Не желая давать себе воли и сознавая вероятную опасность того, что он делает, Бретт наклонился и потряс Сабрину за плечо. Она не проснулась, и Бретт ласково улыбнулся. Боже! Да ведь он забыл, какой крепкий сон у детей. Все еще улыбаясь, он встал на колени и нежно коснулся рукой ее волос у виска.
   — Просыпайся, спящая красавица! — шепнул он.
   Сабрина продолжала спать, и он, не в силах устоять, нежно поцеловал ее в губы. Потом еще раз. Тяжело вздохнув, он сел на корточки, продолжая с восхищением рассматривать ее.
   Его лицо было первое, что Сабрина увидела, проснувшись. И еще лукавые огоньки, плясавшие в зеленых глазах. Она подумала, что его поцелуй ей приснился, но когда она стряхнула с себя сон, то поняла, что это было на самом деле.
   Странно, но она совсем не рассердилась. Скорее наоборот. Она целый вечер была одна и успела о многом подумать. Бретт, конечно, ведет себя вызывающе, но ей пришлось, хотя и с неудовольствием, признать, что обнял он ее и поцеловал ее утром отчасти по ее собственной вине. Дальнейшие раздумья о Бретте Данджермонде поселили в Сабрине растерянность и недоумение, и она пришла к выводу, что еще чуть-чуть и она совсем подпадет под его власть.
   Она дала себе слово, что больше не будет поддаваться на его провокации и, что гораздо важнее, не позволит своим чувствам взять над ней верх. Она будет вежлива с ним и даже попытается хотя бы отчасти восстановить те теплые отношения, которые когда-то связывали их, однако это вовсе не значит, что она даст волю детскому обожанию. Она будет вести себя по-взрослому!
   Довольная собой, она устроилась на кушетке с книжкой и стала ждать возвращения мужчин. Однако, по-видимому, устав от беспрерывной борьбы с собой, через несколько минут она заснула, и ее сны не имели ничего общего с ее решениями.
   Конечно, и в снах она не заходила дальше объятий и поцелуев, но и это было великой радостью для нее, так что, когда она проснулась и увидала в нескольких дюймах от себя предмет своих мечтаний, счастью ее не было предела.
   Сабрина сонно улыбнулась Бретту, совершенно не ведая, сколько искуса в ее улыбке. Она не сделала ни единого движения, чтобы встать и поправить платье. Затуманенный янтарный взгляд встретился с его зеленым.
   — Добрый вечер, сеньор Бретт. Как вам понравилось в гостях?
   Он улыбнулся ей.
   — А мне должно было понравиться? Особенно, наверно, встреча с вашей любопытной тетей Франсиской?
   Сабрина хихикнула.
   — Она задавала вам слишком много вопросов?
   Бретт кивнул и встал на ноги, потом сел на кушетку рядом с ней. Он уже откровенно смеялся.
   — Ну, конечно! В данный момент не могу вспомнить ничего, о чем бы она не спросила. Ты должна была меня предупредить.
   Им было легко друг с другом, словно никакие бури и ураганы не трогали их отношения ни раньше, ни в последние дни. Бретт, казалось, совершенно забыл о своих шутках и поддразниваниях. Сабрина тоже, не ожидая подвохов, вела себя естественно и откровенно радовалась его присутствию.
   Обстоятельства словно шли им навстречу — поздний час, спящий дом, свеча на столе. И только они двое. Даже сидели они так, словно нарочно стремились к близости. Он едва не прижимался боком к ее бедру и заговорщицки наклонялся над ней.
   Они говорили и говорили, не желая разрушать очарование вновь обретенного мира. Бретт знал, что он играет с огнем и опасно длить беседу, тем не менее он не мог стряхнуть с себя оцепенение. Он не мог отвести от нее глаз и со странным жадным вниманием смотрел, как она улыбается, как загорается ее лицо и как застенчиво ее янтарные глаза встречаются с его и уходят в сторону. От ее тела исходил какой-то апельсиновый аромат. И вдруг он ощутил неодолимое желание припасть к источнику этого сводящего его с ума аромата.
   Сабрина же ничего не понимала и поэтому еще меньше контролировала свои чувства, чем Бретт. Она была совершенно околдована его обаянием и с жадностью всматривалась в его зеленые глаза с не правдоподобно длинными ресницами, в чувственный рисунок губ. Неровный свет играл на его скулах, и Сабрине нравился его прямой нос и тяжеловатый подбородок. Однако, помимо своей воли, она то и дело взглядывала на его губы, вспоминая, как он целовал ее. Смущенная неожиданным поворотом своих мыслей и еще больше его тревожной близостью, она решила немного отодвинуться от него.
   Это ее движение только усилило желание Бретта. Легкий шелк натянулся на груди, открывая его взгляду гладкую золотистую кожу в низком вырезе платья, сшитому в испанском стиле, с открытыми плечами и с зелеными ленточками впереди. У него дрожали руки, так он хотел развязать их. Бретт судорожно сглотнул слюну, мечтая сжать Сабрину в своих объятиях и отдать ей любовь, переполнившую все его существо. Однако он отвел глаза в сторону.
   — Кажется, нам пора прощаться. Твой отец уже спит, да и я собирался ложиться, когда увидел свет в комнате.
   Сабрина с сожалением согласилась.
   — Да, конечно, — проговорила она спокойно. И все-таки не сдержалась. — Я рада, что мы могли поговорить вдвоем. — Она протянула руку и коснулась его груди. — Так лучше, правда?
   Этого прикосновения он уже не смог перенести. Их глаза встретились, и у Сабрины чуть сердце не выскочило из груди, когда она прочитала откровенное желание в его зеленых глазах. Бретт схватил ее за руку и прижался губами к ее ладони.
   — Святая матерь Божья! Что ты со мной делаешь?
   Сабрина молча смотрела на него, мечтая, чтобы он ее поцеловал, и даже приоткрыла губки, словно искушая его. Бретт со стоном отпустил ее руку, рывком приподнял ее и прижал к себе. Его губы коснулись ее губ. Ни о чем не думая, она вернула ему поцелуй, и трепет пробежал по ее телу. Она не совсем понимала, что с ней происходит, знала лишь, что он будит в ней желание, и хотела, чтоб он целовал ее и обнимал, и сама обвила его шею руками.
   Инстинктивно она поняла, что ей надо делать. Ее язык коснулся его языка, и ее охватил трепет наслаждения и страха, когда она почувствовала, как он встрепенулся. Она слепо следовала за ним, целуя его все крепче и жарче и дав полную волю своему языку. От него пахло табаком и бренди, и Сабрина словно опьянела от крепкого вина, став совершенно беззащитной перед наплывом страсти.
   Не отрывая от нее губ, Бретт соскользнул на пол и стянул следом ее покорное тело. Сабрина упала на него, но он ласково повернул ее, так что они оказались рядом. Он целовал и целовал ее долгими, сводящими с ума поцелуями, и Сабрина становилась все слабее и слабее. Однако одних поцелуев ему стало мало, он развязал ленточки на ее платье, и, прежде чем Сабрина сообразила, что происходит, он уже ласкал ее обнаженные груди. И она застонала от наслаждения.
   Бретт отодвинулся немного и спросил срывающимся голосом:
   — Я сделал тебе больно? Я не хотел… Сабрина, ты сводишь меня с ума. Ты должна стать моей! Должна!
   Они смотрели друг другу в глаза, и, увидав в ее взгляде огонь желания, он вновь прильнул к ней губами. Сабрина забыла обо всем на свете. Она тонула в его любви, и в ее юном и невинном теле просыпались чувства, о которых до сих пор она не имела ни малейшего представления.
   Еще ни одну женщину Бретт не желал так, как Сабрину, и вряд ли будет желать. Он знал, что должен остановить это безумие, и не мог. Он слишком ее хотел, поэтому никак не мог обрести власть над своим желанием. С ним такое происходило впервые.
   Жаркая волна страсти подхватила Сабрину, когда его губы чуть-чуть коснулись ее соска, и она, вцепившись ему в волосы, покрепче прижала его к себе. Она подумала, как было бы хорошо, если бы они совсем разделись и она могла бы тоже ласкать его тело, как он ее.
   Словно разгадав ее мысли, Бретт поднял голову и, медленно развязав последние ленточки, стянул с нее платье. Он не мог оторвать глаз от ее бархатной золотистой кожи и от упругих грудей с коралловыми твердыми сосками.
   Сабрина застенчиво поглядывала на него из-под ресниц, стараясь уловить малейшую смену настроения на его лице, и когда его глаза вновь загорелись страстью, она затрепетала от страха и радости. Он хотел ее как мужчина хочет женщину! О, Господи, пусть это грех, но я хочу, чтоб он сделал меня женщиной! Потом пусть будет все что угодно! Но сейчас я хочу принадлежать ему, думала она.
   Все же, когда его рука скользнула ей на бедро, а потом ниже, она замерла. Она не знала, что делают дальше мужчина и женщина и, несмотря на свое желание во всем подчиняться ему, она была совершенно не готова к тому реальному, что вот-вот могло случиться. Его пальцы нежно ласкали ее живот, но когда он коснулся рыжих завитков возле самого сокровенного места, сердце ее заколотилось с бешеной силой.
   Он страстно целовал ее, но Сабрина уже не чувствовала его поцелуев, вся сосредоточившись на движениях его руки. Что он делает? Она больно впилась ногтями ему в плечи, и горло у нее перехватило от неожиданной догадки…
   Горячая волна страсти заливала ее, но одновременно она не могла избавиться от растущего чувства страха. Она стонала и крутилась, пытаясь избежать прикосновения его пальцев, ее руки отталкивали его, ее тело отвергало его. Оторвав от него свои губы, Сабрина чуть дыша прошептала:
   — Пожалуйста, сеньор, пожалуйста, не надо! Я… я не хочу… О, пожалуйста, не надо!
   Словно откуда-то издалека долетели до Бретта ее слова, пробились сквозь красную пелену неудержимой похоти, и… он очнулся. Долго смотрел на нее, ничего не видя, стараясь привести в порядок дыхание и мысли. Потом с удивлением обнаружил, что они лежат на ковре, и она совсем обнажена, и едва не случилось непоправимое. Ему сразу же стало больно и стыдно. Прикрыв глаза, чтобы она ничего не смогла прочитать в них, он ругал себя за то, что чуть было не нарушил собственную клятву и не обманул доверие Алехандро. Он лег на спину и, закрыв рукой глаза, прошептал:
   — Господи? Что сталось со мной?
   Сабрина вздохнула. Лицо ее горело от стыда, и она безуспешно прикрывала голые груди.
   Наконец, с трудом одевшись, она заставила себя поднять на него глаза, а когда подняла, сердце у нее упало. У него было совершенно неприступное выражение на лице, глаза глядели недружелюбно, и на чувственных губах блуждала неприятная усмешка.
   Сабрина хотела что-то сказать, чтобы прервать враждебное молчание, но слова не шли с ее губ, да и Бретт не располагал к откровенности. Они поднялись с пола, и она еще раз рискнула посмотреть на него, не понимая, куда с такой стремительностью исчез страстный возлюбленный, уступив место чужому мужчине с угрюмым выражением лица.
   В голову Бретту пришла вдруг неприятная мысль, что все это было подстроено Алехандро или Сабриной. Он не был очень уж самовлюбленным человеком, но он понимал, что мог бы составить Сабрине в высшей степени удачную партию, да и она была бы не первой, кто таким образом улавливает мужей. Но что больше всего злило его, так это то, что он чуть было не попался в ловушку. Бретт холодно поглядел на нее и произнес с горечью:
   — Я не прошу прощения за то, что только что случилось… или почти случилось. Однако признаю, что вел себя непростительно. Вы можете быть уверены, что больше я не забудусь… как бы вы меня ни искушали.
   После этих слов он учтиво поклонился и молча вышел из комнаты, оставив Сабрину в полном недоумении.

Глава 9

   Сабрина заснула только под утро. Стыд и страх уступили место растерянности, потом и она прошла, остались только злость и обида. Правда, она не могла переложить вину за все случившееся на Бретта… она ведь ничем не помешала ему! Нет, вспомнила она со стыдом, она даже подбадривала его.
   Эти мысли мучили ее. То она ругала себя на чем свет стоит, то испытывала странное разочарование, что не прошла весь путь до конца. Даже спустя несколько часов, вспоминая его прикосновения, она начинала трепетать. Всхлипнув, она зарылась головой в подушку, вопрошая себя, почему он действует на нее таким образом. Никому еще не удавалось, даже Карлосу, разбудить в ней ответное желание, и она наконец-то поняла почему.
   Слезы высохли, и она тихо, еще не совсем веря себе, проговорила:
   — Я его люблю!? Поэтому я была такой гусыней, когда он приехал. Я его люблю!..
   Она хотела бы обрадоваться этому открытию, но не обрадовалась. Она опять уткнулась носом в подушку, сразу поняв так много вещей… почему ее приводило в бешенство его равнодушие и почему она так жаждала его прикосновений… и почему ни Карлосу, ни кому-нибудь другому не удалось тронуть ее сердце.
   Не находя себе покоя, она встала, оделась и выскользнула из дома.
   Ища для себя уединенное местечко, она торопливо шла в темный сосновый лес, где не было слышно ни криков птиц, ни рычания диких зверей. Свет тоже проникал сюда с трудом, но Сабрина была здесь как на своей гасиенде и вскоре выбралась на полянку возле крошечного озера, которое просматривалось с ее балкона.
   Сюда любили приходить ее родители, поэтому и у Сабрины с этим местом были связаны самые счастливые воспоминания. Алехандро даже поставил там застекленную беседку, в которой они проводили жаркие дни, и мама все время смеялась, а отец с любовью переводил взгляд с матери на дочь и с дочери на мать.
   Алехандро больше не приходил сюда, но поддерживал беседку в порядке, зная, что Сабрине нравится проводить здесь время. Внутри был небольшой железный столик и деревянные скамьи, покрытые бесчисленными подушками самых разных расцветок.
   Сабрина долго сидела, обняв желтую подушку и впитывая в себя окружающий покой. Тихо набегали на берег волны, вдалеке ухала сова, шелестел листьями легкий ветерок.
   В это прохладное апрельское утро, глядя на серебристый блеск воды, Сабрина с горечью призналась себе, что всегда любила Бретта Данджермонда. Она любила его, еще когда была ребенком в Натчезе, и бессознательно пронесла эту любовь через всю свою жизнь. Отбросив подушку, она злобно сжала кулаки. Какая чушь! Дети не влюбляются. Нет, влюбляются, печально возразила она себе. Влюбляются… Ты влюбилась! Но это ничего не значит, ведь он тебя не любит… по крайней мере, непохоже, чтобы любил. Ей в голову полезли фразы из писем тети Софии…
   «Я все время беспокоюсь за Бретта… он так холоден с женщинами. Иногда мне кажется, что он всех нас ненавидит…» «В прошлом году, когда он поехал в Испанию, мы надеялись, что он привезет себе оттуда невесту, но из этого ничего не вышло. На расспросы Хью Бретт ответил, напустив на себя безразличие, которое я ужасно в нем не люблю, что-то ужасное о том, что женщина нужна лишь для продолжения рода, а у Хью и так хватает наследников! Мне ужасно хотелось заткнуть уши!»
   В другом письме она писала:
   «В Бретта влюбились все здешние девицы, и это неудивительно, он такой красивый и мужественный, но он не обращает на них ни малейшего внимания, Он не верит в любовь и считает, что для женщин может быть только два применения (с моей стороны, наверно, не правильно писать тебе о таких вещах, но ты меня простишь, надеюсь). В последний свой приезд домой он ясно дал понять, что без одного он может легко обойтись, а для второго не надо ни любви, ни брака. Как же глубоко уроки Джиллиан засели в его сердце! И еще была какая-то ужасная история с англичанкой. Боюсь, ему никогда не познать любви и не стать мужем., Бедная та женщина, Сабрина, которая сделает ужасную ошибку и полюбит его! Он может быть настоящим дьяволом. Его и зовут „Дьявол“ Данджермонд иногда, и я не удивилась бы, если б узнала, что именно женщина окрестила его так».
   Сабрина изменилась в лице. О чем она думала, когда читала письма тети Софии? Теперь она знает, что та хотела ей сказать. И почему ее глупое сердце поступило столь опрометчиво? Теперь она даже не может помыслить, что он полюбит ее. Многие красивые женщины Европы и Америки были к его услугам, так почему он должен прилепиться к маленькой простушке? К тому же, ранившей его кинжалом.
   Нет! Неразделенная любовь совсем ее не привлекает, придется всеми доступными способами защищаться от его чар. Она не будет его любить! Не будет!
   В конце концов, обретя на время внутренний мир, она погрузилась в беспокойный сон, когда солнце стояло уже высоко над деревьями.
   Бретту повезло меньше. Оставив Сабрину и вернувшись в свою комнату, он предстал перед Олли, который, заметив выражение его лица, прикусил язык. Он подошел к столику с напитками и налил полный стакан бренди. Подавая его Бретту, который неподвижно стоял у открытой балконной двери, он сделал то, на что не осмелился бы ни один вымуштрованный слуга.
   — Что-нибудь случилось, хозяин? — спросил он.
   Бретт одним глотком осушил стакан.
   — Заткнись, Олли, и налей мне еще! После того, как приказание было исполнено, Бретт спросил мрачно:
   — Скажи, сколько ты меня знаешь, я когда-нибудь совращал юных благовоспитанных барышень?
   Вытянув губы трубочкой, Олли задумался.
   — Не могу сказать, как вы жили до меня, хозяин. Много у вас их перебывало, но не помню, чтобы хоть одна из них уже не побывала, так сказать, в работе.
   Бретт допил бренди и, поставив пустой стакан на стол, гаркнул:
   — Тогда какого черта мне понадобилось теперь? Да еще с кем? С единственной дочкой моего родственника и друга!
   — Никогда бы не подумал, что вам понравится эта рыжая мегера, сэр.
   Олли в первый раз высказал свое мнение о Сабрине.
   Бретт посмотрел на него так, что Олли пожалел о своей разговорчивости, и голосом, не предвещающим ничего доброго, спросил:
   — А если это так?
   Олли судорожно сглотнул слюну. За многие годы, что он служил своему хозяину, ему не раз приходилось туго, но Бретт никогда не мешал своему слуге говорить то, что тот думает. В первый раз Олли ощутил опасность. Печально смотрел он в лицо хозяину. Еще ни одна женщина не доводила хозяина до такого состояния, до какого довела его эта вампирша Сабрина. Олли осторожно произнес:
   — Если в этом дело, то тут уж я ничем не могу помочь. По крайней мере, не вашему покорному слуге указывать вам, как действовать дальше.
   Бретт задумчиво посмотрел куда-то мимо Олли:
   — Боюсь, плохи мои дела… Иди-ка ты спать. Забудь все.
   Олли помешкал.
   — Хозяин, больше ничего не надо?..
   — Ничего. — Однако, заставив себя забыть о своих чувствах, он все же спросил:
   — Ты не помнишь молодого испанца по имени Карлос де ла Вега? Где-то мы могли с ним встречаться несколько лет назад.
   — Не помню. Какой он хоть на вид? Бретт описал Карлоса, и Олли помрачнел.
   — Думается мне, хозяин, что в Новом Орлеане был один такой. Не знаю, тот ли… Все испанцы для меня на одно лицо. Помните, как убили старого капитана и мы полезли в ту шайку? Там был здоровый испанец, который зарезал любимую девочку Француза.
   Бретт мгновенно выпрямился, вспомнив, как все произошло. Конечно, там он видел де ла Вега!
   Они немного поспорили, так, совсем немного, и он сразу забыл о нем. Хорошо, Олли напомнил.
   Во главе шайки стоял Француз, и Бретт был с ним, когда появился Карлос. Француз держал салон и бордель на Джиродстрит, в том районе Нового Орлеана, который известен как «Болото». Именно там Француз вел свои дела и платил своим людям. Принимал он в маленькой комнате, а уже оттуда охранники Француза вели признанных завсегдатаев наверх оценить последний «товар», доставляемый со всего света. Больше всего там было чернокожих девок, но попадались и индианки, и даже европейские шлюшки. Когда пришел Карлос, Бретт уже собирался выходить из игры, хотя все еще играл роль «бычка» Француза. Он совсем забыл, что нужно было Карлосу, но зато очень хорошо помнил, как проводил его наверх, где жили девочки. Неожиданно донесся вопль из той комнаты, в которой находился Карлос, и Бретт, ворвавшись туда, нашел обнаженную и истекавшую кровью юную гречанку, выбранную Карлосом. К счастью, девушка была жива, но очень напугана и порезана стилетом, который Карлос все еще держал в руке. Он был полностью одет, и его узкие губы раздвинулись в улыбке, когда он холодно произнес:
   — Она хотела украсть мои деньги. Я разочарован во Французе. Ему должно было быть известно, что со мной такие штучки не проходят.
   Вполне возможно, что Карлос говорил правду, однако это никак не оправдывало того, что он сотворил с гречанкой. Стараясь сдержать гнев, Бретт вывел Карлоса из комнаты и из дома. Только тогда он сказал испанцу то, что он думает о нем. Карлос презрительно оглядел его с ног до головы и пожал плечами.
   — Я не дерусь с бандитами и не ссорюсь из-за шлюх.
   Погасив опасный блеск в глазах, ибо Бретт помнил о той роли, которую он играл в шайке, он тяжело вздохнул и пообещал:
   — Когда-нибудь ты передумаешь. И драться с разбойником все-таки честнее, чем идти с ножом на безоружную девчонку. Испанец побелел, повернулся на каблуках и быстро исчез в ночи… Бретт поглядел на Олли.
   — Ты прав. Это он. Племянник Алехандро. Олли присвистнул.
   — Плохо, хозяин. Этот де ла Вега видел вас, когда вы были у Француза. Трудно будет объяснить, что вы там делали.
   — Не так уж плохо. Ты разве забыл, что Алехандро все знает. Он был в Новом Орлеане, когда Француз и остальные предстали перед судом, и я объяснил им свое участие в их аресте. Дело в Карлосе. У меня сегодня создалось впечатление, что он пытается вспомнить, где видел меня. Даже если я с ним объяснюсь, он мне не поверит. Он постарается мне насолить, если, конечно, сможет, но вполне возможно, что я раздуваю из мухи слона. Ну, что выйдет из всех этих сплетен? Кое-кто удивленно поднимет брови и немножко пошепчет? Пока Алехандро будет верить мне, а я уверен, так оно и будет, у Карлоса ничего не выйдет.
   Олли не был так уверен.
   — Вы все же хотите рассказать обо всем сеньору Алехандро? Бретт нахмурился.
   — Тут надо поосторожнее, дружок. Карлос — его племянник, и не люблю я сплетничать. Не могу я вот так войти к Алехандро в комнату и сказать: «Кстати, у меня была как-то небольшая ссора с одним из бандитов, когда я тоже был в их шайке, и представьте себе мое удивление, что это, оказывается, ваш племянник!» Не очень-то хорошо получается, как ты думаешь?
   — Понятно, — согласился Олли. — А что вы собираетесь делать?
   — Ничего. Возможно, Карлос меня и не узнал. После того, как ты мне напомнил, я как бы посмотрел на себя со стороны. Довольно большая разница между Бреттом-разбойником и Бреттом — родственником Алехандро дель Торреза. — Его глаза смеялись. — А если ничего нет, тогда это наверняка ошибка моего плута-камердинера! Бретт улыбнулся. — Иди спать, Олли. И не забывай себе голову моими делами. Все будет в порядке, вот увидишь.
   Оставшись один, Бретт подумал, что вовсе не уверен в своих силах. То, что произошло между ним и Сабриной, волновало и пугало его. К тому же, он никак не мог отделаться от ощущения, что его пытались соблазнить. В таком подозрительном состоянии он подумал, что, наверно, не удивился бы, если бы в библиотеку вошел Алехандро, требуя, чтоб он женился на его дочери. Однако думать такое об Алехандро казалось ему просто-напросто оскорбительным, и, по мере того, как время шло, а в доме было по-прежнему тихо, он отверг эту мысль. Однако то, что все подстроила сама Сабрина, было не так легко отмести. Даже ее юные годы Бретт не желал принимать в расчет… От женщин сплошные беды, даже когда они еще в колыбели. В этом Бретт был твердо уверен.
   Еще Карлос… Бретт пожал плечами. Сабрина просто могла решить, что Бретт — добыча получше, тем более Карлос признал, что помолвка еще не была официально объявлена. Неужели она все задумала заранее? Или все было искренне и вполне невинно, как ему и показалось сначала?
   Не в силах ответить на свой вопрос, Бретт принялся думать о другом. Если он мог отодвинуть от себя вопрос, виновата Сабрина или нет, то о себе он мог думать только с отвращением.
   Как он мог потерять над собой власть? Мало того, что он нарушил собственные правила, так он еще чуть было не опозорил человека, которого очень высоко ценил. Он и раскаивался, и сердился на себя. Поэтому ему ничего не оставалось, как налить себе еще бренди. Если бы она не остановила его… Он закрыл глаза. Господи! Как он хотел ее! Взбешенный, что она сумела так разжечь его, он тихо выругался. Считая, что во всем виновата обыкновенная похоть, охватившая его из-за долгого воздержания, он решил, что единственное, что ему теперь нужно, — это женщина — любая женщина. Стоит ему с ней переспать, и он забудет думать о Сабрине!
   После этого он, казалось бы, должен был лечь в постель и крепко заснуть, да не тут-то было. Поняв, что сна у него ни в одном глазу, он, подобно Сабрине, вышел из дома и отправился бесцельно бродить по гасиенде. В конюшне он оказался, когда первый луч солнца показался на востоке и, отказавшись от услуг конюха, сам оседлал своего коня.
   Он не знал, долго ли отсутствовал, и где был, но демоны искушения вроде отстали от него.
   Когда же он наконец вернулся на гасиенду, солнце стояло высоко. Все занимались своими делами. Он спрыгнул с коня и бросил поводья подскочившему конюху. Краем глаза он заметил лошадку Сабрины, весело перекликавшуюся с двумя красивыми жеребцами. На минуту он остановился полюбоваться ею, освещенную лучами солнца. Красивое животное, подумал Бретт, достойное своей хозяйки.
   Чувствуя приятную усталость, он мечтал только добраться до постели, но когда шел по двору, его остановила Бонита с искаженным от страха лицом.
   — Добрый день, сеньор Бретт, — вежливо поздоровалась она. — Дон Алехандро просил извинить его за то, что он уехал, не дождавшись вас, но пума загрызла теленка сегодня ночью и он не хотел тянуть с охотой. — Он услышал в ее голосе упрек. — Мы испугались, когда вас не оказалось в комнате, но потом узнали, что вы взяли коня… — Она поджала губы. — Вы прямо как сеньорита Сабрина… Оба, кажется, забыли, что вокруг бродят разбойники и глупо исчезать, никому ничего не сказав.