Страница:
Они тихо лежали, слушая нестройное пение.
Есть «ножки» – брачная игра, Весь мир в нее играет. Девчонки ножки задирают, А парни – опускают.
Мужчины горланили этот непристойный куплет несколько минут, притопывая по палубе, снова и снова повторяя припев и хохоча во все горло.
Наконец все стихло. Когда пение окончательно смолкло и мужчины, громко топая, удалились куда-то, Эми взглянула на Калема и тихонько засмеялась.
– Ножки задирают?
– Ну да. Вот уж в чем шотландцев нельзя упрекнуть – так это в отсутствии чувства юмора. – Калем сжал ее в объятиях и приподнял, так что девушка оказалась на нем, а ноги ее – у него между ногами.
– Что это ты делаешь?
Калем улыбнулся ей:
– Да вот, собираюсь научить тебя играть в брачную игру.
– Но я ведь уже умею. Ты же только что научил меня!
– Ну да, малышка. – Калем засмеялся и поцеловал ее в нос. – Но ты еще не знаешь, как «ножки опускают»!
Глава 45
Джорджина с размаху уселась в кресло в просторном зале на половине у Эйкена. Комната, наверное, была раньше салоном или гостиной. Девушка огляделась. Никакому художнику было бы не под силу изобразить этот хаос. Это просто не поддавалось описанию.
Джорджина потерла лоб ослабевшей рукой; голова ее раскалывалась.
– Жизнь кончена.
Дети Эйкена были дома уже неделю. Это была самая длинная неделя в ее жизни. Джорджина пыталась быть ласковой с ними. Она изо всех сил старалась хорошо относиться к ним.
Но они сопротивлялись и во всем ей перечили, разыгрывая с ней дурацкие шутки. Они прятались, когда она звала их, и делали вид, что ее нет в комнате, когда она пыталась разговаривать с ними. Во всей ее одежде было полно песку, и они смазывали жиром дверные ручки в ее комнате и ванную изнутри. Просто не верилось, чтобы двое детей производили такие разрушения. Это было что-то небывалое. Сверхъестественное.
Однако чему же тут удивляться? Их отца ведь тоже нельзя было назвать нормальным человеком. Здесь, в этом Богом забытом местечке, вообще не было нормальных людей, кроме Дэвида, а он уехал на пару дней на тот конец острова порыбачить и половить омаров с Фергюсом.
Девушка откинулась на спинку слишком мягкого кресла, и над ней тотчас же взметнулось облачко пыли. Она чихнула и потерла виски; в них как будто отдавался стук молоточков. Что-то острое впилось в нее сзади. Приподнявшись, она извлекла из-под себя острый обломок скорлупы грецкого ореха. Девушка широко раскрыла глаза и отбросила скорлупку назад.
– Что значит какой-то там кусочек скорлупы в комнате, которая и так уже похожа на... – Она на мгновение задумалась. – На преисподнюю?
– Мисс Джорджина! – раздался крик Грэма и топот его ног по коридору. – Мисс Джорджина!
– Нет Бога на небесах! – пробормотала девушка в ту минуту, когда дверь распахнулась, с грохотом ударившись о стену.
Джорджина вздрогнула. Она отняла ладонь, прикрывавшую ее утомленные глаза, и сердито посмотрела на мальчика.
– Не мог бы ты входить потише?
– Я спешил.
– Ты всегда торопишься.
– Я не мог не торопиться. Иначе Кирсти прибежала бы сюда первой.
– Боже упаси! – Джорджина глубоко вздохнула. – Так что же ты хочешь, детка?
– Сегодня утром на карнизах и на деревьях лежал иней!
– Прекрасно. – Девушка кивнула, как будто понимала, что это значит. – Иней.
– Угу. – Грэм с важностью кивнул головой. И замолчал. Мальчик был слишком занят: он рылся в карманах, извлекая оттуда камешки, бечевку, ракушки и что-то ужасное на вид, вроде дохлого жука.
– Ты сказал ей? – Кирсти стояла в дверях, покачиваясь на пятках, – точная копия своего отца, разве что поменьше и в женском облике. Светлые волосы, зеленые глаза, взгляд, говоривший, что она Джорджину насквозь видит.
– Ага.
Кирсти повернулась к Джорджине и подбоченилась:
– Ну?
– Ну и что?
Кирсти глубоко и тяжко вздохнула:
– Мы можем пойти?
– Куда пойти?
Девочка обернулась и сердито посмотрела на Грэма:
– Ты, кажется, говорил, что сказал ей?
– Ну да, сказал. – Он держал на ладони дождевого червя. Джорджину передернуло.
– Тогда почему же она не понимает, о чем я говорю?
Грэм пожал плечами.
– Почему бы тебе просто не сказать мне, что тебе нужно, Кирсти?
– Потому что это должен был сделать Грэм. Сейчас его очередь, а не моя. – Девочка скрестила руки на худенькой детской груди, совсем как отец.
– Прекрасно. – Джорджина встала. – Тогда ответ будет «нет».
Кирсти опустила руки:
– Как ты можешь говорить «нет», если даже не знаешь, чего мы хотим?
– Очень просто. Одно слово. Один слог. Эн. Е. Тэ.
Кирсти смотрела на нее долго, пристально. Девочка ни во что ее не ставила и не видела необходимости это скрывать. С первой же минуты, когда они вернулись от Фергюса, Кирсти не смотрела на Джорджину иначе как с вызовом.
Она была очень сметлива и изобретательна, так что Джорджине все время приходилось быть начеку; девочка тем не менее вызывала у нее любопытство, конечно, когда Джорджина не была совсем измучена, как сейчас. Было интересно загадывать, что она еще может выдумать. Джорджина долго не отводила глаз от ребенка. В конце концов, она ведь тут взрослая. Однако на какую-то долю секунды в голове у Джорджины мелькнула мысль, о чем на самом деле может думать эта девочка.
Где-то в глубине дома хлопнула дверь, а здесь, в этой комнате, задребезжали стекла.
– Это папа! – Кирсти подпрыгнула, потом, обгоняя Грэма, помчалась к дверям и по коридору.
– А! Возвращение блудного отца! – тихонько, себе под нос пробормотала Джорджина.
Несколько мгновений спустя Эйкен широкими шагами вошел в комнату, с двух сторон окруженный детьми. Он огляделся:
– Ты не видала моего хлыста?
– Нет.
– Он должен быть где-то здесь.
– У вас в шкафу их было пять.
– Они не подходят. Мне нужен этот. У него новая рукоятка – особая, кожаная.
Джорджина удивленно раскрыла глаза. Хлыст – он и есть хлыст.
– Ты разве не поможешь мне искать его?
– Мне не платят за то, чтобы я занималась поисками ваших хлыстов. – Эйкен выпрямился и пристально посмотрел на нее. – Я гувернантка, а не ваша служанка.
Кирсти метнула на нее яростный взгляд – точь-в-точь как отец:
– Если ты горничная, почему ты не убираешь в доме?
– Не горничная, а гувернантка! Гувернантки не убирают. Их обязанность – присматривать за детьми.
Кирсти подбоченилась:
– Тогда почему же ее так называют?
Прежде чем Джорджина успела ответить, из коридора донеслось громкое цоканье. Это еще что? Белая лошадь, цокая копытами по полу, вошла в комнату.
Джорджина вскрикнула и, отшатнувшись, упала на кипу журналов по коневодству, фута в два высотой.
– В чем дело? – Эйкен так посмотрел на нее, будто у нее с головой не все в порядке.
Девушка махнула рукой в сторону лошади:
– У вас лошадь в доме!
Эйкен поднял глаза:
– А! Это Джек.
– Джек – любимая папина лошадь, – объяснила ей Кирсти. Грэм тем временем привязывал что-то на гриву коню.
– Но она ведь в доме!
– Не беспокойся. Он домашний.
«Домашний?!»
– Но это же лошадь!
– Ну да. – Эйкен рылся в каком-то хламе, валявшемся на полу.
– Лошади место в конюшне.
– Он не любит конюшню.
Эйкен помолчал и взглянул на Джорджину. Выражение лица его внезапно изменилось, словно он вдруг опомнился. Он направился к девушке.
Ну вот, а она-то думала, что он так и не поможет ей подняться. После недолгой внутренней борьбы девушка протянула ему руку. Эйкен, не обращая на нее внимания, прошел мимо.
– Вот он, мой хлыст! – Нагнувшись, он вытащил его из-под нее и из-под груды журналов, потом вернулся к своей лошади. – Спасибо, Джорджи! – Эйкен отдал ей честь хлыстом.
– Мисс Джорджина не хочет отвести нас на берег залива, папа, – пожаловался Грэм.
– Не хочет? – Эйкен оглянулся на девушку. – Почему же ты не хочешь отвести их на берег?
– Я ничего такого не говорила.
– Нет, говорила, – вмешалась Кирсти. – Ты сказала: нет. Эн. Е. Тэ.
– Отведи их на берег залива. Как ты верно заметила, это именно то, за что я плачу тебе. – Эйкен вскочил на коня и облокотился о седло. – Это будет тебе полезно. Хорошая тренировка для ног. Недолгая приятная прогулка по дюнам укрепит твои ноги. Тебе необходимо укрепить их, Джорджи. Тогда тебе легче будет вставать.
Он выехал из комнаты верхом, оставив Джорджину, которая пыталась побыстрее подняться, горя желанием убить его.
Глава 46
Кирсти, Грэм и мисс Джорджи спускались с холма к бухте Пайпера. Кирсти с Грэмом бежали впереди, соревнуясь – кто быстрее добежит до прибрежного песка.
– Я первый! Я первый! – завопил Грэм как ненормальный, да он таким и был, по мнению Кирсти.
Кирсти сделала вид, что ей это абсолютно безразлично.
– Давай поиграем в «Кто первый увидит»! Я вижу первую чайку! – Она указала на небо.
– Я вижу первого песчаного краба!
Грэм плюхнулся на колени на мокрый песок, набрав полные ладони песку и удирающих юрких крабов.
– Я вижу первую траву!
Мисс Джорджи стояла на кочке с травой у высокой сосны.
Кирсти посмотрела в ее сторону:
– Это вовсе никакая не трава!
– Разве?
– Это всего лишь скудная травка. – Мисс Джорджи посмотрела на траву и коротко рассмеялась. – Ах, вот как – так, значит, это место как раз для меня! – Голос ее дрогнул; она произнесла эти слова подчеркнуто весело, беззаботно – так обычно бывает, когда взрослые говорят совершенно не то, что думают. – Да, это подходящее местечко. Посижу-ка я здесь!
Джорджина присела на травку; она сидела «как в воду опущенная». Кирсти вспомнила выражение, которое они изучали на уроках грамматики. Хотя она никак не могла себе представить, кто будет макать человека в воду и почему это должно означать что-то очень печальное – разве что вода была холодной и человек простудился.
– Сомневаюсь, чтобы где-нибудь поблизости отыскалась богатая трава, ведь правда?
– Богатой травы вообще не бывает, – сообщил ей Грэм таким тоном, что ясно было, какого он мнения о ее умственных способностях. – Богатая трава? – Мальчик с недоумением покачал головой.
– Ну что же, меня это нисколько не удивляет, – сказала Джорджина, потом обхватила колени руками, положив на них подбородок. Кирсти показалось, что мисс Джорджи вела весь этот разговор как бы сама с собой.
Она обернулась и заметила у Грэма в руках что-то блестящее.
– Что это у тебя?
– Ничего. – Брат быстро убрал руку за спину, так что Кирсти сразу поняла, что там и правда что-то есть.
– Дай посмотреть.
– Нет. – Он побежал вдоль пляжа.
Кирсти помчалась за ним:
– Что это такое?
Грэм отбежал от нее подальше и поднял серебряную бутылочку.
– Смотри-ка, что у меня тут есть! – прокричал он нараспев.
Кирсти попыталась схватить бутылочку, но Грэм увернулся, приплясывая, хохоча, размахивая пузырьком и дразня ее – эти тупые мальчишки всегда так делают.
Девочка хотела наступить ему на ногу, но промахнулась. Грэм засмеялся и, повернувшись, бросился бежать... налетев прямиком на мисс Джорджи.
– Что у вас там, почему вы деретесь?
– Ничего, – солгал Грэм.
– Серебряный пузырек! – воскликнула Кирсти в один голос с ним.
– Он мой!
– Вовсе нет!
– Дай-ка сюда! – Мисс Джорджи протянула руку. Грэм посмотрел на ее руку, потом положил ей в ладонь пузырек. Она подняла его, разглядывая на солнце. – Не похоже, чтобы это было что-нибудь стоящее. Но если вы оба намерены драться из-за него, то он никому не достанется!
Джорджина размахнулась и забросила бутылочку далеко в море, потом опять повернулась к ним.
– Надеюсь, это научит вас не драться – никогда и ни по какому поводу.
Кирсти и Грэм переглянулись.
– Это была просто дурацкая бутылочка, – шепнула девочка брату. – Она была такая старая на вид, наверное, даже старее, чем мисс Джорджи. А вот теперь ее нет.
Грэм кивнул. Как и в большинстве других случаев, бутылочка что-то значила для него, только пока она нужна была Кирсти.
– Давай-ка лучше посмотрим, кто первый увидит кого-нибудь первого живого! – предложила Кирсти.
Ребята побежали вдоль кромки воды, брызгаясь и высматривая «первых живых существ». Кирсти нашла первую морскую звезду, а Грэм нашел первого краба. Потом Кирсти погналась за первыми куликами, которые вприпрыжку расхаживали по берегу.
Мисс Джорджи ничего не нашла первая, хотя и попыталась один раз.
Кирсти посмотрела на нее. Джорджина стояла у высокой сосны, глядя куда-то вдаль, на море, и дальше, за горизонт, как будто ждала, что получит оттуда ответ на какой-то очень важный вопрос. Девочка отвернулась и завертела головой.
– Смотри, Грэм! Я нашла первую синюю цаплю! Смотри же! Это ведь первая синяя цапля! Самая первая!
Она указала на большую скалу, поросшую анемонами, которая виднелась у самого края залива; прямо у этой скалы стояла громадная цапля, чуть ли не четырех футов высотой. В следующее мгновение огромная птица втянула длинную шею и оторвалась от земли; взмахивая крыльями, она поднималась все выше в небо с громкими пронзительными криками «Фрэнк, фрэнк, фрэнк!». Кирсти следила за ее полетом, пока цапля не превратилась в маленькое черное пятнышко в небе.
Когда девочка опять обернулась, она увидела, что мисс Джорджи сбросила туфли и чулки и стоит в воде, подняв юбку выше колен, а волны бьются о ее ноги. Она смеялась.
Кирсти смотрела на нее; по правде говоря, она прямо-таки уставилась на нее. Она не могла себе представить мисс Джорджи смеющейся. Смеющейся по-настоящему, от души. Девочка ни разу не видела, чтобы та смеялась. Она казалась такой... даже не сердитой – не считая, конечно, тех случаев, когда они как-нибудь разыгрывали ее, – но... ну да, у нее всегда был такой несчастный, подавленный вид. Должно быть, она одинока, раз ей приходится разговаривать самой с собой.
Кирсти иногда должна была чуть ли не силой напоминать себе, что не любит ее. Временами, когда она смотрела на мисс Джорджи, она видела перед собой просто симпатичную девушку с длинными блестящими волосами, темными как ночь, с белой кожей и ясными голубыми глазами. Кирсти понимала, что мисс Джорджи старается быть ласковой с ней и с Грэмом.
Но Грэм никогда ничего не замечал – он ведь мальчишка, а мальчишки не обращают внимания на подобные вещи, и Кирсти вовсе не хотела любить ее. Девочка предпочитала не любить ее, потому что ей совсем не хотелось, чтобы такая вот хорошенькая женщина вроде мисс Джорджи увела от нее отца.
Кирсти удивлялась, с чего бы это такой красавице быть несчастливой. Потом сообразила, что сама она ведь тоже очень часто бывает несчастной, при том что она вовсе не уродина. Может, у мисс Джорджи нет матери, и, может быть, отец ее не хочет, чтобы она была рядом. Быть может, она такая же одинокая и так же боится всего, как и Кирсти.
Новая волна накатилась, обдав ноги мисс Джорджи, и та рассмеялась еще громче; девочка отвернулась – ее сбивала с толку мысль о том, что мисс Джорджи – обычный живой человек, вроде нее или Грэма. Девочка предпочитала видеть в ней врага, такого, как мисс Харрингтон или же Честер Фарради. Их было легко не любить.
Она услышала конское ржание и обернулась. Ее отец скакал верхом на Джеке; они остановились высоко на гребне холма над заливом. Девочка помахала ему, но отец не ответил ей. Рука ее повисла; она стояла, ощущая себя глупой, пристыженной.
Отец не смотрел на нее. Кирсти проследила за его взглядом. Он смотрел на мисс Джорджи.
Кирсти долго стояла, не двигаясь, разглядывая мисс Джорджи. Та шла по воде, не обращая ни малейшего внимания ни на нее, ни на Грэма.
– Смотри! Я поймал первого омара!
Грэм стоял на каменистом уступе, вытаскивая ловушку для омаров; они нашли ее на старом баркасе на другом конце острова. Фергюс все время ловил омаров, и он объяснил им, как ею пользоваться.
Кирсти подбежала, чтобы посмотреть на омара.
– Надо же – такой вкусный, а на вид такой уродливый!
Присев на корточки рядом с ловушкой, Грэм совал в нее прутик и смотрел, как омар хватается за него.
– Ты только посмотри на эти клешни! Спорю на что угодно – он умеет щипаться получше, чем ты!
Кирсти посмотрела на омара, потом перевела взгляд туда, где до этого стоял ее отец. Его уже не было. Она взглянула на мисс Джорджи; та шла по песку, ее юбка развевалась на ветру; ладонью она прикрывала глаза.
Кирсти была спокойна, очень спокойна. Взглянув на Грэма, она предложила:
– Если хочешь проверить, как щиплются эти клешни, у меня есть отличная идея!
– Давай, – согласился Грэм.
Мальчишки всегда так доверчивы! Их можно запросто подбить на что угодно.
Глава 47
Джорджина приходила сюда каждый вечер – на это место под громадным раскидистым деревом, которое выросло, казалось, прямо на гранитном утесе. Сегодня вечером было прохладно, холоднее, чем вчера. Грэм сказал, что по утрам теперь везде лежит иней, изморозью покрывая деревья и землю.
Будь этот год таким же, как прежние, будь она дома, в фамильном особняке в Бостоне, она бы не заметила ни этой луны или первого инея, ни того, что ночь выдалась холоднее, чем предыдущая. Она была бы слишком занята, порхая с вечеринки на вечеринку и поднимая бокалы шампанского за друзей, которые на самом-то деле друзьями не были, смеясь и танцуя, возможно, с Джоном Кэботом, который носом доставал ей до плеча и чья лысина вечно отражала сияние мерцающих газовых светильников в бальном зале.
Джорджина откинулась, прислонившись спиной к стволу дерева и глядя, как поднимается оранжевая луна – яркий пламенеющий шар на удивительном темно-лиловом небе. Луна светила так ярко, что на нее было больно смотреть.
Листья начали опадать; они слетали на землю каждый день после полудня, когда ветер дул с моря. Теперь, в свете полной луны, они сверкали, как золотые.
Здесь было красиво, на этом затерянном острове, особенно по вечерам. Девушка оторвалась от дерева и пошла по тропинке, слушая, как шуршат под ногами листья.
Она поднялась по склону холма на луг, где тропинка, петляя, вела к мостику у пруда. Два лебедя дремали в зарослях у моста; головы они для надежности сунули под крыло. Джорджина побрела по самому берегу пруда, там, где красные ивы были гуще и где все заросло самбуком. Ветер за последний час утих, превратившись в легкий бриз, в воздухе разливалось спокойствие, а море вдалеке шумело размеренно, умиротворенно.
Девушка стояла у моста, глядя, как лебеди лениво покачиваются на глади пруда, прячась от ночи и мрака. Она посмотрела на звезды и вспомнила об Эми. Хотелось бы ей знать, где она сейчас, что делает.
Она раздумывала, как будет жить дальше, куда поедет отсюда. Что будет с ней? Джорджина пыталась убедить себя, что у нее есть будущее, но это не очень-то ей удавалось – в глубине души она в это не верила. Она чувствовала себя совершенно беспомощной, не способной ничего изменить в своей жизни.
В воздухе вдруг наступила зловещая тишина. Девушка вскинула голову, почти ощущая, как замерли звезды, а золотистая луна стала вдруг серебряной, ледяной.
Точно откликаясь на чей-то зов, Эйкен Мак-Лаклен выехал верхом на гребень холма. Сначала это был только темный силуэт; он несся по воздуху, точно легендарный полуночный рыцарь, летящий вскачь из Долины Спящих.
Его конь перескочил через каменную ограду, и копыта его гулко застучали вниз по склону холма. Он приближался – необычайно грациозно, стремительно. От этого зрелища просто захватывало дух.
Джорджина коротко, прерывисто вздохнула, когда всадник и конь неожиданно резко свернули к мосту. Прямо туда, где стояла девушка. Она не попыталась убежать; почему-то ей вдруг пришло в голову, что он, возможно, просто хочет напугать ее. Девушка и сама не понимала, откуда у нее возникло такое чувство, она просто чувствовала это, и все.
Всадник придержал лошадь. Возвышаясь в седле, он смотрел на нее так, будто нисколько не был удивлен, встретив ее здесь. Джорджина твердо, не моргнув, ответила на его взгляд. Она попыталась было что-то сказать, но даже и под страхом смертной казни девушка не смогла бы сейчас придумать, о чем заговорить.
Эйкен перекинул ногу через седло и спрыгнул на землю с легкостью опытного наездника. Он подошел совсем близко и стоял теперь, не сводя с нее глаз. На какой-то безумный миг в голове у Джорджины мелькнула мысль, что он может запросто схватить ее и поцеловать. И в то же самое безумное мгновение она подумала, что ей бы хотелось этого.
– Ты же до смерти тут замерзнешь, ты слишком легко одета.
Джорджина покачала головой.
– Мне нравится, когда в воздухе чувствуется морозец. Это освежает.
Эйкен улыбнулся – одной из тех улыбок, которая должна была бы насторожить ее.
– Уж не начинает ли тебя припекать здесь, Джорджи?
– Да вроде нет, – соврала она.
Эйкен рассмеялся, потом поставил ногу на камень и оперся локтями о колено. Он смотрел вдаль, на мостик и на пруд, а потом огляделся вокруг.
– Скоро все тут замерзнет, – заметил он. – Зима в этом году будет ранняя.
Девушка не ответила, да и что тут можно было ответить? Она никогда особенно не обращала внимания на погоду, как-то незачем было, разве что та каким-то образом нарушала ее планы. Стоя рядом с Эйкеном, Джорджина гадала, о чем он сейчас может думать. О чем он думает, когда смотрит на нее. О чем он думает, когда смотрит на своих детей.
– Расскажите мне о чем-нибудь.
– О чем?
– Что вы делаете целый день, пока я отрабатываю деньги, которые вы мне платите.
– Что я делаю?
– Да.
– Работаю.
Девушка кивнула, ожидая продолжения. Не дождавшись, переспросила:
– Так что же вы все-таки делаете, Мак-Олух?
– Занимаюсь разведением породистых лошадей, тренирую их. Вот таких, вроде Джека. – Эйкен выпрямился и дважды прищелкнул языком. Лошадь тут же подошла, остановившись рядом с ним. Эйкен потрепал Джека по морде, потом повернулся к девушке: – От этого производителя я в этом году получил четырех жеребцов.
– Четырех?
– Ну да.
Джорджина кивнула:
– Понятно. А кто же ухаживает за ними?
– Я сам. Уилл и Фергюс, когда они здесь бывают, тоже помогают мне на конюшне. А что?
Джорджина вздохнула. Его бы нужно как следует встряхнуть, чтобы он понял, что делает со своими детьми.
– Думаю, даже если я и скажу вам, вы все равно не поймете.
Эйкен как-то странно посмотрел на нее, потом просто пожал плечами. Он выпрямился и взялся за поводья. Одним ловким, грациозным движением он вскочил в седло.
– Холодает, да и поздно уже. – Эйкен протянул руку. – Садись. Я отвезу тебя домой.
Джорджина смотрела на его руку и не двигалась. Эйкен выдвинул ногу.
– Вставай на мой сапог, я подниму тебя.
Не сразу, но ей удалось-таки встать на его ногу. В следующее мгновение она уже сидела в седле позади него.
– Держись за меня.
Девушка обхватила его руками за талию, ощущая под пальцами мускулы его живота – упругие, твердые. Эйкен быстро взглянул на нее через плечо.
– Держись крепче, Джорджи!
И они, сорвавшись с места, помчались как ветер.
Глава 48
Джорджина завязала на бант шелковую синюю ленту своей единственной ночной рубашки, потом повернулась – неловко, с трудом. Спина ее и ноги у бедер, с внутренней стороны, болели так, точно были избиты. Она только недавно вернулась и сошла наконец с этого проклятого белого жеребца, и все ее тело так саднило! Завтра боль станет невыносимой.
– Я довезу тебя до дома, – с раздражением пробормотала она, подражая Эйкену, прихрамывая и с трудом ковыляя через комнату. – Хотелось бы мне стукнуть его как следует!
Джорджина, бормоча это, с силой ударила кулачком по ладони. Однако в глубине души девушка знала, что бы она на самом деле хотела дать Эйкену. И это была вовсе не нахлобучка.
Плечи ее опустились, и девушка почувствовала жалость к самой себе. Как бы она ни старалась не обращать на него внимания, как бы ни убеждала себя, что он просто олух, она не могла не замечать одного – он восхищал ее. Как никто из мужчин до него.
С той первой ночи в саду он пробудил в ней все те девичьи мечты и грезы, которым – как Джорджина убеждала себя – она никогда не поддастся. Она и не собиралась им поддаваться – и все же не устояла.
Есть «ножки» – брачная игра, Весь мир в нее играет. Девчонки ножки задирают, А парни – опускают.
Мужчины горланили этот непристойный куплет несколько минут, притопывая по палубе, снова и снова повторяя припев и хохоча во все горло.
Наконец все стихло. Когда пение окончательно смолкло и мужчины, громко топая, удалились куда-то, Эми взглянула на Калема и тихонько засмеялась.
– Ножки задирают?
– Ну да. Вот уж в чем шотландцев нельзя упрекнуть – так это в отсутствии чувства юмора. – Калем сжал ее в объятиях и приподнял, так что девушка оказалась на нем, а ноги ее – у него между ногами.
– Что это ты делаешь?
Калем улыбнулся ей:
– Да вот, собираюсь научить тебя играть в брачную игру.
– Но я ведь уже умею. Ты же только что научил меня!
– Ну да, малышка. – Калем засмеялся и поцеловал ее в нос. – Но ты еще не знаешь, как «ножки опускают»!
Глава 45
Рассказывают, что один восточный правитель однажды приказал своим мудрецам придумать фразу, которая была бы всегда перед глазами и подходила бы ко всем временам и ситуациям. Они сказали ему такие слова: «И это пройдет!»
Авраам Линкольн
Джорджина с размаху уселась в кресло в просторном зале на половине у Эйкена. Комната, наверное, была раньше салоном или гостиной. Девушка огляделась. Никакому художнику было бы не под силу изобразить этот хаос. Это просто не поддавалось описанию.
Джорджина потерла лоб ослабевшей рукой; голова ее раскалывалась.
– Жизнь кончена.
Дети Эйкена были дома уже неделю. Это была самая длинная неделя в ее жизни. Джорджина пыталась быть ласковой с ними. Она изо всех сил старалась хорошо относиться к ним.
Но они сопротивлялись и во всем ей перечили, разыгрывая с ней дурацкие шутки. Они прятались, когда она звала их, и делали вид, что ее нет в комнате, когда она пыталась разговаривать с ними. Во всей ее одежде было полно песку, и они смазывали жиром дверные ручки в ее комнате и ванную изнутри. Просто не верилось, чтобы двое детей производили такие разрушения. Это было что-то небывалое. Сверхъестественное.
Однако чему же тут удивляться? Их отца ведь тоже нельзя было назвать нормальным человеком. Здесь, в этом Богом забытом местечке, вообще не было нормальных людей, кроме Дэвида, а он уехал на пару дней на тот конец острова порыбачить и половить омаров с Фергюсом.
Девушка откинулась на спинку слишком мягкого кресла, и над ней тотчас же взметнулось облачко пыли. Она чихнула и потерла виски; в них как будто отдавался стук молоточков. Что-то острое впилось в нее сзади. Приподнявшись, она извлекла из-под себя острый обломок скорлупы грецкого ореха. Девушка широко раскрыла глаза и отбросила скорлупку назад.
– Что значит какой-то там кусочек скорлупы в комнате, которая и так уже похожа на... – Она на мгновение задумалась. – На преисподнюю?
– Мисс Джорджина! – раздался крик Грэма и топот его ног по коридору. – Мисс Джорджина!
– Нет Бога на небесах! – пробормотала девушка в ту минуту, когда дверь распахнулась, с грохотом ударившись о стену.
Джорджина вздрогнула. Она отняла ладонь, прикрывавшую ее утомленные глаза, и сердито посмотрела на мальчика.
– Не мог бы ты входить потише?
– Я спешил.
– Ты всегда торопишься.
– Я не мог не торопиться. Иначе Кирсти прибежала бы сюда первой.
– Боже упаси! – Джорджина глубоко вздохнула. – Так что же ты хочешь, детка?
– Сегодня утром на карнизах и на деревьях лежал иней!
– Прекрасно. – Девушка кивнула, как будто понимала, что это значит. – Иней.
– Угу. – Грэм с важностью кивнул головой. И замолчал. Мальчик был слишком занят: он рылся в карманах, извлекая оттуда камешки, бечевку, ракушки и что-то ужасное на вид, вроде дохлого жука.
– Ты сказал ей? – Кирсти стояла в дверях, покачиваясь на пятках, – точная копия своего отца, разве что поменьше и в женском облике. Светлые волосы, зеленые глаза, взгляд, говоривший, что она Джорджину насквозь видит.
– Ага.
Кирсти повернулась к Джорджине и подбоченилась:
– Ну?
– Ну и что?
Кирсти глубоко и тяжко вздохнула:
– Мы можем пойти?
– Куда пойти?
Девочка обернулась и сердито посмотрела на Грэма:
– Ты, кажется, говорил, что сказал ей?
– Ну да, сказал. – Он держал на ладони дождевого червя. Джорджину передернуло.
– Тогда почему же она не понимает, о чем я говорю?
Грэм пожал плечами.
– Почему бы тебе просто не сказать мне, что тебе нужно, Кирсти?
– Потому что это должен был сделать Грэм. Сейчас его очередь, а не моя. – Девочка скрестила руки на худенькой детской груди, совсем как отец.
– Прекрасно. – Джорджина встала. – Тогда ответ будет «нет».
Кирсти опустила руки:
– Как ты можешь говорить «нет», если даже не знаешь, чего мы хотим?
– Очень просто. Одно слово. Один слог. Эн. Е. Тэ.
Кирсти смотрела на нее долго, пристально. Девочка ни во что ее не ставила и не видела необходимости это скрывать. С первой же минуты, когда они вернулись от Фергюса, Кирсти не смотрела на Джорджину иначе как с вызовом.
Она была очень сметлива и изобретательна, так что Джорджине все время приходилось быть начеку; девочка тем не менее вызывала у нее любопытство, конечно, когда Джорджина не была совсем измучена, как сейчас. Было интересно загадывать, что она еще может выдумать. Джорджина долго не отводила глаз от ребенка. В конце концов, она ведь тут взрослая. Однако на какую-то долю секунды в голове у Джорджины мелькнула мысль, о чем на самом деле может думать эта девочка.
Где-то в глубине дома хлопнула дверь, а здесь, в этой комнате, задребезжали стекла.
– Это папа! – Кирсти подпрыгнула, потом, обгоняя Грэма, помчалась к дверям и по коридору.
– А! Возвращение блудного отца! – тихонько, себе под нос пробормотала Джорджина.
Несколько мгновений спустя Эйкен широкими шагами вошел в комнату, с двух сторон окруженный детьми. Он огляделся:
– Ты не видала моего хлыста?
– Нет.
– Он должен быть где-то здесь.
– У вас в шкафу их было пять.
– Они не подходят. Мне нужен этот. У него новая рукоятка – особая, кожаная.
Джорджина удивленно раскрыла глаза. Хлыст – он и есть хлыст.
– Ты разве не поможешь мне искать его?
– Мне не платят за то, чтобы я занималась поисками ваших хлыстов. – Эйкен выпрямился и пристально посмотрел на нее. – Я гувернантка, а не ваша служанка.
Кирсти метнула на нее яростный взгляд – точь-в-точь как отец:
– Если ты горничная, почему ты не убираешь в доме?
– Не горничная, а гувернантка! Гувернантки не убирают. Их обязанность – присматривать за детьми.
Кирсти подбоченилась:
– Тогда почему же ее так называют?
Прежде чем Джорджина успела ответить, из коридора донеслось громкое цоканье. Это еще что? Белая лошадь, цокая копытами по полу, вошла в комнату.
Джорджина вскрикнула и, отшатнувшись, упала на кипу журналов по коневодству, фута в два высотой.
– В чем дело? – Эйкен так посмотрел на нее, будто у нее с головой не все в порядке.
Девушка махнула рукой в сторону лошади:
– У вас лошадь в доме!
Эйкен поднял глаза:
– А! Это Джек.
– Джек – любимая папина лошадь, – объяснила ей Кирсти. Грэм тем временем привязывал что-то на гриву коню.
– Но она ведь в доме!
– Не беспокойся. Он домашний.
«Домашний?!»
– Но это же лошадь!
– Ну да. – Эйкен рылся в каком-то хламе, валявшемся на полу.
– Лошади место в конюшне.
– Он не любит конюшню.
Эйкен помолчал и взглянул на Джорджину. Выражение лица его внезапно изменилось, словно он вдруг опомнился. Он направился к девушке.
Ну вот, а она-то думала, что он так и не поможет ей подняться. После недолгой внутренней борьбы девушка протянула ему руку. Эйкен, не обращая на нее внимания, прошел мимо.
– Вот он, мой хлыст! – Нагнувшись, он вытащил его из-под нее и из-под груды журналов, потом вернулся к своей лошади. – Спасибо, Джорджи! – Эйкен отдал ей честь хлыстом.
– Мисс Джорджина не хочет отвести нас на берег залива, папа, – пожаловался Грэм.
– Не хочет? – Эйкен оглянулся на девушку. – Почему же ты не хочешь отвести их на берег?
– Я ничего такого не говорила.
– Нет, говорила, – вмешалась Кирсти. – Ты сказала: нет. Эн. Е. Тэ.
– Отведи их на берег залива. Как ты верно заметила, это именно то, за что я плачу тебе. – Эйкен вскочил на коня и облокотился о седло. – Это будет тебе полезно. Хорошая тренировка для ног. Недолгая приятная прогулка по дюнам укрепит твои ноги. Тебе необходимо укрепить их, Джорджи. Тогда тебе легче будет вставать.
Он выехал из комнаты верхом, оставив Джорджину, которая пыталась побыстрее подняться, горя желанием убить его.
Глава 46
Цветы, мерцающее рыбок серебро,
Бассейны с чистою, прозрачною водою —
Ах, если б нам с тобою повезло
И в тех краях мы жили бы с тобою!
Роберт Луис Стивенсон
Кирсти, Грэм и мисс Джорджи спускались с холма к бухте Пайпера. Кирсти с Грэмом бежали впереди, соревнуясь – кто быстрее добежит до прибрежного песка.
– Я первый! Я первый! – завопил Грэм как ненормальный, да он таким и был, по мнению Кирсти.
Кирсти сделала вид, что ей это абсолютно безразлично.
– Давай поиграем в «Кто первый увидит»! Я вижу первую чайку! – Она указала на небо.
– Я вижу первого песчаного краба!
Грэм плюхнулся на колени на мокрый песок, набрав полные ладони песку и удирающих юрких крабов.
– Я вижу первую траву!
Мисс Джорджи стояла на кочке с травой у высокой сосны.
Кирсти посмотрела в ее сторону:
– Это вовсе никакая не трава!
– Разве?
– Это всего лишь скудная травка. – Мисс Джорджи посмотрела на траву и коротко рассмеялась. – Ах, вот как – так, значит, это место как раз для меня! – Голос ее дрогнул; она произнесла эти слова подчеркнуто весело, беззаботно – так обычно бывает, когда взрослые говорят совершенно не то, что думают. – Да, это подходящее местечко. Посижу-ка я здесь!
Джорджина присела на травку; она сидела «как в воду опущенная». Кирсти вспомнила выражение, которое они изучали на уроках грамматики. Хотя она никак не могла себе представить, кто будет макать человека в воду и почему это должно означать что-то очень печальное – разве что вода была холодной и человек простудился.
– Сомневаюсь, чтобы где-нибудь поблизости отыскалась богатая трава, ведь правда?
– Богатой травы вообще не бывает, – сообщил ей Грэм таким тоном, что ясно было, какого он мнения о ее умственных способностях. – Богатая трава? – Мальчик с недоумением покачал головой.
– Ну что же, меня это нисколько не удивляет, – сказала Джорджина, потом обхватила колени руками, положив на них подбородок. Кирсти показалось, что мисс Джорджи вела весь этот разговор как бы сама с собой.
Она обернулась и заметила у Грэма в руках что-то блестящее.
– Что это у тебя?
– Ничего. – Брат быстро убрал руку за спину, так что Кирсти сразу поняла, что там и правда что-то есть.
– Дай посмотреть.
– Нет. – Он побежал вдоль пляжа.
Кирсти помчалась за ним:
– Что это такое?
Грэм отбежал от нее подальше и поднял серебряную бутылочку.
– Смотри-ка, что у меня тут есть! – прокричал он нараспев.
Кирсти попыталась схватить бутылочку, но Грэм увернулся, приплясывая, хохоча, размахивая пузырьком и дразня ее – эти тупые мальчишки всегда так делают.
Девочка хотела наступить ему на ногу, но промахнулась. Грэм засмеялся и, повернувшись, бросился бежать... налетев прямиком на мисс Джорджи.
– Что у вас там, почему вы деретесь?
– Ничего, – солгал Грэм.
– Серебряный пузырек! – воскликнула Кирсти в один голос с ним.
– Он мой!
– Вовсе нет!
– Дай-ка сюда! – Мисс Джорджи протянула руку. Грэм посмотрел на ее руку, потом положил ей в ладонь пузырек. Она подняла его, разглядывая на солнце. – Не похоже, чтобы это было что-нибудь стоящее. Но если вы оба намерены драться из-за него, то он никому не достанется!
Джорджина размахнулась и забросила бутылочку далеко в море, потом опять повернулась к ним.
– Надеюсь, это научит вас не драться – никогда и ни по какому поводу.
Кирсти и Грэм переглянулись.
– Это была просто дурацкая бутылочка, – шепнула девочка брату. – Она была такая старая на вид, наверное, даже старее, чем мисс Джорджи. А вот теперь ее нет.
Грэм кивнул. Как и в большинстве других случаев, бутылочка что-то значила для него, только пока она нужна была Кирсти.
– Давай-ка лучше посмотрим, кто первый увидит кого-нибудь первого живого! – предложила Кирсти.
Ребята побежали вдоль кромки воды, брызгаясь и высматривая «первых живых существ». Кирсти нашла первую морскую звезду, а Грэм нашел первого краба. Потом Кирсти погналась за первыми куликами, которые вприпрыжку расхаживали по берегу.
Мисс Джорджи ничего не нашла первая, хотя и попыталась один раз.
Кирсти посмотрела на нее. Джорджина стояла у высокой сосны, глядя куда-то вдаль, на море, и дальше, за горизонт, как будто ждала, что получит оттуда ответ на какой-то очень важный вопрос. Девочка отвернулась и завертела головой.
– Смотри, Грэм! Я нашла первую синюю цаплю! Смотри же! Это ведь первая синяя цапля! Самая первая!
Она указала на большую скалу, поросшую анемонами, которая виднелась у самого края залива; прямо у этой скалы стояла громадная цапля, чуть ли не четырех футов высотой. В следующее мгновение огромная птица втянула длинную шею и оторвалась от земли; взмахивая крыльями, она поднималась все выше в небо с громкими пронзительными криками «Фрэнк, фрэнк, фрэнк!». Кирсти следила за ее полетом, пока цапля не превратилась в маленькое черное пятнышко в небе.
Когда девочка опять обернулась, она увидела, что мисс Джорджи сбросила туфли и чулки и стоит в воде, подняв юбку выше колен, а волны бьются о ее ноги. Она смеялась.
Кирсти смотрела на нее; по правде говоря, она прямо-таки уставилась на нее. Она не могла себе представить мисс Джорджи смеющейся. Смеющейся по-настоящему, от души. Девочка ни разу не видела, чтобы та смеялась. Она казалась такой... даже не сердитой – не считая, конечно, тех случаев, когда они как-нибудь разыгрывали ее, – но... ну да, у нее всегда был такой несчастный, подавленный вид. Должно быть, она одинока, раз ей приходится разговаривать самой с собой.
Кирсти иногда должна была чуть ли не силой напоминать себе, что не любит ее. Временами, когда она смотрела на мисс Джорджи, она видела перед собой просто симпатичную девушку с длинными блестящими волосами, темными как ночь, с белой кожей и ясными голубыми глазами. Кирсти понимала, что мисс Джорджи старается быть ласковой с ней и с Грэмом.
Но Грэм никогда ничего не замечал – он ведь мальчишка, а мальчишки не обращают внимания на подобные вещи, и Кирсти вовсе не хотела любить ее. Девочка предпочитала не любить ее, потому что ей совсем не хотелось, чтобы такая вот хорошенькая женщина вроде мисс Джорджи увела от нее отца.
Кирсти удивлялась, с чего бы это такой красавице быть несчастливой. Потом сообразила, что сама она ведь тоже очень часто бывает несчастной, при том что она вовсе не уродина. Может, у мисс Джорджи нет матери, и, может быть, отец ее не хочет, чтобы она была рядом. Быть может, она такая же одинокая и так же боится всего, как и Кирсти.
Новая волна накатилась, обдав ноги мисс Джорджи, и та рассмеялась еще громче; девочка отвернулась – ее сбивала с толку мысль о том, что мисс Джорджи – обычный живой человек, вроде нее или Грэма. Девочка предпочитала видеть в ней врага, такого, как мисс Харрингтон или же Честер Фарради. Их было легко не любить.
Она услышала конское ржание и обернулась. Ее отец скакал верхом на Джеке; они остановились высоко на гребне холма над заливом. Девочка помахала ему, но отец не ответил ей. Рука ее повисла; она стояла, ощущая себя глупой, пристыженной.
Отец не смотрел на нее. Кирсти проследила за его взглядом. Он смотрел на мисс Джорджи.
Кирсти долго стояла, не двигаясь, разглядывая мисс Джорджи. Та шла по воде, не обращая ни малейшего внимания ни на нее, ни на Грэма.
– Смотри! Я поймал первого омара!
Грэм стоял на каменистом уступе, вытаскивая ловушку для омаров; они нашли ее на старом баркасе на другом конце острова. Фергюс все время ловил омаров, и он объяснил им, как ею пользоваться.
Кирсти подбежала, чтобы посмотреть на омара.
– Надо же – такой вкусный, а на вид такой уродливый!
Присев на корточки рядом с ловушкой, Грэм совал в нее прутик и смотрел, как омар хватается за него.
– Ты только посмотри на эти клешни! Спорю на что угодно – он умеет щипаться получше, чем ты!
Кирсти посмотрела на омара, потом перевела взгляд туда, где до этого стоял ее отец. Его уже не было. Она взглянула на мисс Джорджи; та шла по песку, ее юбка развевалась на ветру; ладонью она прикрывала глаза.
Кирсти была спокойна, очень спокойна. Взглянув на Грэма, она предложила:
– Если хочешь проверить, как щиплются эти клешни, у меня есть отличная идея!
– Давай, – согласился Грэм.
Мальчишки всегда так доверчивы! Их можно запросто подбить на что угодно.
Глава 47
Когда в тучах не видно луны и звезд,
Когда ветер бушует и рвется,
Всю ночь напролет, сквозь тьму и сквозь дождь
Одинокий всадник несется.
В черной, кромешной ночи
Куда же конь его мчит?
Роберт Луис Стивенсон
Джорджина приходила сюда каждый вечер – на это место под громадным раскидистым деревом, которое выросло, казалось, прямо на гранитном утесе. Сегодня вечером было прохладно, холоднее, чем вчера. Грэм сказал, что по утрам теперь везде лежит иней, изморозью покрывая деревья и землю.
Будь этот год таким же, как прежние, будь она дома, в фамильном особняке в Бостоне, она бы не заметила ни этой луны или первого инея, ни того, что ночь выдалась холоднее, чем предыдущая. Она была бы слишком занята, порхая с вечеринки на вечеринку и поднимая бокалы шампанского за друзей, которые на самом-то деле друзьями не были, смеясь и танцуя, возможно, с Джоном Кэботом, который носом доставал ей до плеча и чья лысина вечно отражала сияние мерцающих газовых светильников в бальном зале.
Джорджина откинулась, прислонившись спиной к стволу дерева и глядя, как поднимается оранжевая луна – яркий пламенеющий шар на удивительном темно-лиловом небе. Луна светила так ярко, что на нее было больно смотреть.
Листья начали опадать; они слетали на землю каждый день после полудня, когда ветер дул с моря. Теперь, в свете полной луны, они сверкали, как золотые.
Здесь было красиво, на этом затерянном острове, особенно по вечерам. Девушка оторвалась от дерева и пошла по тропинке, слушая, как шуршат под ногами листья.
Она поднялась по склону холма на луг, где тропинка, петляя, вела к мостику у пруда. Два лебедя дремали в зарослях у моста; головы они для надежности сунули под крыло. Джорджина побрела по самому берегу пруда, там, где красные ивы были гуще и где все заросло самбуком. Ветер за последний час утих, превратившись в легкий бриз, в воздухе разливалось спокойствие, а море вдалеке шумело размеренно, умиротворенно.
Девушка стояла у моста, глядя, как лебеди лениво покачиваются на глади пруда, прячась от ночи и мрака. Она посмотрела на звезды и вспомнила об Эми. Хотелось бы ей знать, где она сейчас, что делает.
Она раздумывала, как будет жить дальше, куда поедет отсюда. Что будет с ней? Джорджина пыталась убедить себя, что у нее есть будущее, но это не очень-то ей удавалось – в глубине души она в это не верила. Она чувствовала себя совершенно беспомощной, не способной ничего изменить в своей жизни.
В воздухе вдруг наступила зловещая тишина. Девушка вскинула голову, почти ощущая, как замерли звезды, а золотистая луна стала вдруг серебряной, ледяной.
Точно откликаясь на чей-то зов, Эйкен Мак-Лаклен выехал верхом на гребень холма. Сначала это был только темный силуэт; он несся по воздуху, точно легендарный полуночный рыцарь, летящий вскачь из Долины Спящих.
Его конь перескочил через каменную ограду, и копыта его гулко застучали вниз по склону холма. Он приближался – необычайно грациозно, стремительно. От этого зрелища просто захватывало дух.
Джорджина коротко, прерывисто вздохнула, когда всадник и конь неожиданно резко свернули к мосту. Прямо туда, где стояла девушка. Она не попыталась убежать; почему-то ей вдруг пришло в голову, что он, возможно, просто хочет напугать ее. Девушка и сама не понимала, откуда у нее возникло такое чувство, она просто чувствовала это, и все.
Всадник придержал лошадь. Возвышаясь в седле, он смотрел на нее так, будто нисколько не был удивлен, встретив ее здесь. Джорджина твердо, не моргнув, ответила на его взгляд. Она попыталась было что-то сказать, но даже и под страхом смертной казни девушка не смогла бы сейчас придумать, о чем заговорить.
Эйкен перекинул ногу через седло и спрыгнул на землю с легкостью опытного наездника. Он подошел совсем близко и стоял теперь, не сводя с нее глаз. На какой-то безумный миг в голове у Джорджины мелькнула мысль, что он может запросто схватить ее и поцеловать. И в то же самое безумное мгновение она подумала, что ей бы хотелось этого.
– Ты же до смерти тут замерзнешь, ты слишком легко одета.
Джорджина покачала головой.
– Мне нравится, когда в воздухе чувствуется морозец. Это освежает.
Эйкен улыбнулся – одной из тех улыбок, которая должна была бы насторожить ее.
– Уж не начинает ли тебя припекать здесь, Джорджи?
– Да вроде нет, – соврала она.
Эйкен рассмеялся, потом поставил ногу на камень и оперся локтями о колено. Он смотрел вдаль, на мостик и на пруд, а потом огляделся вокруг.
– Скоро все тут замерзнет, – заметил он. – Зима в этом году будет ранняя.
Девушка не ответила, да и что тут можно было ответить? Она никогда особенно не обращала внимания на погоду, как-то незачем было, разве что та каким-то образом нарушала ее планы. Стоя рядом с Эйкеном, Джорджина гадала, о чем он сейчас может думать. О чем он думает, когда смотрит на нее. О чем он думает, когда смотрит на своих детей.
– Расскажите мне о чем-нибудь.
– О чем?
– Что вы делаете целый день, пока я отрабатываю деньги, которые вы мне платите.
– Что я делаю?
– Да.
– Работаю.
Девушка кивнула, ожидая продолжения. Не дождавшись, переспросила:
– Так что же вы все-таки делаете, Мак-Олух?
– Занимаюсь разведением породистых лошадей, тренирую их. Вот таких, вроде Джека. – Эйкен выпрямился и дважды прищелкнул языком. Лошадь тут же подошла, остановившись рядом с ним. Эйкен потрепал Джека по морде, потом повернулся к девушке: – От этого производителя я в этом году получил четырех жеребцов.
– Четырех?
– Ну да.
Джорджина кивнула:
– Понятно. А кто же ухаживает за ними?
– Я сам. Уилл и Фергюс, когда они здесь бывают, тоже помогают мне на конюшне. А что?
Джорджина вздохнула. Его бы нужно как следует встряхнуть, чтобы он понял, что делает со своими детьми.
– Думаю, даже если я и скажу вам, вы все равно не поймете.
Эйкен как-то странно посмотрел на нее, потом просто пожал плечами. Он выпрямился и взялся за поводья. Одним ловким, грациозным движением он вскочил в седло.
– Холодает, да и поздно уже. – Эйкен протянул руку. – Садись. Я отвезу тебя домой.
Джорджина смотрела на его руку и не двигалась. Эйкен выдвинул ногу.
– Вставай на мой сапог, я подниму тебя.
Не сразу, но ей удалось-таки встать на его ногу. В следующее мгновение она уже сидела в седле позади него.
– Держись за меня.
Девушка обхватила его руками за талию, ощущая под пальцами мускулы его живота – упругие, твердые. Эйкен быстро взглянул на нее через плечо.
– Держись крепче, Джорджи!
И они, сорвавшись с места, помчались как ветер.
Глава 48
Шепот, затем молчанье...
То смех я слышу, то вздох:
Девчушки готовят планы
Застигнуть меня врасплох.
Генри Уодсворт Лонгфелло
Джорджина завязала на бант шелковую синюю ленту своей единственной ночной рубашки, потом повернулась – неловко, с трудом. Спина ее и ноги у бедер, с внутренней стороны, болели так, точно были избиты. Она только недавно вернулась и сошла наконец с этого проклятого белого жеребца, и все ее тело так саднило! Завтра боль станет невыносимой.
– Я довезу тебя до дома, – с раздражением пробормотала она, подражая Эйкену, прихрамывая и с трудом ковыляя через комнату. – Хотелось бы мне стукнуть его как следует!
Джорджина, бормоча это, с силой ударила кулачком по ладони. Однако в глубине души девушка знала, что бы она на самом деле хотела дать Эйкену. И это была вовсе не нахлобучка.
Плечи ее опустились, и девушка почувствовала жалость к самой себе. Как бы она ни старалась не обращать на него внимания, как бы ни убеждала себя, что он просто олух, она не могла не замечать одного – он восхищал ее. Как никто из мужчин до него.
С той первой ночи в саду он пробудил в ней все те девичьи мечты и грезы, которым – как Джорджина убеждала себя – она никогда не поддастся. Она и не собиралась им поддаваться – и все же не устояла.