Твердой рукой он направлял револьвер на коленопреклоненного визитера. Следователь не спускал с него глаз, но боковым зрением отметил, что девушка хоть и была напугана, но не до потери сознания, – может быть, уверенности ей придала и заспанная физиономия хлопающего глазами курьера, явившаяся в дверях.
   – Встать! Руки вверх! – Вирхов, теряя самообладание, рявкнул еще раз, все его существо переполнилось страстным желанием прибить ворвавшегося в следственную камеру сумасшедшего.
   Мужчина в белом подчинился. Взгляд его был устремлен на Марию Николаевну Муромцеву.
   – Отойти к окну! – скомандовал Вирхов и кивнул курьеру, чтобы тот обыскал подозрительного субъекта.
   Вирхов опустил руку с револьвером и обратился к Муре:
   – Извините, Мария Николаевна, надеюсь, вы посетите меня утром. Сами видите – непредвиденные обстоятельства.
   – Да-да, Карл Иваныч, – нерешительно согласилась девушка, – я пойду.
   – В такой поздний час одной ехать по городу...
   – Меня сопровождает доктор Коровкин, – без всякого выражения выговорила Мура.
   – Тогда я спокоен, вы в безопасности. – Вирхов нетерпеливо переступил с ноги на ногу, дожидаясь, когда Мура удалится.
   – Не уходите! – От зарешеченного окна, где стоял красавец с поднятыми руками, раздался умоляющий звучный голос. – Где я найду вас?
   Вирхов злорадно усмехнулся:
   – Кажется, вы ранили этого субъекта в самое сердце...
   Мура глубоко вздохнула и направилась к двери.
   Карл Иванович участливо посмотрел ей вслед и даже выглянул в коридор: убедиться, что младшая дочь профессора Муромцева благополучно добралась до лестницы... Вернувшись в кабинет, он почувствовал, что вновь начинает тихо сатанеть: от окна, где стоял сумасшедший в белом, доносились звуки, напоминающие клекот. Скупые мужские слезы?
   Вирхов сел и сделал рукой знак – дежурный курьер подтолкнул посетителя поближе.
   – Кто такой? – Вирхов насупил плоские белесые брови.
   – Эрос Ханопулос, коммерсант...
   Голос дрожал, выразительные глаза мерцали зеленовато-желтой влагой.
   – Документы есть?
   – Вот, пожалуйста, паспорт, билет на железную дорогу – я только сегодня прибыл в столицу! Чтобы найти свою богиню и тут же потерять!
   – Почему нарушаете общественный порядок?
   – Где я теперь ее найду? – Коммерсант вновь воздел руки к небесам.
   – Почему без обуви?..
   – Без обуви? – Незнакомец в недоумении опустил взор к своим сиреневым ступням. – Ах да... Господин следователь! Я пришел к вам за помощью, а вы встретили меня как преступника!
   – Вы? За помощью? В одних носках? – Вирхов с видимым сомнением оглядывал незнакомца.
   – Я хочу подать заявление! С просьбой о помощи и расследовании преступления!
   – У вас украли ботинки? Вас разули?
   – В столице орудует опасная шайка. Вот, вот – посмотрите!
   Он расстегнул ворот рубашки и задрал подбородок.
   – Что там? – спросил Вирхов у курьера, который стоял ближе к посетителю.
   – Меня едва не задушили! – возопил незнакомец. – Там должен быть след от кушака!
   – Выражайтесь яснее, господин Ханопулос, – прервал Вирхов. – Кому принадлежал кушак?
   – Вдове лейтенанта Митрошкина!
   – Где вы с ней познакомились? В поезде?
   – Нет, господин следователь, нет! На кладбище!
   Вирхов на всякий случай крепче сжал рукоять револьвера.
   – На Никольском, кажется, у Лавры. Сегодня утром! Там эта преступная женщина и завлекла меня в свои сети! Я, как порядочный человек, помог бедняжке, она была едва жива от горя, не могла без посторонней помощи встать с могилы почившего супруга. Я сопровождал несчастную вдову...
   – И сопровождали ее до самого будуара? – усмехнулся Вирхов.
   – Откуда вы знаете? – изумился коммерсант.
   – Оттуда, – отрезал Вирхов. – Очередная хипесница. Работает с напарником. Ограбили подчистую?
   – Нет, господин следователь! Документы остались, немного денег. Взяли портмоне с деньгами, – смуглые щеки жертвы столичных преступников окрасились легким румянцем, булавку для галстука с топазом, подарок отца. Да туфли унесли...
   – Вам повезло. Могли и задушить, хотя на убийство воры и воровки, обкрадывающие мужчин, приводимых проститутками в специальную квартиру, решаются редко. А ботинки, туфли они специально снимают, чтобы обезоружить жертву, оттянуть преследование.
   – Вот-вот... – подхватил коммерсант, обрадованный, что добился понимания. – И я... Очнулся, проверил карманы, заметался по квартире – да куда побежишь босиком? Ночи дожидался. Но какие в Петербурге ночи? Одно название. С отчаяния решился – выбрался, добрые люди подсказали, куда бежать, – одолел марафонскую дистанцию! Слава Богу, в роду нашем немало олимпийских чемпионов.
   Расслабившийся было Вирхов вновь подобрался и пристально взглянул на собеседника:
   – Вы грек?
   – Да, господин следователь. Из почтенного рода Канопа, кормчего великого Менелая... Помните?
   – Не помню. – В сознании следователя забрезжило что-то о Троянской войне. – Откуда вы приехали? Не из Греции, как я понимаю?
   – Нет, господин следователь, уже несколько поколений нашего рода обитает на российских просторах. Отец мой, Орест Ханопулос, – известный крымский торговец, меценат, уважаемый человек. Я наследник его дела. Приехал в Петербург из Очакова по отцовскому поручению – дело сулит хорошую прибыль.
   – В чем же ваше дело? – осведомился Вирхов.
   Господин Ханопулос замялся:
   – Коммерческая тайна, но ничего антигосударственного, ничего опасного для благополучия столицы и ее обитателей.
   – Хорошо, – отступил Вирхов. – Так чего же вы хотите? Обувь какую-нибудь мы вам до утра найдем. Вы где остановились?
   – В гостинице «Гигиена», – охотно ответил беспокойный грек. – Я хочу, чтобы вы поймали грабителей.
   – Место происшествия запомнили?
   – Запомнил! Могу указать! Здесь недалеко! Злодеи не должны уйти от возмездия! Я призываю на их головы гнев Фемиды! А если Фемида медлит, то мой покровитель Арес вложит меч в мою руку!
   – Попрошу без самоуправства, господин Ханопулос, – осадил страстного грека Вирхов. – Самосуд в России вне закона.
   – Но во мне вопиет память предков! Почему вы медлите? Почему не едете на место преступления? Там могут быть доказательства, следы!
   – Предпочитаю ночью не врываться в частные жилища, – неуверенно сказал Вирхов.
   – Но светло, как днем! – Грек простер руку к зарешеченному окну. – Нас в путь зовет розоперстая Эос!
   По размеренным завываниям, в которых распознавался ненавистный со школярских лет гекзаметр, Карл Иванович догадался, что посетитель цитирует Гомера. Он прикидывал – что делать? Отпускать перевозбужденного грека опасно. Поколебавшись, Вирхов встал и, захватив с собой дежурного агента, отправился вместе с коммерсантом Эросом Ханопулосом на Коломенскую.
   По пути он выяснил у жертвы преступления, как выглядела хипесница. Из описания следовало, что это небезызвестная Розочка. За ней многое числилось, но, к удивлению Вирхова, Розочка оставалась безнаказанной, все ей сходило с рук. Наверняка след известной в криминальных кругах красотки простыл, но гость столицы прав, какие-то свидетельства могли остаться.
   Дом на Коломенской Вирхову был знаком. Он принадлежал злобной, не слишком разборчивой дамочке: за хорошие деньги она сдавала квартирки людям беспокойного нрава и сомнительной репутации. По долгу службы ему случалась наведываться туда.
   Без всякого сожаления Вирхов забарабанил в дверь квартиры, где обитала домовладелица. Он даже позволял себе сыпать проклятиями, отводя душу после переживаний, выпавших на его долю в минувший день. Дверь открыла перепуганная горничная. После коротких объяснений, она побежала по коридору. Наконец недовольная, завернутая в капот цвета неспелой вишни, в чепчике на папильотках показалась в проеме дверей немолодая хозяйка. Увидев Вирхова, она поджала сухие тонкие губы.
   – Кто снимает квартиру номер четырнадцать? – без предисловий начал Вирхов.
   – Во второй парадной? На втором этаже? – хрипло уточнила дама.
   – Она самая...
   – В квартире проживает мадемуазель Райцына.
   – Какая мадемуазель? – выкрикнул из-за плеча Вирхова грек. – Никакой Райцыной! Вдова лейтенанта Митрошкина!
   – А я говорю, Райцына, – нагло возразила хозяйка.
   – Полненькая такая, аппетитненькая, – растерянно уточнил грек.
   – У вас лишь одно на уме, – отрезала хозяйка. – А в чем дело? Зачем я должна ее тревожить?
   – Без разговоров, сударыня, ведите нас в четырнадцатую квартиру, – велел Вирхов. – А там мы сами разберемся.
   Накинув на плечи цветастую шаль, домовладелица неспешно покинула свою крепость. У дверей указанной квартиры ее спесь слегка потускнела: входная дверь оказалась незапертой, хотя и прикрытой. Ступив на порог и не услышав никакого отклика на свой робкий, подобострастный зов, хозяйка растерялась.
   – Узнаете свою Голгофу, господин Ханопулос? – спросил Вирхов.
   – Да, да, видите софа, столик, поднос с опрокинутыми рюмками. Уверен, что в квартире можно найти и орудие преступления – розовый кушак.
   Колючие глазки домовладелицы перебегали с одного мужчины на другого – не шутят ли?
   – Вы утверждаете, что в квартире проживала мадемуазель Райцына? – Вирхов грозно навис над съежившейся домовладелицей. – Какой документ она предъявляла при съеме жилища?
   Домовладелица медлила с ответом, изучая красивого брюнета в белом костюме, вид которого портили стоптанные сапоги.
   – Видите ли, господин следователь, здесь дело тонкое, интимное, – ответила она охрипшим от волнения голосом, – не знаю, как вам и сказать?
   – Так был документ или нет? – наседал Вирхов.
   – Квартиру для мадемуазель Райцыной снимал ее высокородный благодетель.
   – Кто? – не смутился Вирхов. – Говорите!
   – Не смею-с, – поежилась дама, – опасаюсь немилости.
   – Что за чертовщина? – В голосе Вирхова мешались раздражение и недоумение. – Идите ближе.
   Дама неохотно приблизилась к следователю, приподнялась на цыпочки и шепнула Вирхову имя, заставившее его в ужасе отшатнуться.

Глава 8

   На следующий день Мура, к своему удивлению, проснулась рано. Она не стала нежиться в постели, а быстро вскочила и устремилась в ванную комнату. Никакой усталости она не ощущала, бегло вспоминая вчерашние события, удивлялась: как же она, оказавшись в своей спальне едва ли не на рассвете, смогла так быстро заснуть? Ведь она хотела проанализировать, обдумать несуразную круговерть прошедшего дня!
   Стоя перед большим зеркалом, Мура с недоумением рассматривала свое лицо, шею, руки, плечи, грудь. Она как-то по-иному, чем прежде, их ощущала. От одной мысли, что воображаемая мужская рука могла прикоснуться к ней в знак тайного любовного помысла, она чувствовала, как разбегались по телу волны необычного томления...
   Мура прислушивалась к себе – что все это значило? Перед ее мысленным взором промелькнул великолепный безумец в сиреневых носках, ползавший у ее ног и называвший ее богиней, вызвав холодную усмешку. Не так пошло представляла она себе свою единственную и настоящую любовь. Значит, это не Он!
   Холодный душ взбодрил Муру – она не собиралась предаваться бесплодным мечтам... Необходимо во что бы то ни стало разыскать проклятого кота госпожи Брюховец! Иначе она потеряет уважение в своих собственных глазах. А если котовладелица раструбит на весь город, что частное детективное бюро «Господин Икс» обмануло ее ожидания? Все предприятие погибнет! Императрице Марии Федоровне будет неприятно. Да и господин Фрейберг разочаруется.
   Мура насухо обтерлась пушистым полотенцем; водные процедуры прибавили ей решимости. Ее пугала мысль, что, если дело о пропавшем Василии надолго задержит ее в городе, мама забеспокоится, пришлет кого-нибудь с дачи. А ей нравилось быть одной! Чувствовать себя совсем взрослой и самостоятельной! Правда, папа думает по-другому, но он далеко – на Урале...
   Она выпила стакан чаю с миндальным печеньем. Взяла на кухне банку варенья и с наслаждением дважды погрузила ложку в засахаренную бархатно-розовую клубнику. Мама всегда запрещала есть варенье из банки!
   Но запретный плод, но тайная страсть... Она отставила банку, положила ложку и провела ладонью от талии к бедру: вогнуто-выпуклая линия была волнующе красива, не она ли так очаровала незнакомца в белом?
   Мура просмотрела газеты. Больше всего внимания газетчики уделяли открытию мощей новоявленного чудотворца Серафима, предстоящим торжествам в Саровской обители. Еще бы, все высшее духовенство съедется, сам Государь прибудет! Подробно описывался несчастный случай в Воздухоплавательном парке: среди зрителей крутилось немало репортеров с фотоаппаратами! Много добрых слов было сказано в адрес отца Онуфрия, ставшего жертвой несчастного случая, указывалось время ежедневных панихид в Мироновской церкви, в других соборах города. Мура перекрестилась и открыла страничку с объявлениями. Она полюбовалась кратким сообщением о сыскном бюро «Господин Икс», обещавшем своим клиентам раскрытие любого преступления и полную конфиденциальность, затем поискала сообщения о потерянных и найденных вещах. Растеряхи оставляли для бюро находок самые неожиданные вещи: сверток с зонтиком и шпагой, дамскую сумочку с четырьмя золотыми кольцами. О черных котах и топазах сообщений не было.
   Рекламировались сиамские рубины – самые модные в этом сезоне, в поэтических тонах расписывались турмалины... Вот если б папа смог найти на Урале хотя бы один такой, небольшой. Но он интересуется плавиковым шпатом, криолитом и еще какими-то уральскими камнями, в которых содержится фтор. В конце июля в Берлине пройдет конгресс химиков – русские ученые хотят представить свои работы. Отец предсказывает, что Золотая медаль за величайшее открытие в области экспериментальной химии достанется французскому ученому Анри Муассану – он смог изолировать фтор, сумел превратить его в жидкость. Анри Муассана трудно перещеголять, как утверждает папа, тот пятнадцать лет работает со фтором, но кто не дерзает, тот не пьет шампанского!
   В разделе полицейской хроники Муру привлекло сообщение о пострадавшем плотнике. Недаром черный кот – символ несчастья! Доходный дом на Каменноостровском, неподалеку от уютной деревянной церкви Святой Троицы она знала, архитектор Лидваль строил его для своей матери, задумывалось нечто необычное – с эркерами, балконами, террасами, с парадным двором-курдонером. Мог ли кот ее клиентки забежать так далеко от своего местожительства, с другого конца Петербургской стороны?
   Неожиданная мысль заставила Муру вскочить. Она знает, что делать, чтобы избавиться от безумной старухи Брюховец!
   Младшая дочь профессора Муромцева вышла из дома, полная решимости: В руках она держала корзину, на дне которой лежал кухаркин платок с блеклыми колокольчиками.
   – Мария Николаевна!
   Хриплый голос донесся откуда-то сбоку.
   – Выслушайте меня, Мария Николаевна! Умоляю вас. – Из-за водосточной трубой вынырнул поблекший Петя Родосский. – Я не спал сегодня ночь. Все думал.
   – Мне очень жаль, Петя, видеть вас в таком состоянии, – рассеянно отозвалась Мура.
   Она никак не могла привыкнуть к новому облику дачного знакомца: сегодня Петя вырядился в дорогой костюм из мягкой фланели: белые брюки, пиджак в тонкую голубую полоску, на ногах красовались бежевые туфли. Разве два года назад Петя, стеснявшийся из-за отсутствия приличного пляжного костюма появиться на взморье, мог себе позволить такой наряд! Но хотя и сегодня он благоухал дорогим одеколоном, щетинка на бело-розовых щеках указывала, что побриться он не успел.
   – Я понимаю всю глубину вашего презрения! Я всю ночь сгорал от стыда, вспоминал ваше выражение лица, когда вы прощались с нами в Воздухоплавательном парке. А рядом стояла эта... эта... Какой контраст! Какая убийственная иллюстрация к бездне моего падения! Вас Бог мне явил, чтоб я одумался... Сошел с порочной стези...
   Петя разве что не плакал, хорошо, что улица в этот час была пустынна, только дворник мел тротуар вдали от подъезда.
   – Что вы намерены делать? – строго осведомилась Мура. – Вы сможете жить без велодрома и «Аквариума»?
   – Да, Мария Николаевна, да! Но мне нужна поддержка, помощь, чье-то внимание... Не бросайте меня... А то я буду опять вовлечен в буйство разврата!
   – Но как же ваша спортивная карьера? – с сомнением спросила Мура, внутренне одобряя душевный порыв бывшего студента.
   – Я вернусь в Технологический! Обещаю вам! Только завершу летние соревнования, накоплю средства...
   – Хорошо, – сказала нетерпеливо Мура, – ваши планы мне нравятся.
   – Если вы не оставите меня вниманием, я отойду от Мишки Фрахтенберга, Платоши и лживого Оттона! И Дашку больше видеть не хочу! – Петя не мог остановиться. – Мне кажется, нет, я уверен, что Степан погиб из-за них, они его надоумили... Я минувшей ночью догадался... Оттон иногда социалистов защищает, на каких-то Лениных и Аксельродов ссылается, туман напускает А сам как все, только о деньгах и думает... Все из-за камешков, у нас все ими интересовались, прикидывали, можно ли сбывать как настоящие? И Платоша не просто так исчез из города...
   Петя бормотал еще что-то о наследстве купца Студенцова, о его лавках, банковских счетах.
   – Погодите. – Мура прервала путаную исповедь велогонщика. – Я ничего не понимаю. Из-за каких камешков погиб Степан? Или он погиб из-за Платона?
   Да нет же! Но все это подозрительно! Взгляните.
   Петя порылся в кармане и вытащил оттуда горстку блестящих камешков.
   – Фальшивые, конечно. Лучшая имитация в мире. Все камни без фольги. Четыре рубля за штуку: кольца, булавки для галстуков, американские запонки для сорочек, сережки в оправе... Бриллианты Тэта, сохраняют блеск, моются и чистятся как настоящие. И заметьте, реклама не врет. Да взгляните же! – Петя протянул руку.
   – Откуда они у вас? – Мура схватила винно-желтый камешек. – Это топаз?
   – Подделка...
   А не могу ли я его у вас взять? На время, конечно. – Глаза Муры зажглись.
   – Рад вам услужить, Мария Николаевна, у меня таких много. Фирма Тэт спонсирует наши велогонки. Иногда и мне кое-что перепадает, перепадало... Ну, то есть, чтобы нужная ставка выиграла... И Степан недаром на велодроме крутился...
   Мура не слушала, щеки ее горели лихорадочным румянцем.
   – Вы придете, Мария Николаевна, сегодня на велодром? – робко спросил Петя.
   – Приду, голубчик, непременно, не тревожьтесь, – возбужденно зашептала Мура, – но прежде хочу попросить вас еще об одном одолжении. Совсем маленьком.
   Мура приложила палец к губам и сделала Пете знак следовать за ней. Сама она крадучись двинулась по улице, внимательно осматривая мостовую, тротуары, подворотни, всякие закутки. Петя покорно следовал за нею. Она остановилась у скверика.
   – Петя, – сказала она приглушенно, – смотрите туда, за скамью, левее. Видите?
   – Что? – Петя безотчетно перешел на шепот.
   – Кота видите?
   Черного изможденного кота Петя видел. Кот распластался в зарослях травы и сквозь стебли – глазами, ушами, усами – следил за воробьями, возившимися на песчаной дорожке.
   – Мне надо его поймать и посадить в корзину, – проникновенно пояснила Мура. – Он потерялся.
   Петя замер. Оценивающим взглядом обвел пространство. Молча снял фатовской пиджак, зашел на цыпочках с подветренной стороны и с пиджаком в руках упал на несчастное животное. Борьба была неравной и короткой. С видом победителя Петя засунул орущего кота в корзину, протянутую ему изящной барышней в шляпке с фиалками.
   Петя, голубчик, вы настоящий друг!
   Мура чмокнула юношу в розовую колючую щеку. Петя зажмурился от неожиданности, а когда открыл глаза, увидел, что девушка остановила извозчика и, помахав ручкой в кружевной перчатке, скрылась, бережно прижимая к груди безобразную корзину, укрытую ситцевым платком с линялыми колокольчиками.
   Через Тучков мост владелица бюро «Господин Икс» быстро добралась с Васильевского до Петербургской. Из-за стола навстречу ей вскочил багровый Бричкин – перед ним на стуле восседала гневная госпожа Брюховец.
   Мура быстро прошла к столу и горделиво водрузила на столешницу корзину:
   – Вот ваш Василий. А вот и потерянный топаз. Нашлись на Сенной.
   Она вынула из ридикюля Петин камушек и положила его перед посетительницей.
   – Добрый день, Мария Николаевна, – прохрипел Бричкин, с опаской поглядывая на корзину.
   Госпожа Брюховец поднесла к близко посаженым глазам лорнет.
   – Топаз не тот, подделка. – Она брезгливо уронила камешек на столешницу и стала развязывать углы платка, который прикрывал корзину. – И кот не мой. – Она презрительно скривилась.
   – Он отощал от долгих скитаний, – нахмурилась Мура, не решаясь взглянуть на Со-фрона Ильича. – Посмотрите внимательно.
   – Я своего Василия знаю! – возвысила голос госпожа Брюховец. – Это не он. Но усердие ваше вижу. Даю вам еще один шанс. Завтра полнолуние. В ночь перед полнолунием происходит прием в петербургскую масонскую ложу. Знающие люди говорят, что для ритуала требуется кот, похожий на моего Василия: крупный, черный, умный. Если вы настоящие детективы, спасите ни в чем не повинное животное!

Глава 9

   Со всевозможной строгостью и убедительностью успокоив неистового коммерсанта Эроса Ханопулоса и отправив его в сопровождении агента в гостиницу «Гигиена», Карл Иванович возвратился в кабинет на Литейном. Следователь Вирхов чувствовал, что падает с ног, но и не думал ехать в уютную, холостяцкую квартиру, где его ожидал кот Минхерц, привыкший ночами вместо подстилки использовать хозяина. Уверенно топоча твердыми лапками, кот неизменно устраивался спать на левом подреберье хозяина, там, где был шрам от старой раны, едва не ставшей смертельной.
   Вирхов счел за лучшее запереться и прикорнуть на диванчике, под шинелью. Он укрылся с головой, но в сон погрузился не сразу – перед внутренним взором его стоял окутанный розовым светом город, в приотворенное окно врывалось бестолковое радостное чириканье.
   По описанию грека вдова лейтенанта Митрошкина походила на хипесницу Розочку, но Вирхов начал сомневаться, что в дело впутана известная полиции мошенница. Уж больно высокопоставленная особа благодетельствует ей. Ни арестовать, ни допросить нельзя разразится скандал, начнутся служебные неприятности. А гусь сухим из воды выйдет.
   И кто только посоветовал коммерсанту бежать на Литейный? И взрыв в Воздухоплавательном парке, в общем-то, не его, Вирхова, дело. При такой бестолковщине порядка в Российской империи никогда не будет: сыск, жандармерия, охранка, судебные органы, полиция путаются друг у друга под ногами, создают неразбериху, закрывают глаза на очевидное: слабеет государство российское. Блюстителей закона вроде бы много, но одна видимость, иначе не стали бы по каждому пустяку в Окружной суд бегать...
   Сон Вирхова был неглубоким и тревожным. Сквозь сукно угревшей его шинели он услышал робкий стук в запертую дверь и с неохотой встал. Смущенный письмоводитель прятал глаза.
   – Господин следователь, – сказал он в спину Вирхову, отправившемуся в смежную комнату, чтобы ополоснуть лицо и руки холодной водой. – Павел Мироныч очнулись, просят Вас его простить.
   Вирхов передернул плечами, оправил мундир, провел расческой по светлым, начинающим редеть волосам, и только тогда разомкнул губы:
   – Веди, пока никто из начальства этого позора не видел.
   Через пять минут Вирхов, подобно монументу, сидел за столом, перед ним стоял помятый и всклокоченный кандидат Тернов: серовато-зеленое осунувшееся лицо, тоненькая шейка, жалобно выглядывающая из несвежего воротничка рубашки, поникшие светлые усики.
   – Вы, милостивый государь, считаете, что ваша практика состоит в гулянках и попойках? – пустился с места в карьер Вирхов.
   – Никак нет... Карл Иваныч, простите... Неопытен еще в употреблении зелья...
   Сконфуженный юнец переступил с ноги на ногу.
   – И чему вас только в ваших университетах учат? – сел на любимого конька Вирхов.
   – Виноват, Карл Иваныч, трех свидетелей доставил, а на четвертом споткнулся.
   Казалось, раскаяние кандидата глубоко и безгранично.
   – А пятого вообще не нашли, – грозно насупился Вирхов. – И в таком виде вы собираетесь заявиться в Эрмитаж или на квартиру к господину Глинскому?
   – Я приведу себя в порядок, господин следователь, не сомневайтесь...
   Вирхов подмигнул письмоводителю, смиренно затаившемуся в уголке. Тот понимающе кивнул, достал из шкафчика фляжку и плеснул на дно казенного стакана темную жидкость.
   – Примите лекарство, – велел Вирхов. – Небось голова раскалывается.
   Павел Миронович, не дожидаясь повторных приглашений, с жадностью выпил коньяк, облизнул губы, глубоко вдохнул и замер – огненная волна, растекаясь по кровеносным сосудам, гасила невыносимую внутреннюю дрожь, охватывавшую каждую клеточку кандидатского организма.
   – Есть ли у вас что мне сообщить по вчерашнему делу?
   С чувством благодарности Тернов приблизился к столу начальника и, перегнувшись в талии, затараторил:
   – Теперь я понимаю завсегдатаев «Аквариума» – на своем опыте испробовал чары Дашки. Никак не отделаться, особа динамитная и зажигательная. Едва довел до Литейного, а что наобещал ей за этот визит, не помню, может, горы золотые...