Страница:
Миссис Скаттергуд поневоле вынуждена была согласиться с мужем.
- Тем не менее я от души надеюсь, что однажды в воскресенье увижу в церкви мистера Кэмплемэна, - молвит священник, откашливаясь.
Его лучшая половина оборачивается и так и впивается в него голубыми глазами.
- Дорогой мой викарий, - снисходительно улыбаясь, говорит она, - какая же ты "дихотомия"!
Супруги по-прежнему следуют за маленькой группой, идущей по своим делам по другой стороне дороги. Миссис Уинтермарч, воспользовавшись возможностью, заглядывает в деревенские лавки: приобрела несколько книг и писчей бумаги у торговца канцелярскими принадлежностями, мистера Фасси, свечи - у бакалейщика, мистера Тадуэя, и запаслась кое-какими лекарственными снадобьями у деревенского аптекаря, мистера Никодимуса Бинкса по прозвищу Кодди. Затем дамы пересекают ярмарочную площадь из конца в конец, минуя по пути грамматическую школу, здание гильдии и вафельную мисс Кримп, в каковое заведение мисс Вайолет не так давно вынуждена была удалиться, призываемая настойчивым стуком крючковатой матушкиной трости. Уинтермарчи задерживаются недолго у столика Мэгс Моубрей и миссис Филдинг, приобретают у тетушки Джейн несколько горшочков с медом, перекидываются двумя-тремя любезностями и идут себе дальше.
Неподалеку, тоже не сводя глаз с визитеров, мыкается долговязый, худой, рассудительный парень с жесткими желтыми волосами, что свисают лохмами, торжественно-серьезным взглядом и поджатыми губами. Треуголка с пером украшает его голову, бриджи и яркие хлопчатобумажные чулки обтягивают ноги. Это - Ларком, слуга и по совместительству управляющий Проспект-Коттеджа, временно освобожденный от оков своей службы, дабы полюбоваться картинами ярмарочной пятницы. Узнав юную особу из "Деревенского герба", некую мисс Бетти Брейкуиндоу, что в свою очередь с любопытством разглядывает приезжих из усадьбы, Ларком приближается к ней и роняет замечание-другое на искомую тему. Однако собеседник из Ларкома никудышный; рассуждать он не мастер, вот разве что сетовать в надменной своей душе на обиды и несправедливости, кои претерпевает всякий день в Проспект-Коттедже; за раз он и одной-двух фраз не нанижет так, чтобы хоть кто-то их понял. Риторика - не его конек, нет. И тем не менее он предпринимает очередную попытку, но, потерпев неудачу с Уинтермарчами, вновь впадает в злорадство и сообщает мисс Брейкуиндоу, как ему совсем недавно удалось уклониться от целого сонма поручений, взваленных на него работодателем, мистером Томасом Доггером, в силу определенного несходства характеров между ним и помянутым джентльменом и невыносимое его (Томаса Доггера) с ним обращение; и что благодаря стараниям миссис Доггер, его друга и защитницы, отлично понимающей, как он страждет от жестоких нападок ее супруга, его положение в Проспект-Коттедже, желает он того или нет, вовеки не пошатнется; с чем себя не без самодовольства и поздравляет.
Мисс Брейкуиндоу тоже распространяется о тяготах своего положения и о невыносимом характере ее собственной работодательницы, мисс Черри Айвз; о том, сколь прилежна, и рачительна, и компетентна мисс Черри в профессиональном плане, во всем, что касается "Деревенского герба"; как то же прилежание и компетентность ожидается от всего прочего штата "Герба", независимо от статуса; и как вся вместе взятая компетентность, на которую способна она, мисс Брейкуиндоу, в настоящем ли или в будущем - при всей ее образцовой безупречности, - в жизни не заслужит одобрения мисс Айвз, ибо в ее глазах этого явно недостаточно.
Ларком мрачно кивает - иного способа кивать он просто не ведает - и роняет три-четыре словца соболезнования, ибо жалобы мисс Брейкуиндоу созвучны его собственным. Он скользит взглядом по ее пригожему личику. Да, эти черты, конечно, не вполне совершенны, но весьма и весьма очаровательны. Ларком сдвигает треуголку на одно ухо - лихо, как ему кажется, - скрещивает длинные руки на груди, а одну ногу выдвигает вперед, выставляя на обозрение мисс Брейкуиндоу обтянутую чулком икру; и заводит разговор о самой мисс Брейкуиндоу, и ее прелестях, и о том, свободна ли она, скажем, располагать собою. Ответом ему служит изумленное фырканье, недоверчивый смех, вздернутый подбородок - и ледяной взгляд, безжалостный, точно зимняя луна. Все это со всей отчетливостью - упрек самонадеянному, ибо мисс Брейкуиндоу скорее уж влюбится в бесноватого обитателя сумасшедшего дома, нежели в долговязое, унылое чучело, в самодовольного хлыща, в чуму деревенскую в бриджах до колен, в ярких хлопчатобумажных чулках и треуголке с пером.
На сем этапе Ларком резко обрывает беседу кивком желтоволосой головы и удаляется, давая понять, что точку в разговоре поставил именно он. Бедное чучело! Очередное столкновение с загадочным женским полом для Ларкома закончилось ничем; снаружи он - торжественно-серьезен и сдержан, как всегда, однако внутри все кипит: его отвергли, и кто же? - столь презренное существо, как горничная! Может, он просто не так ее понял? Нет-нет, он все понял преотлично; ему велено убираться с глаз долой.
Вы подумайте, что за дерзкая нахалка! И этакую наглость приходится ему терпеть всякий день! Наглость горничных, наглость хозяев, наглость поселян, хихикающих у него за спиной. Лишь в кроткой, непритязательной, похожей на тень миссис Доггер встречает он уважительное к себе отношение. Но, спрашивает себя Ларком, кто такая миссис Доггер? Маленькая толстушка, как говорится, ни кожи ни рожи, пляшет под дудку тирана-мужа. На что ему такая сдалась, по большому-то счету? Да, благодаря ее влиянию положение Ларкома в доме значительно упрочивается; но как долго сумеет он выстоять против тирании ее супруга? Сколько еще ему прикажете трудиться не покладая рук под весьма массивным башмаком сего достойного джентльмена? В силах ли такая, как миссис Доггер, облегчить его участь?
- Нынче у нас пятница. В пятницу никаких дел начинать нельзя, все равно удачи не будет, - проговорила "под занавес" мисс Брейкуиндоу слегка раздраженно в ответ на неудачные поползновения Ларкома в отношении дел амурных.
"Войдет в дом черная кошка - не гоните ее, она счастье несет", вспоминает Ларком еще одно деревенское присловье, видя, как соответствующая описанию зверюга пулей вылетает из дверей лавки.
- Конечно же, перед дождем пчелы не летают, - слышится совсем рядом с ним.
Оглянувшись, Ларком обнаруживает, что оказался у столика мисс Моубрей с миссис Филдинг и что слова эти произнесла добродушная тетушка Джейн, обсуждая с дамами ее круга и мистером Аркрайтом достоинства меда из Грей-Лоджа, а также и самих пчельниц.
- Чистая правда, - кивает одна из дам, да и мисс Моубрей с тетушкой вполне согласна.
- Миссис Уинтермарч с виду такая учтивая... но уж больно сдержанная, больно застенчивая; вот и дочка у нее такая же, - отмечает одна из собеседниц, престарелая дама весьма внушительных габаритов; она, подобно многим другим посетителям ярмарки, тоже наблюдала во все глаза за шествующими по Нижней улице Уинтермарчами. - Качества весьма похвальные, спорить не буду; вот только слишком много хорошего само по себе не всегда хорошо.
- Миссис Сепульхра Уинтермарч, на мой взгляд, молодая дама весьма обаятельная... при том, что вид у нее несколько замогильный, - откликается мистер Аркрайт. - Одним словом, весьма достойная особа.
- Какие-то они необщительные.
- Эта дама всей душой преданна своему супругу, - отвечает тетушка Джейн с присущей ей доброжелательностью. - Так мы слышали у себя в Грей-Лодже; и вроде бы это вполне похоже на правду. Говорят, она неизменно отзывается о нем с любовью и уважением.
- Если вообще открывает рот, - хмурится суровая дама, обладательница внушительных габаритов. Впрочем, она готова согласиться с тем, что девочка, мисс Ровена, - прелестное дитя; ведь вся деревня это уже признала. Дочка Уинтермарчей, пожалуй, весьма походила бы на мать, будь та хороша собой. Не иначе, дитя в отца уродилось. Здесь судить трудно - со времен приезда семьи мало кому удавалось видеть помянутого джентльмена вживую.
В тени ближайшего коттеджика стоит благообразное украшение своей профессии, мистер Томас Доггер, наблюдая за обитателями Скайлингден-холла блестящими глянцевыми глазками. В пытливом лице его отражается сосредоточенная задумчивость. Не чувствуется ли в матери и дочери, uxor et filia Уинтермарч, неуловимое, неопределенное нечто, во что и пальцем-то адвокатским не ткнешь, - теперь, когда они, так сказать, отъединены от главы дома, предоставлены сами себе, вдали от сего блестящего джентльмена, который затмевал их и отодвигал в тень в гостиной Скайлингдена? И столько внимания уделил мистер Томас Доггер этому джентльмену, именно на нем сосредоточив все свои законнические мысли, подсказанные замечаниями доктора Холла по дороге в Скайлингден, что ихоr et filia толком и не заметил. С тех пор поверенный их не видел, и дороги их до сего дня не пересекались; так что же такое вдруг вызвало ныне его интерес? А вот еще наболевший вопрос насчет самого мистера Вида Уинтермарча: он ведь до сих пор так и не совершил ожидаемого паломничества в Проспект-Коттедж, дабы воспользоваться советом тамошнего весьма респектабельного поверенного.
Что-то заинтересовало его в облике пресловутой миссис Уинтермарч и в меньшей степени - во внешности ее дочери; вот мистер Томас Догер и застыл на месте в тени коттеджа, глядя, как эта дама обходит ярмарку, маленькая Ровена держится рядом, а справа поспешают две служанки. Да, есть что-то такое в ее лице, и в глазах, и в длинном остром носе, и в бледном покатом лбе. Уж не напомнила ли она ему миссис Доггер, ведь миссис Доггер славится своей неказистостью? При этой мысли поверенный с трудом сдерживает дрожь. Он уж подметил, что у миссис Уинтермарч, при всей ее невзрачности и бледности, прелестнейшая фигурка, в то время как миссис Доггер фигурой вовеки похвастаться не могла, равно как и ничем другим; да и в характере ее нет ровным счетом ничего примечательного. Если не считать зеленого чая, что миссис Доггер регулярно заваривает мужу, и ее хозяйственных способностей - а то же самое без труда обретешь в любой исполнительной служанке. Ни к чему-то она не пригодна, да и взгляд джентльмена отнюдь не радует. Их благословенный союз заключен так давно, что Томас Доггер уже и не помнит, зачем на ней женился. Да, конечно, в последнее время она приносит некую пользу, к примеру, отведывает стряпню вороватой шеф-поварихи миссис Симпкинс; но это вполне обоснованно, учитывая историю миссис Симпкинс, и не выходит за пределы и рамки супружеских обязанностей миссис Доггер.
Поверенный хмурит брови и решает немедленно отправиться в "Герб" и припасть к источнику aqua vitae, дабы не вспоминать больше о домашнем очаге. Его блестящие глазки задерживаются на мгновение на чопорной и надменной фигуре Ларкома, что мыкается неподалеку. Непокорный челядинец хозяина пока не заметил; и на краткое мгновение, словно по привычке, поверенный задумывается, не обратить ли к нему заслуженный упрек касательно состояния серебряного прибора и колокольчика над кроватью, а также провалившейся ступеньки на черной лестнице, но решает воздержаться, вспомнив, что не далее как нынче утром его супруга сама отпустила лентяя-слугу на ярмарку приобрести кое-какой снеди для кладовой Проспект-Коттеджа. Тут мистер Доггер, отвлекшись на миг от собственных мыслей, мрачно всматривается в пространство, приоткрыв губы - вполне в адвокатской манере, вот только обычно с уст этих льются медовые речи, а не молчание, - ибо вон там, на другой стороне дороги, в толпе торговцев и прочих поселян замаячила приземистая, толстенькая фигура самой миссис Доггер. Не в силах противиться зову ярмарки, покорная супруга покинула Проспект-Коттедж, дабы посодействовать Ларкому в пополнении запасов.
Мистер Доггер взирает на нее с тем же начальственным недоумением, как если бы видел перед собою письменные показания свидетеля с противной стороны или неразборчивые каракули завещания, нацарапанного безденежным клиентом. Поверенный поневоле сравнивает супругу со стройной, женственной миссис Уинтермарч, и лицо его мрачнеет еще больше. Из Проспект-Коттедж, размышляет он, уютного домика, где любой джентльмен был бы рад шляпу повесить, вышло бы расчудесное холостяцкое жилище. И что только толкнуло его на роковой путь супружества бог весть сколько лет назад? Возможно, дело, в том, что мистер Паркер Принг, его покойный благодетель, всеми силами способствовал этому союзу? ("Надо тебе жениться, Доггер, надо тебе жениться, ежели претендуешь на респектабельность", - без устали наставлял многоученый адвокат.) Раздумывая о личной безысходной трагедии, мистер Доггер утешается мыслями о широте своих взглядов и душевном благородстве. Том Доггер - не из тех, кто кичится достоинствами перед низшими, однако ж определенные факты в глаза хочешь не хочешь, а бросаются. Скажем, в отношении супруги, разве он не исполняет свой долг с честью? Не он ли восхваляет ее добродетели - те немногие, что есть, - перед всеми соседями? Не он ли, примерный, образцовый супруг, превозносит жену до небес, не важно, заслуживает она того или нет? Жену, которая для него почитай что чужая и для которой он сам - чужой, при том, что они столько лет прожили под одним красновато-коричневым черепичным кровом! Не он ли по нескольку раз в год сопровождал ее в церковь, чтобы та послушала, как во время службы он читает отрывок из Священного Писания? Уж конечно, его друг и наперсник викарий непременно согласился бы, что мистер Доггер - превосходнейший, достойнейший из супругов!
Однако ж, издалека углядев жену среди ярмарочной толпы, мистер Доггер почитает за благо поспешить в гостеприимную обитель под названием "Деревенский герб" и развлечь тамошних завсегдатаев своим обществом. Запахнувшись в нарядный орехового цвета сюртук и опустив книзу поля шляпы, смиренный адепт юриспруденции идет в конец главной улицы и поднимается по каменной лестнице на вершину холма, в заведение трактирщика Айвза.
Так последуем же за ним туда.
Глава 2
МИСТЕР ДОГГЕР НАХОДИТ КЛИЕНТА
- Добрый день, мистер Доггер, сэр, добрый день! По-отрясающая погодка стоит, сэр, не иначе как по случаю ярмарки!
Так прогремел мистер Альфред Снорем, заслуженный коридорный из "Деревенского герба", завидев в дверях прямую, как шомпол, фигуру бодрого поверенного. Нынче вечером достойное заведение что-то пустовало; мистер Доггер приметил лишь пару-тройку праздношатающихся любителей пропустить стаканчик-другой. Почти все без исключения были на ярмарке, или собирались на ярмарку, или возвращались с ярмарки, за исключением нескольких путешественников, что околачивались в общем зале, дожидаясь кареты.
По своему обыкновению, мистер Доггер дородного и глухого коридорного проигнорировал - проигнорировал сего обладателя свирепого взгляда, железных челюстей и лохматой шевелюры. В коридорных мистер Доггер не нуждался, ведь в гостинице он уже не жил; так что от мистера Снорема никакой пользы ему не было. А поскольку такому, как мистер Снорем, вряд ли когда-либо понадобилась бы профессиональная консультация мистера Доггера - или, что более важно, мистер Снорем никогда не сумел бы ее оплатить, - мистер Доггер тоже не видел, чем ему услужить. Так что поверенный посмотрел сквозь него и прошел прямиком в общую залу. Учтивая благожелательность мистера Доггера к соседям по деревне, по всей видимости, не простиралась на тех, кто не сулил пополнения его кошельку.
Что до мистера Снорема, так он даже не заметил обиды; к манерам законника он давно привык. Тем не менее его свирепый взгляд задержался на проворной, прямой, как шомпол, фигуре. Мало что ускользало от мистера Снорема на его неформальном посту привратника "Герба" - в придачу к официальной должности коридорного, надзирающего за чисткой обуви, приведением в порядок одежды и перетаскиванием багажа. Подобно многим обитателям "Герба", то был человек разнообразных талантов и способностей.
Мистер Доггер взял себе в баре пинту хвойного пива за шесть пенсов. Налил ему не кто иной, как сам хозяин: мистер Айвз, хотя и обожал всей душой атмосферу ярмарочного дня, гостиничную атмосферу ценил куда выше и потому выслал в качестве своих представителей дочку и долговязого Джинкинса. Трактирщик и поверенный обменялись бесчисленными любезностями; на исполненном профессионализма лице мистера Доггера играла почтительная улыбка, а открытая, живая физиономия мистера Айвза лучилась куда более искренним дружелюбием.
Переместившись в общую залу, мистер Доггер отметил, что бильярдный стол временно утратил своих приверженцев, если не считать приземистого, кругленького коротышки в полосатом жилете и синем однобортном сюртуке, краснолицего и седовласого, который все ходил вокруг стола, восхищенно поглаживая пухлой рукою борт. На вешалке обнаружилась широкополая шляпа с низкой тульей - по всей видимости, собственность помянутого джентльмена. Больше всего напоминал он путешественника - скажем, пассажира кареты, - что коротает время в ожидании отъезда. Кругленького коротышку, похоже, завораживало все на свете: длинные ряды киев, и всевозможные афиши и плакаты на стенах, и трофейные головы, на которые незнакомец глядел - снизу вверх, если уж начистоту, при его-то малом росте, - с дружелюбным интересом. Подробно ознакомившись с бильярдным столом, незнакомец заложил пухленькие руки за спину и обратил сияющий взор на развешенные по стенам предметы, скользя глазами от плаката к плакату, от афиши к афише, и то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться на трофейные головы, что в свою очередь взирали на него застывшим взглядом. Перед одной из голов он скорчил гримасу и лукаво подмигнул, словно подначивая зверюгу ответить тем же.
Мистер Доггер же как раз высматривал себе достойного противника такого, кого удалось бы склонить к расслабительной партии в бильярд и кто ни за что бы против него не выстоял; и кругленький коротышка в синем показался ему той самой желанной легкой добычей. Так что поверенный выпрямился, со вкусом отхлебнул пива и, расправив плечи, подступился к незнакомцу - в высшей степени бодро и перпендикулярно.
Кругленький коротышка, как выяснилось, и впрямь дожидался кареты; мистер Твид по профессии был доктором и держал практику в Вороньем Крае. Из "Деревенского герба" он собирался направиться по делам в город Малбери. Мистер Доггер, указав на бильярдный стол, осведомился, не играет ли его новый знакомый; доктор смущенно пожал плечами и признался, что в восторге от роскошной конструкции, хотя сам - игрок весьма посредственный; но ежели мистер Доггер не прочь погонять шары, то он, доктор, никуда не торопится и охотно составит ему компанию. До отправления кареты ему совершенно нечем заняться, стало быть, в его распоряжении по меньшей мере час. Разжившись у мистера Айвза стаканчиком сидра, он взял в руки кий; противники стукнули по шару, определяя очередность, и право первого удара досталось доктору.
Пожилой коротышка был так уж мал и так уж кругл, что никак не мог пристроиться к столу поудобнее; кроме того, золотая цепочка от часов на его поясе цеплялась за все, что попало. Правила игры предписывали, что, нанося удар, игрок должен стоять на полу по крайней мере одной ногой. Низенького же доктора к этому вынуждала необходимость, иначе в жизни бы ему не дотянуться кием до шара, вопреки злополучным росту и толщине! Мистер Доггер - само великодушие! - согласился сделать противнику послабление ввиду его невысокого роста и позволить ему воспользоваться приступочкой. Доктор не моргнув глазом рассыпался в благодарностях, вскарабкался на ступеньку, перегнулся (насколько позволяло брюшко) через борт и сей же миг исполнил отменный карамболь: его шар ударил сперва по белому шару, потом по красному, а потом благополучно нырнул в лузу.
Мистер Доггер на мгновение опешил; мистер Снорем, принесший приступочку, не сдержал изумленного возгласа; коротышка-доктор с дружелюбной улыбкой извинился - дескать, чистой воды везение и ничего больше! Поверенный задумчиво пригубил пива и сощурился.
Доктор снова наклонился вперед и ударил кием. И снова - карамболь, не менее изящный: на сей раз ударом сбит белый шар, потом красный, а затем и бильярдный шар закатился в лузу.
Мистер Доггер отхлебнул еще хвойного пива; коридорный восторженно завопил; кругленький коротышка-доктор снова принялся извиняться.
- Счастливая случайность, - уверял он, - просто счастливая случайность.
Но везение умножалось на везение, случайность на случайность; восклицания мистера Снорема звучали все громче, и все больше и больше суживались блестящие глазки мистера Доггера. Стук, щелк, щелк. Коротышка-доктор, похоже, на карамболях собаку съел: он с безупречной точностью бил по шарам, зачастую загоняя в лузу и бильярдный шар тоже и отыгрывая дополнительные очки, однако и чужие шары отправлял в лузу весьма искусно. Наконец вмешалась сама судьба, не иначе: рука доктора дрогнула, и мистер Доггер впервые получил возможность вступить в игру. К тому времени поверенный уже побывал в баре и заново наполнил стакан - пока коротышка-доктор выделывал чудеса с кием. По ходу дела вокруг стола стали собираться зрители - почти все, кто на тот момент находился в гостинице, ибо слухи о потрясающей игре доктора распространялись по залу - во многом благодаря громовым воплям мистера Снорема.
- Бьюсь об заклад, вы, сэр, не дилетант-любитель, - отметил мистер Доггер, скрывая неудовольствие под маской профессионализма и загоняя в лузу красный шар, отыграв тем самым свои первые очки.
- Ей-богу, хобби тут и не пахнет, нет, сэр! - возопил коридорный. Глаза его изумленно округлились и стали совсем белыми, под стать летающему над столом бильярдному шару.
- Признаюсь, какой-никакой опыт у меня и впрямь есть, - покаялся доктор Твид с застенчивой улыбкой и отошел на несколько шагов, чтобы удобнее было наблюдать за игрой противника. - Я вовсе не думал вас дурачить; просто подшутить решил, не удержался. Но уверяю вас, сэр, для меня это и впрямь только хобби, пустячное увлечение, хотя и весьма отрадное. Честное слово, играю я редко. Медицинская практика поглощает все мое время; ни отдохнуть, ни присесть ни днем, ни ночью; какой уж тут бильярд!
- Вот и в моей профессии все так же, - ответствовал мистер Доггер, загоняя в лузу шар противника.
- Вы вроде бы поверенный?
- Именно. Целый день с рассвета до заката я занимаюсь юридической практикой; я - единственный законовед на всю округу, понимаете ли, так что все окрестные дела неизбежно стекаются в Проспект-Коттедж. Непрофессионалы целиком и полностью зависят от Проспект-Коттеджа, именно в нем ищут они помощи и поддержки. Боюсь, что в такой ситуации времени на развлечения у меня не остается. Сельская практика, разумеется, кормит плохо, но надо же кому-то делать дело, сэр, надо же кому-то радеть об интересах клиентов, дабы таковые не пострадали, и уж пусть лучше этим кем-то будет Том Доггер, нежели сотня других мне известных личностей. Вот вам положение дел как есть, сэр, in extenso*. [Дословно, полностью (лат.).]
- Вы, верно, обучались в Клайвз-инн, что в Фишмуте, сэр?
- Так точно.
- Прославленное заведение, сэр, и в небезызвестных мне кругах весьма уважаемое.
Мистер Доггер раздулся от вполне объяснимой гордости, скрывать которую нужным не счел, и отбросил с воротника длинные вьющиеся локоны. Простак простаком и провинциал провинциалом, но стричь волосы на деревенский манер поверенный упорно отказывался, предпочитая длинную прическу, так, чтобы пряди закрывали уши и заднюю часть шеи, на городской манер - или, если уж точнее, на фишмутский манер. Эту моду Том Доггер перенял много лет назад, еще студентом Клайвз-инн. Пустячок, верно; однако про себя мистер Доггер такой прической весьма гордился: эта деталь, помимо всего прочего, отличала его от простых смертных, выделяла из презренной толпы простецов, не обученных юридическим уловкам и трюкам. Простак-провинциал Том Доггер, возможно, городских манер и чурался или утверждал, что чурается, но городская прическа - это же совсем другое дело. Мистер Доггер в жизни не принадлежал к числу тех, что повсюду трубят о своих достоинствах и о своем превосходном образовании; просто нужды в том не было. Он вполне мог позволить себе выказывать смирение.
- Очень может быть, что мне потребуется консультация здесь, в Шильстон-Апкоте, как только я улажу дела в Малбери, - промолвил доктор Твид.
- Вот как? - не без удивления воззрился на него поверенный. Хотя в трактир он заглянул не затем, чтобы закинуть удочку на клиента-другого, мысль о том, что клиент так вот сам взял да и свалился ему прямо в руки, нежданно-негаданно - причем клиент из числа солидных, по всему судя, весьма грела ему душу. Мистер Доггер тут же изобразил почтительное внимание - примерно так же застывает в стойке гончая, углядев жирненькую, аппетитную куропатку. Будь у мистера Доггера хвост, он, уж верно, замахал бы им при виде жирненького, аппетитного доктора.
А низкорослый джентльмен взобрался на приступочку и восхитил зрителей новой серией потрясающей красоты карамболей. Аудитория восторженно зааплодировала. Производя эти маневры, доктор одновременно рассказывал мистеру Доггеру, что ради поездки в Малбери временно оставил практику и что в тамошнем деле задействованы документы на землю, принадлежащую его давнему пациенту, чье здоровье трагически ухудшилось.
- Тем не менее я от души надеюсь, что однажды в воскресенье увижу в церкви мистера Кэмплемэна, - молвит священник, откашливаясь.
Его лучшая половина оборачивается и так и впивается в него голубыми глазами.
- Дорогой мой викарий, - снисходительно улыбаясь, говорит она, - какая же ты "дихотомия"!
Супруги по-прежнему следуют за маленькой группой, идущей по своим делам по другой стороне дороги. Миссис Уинтермарч, воспользовавшись возможностью, заглядывает в деревенские лавки: приобрела несколько книг и писчей бумаги у торговца канцелярскими принадлежностями, мистера Фасси, свечи - у бакалейщика, мистера Тадуэя, и запаслась кое-какими лекарственными снадобьями у деревенского аптекаря, мистера Никодимуса Бинкса по прозвищу Кодди. Затем дамы пересекают ярмарочную площадь из конца в конец, минуя по пути грамматическую школу, здание гильдии и вафельную мисс Кримп, в каковое заведение мисс Вайолет не так давно вынуждена была удалиться, призываемая настойчивым стуком крючковатой матушкиной трости. Уинтермарчи задерживаются недолго у столика Мэгс Моубрей и миссис Филдинг, приобретают у тетушки Джейн несколько горшочков с медом, перекидываются двумя-тремя любезностями и идут себе дальше.
Неподалеку, тоже не сводя глаз с визитеров, мыкается долговязый, худой, рассудительный парень с жесткими желтыми волосами, что свисают лохмами, торжественно-серьезным взглядом и поджатыми губами. Треуголка с пером украшает его голову, бриджи и яркие хлопчатобумажные чулки обтягивают ноги. Это - Ларком, слуга и по совместительству управляющий Проспект-Коттеджа, временно освобожденный от оков своей службы, дабы полюбоваться картинами ярмарочной пятницы. Узнав юную особу из "Деревенского герба", некую мисс Бетти Брейкуиндоу, что в свою очередь с любопытством разглядывает приезжих из усадьбы, Ларком приближается к ней и роняет замечание-другое на искомую тему. Однако собеседник из Ларкома никудышный; рассуждать он не мастер, вот разве что сетовать в надменной своей душе на обиды и несправедливости, кои претерпевает всякий день в Проспект-Коттедже; за раз он и одной-двух фраз не нанижет так, чтобы хоть кто-то их понял. Риторика - не его конек, нет. И тем не менее он предпринимает очередную попытку, но, потерпев неудачу с Уинтермарчами, вновь впадает в злорадство и сообщает мисс Брейкуиндоу, как ему совсем недавно удалось уклониться от целого сонма поручений, взваленных на него работодателем, мистером Томасом Доггером, в силу определенного несходства характеров между ним и помянутым джентльменом и невыносимое его (Томаса Доггера) с ним обращение; и что благодаря стараниям миссис Доггер, его друга и защитницы, отлично понимающей, как он страждет от жестоких нападок ее супруга, его положение в Проспект-Коттедже, желает он того или нет, вовеки не пошатнется; с чем себя не без самодовольства и поздравляет.
Мисс Брейкуиндоу тоже распространяется о тяготах своего положения и о невыносимом характере ее собственной работодательницы, мисс Черри Айвз; о том, сколь прилежна, и рачительна, и компетентна мисс Черри в профессиональном плане, во всем, что касается "Деревенского герба"; как то же прилежание и компетентность ожидается от всего прочего штата "Герба", независимо от статуса; и как вся вместе взятая компетентность, на которую способна она, мисс Брейкуиндоу, в настоящем ли или в будущем - при всей ее образцовой безупречности, - в жизни не заслужит одобрения мисс Айвз, ибо в ее глазах этого явно недостаточно.
Ларком мрачно кивает - иного способа кивать он просто не ведает - и роняет три-четыре словца соболезнования, ибо жалобы мисс Брейкуиндоу созвучны его собственным. Он скользит взглядом по ее пригожему личику. Да, эти черты, конечно, не вполне совершенны, но весьма и весьма очаровательны. Ларком сдвигает треуголку на одно ухо - лихо, как ему кажется, - скрещивает длинные руки на груди, а одну ногу выдвигает вперед, выставляя на обозрение мисс Брейкуиндоу обтянутую чулком икру; и заводит разговор о самой мисс Брейкуиндоу, и ее прелестях, и о том, свободна ли она, скажем, располагать собою. Ответом ему служит изумленное фырканье, недоверчивый смех, вздернутый подбородок - и ледяной взгляд, безжалостный, точно зимняя луна. Все это со всей отчетливостью - упрек самонадеянному, ибо мисс Брейкуиндоу скорее уж влюбится в бесноватого обитателя сумасшедшего дома, нежели в долговязое, унылое чучело, в самодовольного хлыща, в чуму деревенскую в бриджах до колен, в ярких хлопчатобумажных чулках и треуголке с пером.
На сем этапе Ларком резко обрывает беседу кивком желтоволосой головы и удаляется, давая понять, что точку в разговоре поставил именно он. Бедное чучело! Очередное столкновение с загадочным женским полом для Ларкома закончилось ничем; снаружи он - торжественно-серьезен и сдержан, как всегда, однако внутри все кипит: его отвергли, и кто же? - столь презренное существо, как горничная! Может, он просто не так ее понял? Нет-нет, он все понял преотлично; ему велено убираться с глаз долой.
Вы подумайте, что за дерзкая нахалка! И этакую наглость приходится ему терпеть всякий день! Наглость горничных, наглость хозяев, наглость поселян, хихикающих у него за спиной. Лишь в кроткой, непритязательной, похожей на тень миссис Доггер встречает он уважительное к себе отношение. Но, спрашивает себя Ларком, кто такая миссис Доггер? Маленькая толстушка, как говорится, ни кожи ни рожи, пляшет под дудку тирана-мужа. На что ему такая сдалась, по большому-то счету? Да, благодаря ее влиянию положение Ларкома в доме значительно упрочивается; но как долго сумеет он выстоять против тирании ее супруга? Сколько еще ему прикажете трудиться не покладая рук под весьма массивным башмаком сего достойного джентльмена? В силах ли такая, как миссис Доггер, облегчить его участь?
- Нынче у нас пятница. В пятницу никаких дел начинать нельзя, все равно удачи не будет, - проговорила "под занавес" мисс Брейкуиндоу слегка раздраженно в ответ на неудачные поползновения Ларкома в отношении дел амурных.
"Войдет в дом черная кошка - не гоните ее, она счастье несет", вспоминает Ларком еще одно деревенское присловье, видя, как соответствующая описанию зверюга пулей вылетает из дверей лавки.
- Конечно же, перед дождем пчелы не летают, - слышится совсем рядом с ним.
Оглянувшись, Ларком обнаруживает, что оказался у столика мисс Моубрей с миссис Филдинг и что слова эти произнесла добродушная тетушка Джейн, обсуждая с дамами ее круга и мистером Аркрайтом достоинства меда из Грей-Лоджа, а также и самих пчельниц.
- Чистая правда, - кивает одна из дам, да и мисс Моубрей с тетушкой вполне согласна.
- Миссис Уинтермарч с виду такая учтивая... но уж больно сдержанная, больно застенчивая; вот и дочка у нее такая же, - отмечает одна из собеседниц, престарелая дама весьма внушительных габаритов; она, подобно многим другим посетителям ярмарки, тоже наблюдала во все глаза за шествующими по Нижней улице Уинтермарчами. - Качества весьма похвальные, спорить не буду; вот только слишком много хорошего само по себе не всегда хорошо.
- Миссис Сепульхра Уинтермарч, на мой взгляд, молодая дама весьма обаятельная... при том, что вид у нее несколько замогильный, - откликается мистер Аркрайт. - Одним словом, весьма достойная особа.
- Какие-то они необщительные.
- Эта дама всей душой преданна своему супругу, - отвечает тетушка Джейн с присущей ей доброжелательностью. - Так мы слышали у себя в Грей-Лодже; и вроде бы это вполне похоже на правду. Говорят, она неизменно отзывается о нем с любовью и уважением.
- Если вообще открывает рот, - хмурится суровая дама, обладательница внушительных габаритов. Впрочем, она готова согласиться с тем, что девочка, мисс Ровена, - прелестное дитя; ведь вся деревня это уже признала. Дочка Уинтермарчей, пожалуй, весьма походила бы на мать, будь та хороша собой. Не иначе, дитя в отца уродилось. Здесь судить трудно - со времен приезда семьи мало кому удавалось видеть помянутого джентльмена вживую.
В тени ближайшего коттеджика стоит благообразное украшение своей профессии, мистер Томас Доггер, наблюдая за обитателями Скайлингден-холла блестящими глянцевыми глазками. В пытливом лице его отражается сосредоточенная задумчивость. Не чувствуется ли в матери и дочери, uxor et filia Уинтермарч, неуловимое, неопределенное нечто, во что и пальцем-то адвокатским не ткнешь, - теперь, когда они, так сказать, отъединены от главы дома, предоставлены сами себе, вдали от сего блестящего джентльмена, который затмевал их и отодвигал в тень в гостиной Скайлингдена? И столько внимания уделил мистер Томас Доггер этому джентльмену, именно на нем сосредоточив все свои законнические мысли, подсказанные замечаниями доктора Холла по дороге в Скайлингден, что ихоr et filia толком и не заметил. С тех пор поверенный их не видел, и дороги их до сего дня не пересекались; так что же такое вдруг вызвало ныне его интерес? А вот еще наболевший вопрос насчет самого мистера Вида Уинтермарча: он ведь до сих пор так и не совершил ожидаемого паломничества в Проспект-Коттедж, дабы воспользоваться советом тамошнего весьма респектабельного поверенного.
Что-то заинтересовало его в облике пресловутой миссис Уинтермарч и в меньшей степени - во внешности ее дочери; вот мистер Томас Догер и застыл на месте в тени коттеджа, глядя, как эта дама обходит ярмарку, маленькая Ровена держится рядом, а справа поспешают две служанки. Да, есть что-то такое в ее лице, и в глазах, и в длинном остром носе, и в бледном покатом лбе. Уж не напомнила ли она ему миссис Доггер, ведь миссис Доггер славится своей неказистостью? При этой мысли поверенный с трудом сдерживает дрожь. Он уж подметил, что у миссис Уинтермарч, при всей ее невзрачности и бледности, прелестнейшая фигурка, в то время как миссис Доггер фигурой вовеки похвастаться не могла, равно как и ничем другим; да и в характере ее нет ровным счетом ничего примечательного. Если не считать зеленого чая, что миссис Доггер регулярно заваривает мужу, и ее хозяйственных способностей - а то же самое без труда обретешь в любой исполнительной служанке. Ни к чему-то она не пригодна, да и взгляд джентльмена отнюдь не радует. Их благословенный союз заключен так давно, что Томас Доггер уже и не помнит, зачем на ней женился. Да, конечно, в последнее время она приносит некую пользу, к примеру, отведывает стряпню вороватой шеф-поварихи миссис Симпкинс; но это вполне обоснованно, учитывая историю миссис Симпкинс, и не выходит за пределы и рамки супружеских обязанностей миссис Доггер.
Поверенный хмурит брови и решает немедленно отправиться в "Герб" и припасть к источнику aqua vitae, дабы не вспоминать больше о домашнем очаге. Его блестящие глазки задерживаются на мгновение на чопорной и надменной фигуре Ларкома, что мыкается неподалеку. Непокорный челядинец хозяина пока не заметил; и на краткое мгновение, словно по привычке, поверенный задумывается, не обратить ли к нему заслуженный упрек касательно состояния серебряного прибора и колокольчика над кроватью, а также провалившейся ступеньки на черной лестнице, но решает воздержаться, вспомнив, что не далее как нынче утром его супруга сама отпустила лентяя-слугу на ярмарку приобрести кое-какой снеди для кладовой Проспект-Коттеджа. Тут мистер Доггер, отвлекшись на миг от собственных мыслей, мрачно всматривается в пространство, приоткрыв губы - вполне в адвокатской манере, вот только обычно с уст этих льются медовые речи, а не молчание, - ибо вон там, на другой стороне дороги, в толпе торговцев и прочих поселян замаячила приземистая, толстенькая фигура самой миссис Доггер. Не в силах противиться зову ярмарки, покорная супруга покинула Проспект-Коттедж, дабы посодействовать Ларкому в пополнении запасов.
Мистер Доггер взирает на нее с тем же начальственным недоумением, как если бы видел перед собою письменные показания свидетеля с противной стороны или неразборчивые каракули завещания, нацарапанного безденежным клиентом. Поверенный поневоле сравнивает супругу со стройной, женственной миссис Уинтермарч, и лицо его мрачнеет еще больше. Из Проспект-Коттедж, размышляет он, уютного домика, где любой джентльмен был бы рад шляпу повесить, вышло бы расчудесное холостяцкое жилище. И что только толкнуло его на роковой путь супружества бог весть сколько лет назад? Возможно, дело, в том, что мистер Паркер Принг, его покойный благодетель, всеми силами способствовал этому союзу? ("Надо тебе жениться, Доггер, надо тебе жениться, ежели претендуешь на респектабельность", - без устали наставлял многоученый адвокат.) Раздумывая о личной безысходной трагедии, мистер Доггер утешается мыслями о широте своих взглядов и душевном благородстве. Том Доггер - не из тех, кто кичится достоинствами перед низшими, однако ж определенные факты в глаза хочешь не хочешь, а бросаются. Скажем, в отношении супруги, разве он не исполняет свой долг с честью? Не он ли восхваляет ее добродетели - те немногие, что есть, - перед всеми соседями? Не он ли, примерный, образцовый супруг, превозносит жену до небес, не важно, заслуживает она того или нет? Жену, которая для него почитай что чужая и для которой он сам - чужой, при том, что они столько лет прожили под одним красновато-коричневым черепичным кровом! Не он ли по нескольку раз в год сопровождал ее в церковь, чтобы та послушала, как во время службы он читает отрывок из Священного Писания? Уж конечно, его друг и наперсник викарий непременно согласился бы, что мистер Доггер - превосходнейший, достойнейший из супругов!
Однако ж, издалека углядев жену среди ярмарочной толпы, мистер Доггер почитает за благо поспешить в гостеприимную обитель под названием "Деревенский герб" и развлечь тамошних завсегдатаев своим обществом. Запахнувшись в нарядный орехового цвета сюртук и опустив книзу поля шляпы, смиренный адепт юриспруденции идет в конец главной улицы и поднимается по каменной лестнице на вершину холма, в заведение трактирщика Айвза.
Так последуем же за ним туда.
Глава 2
МИСТЕР ДОГГЕР НАХОДИТ КЛИЕНТА
- Добрый день, мистер Доггер, сэр, добрый день! По-отрясающая погодка стоит, сэр, не иначе как по случаю ярмарки!
Так прогремел мистер Альфред Снорем, заслуженный коридорный из "Деревенского герба", завидев в дверях прямую, как шомпол, фигуру бодрого поверенного. Нынче вечером достойное заведение что-то пустовало; мистер Доггер приметил лишь пару-тройку праздношатающихся любителей пропустить стаканчик-другой. Почти все без исключения были на ярмарке, или собирались на ярмарку, или возвращались с ярмарки, за исключением нескольких путешественников, что околачивались в общем зале, дожидаясь кареты.
По своему обыкновению, мистер Доггер дородного и глухого коридорного проигнорировал - проигнорировал сего обладателя свирепого взгляда, железных челюстей и лохматой шевелюры. В коридорных мистер Доггер не нуждался, ведь в гостинице он уже не жил; так что от мистера Снорема никакой пользы ему не было. А поскольку такому, как мистер Снорем, вряд ли когда-либо понадобилась бы профессиональная консультация мистера Доггера - или, что более важно, мистер Снорем никогда не сумел бы ее оплатить, - мистер Доггер тоже не видел, чем ему услужить. Так что поверенный посмотрел сквозь него и прошел прямиком в общую залу. Учтивая благожелательность мистера Доггера к соседям по деревне, по всей видимости, не простиралась на тех, кто не сулил пополнения его кошельку.
Что до мистера Снорема, так он даже не заметил обиды; к манерам законника он давно привык. Тем не менее его свирепый взгляд задержался на проворной, прямой, как шомпол, фигуре. Мало что ускользало от мистера Снорема на его неформальном посту привратника "Герба" - в придачу к официальной должности коридорного, надзирающего за чисткой обуви, приведением в порядок одежды и перетаскиванием багажа. Подобно многим обитателям "Герба", то был человек разнообразных талантов и способностей.
Мистер Доггер взял себе в баре пинту хвойного пива за шесть пенсов. Налил ему не кто иной, как сам хозяин: мистер Айвз, хотя и обожал всей душой атмосферу ярмарочного дня, гостиничную атмосферу ценил куда выше и потому выслал в качестве своих представителей дочку и долговязого Джинкинса. Трактирщик и поверенный обменялись бесчисленными любезностями; на исполненном профессионализма лице мистера Доггера играла почтительная улыбка, а открытая, живая физиономия мистера Айвза лучилась куда более искренним дружелюбием.
Переместившись в общую залу, мистер Доггер отметил, что бильярдный стол временно утратил своих приверженцев, если не считать приземистого, кругленького коротышки в полосатом жилете и синем однобортном сюртуке, краснолицего и седовласого, который все ходил вокруг стола, восхищенно поглаживая пухлой рукою борт. На вешалке обнаружилась широкополая шляпа с низкой тульей - по всей видимости, собственность помянутого джентльмена. Больше всего напоминал он путешественника - скажем, пассажира кареты, - что коротает время в ожидании отъезда. Кругленького коротышку, похоже, завораживало все на свете: длинные ряды киев, и всевозможные афиши и плакаты на стенах, и трофейные головы, на которые незнакомец глядел - снизу вверх, если уж начистоту, при его-то малом росте, - с дружелюбным интересом. Подробно ознакомившись с бильярдным столом, незнакомец заложил пухленькие руки за спину и обратил сияющий взор на развешенные по стенам предметы, скользя глазами от плаката к плакату, от афиши к афише, и то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться на трофейные головы, что в свою очередь взирали на него застывшим взглядом. Перед одной из голов он скорчил гримасу и лукаво подмигнул, словно подначивая зверюгу ответить тем же.
Мистер Доггер же как раз высматривал себе достойного противника такого, кого удалось бы склонить к расслабительной партии в бильярд и кто ни за что бы против него не выстоял; и кругленький коротышка в синем показался ему той самой желанной легкой добычей. Так что поверенный выпрямился, со вкусом отхлебнул пива и, расправив плечи, подступился к незнакомцу - в высшей степени бодро и перпендикулярно.
Кругленький коротышка, как выяснилось, и впрямь дожидался кареты; мистер Твид по профессии был доктором и держал практику в Вороньем Крае. Из "Деревенского герба" он собирался направиться по делам в город Малбери. Мистер Доггер, указав на бильярдный стол, осведомился, не играет ли его новый знакомый; доктор смущенно пожал плечами и признался, что в восторге от роскошной конструкции, хотя сам - игрок весьма посредственный; но ежели мистер Доггер не прочь погонять шары, то он, доктор, никуда не торопится и охотно составит ему компанию. До отправления кареты ему совершенно нечем заняться, стало быть, в его распоряжении по меньшей мере час. Разжившись у мистера Айвза стаканчиком сидра, он взял в руки кий; противники стукнули по шару, определяя очередность, и право первого удара досталось доктору.
Пожилой коротышка был так уж мал и так уж кругл, что никак не мог пристроиться к столу поудобнее; кроме того, золотая цепочка от часов на его поясе цеплялась за все, что попало. Правила игры предписывали, что, нанося удар, игрок должен стоять на полу по крайней мере одной ногой. Низенького же доктора к этому вынуждала необходимость, иначе в жизни бы ему не дотянуться кием до шара, вопреки злополучным росту и толщине! Мистер Доггер - само великодушие! - согласился сделать противнику послабление ввиду его невысокого роста и позволить ему воспользоваться приступочкой. Доктор не моргнув глазом рассыпался в благодарностях, вскарабкался на ступеньку, перегнулся (насколько позволяло брюшко) через борт и сей же миг исполнил отменный карамболь: его шар ударил сперва по белому шару, потом по красному, а потом благополучно нырнул в лузу.
Мистер Доггер на мгновение опешил; мистер Снорем, принесший приступочку, не сдержал изумленного возгласа; коротышка-доктор с дружелюбной улыбкой извинился - дескать, чистой воды везение и ничего больше! Поверенный задумчиво пригубил пива и сощурился.
Доктор снова наклонился вперед и ударил кием. И снова - карамболь, не менее изящный: на сей раз ударом сбит белый шар, потом красный, а затем и бильярдный шар закатился в лузу.
Мистер Доггер отхлебнул еще хвойного пива; коридорный восторженно завопил; кругленький коротышка-доктор снова принялся извиняться.
- Счастливая случайность, - уверял он, - просто счастливая случайность.
Но везение умножалось на везение, случайность на случайность; восклицания мистера Снорема звучали все громче, и все больше и больше суживались блестящие глазки мистера Доггера. Стук, щелк, щелк. Коротышка-доктор, похоже, на карамболях собаку съел: он с безупречной точностью бил по шарам, зачастую загоняя в лузу и бильярдный шар тоже и отыгрывая дополнительные очки, однако и чужие шары отправлял в лузу весьма искусно. Наконец вмешалась сама судьба, не иначе: рука доктора дрогнула, и мистер Доггер впервые получил возможность вступить в игру. К тому времени поверенный уже побывал в баре и заново наполнил стакан - пока коротышка-доктор выделывал чудеса с кием. По ходу дела вокруг стола стали собираться зрители - почти все, кто на тот момент находился в гостинице, ибо слухи о потрясающей игре доктора распространялись по залу - во многом благодаря громовым воплям мистера Снорема.
- Бьюсь об заклад, вы, сэр, не дилетант-любитель, - отметил мистер Доггер, скрывая неудовольствие под маской профессионализма и загоняя в лузу красный шар, отыграв тем самым свои первые очки.
- Ей-богу, хобби тут и не пахнет, нет, сэр! - возопил коридорный. Глаза его изумленно округлились и стали совсем белыми, под стать летающему над столом бильярдному шару.
- Признаюсь, какой-никакой опыт у меня и впрямь есть, - покаялся доктор Твид с застенчивой улыбкой и отошел на несколько шагов, чтобы удобнее было наблюдать за игрой противника. - Я вовсе не думал вас дурачить; просто подшутить решил, не удержался. Но уверяю вас, сэр, для меня это и впрямь только хобби, пустячное увлечение, хотя и весьма отрадное. Честное слово, играю я редко. Медицинская практика поглощает все мое время; ни отдохнуть, ни присесть ни днем, ни ночью; какой уж тут бильярд!
- Вот и в моей профессии все так же, - ответствовал мистер Доггер, загоняя в лузу шар противника.
- Вы вроде бы поверенный?
- Именно. Целый день с рассвета до заката я занимаюсь юридической практикой; я - единственный законовед на всю округу, понимаете ли, так что все окрестные дела неизбежно стекаются в Проспект-Коттедж. Непрофессионалы целиком и полностью зависят от Проспект-Коттеджа, именно в нем ищут они помощи и поддержки. Боюсь, что в такой ситуации времени на развлечения у меня не остается. Сельская практика, разумеется, кормит плохо, но надо же кому-то делать дело, сэр, надо же кому-то радеть об интересах клиентов, дабы таковые не пострадали, и уж пусть лучше этим кем-то будет Том Доггер, нежели сотня других мне известных личностей. Вот вам положение дел как есть, сэр, in extenso*. [Дословно, полностью (лат.).]
- Вы, верно, обучались в Клайвз-инн, что в Фишмуте, сэр?
- Так точно.
- Прославленное заведение, сэр, и в небезызвестных мне кругах весьма уважаемое.
Мистер Доггер раздулся от вполне объяснимой гордости, скрывать которую нужным не счел, и отбросил с воротника длинные вьющиеся локоны. Простак простаком и провинциал провинциалом, но стричь волосы на деревенский манер поверенный упорно отказывался, предпочитая длинную прическу, так, чтобы пряди закрывали уши и заднюю часть шеи, на городской манер - или, если уж точнее, на фишмутский манер. Эту моду Том Доггер перенял много лет назад, еще студентом Клайвз-инн. Пустячок, верно; однако про себя мистер Доггер такой прической весьма гордился: эта деталь, помимо всего прочего, отличала его от простых смертных, выделяла из презренной толпы простецов, не обученных юридическим уловкам и трюкам. Простак-провинциал Том Доггер, возможно, городских манер и чурался или утверждал, что чурается, но городская прическа - это же совсем другое дело. Мистер Доггер в жизни не принадлежал к числу тех, что повсюду трубят о своих достоинствах и о своем превосходном образовании; просто нужды в том не было. Он вполне мог позволить себе выказывать смирение.
- Очень может быть, что мне потребуется консультация здесь, в Шильстон-Апкоте, как только я улажу дела в Малбери, - промолвил доктор Твид.
- Вот как? - не без удивления воззрился на него поверенный. Хотя в трактир он заглянул не затем, чтобы закинуть удочку на клиента-другого, мысль о том, что клиент так вот сам взял да и свалился ему прямо в руки, нежданно-негаданно - причем клиент из числа солидных, по всему судя, весьма грела ему душу. Мистер Доггер тут же изобразил почтительное внимание - примерно так же застывает в стойке гончая, углядев жирненькую, аппетитную куропатку. Будь у мистера Доггера хвост, он, уж верно, замахал бы им при виде жирненького, аппетитного доктора.
А низкорослый джентльмен взобрался на приступочку и восхитил зрителей новой серией потрясающей красоты карамболей. Аудитория восторженно зааплодировала. Производя эти маневры, доктор одновременно рассказывал мистеру Доггеру, что ради поездки в Малбери временно оставил практику и что в тамошнем деле задействованы документы на землю, принадлежащую его давнему пациенту, чье здоровье трагически ухудшилось.