Бартоломью Нэнси. Стриптиз в кино

   — Не задавайте мисс Лаватини подобных вопросов, — тихо, но угрожающе произнес Фрэнсис. — У вас не должно быть никаких подозрений, никаких сомнений. Если я говорю вам, что мы не причастны к вашим здешним делам и к смерти этого субчика, значит, это чистая правда. Если бы мы имели тут свои интересы, нам бы никто не помешал, и тогда не состоялся бы наш теперешний разговор. — Фрэнсис дал Коццоне обдумать свои слова и закончил так: — Полагаю, вам следует извиниться перед моей кузиной.
   Наверное, сам Бо Хопкинс не сыграл бы лучше финал какого-нибудь боевика, за который отхватил бы миллиончик зеленых!
   Мой гениальный брат уселся после всего этого на стул и стал спокойно ждать, словно напрочь позабыв о двух амбалах, игравших мускулами в непосредственной близости.
   Я увидела, что на лбу у Паки показалась испарина: то ли от жары, то ли от глубоких раздумий. Но также заметила, что он уже сгорел и готов поцеловать меня в зад. Фрэнсис тоже понял это и немного расслабился.
   Однако остывание давалось мистеру Коццоне с величайшим трудом, и прошло еще некоторое время, прежде чем он изобразил улыбку почти такую же широкую, как лежащий перед нами залив, и пробормотал:
   — Сам не знаю, мисс Лаватини, как меня угораздило такое сказать. Наверное, потому как смерть одного из наших уважаемых членов… Сами понимаете… Но, как бы то ни было, чего уж там, я погорячился и прошу прощения.
   Его речь напоминала извинения тинейджера, разбившего мячом стекло в классной комнате, но глаза… Глаза были как у злобного взрослого, который не забудет и не простит унижения и возьмет реванш при первом удобном случае.
   — Извинения принимаются, мистер Коццоне, — улыбнулась я. — Мы все иногда теряем контроль над собой.
   Однако мой взгляд, как и его, говорил совсем иное: что я с удовольствием оторвала бы ему его дурацкую преступную башку.
   И все мы при этом любезно скалились, прямо тройка закадычных друзей.
   Паки резко отодвинул стул, поднялся и направился к выходу. Его охранники подвинулись еще на пару шагов ближе к нам, и ощущение беды у меня усилилось. Теперь, когда он отошел от нашего столика, чего им стоило сотворить что-то со мной и с Фрэнсисом и умчаться на другом автомобиле, который, вполне возможно, где-нибудь неподалеку на всякий пожарный случай?
   Впрочем, я не особенно волновалась, так как вспомнила, что моя верная спецкоманда, уже зарекомендовавшая себя не далее как вчера вечером, зря времени тоже наверняка не теряет…
   И действительно, в отдалении послышались звуки автомобильных сирен, они приближались, и вот на дорожку, ведущую к ресторану “У Эрни”, ворвалась санитарная машина, вслед за ней пожарная и три полицейских, загородив все въезды и выезды. Выскочив из машины, санитары кинулись на веранду ресторана, за ними несколько дюжих пожарных и пара полицейских. Все это выглядело как проверка готовности объединенных санитарно-пожарно-полицейских сил Панама-Сити к любым нештатным ситуациям. Иначе говоря, как спецтренировка.
   Впечатление было такое, что эти ребята хорошо знали, куда спешат и как выглядит тот, кто им нужен, потому что женщина из машины “скорой помощи” почти сразу определила местонахождение Паки Коццоне и подошла к нему.
   — Пожалуйста, присядьте, сэр, — сказала она. — Это бывает, не волнуйтесь. Мы позаботимся о вас.
   Паки выглядел как загнанный зверь, он ничего не понимал, как, впрочем, и все остальные. На него жалко было смотреть.
   — О чем вы говорите? — пронзительно вскрикнул он. — В чем дело? Со мной все в порядке.
   — Сэр, — сказала женщина, — мы все хотим для вас только хорошего. Если вы присядете и позволите медсестре обследовать вас, мы сразу же поедем туда, где вы отдохнете и вам будет хорошо.
   — Мне и так хорошо! — взвизгнул Паки. — Вы что, сбрендили тут совсем? У меня машина, и меня ждут люди.
   — Это прекрасно, сэр, доктор Слейбек предупредила нас, что вы будете именно так говорить, но лучше, если вы поедете с нами в больницу.
   — Говорю вам, со мной все в порядке! — завопил Паки. — Это вы психари! Дайте пройти!
   Невысокий полицейский оказался женщиной, да еще блондинкой. Однако руки у нее были мощнее, чем шея у Арнольда Шварценеггера. Она загородила дорогу Паки и мелодичным голосом спросила:
   — Сэр, вы пойдете с нами спокойно или будете возражать?
   — Я ни хрена с вами не пойду! — ответил Паки. — Освободите дорогу! Мне нужно срочно ехать в аэропорт и возвращаться в Нью-Йорк!
   Блондинка обворожительно улыбнулась.
   — Тогда, боюсь, придется по-другому, — проворковала она.
   Все произошло в одно мгновение: Паки рванулся вперед, блондинка сделала какое-то неуловимое движение, и он сначала опустился на колени, а потом повалился на пол и замер. Бедный Паки.
   Блондинка скосила на меня глаза и сказала с сожалением в голосе:
   — Очень неприятно, что пришлось так поступить, особенно в общественном месте, но такой я получила приказ. Больной очень опасен. У него комплекс террориста-подрывника и убийцы. Такое заключение дала доктор Слейбек из Таллахасси. Но возможно, вы знаете об этом?
   Я не представляла себе, что на это ответить, однако Фрэнсис пришел на помощь.
   — Да, — сказал он, — мы поняли, он здорово того, и заподозрили, что, может, удрал из психушки. Поэтому старались не волновать, чтобы хуже не было. Конечно, таких надо держать в больнице. Дай Бог, вылечится и не будет про Нью-Йорк вспоминать. Я слышал, люди говорили, он был школьным сторожем где-то здесь, неподалеку.
   Я чуть не рассмеялась, но вовремя прикусила щеку. Оказывается, мой брат не только гениальный актер, но и гениальный шутник. А что же будет с Паки, подумала я. Прокатится с ветерком до Таллахасси, это часа полтора, и там дежурный врач рявкнет, что никакого Коццоне знать не знает и не заказывал его доставку, а эти идиоты в Панама-Сити что-то, как всегда, перепутали.
   Пока же я увидела, как мафиози усадили в полицейскую машину, которая рванула с места, за ней санитарная, и замыкал кортеж черный седан с затемненными стеклами. А потом я увидела старый-престарый “плимут”, из которого мне махала рукой Рейдин, рядом с ней сидела Пат. Старушки давали понять, что отбывают восвояси и мы скоро встретимся.
   — Ну, — сказала я, оборачиваясь к Лосю-младшему, — рабочий день окончен.
   — Да, — ответил он, оставляя на столике еще одну двадцатку. — Надеюсь, можно отправиться домой и отдохнуть. Я ведь для этого и приехал.
   Я не стала его разочаровывать. Пусть пока думает, что с такой сестрой, как Кьяра, ему удастся отдохнуть. Но уж, во всяком случае, большую кружку отцовского кьянти он от меня получит.
   Заслужил.

Глава 26

   Когда мы с Фрэнсисом въехали в наш район, мои верные соратницы были уже на месте — точнее, в моем трейлере — и, судя по звону посуды, готовились к тому, чтобы отметить что-то: не то просто приезд Фрэнсиса, не то нашу общую маленькую победу. Кофе был сварен, кувшин отцовского кьянти стоял посреди кухонного стола, в руках у Пат была колода карт. Она ведь — я не говорила? — заядлая картежница.
   — Доктор Слейбек принимает сегодня? — спросила я. — У меня расстройство желудка.
   Рейдин скромно улыбнулась. То же сделала Флафи, сидевшая у нее на коленях.
   — Дорогие мои, — сказала Рейдин, обращаясь ко мне и к Фрэнсису, — вам надо знать, что к настоящему времени я изучила нашу медицинскую систему на все сто процентов.
   — Похоже на то, Рейдин, — ответила я, — но, когда мы разрабатывали план операции, ты собиралась натравить на них полицию, а вовсе не санитаров и пожарных.
   Рейдин рассмеялась с некоторой горечью. Вообще, к моей радости, она была сегодня в прекрасной форме — никаких воспоминаний о вчерашнем ужасе, никаких следов безумия.
   — Надо же знать нашу полицию! — сказала она. — Бумажные души! Хотят все проверить и перепроверить — кто ты такая и правда ли, что ты именно та, за кого себя выдаешь… Ну и так далее. — Она вдруг задумалась. — А может, это правильно? Иначе мы такое друг на друга наговорим и напишем!
   Пат и Фрэнсис в этот момент уже потянулись к отцовскому кувшину — у Пат лицо было спокойное: она достаточно хорошо знала Рейдин, а у брата — встревоженное: видимо, опасался последствий того, что натворила эта странная женщина. Хотя до конца еще не понял, что же все-таки произошло и каким образом ей это удалось…
   — А что было дальше? — спросил он у Рейдин после того, как мы чокнулись и осушили по первому бокалу кьянти.
   — Хотите знать? — с готовностью откликнулась та. — Все очень просто. Я послала им факс с моей старой историей болезни. Только стерла свое имя и поставила другое, сами знаете какое. Хотя я его тогда еще не знала, поэтому нацарапала что-то непонятное. Ведь у всех врачей такой жуткий почерк, верно? Зато сообщила, где этот псих будет, в какое время и с кем потребовал встречи — со знаменитой артисткой, чей портрет видел на афише. Иначе грозил всех взорвать и перестрелять.
   — И в полиции так просто купились? — не удержался Фрэнсис. — Поверили?
   Сейчас он уже не был похож на Лося-младшего, многоопытного гангстера, мафиози и киллера в одном лице, а скорее напоминал зрителя телебоевика, которому не терпится узнать, что будет дальше и кто же, в конце концов, убийца.
   Рейдин продолжала, но перед этим мы выпили еще по стаканчику.
   — Я сообщила номер телефона, по которому они могут позвонить в больницу, откуда удрал больной, и получить подтверждение. А потом звякнула своей старой знакомой Берне Слейбек из этой больницы и сказала, как она должна ответить, если будет звонок из полиции.
   Этого добропорядочный Фрэнсис уже не мог вынести.
   — Ваш знакомый врач согласился на все это вранье? Она дала ложные сведения полиции? Да ее лишат лицензии!
   Пат широко улыбнулась на это, а Рейдин посмотрела на Фрэнсиса как на полного идиота или в лучшем случае на фламандца.
   — Вас не могут лишить того, чего у вас нет, — торжествующе заявила она. — Моей Берне вообще лет сто, и еще больше лет она работает в этом психдоме, только не врачом, а на кухне. Можете сами проверить. Позвоните туда, добавочный двадцать четыре, и попросите доктора Слейбек. Вам все позовут старуху Верну.
   Фрэнсис не мог отказать себе по этому поводу в дополнительной, и весьма внушительной, порции кьянти.
   — У вас есть деньги? — почти без всякого перехода поинтересовалась Рейдин.
   — Ну, в общем, да, — ответил он, не совсем понимая смысл вопроса.
   Рейдин удовлетворенно кивнула, хлопнула по столу и поглядела на Пат. Та ответила кивком и начала тасовать карточную колоду.
   — Тогда вперед! — провозгласила Рейдин. — Мне сегодня везет. Попробуй сразиться со мной, Большой Брат!
   — Пожалуй, — сказал Фрэнсис, и мне стало его немного жаль.
   Ему приходилось, конечно, играть в клубе нашего землячества. Даже довольно часто. Но это была, как бы поточнее выразиться, джентльменская игра. Помногу там никто не проигрывал и не выигрывал, а Фрэнсис, кроме того, вообще был везунчиком, насколько я знаю. Однако Рейдин и Пат собрались показать ему свою игру в покер.
   Карты были сданы, Фрэнсис с любезной улыбкой взирал на своих соперниц. Я представляла, что он сейчас думает. Что-нибудь вроде: “Постараюсь не слишком обижать этих милых одуванчиков” или: “Надо быть помягче, чтобы старушкам не пришлось лезть за деньгами в старые сундуки”.
   Участливо покачав головой, я вышла из кухни, чтобы приготовиться к работе. Сегодня я собиралась наведаться в клуб. Я не стала тратить время на завивку и макияж, так как не хотела, чтобы Фрэнсис видел меня во всем блеске. Он бы определенно не одобрил. Поэтому я нацепила джинсы, небрежно заколола волосы и с рабочей сумкой направилась к выходу.
   — Мне нужно уйти, — сказала я ему, однако слова мои были как вопль вопиющего в пустыне: Фрэнсис был уже с головой погружен в игру. Не забывая, впрочем, и о кьянти.
   За то время, что я принимала душ и одевалась, он, насколько я могла заметить, потерял свой снисходительный вид и выглядел теперь обеспокоенным. Я бы сказала, даже растерянным. И на стакан с вином, стоявший перед ним, смотрел так, словно хотел обвинить его в своих бедах.
   — Будьте бдительны, игроки, — проговорила я уже от двери. — Неизвестно, что надумает мистер Коццоне, когда его выпустят.
   Фрэнсис только хмыкнул, а Рейдин подняла глаза от карт и сказала, кивая на угол возле двери, где стояла ее короткостволка:
   — Мое оружие всегда на страже. Фламандцы ведь тоже не дремлют.
   — У меня роджер, — объявила Пат.
   — Господи! — воскликнул в сердцах Фрэнсис. — Что за карты!
   Моего ухода они не заметили.

* * *

   Винсента Гамбуццо я увидела сразу, как вошла в клуб через заднюю дверь. Шеф стоял там, нервно двигая челюстями, в огромных солнечных очках отражались огни нашего закулисья.
   — Слава Богу, ты пришла, — начал он жаловаться. — Теперь будет хоть немного легче. У нас стало опаснее, чем в джунглях, Кьяра. Клиентов — раз-два и обчелся, народ бежит от нашего клуба как от чумы. Девушки боятся работать, после того как двух застрелили. Без Марлы и без тебя у нас не стало настоящего шоу. Я связался кое с кем, чтобы прислали хотя бы еще одну из гастролерш, но они не очень обещают. Кроме того, агенты запрашивают такие комиссионные — обалдеешь! Хорошо бы ты уговорила наших девушек не убегать с корабля. Ты ведь, надеюсь, тоже заинтересована в нашем бизнесе. Или нет?
   Вот так: ни тебе “пожалуйста”, “попробуй”, “буду благодарен”… Просто — давай уговори, ты заинтересована.
   Конечно, заинтересована и могла бы, возможно, кое-кого из девушек уломать легче, чем он, но все-таки когда наконец этот хмырь научится нормально разговаривать с людьми? Уверена, тогда и дела пошли бы лучше!
   — Марла в тюрьме? — спросила я.
   — Нет, насколько я знаю. Никому не известно, где она кантуется… Ты не хочешь подойти к входной двери и постоять немного? Может, это привлечет публику? Сделай, пожалуйста.
   Чудеса: дождалась столь редкого от него слова.
   Ворвался режиссер, ему зачем-то понадобился Винсент, а я отправилась к главному входу посмотреть, так ли все плохо, как сказал босс. Было еще рановато для съезда гостей, они начинают обычно валом валить после девяти, но я надеялась, что и сейчас кое-кто появится. Во-первых, новички, которые еще ни о чем не наслышаны; во-вторых, просто любопытные — после того как узнали о том, что у нас произошло; ну и потом вездесущие журналисты.
   Гордон был на месте у дверей, продавал входные билеты и односложно отвечал на многочисленные вопросы. Он был бледен и напряжен, глаза ввалились. Переживает случившееся или, может быть, сам каким-то боком замешан?
   Он улыбнулся, увидев меня, и тоже сразу начал жаловаться.
   — Гамбуццо заставляет работать без отдыха. Вчера — всю ночь. А у меня желудок болит мочи нет.
   — Что с тобой?
   — Язва… Сегодня тоже до утра буду. Может, позавтракаешь со мной потом? Поболтаем… — Он просительно смотрел на меня.
   — Посмотрим, как пройдет ночь, — сказала я. — Я еще не совсем здорова, и ко мне приехал брат.
   Я вошла в помещение клуба, прошла мимо Бруно, который мне довольно весело подмигнул, приблизилась к бару, где сгрудились официантки, лица у всех были нервные, неприветливые.
   Только один человек на этом фоне выглядел абсолютно таким, как всегда, — таким же скудоумным и малоприятным. Это был, разумеется, Рикки Растяжка. Как ни в чем не бывало ущипнул меня за бок и заорал:
   — Кьяра! Ты опять с нами!
   Я раздраженно обернулась к нему, раздосадованная собственной злостью: ведь говорят же — “на обиженных Богом не обижаются”.
   — Еще раз попробуешь, — прошипела я, — проткну каблуком другой палец! Или какое-нибудь еще место, более важное для тебя.
   Рик непроизвольно отдернул ногу и неловко рассмеялся.
   — Я ведь по дружбе, — сказал он.
   Ей-богу, иногда он может быть даже трогательным. Наверное, убийцы и маньяки тоже могут… Брр!..
   — Скажи лучше, — я понизила голос, — где сейчас Марла?
   — Мой рот запечатан, — ответил он.
   — Рик, будет хуже, если его распечатают другие, а не я! Он не выказал никакого испуга.
   — Дорогуша, да я знать не знаю. Она и мне ничего не сказала.
   — Тебе известно, что у полиции ордер на ее арест? Он утвердительно кивнул и поглядел на меня с хитрой усмешкой.
   — Конечно. И после этого ты думаешь, мы с Марлой будем доверять тебе? Ведь это твой дружок-коп постарался.
   — Не вали с больной головы на здоровую, парень! Это ты готов предать Марлу ради любой юбки, хотя увиваешься за ней и на каждом шагу клянешься в своих дурацких чувствах! Я никогда не говорила ей, что она мне нравится, а, наоборот, высказывала в лицо то, что думаю. Но никогда не предам ее. Хотя бы потому, что мы в одной упряжке. А для тебя это раз плюнуть!
   И опять в лице Рика мелькнуло что-то детски беспомощное, когда он сказал:
   — Я и сам мучаюсь оттого, что хочу всех женщин перетрахать. Честно. Сам не знаю, что делать. Хочу к психарю обратиться.
   — Обратись. Он тебе выпишет таблетки, чтобы поумнеть. Если такие есть.
   — Не говори так, Къяра. Ты вот не читала книжку “О мужчинах, которые не умеют любить”. Там все про меня написано. Я сейчас изучаю эту штуковину, когда есть время.
   — Лучше почитай книжку “О женщинах, которые не хотят иметь дело с круглыми идиотами”, — проворчала я.
   И ушла. Ну как с таким можно иметь дело?
   Наша гримерная-костюмерная была почти пуста. Если не считать нескольких девушек, которые не танцуют, а работают в обнимку с шестом, и которым так нужны деньги, что они забывают об угрозе для жизни. Возможно, они из тех, кто привязался к наркоте, или у них парни такие. Я в свое время советовала Винсенту избавиться от таких, кто только раздеваться умеет, но он не слушал моих советов, говорил, их легче найти, чем настоящих танцовщиц. Что ж, наверное, он прав.
   Я поздоровалась с девочками и села на телефон. Через двадцать минут мне не без труда удалось уговорить трех танцовщиц выйти на ночь за дополнительную плату, обещанную Винсентом под моим давлением. Собственно, я выполняла работу завтруппой, которые, знаю, бывают в других клубах. У нас таких не было, хотя по возрасту и опыту я, пожалуй, могла бы считаться старшей.
   Сегодня я решила исполнить меньше номеров, чем обычно, но включить что-то новенькое, вернее, хорошо забытое старенькое. Для этого вытащила из шкафчика костюм под названием “Принцесса Лея”. В нем я как бы напоминала зрителям о “Звездных войнах”, чтобы каждый из них почувствовал себя наедине со мной в космическом корабле. Я уже начала одеваться, когда заявился Винсент.
   — Ну, дозвонилась кому-нибудь? — спросил он.
   — Джолен, Тони и Марки придут, — ответила я. — А у тебя как?
   — Барри Сандуцки соизволит прислать какую-то Кенди Барр. Уверяет, она умеет все в лучшем виде. Что это может означать, посмотрим.
   Я переступила через снятые джинсы, приготовилась снять безрукавку.
   — Когда она прибудет? — спросила я из-под рубашки.
   — Обещал, что часам к десяти прилетит из Атланты. Просил встретить ее в аэропорту, сказал, она может не поймать такси.
   — Не поймать такси? Потеряться в нашем карликовом аэропорту? Винсент, что за чепуха?
   Он неохотно пояснил:
   — Ну, дело, конечно, не в этом. Просто хочет, чтобы ее кто-то сопровождал. Вроде бы охрана. Да и понятно: ведь две девушки, которых он прислал, убиты.
   — Тогда зачем посылает третью? И почему она согласилась?
   Босс ощерился в улыбке.
   — Возможно, потому, что у них в Атланте убивают по два-три человека за день. А у нас все-таки с некоторым перерывом. И еще потому, что деньги — везде деньги, и у нас, и в Атланте. Кроме того, я сказал ему, что Марлу ищут и должны арестовать. Это значит, что убийца определен и клубу уже ничего не угрожает, так ведь?
   Я резко повернулась к нему:
   — Но ведь это неправда, Винсент! Как ты мог такое брякнуть?
   Его взгляд за темными очками был направлен куда-то мимо меня.
   — Не знаю, правда или нет, так решила полиция. Говорят, они нашли ее отпечатки там, где нужно. Кроме того, у нее уже была история со стрельбой в человека несколько лет назад. Тогда Марла тоже разозлилась. Может, сейчас она боялась потерять работу. По такой причине не она одна совершила преступление. И вообще, что мы знаем об убийцах? Вспомни, как о них говорят в разных интервью: он был такой тихий… такой спокойный… конфетки детям дарил… — Винсент не на шутку разволновался, даже стал переставлять на моем столике баночки с гримом. — Кьяра, — продолжал он жалобно, — я, может, меньше всех хотел бы, чтобы Марлу обвинили, но ведь все против нее.
   Он тяжело вздохнул, и у меня при взгляде на его поникшее одутловатое лицо вдруг мелькнула мысль: этот носорог неровно дышит к Марле. Почему бы нет? Она ему вполне подходит по объему.
   Конечно, именно так. Потому он и терпел ее взрывной характер и выдвинул в ряды солисток, несмотря на отсутствие всякой сценической сноровки. Никогда не устраивал ей разносов, как другим. Даже когда она скандалила… Что это, если не любовь? Нормальная американская любовь, о которой сложено столько песен и блокбастеров…
   Я подошла к Винсенту, похлопала по носорожьему плечу.
   — Не хочешь верить, что она убила? — сказала я прямо ему в ухо. — Я тоже.
   От него пахло потом вперемешку с каким-то сильным дезодорантом. И я ощущала толчки его большого сердца о грудную клетку. Такие частые, словно босс только что совершил восхождение на Эверест.
   — Я не хочу верить, — тоже негромко произнес он, — но и не хочу, чтобы меня считали дураком.
   Винсент замолчал, но я, кажется, знала, что еще он хотел сказать. Что никто не принимает толстяка Гамбуццо всерьез, что, конечно, он не рассчитывал на ответное чувство Марлы, если она и догадывалась, как он к ней относится. Но скорее всего она ни о чем не подозревала. И еще он хотел сказать, наверное, что все равно будет любить ее всю жизнь, упорно и преданно, несмотря ни на что.
   У меня даже слезы навернулись на глаза от его невысказанных слов, и опять сделалось всех жаль — и его, и Марлу, и этих девиц в раздевалке.
   — Винсент, — сказала я, — ты не должен бросать ее в беде..
   — Но что я могу сделать?
   — Свяжись с адвокатом. Самое время. И верь в то, что она не виновата. Я тоже буду стараться помочь.
   Рыжик прервал наш почти задушевный разговор, вбежав в комнату с криком:
   — Кьяра! Твой выход!
   Я оправила наряд Принцессы Леи, пригладила волосы и отправилась на сцену. Заиграла музыка из “Звездных войн”, заработала дымовая машина, Принцесса начала действовать. Поверьте, это выглядело впечатляюще: таинственное освещение, туман, который постепенно рассеивается, три межзвездных громилы с ружьями по бокам, и я в просвечивающем почти насквозь костюме иду как бы по взлетно-посадочной полосе и, протягивая руки, произношу:
   — Помоги мне, Оби-Ван! — Но тут я, как на грех, забыла, что там происходит дальше в кинофильме, какие следуют реплики, и добавила уже не совсем по сценарию: — Они преследуют меня!
   Не знаю, хорошо ли помнила публика эту картину, но один паренек, как видно, из фермеров, безусловно, слишком молодой, чтобы знать оригинальную версию фильма, подошел поближе к сцене с явным намерением помочь мне или по крайней мере лучше понять, что происходит. Я улыбнулась ему и указала на свою подвязку, предлагая, если хочет, положить деньги. Он с обеспокоенным лицом повернулся к пожилому спутнику с явными уже признаками фермера и произнес:
   — Что я тебе говорил? Эти девушки здесь — настоящие белые рабыни. Посмотри на нее.
   Пожилой рассмеялся и протянул ему денежную купюру:
   — Сунь в подвязку, Лестер. Это поможет ей выкупиться на свободу.
   Я подошла ближе к рампе. Паренек покраснел и отвел глаза.
   — Эй, — сказала я ему, — я здесь. Ты меня видишь? Посмотри, не бойся. Люди рождаются еще более голыми.
   Вокруг рассмеялись. Молодой фермер с ужасом взглянул на мои длинные ноги, покраснел еще сильнее и дрожащей рукой подсунул деньги под эластичный материал подвязки.
   — Ну вот видишь, — сказала я, — не так страшно. У всех своя работа. Я тебе хоть немного нравлюсь?
   — Вы… вы… — запинаясь пробормотал он, — красивая.
   — Ты тоже, — сказала я. — У тебя будет красивая девушка, если ее еще нет.
   — Вы первая девушка, — засмеялся его спутник, — которую он видит так близко. Правда, Лестер?
   В конце концов юноша тоже рассмеялся. Не знаю, победила ли моя Принцесса жестоких инопланетян, но Кьяра, как я считаю, одержала пускай маленькую, но победу: один из ее зрителей преодолел чрезмерную стыдливость и, кроме того, услышал от женщины, что он хорош собой. Надеюсь, это придаст ему уверенности в будущем.
   Я уже заканчивала номер, музыка шла к финалу, Рыжик пустил заключительную порцию дыма, в клубах которого я почувствовала себя в большей безопасности, потому что в ходе представления нет-нет да и мелькала мысль, что кто-то уже целится в меня откуда-нибудь от двери, чтобы после выстрела благополучно смыться.
   У двери я действительно увидела человека, и наверняка вооруженного, — это был Джон Нейлор. Он улыбнулся мне. Я выпрямилась, отстегнула одну из подвязок и запустила ею в публику, которая взревела от восторга. Потом окончательно расстегнула лифчик, но тут дым почти совсем скрыл меня от глаз Нейлора и от зрителей.
   Занавес упал, и я ушла под звуки, сопровождающие “Звездные войны”, и под аплодисменты землян.
   Я уже переоделась, когда за кулисами появился Нейлор. Никогда раньше он не заходил сюда.