Басби Ширли. Пурпурная лилия

   — Нет. Боюсь, это невозможно. Поблизости есть несколько гостиниц и постоялых дворов, где он наверняка найдет для себя достойные апартаменты.
   Черные глаза Франсиски сверкнули злобой, но она благоразумно промолчала. Дважды она сразилась с ненавистным гринго, и оба раза он вышел победителем. Однако вспыхнувшая в ней ярость не позволила ей сохранить спокойствие и, отбросив салфетку, она выскочила из-за стола.
   — Прошу прощения. Я плохо переношу ваше общество.
   В столовой воцарилось тревожное молчание, и Сабрина пожалела, что тетка так неосмотрительно бросила ее одну. Однако Сабрине надо было показать, что она ничуть не напугана и не собирается позволять так же обращаться с собой, поэтому она ринулась в атаку:
   — У вас достаточно большой дом, чтобы приютить еще одного гостя. В конце концов, он — ее сын и мой кузен, а не какой-то там бродяга.
   — Понимаете, — возразил Бретт, — это мой дом, а я не хочу принимать его.
   Получив отпор, Сабрина покраснела. Действительно. Это его дом. Однако любопытство не позволило ей промолчать.
   — Почему вы не хотите принять его? Он прикрыл ресницами глаза и беспечно ответил:
   — Потому что я ему не доверяю. Сабрина нахмурилась.
   — Почему? Что он сделал вам плохого?
   — Он врал мне… непростительно врал. Сабрина смотрела на него, не подозревая, как очаровательна она в золотистом свете свечи.
   — Как врал? Вы уверены? Насколько мне известно, он никогда никому не говорил не правду.
   Это было бы непорядочно, а Карлос на редкость благородный человек.
   Сабрина не подозревала о своих чарах, зато Бретт помимо своей воли смотрел на нее и не мог оторваться от ее покатых плеч и нежной вздымающейся от волнения груди. Он вспомнил вкус ее кожи, аромат ее губ, и его охватило неистовое желание. Ругая себя за то, что опять дал волю своим чувствам, Бретт поднялся из-за стола, пытаясь сохранить спокойствие.
   — Сомневаюсь, чтобы хоть один из вас знал значение слова «благородство», но в любом случае, я не желаю это сейчас обсуждать. Прошу прощения, у меня дела.
   Сабрина удивилась быстрой смене настроения Бретта.
   — Стойте! — беспомощно крикнула она, когда он открыл дверь. — Какие у вас дела в это время?.. И вообще я хочу поговорить с вами. — Она сделала над собой усилие и посмотрела ему в глаза. — Н-н-н-асчет оп-опекунства.
   — Тут не о чем говорить. Я — ваш законный опекун, и вы находитесь под моей опекой. Таковы условия завещания, сделанного вашим отцом, и я собираюсь в точности следовать им.
   — Вы не шутите? — с упавшим сердцем возразила Сабрина. — Неужели вы в самом деле хотите быть моим опекуном?
   Его странный, напряженный взгляд пробежал но ней, и Сабрина почувствовала себя чуть ли не голой.
   — Если обязанности опекуна станут для меня утомительны, — произнес он странным голосом, — я уверен, что найду занятие поинтереснее…
   Сабрина побелела.
   — Что вы хотите сказать? Он цинично ухмыльнулся.
   — О, моя дорогая, неужели вы настолько наивны?
   Еще не успев ни о чем подумать, Сабрина со всей силы ударила его по щеке, и звук был такой, словно выстрелили из ружья. Наступила тишина. Застыв на мгновение, они молча смотрели друг на друга.
   Первым пришел в себя Бретт и, выругавшись, закрыл дверь, преграждая ей путь к бегству.
   — Дорогая, — прищурившись, произнес он ледяным тоном, — кажется, однажды я уже предупреждал вас, чтобы вы не давали волю рукам.
   — Не понимаю, о чем вы! Он улыбнулся одними губами.
   — Растолковать яснее?
   Сабрину охватил трепет, когда она ощутила прикосновение его рук, и, когда губы Бретта приблизились, не отвернулась. Она жаждала его поцелуя и мечтала избежать его. Он впился в ее губы с такой силой, словно хотел причинить боль, а его руки уже стискивали ей плечи, так что у Сабрины не было ни одного шанса убежать… или оказать сопротивление.
   Сабрина сдалась без борьбы. Ей было все равно, почему он целует ее, она даже не обращала внимания на то, что его поцелуи грубы и он словно наказывает ее. Для нее только одно имело значение — он опять обнимает ее! Тихо застонав, умоляя его то ли оставить ее, то ли не оставлять, Сабрина обхватила его шею, прижавшись грудью к его груди и бедрами к его бедрам.
   Бретт целовал ее так, словно хотел утолить измучившую его жажду. Его губы были везде — у нее на лбу, на щеках, на глазах, на подбородке. Но вновь и вновь он возвращался к ее губам, проникая языком к ней в рот и ища ее язык, отчего в голове у нее словно промчался огненный вихрь. Как будто не было этих шести лет и они расстались только вчера. Только память о причиненной ему боли и страшная жажда, сжигавшая его, напоминали Бретту, как долго он не держал эту женщину в своих объятиях. Сколько же они потеряли времени, горько думал Бретт, не в силах оторваться от ее нежного рта.
   Сабрина что-то удивленно бормотала, чувствуя силу его рук. Кровь закипела у нее в жилах, и она больше ничего и никого не хотела знать, кроме целовавшего ее мужчины. Даже когда ощутила властное прикосновение руки Бретта к груди, она не оттолкнула его, не желая расставаться с цепями страсти, которыми этот мужчина опутал ее. Она почувствовала, как он спустил с плеча рукав и горячей ладонью коснулся ее соска; она задрожала всем телом и лишь застонала, когда он наклонил голову и жадно втянул в рот сосок. Сабрина знала, что ни в чем не откажет ему. Ни в чем. Знала, что его власть над ней безгранична, и она все еще страстно желает его. Как бы он ни обошелся с нею. И если он даже только раз использует ее тело, все равно она с радостью примет его и постарается забыть обо всем на свете.
   Шесть долгих лет она старалась забыть любимого, и потребовалось всего одно мгновение в его объятиях, чтобы Сабрина поняла, как бессовестно лгала себе все эти годы. Ее тело пылало, ей хотелось сбросить платье и отдаться ему так, как в ту далекую лунную ночь на озере. Она прижалась к нему животом и сделала бедрами движение, старое как мир. С радостью услышала она приглушенный стон, и руки Бретта легли ей на ягодицы и еще теснее прижали ее к нему.
   Его губы исступленно искали ее губы, его руки не мешали ее движениям, и он сам двигался, подчиняясь ритму все сильнее захватывавшей его страсти, заставляя Сабрину вскрикивать от наслаждения.
   Неожиданно раздался стук в дверь. Отпрянув от Сабрины, Бретт хрипло и раздраженно спросил:
   — Ну, в чем дело?
   Послышался извиняющийся голос слуги Эндрю:
   — О, сэр, прошу прощения. Я не знал, что вы заняты. Я приду позже.
   Бретт тронул пальцем раскрасневшиеся щеки Сабрины.
   — Надеюсь, теперь вы кое-что поняли, моя радость. Если вам еще захочется меня ударить — не стесняйтесь.
   С живым интересом он посмотрел, как у нее сжались кулачки, и, учтиво поклонившись, с улыбкой на губах покинул комнату.
   От обиды слезы закипели у нее на глазах.
   Конечно, бесполезно было прикидываться, что он ей безразличен. Мало того, она словно глина в его руках, из которой он может лепить все, что ему угодно.
   Но, чем больше Сабрина уговаривала себя, тем больше понимала, что просто пытается себя обмануть. Если честно, то несмотря на гнев и на боль, которые вызывало его поведение, она страстно желает его. Любовь вернулась с новой силой и накрыла ее как волной.
   Как ни странно, Бретт тоже думал о ней. Противоречивые чувства терзали его. Да, он не любил ее! Желал, но не любил. В этом он мог бы поклясться кому угодно. В библиотеке он налил себе бренди. Когда он делал ей предложение шесть лет назад, то не думал ни о каких нежных чувствах. Он же не сумасшедший, чтобы влюбиться в женщину, которая ясно дала понять, что ее волнуют только его деньги.
   Даже теперь, когда прошло столько лет, он легко вспомнил боль и ярость, мучившие его, пока он несколько недель жил в Накогдочезе, мечтая, чтобы Сабрина забеременела и стала его, и в то же время желая оказаться как можно дальше от расчетливой шлюхи. Даже себе он не желал признаваться в разочаровании, которое пронзило его словно кинжалом, когда Олли принес от Сабрины отрицательный ответ. Втайне он надеялся, что случится чудо, что после его отъезда она образумится, и в ней проснутся другие чувства, кроме жадности, которые заставят ее принять его предложение, несмотря ни на что… К сожалению, этого не произошло, усмехнулся он, делая еще один глоток бренди. Ни разу за все прошедшие годы она не подала знака, что раскаивается. Алехандро в своих редких письмах аккуратно обходил хотя бы малейшее упоминание о своей дочери. Кстати, он ничего не написал ему и об изменении в завещании.
   Господи, как же он разозлился, когда узнал, какую шутку с ним сыграл Алехандро, и его злость даже приглушила печаль. Первым его побуждением было отказаться от опекунства и не иметь никаких дел с Сабриной дель Торрез. Он хотел преподать ей хороший урок, чтобы она поняла, что мужчина — не игрушка в женских руках, которую можно отбросить, как только она наскучит. Бессонными ночами, лежа в кровати, он придумывал месть пострашнее. Ему хотелось, чтобы она оказалась полностью в его власти и подчинялась ему беспрекословно. То, что такая месть навсегда привязывает Сабрину к нему, а его наказание есть не что иное, как утоление любовной страсти, никогда не приходила ему в голову. Зато получив копию завещания, он сразу понял, что, сам того не желая, своей припиской Алехандро сделал свою дочь его пожизненной пленницей. Настал наконец его час!
   Сколько месяцев он лелеял мечту об этой встрече, представлял ее, и теперь ему было не по себе, ведь все получилось совсем не так, как он хотел. Он не ожидал, что эта встреча так сильно взволнует его. Увидав Сабрину, запыленную, возле лестницы, он с трудом удержался, чтобы не обнять ее и не поцеловать. Сердце его радостно заныло, так, что в первое мгновение Бретт напрочь забыл о мести. Он только радовался, глядя на нее, зная, что Сабрина наконец в его доме. Бретт проклинал Франсиску за ее занудство, но потом был даже благодарен ей за то, что она не позволила ему ничем выдать себя…
   Выдать себя! Он пришел в ярость от одной лишь мысли об этом и, допив бренди, со стуком поставил рюмку на стол. Нечего выдавать, мрачно подумал он. И вообще ему не нужны женщины! Особенно Сабрина! На этот раз страдать будет она, а не он! Жестокая усмешка скривила губы, когда он вспомнил их разговор после обеда.
   Сабрина всегда была ему желанна, но сегодня она выглядела просто потрясающе со своим варварским ожерельем из оникса на теплой коже. Он представил себе, как бы было хорошо, если бы она распустила волосы и сняла все, кроме ожерелья…
   Конечно, он нарочно провоцировал ее, ожидая только предлога, чтобы схватить ее в объятия и поцеловать. Да, эта женщина умеет околдовывать, ведь он забывает обо всем на свете, стоит ему только вдохнуть аромат ее кожи.
   Настроение у него немного улучшилось. Он обошел библиотеку и остановился возле камина.
   Кто бы мог подумать, что они опять будут жить под одной крышей? Что у него будут все права мужа, кроме одного, главного, и это тоже будет, если он наплюет на свое опекунство? Годы изменили его, и Алехандро не узнал бы прежнего Бретта в сегодняшнем цинике, а, может быть, и узнал, поэтому и сделал свою приписку?
   Он стал холоднее, суше, циничнее, презирал чужие законы и жил, согласуясь только с собственными. Он был богат и обаятелен и получал от жизни все, что желал.
   После отвратительного прощания с Сабриной, Бретт много пил, много дрался, иногда по несколько дней не приходя в чувство и ища свою дорогу в ад. Однако в конце концов наступил день, когда он понял, что губит себя, и начал потихоньку выкарабкиваться из своего безумия. Он не мог усидеть на одном месте, поэтому объездил весь свет — был в диких лесах Южной Америки, в загадочной Африке в изобильной Индии. Бретт ничего не боялся, потому что не боялся умереть.
   Его бесконечные путешествия привлекли к нему внимание президента Джефферсона, и для Джефферсона было вполне логично предположить, что Бретту захочется поехать в Египет и, возможно…
   С улыбкой Бретт вспомнил, как ловко президент подвел его к этой мысли. Как осторожно его проверял и пробуждал в нем интерес, а потом великодушно возложил на Бретта секретную разведывательную миссию.
   В Египте и в других местах, куда не ступала нога белого человека, Бретту понравилось, но вскоре он понял, что устал скитаться, и летом возвратился домой. В будущее он не заглядывал.
   Домом в Новом Орлеане он владел давно, мечтая разместить в нем свои коллекции, привезенные из путешествий. Плантацию в Нижней Луизиане, Лисье Логово, благодаря большим вложениям, удалось спасти, и она уже несколько лет приносила изрядный доход. Там тоже был когда-то большой дом, но ураган его разрушил, и Бретт, зная, что не будет часто приезжать туда, построил другой, поменьше, но вполне удобный. В последние пять лет он почти не бывал там, но теперь, когда он стал опекуном Сабрины, все может измениться…

Глава 23

   Как ни странно, Сабрина отлично спала ночью и утром проснулась в отличном настроении. Кровать была удобной, мягкой, особенно если учесть, что она много дней не спала в кровати, солнце светило вовсю, и улыбающаяся Люп уже принесла душистый кофе. Ну, как тут быть мрачной или грустной!
   Она вымыла свои волосы цвета красного золота, думая о поцелуе Бретта. Он ее поцеловал, и ей это понравилось… даже очень понравилось.
   Довольная собой, Сабрина натянула на себя синий пеньюар и вышла на балкон, чтобы получше подсушить волосы. Солнце быстро сделала свое дело, и вот уже кудряшки завились у нее на висках и на затылке, и она, словно в детстве, подставила солнцу лицо для поцелуя.
   Балкон Бретта был на третьем этаже напротив окна Сабрины, и он с удовольствием наблюдал за ней. Сабрина рассмеялась, увидав колибри, и Бретт поймал себя на том, что тоже улыбается. Когда она подставила лицо солнцу, он вдруг позавидовал его лучам, которым можно касаться всего ее тела… Не желая больше смущать себя, он вернулся в комнаты.
   Олли был занят его рубашками, но, тем не менее, усмехнувшись, сказал Бретту:
   — Красивая, а? С ее богатством вам недолго быть опекуном. Как только здешние молодые люди прознают про нее, от них отбоя не будет. Вам останется только выбирать и…
   Бретт сжал зубы и мрачно посмотрел на своего болтливого слугу.
   — Я вижу, что женитьба не научила тебя держать язык за зубами… пока.
   — Между Люп и мной нет секретов, — чистосердечно ответил Олли. — Ей нравится моя болтовня. — Мы с Люп очень благодарны вам за наши комнаты и за землю возле Лисьего Логова.
   Бретт усмехнулся.
   — Теперь ты женатый человек и должен подумать о своем будущем. Не вечно же тебе быть бродягой, как я. Что еще я мог сделать, чтобы удержать тебя при себе?
   Олли рассердился.
   — Хозяин! Дьявол меня раздери! Вы не думали?.. Да как же я?..
   Бретт любовно потрепал Олли по волосам.
   — Нет, ничего я не думал. Прости меня. — Его глаза потеплели. — Я рад, что тебе и твоей жене понравился подарок.
   Люп была в восторге от отведенных им с Олли комнат и от царского подарка. Блестя глазами, она говорила Сабрине:
   — Ой, сеньорита! Сеньор Бретт — самый добрый человек на свете! Вы еще не знаете, что он сделал для нас с Олли! У нас целых три комнаты!.. Как будто целый дом! И еще… — Глаза у нее расширились. — Он подарил Олли сто акров хорошей земли недалеко от своей плантации. Нет, вы только подумайте. Мой муж — землевладелец! — Она с любовью посмотрела на Сабрину. — Вам так повезло, что он ваш опекун… Он такой добрый!
   Сабрина чуть не ответила ей резкостью, но сдержалась, только отвернулась. В последние дни она лучше узнала Бретта и уже многое могла бы сказать о нем, но только не то, что он добрый. Насмешливый, высокомерный, — да, но добрый — вот уж нет!
   По одной ей известной причине Сабрина решила занять выжидательную позицию. Одним махом ей не удалось избавиться от опекунства, поэтому она убедила себя, что надо действовать, тщательно обдумывая свои поступки. Кроме того, ей нужно было время, чтобы привыкнуть к новому жилищу. Хорошо бы, конечно, повидать адвоката и спросить у него совета о том, как ей доказать, что она вполне может сама вести свои дела без всякого Бретта Данджермонда!
   Но пока надо быть учтивой и не терять голову от его фокусов.
   Бретт передал, что ждет ее в библиотеке. Собравшись с духом, Сабрина подошла к письменному столу, за которым он сидел в полном безделье, и равнодушно поглядела на своего опекуна, после чего взгляд ее стал блуждать поверх его головы.
   — Вы хотели меня видеть, сеньор? Легкая улыбка появилась на губах Бретта, когда он ласково проговорил:
   — Малышка, я не умею разговаривать с людьми, которые на меня не смотрят.
   Сабрина опустила глаза, поняв, что он опять насмехается над ней, и с трудом старалась сохранять спокойствие.
   — Теперь, я думаю, самое время обсудить некоторые практические аспекты наших, увы, прискорбных отношений.
   Помня обещание, данное себе, Сабрина решила не спорить с ним и сухо ответила:
   — Все, что пожелаете, сеньор. И прикусила язык, заметив его ухмылку. — Мои желания, моя дорогая, не имеют ничего общего с нашим разговором, — словно ничего не замечая, ответил он. — Я распорядился в Новоорлеанском банке, чтобы вам выдавали деньги. Каждые три месяца вы будете получать определенную сумму, пока я не решу, что она не соответствует вашим нуждам… — Голос у него стал сладким, как никогда. — ..Или пока вы не выйдете замуж.
   Сабрина благоразумно сохраняла невозмутимый вид. Немного помолчав, Бретт назвал довольно крупную сумму, объяснив, что это ей только на булавки, потому что ни за дом, ни за все остальное платить ей не придется. Как ее опекун он возьмет на себя все расходы на слуг, лошадей и, конечно же, на экипаж. У него есть адреса лучших модисток в городе, и если, добавил он с саркастической усмешкой, она не собирается его разорить, то пусть они посылают счета прямо ему.
   Сабрина сдерживалась уже с трудом. Конечно, Бретт предлагал ей совсем неплохие условия, но то, с каким превосходством он смотрел на нее, как говорил с ней, вызывало у нее раздражение. Его предложение мало чем отличалось от того, что сделал бы ее отец, но она не могла стерпеть его власти над ней, а его снисходительность только усиливала ее унижение. Тем более что деньги, которыми он с такой щедростью распоряжался, принадлежали ей.
   Сабрина не умела скрывать своих чувств, и, видя сердитый блеск в ее глазах и сжатые губы, Бретту стало ее почти жалко. Почти. Вот и она теперь знает, что такое унижение, мстительно подумал он. Пусть знает, что богатство не дает ей права играть чувствами людей. Играть его сердцем… Он деловито закончил:
   — Я не возражаю, чтобы сеньора де ла Вега была вашей дуэньей, по крайней мере в ближайшее время. Что же касается ваших развлечений и ваших друзей, то пока они не будут вызывать у меня неодобрения, вы вольны в своих действиях.
   Это уже было слишком для Сабрины. Забыв, что ей надо держать себя в руках, она закричала:
   — Как вы смеете? С каких это пор вы стали разбираться в ценах на женские тряпки? С каких это пор жестокосердный разбойник, подобный вам, диктует, что правильно и что не правильно?
   Лицо у него стало каменным, жадеитовые глаза потемнели от гнева, когда он бросил ей в лицо:
   — С тех пор, как ваш отец зачем-то назвал меня вашим опекуном в своем проклятом завещании! — Он помолчал. — Поверьте, у меня нет никакого желания возиться с вами, и чем быстрее вы подцепите какого-нибудь дурака, который женится на вас, тем лучше для нас обоих!
   У Сабрины горло перехватило от обиды, ведь, в конце концов, разве она тоже не хочет избавиться от него? Вся дрожа от злости, она прошипела:
   — Не бойтесь. Я выйду замуж за первого же, кто мне подвернется! Лучше это, чем хоть на день дольше оставаться в ваших руках!
   Крутанув юбками, она бросилась к двери, но внезапно остановилась, пораженная неожиданно пришедшей ей в голову мыслью.
   — Когда вы успели обо всем договориться? Я ведь приехала только вчера вечером, а вы приказали мне оставаться в Накогдочезе, так что» не знали, что я приеду в Новый Орлеан.
   Бретт сложил руки на груди и рассмеялся.
   — Ошибаетесь, моя дорогая. К несчастью, будучи немного знаком с дамскими вывертами, я знал, что если учтиво попрошу вас приехать в Новый Орлеан, мне потребуется не меньше взвода солдат, чтобы вытащить вас из Накогдочеза. Зато если я потребую, и в достаточно грубой форме, чтобы вы оставались на месте, то вы немедленно прискачете.
   Сабрина жгла его взглядом, не умея справиться с нахлынувшими на нее чувствами. Диос! Да он сам дьявол! Но вдруг гнев ее испарился, и веселые огоньки заплясали в глазах, когда она поняла, как ловко он все рассчитал. Одобрив его тактику, она сухо усмехнулась.
   — Ваша победа, сеньор. — И вышла, прикрыв за собой дверь. Бретт тоже улыбнулся и покачал головой. Женщины! Неужели он никогда не научится их понимать?
   Как ни странно, последующие недели прошли без особых происшествий. Сабрина и Франсиска постепенно вживались в уклад нового дома. Они восстановили старые знакомства и завели новые. У Франсиски здесь была куча знакомых, поскольку они не раз с Луисом приезжали в Новый Орлеан. У Алехандро тоже было много деловых партнеров в городе, которые приезжали засвидетельствовать почтение его сестре и дочери. Некоторых из этих людей Сабрина встречала еще девочкой, когда родители брали ее с собой, других она знала по письмам и рассказам отца. Как бы то ни было, но вскоре они с Франсиской, несмотря на то, что жили в доме американо, оказались в знакомом круге испанцев и креолов.
   Шли дни, и Сабрину все больше удивляло поведение ее тетки, которая, казалось, теперь была всем довольна. Она, правда, ворчала время от времени, но совершенно беззлобно и до открытых военных действий у них с ненавистным гринго дело не доходило.
   Наверно, размышляла Сабрина, греясь на майском солнышке, тетя ждет приезда Карлоса. Или она так радуется новым вещам, щедро оплачиваемым Бреттом, что считает благоразумным помалкивать в его присутствии.
   Бретт в самом деле был щедр к Франсиске. Не говоря ни слова, он подписывал ей любые счета, которые были весьма впечатляющими, так как тетка решила таким образом компенсировать себе необходимость жить с Бреттом в одном доме.
   Сабрина тоже заказала себе новые платья, шали, туфли, шляпки и множество всякой другой чепухи. Она испытывала ни с чем не сравнимое удовольствие копаться в ярких тканях, особенно после того, как почти два года носила платья только черного цвета. Она устроила себе праздник, постоянно повторяя, что не должна думать о расходах, поскольку это ее собственные деньги. И только одно тревожило ее — когда она представляла себе, как Бретт читает ее счета с указанием покупки. Дамские вещи — это то, что касается только женщин, и она краснела при мысли обо всех шелковых и кружевных штучках, от которых его брови должны полезть на лоб.
   Сабрину удивляло поведение Бретта. Она была готова к любым выпадам с его стороны, но кроме того первого вечера, когда он ее поцеловал, Бретт неизменно вел себя как настоящий джентльмен… Правда, иногда она ловила на себе его странный зовущий взгляд, от которого хотелось броситься ему на шею. А иногда он говорил с ней так заносчиво, что было трудно поверить, будто его губы прижимались к ее губам и его сильные руки сжимали ее в своих объятиях.
   Странно, но они с Франсиской почувствовали себя здесь как дома. Приехали сражаться с ним, но наступила уже середина мая, а они тихо-мирно живут в этом особняке. Бретт редко надоедал им своим присутствием. Иногда она не видела его по несколько дней.
   Сегодня Сабрина оказалась предоставленной самой себе. Никаких покупок, никаких магазинов, никаких визитов. Тетя Франсиска немного недомогала и отдыхала в своей комнате. Вечер тоже как будто свободен. Ни театра, ни оперы, ни гостей. Ничего.
   С тех пор, как Сабрина приехала в Новый Орлеан, ей редко выпадала такая свободная минутка. В первый раз она могла спокойно посидеть и подумать о нем…
   Бретт был для нее совершенной загадкой. Он мог бы превратить ее жизнь в ад, и Сабрина раньше была уверена, что так и будет, а он этого не сделал. Конечно, он не сделал ее жизнь сладкой, обращаясь с ней с этакой дружеской снисходительностью, от которой Сабрина просто выходила из себя. Однако случались мгновения, когда она видела Бретта, которого любила когда-то, и тогда он совершенно обезоруживал ее, а чуть погодя он снова ожесточался. Бретт не давал ее сердцу покоя. Ведь она чувствовала, что его сардонические усмешки — всего лишь ширма, за которой он прячется, чего-то выжидая.
   Но чего? Что она потеряет терпение и сама бросится ему на шею? Не потому ли он без конца провоцирует ее?
   Ладно, какое это теперь имеет значение? — устало подумала Сабрина. Сегодня она поговорит с ним и убедит, что не может больше оставаться в Новом Орлеане. Она устала от их взаимоотношений и хочет как можно быстрее вернуться домой. Это самое лучшее, что она может сделать.
   Она передала Бретту через Олли записку, что хочет поговорить с ним в любое удобное для него время, и была весьма удивлена, когда в восемь часов утра Олли постучал в дверь и весело заявил:
   — Хозяин говорит, если вы должны видеть его сегодня, то идите к нему сейчас, а то потом он будет занят.
   Сабрина пробормотала что-то не совсем приятное для «хозяина», ибо была не готова к такой ранней встрече. Она только что расчесала волосы и еще не уложила их в прическу, да и одета она была в легкий пеньюар из зеленого, как яблоко, муслина. Она выглядела очень юной и невинной, хотя собиралась придать себе вид взрослой рассудительной женщины. Помедлив немного, она решила спрятать недовольство и, на ходу, собирая мысли, зашагала рядом с Олли в другое крыло, где располагались комнаты Бретта.