и не нашел. Надеясь на то, что ее могли подобрать с остальными ранеными, Роберт вернулся к колонне беженцев и вместе с ними добрался до форта Эдуард, но и там никто про нее ничей не знал.
Он извелся от горя, но из-за раны был слишком слаб, чтобы отправиться на поиски, да к тому же с отчаянием понимал, что не имеет ни малейшего представления, в какой стороне искать. Единственное, что приходило в голову: если Аманда до сих пор жива, то к этому времени наверняка была угнана далеко на север и стала рабыней, если не кем-то похуже.
Сегодня, спустя неделю, он выскочил из казармы форта Эдуард, привлеченный странным шумом во дворе, и увидел Аманду — больше ни у кого не могло быть таких чудесных волос. Конечно, это была она! Все еще не веря своим глазам, Роберт нерешительно окликнул:
— Аманда, это ты?!
И в следующий миг она обернулась.
— Аманда!!!
Уже через секунду Роберт прижимал ее к себе. Его любимая! Его ангел! Наконец-то Роберт снова мог держать ее в объятиях!
На какой-то краткий момент его счастье омрачил укол ревности, когда Аманда принялась знакомить его со своим другом, Адамом Карстерсом. Одного взгляда на этого белобрысого верзилу было достаточно, чтобы понять: он также неравнодушен к его невесте. Но уже в следующий миг, снова посмотрев на сиявшее чистотой невинное лицо своей суженой, Роберт подумал: «Да разве можно такую не любить?!»
И он до сих пор не желал отпускать ее от себя, и держал в объятиях, пряча лицо в пушистых блестящих волосах. Его голос дрожал от избытка чувств:
— Наконец-то ты здесь, дорогая, и теперь мы немедленно должны пожениться! Откладывать больше ни к чему. Мы ведь уже получили благословение твоих родителей.
Отстранившись, чтобы заглянуть ей в лицо, он заметил, как прекрасные глаза наполнились слезами, и торопливо добавил:
— Аманда, они поручили мне о тебе заботиться и были бы счастливы узнать, что ты стала моей женой.
Не в силах вымолвить ни слова — из-за волнения перехватило горло, — Аманда серьезно кивнула в знак согласия.
Как только Аманда осталась одна и пришла в себя от счастливого потрясения, вызванного встречей с Робертом, она сразу подумала об Адаме. Куда он пропал? Снова мелькнула грустная догадка, что скорее всего недавний опекун был рад от нее избавиться, вот только странно, отчего это ее так обижает. Наверное, она успела сильно привязаться к Адаму. Пожалуй, он даже стал частью ее жизни. Она до сих пор с радостью вспоминала, как спокоен был сон в кольце его сильных рук и какой удивительный кокон душевного тепла обволакивал ее в его присутствии. Это всегда пробуждало у нее в сердце ответное тепло, которое становилось сильнее, стоило Адаму прижать ее к себе, а ей опустить усталую голову на знакомую широкую грудь: каждую ночь она наслаждалась этим волшебным ощущением, уносившим ее на волнах покоя и умиротворенности. Зато Адам, судя по всему, ничего подобного не испытывал. Он просто считал заботу о ней своим долгом, а потом решил, что выполнил его до конца, за что Аманда будет ему бесконечно благодарна. Вот если бы только…
Несмотря на усталость, Адам так и не сомкнул глаз до самого утра, радуясь тому, что может укрыться от всех любопытных в предоставленной лейтенантом комнате. Он смотрел в потолок, но не видел его грубой, неровной поверхности, а снова и снова вспоминал милое прелестное лицо, огромные сияющие синие глаза, маленький нежный рот в радостной, счастливой улыбке, от которой всегда появлялась эта чудесная соблазнительная ямочка. Сколько раз он мечтал приникнуть к ней губами! Карстерс без конца вертелся на узкой койке, не в силах забыть одну неприятную сцену.
Том Хиггинс, чья грубая плоская физиономия сильно покраснела от поглощенного количества рома, лукаво подмигнул таким же, как он, солдатам, и бесцеремонно хлопнул Адама по плечу.
— Ну, старик, тебе будет что вспомнить! Это же надо — провести целую неделю в лесу вдвоем с маленькой шалуньей, по которой давно сходит с ума наш Роберт Хандли! Пока он тут стонал да плакал, не надеясь уж увидеть своего ангелочка, ты, значит, с крошкой отдыхал в лесу, а? Скажи-ка, Адам, ты сдал ее на руки Роберту в целости и сохранности или малость подправил в ней кое-что такое, о чем бедолага Роберт узнает слишком поздно?
Том явно перепил рому, иначе он бы вовремя заметил, как побагровел от ярости Адам, вынужденный слушать его разглагольствования. Адам заговорил тихо, но полный гнева голос прозвучал как крик в напряженной тишине, повисшей в столовой:
— Том Хиггинс, послушай, что я скажу, и запомни навсегда. Ты сильно пожалеешь, если будешь говорить плохо об Аманде Старкуэдер. Я нашел ее, раненную, в лесу, как она объяснила при всех своему жениху. Она вела себя так, как и положено себя вести юной леди, и я относился к ней со всем необходимым почтением. И если впредь я услышу хотя бы намек на то, что может ее оскорбить, пеняй на себя! — Адам улыбнулся, но в его зеленых глазах было столько злости, что бедный шутник побледнел и опустил голову. — Ну, Том, ты все понял?
У Тома почему-то моментально пересохло во рту, и он явно с трудом произнес:
— К… конечно, Адам. Я… я же просто шутил, ты ведь знаешь!
— Ну так впредь воздерживайся от подобных шуток. — Адам наконец-то отвел грозный взгляд от обливавшегося потом Тома и уткнулся в свою тарелку. Покончив с обедом, он молча встал и вышел.
Сейчас, лежа в одиночестве в сумраке тесной каморки, Адам не мог не признаться, что был готов прикончить этого шутника на месте, скажи тот еще хоть слово. Господи Боже, как же ему хотелось снова обнять Аманду! Ведь впервые за всю неделю она не спала у него на груди… Интересно, скучает ли она хоть немного по нему? Впрочем, надеяться на это довольно глупо. Ведь теперь, получив обратно своего ненаглядного Роберта, она напрочь забыла о том, что Адам вообще существует на свете. Судя по тому, как по-хозяйски поглядывал на нее этот парень, он не станет тянуть со свадьбой, после чего Аманда будет спать у него на груди, и он будет заниматься с ней любовью… От отчаяния руки Адама сами собой сжались в кулаки с такой силой, что побелели пальцы.
— Проклятие! Проклятие! — без конца говорил он в темноту. Мысли об Аманде не давали ему покоя, и неожиданная утрата заставляла его погружаться все глубже в пучину отчаяния… Ему казалось невероятным то, что еще несколько дней назад он и понятия не имел ни о какой Аманде, тогда как теперь внезапная разлука с девушкой, о которой станет заботиться кто-то другой, сделала его будущее бескрайней, мрачной пустыней.
На Адама накатил приступ горького, язвительного смеха, он снова и снова мысленно издевался над собой. Надо же, какой опытный, искушенный в сердечных делах мудрец! Как ловко он сумел разобраться в собственных чувствах! Возомнил, будто сумеет выбросить ее из головы, стоит им вернуться в форт Эдуард. Будто увлечение девушкой исчезнет, как случалось прежде — много-много раз.
Будто его влечение к ней исключительно физическое. Ему некуда торопиться, он сумеет все как следует проверить, прежде чем убедится в глубине собственных чувств… Ну что за болван?! Самоуверенный болван! Неужели непременно нужно было увидеть ее в объятиях другого, чтобы поверить в свою любовь?! А теперь он потерял ее, и слишком поздно что-то предпринимать, слишком поздно!
— О Господи… — стонал Карстерс. Он буквально корчился от боли, стоило вспомнить, как Аманда обнималась с Робертом, как его руки жадно приподнимали ее над землей, как он впился в ее податливые, мягкие губы, наслаждаясь их свежим, медовым вкусом. Боль от этой потери становилась все сильнее, она вонзалась в самое сердце острыми клыками и терзала, и рвала его на части, пока не сделалась невыносимой. Нет, он не в силах был смириться со злодейкой-судьбой, лишь на короткое время одарившей его счастьем быть вместе с Амандой ради того, чтобы навеки их разлучить. Адам не знал, что делать, в отчаянии он даже закрыл руками глаза, надеясь заслониться от нескончаемых видений. И перенес еще одно потрясение, когда понял, что его лицо стало мокрым от слез…
Слезы сменились громким истерическим хохотом. Бедняга никак не мог остановиться, он смеялся и плакал, повторяя:
— Дурак! Несчастный дурак!
Первые розовые проблески зари застали Адама в том же состоянии — он так и не смог сомкнуть глаз. Он устало выругался и решил, что лучше подниматься и браться за дела, чем без толку отлеживаться в постели. Решившись, он встал, оделся и направился на поиски припасов, необходимых для пешего путешествия до форта Карильон. Не прошло и часу, как его дорожный мешок был туго набит и увязан, но разведчик все еще не спешил уйти, хотя даже себе не желал признаваться в истинной причине своей задержки. Наконец, просидев в тяжких раздумьях еще какое-то время, он направился к молодому часовому на посту возле ворот.
— Джек, ты не знаешь, куда определили на ночлег ту девушку, которую я привел вчера?
— Жена капитана Митчелла забрала ее к себе на квартиру. Она сказала, что мисс Старкуэдер будет оставаться у них, пока не выйдет замуж за поселенца по фамилии Хандли.
Стараясь не поддаваться новому приступу боли, зародившемуся глубоко в груди, Адам решительно направился в указанном направлении и тихонько постучал в дверь капитанской квартиры. Ответа не последовало, но он и не ожидал его на столь тихий стук в такой ранний час. Карстерс нажал на ручку — оказалось незаперто, и он осторожно вошел в тесную гостиную выделенной капитану квартиры. Подождав, пока глаза привыкнут к темноте, Адам не спеша осмотрелся в убого обставленной комнате. В углу он увидел небольшой, грубо сколоченный стол — судя по наваленным бумагам, книгам и очиненным гусиным перьям, капитан использовал его для работы. Адам продолжал осмотр. В противоположном углу был устроен камин, вокруг которого сгрудились примитивные стулья с прямыми спинками, одно кресло с истершейся обивкой и большой, в тон кресла, диван. Некрашеный пол из дубовых досок в том углу был застлан выцветшим дырявым ковром.
Ему показалось, что кто-то шевельнулся на диване. Адам прищурился и увидел, как из-под одеяла выскользнул знакомый серебристый локон. Он на цыпочках подобрался поближе, приподнял край одеяла и залюбовался милым лицом спящей красавицы. Ему хотелось навеки запечатлеть в самой глубине души эту дивную картину! Впрочем, он и так не сомневался, что не забудет ее до самой смерти, даже если и попытается нарочно выбросить из головы.
— Аманда, — произнес он шепотом, благоговейно прикоснувшись губами к шелковистой щеке. — Аманда, проснись.
Медленно, неохотно длинные ресницы приподнялись, открывая сонные, ослепительно синие глаза, которые наполнились светом и жизнью в тот же миг, как девушка узнала окликавший ее голос.
— Адам! Ну куда ты пропал? Мы искали тебя, но ты скрылся так неожиданно. А что ты здесь делаешь в такой час? Еще даже не рассвело.
— Я пришел попрощаться, Аманда.
— Попрощаться?.. — Аманда застыла от удивления, не поверив своим ушам. Как, разве он уже уходит? Но ей вовсе не хотелось расставаться так скоро! — Но почему, Адам? Почему ты должен так рано уйти?
— Генерал Уэбб лично попросил меня раздобыть кое-какие сведения о форте Карильон, поскольку я лучше всех знаком с его окрестностями. Он считает, что моя помощь может оказаться чрезвычайно важной. Аманда, я не хотел уходить, не попрощавшись с тобой, но должен попросить держать все в тайне — иначе генерал Уэбб больше не захочет иметь со мной дела.
— Конечно, Адам, — машинально пообещала она. — Но ты хоть можешь сказать, когда вернешься?
— Этого я и сам не знаю. А что, неужели ты станешь по мне скучать? — Адам говорил легко и небрежно, однако его сердце вдруг отчаянно забилось от глупой надежды, что его попросят остаться.
— Но ты ведь тогда можешь пропустить нашу свадьбу! Роберт хочет, чтобы мы поженились как можно скорее. Он собирался сделать это прямо завтра. Но Бетти заявила, что мне нужно не меньше недели, чтобы отдохнуть и окончательно прийти в себя.
Эти слова о свадьбе причинили Адаму такую боль, что он не обратил внимания на неуверенный, растерянный тон Аманды. Ведь исчезла последняя надежда. Отчаяние было столь велико, что теперь Адам думал лишь о том, как бы поскорее сбежать отсюда, чтобы прекратить эту бесконечную пытку.
— Да, наверное, мне придется ее пропустить. — Он медленно выпрямился. — Прости, что я не смогу быть здесь в день твоей свадьбы. Я ведь заскочил на минутку, чтобы попрощаться. — Он двинулся к двери, но замер на полпути, услышав голос Аманды:
— Адам, погоди!
Он едва успел развернуться, как Аманда приникла к нему, крепко обняв и уткнувшись лицом в его широкую грудь.
— Ох, Адам, я так буду по тебе скучать! — Она не просто плакала — она рыдала, содрогаясь всем телом. Адам осторожно приподнял ее лицо, ласково сжимая в ладонях.
— И я тоже буду по тебе скучать — даже больше, чем ты думаешь! — нежно промолвил он. А потом, почти касаясь губами ее губ, прошептал: — Аманда, ты поцелуешь меня на прощание?
Получив в ответ короткий утвердительный кивок, Адам медленно наклонился, наконец-то испробовав на вкус ее губы. Мгновенная вспышка восторга поглотила все мысли, всю боль: одна рука как бы сама легла ей на затылок, а другая — на талию, прижимая все сильнее и сильнее. Осторожными, мягкими движениями губ он заставил Аманду приоткрыть рот, отчего поцелуй стал еще более интимным. Испытанное при этом наслаждение превосходило самые смелые мечты: Адам не в силах был насытиться волшебным, пряным вкусом нежных губ и рта. Напротив, поцелуй разбудил еще более сильный, страстный голод. Еще никогда в жизни Адам не желал женщину так неистово.
Медленно, неохотно, дюйм за дюймом он отодвигался от ее рта, ибо понимал, что испытал его волшебный вкус в первый и последний раз в жизни. Юношу била такая сильная дрожь, что он не в состоянии был заметить ответный трепет, от которого содрогалось все ее хрупкое тело. Не говоря ни слова из страха, что голос может ему изменить, Адам легонько погладил пальцами раскрасневшиеся губы, резко повернулся и вышел, оставив Аманду одну.
Она еще долго стояла неподвижно, ошеломленная вихрем событий и чувств, налетевшим на нее за несколько последних часов. Наконец, словно внезапно вернувшись к жизни, девушка метнулась к окну, чтобы посмотреть, как Адам поднимает с земли свой дорожный мешок. Вот он накинул на плечи грубые лямки, вот часовой открыл ворота, и разведчик, покинув крепость, скрылся из виду.
Охватившее Аманду чувство утраты оказалось болезненно острым. Она показалась себе покинутой и невероятно одинокой. Она даже вынуждена была отругать себя за столь глупое самочувствие. Ведь Роберт был тут, при ней, и все же она не могла отделаться от странного ощущения неполноты окружающего мира. Не в силах бороться с горем и смятением, она вернулась на диван, укрылась с головой одеялом и плакала, плакала без конца, пока не заснула.
Обуревавшие Аманду растерянность и смятение нисколько не уменьшились и в последующие дни. Роберт, способный думать только о своей любви, с нетерпением дожидался свадьбы, отсроченной на неделю благодаря похвальной стойкости Бетти Митчелл, которая, на счастье Аманды, добровольно взяла на себя заботу о ней.
— Неужели у тебя нет совести? Ты хочешь немедленно затащить в койку это несчастное дитя и устроить себе первую брачную ночь, не обращая внимания ни на ее раны, ни на горе и усталость от пережитого? — сердито напирала она на Роберта, который отвел ее в уголок и в очередной раз попытался перенести свадьбу на более ранний срок.
— Бетти, разве я похож на такого жестокого типа? — отвечал он вопросом на вопрос. — Неужели ты считаешь, что я способен забыть о ее горе и ранах и вести себя недостаточно осторожно и нежно? Я же не просто хочу ее — я ее люблю! И никогда не посмею причинить ей боль!
— Ну вот я и не желаю, чтобы твои чувства брали верх над совестью. Свадьба состоится ровно через неделю — и ни днем раньше!
Роберту ничего не оставалось, как смириться с упрямством этой решительной женщины, и он с нетерпением стал ждать назначенной даты. И без того достаточно взволнованный, он тревожился тем сильнее, чем чаше замечал несколько странную перемену к себе со стороны Аманды. Ведь он слишком ее любил. Он ни на минуту не спускал с нее глаз, и его взгляд ласкал это юное тело чуть ли не физически. В ответ Аманда все больше старалась избегать его взгляда, а когда миновал второй день и наступил третий, она попыталась ускользнуть даже от его прикосновений.
Расстроенный ее поведением, Роберт не смел задавать вопросы, а попытался разбудить в ней прежние чувства, причем делал это на редкость неловко. По-прежнему не давая себе труда осмыслить происходящее и взять под контроль обуревавшие его страсти, он зачастую становился назойлив и нетерпелив и попросту крал или брал силой то, что она не желала предложить по доброй воле. Страх и желание заставляли Роберта глушить все мысли о возможной перемене в чувствах его ненаглядной Аманды.
А ей день ото дня становилось все труднее не впасть в отчаяние. Она не хотела рассказывать Бетти об Адаме, о том, что не может не думать о нем и что всякий раз, стоит ей оказаться в объятиях Роберта, она видит перед собой ласковые зеленые глаза, а воспоминание о прощальном поцелуе Адама лишает привлекательности все попытки Роберта сорвать лишний поцелуй с ее непослушных губ.
Итак, на четвертый день своего пребывания в форте Аманда проснулась от мучившего ее беспокойства. Честно ли она поступит, если выйдет за Роберта, будучи совершенно неуверенной в своих чувствах? Но Роберт хочет взять ее в жены, он хочет заботиться о ней всю жизнь — в отличие от Адама. Так что же ей делать?
Поднявшись очень рано, девушка тихонько выскользнула за дверь квартиры Митчеллом и через безлюдный в этот час крепостной двор направилась к общей столовой. Повар наверняка уже готовит завтрак и будет рад помощнице, а у нее появится возможность хоть ненадолго чем-то заняться и отвлечься от невеселых мыслей. Однако на полпути она спиной ощутила неясную тревогу, отчего по всему телу медленно поползли мурашки. Откуда могло взяться это чувство? Казалось, что за ней наблюдают. Медленно повернувшись, девушка внимательно осмотрела двор в поисках того, кто мог за ней следить. И вдруг замерла от потрясения: ее огромные синие глаза приковал к себе горящий взгляд угольно-черных бездонных глаз, проникавший ей в самую душу. При воспоминании о блеске таких же вот черных глаз, за которым последовали жестокий удар томагавка и беспамятство, где-то в груди зародился от испуга крик, но она вовремя поняла, что видит перед собой пленного индейца, накрепко привязанного веревками к позорному столбу, установленному в дальнем углу двора. Юный абнаки, по-прежнему прожигавший ее взглядом, был совершенно не способен причинить даже малейшее зло. Но даже и теперь Аманда застыла от страха, не в силах отвести свой взгляд. Вдруг из-за двери рядом со столбом показался офицер, который тут же обратил внимание, куда смотрит Пленный абнаки. Заметив испуг на лице Аманды, офицер что-то сердито сказал пленнику и так сильно ударил его, что тот сразу повис на веревках, потеряв сознание.
Аманда была так испугана, что даже не почувствовала жалости к юному индейцу. Она с бешено бьющимся сердцем поспешила скрыться в столовой. Через пару часов, успев утомиться от хлопот, связанных с приготовлением завтрака, и окончательно успокоившись, она принялась ругать себя за столь унизительное проявление трусости. Роберт явился в столовую уже час назад и теперь терпеливо дожидался, пока она закончит добровольно взятую на себя работу. Жених не спускал глаз со своей суженой и не пытался скрыть обожание и страсть. Весь его вид как бы говорил: «Вот, полюбуйтесь, какая красота всего через три дня станет принадлежать исключительно мне!» Каждый раз при мысли об этом кровь вскипала у него в жилах, а во рту становилось сухо от желания. «Пусть она только станет моей женой, а уж тогда ей нечего будет тревожиться и сомневаться!» — так Роберт впервые посмел признаться себе в том, что заметил ее смятенное состояние.
Но вот Аманда сняла с себя передник, повязанный поверх взятого у кого-то платья, и Роберт поспешно поднялся в надежде побыть минутку наедине с невестой, прежде чем она вернется к Бетти Митчелл и сядет шить свадебное платье. Придерживая девушку под локоть, он повел ее из столовой наружу, в залитый ярким солнечным светом крепостной двор.
— Как продвигается ваше шитье, Аманда? — Этим вежливым вопросом он надеялся разрушить неловкое молчание, возникавшее между ними всякий раз, когда они оказывались вдвоем. Куда-то бесследно пропала прежняя легкость общения, о чем Роберт думал с болью. В такие минуты он готов был кричать, умолять дорогую Аманду вернуть былую близость.
Тем не менее Роберт старался выглядеть спокойным — разве что улыбка стала неестественно напряженной. Шагая по вытоптанному двору, он упрямо повторял, что непременно добьется своего, что, несомненно, все это обычные девичьи страхи и переживания. Возле дальней стены Роберт вдруг почувствовал, как напряглась рука Аманды. Он проследил за ее взглядом и обнаружил, что девушка застыла как вкопанная, не в силах отвести полных ужаса глаз от избитого до полусмерти индейца, который имел наглость смотреть на нее.
И все же долг заставлял Адама доложить, хотя и с опозданием, обо всем, что ему удалось увидеть и выведать во французском форте. Прежде такие тайные поручения Адам выполнял чрезвычайно успешно. Он видел, как побледнел генерал, слушавший его доклад, но надеялся, что Уэбб сохранит самообладание и не пропустит ни одной важной детали.
По окончании длинного рапорта тишину в комнате нарушил голос генерала:
— Да, Адам, я вижу, что путь твой от форта Карильон был не из легких, но хочу попросить тебя еще об одной услуге. Я отправлял в разведку к форту Уильям Генри майора Патнама с его людьми. Они доложили, что французы ушли оттуда по направлению к озеру. Майор Патнам составил письменный рапорт — вот, прочти.
Адам взял протянутый ему документ и прочитал:
«Форт подвергся полному разрушению, даже казармы, вспомогательные постройки и прочие сооружения разбиты до основания. Кое-где еще продолжались пожары, отчего все вокруг было окутано густым дымом, в котором невозможно дышать. Среди руин и пожарища валялись непогребенные части изуродованных человеческих тел вперемешку с целыми трупами и обгорелыми костями. Почти на всех останках можно различить следы индейских ножей, что свидетельствовало о варварском издевательстве, которому подвергались все без исключения погибшие. Среди них были и женщины — числом не менее ста, убитые с особенной жестокостью и явно перенесшие надругательства. Повсюду можно было видеть следы бессмысленного варварства. В целом развалины форта представляли слишком дьявольскую картину, поэтому было невозможно остаться там даже на короткое время»
Адам закончил чтение и вернул документ. Он был бледен. Генерал продолжил:
— Нам неизвестно, отчего после победы над фортом Уильям Генри они не двинулись сразу на форт Эдуард. Вот почему так необходимы сведения об их ближайших планах и о том, что творится сейчас в форте Карильон, а ты лучше всех умеешь добывать информацию. Способен ли ты добыть ее нам на этот раз?
Адам мрачно смотрел на плотного, начинающего седеть мужчину, чувствуя себя бесконечно усталым от странствий по лесам и связанных с этим переживаний. Однако ему ничего не оставалось, как уцепиться за предлог поскорее покинуть форт, — сидеть под одной крышей с Амандой и ее женихом было свыше его сил.
— Когда, по-вашему, мне следует отправляться, генерал?
— Ты наверняка устал, Адам. Можешь отдохнуть несколько дней.
— Нет, я выйду завтра утром.
Удивленный столь странной поспешностью и в то же время довольный, генерал протянул руку, чтобы скрепить договор:
— Поступай как знаешь, Адам. Лейтенант Артур предоставит в твое распоряжение свою комнату на эту ночь, чтобы ты мог спокойно выспаться. Желаю удачи.
Коротко кивнув, Адам повернулся и пошел за лейтенантом.
Роберт никак не мог прийти в себя от переполнявшего его счастья. Горе и отчаяние последних дней, когда он оплакивал потерянную навсегда Аманду, улетучились без следа. Но даже и теперь, крепко прижимая к себе Аманду и то и дело вздрагивая от избытка чувств, он с трудом верил в чудесный поворот судьбы, милостиво вернувшей ему невесту.
Целую неделю он не находил себе места от горя, не в силах забыть жуткую сцену резни и ту минуту, когда в последний раз видел Аманду живой. Он с ужасом понял, что ударивший его абнаки развернулся и помчался за Амандой в лес. Роберту удалось подняться на ноги, но рана сковывала его движения, и он не успел помешать дикарю нанести свой жестокий удар томагавком. Приступ ярости прибавил Роберту сил, и он сумел прикончить мерзавца, прежде чем сам свалился, потеряв сознание.
А когда он пришел в себя, Аманда пропала. Мертвый абнаки валялся рядом, но Аманду он так и не нашел. Надеясь на то, что ее могли подобрать с остальными ранеными, Роберт вернулся к колонне беженцев и вместе с ними добрался до форта Эдуард, но и там никто про нее ничей не знал.
Он извелся от горя, но из-за раны был слишком слаб, чтобы отправиться на поиски, да к тому же с отчаянием понимал, что не имеет ни малейшего представления, в какой стороне искать. Единственное, что приходило в голову: если Аманда до сих пор жива, то к этому времени наверняка была угнана далеко на север и стала рабыней, если не кем-то похуже.
Сегодня, спустя неделю, он выскочил из казармы форта Эдуард, привлеченный странным шумом во дворе, и увидел Аманду — больше ни у кого не могло быть таких чудесных волос. Конечно, это была она! Все еще не веря своим глазам, Роберт нерешительно окликнул:
— Аманда, это ты?!
И в следующий миг она обернулась.
— Аманда!!!
Уже через секунду Роберт прижимал ее к себе. Его любимая! Его ангел! Наконец-то Роберт снова мог держать ее в объятиях!
На какой-то краткий момент его счастье омрачил укол ревности, когда Аманда принялась знакомить его со своим другом, Адамом Карстерсом. Одного взгляда на этого белобрысого верзилу было достаточно, чтобы понять: он также неравнодушен к его невесте. Но уже в следующий миг, снова посмотрев на сиявшее чистотой невинное лицо своей суженой, Роберт подумал: «Да разве можно такую не любить?!»
И он до сих пор не желал отпускать ее от себя, и держал в объятиях, пряча лицо в пушистых блестящих волосах. Его голос дрожал от избытка чувств:
— Наконец-то ты здесь, дорогая, и теперь мы немедленно должны пожениться! Откладывать больше ни к чему. Мы ведь уже получили благословение твоих родителей.
Отстранившись, чтобы заглянуть ей в лицо, он заметил, как прекрасные глаза наполнились слезами, и торопливо добавил:
— Аманда, они поручили мне о тебе заботиться и были бы счастливы узнать, что ты стала моей женой.
Не в силах вымолвить ни слова — из-за волнения перехватило горло, — Аманда серьезно кивнула в знак согласия.
Как только Аманда осталась одна и пришла в себя от счастливого потрясения, вызванного встречей с Робертом, она сразу подумала об Адаме. Куда он пропал? Снова мелькнула грустная догадка, что скорее всего недавний опекун был рад от нее избавиться, вот только странно, отчего это ее так обижает. Наверное, она успела сильно привязаться к Адаму. Пожалуй, он даже стал частью ее жизни. Она до сих пор с радостью вспоминала, как спокоен был сон в кольце его сильных рук и какой удивительный кокон душевного тепла обволакивал ее в его присутствии. Это всегда пробуждало у нее в сердце ответное тепло, которое становилось сильнее, стоило Адаму прижать ее к себе, а ей опустить усталую голову на знакомую широкую грудь: каждую ночь она наслаждалась этим волшебным ощущением, уносившим ее на волнах покоя и умиротворенности. Зато Адам, судя по всему, ничего подобного не испытывал. Он просто считал заботу о ней своим долгом, а потом решил, что выполнил его до конца, за что Аманда будет ему бесконечно благодарна. Вот если бы только…
Несмотря на усталость, Адам так и не сомкнул глаз до самого утра, радуясь тому, что может укрыться от всех любопытных в предоставленной лейтенантом комнате. Он смотрел в потолок, но не видел его грубой, неровной поверхности, а снова и снова вспоминал милое прелестное лицо, огромные сияющие синие глаза, маленький нежный рот в радостной, счастливой улыбке, от которой всегда появлялась эта чудесная соблазнительная ямочка. Сколько раз он мечтал приникнуть к ней губами! Карстерс без конца вертелся на узкой койке, не в силах забыть одну неприятную сцену.
Том Хиггинс, чья грубая плоская физиономия сильно покраснела от поглощенного количества рома, лукаво подмигнул таким же, как он, солдатам, и бесцеремонно хлопнул Адама по плечу.
— Ну, старик, тебе будет что вспомнить! Это же надо — провести целую неделю в лесу вдвоем с маленькой шалуньей, по которой давно сходит с ума наш Роберт Хандли! Пока он тут стонал да плакал, не надеясь уж увидеть своего ангелочка, ты, значит, с крошкой отдыхал в лесу, а? Скажи-ка, Адам, ты сдал ее на руки Роберту в целости и сохранности или малость подправил в ней кое-что такое, о чем бедолага Роберт узнает слишком поздно?
Том явно перепил рому, иначе он бы вовремя заметил, как побагровел от ярости Адам, вынужденный слушать его разглагольствования. Адам заговорил тихо, но полный гнева голос прозвучал как крик в напряженной тишине, повисшей в столовой:
— Том Хиггинс, послушай, что я скажу, и запомни навсегда. Ты сильно пожалеешь, если будешь говорить плохо об Аманде Старкуэдер. Я нашел ее, раненную, в лесу, как она объяснила при всех своему жениху. Она вела себя так, как и положено себя вести юной леди, и я относился к ней со всем необходимым почтением. И если впредь я услышу хотя бы намек на то, что может ее оскорбить, пеняй на себя! — Адам улыбнулся, но в его зеленых глазах было столько злости, что бедный шутник побледнел и опустил голову. — Ну, Том, ты все понял?
У Тома почему-то моментально пересохло во рту, и он явно с трудом произнес:
— К… конечно, Адам. Я… я же просто шутил, ты ведь знаешь!
— Ну так впредь воздерживайся от подобных шуток. — Адам наконец-то отвел грозный взгляд от обливавшегося потом Тома и уткнулся в свою тарелку. Покончив с обедом, он молча встал и вышел.
Сейчас, лежа в одиночестве в сумраке тесной каморки, Адам не мог не признаться, что был готов прикончить этого шутника на месте, скажи тот еще хоть слово. Господи Боже, как же ему хотелось снова обнять Аманду! Ведь впервые за всю неделю она не спала у него на груди… Интересно, скучает ли она хоть немного по нему? Впрочем, надеяться на это довольно глупо. Ведь теперь, получив обратно своего ненаглядного Роберта, она напрочь забыла о том, что Адам вообще существует на свете. Судя по тому, как по-хозяйски поглядывал на нее этот парень, он не станет тянуть со свадьбой, после чего Аманда будет спать у него на груди, и он будет заниматься с ней любовью… От отчаяния руки Адама сами собой сжались в кулаки с такой силой, что побелели пальцы.
— Проклятие! Проклятие! — без конца говорил он в темноту. Мысли об Аманде не давали ему покоя, и неожиданная утрата заставляла его погружаться все глубже в пучину отчаяния… Ему казалось невероятным то, что еще несколько дней назад он и понятия не имел ни о какой Аманде, тогда как теперь внезапная разлука с девушкой, о которой станет заботиться кто-то другой, сделала его будущее бескрайней, мрачной пустыней.
На Адама накатил приступ горького, язвительного смеха, он снова и снова мысленно издевался над собой. Надо же, какой опытный, искушенный в сердечных делах мудрец! Как ловко он сумел разобраться в собственных чувствах! Возомнил, будто сумеет выбросить ее из головы, стоит им вернуться в форт Эдуард. Будто увлечение девушкой исчезнет, как случалось прежде — много-много раз.
Будто его влечение к ней исключительно физическое. Ему некуда торопиться, он сумеет все как следует проверить, прежде чем убедится в глубине собственных чувств… Ну что за болван?! Самоуверенный болван! Неужели непременно нужно было увидеть ее в объятиях другого, чтобы поверить в свою любовь?! А теперь он потерял ее, и слишком поздно что-то предпринимать, слишком поздно!
— О Господи… — стонал Карстерс. Он буквально корчился от боли, стоило вспомнить, как Аманда обнималась с Робертом, как его руки жадно приподнимали ее над землей, как он впился в ее податливые, мягкие губы, наслаждаясь их свежим, медовым вкусом. Боль от этой потери становилась все сильнее, она вонзалась в самое сердце острыми клыками и терзала, и рвала его на части, пока не сделалась невыносимой. Нет, он не в силах был смириться со злодейкой-судьбой, лишь на короткое время одарившей его счастьем быть вместе с Амандой ради того, чтобы навеки их разлучить. Адам не знал, что делать, в отчаянии он даже закрыл руками глаза, надеясь заслониться от нескончаемых видений. И перенес еще одно потрясение, когда понял, что его лицо стало мокрым от слез…
Слезы сменились громким истерическим хохотом. Бедняга никак не мог остановиться, он смеялся и плакал, повторяя:
— Дурак! Несчастный дурак!
Первые розовые проблески зари застали Адама в том же состоянии — он так и не смог сомкнуть глаз. Он устало выругался и решил, что лучше подниматься и браться за дела, чем без толку отлеживаться в постели. Решившись, он встал, оделся и направился на поиски припасов, необходимых для пешего путешествия до форта Карильон. Не прошло и часу, как его дорожный мешок был туго набит и увязан, но разведчик все еще не спешил уйти, хотя даже себе не желал признаваться в истинной причине своей задержки. Наконец, просидев в тяжких раздумьях еще какое-то время, он направился к молодому часовому на посту возле ворот.
— Джек, ты не знаешь, куда определили на ночлег ту девушку, которую я привел вчера?
— Жена капитана Митчелла забрала ее к себе на квартиру. Она сказала, что мисс Старкуэдер будет оставаться у них, пока не выйдет замуж за поселенца по фамилии Хандли.
Стараясь не поддаваться новому приступу боли, зародившемуся глубоко в груди, Адам решительно направился в указанном направлении и тихонько постучал в дверь капитанской квартиры. Ответа не последовало, но он и не ожидал его на столь тихий стук в такой ранний час. Карстерс нажал на ручку — оказалось незаперто, и он осторожно вошел в тесную гостиную выделенной капитану квартиры. Подождав, пока глаза привыкнут к темноте, Адам не спеша осмотрелся в убого обставленной комнате. В углу он увидел небольшой, грубо сколоченный стол — судя по наваленным бумагам, книгам и очиненным гусиным перьям, капитан использовал его для работы. Адам продолжал осмотр. В противоположном углу был устроен камин, вокруг которого сгрудились примитивные стулья с прямыми спинками, одно кресло с истершейся обивкой и большой, в тон кресла, диван. Некрашеный пол из дубовых досок в том углу был застлан выцветшим дырявым ковром.
Ему показалось, что кто-то шевельнулся на диване. Адам прищурился и увидел, как из-под одеяла выскользнул знакомый серебристый локон. Он на цыпочках подобрался поближе, приподнял край одеяла и залюбовался милым лицом спящей красавицы. Ему хотелось навеки запечатлеть в самой глубине души эту дивную картину! Впрочем, он и так не сомневался, что не забудет ее до самой смерти, даже если и попытается нарочно выбросить из головы.
— Аманда, — произнес он шепотом, благоговейно прикоснувшись губами к шелковистой щеке. — Аманда, проснись.
Медленно, неохотно длинные ресницы приподнялись, открывая сонные, ослепительно синие глаза, которые наполнились светом и жизнью в тот же миг, как девушка узнала окликавший ее голос.
— Адам! Ну куда ты пропал? Мы искали тебя, но ты скрылся так неожиданно. А что ты здесь делаешь в такой час? Еще даже не рассвело.
— Я пришел попрощаться, Аманда.
— Попрощаться?.. — Аманда застыла от удивления, не поверив своим ушам. Как, разве он уже уходит? Но ей вовсе не хотелось расставаться так скоро! — Но почему, Адам? Почему ты должен так рано уйти?
— Генерал Уэбб лично попросил меня раздобыть кое-какие сведения о форте Карильон, поскольку я лучше всех знаком с его окрестностями. Он считает, что моя помощь может оказаться чрезвычайно важной. Аманда, я не хотел уходить, не попрощавшись с тобой, но должен попросить держать все в тайне — иначе генерал Уэбб больше не захочет иметь со мной дела.
— Конечно, Адам, — машинально пообещала она. — Но ты хоть можешь сказать, когда вернешься?
— Этого я и сам не знаю. А что, неужели ты станешь по мне скучать? — Адам говорил легко и небрежно, однако его сердце вдруг отчаянно забилось от глупой надежды, что его попросят остаться.
— Но ты ведь тогда можешь пропустить нашу свадьбу! Роберт хочет, чтобы мы поженились как можно скорее. Он собирался сделать это прямо завтра. Но Бетти заявила, что мне нужно не меньше недели, чтобы отдохнуть и окончательно прийти в себя.
Эти слова о свадьбе причинили Адаму такую боль, что он не обратил внимания на неуверенный, растерянный тон Аманды. Ведь исчезла последняя надежда. Отчаяние было столь велико, что теперь Адам думал лишь о том, как бы поскорее сбежать отсюда, чтобы прекратить эту бесконечную пытку.
— Да, наверное, мне придется ее пропустить. — Он медленно выпрямился. — Прости, что я не смогу быть здесь в день твоей свадьбы. Я ведь заскочил на минутку, чтобы попрощаться. — Он двинулся к двери, но замер на полпути, услышав голос Аманды:
— Адам, погоди!
Он едва успел развернуться, как Аманда приникла к нему, крепко обняв и уткнувшись лицом в его широкую грудь.
— Ох, Адам, я так буду по тебе скучать! — Она не просто плакала — она рыдала, содрогаясь всем телом. Адам осторожно приподнял ее лицо, ласково сжимая в ладонях.
— И я тоже буду по тебе скучать — даже больше, чем ты думаешь! — нежно промолвил он. А потом, почти касаясь губами ее губ, прошептал: — Аманда, ты поцелуешь меня на прощание?
Получив в ответ короткий утвердительный кивок, Адам медленно наклонился, наконец-то испробовав на вкус ее губы. Мгновенная вспышка восторга поглотила все мысли, всю боль: одна рука как бы сама легла ей на затылок, а другая — на талию, прижимая все сильнее и сильнее. Осторожными, мягкими движениями губ он заставил Аманду приоткрыть рот, отчего поцелуй стал еще более интимным. Испытанное при этом наслаждение превосходило самые смелые мечты: Адам не в силах был насытиться волшебным, пряным вкусом нежных губ и рта. Напротив, поцелуй разбудил еще более сильный, страстный голод. Еще никогда в жизни Адам не желал женщину так неистово.
Медленно, неохотно, дюйм за дюймом он отодвигался от ее рта, ибо понимал, что испытал его волшебный вкус в первый и последний раз в жизни. Юношу била такая сильная дрожь, что он не в состоянии был заметить ответный трепет, от которого содрогалось все ее хрупкое тело. Не говоря ни слова из страха, что голос может ему изменить, Адам легонько погладил пальцами раскрасневшиеся губы, резко повернулся и вышел, оставив Аманду одну.
Она еще долго стояла неподвижно, ошеломленная вихрем событий и чувств, налетевшим на нее за несколько последних часов. Наконец, словно внезапно вернувшись к жизни, девушка метнулась к окну, чтобы посмотреть, как Адам поднимает с земли свой дорожный мешок. Вот он накинул на плечи грубые лямки, вот часовой открыл ворота, и разведчик, покинув крепость, скрылся из виду.
Охватившее Аманду чувство утраты оказалось болезненно острым. Она показалась себе покинутой и невероятно одинокой. Она даже вынуждена была отругать себя за столь глупое самочувствие. Ведь Роберт был тут, при ней, и все же она не могла отделаться от странного ощущения неполноты окружающего мира. Не в силах бороться с горем и смятением, она вернулась на диван, укрылась с головой одеялом и плакала, плакала без конца, пока не заснула.
Обуревавшие Аманду растерянность и смятение нисколько не уменьшились и в последующие дни. Роберт, способный думать только о своей любви, с нетерпением дожидался свадьбы, отсроченной на неделю благодаря похвальной стойкости Бетти Митчелл, которая, на счастье Аманды, добровольно взяла на себя заботу о ней.
— Неужели у тебя нет совести? Ты хочешь немедленно затащить в койку это несчастное дитя и устроить себе первую брачную ночь, не обращая внимания ни на ее раны, ни на горе и усталость от пережитого? — сердито напирала она на Роберта, который отвел ее в уголок и в очередной раз попытался перенести свадьбу на более ранний срок.
— Бетти, разве я похож на такого жестокого типа? — отвечал он вопросом на вопрос. — Неужели ты считаешь, что я способен забыть о ее горе и ранах и вести себя недостаточно осторожно и нежно? Я же не просто хочу ее — я ее люблю! И никогда не посмею причинить ей боль!
— Ну вот я и не желаю, чтобы твои чувства брали верх над совестью. Свадьба состоится ровно через неделю — и ни днем раньше!
Роберту ничего не оставалось, как смириться с упрямством этой решительной женщины, и он с нетерпением стал ждать назначенной даты. И без того достаточно взволнованный, он тревожился тем сильнее, чем чаше замечал несколько странную перемену к себе со стороны Аманды. Ведь он слишком ее любил. Он ни на минуту не спускал с нее глаз, и его взгляд ласкал это юное тело чуть ли не физически. В ответ Аманда все больше старалась избегать его взгляда, а когда миновал второй день и наступил третий, она попыталась ускользнуть даже от его прикосновений.
Расстроенный ее поведением, Роберт не смел задавать вопросы, а попытался разбудить в ней прежние чувства, причем делал это на редкость неловко. По-прежнему не давая себе труда осмыслить происходящее и взять под контроль обуревавшие его страсти, он зачастую становился назойлив и нетерпелив и попросту крал или брал силой то, что она не желала предложить по доброй воле. Страх и желание заставляли Роберта глушить все мысли о возможной перемене в чувствах его ненаглядной Аманды.
А ей день ото дня становилось все труднее не впасть в отчаяние. Она не хотела рассказывать Бетти об Адаме, о том, что не может не думать о нем и что всякий раз, стоит ей оказаться в объятиях Роберта, она видит перед собой ласковые зеленые глаза, а воспоминание о прощальном поцелуе Адама лишает привлекательности все попытки Роберта сорвать лишний поцелуй с ее непослушных губ.
Итак, на четвертый день своего пребывания в форте Аманда проснулась от мучившего ее беспокойства. Честно ли она поступит, если выйдет за Роберта, будучи совершенно неуверенной в своих чувствах? Но Роберт хочет взять ее в жены, он хочет заботиться о ней всю жизнь — в отличие от Адама. Так что же ей делать?
Поднявшись очень рано, девушка тихонько выскользнула за дверь квартиры Митчеллом и через безлюдный в этот час крепостной двор направилась к общей столовой. Повар наверняка уже готовит завтрак и будет рад помощнице, а у нее появится возможность хоть ненадолго чем-то заняться и отвлечься от невеселых мыслей. Однако на полпути она спиной ощутила неясную тревогу, отчего по всему телу медленно поползли мурашки. Откуда могло взяться это чувство? Казалось, что за ней наблюдают. Медленно повернувшись, девушка внимательно осмотрела двор в поисках того, кто мог за ней следить. И вдруг замерла от потрясения: ее огромные синие глаза приковал к себе горящий взгляд угольно-черных бездонных глаз, проникавший ей в самую душу. При воспоминании о блеске таких же вот черных глаз, за которым последовали жестокий удар томагавка и беспамятство, где-то в груди зародился от испуга крик, но она вовремя поняла, что видит перед собой пленного индейца, накрепко привязанного веревками к позорному столбу, установленному в дальнем углу двора. Юный абнаки, по-прежнему прожигавший ее взглядом, был совершенно не способен причинить даже малейшее зло. Но даже и теперь Аманда застыла от страха, не в силах отвести свой взгляд. Вдруг из-за двери рядом со столбом показался офицер, который тут же обратил внимание, куда смотрит Пленный абнаки. Заметив испуг на лице Аманды, офицер что-то сердито сказал пленнику и так сильно ударил его, что тот сразу повис на веревках, потеряв сознание.
Аманда была так испугана, что даже не почувствовала жалости к юному индейцу. Она с бешено бьющимся сердцем поспешила скрыться в столовой. Через пару часов, успев утомиться от хлопот, связанных с приготовлением завтрака, и окончательно успокоившись, она принялась ругать себя за столь унизительное проявление трусости. Роберт явился в столовую уже час назад и теперь терпеливо дожидался, пока она закончит добровольно взятую на себя работу. Жених не спускал глаз со своей суженой и не пытался скрыть обожание и страсть. Весь его вид как бы говорил: «Вот, полюбуйтесь, какая красота всего через три дня станет принадлежать исключительно мне!» Каждый раз при мысли об этом кровь вскипала у него в жилах, а во рту становилось сухо от желания. «Пусть она только станет моей женой, а уж тогда ей нечего будет тревожиться и сомневаться!» — так Роберт впервые посмел признаться себе в том, что заметил ее смятенное состояние.
Но вот Аманда сняла с себя передник, повязанный поверх взятого у кого-то платья, и Роберт поспешно поднялся в надежде побыть минутку наедине с невестой, прежде чем она вернется к Бетти Митчелл и сядет шить свадебное платье. Придерживая девушку под локоть, он повел ее из столовой наружу, в залитый ярким солнечным светом крепостной двор.
— Как продвигается ваше шитье, Аманда? — Этим вежливым вопросом он надеялся разрушить неловкое молчание, возникавшее между ними всякий раз, когда они оказывались вдвоем. Куда-то бесследно пропала прежняя легкость общения, о чем Роберт думал с болью. В такие минуты он готов был кричать, умолять дорогую Аманду вернуть былую близость.
Тем не менее Роберт старался выглядеть спокойным — разве что улыбка стала неестественно напряженной. Шагая по вытоптанному двору, он упрямо повторял, что непременно добьется своего, что, несомненно, все это обычные девичьи страхи и переживания. Возле дальней стены Роберт вдруг почувствовал, как напряглась рука Аманды. Он проследил за ее взглядом и обнаружил, что девушка застыла как вкопанная, не в силах отвести полных ужаса глаз от избитого до полусмерти индейца, который имел наглость смотреть на нее.