Страница:
– Если бы вы знали, юноша, – втолковывал мне Семен Захарович, – насколько всё в жизни обусловлено языком, на котором мы говорим. Да что там! То же счастье...
– Счастье – в достижении цели.
– Не спорю, молодой человек, не спорю. Да ведь подход это западный! А мы, либертианцы, всегда держались особняком. Слово «счастье» в языках логрской группы звучит как «happyness», что созвучно их же «happen» – случаться. Счастье – это то, что происходит, случается. То есть происходит случайно. Наше же счастье целенаправленно. Оно присутствует в самом моменте существования. Его можно вывести из «счас», то есть «сейчас».
– Но позвольте...
– Позвольте не позволить. А ещё в слове присутствует корень «част». Это означает, что полное счастье недостижимо, оно всегда приходит по частям. И, наконец, слово «счастлив» содержит суффикс «-ли». Суффикс сомнения, рефлексии. В самом деле: наше счастье всегда содержит примесь тревоги. Я счастлив. Да полно, счастлив ли я?
Я огляделся. В голове шумело. Со всех сторон доносились обрывки речей, пьяные выкрики, слезливые возгласы. Завсегдатаи «Фёдора Михайловича» прожигали жизнь, топили её в болтовне, наслаждаясь эфемерностью и вычурностью конструкций, порождённых их умами.
– Ну вот что, – шепнул мне Борис, – нашей либертианской экзотики тебе хватит. На вот, выпей. – Ои украдкой сунул мне две таблетки в коричневой обёртке. – Водку стаканами – это не всякий выдюжит. Вот сок, запей.
После таблеток муть в голове рассеялась, и я начал воспринимать мир без похоронного либертиаиского трагизма.
– А мы к вам, Семён Захарович, по делу, – объявил Борис.
– Да уж ясно, по делу. Не стариковскую же болтовню слушать. Рассказывайте, что стряслось. Лионессцы воду мутят? Или?..
– Или. Мы тут обнаружили странность. Есть молодой человек, стремившийся стать таможенником в Нью-Марксе.
– Это ненаказуемо. Хотя и удивительно.
– Вот-вот.
Семён Захарович прикрыл веки.
– Занимательный казус. Весьма, весьма... Рассказывайте, Борис Игнатьевич. Слушаю вас внимательно.
В нескольких фразах Борис обрисовал обстановку. Упомянул «Закон тайги», вскользь коснулся моих поисков. Семён Захарович откинулся на спинку стула.
– Ах, как занятно! – Он потёр ладони. – Что ж, попробуем разобраться. Бомбисты и заговорщики не служат из идейных соображений. По их понятиям, это бесчестно. Государственного пособия вполне хватает, чтобы вести безбедную жизнь. Пропаганда, правда, стоит денег... Но ведь «Закон тайги» исчез, не выдержав конкуренции.
– Если бы они гнались за деньгами, можно было найти другой путь. В учителя податься или инженеры. Медбратья много зарабатывают. Дворники, наконец.
– Да. Значит, деньги не главное. Тогда что?
– Таможня.
– С таможней просто, – отмахнулся эксперт. – Я о другом думаю – почему Нью-Маркс? Что в нём особенного?
– Рунархское посольство. Космопорт.
– Точно!
Я переводил взгляд с одного на другого. Глаза цензоров поблёскивали. Титаны шли по следу. На столе появился ноутбук Бориса.
– Ну-ка, ну-ка, – бодро бормотал Семён Захарович, – а где тут у нас списочек новеньких террор-групп? А вот он у нас, списочек террор-групп. Посмотрим.
– Поиском! Поиск запусти, – подпрыгивал от нетерпения Борис. – Ручками листать – ты до понедельника провозишься.
Они уткнулись носами в экран. Слышались лихорадочные возгласы:
– Пять претендентов...
– Это мы пропустим, у них возрастной ценз слишком высок...
– «Красная Перта» – только для женщин...
– Вот оно!
– Ну я же говорил! – пробормотал Борис, восторженно колотя кулаком по моему плечу. – «Новые рунархи». Сразу после развала «Закона тайги».
– У вас даже такие общества бывают?
– У нас чёрта лысого не бывает. Ах, заразы, чего удумали!.. Ну ты посмотри.
– Да что же? Что?
Борис сжалился и пояснил:
– Обычное баловство. Парни хотят заработать на торговле рабами и наркотиками. Причём не просто так, а выдав наркоту за «благодать». Лангедок в руках рунархов – это все знают. Посольство после начала войны выслали, но ведь рунархи не люди. На Либерти остался резидент. А дальше просто. Появляются «Новые рунархи», – он склонился над ноутбуком и прочёл: – «...цель организации: нести либертианцам идеалы архетипического правления, развивать методики освобождения от тлетворного влияния социума...» Это мы пропустим. – Зашуршало колесико прокрутки. – Вот! «...культивировать рунархские модификации сознания...» А?!
– С ума сойти.
– Это тоже ненаказуемо. Ну впарят они беднягам псилуол под видом «благодати», ну что? Псиулоловая зависимость за сутки лечится.
– Вы забываете пси-модификации, – напомнил Семён Захарович. – У «Новых рунархов» есть методики изменения сознания. Варварские, калечащие... Если не ошибаюсь, тут и надо копать.
– С какой же стороны взяться?
Тут наша идиллия была разрушена. К столику приблизился худой небритый человек в полосатой футболке с длинными рукавами и меховой шапке. Шапка завязывалась тесёмками под подбородком.
– Скажжть, Сём Захарч, – нетвёрдо произнёс худой. – Я дико звиняюсь... У нас дис... дис-кус-сия.
– Валериан Дементьевич, – поморщился Семён, – бога ради, попозже! Вы же видите...
– Не вижу. Я к-нечно п-нимаю, вы отрываетесь... Вот уже месяц избегаете ди... ди...
– Дискуссий. Позже, умоляю вас!
– Но речь идёт о трагических событиях на Тайге! – донеслось от соседнего столика. – Пакт от сорок второго года... Разгон интеллигенции и некультурная революция.
Семён Захарович, кряхтя, принялся подниматься.
– Прошу простить, – развёл он руками. – Я чертовски подвожу вас. Но видите ли: статус интеллигента – это нерушимо. Он требует жертв.
– Идите, – согласился Борис. – За сотрудничество с Цензурой вас по головке не погладят. А мы скоро уйдём.
– Ещё раз прошу простить.
– Ничего, ничего. Удачно вам подискутировать.
Семён Захарович ушёл вслед за худым. Мы остались в одиночестве.
– Жрать ещё будете? – остановилась у нашего столика официантка.
– Нет, милочка, не будем. Нам бы счётик.
– Корячишься тут, как рабыня. Ни слова благодарности.
– Вот и славненько.
– Итак, – объявил Борис, когда мы вышли из «Фёдора Михайловича», – у нас два пути. Заглянуть на вербовочный пункт «Новых рунархов» и прощупать таможню. Мы испробуем оба. Как говорится: вставайте, граф, нас ждут великие дела. Чего задумался?
– Да так... Впечатлений много.
– А-а... Ну ещё бы. «Фёдор Михайлович» – место знатное. Подожди, я тебя в «Алису» свожу – там ново-пуритане собираются. Или в «Бар победившей демократии». Тоже яркий народ. Только это на Пятнадцатой. Придётся кодекс политкорректности выучить.
Голова шла кругом. После непроходимой, просто сказочной разрухи, царившей в ЗОПе, так приятно было окунуться в обычную жизнь Либерти. Понять, что великих проблем и трагедий в общем-то не существует. Кроме тех, что мы сами себе создаём.
– Я думаю, лучше начать с Нью-Маркса. Дело в том, что я немного знаю рунархов. Если у вашей террор-группы есть связи с Тевайзом, я это почувствую.
– Прекрасно. Вот что, Гелий: постарайтесь не геройствовать. Законы Либерти довольно причудливы. Многое из того, что кажется вам ужасающим, здесь вполне законно. И наоборот.
– Я притворюсь человеком, желающим пополнить ряды «Новых рунархов». Это не запрещено?
– Нет.
– Вот и хорошо. Потом постараюсь выяснить что-нибудь о рунархских модификациях. Если получится – отыщу того, кто изображён на фотографии.
– С богом.
И мы отправились в Нью-Маркс.
Глава 5. РУНАРХИЯ – МАТЬ ПОРЯДКА
– Счастье – в достижении цели.
– Не спорю, молодой человек, не спорю. Да ведь подход это западный! А мы, либертианцы, всегда держались особняком. Слово «счастье» в языках логрской группы звучит как «happyness», что созвучно их же «happen» – случаться. Счастье – это то, что происходит, случается. То есть происходит случайно. Наше же счастье целенаправленно. Оно присутствует в самом моменте существования. Его можно вывести из «счас», то есть «сейчас».
– Но позвольте...
– Позвольте не позволить. А ещё в слове присутствует корень «част». Это означает, что полное счастье недостижимо, оно всегда приходит по частям. И, наконец, слово «счастлив» содержит суффикс «-ли». Суффикс сомнения, рефлексии. В самом деле: наше счастье всегда содержит примесь тревоги. Я счастлив. Да полно, счастлив ли я?
Я огляделся. В голове шумело. Со всех сторон доносились обрывки речей, пьяные выкрики, слезливые возгласы. Завсегдатаи «Фёдора Михайловича» прожигали жизнь, топили её в болтовне, наслаждаясь эфемерностью и вычурностью конструкций, порождённых их умами.
– Ну вот что, – шепнул мне Борис, – нашей либертианской экзотики тебе хватит. На вот, выпей. – Ои украдкой сунул мне две таблетки в коричневой обёртке. – Водку стаканами – это не всякий выдюжит. Вот сок, запей.
После таблеток муть в голове рассеялась, и я начал воспринимать мир без похоронного либертиаиского трагизма.
– А мы к вам, Семён Захарович, по делу, – объявил Борис.
– Да уж ясно, по делу. Не стариковскую же болтовню слушать. Рассказывайте, что стряслось. Лионессцы воду мутят? Или?..
– Или. Мы тут обнаружили странность. Есть молодой человек, стремившийся стать таможенником в Нью-Марксе.
– Это ненаказуемо. Хотя и удивительно.
– Вот-вот.
Семён Захарович прикрыл веки.
– Занимательный казус. Весьма, весьма... Рассказывайте, Борис Игнатьевич. Слушаю вас внимательно.
В нескольких фразах Борис обрисовал обстановку. Упомянул «Закон тайги», вскользь коснулся моих поисков. Семён Захарович откинулся на спинку стула.
– Ах, как занятно! – Он потёр ладони. – Что ж, попробуем разобраться. Бомбисты и заговорщики не служат из идейных соображений. По их понятиям, это бесчестно. Государственного пособия вполне хватает, чтобы вести безбедную жизнь. Пропаганда, правда, стоит денег... Но ведь «Закон тайги» исчез, не выдержав конкуренции.
– Если бы они гнались за деньгами, можно было найти другой путь. В учителя податься или инженеры. Медбратья много зарабатывают. Дворники, наконец.
– Да. Значит, деньги не главное. Тогда что?
– Таможня.
– С таможней просто, – отмахнулся эксперт. – Я о другом думаю – почему Нью-Маркс? Что в нём особенного?
– Рунархское посольство. Космопорт.
– Точно!
Я переводил взгляд с одного на другого. Глаза цензоров поблёскивали. Титаны шли по следу. На столе появился ноутбук Бориса.
– Ну-ка, ну-ка, – бодро бормотал Семён Захарович, – а где тут у нас списочек новеньких террор-групп? А вот он у нас, списочек террор-групп. Посмотрим.
– Поиском! Поиск запусти, – подпрыгивал от нетерпения Борис. – Ручками листать – ты до понедельника провозишься.
Они уткнулись носами в экран. Слышались лихорадочные возгласы:
– Пять претендентов...
– Это мы пропустим, у них возрастной ценз слишком высок...
– «Красная Перта» – только для женщин...
– Вот оно!
– Ну я же говорил! – пробормотал Борис, восторженно колотя кулаком по моему плечу. – «Новые рунархи». Сразу после развала «Закона тайги».
– У вас даже такие общества бывают?
– У нас чёрта лысого не бывает. Ах, заразы, чего удумали!.. Ну ты посмотри.
– Да что же? Что?
Борис сжалился и пояснил:
– Обычное баловство. Парни хотят заработать на торговле рабами и наркотиками. Причём не просто так, а выдав наркоту за «благодать». Лангедок в руках рунархов – это все знают. Посольство после начала войны выслали, но ведь рунархи не люди. На Либерти остался резидент. А дальше просто. Появляются «Новые рунархи», – он склонился над ноутбуком и прочёл: – «...цель организации: нести либертианцам идеалы архетипического правления, развивать методики освобождения от тлетворного влияния социума...» Это мы пропустим. – Зашуршало колесико прокрутки. – Вот! «...культивировать рунархские модификации сознания...» А?!
– С ума сойти.
– Это тоже ненаказуемо. Ну впарят они беднягам псилуол под видом «благодати», ну что? Псиулоловая зависимость за сутки лечится.
– Вы забываете пси-модификации, – напомнил Семён Захарович. – У «Новых рунархов» есть методики изменения сознания. Варварские, калечащие... Если не ошибаюсь, тут и надо копать.
– С какой же стороны взяться?
Тут наша идиллия была разрушена. К столику приблизился худой небритый человек в полосатой футболке с длинными рукавами и меховой шапке. Шапка завязывалась тесёмками под подбородком.
– Скажжть, Сём Захарч, – нетвёрдо произнёс худой. – Я дико звиняюсь... У нас дис... дис-кус-сия.
– Валериан Дементьевич, – поморщился Семён, – бога ради, попозже! Вы же видите...
– Не вижу. Я к-нечно п-нимаю, вы отрываетесь... Вот уже месяц избегаете ди... ди...
– Дискуссий. Позже, умоляю вас!
– Но речь идёт о трагических событиях на Тайге! – донеслось от соседнего столика. – Пакт от сорок второго года... Разгон интеллигенции и некультурная революция.
Семён Захарович, кряхтя, принялся подниматься.
– Прошу простить, – развёл он руками. – Я чертовски подвожу вас. Но видите ли: статус интеллигента – это нерушимо. Он требует жертв.
– Идите, – согласился Борис. – За сотрудничество с Цензурой вас по головке не погладят. А мы скоро уйдём.
– Ещё раз прошу простить.
– Ничего, ничего. Удачно вам подискутировать.
Семён Захарович ушёл вслед за худым. Мы остались в одиночестве.
– Жрать ещё будете? – остановилась у нашего столика официантка.
– Нет, милочка, не будем. Нам бы счётик.
– Корячишься тут, как рабыня. Ни слова благодарности.
– Вот и славненько.
* * *
– Итак, – объявил Борис, когда мы вышли из «Фёдора Михайловича», – у нас два пути. Заглянуть на вербовочный пункт «Новых рунархов» и прощупать таможню. Мы испробуем оба. Как говорится: вставайте, граф, нас ждут великие дела. Чего задумался?
– Да так... Впечатлений много.
– А-а... Ну ещё бы. «Фёдор Михайлович» – место знатное. Подожди, я тебя в «Алису» свожу – там ново-пуритане собираются. Или в «Бар победившей демократии». Тоже яркий народ. Только это на Пятнадцатой. Придётся кодекс политкорректности выучить.
Голова шла кругом. После непроходимой, просто сказочной разрухи, царившей в ЗОПе, так приятно было окунуться в обычную жизнь Либерти. Понять, что великих проблем и трагедий в общем-то не существует. Кроме тех, что мы сами себе создаём.
– Я думаю, лучше начать с Нью-Маркса. Дело в том, что я немного знаю рунархов. Если у вашей террор-группы есть связи с Тевайзом, я это почувствую.
– Прекрасно. Вот что, Гелий: постарайтесь не геройствовать. Законы Либерти довольно причудливы. Многое из того, что кажется вам ужасающим, здесь вполне законно. И наоборот.
– Я притворюсь человеком, желающим пополнить ряды «Новых рунархов». Это не запрещено?
– Нет.
– Вот и хорошо. Потом постараюсь выяснить что-нибудь о рунархских модификациях. Если получится – отыщу того, кто изображён на фотографии.
– С богом.
И мы отправились в Нью-Маркс.
Глава 5. РУНАРХИЯ – МАТЬ ПОРЯДКА
Офис террор-группы «Новые рунархи» располагался между кафе-клубом «Хижина дяди Тома» и стереатром «Разрушенная Бастилия». Белозубые негры звякали бутафорскими кандалами в тени разрушенных стен. Выглядели негры очень довольными. Они пили кофе, пели песни, состоящие из агрессивных ритмичных выкриков, и брызгали из баллончиков краской, разрисовывая тротуар жизнерадостными граффити.
Здание «Бастилии» меня удивило. Заляпанные голубиным помётом развалины никак не подходили на роль самого прогрессивного стереатра города. В другое время я обязательно заглянул бы сюда, но надо было делать дело. Я двинулся к «Рунархам».
Архитектор честно пытался выдержать здание в стиле Тевайза. Но сделать в каждой комнате выход на улицу – ещё не значит превратить дом в рунархский грот-лабиринт. Я прошёл под барельефом, изображающим обнажённую женщину у реки. Женщина стояла на коленях, выливая из двух кувшинов воду в реку. Над её головой сияли звёзды.
Нет, пожалуй... Архитектор не совсем безнадёжен. По крайней мере, у него есть представление о знаках Тевайза.
На душе стало тревожно. Мир вокруг показался мне враждебным и злым, завтрашний день – неопределённым настолько, что не хотелось переходить в него. Я был готов повернуть обратно. Длилось это состояние несколько секунд, а потом ушло.
Я встал на зелёный коврик-мембрану. Вокруг моих сандалий запузырилась зелёная пена, съедая грязь. Почти как лангедокские сита. Я с трудом удержался от того, чтобы спрыгнуть с коврика. Пена отчистила обувь и исчезла. Я нажал кнопку звонка.
– Входите, иноземный человек, – отозвалась дверь женским голосом. – Мать Костей Строптивая Кат-Терина ждёт вас.
После, этих слов всё стало ясно. Какой там, к чёрту, террор. Расшалившиеся подростки играют в рунархов. Интересно, насколько хорошо у них получается? Актёрская игра ведь и дарований требует, и души.
Дверь сложилась, открывая извилистый коридор, спиралью загибающийся вверх. Полностью серпантин я, конечно, увидеть не мог. Но в каком направлении работает мысль архитектора, подражающего рунархам, представить нетрудно.
Я двинулся по коридору. С потолка свисали бесформенные светильники, словно залитые прозрачным стеарином. Неважные у ребят знания о Тевайзе. Такие светильники ставят в дом многодетной семьи, предупреждая, что в любой момент вам из-за угла могут залепить мячом в лицо. В офисе или представительстве фирмы они так же неуместны, как грибочки и зайчики на дверях шкафов.
– Назовитесь, человек, – потребовал всё тот же капризный голосок.
– Гелий Ахадов. Коммерсант.
– Коммерсант. Хорошо. Обращение свободных капиталов, независимость... Надеюсь, вы не запятнали себя сотрудничеством с сатрапами?
– Простите, с кем?
– С душителями свобод и зажимщиками индивидуальности. Мерзавцами и палачами. – Голос изменился: – Здесь скользко. Осторожнее!
Коридор пошёл вверх под немыслимым углом. Мне пришлось держаться руками за стену, чтобы не кувыркнуться обратно.
– Давайте руку. – На фоне огромного окна возник женский силуэт. Я ухватился за протянутую ладонь. Став на ровное, я некоторое время приходил в себя с закрытыми глазами. Краски были настолько ярки, что мешали ориентироваться.
– Мы экспериментируем с дизайном, – послышался извиняющийся голос Катерины. – Джиттоля хочет, чтобы в этом зале сохранялась частичка каждого храма Тевайза. Пока что нам удалось собрать Храмы Колоды, Хозяйки Прайда и Братства Охотников.
Я медленно открыл глаза. Сияющее разноцветье никуда не делось, но сейчас оно хотя бы получило объяснение. Зал оптически увеличен: такая махина в офисе вряд ли поместится. С выдумкой работают ребята.
«Мать костей» носила чёрное платье, украшенное тусклыми заклёпками, мехом и птичьими костями. На голове – расшитая бисером повязка, на шее – ожерелье из мышиных черепов. Соски, губы и веки Катерины были густо вычернены; на щеке красовался вытатуированный череп. Волосы были того тусклого мертвенного цвета, что может дать лишь лучшего качества краска для волос.
– Это для непосвящённых, – пряча глаза, пояснила Строптивая Кат-Терина. – Не всякий войдёт в храм. Иные в страхе бегут, и это хорошо: нам не нужны неокрепшие души, не способные выдержать мощь повелителей Тевайза. Позвольте, я отведу вас к нашим друидам.
– Друидам?
– Да. Мы решили, что рунархи впали в безумие. Их раса обречена. Здесь пишется новая страница в истории Тевайза. Мы начнём с того, на чём они споткнулись.
После этих слов едва не споткнулся я. Черт бы побрал эти высокие пороги. Насколько помню, рунархи их делают лишь в больницах для тяжелобольных. Девушка открыла потайную дверцу за колонной и поманила меня.
Я последовал за ней.
В комнате, куда мы вошли, вкуса было проявлено больше. Стены обшиты деревянными панелями, камин, ковёр на полу. Два дивана, стол с терминалом и загадочной установкой. В ней я не без труда опознал армейскую лабораторию экспресс-анализа. Непонятно лишь, зачем надо было её вытаскивать из корпуса и раскладывать по столу.
По стене струился гололозунг: «Рунархия – мать порядка».
Кроме нас в комнате сидели двое юношей лет восемнадцати-двадцати и крепко сбитый мужчина лет сорока в трёхцветной меховой безрукавке, долженствующей изображать, видимо, рунархскую симбионку. Ещё я заметил анемичного вида перезрелую шатенку. У шатенки немного выдавалась вперёд нижняя челюсть (возможно, пластическая операция) и чёлка была пострижена наискось – довольно похоже. Если бы бедняжка знала, что у рунархов означает эта причёска... Сидящие в комнате старательно отворачивались друг от друга.
– Приветствую вас, братья, – церемонно произнесла Катя. Поглядев на шатенку, нехотя добавила: – И сестры.
– И ты прими наше благословение, Мать Костей, – нестройно забубнили новые рунархи.
– Я привела к вам неофита. Тяжелые времена настают. Разумные отворачиваются от мудрости Знаков. Его зовут Гелием, и он явил себя почтительным и открытым.
Я закашлялся. Вот чешет девчонка! И хоть бы хихикнула. Да и остальные тоже.
Рунархи могут так говорить. Для них это естественно и обыденно. Те же самые слова в устах человека звучат театрально.
– Я хотел бы услышать ваши имена, чтобы ненароком не исказить их, – ответил я ритуальной фразой. Фразу эту мало кто знает. Она связана с таинством имён Тевайза. Моя эрудиция пропала зря. Новые рунархи просто представились:
– Джиттоля.
– Евджений.
– Золотистая Вери.
– Колядж.
– Очень приятно, – подвёл я итог. – Меня всегда интересовала культура Тевайза. Знаки, управляющие судьбой миллиардов существ. Непривязанность к иделам порочного общества...
– О да! – отозвался мужчина в лжесимбионке. Колядж. Видимо, он считался идейным вдохновителем группы – он да ещё готическая Катерина. Остальные в их присутствии помалкивали. – Культура народа, волею судеб ставшего нам враждебным. Их наследие, позволяющее отрешиться от влияния муравейника. Вы пришли по объявлению на сайте?
До сих пор никто не предложил мне сесть. Строптивая Кат-Терина маячила, за спиной, словно охранник. Я прошёлся по комнате, выбирая место, затем уселся возле стола. Отсюда было видно всех.
– Именно так, – подтвердил я. – На сайте. Я хочу стать одним из вас.
– Можно узнать почему? – поинтересовался Колядж.
Что-то в его тоне заставляло насторожиться. Вновь нахлынула гаденькая тревога, не дающая сосредоточиться.
– Мои родители родом с Каза, а рунархи бомбили этот мир. Чтобы уничтожить врага, надо его понять и полюбить. Поэтому я езжу по мирам обоих Небес и собираю информацию о рунархах.
Как я и рассчитывал, романтическая история расположила заговорщиков ко мне.
– Вы, наверное, много знаете о Тевайзе? – с уважением спросил веснушчатый Джиттоля. – Вряд ли больше, чем Колядж. Ведь он целых четыре месяца обучался у брата Без Ножен их системе боя! Изучил в совершенстве.
Ага, ясно. Целых четыре месяца. Вот только у братьев Без Ножен нет никакой системы. Они дерутся, потому что дерутся.
– У вас на сайте написано о рунархских пси-модификациях. Это правда?
– Точно, – закивал веснушчатый. – Я – хозяин зверей, а вот он, – он ткнул локтем молчаливого Евджения, – друг автоматов. Очень любит по эфиросети бродить. Хакер. А Кат-Терина...
– Строптивая Кат-Терина! – зашипела девчонка.
– Да, извини. Строптивая Кат-Терина – знаток пластика.
– Точно? – Я с интересом глянул на свою провожатую: – А ты что умеешь делать?
– Ну, – застеснялась она, – я слабый знаток. Могу расплавить ложку... если будет настроение, конечно... Зато у Джиттоли есть бурундук дрессированный. Они общаются телепатически.
Золотистая Вери и Евджений хихикнули. Джиттоля потупился и покраснел.
– Мы можем проверить вас на способность к пси-модификациям, – предложил Колядж. – Экспертиза выявляет земные и рунархские способности.
– А сколько это будет стоить?
– О, совершенно бесплатно. – Колядж обиделся: – За кого вы нас принимаете? Вы ведь даже ещё не член организации. Сперва мы должны понять, подходите вы нам или нет.
Чертовски интересно: как проходит экспертиза? Есть риск, что во мне распознают срединника, но это не страшно. Даже на Первом Небе большинство людей не подозревают о своих потенциальных модификациях. Так что я ничем не рискую.
– Разве что бесплатно... Так, из интереса.
– Попробуйте, господин Ахадов, – умоляюще протянула Катя. – А вдруг вы, – она восторженно понизила голос: – брат Без Ножен? У нас ни одного нет. Даже Колядж – и тот всего лишь харон.
– Попробуйте! Попробуйте! – загалдели новые рунархи.
– Ну хорошо, – сдался я. – Попробую. А где это?
– Здесь. – Колядж указал на лежащие на столе блоки. В разобранном виде экспресс-лаборатория выглядела внушительно – словно аппарат биохимика двадцать первого века. – Мы осуществляем первичные тесты. Если есть указания на то, что вы способны к пси-модификации, то смотрим дальше. Но тогда уж придётся прибегнуть к более глубокому анализу.
Я уселся в кресло. Золотистая Вери и Евджений пристегнули к моим запястьям браслеты. Всё с серьёзными лицами, священнодействуя. Колядж щёлкнул выключателем.
Минуту или две прибор нагревался и гудел. Краем глаза я поглядывал на висящий над столом терминал. Зачем-то Колядж запустил тест системы. Тест памяти прошёл, а вот периферийные системы сбоили. Естественно: ведь вместо анализатора воздуха был подключён я. Информация выдавалась на экран спецкодом экзоразведки. Конечно же, для искателей приключений, желающих стать новыми рунархами, она была филькиной грамотой.
– Прекрасно, – нахмурил лоб Колядж. – Очень хорошо...
По его лицу было видно обратное. Что дела вовсе дрянь, только он не хочет об этом говорить. Чтобы меня не расстраивать.
– Что-то не так, Колядж?
– Да нет, нет, Гелий... Сейчас я включу свою специальную систему усиленного контроля.
После этих слов я совершенно расслабился. Меня «отвинчивают», как говорили в своё время интернатские ребята. Топорная работа, но так всегда бывает. Грамотное мошенничество не замечаешь, пока оно не закончится, а грубое лезет в глаза.
Колядж с умным видом пощёлкал тумблерами. Я видел, что он включил анализ атмосферы. Естественно, поскольку вместо анализаторов был подключен я, приборы показывали нечто изумительное.
– Какой вектор, – пробормотал Колядж, тыча пальцем в строчку «Некорректное устройство. Замените прибор на входе и попробуйте ещё раз». – У вас потенциал!
С благоговением он поманил пальцем Строптивую Кат-Терину:
– Глянь, о благословенная Мать Костей. Такого у нас ещё не было.
Девушка в смятении затеребила поясок. Её грудь заходила вверх-вниз, так что я залюбовался.
– Удивительная мощь вектора... – хриплым от волнения голосом произнесла она. – Я... впервые вижу, чтоб... – Она огляделась, ища поддержки. Новые рунархи подавленно молчали. – Даже способности Джиттоли – ничто перед этим!
– Везёт же вам, – вздохнула Вери. Глаза её подозрительно блеснули. – А у меня ни на полстолечка способностей нет.
Я заёрзал:
– Вы что, меня разыгрываете? Что вы там увидели?
– В таких делах, – назидательно произнёс Колядж, – розыгрыши неуместны. Поздравляю вас, господин Ахадов. Девяносто семь пунктов по шкале Аджисаллома-Верченко. Почти максимум. Вы – потенциальный пси-модификант большой силы. – Он ткнул в надпись «Невозможно определить тип устройства». – Можно сразу сказать, что ваши способности лежат в области рунархских модификаций.
– Но я читал, что человека нельзя модифицировать под рунарха.
– Не всему написанному можно верить. – Колядж поднял глаза кверху: – ТАМ есть кое-кто, заинтересованный в том, чтобы мы прозябали во тьме невежества. Чтобы ограничения природы не давали нам открыть в себе иное.
– Кто же это?
Новые рунархи вступили наперебой:
– Тс-с!
– Об этом лучше не говорить.
– Либерти – мир тотальной слежки.
Великий хакер Евджений важно надувал щёки. Я ощутил миг головокружения, так хорошо знакомый всем, кто попадал в лапы цыган. Миг, когда понимаешь, что из тебя делают дурака, но ничем помешать не можешь. Ведь обман потому и возможен, что участвуют в нём все – и обманщик и жертва.
Мои окраинники всё так же оставались со мной. И среди них был месмер Том II, умения которого не давали мне потерять голову. Но всё равно я чувствовал, что что-то неладно.
«Что происходит? – подумал я. – Я ищу не-господина страха. „Новые рунархи" – обычные мошенники. Максимум чем я рискую – коммерсанта Гелия Ахадова обдерут как липку. Но это не страшно. Откуда же тревога? Почему я не могу расслабиться?»
– Я готов, – торжественно объявил я. – Я хочу стать братом Без Ножен. Где проводят полный анализ?
Повисла пауза. Новые рунархи стояли набычившись, не глядя друг на друга. Вот теперь рунархская обособленность у них получилась удачно. Не было никакой организации. Просто пять человек, каждый за себя.
– Вы не член террор-группы, – задумчиво начал Колядж.
– Иностранец к тому же, – добавила Золотистая Вери.
А Джиттоля с сомнением покачал головой:
– Не знаю, не знаю... Меня, когда брали в организацию, месяц мурыжили. Я устав зубрил...
– Месяц? – удивился я.
– ...доказывал преданность идеалам рунархии...
– Целый месяц?!
– ...проходил духовное послушничество.
– Успокойтесь, Гелий, – Колядж деликатно взял меня за локоть. – Ваш случай особенный. Если у Джиттоли было всего пятьдесят три пункта, то у вас – девяносто три.
– Вы говорили – девяносто семь.
– Да девяносто семь, девяносто семь, – досадливо отмахнулся он. – Какая разница? Всё равно это много. К сожалению, устав гласит – испытательный срок не менее двух недель. Мы не можем делать исключений. Это против правил.
Они снова задумались. Лицо Строптивой Кат-Терины осветилось.
– А если...
– Что?
– Да нет, нет, ничего... Но мы могли бы оформить его сочувствующим. Временно.
Колядж вскочил:
– Точно, девочка моя! – Он порывисто обнял Катю (та сияла, как начищенный пятак), и, обернувшись ко мне, объявил: – Это выход. Статус сочувствующего не требует испытательного срока. Он вообще ничего не требует – лишь некоторых формальностей. Совершенно пустяковых.
– Так что же мы медлим?
Медлить не стали. Джиттоля принёс стопку бланков. По недолгом размышлении меня записали в члены благотворительной организации «Спасём детей, жертв пси-лобицирующей томоглифии». Условия вступления оказались очень запутанными. Я обнаружил пункт, который при правильном подходе позволял реквизировать у меня автомобиль, дом и кредитную карточку. Автомобиля у меня не было, но аппетиты заговорщиков вызывали некоторую оторопь.
– Всё? – нетерпеливо спросил я.
– Подпись.
– Давайте. – Я уставился на пустую графу в конце документа. Под моим взглядом она покраснела, словно свежий волдырь. Так-так... Теперь у рунархов есть моя пси-подпись. Это могло быть опасным, если бы не один фокус, который я перенял у своих окраинников. Точнее – у Асмики. Менять облик я так и не научился. Зато подделываю сканы сознания и пси-подписи.
– Прекрасно! – Колядж передал документ Золотистой Вери, и та спрятала его в сейф. – Теперь вы один из нас. Идемте же. Не будем медлить.
Я связался с мантикорой и приказал пеленговать меня каждые пять минут. В случае опасности – действовать осмотрительно. С местными властями не конфликтовать.
Мы двинулись в тайные подвалы «Новых рунархов».
Против всякого ожидания, в подвале было светло, чисто и спокойно. Никаких ужасов революционного подполья. Ни портативного реактора, подзаряжающего пару десятков плазменных винтовок, ни лаборатории по производству биохимического оружия. Ни даже потайной диспетчерской, ведающей передвижениями боевиков по городам Либерти. Организация ещё нетвёрдо стояла на ногах. Террор сводился к мелким пакостям.
Были же в подвале: койка, кераметаллический сейф да стол, скрывающийся в мешанине схем, проводов, кристаллических друз долговременной памяти. Опознать, чем было устройство до того, как его вытряхнули из корпуса, я не смог. Вернее, не мог, пока мне на глаза не попался блок с полустёртым армейским клеймом. Когда-то этот набор хлама был робохирургом. По спине пробежал холодок. Вспомнились россказни о торговцах внутренними органами. Кто знает местные законы? Может, зря я лезу на рожон?
Мой взгляд упал на стену. На гвозде висела фуражка – в точности такая, какую я видел на стереографии. С бесцеремонностью логрского туриста я снял её с гвоздя.
– Откуда это у вас? Нынче таких не носят.
Здание «Бастилии» меня удивило. Заляпанные голубиным помётом развалины никак не подходили на роль самого прогрессивного стереатра города. В другое время я обязательно заглянул бы сюда, но надо было делать дело. Я двинулся к «Рунархам».
Архитектор честно пытался выдержать здание в стиле Тевайза. Но сделать в каждой комнате выход на улицу – ещё не значит превратить дом в рунархский грот-лабиринт. Я прошёл под барельефом, изображающим обнажённую женщину у реки. Женщина стояла на коленях, выливая из двух кувшинов воду в реку. Над её головой сияли звёзды.
Нет, пожалуй... Архитектор не совсем безнадёжен. По крайней мере, у него есть представление о знаках Тевайза.
На душе стало тревожно. Мир вокруг показался мне враждебным и злым, завтрашний день – неопределённым настолько, что не хотелось переходить в него. Я был готов повернуть обратно. Длилось это состояние несколько секунд, а потом ушло.
Я встал на зелёный коврик-мембрану. Вокруг моих сандалий запузырилась зелёная пена, съедая грязь. Почти как лангедокские сита. Я с трудом удержался от того, чтобы спрыгнуть с коврика. Пена отчистила обувь и исчезла. Я нажал кнопку звонка.
– Входите, иноземный человек, – отозвалась дверь женским голосом. – Мать Костей Строптивая Кат-Терина ждёт вас.
После, этих слов всё стало ясно. Какой там, к чёрту, террор. Расшалившиеся подростки играют в рунархов. Интересно, насколько хорошо у них получается? Актёрская игра ведь и дарований требует, и души.
Дверь сложилась, открывая извилистый коридор, спиралью загибающийся вверх. Полностью серпантин я, конечно, увидеть не мог. Но в каком направлении работает мысль архитектора, подражающего рунархам, представить нетрудно.
Я двинулся по коридору. С потолка свисали бесформенные светильники, словно залитые прозрачным стеарином. Неважные у ребят знания о Тевайзе. Такие светильники ставят в дом многодетной семьи, предупреждая, что в любой момент вам из-за угла могут залепить мячом в лицо. В офисе или представительстве фирмы они так же неуместны, как грибочки и зайчики на дверях шкафов.
– Назовитесь, человек, – потребовал всё тот же капризный голосок.
– Гелий Ахадов. Коммерсант.
– Коммерсант. Хорошо. Обращение свободных капиталов, независимость... Надеюсь, вы не запятнали себя сотрудничеством с сатрапами?
– Простите, с кем?
– С душителями свобод и зажимщиками индивидуальности. Мерзавцами и палачами. – Голос изменился: – Здесь скользко. Осторожнее!
Коридор пошёл вверх под немыслимым углом. Мне пришлось держаться руками за стену, чтобы не кувыркнуться обратно.
– Давайте руку. – На фоне огромного окна возник женский силуэт. Я ухватился за протянутую ладонь. Став на ровное, я некоторое время приходил в себя с закрытыми глазами. Краски были настолько ярки, что мешали ориентироваться.
– Мы экспериментируем с дизайном, – послышался извиняющийся голос Катерины. – Джиттоля хочет, чтобы в этом зале сохранялась частичка каждого храма Тевайза. Пока что нам удалось собрать Храмы Колоды, Хозяйки Прайда и Братства Охотников.
Я медленно открыл глаза. Сияющее разноцветье никуда не делось, но сейчас оно хотя бы получило объяснение. Зал оптически увеличен: такая махина в офисе вряд ли поместится. С выдумкой работают ребята.
«Мать костей» носила чёрное платье, украшенное тусклыми заклёпками, мехом и птичьими костями. На голове – расшитая бисером повязка, на шее – ожерелье из мышиных черепов. Соски, губы и веки Катерины были густо вычернены; на щеке красовался вытатуированный череп. Волосы были того тусклого мертвенного цвета, что может дать лишь лучшего качества краска для волос.
– Это для непосвящённых, – пряча глаза, пояснила Строптивая Кат-Терина. – Не всякий войдёт в храм. Иные в страхе бегут, и это хорошо: нам не нужны неокрепшие души, не способные выдержать мощь повелителей Тевайза. Позвольте, я отведу вас к нашим друидам.
– Друидам?
– Да. Мы решили, что рунархи впали в безумие. Их раса обречена. Здесь пишется новая страница в истории Тевайза. Мы начнём с того, на чём они споткнулись.
После этих слов едва не споткнулся я. Черт бы побрал эти высокие пороги. Насколько помню, рунархи их делают лишь в больницах для тяжелобольных. Девушка открыла потайную дверцу за колонной и поманила меня.
Я последовал за ней.
В комнате, куда мы вошли, вкуса было проявлено больше. Стены обшиты деревянными панелями, камин, ковёр на полу. Два дивана, стол с терминалом и загадочной установкой. В ней я не без труда опознал армейскую лабораторию экспресс-анализа. Непонятно лишь, зачем надо было её вытаскивать из корпуса и раскладывать по столу.
По стене струился гололозунг: «Рунархия – мать порядка».
Кроме нас в комнате сидели двое юношей лет восемнадцати-двадцати и крепко сбитый мужчина лет сорока в трёхцветной меховой безрукавке, долженствующей изображать, видимо, рунархскую симбионку. Ещё я заметил анемичного вида перезрелую шатенку. У шатенки немного выдавалась вперёд нижняя челюсть (возможно, пластическая операция) и чёлка была пострижена наискось – довольно похоже. Если бы бедняжка знала, что у рунархов означает эта причёска... Сидящие в комнате старательно отворачивались друг от друга.
– Приветствую вас, братья, – церемонно произнесла Катя. Поглядев на шатенку, нехотя добавила: – И сестры.
– И ты прими наше благословение, Мать Костей, – нестройно забубнили новые рунархи.
– Я привела к вам неофита. Тяжелые времена настают. Разумные отворачиваются от мудрости Знаков. Его зовут Гелием, и он явил себя почтительным и открытым.
Я закашлялся. Вот чешет девчонка! И хоть бы хихикнула. Да и остальные тоже.
Рунархи могут так говорить. Для них это естественно и обыденно. Те же самые слова в устах человека звучат театрально.
– Я хотел бы услышать ваши имена, чтобы ненароком не исказить их, – ответил я ритуальной фразой. Фразу эту мало кто знает. Она связана с таинством имён Тевайза. Моя эрудиция пропала зря. Новые рунархи просто представились:
– Джиттоля.
– Евджений.
– Золотистая Вери.
– Колядж.
– Очень приятно, – подвёл я итог. – Меня всегда интересовала культура Тевайза. Знаки, управляющие судьбой миллиардов существ. Непривязанность к иделам порочного общества...
– О да! – отозвался мужчина в лжесимбионке. Колядж. Видимо, он считался идейным вдохновителем группы – он да ещё готическая Катерина. Остальные в их присутствии помалкивали. – Культура народа, волею судеб ставшего нам враждебным. Их наследие, позволяющее отрешиться от влияния муравейника. Вы пришли по объявлению на сайте?
До сих пор никто не предложил мне сесть. Строптивая Кат-Терина маячила, за спиной, словно охранник. Я прошёлся по комнате, выбирая место, затем уселся возле стола. Отсюда было видно всех.
– Именно так, – подтвердил я. – На сайте. Я хочу стать одним из вас.
– Можно узнать почему? – поинтересовался Колядж.
Что-то в его тоне заставляло насторожиться. Вновь нахлынула гаденькая тревога, не дающая сосредоточиться.
– Мои родители родом с Каза, а рунархи бомбили этот мир. Чтобы уничтожить врага, надо его понять и полюбить. Поэтому я езжу по мирам обоих Небес и собираю информацию о рунархах.
Как я и рассчитывал, романтическая история расположила заговорщиков ко мне.
– Вы, наверное, много знаете о Тевайзе? – с уважением спросил веснушчатый Джиттоля. – Вряд ли больше, чем Колядж. Ведь он целых четыре месяца обучался у брата Без Ножен их системе боя! Изучил в совершенстве.
Ага, ясно. Целых четыре месяца. Вот только у братьев Без Ножен нет никакой системы. Они дерутся, потому что дерутся.
– У вас на сайте написано о рунархских пси-модификациях. Это правда?
– Точно, – закивал веснушчатый. – Я – хозяин зверей, а вот он, – он ткнул локтем молчаливого Евджения, – друг автоматов. Очень любит по эфиросети бродить. Хакер. А Кат-Терина...
– Строптивая Кат-Терина! – зашипела девчонка.
– Да, извини. Строптивая Кат-Терина – знаток пластика.
– Точно? – Я с интересом глянул на свою провожатую: – А ты что умеешь делать?
– Ну, – застеснялась она, – я слабый знаток. Могу расплавить ложку... если будет настроение, конечно... Зато у Джиттоли есть бурундук дрессированный. Они общаются телепатически.
Золотистая Вери и Евджений хихикнули. Джиттоля потупился и покраснел.
– Мы можем проверить вас на способность к пси-модификациям, – предложил Колядж. – Экспертиза выявляет земные и рунархские способности.
– А сколько это будет стоить?
– О, совершенно бесплатно. – Колядж обиделся: – За кого вы нас принимаете? Вы ведь даже ещё не член организации. Сперва мы должны понять, подходите вы нам или нет.
Чертовски интересно: как проходит экспертиза? Есть риск, что во мне распознают срединника, но это не страшно. Даже на Первом Небе большинство людей не подозревают о своих потенциальных модификациях. Так что я ничем не рискую.
– Разве что бесплатно... Так, из интереса.
– Попробуйте, господин Ахадов, – умоляюще протянула Катя. – А вдруг вы, – она восторженно понизила голос: – брат Без Ножен? У нас ни одного нет. Даже Колядж – и тот всего лишь харон.
– Попробуйте! Попробуйте! – загалдели новые рунархи.
– Ну хорошо, – сдался я. – Попробую. А где это?
– Здесь. – Колядж указал на лежащие на столе блоки. В разобранном виде экспресс-лаборатория выглядела внушительно – словно аппарат биохимика двадцать первого века. – Мы осуществляем первичные тесты. Если есть указания на то, что вы способны к пси-модификации, то смотрим дальше. Но тогда уж придётся прибегнуть к более глубокому анализу.
Я уселся в кресло. Золотистая Вери и Евджений пристегнули к моим запястьям браслеты. Всё с серьёзными лицами, священнодействуя. Колядж щёлкнул выключателем.
Минуту или две прибор нагревался и гудел. Краем глаза я поглядывал на висящий над столом терминал. Зачем-то Колядж запустил тест системы. Тест памяти прошёл, а вот периферийные системы сбоили. Естественно: ведь вместо анализатора воздуха был подключён я. Информация выдавалась на экран спецкодом экзоразведки. Конечно же, для искателей приключений, желающих стать новыми рунархами, она была филькиной грамотой.
– Прекрасно, – нахмурил лоб Колядж. – Очень хорошо...
По его лицу было видно обратное. Что дела вовсе дрянь, только он не хочет об этом говорить. Чтобы меня не расстраивать.
– Что-то не так, Колядж?
– Да нет, нет, Гелий... Сейчас я включу свою специальную систему усиленного контроля.
После этих слов я совершенно расслабился. Меня «отвинчивают», как говорили в своё время интернатские ребята. Топорная работа, но так всегда бывает. Грамотное мошенничество не замечаешь, пока оно не закончится, а грубое лезет в глаза.
Колядж с умным видом пощёлкал тумблерами. Я видел, что он включил анализ атмосферы. Естественно, поскольку вместо анализаторов был подключен я, приборы показывали нечто изумительное.
– Какой вектор, – пробормотал Колядж, тыча пальцем в строчку «Некорректное устройство. Замените прибор на входе и попробуйте ещё раз». – У вас потенциал!
С благоговением он поманил пальцем Строптивую Кат-Терину:
– Глянь, о благословенная Мать Костей. Такого у нас ещё не было.
Девушка в смятении затеребила поясок. Её грудь заходила вверх-вниз, так что я залюбовался.
– Удивительная мощь вектора... – хриплым от волнения голосом произнесла она. – Я... впервые вижу, чтоб... – Она огляделась, ища поддержки. Новые рунархи подавленно молчали. – Даже способности Джиттоли – ничто перед этим!
– Везёт же вам, – вздохнула Вери. Глаза её подозрительно блеснули. – А у меня ни на полстолечка способностей нет.
Я заёрзал:
– Вы что, меня разыгрываете? Что вы там увидели?
– В таких делах, – назидательно произнёс Колядж, – розыгрыши неуместны. Поздравляю вас, господин Ахадов. Девяносто семь пунктов по шкале Аджисаллома-Верченко. Почти максимум. Вы – потенциальный пси-модификант большой силы. – Он ткнул в надпись «Невозможно определить тип устройства». – Можно сразу сказать, что ваши способности лежат в области рунархских модификаций.
– Но я читал, что человека нельзя модифицировать под рунарха.
– Не всему написанному можно верить. – Колядж поднял глаза кверху: – ТАМ есть кое-кто, заинтересованный в том, чтобы мы прозябали во тьме невежества. Чтобы ограничения природы не давали нам открыть в себе иное.
– Кто же это?
Новые рунархи вступили наперебой:
– Тс-с!
– Об этом лучше не говорить.
– Либерти – мир тотальной слежки.
Великий хакер Евджений важно надувал щёки. Я ощутил миг головокружения, так хорошо знакомый всем, кто попадал в лапы цыган. Миг, когда понимаешь, что из тебя делают дурака, но ничем помешать не можешь. Ведь обман потому и возможен, что участвуют в нём все – и обманщик и жертва.
Мои окраинники всё так же оставались со мной. И среди них был месмер Том II, умения которого не давали мне потерять голову. Но всё равно я чувствовал, что что-то неладно.
«Что происходит? – подумал я. – Я ищу не-господина страха. „Новые рунархи" – обычные мошенники. Максимум чем я рискую – коммерсанта Гелия Ахадова обдерут как липку. Но это не страшно. Откуда же тревога? Почему я не могу расслабиться?»
– Я готов, – торжественно объявил я. – Я хочу стать братом Без Ножен. Где проводят полный анализ?
Повисла пауза. Новые рунархи стояли набычившись, не глядя друг на друга. Вот теперь рунархская обособленность у них получилась удачно. Не было никакой организации. Просто пять человек, каждый за себя.
– Вы не член террор-группы, – задумчиво начал Колядж.
– Иностранец к тому же, – добавила Золотистая Вери.
А Джиттоля с сомнением покачал головой:
– Не знаю, не знаю... Меня, когда брали в организацию, месяц мурыжили. Я устав зубрил...
– Месяц? – удивился я.
– ...доказывал преданность идеалам рунархии...
– Целый месяц?!
– ...проходил духовное послушничество.
– Успокойтесь, Гелий, – Колядж деликатно взял меня за локоть. – Ваш случай особенный. Если у Джиттоли было всего пятьдесят три пункта, то у вас – девяносто три.
– Вы говорили – девяносто семь.
– Да девяносто семь, девяносто семь, – досадливо отмахнулся он. – Какая разница? Всё равно это много. К сожалению, устав гласит – испытательный срок не менее двух недель. Мы не можем делать исключений. Это против правил.
Они снова задумались. Лицо Строптивой Кат-Терины осветилось.
– А если...
– Что?
– Да нет, нет, ничего... Но мы могли бы оформить его сочувствующим. Временно.
Колядж вскочил:
– Точно, девочка моя! – Он порывисто обнял Катю (та сияла, как начищенный пятак), и, обернувшись ко мне, объявил: – Это выход. Статус сочувствующего не требует испытательного срока. Он вообще ничего не требует – лишь некоторых формальностей. Совершенно пустяковых.
– Так что же мы медлим?
Медлить не стали. Джиттоля принёс стопку бланков. По недолгом размышлении меня записали в члены благотворительной организации «Спасём детей, жертв пси-лобицирующей томоглифии». Условия вступления оказались очень запутанными. Я обнаружил пункт, который при правильном подходе позволял реквизировать у меня автомобиль, дом и кредитную карточку. Автомобиля у меня не было, но аппетиты заговорщиков вызывали некоторую оторопь.
– Всё? – нетерпеливо спросил я.
– Подпись.
– Давайте. – Я уставился на пустую графу в конце документа. Под моим взглядом она покраснела, словно свежий волдырь. Так-так... Теперь у рунархов есть моя пси-подпись. Это могло быть опасным, если бы не один фокус, который я перенял у своих окраинников. Точнее – у Асмики. Менять облик я так и не научился. Зато подделываю сканы сознания и пси-подписи.
– Прекрасно! – Колядж передал документ Золотистой Вери, и та спрятала его в сейф. – Теперь вы один из нас. Идемте же. Не будем медлить.
Я связался с мантикорой и приказал пеленговать меня каждые пять минут. В случае опасности – действовать осмотрительно. С местными властями не конфликтовать.
Мы двинулись в тайные подвалы «Новых рунархов».
Против всякого ожидания, в подвале было светло, чисто и спокойно. Никаких ужасов революционного подполья. Ни портативного реактора, подзаряжающего пару десятков плазменных винтовок, ни лаборатории по производству биохимического оружия. Ни даже потайной диспетчерской, ведающей передвижениями боевиков по городам Либерти. Организация ещё нетвёрдо стояла на ногах. Террор сводился к мелким пакостям.
Были же в подвале: койка, кераметаллический сейф да стол, скрывающийся в мешанине схем, проводов, кристаллических друз долговременной памяти. Опознать, чем было устройство до того, как его вытряхнули из корпуса, я не смог. Вернее, не мог, пока мне на глаза не попался блок с полустёртым армейским клеймом. Когда-то этот набор хлама был робохирургом. По спине пробежал холодок. Вспомнились россказни о торговцах внутренними органами. Кто знает местные законы? Может, зря я лезу на рожон?
Мой взгляд упал на стену. На гвозде висела фуражка – в точности такая, какую я видел на стереографии. С бесцеремонностью логрского туриста я снял её с гвоздя.
– Откуда это у вас? Нынче таких не носят.