Страница:
А через день на Влажный на новом бензовозе явился уже сам Каратаев, разумеется, с Герундием и тем же самым Сатаровым. При них была весьма суровая бумага, где Председатель за своей подписью и вполне бухгалтерской, лиловой печатью приказывал Ростику передать дела новому коменданту Бумажного Каратаеву и поступить под его командование, приняв на себя функции пилота разведывательного гравилета. В бумаге так и было - "разведывательного", словно слово "обреченного" чинушам в Боловске было незнакомо.
Делать нечего, пришлось подчиниться. И уже через пару дней стало ясно, что активные действия на востоке приведут к новым, весьма значительным жертвам. Первым лишился своего помощника Ким. С этим волосатиком он летал почти месяц, научил если не маневрировать, то довольно уверенно держать курс, и вот... лишился его, получив спаренный, из трех, а то и больше, стволов залп почти в упор, с расстояния в пятьдесят метров из густой травы, растущей на склоне небольшого овражка.
Когда Ким прошелся над этим местом, поливая его из всех орудий, он уже знал, что ничего это не даст. Вечером он описал это Ростику и Еве весьма красочно:
- Понимаешь, трава подо мной загорелась, камешки в пыль превратились... А я все равно знал, что пернатых там уже нет.
- Куда же они делись?
- Откуда я знаю, - уныло ответил Ким. - Одни мы, что ли, на хитрости горазды. Придумали что-нибудь. Например, глубокую пещерку со вторым выходом отрыли.
- Ребята, - проговорил Рост упавшим голосом, - без панцирей теперь не летаем.
Предупреждение оказалось толковым. Через день был тяжело ранен башенный стрелок Евы, и все признали, что без панциря он был бы убит на месте. После этого у Мурата вдруг сделалось хроническое расстройство желудка, и он больше в вылеты над "вражеским" берегом не ходил. Под самыми разными предлогами, иногда откровенно лживыми и смехотворными, но... не шел. А еще через день, когда Рост своим внутренним видением выследил и, вызвав подкрепление, разгромил целую колонну пернатиков числом не меньше человеческого взвода, стало ясно, что доспехи нужны всем, потому что за эти три захода на противника он потерял обоих своих гребцов-волосатиков, к крутить экватор котла пришлось стрелку.
После этого даже волосатики отказались летать на "тот" берег, а Каратаев вынужден был признать, что им, пожалуй, потребуются новые бакумуры. Пока он приказал поставить на котлы людей, против чего безрезультатно протестовал Акимыч. Это оказалось еще более скверным вариантом, потому что теперь Рост не столько думал о том, чтобы засечь каких-нибудь пернатиков, сколько о том, чтобы вернуться на базу, не потеряв штатских людей, работающих у котла. А людей для этой работы потребовалось куда больше, чем бакумуров, потому что даже эти молодые ребята и девчонки могли эффективно крутить экватор, только меняясь каждые полчаса. И следовательно, возникала перегрузка лодки, увеличивался расход топлива, и эффективность вылетов в целом оказывалась не больше, чем у конного разъезда, если бы их тут ввели.
А котом Рост напоролся на настоящую засаду. Это была именно засада, выставленная на самом берегу Цветной реки, стволов в пятьдесят, не меньше. И стрелять эти пернатые были обучены так, чтобы лучи из разных стволов сливались в один, увеличивая его поражающую способность во много раз.
Первым же выстрелом Ростиковой лодке подрубили левый передний блин. А вторым, когда Рост каким-то почти невероятным образом сумел отскочить от опасного берега боком, не хуже Кима, одновременно резко увеличив скорость, чтобы его не сбили выстрелом вдогонку, попали в него самого. Причем плохо попали, в район живота, примерно туда, где уже была жженая рана, которая только-только стала заживать.
От боли он согнулся, рычаги повисли без контроля... Как они не завалились в штопор - уму непостижимо Но когда Рост подхватил лодку и восстановил управление, до этого штопора не хватало легчайшего порыва ветра, случающегося иногда даже в Полдневье, или просто поставленного не к "тому" борту "калаша", которые в последнее время брали с собой гребцы.
В общем, не хватило самой малости, но все же - не хватило. Возвращаясь к Бумажному холму, то и дело поглядывая на свой бок, Ростик поражался, как он все не отключится, представляя собой мешанину развороченной стали, мяса и обломков ребер, торчащих наружу... Конечно, еще он порадовался, что эти плазменные лучи обугливают ткань и ему не грозила опасность мгновенно истечь кровью. Разумеется, если рана останется не обработанной в течение получаса, кровь все равно начнет течь, и тогда ее будет не остановить. Она уже пульсировала тонкими струйками, когда он заводил машину на посадку, но для смерти было уже поздно. По крайней мере, для смерти от самого попадания... А потом он перестал что-либо понимать, лишь краем сознания уловив, как его машина рухнула на посадочную площадку, грохнув корпусом и зазвенев всеми блинами разом. И тогда даже боль, терзающая его, почти кончилась...
32
Пришел Ростик в себя, когда стояла глубокая темнота и тишина. Он даже испугался немного, от слабости полезли глупые мысли в башку, и вообразил он, что уже того... Но скоро все разъяснилось. Белесый свод был. безусловно, потолком, причем каким-то цивилизованным, "привезенным" еще с Земли, когда потолки было принято белить.
Ростик даже вздумал теоретизировать над тем, от какого невероятного числа мелочей они отвыкли тут, в Полдневье. Но дойти до какой-то законченной идеи не успел, потому что уснул. Проснулся уже под утро. Это было ясно по гулкому шуму, который, оказывается, он слышал уже не в первый раз и к которому успел привыкнуть, хотя еще не понимал, что это значит. Ему хотелось пить, но никого вокруг не было, а пить хотелось все больше... Он даже попробовал дотянуться до тумбочки, чтобы понять, что же там находится, может, кто забыл флягу с водой? Он бы попробовал любую, какая ни на есть, пусть даже набитую марганцовкой от дизентерии.
Внезапно дверь открылась и в палату вихрем - другого слова и не придумаешь - влетела... Кто бы мог подумать? Татьяна Федоровна, медсестричка из больницы, по всем статьям очень правильная и разумная тетка. Она сразу взяла ситуацию в свои руки.
- Ты бы, Гринев, лежал, как тебе врачи приказали... Понимаю, сейчас дам воды.
И она стала подавать ему воду в чайной ложке, чтобы он ее неторопливо слизывал, потому что вдохнуть в себя было очень больно, почему-то весь рот пекло прямо адским огнем... И тогда он все вспомнил.
- Значит, - он перевел дух после такого длинного слова, - я в больнице?
- В госпитале, - подтвердила Татьяна Федоровна. - Молодец, приходишь в себя. Хочешь, я тебе Васильевну кликну?
- Если она не занята, - попросил Ростик и смутился. Наверное, сейчас мамина степень занятости значения не имела. Это подтвердила и Федоровна:
- Больно вы все деликатные, Гриневы, - вздохнула она. - Сейчас приведу ее. А то она три ночи не спала, все ждала, чем операция обернется.
Ростик не понял эту фразу, по его разумению, врачи сами всегда отлично знали, как проходит операция, и лишь потом осознал, что это, скорее всего, относилось к Земле, а тут, в Полдневье, даже мастерская работа хирурга могла обернуться гангреной, или сепсисом, или еще какой-нибудь гадостью.
Потом пришла мама и принесла небольшой ночничок, сразу стало светлее. Мама была, как всегда, самой прекрасной женщиной на свете, даже с кругами под глазами на пол-лица, даже с дрожащими и опухшими от слез губами. А может, они были просто искусаны от отчаяния и боли за него, за Ростика?
- Ну что ты, мам, - отозвался он, едва увидел ее, - я же в порядке, видишь? Уже через недельку плясать буду.
- Если бы видел, какого тебя привезли, - начала было мама, но тут за ней появился какой-то большой сероватый силуэт. Это оказался хирург Чертанов, только без халата и потому не очень узнаваемый.
Он слишком уверенно положил руку маме на плечо, но врачи - они все вообще немного странные, особенно хирурги, может быть, им можно, решил Рост.
- Привезли вас, молодой человек, прямо сюда, в госпиталь, - пробасил Чертанов. - Хорошие у вас друзья, если бы не они, вам бы.
Он не закончил, лишь смущенно сжал мамино плечо.
- Кто? - спросил Ростик.
- Ким, - тут же отозвалась мама. - И эта, новая девушка. - Ее глаза чуть удивленно блеснули. - Кстати, как она тебе?
- Ева?.. Наверное, это была Ева. - Ростик посмотрел на воду. Мама поняла и еще немного его попоила. - Хороший боец, отличный пилот. Если будет держать в том же духе, станет, мам, как ты... Кстати, где Любаня?
Мама странновато посмотрела на Чертанова, потом улыбнулась Ростику подрагивающими губами.
- Она придет. Придет.
- Скорее бы, - отозвался Ростик и почувствовал, что устал. Но все-таки, вглядевшись в невидимое в полутьме лицо Чертанова, спросил: - Доктор, как я?
- Не очень, - отозвался Чертанов - На три сантиметра ниже или чуть ближе к груди, была бы задета печень. А при нашей нынешней обеспеченности это... В общем, я бы ничего не смог сделать. Может, кто-то другой?
Но даже Ростик знал, что Чертанов лукавил, что лучше его пока в Боловске хирурга нет. И если не он, тогда никто.
- Спасибо, доктор, - куда тверже, чем ему хотелось, поблагодарил Рост. Отличная работа. Теперь дело непременно пойдет на поправку.
Чертанов усмехнулся и вышел из палаты, оставив маму наконец в покое.
- Ну, что же ты не идешь за Любаней? - спросил ее Ростик и лишь тогда понял, как глупо это звучит. Может, Любаня дома, может, у нее вообще дежурство где-нибудь, она ведь тоже кого-то лечит, и ее работа кому-то может спасти жизнь... Он уснул и спал очень долго, но даже во сне знал, что выздоравливает.
Теперь мама очень часто заглядывала в его палату, иногда даже сидела по ночам. А вот Любаня забежала пару раз, и все. Это было странно, Рост даже пытался ее удерживать, когда смог наконец хотя бы левой рукой шевелить, но она... убегала. Это было куда заметнее, чем Росту хотелось бы. И все-таки самые глупые мысли он от себя гнал, не до того было, ему требовалось выздороветь.
Едва он стал понимать, что к чему, он спросил:
- Мам, а где мои доспехи? Меня же в доспехах должны были привезти? Вы их, по своей дурацкой врачебной привычке, не распилили на кусочки?
- Живы твои доспехи, - нехотя отозвалась мама из кресла, которое по ее просьбе откуда-то в Ростикову палату притащила Татьяна Федоровна. Размолочены все, но живы.
- Они мне не раз жизнь спасали, их починить нужно, - объяснил Рост. - Как думаешь, если написать Поликарпу на завод просьбу, сумеет он их восстановить? По старой-то дружбе?
- Я напишу, ты успокойся. К твоей выписке, - мама вздохнула, - они будут, скорее всего, снова в порядке.
- Хорошо бы, - отозвался Ростик, но лишь для того, чтобы сгладить мамино несправедливо неприязненное отношение к доспехам.
Но еще более неприязненное отношение у мамы вызывало любое упоминание о Любане. Ростик даже нервничать начал, не случилось ли чего с женой, но потом вполне успокоился - придет, твердил он себе, непременно приедет. Не может не прийти.
И она пришла. Как-то поутру, когда он еще не ждал никого, когда просто вслушивался в шумы госпиталя, в шаги по коридору за дверью, в далекое звучание голосов, открылась дверь и в нее бочком, виновато проскользнула Любаня. Ростик сразу разулыбался, да так, что она смутилась. И дальше держалась очень настороженно. Даже не сразу присела в кресло, а просто ходила, привыкая к палате, к темноте, которую так и не захотела разгонять, например запалив плошку с репейным или каким-то похожим по запаху маслом.
Рост попробовал поймать ее руку, но она увернулась. Тогда он пошел на хитрость, попросил помочь ему напиться, и она помогла. Тогда он - цап ее за руку с ложкой, но она... вырвалась и чуть не заплакала. Рост даже испугался за нее.
- Ну ладно, ладно, ты что такая слезливая стала? - Он подумал. - Отвыкла от меня, да? Ничего, судя по ране, я теперь долго буду дома, успеешь привыкнуть.
Потом они сидели друг напротив друга, чинно разговаривали, обсуждали Раечку Кошеварову, которая ждала уже третьего ребенка, еще каких-то знакомых, даже Гуляб, давнюю подружку Кима. В разговорах этих не было ни смысла, ни особой значимости, но Ростик старался. К тому же он очень быстро уставал, так что все это как бы имело тот смысл, чтобы не утомлять его.
А через две недели, когда уже даже по ночам стало темно по-другому, как-то по-осеннему, его перевели в общую палату. В этой палате было двое выздоравливающих - Квадратный, который все-таки получил достаточное количество ранений, чтобы даже его сумели "подержать" в госпитале, и Витек Жуков, похожий на Цыгана, который у Ростика под Бумажным командовал ротой, а потом и батальоном. Он тоже дожидался выписки, скучал, приставал к местным сестричкам, из которых ни одна не призналась, что ей это не по нраву, и потому держался в отдалении.
Ростик попробовал было перетолковать со старшиной бой с черными треугольниками, но из этого ничего не вышло. Старшина сражение помнил чуть не по минутам, но как-то странно, словно пурпурные не стреляли, а по ним вели огонь только пушки людей. И толку от этих воспоминаний стало сразу гораздо меньше. К тому же, как Ростик понял, незадолго до того, как группа лодочек под командованием Вялого попыталась напасть на треугольники и целиком погибла, старшина вообще вырубился, и Ким приказал его заменить.
От этого Квадратный испытывал к Киму недобрые чувства, а перед Ростиком стыдился, хотя и нечего было - каждого, кто отключился в бою, следовало отложить в сторонку, чтобы не возникло лишних потерь. А может, старшина и на Ростика дулся, считая его виновником своего отстранения от боя с пурпурными армадами, и потому отношения были лишены непосредственности и тепла, к которому Рост привык с этим человеком. Так или иначе, но уже через пару недель, когда Ростик сам стал ходить и пробовал даже выбираться в сад за госпиталем, простирающийся к пруду и незаметно переходящий в парк "Металлист", старшину выписали. Так им и не удалось сгладить шероховатости, так все и осталось "на потом", хотя когда это "потом" должно было возникнуть, никто из них, конечно, не подозревал.
А в последних числах августа перед госпиталем остановилась роскошная, невиданная по местным, полдневным меркам машина Председателя, и ее шофер Чернобров пригласил Ростика на заседание в Белый дом. Выяснилось, там должно состояться важное заседание с выработкой стратегии на ближайшую осень и зиму, куда решили пригласить и Ростика.
Рост и сам уже некоторое время томился бездельем, одиночеством в своей палате, заброшенностью от Любани, мамы и даже Татьяны Федоровны, понимая, что это происходит не по черствости, а просто его, как всякого выздоравливающего, уже способного себя обслужить, контролируют, так сказать, мельком, на ходу, а потому с радостью переоделся и отправился к начальству. Тем более что Чернобров клялся-божился, что привезет его уже через пару часов.
Заседание оказалось довольно многолюдным. Лишь теперь Ростик с удивлением обнаружил, как много людей занято управлением города, в котором осталось едва ли пятьдесят тысяч человек. Если бы у человечества было столько пилотов, подумал он, тогда и над восточными степями мы бы установили господство... Впрочем, оборвал он себя, это с самого начала было неумной, ненужной и бессмысленной затеей.
Расселись без начальства, тихо переговариваясь. У председательского кресла обосновались все те же лица - Каратаев, Галя и теща Тамара. Что удивляло, так это наличие среди них Мурата, хотя даже Достальский расположился в задних рядах. Он устроился бы рядом с Ростом, но поздно заметил его, а Росткк, оказавшись на стуле, куда его усадил Чернобров, вдруг понял, что занял чье-то вполне обжитое, привычное место и слегка смешался. Или слабость после ранения давала знать. В общем, все с самого начала пошло наперекосяк.
Потом появился Председатель. Он быстро, довольно толково, как показалось Ростику, провел "перекличку" текущих дел, узнал, что подвоз продуктов питания от фермеров идет куда лучше, чем они планировали. Что строительство Бумажной крепости к октябрю будет, скорее всего, завершено. Что бараки для пурпурных, переброшенных от Одессы ближе к алюминиевому заводу, где для них было куда больше работы на карьерах, тоже построены и пленные уже стали переводиться туда небольшими партиями. Что второе, августовское посольство к пернатым и к дварам прошло без сучка без задоринки и что осуществлял его Сапаров...
А потом как-то все замерли и стали ждать выступления иного рода. И тут-то выяснилось, что Председатель решил самолично начертать ближайшую перспективу.
- Бот что я скажу, - начал он, окидывая слегка рассеянным взглядом стол, за которым сидел. - Поработали мы неплохо. Совсем неплохо, лето прошло, так сказать, не зря. Но... - И он многозначительно поднял свой очень тонкий и длинный палец, призывая ко вниманию всех сидящих в его кабинете. - Есть многое, что следует улучшить, сделать более качественно, более... надежно, что ли. Например, мы не контролируем торфяники. А ведь зимой без этого будет трудно... Тепла, которым мы будем располагать в зимние месяцы, недостаточно для обогрева и тем более для выплавки алюминия.
- Есть мнение, - очень негромко высказался Поликарп, который сидел рядом с Достальским, - что зеркалами можно пользоваться и зимой, например для кипячения воды и даже выплавки стекла.
- Этого мало, - резко возразил Рымолов, - Останавливать производство недопустимо. - Он величественно покачнулся в своем кресле, оглядел уже не стол, а лица людей. - Нам необходим торф, необходимы другие энергоносители.
- Ну, тогда, кажется, следует пересмотреть договоренности с пернатыми о дани параболоидами, - отчетливо, как примерный пионер, вставил Сапаров. - В конце концов, первая договоренность - не догма, ее заключил на свой страх и риск Гринев... Ее можно и нужно менять, если потребуется.
Рымолов быстро посмотрел в сторону Ростика, оказалось, он прекрасно знал, кто у него где сидит, даже если не поднимал взор от своей родной столешницы. Ростик не понял этого взгляда, он лишь вздохнул и потер не очень хорошо выбритые щеки.
- А с торфяниками вообще следует решать, - в тон Сапарову добавил и Каратаев.
- К тому же теперь у нас есть гравициклы, - подала голос Галя.
Народ заволновался, кто-то стал спрашивать, что это такое и почему им раньше не рассказывали о новых машинах пурпурных.
- Это не машины пурпурных, - тут же взял инициативу Рымолов. - Это, дорогие мои, изобретение бывшего главного инженера одного из наших заводов Казаринова. Он вообще оказался гением, и, если бы мог, я бы ему... государственную премию дал.
- Так что же это такое, Арсеньич? - спросил Кошеваров.
- Это такая машина, с уменьшенным расходом топлива и с весьма остроумным приводом, которая может очень низко, практически в нескольких сантиметрах, летать над болотом, водой или прочей сколько-нибудь ровной поверхностью. Она снимает проблему передвижения в Водном мире и позволит установить контроль над торфоразработками даже без широкого применения гравилетов, которые, как выяснилось, против решительного врага не дают желаемого эффекта.
- Это что, вроде мотопехоты будет? - спросил Достальский.
- Лучше, - отозвался почему-то Каратаев. - Это будет подвижная, как кавалерия, массовая армия, позволяющая нам захватить не только торф, но и пустыни к востоку, и даже морское побережье, если... Если все будет, как мы захотим.
- Ничего не будет, как мы захотим, - вдруг спокойно, очень уверенно и убежденно сказал Ростик.
Лица всех людей повернулись к нему. Даже Председатель повернулся. Как показалось Ростику, он ждал и вот наконец дождался - этот неугомонный Гринев опять выступает в своем амплуа. Правда, перед этим он искоса встретился взглядом с Галиной. Это была какая-то ловушка, только у Ростика не было времени раздумывать, какая именно.
- По сути, вы, господа чиновники, планируете войну, - сказал Рост твердо, по ранению и вдруг усилившимся болям в боку решивший говорить сидя. - Но, во-первых, планируете ее как-то по-детски, без смысла, без конечной цели, без просчета ответных ходов противника, без учета возможного союза, например пернатых и дваров.
- Такой союз невозможен, - быстро ответил Каратаев.
- Почему? - внезапно удивился Достальский. - Гринев правильно говорит, этот вариант тоже нельзя сбрасывать со счетов.
- Пока такого союза не было, - продолжил Ростик. - Но только потому, что ни двары, ни пернатые не рассматривали человечество как серьезного врага. А если мы попробуем увеличивать дань, если попробуем бесконтрольно захватывать территорию, которую не можем даже толком освоить, тогда они начнут так думать.
- Нам необходимы торфяники, - быстро проговорила Галя.
- И с зеркалами... - начал было Мурат, но его никто не слушал, и он умолк.
- Вы уже очень много наделали ошибок и с треугольниками, и с пернатыми.
- Кто это "вы"? - воскликнул кто-то. - Называй персонально.
- Персонально я попробовал и получил объяснение о коллективном решении... - отчеканил Ростик, чувствуя, как, несмотря на слабость, злость и горечь снова затапливают его. - Я бы ее назвал круговой порукой, так что это бессмысленно. - Он перевел дух, продолжил: - Беда не в персонах, а в том, что на своих ошибках, даже грубых, вы ничему не научились. Жаль, потому что это свидетельствовало бы, что вы все-таки способны руководить городом и человечеством. Но сейчас...
- А кто же тогда способен? - снова спросил тот же человек, теперь Ростик его заметил. Это был Вершигора. Определенно, это подтверждало идею о ловушке, но теперь поздно было об этом размышлять.
- Необходимы выборы, - отчеканил Рост, - тогда мы и узнаем, кто способен, а кто нет. - В кабинете возникла совершенно мертвая тишина. Пришлось Ростику продолжать: - Может быть, выбранное, а не самопровозглашенное правительство начнет понимать, что помимо войны есть еще вариант дипломатического контакта, переговоров, торговли.
- Зачем с ними разговаривать, если сила за нами? - удивилась Галя, старательно не замечая первой части Ростикова предложения.
- В том-то и дело, - вздохнул Ростик, - что сила совсем не за нами. Итак, сотрудничество и союз - вот ключевые слова тут, в Полдневье. А не война. Иначе все эти расы, многие из которых куда лучшие солдаты, чем мы, люди, давно бы друг друга уничтожили.
- Им не давало уничтожить друг друга расстояние, - быстро проговорил Председатель.
- Несколько сот километров - ерунда, - ответил Ростик, даже не задумываясь, как грубо прозвучал его ответ. - И для людей и для прочих. Тем не менее все стремятся прийти к статус-кво, чтобы не мешать соседям. Иначе, я подозреваю, соседи объединяются и уничтожают беспокойных и неумных дурачков. Он помолчал и уже куда менее уверенно добавил, просто не мог об этом не сказать: - А кроме того, дружба, торговля, умение договариваться в долговременном плане могут обеспечить нам настоящую помощь от наших соседей, если это будет необходимо.
- Какую такую помощь ты рассчитываешь получить от пернатых? - удивился Каратаев.
- И когда это будет "необходимо"? - передразнил Ростика Мурат.
- Это будет необходимо, - твердо ответил Ростик. - Поэтому нужно договариваться и торговать. И в любом случае следует оставить эти имперские замашки, это бряцанье оружием, эту глупую убежденность, что мы всех и всегда можем победить. Иначе в один отнюдь не прекрасный день они победят нас. А нам, позволю себе заметить, достаточно потерпеть лишь одно поражение, и все человеческая цивилизация будет разрушена. Значит, вместо того чтобы снова и снова испытывать нашу судьбу войной, следует выстраивать успех постоянной работой всех и каждого, разумной организацией и, конечно, бдительностью.
- Правильно, - пробасил Достальский.
И несколько других голосов. Но Ростик уже не очень понял, каких именно. Боль в боку вдруг стала невероятной, она затмила весь свет. И пришлось, зажав бок рукой, отвалиться назад, вытянувшись. И даже на этом жестком, неудобном, тесном стульчике ему стало немного легче.
- Везите его в больницу, - распорядился Рымолов.
А еще кто-то, когда Чернобров уводил Ростика из кабинета, довольно зло, шепотом, так что и голоса было не разобрать - мужской или женский, проговорил:
- Все это теории. Языком-то мы все горазды...
Возразить на это было можно, да вот сил не хватало. И Рост промолчал. Он и так наговорил больше, чем собирался.
33
В первых числах сентября Ростик переселился из порядком надоевшей больничной палаты домой. На пару часов он понял старшину Квадратного, который перед самой выпиской даже разговаривать с Ростом перестал - так ему не терпелось избавится от больницы. Дома его ожидали Ромка и, конечно, Кирлан. Она была грустной, даже не реагировала на предложение Ростика "поговорить" с ней.
Ромка отвык от отца, но довольно быстро стал относиться к нему как к еще одной Кирлан, только чуть более бестолковой и, конечно, более колючей на щеках, а потому опасной при поцелуях. Это навело Ростика на правильную мысль, и он провел тщательную ревизию своих бритвенных принадлежностей, а то прежде до этого руки не доходили. В итоге он нашел еще одну опасную бритву отца, переточил свою довольно плохенькую, выкованную на местном заводе и уже почти ни на что не годящуюся и, конечно, очень старательно привел себя в порядок. К первому появлению жены дома после работы он благоухал, как цветочная клумба, и был гладок, словно мраморная статуя.
Делать нечего, пришлось подчиниться. И уже через пару дней стало ясно, что активные действия на востоке приведут к новым, весьма значительным жертвам. Первым лишился своего помощника Ким. С этим волосатиком он летал почти месяц, научил если не маневрировать, то довольно уверенно держать курс, и вот... лишился его, получив спаренный, из трех, а то и больше, стволов залп почти в упор, с расстояния в пятьдесят метров из густой травы, растущей на склоне небольшого овражка.
Когда Ким прошелся над этим местом, поливая его из всех орудий, он уже знал, что ничего это не даст. Вечером он описал это Ростику и Еве весьма красочно:
- Понимаешь, трава подо мной загорелась, камешки в пыль превратились... А я все равно знал, что пернатых там уже нет.
- Куда же они делись?
- Откуда я знаю, - уныло ответил Ким. - Одни мы, что ли, на хитрости горазды. Придумали что-нибудь. Например, глубокую пещерку со вторым выходом отрыли.
- Ребята, - проговорил Рост упавшим голосом, - без панцирей теперь не летаем.
Предупреждение оказалось толковым. Через день был тяжело ранен башенный стрелок Евы, и все признали, что без панциря он был бы убит на месте. После этого у Мурата вдруг сделалось хроническое расстройство желудка, и он больше в вылеты над "вражеским" берегом не ходил. Под самыми разными предлогами, иногда откровенно лживыми и смехотворными, но... не шел. А еще через день, когда Рост своим внутренним видением выследил и, вызвав подкрепление, разгромил целую колонну пернатиков числом не меньше человеческого взвода, стало ясно, что доспехи нужны всем, потому что за эти три захода на противника он потерял обоих своих гребцов-волосатиков, к крутить экватор котла пришлось стрелку.
После этого даже волосатики отказались летать на "тот" берег, а Каратаев вынужден был признать, что им, пожалуй, потребуются новые бакумуры. Пока он приказал поставить на котлы людей, против чего безрезультатно протестовал Акимыч. Это оказалось еще более скверным вариантом, потому что теперь Рост не столько думал о том, чтобы засечь каких-нибудь пернатиков, сколько о том, чтобы вернуться на базу, не потеряв штатских людей, работающих у котла. А людей для этой работы потребовалось куда больше, чем бакумуров, потому что даже эти молодые ребята и девчонки могли эффективно крутить экватор, только меняясь каждые полчаса. И следовательно, возникала перегрузка лодки, увеличивался расход топлива, и эффективность вылетов в целом оказывалась не больше, чем у конного разъезда, если бы их тут ввели.
А котом Рост напоролся на настоящую засаду. Это была именно засада, выставленная на самом берегу Цветной реки, стволов в пятьдесят, не меньше. И стрелять эти пернатые были обучены так, чтобы лучи из разных стволов сливались в один, увеличивая его поражающую способность во много раз.
Первым же выстрелом Ростиковой лодке подрубили левый передний блин. А вторым, когда Рост каким-то почти невероятным образом сумел отскочить от опасного берега боком, не хуже Кима, одновременно резко увеличив скорость, чтобы его не сбили выстрелом вдогонку, попали в него самого. Причем плохо попали, в район живота, примерно туда, где уже была жженая рана, которая только-только стала заживать.
От боли он согнулся, рычаги повисли без контроля... Как они не завалились в штопор - уму непостижимо Но когда Рост подхватил лодку и восстановил управление, до этого штопора не хватало легчайшего порыва ветра, случающегося иногда даже в Полдневье, или просто поставленного не к "тому" борту "калаша", которые в последнее время брали с собой гребцы.
В общем, не хватило самой малости, но все же - не хватило. Возвращаясь к Бумажному холму, то и дело поглядывая на свой бок, Ростик поражался, как он все не отключится, представляя собой мешанину развороченной стали, мяса и обломков ребер, торчащих наружу... Конечно, еще он порадовался, что эти плазменные лучи обугливают ткань и ему не грозила опасность мгновенно истечь кровью. Разумеется, если рана останется не обработанной в течение получаса, кровь все равно начнет течь, и тогда ее будет не остановить. Она уже пульсировала тонкими струйками, когда он заводил машину на посадку, но для смерти было уже поздно. По крайней мере, для смерти от самого попадания... А потом он перестал что-либо понимать, лишь краем сознания уловив, как его машина рухнула на посадочную площадку, грохнув корпусом и зазвенев всеми блинами разом. И тогда даже боль, терзающая его, почти кончилась...
32
Пришел Ростик в себя, когда стояла глубокая темнота и тишина. Он даже испугался немного, от слабости полезли глупые мысли в башку, и вообразил он, что уже того... Но скоро все разъяснилось. Белесый свод был. безусловно, потолком, причем каким-то цивилизованным, "привезенным" еще с Земли, когда потолки было принято белить.
Ростик даже вздумал теоретизировать над тем, от какого невероятного числа мелочей они отвыкли тут, в Полдневье. Но дойти до какой-то законченной идеи не успел, потому что уснул. Проснулся уже под утро. Это было ясно по гулкому шуму, который, оказывается, он слышал уже не в первый раз и к которому успел привыкнуть, хотя еще не понимал, что это значит. Ему хотелось пить, но никого вокруг не было, а пить хотелось все больше... Он даже попробовал дотянуться до тумбочки, чтобы понять, что же там находится, может, кто забыл флягу с водой? Он бы попробовал любую, какая ни на есть, пусть даже набитую марганцовкой от дизентерии.
Внезапно дверь открылась и в палату вихрем - другого слова и не придумаешь - влетела... Кто бы мог подумать? Татьяна Федоровна, медсестричка из больницы, по всем статьям очень правильная и разумная тетка. Она сразу взяла ситуацию в свои руки.
- Ты бы, Гринев, лежал, как тебе врачи приказали... Понимаю, сейчас дам воды.
И она стала подавать ему воду в чайной ложке, чтобы он ее неторопливо слизывал, потому что вдохнуть в себя было очень больно, почему-то весь рот пекло прямо адским огнем... И тогда он все вспомнил.
- Значит, - он перевел дух после такого длинного слова, - я в больнице?
- В госпитале, - подтвердила Татьяна Федоровна. - Молодец, приходишь в себя. Хочешь, я тебе Васильевну кликну?
- Если она не занята, - попросил Ростик и смутился. Наверное, сейчас мамина степень занятости значения не имела. Это подтвердила и Федоровна:
- Больно вы все деликатные, Гриневы, - вздохнула она. - Сейчас приведу ее. А то она три ночи не спала, все ждала, чем операция обернется.
Ростик не понял эту фразу, по его разумению, врачи сами всегда отлично знали, как проходит операция, и лишь потом осознал, что это, скорее всего, относилось к Земле, а тут, в Полдневье, даже мастерская работа хирурга могла обернуться гангреной, или сепсисом, или еще какой-нибудь гадостью.
Потом пришла мама и принесла небольшой ночничок, сразу стало светлее. Мама была, как всегда, самой прекрасной женщиной на свете, даже с кругами под глазами на пол-лица, даже с дрожащими и опухшими от слез губами. А может, они были просто искусаны от отчаяния и боли за него, за Ростика?
- Ну что ты, мам, - отозвался он, едва увидел ее, - я же в порядке, видишь? Уже через недельку плясать буду.
- Если бы видел, какого тебя привезли, - начала было мама, но тут за ней появился какой-то большой сероватый силуэт. Это оказался хирург Чертанов, только без халата и потому не очень узнаваемый.
Он слишком уверенно положил руку маме на плечо, но врачи - они все вообще немного странные, особенно хирурги, может быть, им можно, решил Рост.
- Привезли вас, молодой человек, прямо сюда, в госпиталь, - пробасил Чертанов. - Хорошие у вас друзья, если бы не они, вам бы.
Он не закончил, лишь смущенно сжал мамино плечо.
- Кто? - спросил Ростик.
- Ким, - тут же отозвалась мама. - И эта, новая девушка. - Ее глаза чуть удивленно блеснули. - Кстати, как она тебе?
- Ева?.. Наверное, это была Ева. - Ростик посмотрел на воду. Мама поняла и еще немного его попоила. - Хороший боец, отличный пилот. Если будет держать в том же духе, станет, мам, как ты... Кстати, где Любаня?
Мама странновато посмотрела на Чертанова, потом улыбнулась Ростику подрагивающими губами.
- Она придет. Придет.
- Скорее бы, - отозвался Ростик и почувствовал, что устал. Но все-таки, вглядевшись в невидимое в полутьме лицо Чертанова, спросил: - Доктор, как я?
- Не очень, - отозвался Чертанов - На три сантиметра ниже или чуть ближе к груди, была бы задета печень. А при нашей нынешней обеспеченности это... В общем, я бы ничего не смог сделать. Может, кто-то другой?
Но даже Ростик знал, что Чертанов лукавил, что лучше его пока в Боловске хирурга нет. И если не он, тогда никто.
- Спасибо, доктор, - куда тверже, чем ему хотелось, поблагодарил Рост. Отличная работа. Теперь дело непременно пойдет на поправку.
Чертанов усмехнулся и вышел из палаты, оставив маму наконец в покое.
- Ну, что же ты не идешь за Любаней? - спросил ее Ростик и лишь тогда понял, как глупо это звучит. Может, Любаня дома, может, у нее вообще дежурство где-нибудь, она ведь тоже кого-то лечит, и ее работа кому-то может спасти жизнь... Он уснул и спал очень долго, но даже во сне знал, что выздоравливает.
Теперь мама очень часто заглядывала в его палату, иногда даже сидела по ночам. А вот Любаня забежала пару раз, и все. Это было странно, Рост даже пытался ее удерживать, когда смог наконец хотя бы левой рукой шевелить, но она... убегала. Это было куда заметнее, чем Росту хотелось бы. И все-таки самые глупые мысли он от себя гнал, не до того было, ему требовалось выздороветь.
Едва он стал понимать, что к чему, он спросил:
- Мам, а где мои доспехи? Меня же в доспехах должны были привезти? Вы их, по своей дурацкой врачебной привычке, не распилили на кусочки?
- Живы твои доспехи, - нехотя отозвалась мама из кресла, которое по ее просьбе откуда-то в Ростикову палату притащила Татьяна Федоровна. Размолочены все, но живы.
- Они мне не раз жизнь спасали, их починить нужно, - объяснил Рост. - Как думаешь, если написать Поликарпу на завод просьбу, сумеет он их восстановить? По старой-то дружбе?
- Я напишу, ты успокойся. К твоей выписке, - мама вздохнула, - они будут, скорее всего, снова в порядке.
- Хорошо бы, - отозвался Ростик, но лишь для того, чтобы сгладить мамино несправедливо неприязненное отношение к доспехам.
Но еще более неприязненное отношение у мамы вызывало любое упоминание о Любане. Ростик даже нервничать начал, не случилось ли чего с женой, но потом вполне успокоился - придет, твердил он себе, непременно приедет. Не может не прийти.
И она пришла. Как-то поутру, когда он еще не ждал никого, когда просто вслушивался в шумы госпиталя, в шаги по коридору за дверью, в далекое звучание голосов, открылась дверь и в нее бочком, виновато проскользнула Любаня. Ростик сразу разулыбался, да так, что она смутилась. И дальше держалась очень настороженно. Даже не сразу присела в кресло, а просто ходила, привыкая к палате, к темноте, которую так и не захотела разгонять, например запалив плошку с репейным или каким-то похожим по запаху маслом.
Рост попробовал поймать ее руку, но она увернулась. Тогда он пошел на хитрость, попросил помочь ему напиться, и она помогла. Тогда он - цап ее за руку с ложкой, но она... вырвалась и чуть не заплакала. Рост даже испугался за нее.
- Ну ладно, ладно, ты что такая слезливая стала? - Он подумал. - Отвыкла от меня, да? Ничего, судя по ране, я теперь долго буду дома, успеешь привыкнуть.
Потом они сидели друг напротив друга, чинно разговаривали, обсуждали Раечку Кошеварову, которая ждала уже третьего ребенка, еще каких-то знакомых, даже Гуляб, давнюю подружку Кима. В разговорах этих не было ни смысла, ни особой значимости, но Ростик старался. К тому же он очень быстро уставал, так что все это как бы имело тот смысл, чтобы не утомлять его.
А через две недели, когда уже даже по ночам стало темно по-другому, как-то по-осеннему, его перевели в общую палату. В этой палате было двое выздоравливающих - Квадратный, который все-таки получил достаточное количество ранений, чтобы даже его сумели "подержать" в госпитале, и Витек Жуков, похожий на Цыгана, который у Ростика под Бумажным командовал ротой, а потом и батальоном. Он тоже дожидался выписки, скучал, приставал к местным сестричкам, из которых ни одна не призналась, что ей это не по нраву, и потому держался в отдалении.
Ростик попробовал было перетолковать со старшиной бой с черными треугольниками, но из этого ничего не вышло. Старшина сражение помнил чуть не по минутам, но как-то странно, словно пурпурные не стреляли, а по ним вели огонь только пушки людей. И толку от этих воспоминаний стало сразу гораздо меньше. К тому же, как Ростик понял, незадолго до того, как группа лодочек под командованием Вялого попыталась напасть на треугольники и целиком погибла, старшина вообще вырубился, и Ким приказал его заменить.
От этого Квадратный испытывал к Киму недобрые чувства, а перед Ростиком стыдился, хотя и нечего было - каждого, кто отключился в бою, следовало отложить в сторонку, чтобы не возникло лишних потерь. А может, старшина и на Ростика дулся, считая его виновником своего отстранения от боя с пурпурными армадами, и потому отношения были лишены непосредственности и тепла, к которому Рост привык с этим человеком. Так или иначе, но уже через пару недель, когда Ростик сам стал ходить и пробовал даже выбираться в сад за госпиталем, простирающийся к пруду и незаметно переходящий в парк "Металлист", старшину выписали. Так им и не удалось сгладить шероховатости, так все и осталось "на потом", хотя когда это "потом" должно было возникнуть, никто из них, конечно, не подозревал.
А в последних числах августа перед госпиталем остановилась роскошная, невиданная по местным, полдневным меркам машина Председателя, и ее шофер Чернобров пригласил Ростика на заседание в Белый дом. Выяснилось, там должно состояться важное заседание с выработкой стратегии на ближайшую осень и зиму, куда решили пригласить и Ростика.
Рост и сам уже некоторое время томился бездельем, одиночеством в своей палате, заброшенностью от Любани, мамы и даже Татьяны Федоровны, понимая, что это происходит не по черствости, а просто его, как всякого выздоравливающего, уже способного себя обслужить, контролируют, так сказать, мельком, на ходу, а потому с радостью переоделся и отправился к начальству. Тем более что Чернобров клялся-божился, что привезет его уже через пару часов.
Заседание оказалось довольно многолюдным. Лишь теперь Ростик с удивлением обнаружил, как много людей занято управлением города, в котором осталось едва ли пятьдесят тысяч человек. Если бы у человечества было столько пилотов, подумал он, тогда и над восточными степями мы бы установили господство... Впрочем, оборвал он себя, это с самого начала было неумной, ненужной и бессмысленной затеей.
Расселись без начальства, тихо переговариваясь. У председательского кресла обосновались все те же лица - Каратаев, Галя и теща Тамара. Что удивляло, так это наличие среди них Мурата, хотя даже Достальский расположился в задних рядах. Он устроился бы рядом с Ростом, но поздно заметил его, а Росткк, оказавшись на стуле, куда его усадил Чернобров, вдруг понял, что занял чье-то вполне обжитое, привычное место и слегка смешался. Или слабость после ранения давала знать. В общем, все с самого начала пошло наперекосяк.
Потом появился Председатель. Он быстро, довольно толково, как показалось Ростику, провел "перекличку" текущих дел, узнал, что подвоз продуктов питания от фермеров идет куда лучше, чем они планировали. Что строительство Бумажной крепости к октябрю будет, скорее всего, завершено. Что бараки для пурпурных, переброшенных от Одессы ближе к алюминиевому заводу, где для них было куда больше работы на карьерах, тоже построены и пленные уже стали переводиться туда небольшими партиями. Что второе, августовское посольство к пернатым и к дварам прошло без сучка без задоринки и что осуществлял его Сапаров...
А потом как-то все замерли и стали ждать выступления иного рода. И тут-то выяснилось, что Председатель решил самолично начертать ближайшую перспективу.
- Бот что я скажу, - начал он, окидывая слегка рассеянным взглядом стол, за которым сидел. - Поработали мы неплохо. Совсем неплохо, лето прошло, так сказать, не зря. Но... - И он многозначительно поднял свой очень тонкий и длинный палец, призывая ко вниманию всех сидящих в его кабинете. - Есть многое, что следует улучшить, сделать более качественно, более... надежно, что ли. Например, мы не контролируем торфяники. А ведь зимой без этого будет трудно... Тепла, которым мы будем располагать в зимние месяцы, недостаточно для обогрева и тем более для выплавки алюминия.
- Есть мнение, - очень негромко высказался Поликарп, который сидел рядом с Достальским, - что зеркалами можно пользоваться и зимой, например для кипячения воды и даже выплавки стекла.
- Этого мало, - резко возразил Рымолов, - Останавливать производство недопустимо. - Он величественно покачнулся в своем кресле, оглядел уже не стол, а лица людей. - Нам необходим торф, необходимы другие энергоносители.
- Ну, тогда, кажется, следует пересмотреть договоренности с пернатыми о дани параболоидами, - отчетливо, как примерный пионер, вставил Сапаров. - В конце концов, первая договоренность - не догма, ее заключил на свой страх и риск Гринев... Ее можно и нужно менять, если потребуется.
Рымолов быстро посмотрел в сторону Ростика, оказалось, он прекрасно знал, кто у него где сидит, даже если не поднимал взор от своей родной столешницы. Ростик не понял этого взгляда, он лишь вздохнул и потер не очень хорошо выбритые щеки.
- А с торфяниками вообще следует решать, - в тон Сапарову добавил и Каратаев.
- К тому же теперь у нас есть гравициклы, - подала голос Галя.
Народ заволновался, кто-то стал спрашивать, что это такое и почему им раньше не рассказывали о новых машинах пурпурных.
- Это не машины пурпурных, - тут же взял инициативу Рымолов. - Это, дорогие мои, изобретение бывшего главного инженера одного из наших заводов Казаринова. Он вообще оказался гением, и, если бы мог, я бы ему... государственную премию дал.
- Так что же это такое, Арсеньич? - спросил Кошеваров.
- Это такая машина, с уменьшенным расходом топлива и с весьма остроумным приводом, которая может очень низко, практически в нескольких сантиметрах, летать над болотом, водой или прочей сколько-нибудь ровной поверхностью. Она снимает проблему передвижения в Водном мире и позволит установить контроль над торфоразработками даже без широкого применения гравилетов, которые, как выяснилось, против решительного врага не дают желаемого эффекта.
- Это что, вроде мотопехоты будет? - спросил Достальский.
- Лучше, - отозвался почему-то Каратаев. - Это будет подвижная, как кавалерия, массовая армия, позволяющая нам захватить не только торф, но и пустыни к востоку, и даже морское побережье, если... Если все будет, как мы захотим.
- Ничего не будет, как мы захотим, - вдруг спокойно, очень уверенно и убежденно сказал Ростик.
Лица всех людей повернулись к нему. Даже Председатель повернулся. Как показалось Ростику, он ждал и вот наконец дождался - этот неугомонный Гринев опять выступает в своем амплуа. Правда, перед этим он искоса встретился взглядом с Галиной. Это была какая-то ловушка, только у Ростика не было времени раздумывать, какая именно.
- По сути, вы, господа чиновники, планируете войну, - сказал Рост твердо, по ранению и вдруг усилившимся болям в боку решивший говорить сидя. - Но, во-первых, планируете ее как-то по-детски, без смысла, без конечной цели, без просчета ответных ходов противника, без учета возможного союза, например пернатых и дваров.
- Такой союз невозможен, - быстро ответил Каратаев.
- Почему? - внезапно удивился Достальский. - Гринев правильно говорит, этот вариант тоже нельзя сбрасывать со счетов.
- Пока такого союза не было, - продолжил Ростик. - Но только потому, что ни двары, ни пернатые не рассматривали человечество как серьезного врага. А если мы попробуем увеличивать дань, если попробуем бесконтрольно захватывать территорию, которую не можем даже толком освоить, тогда они начнут так думать.
- Нам необходимы торфяники, - быстро проговорила Галя.
- И с зеркалами... - начал было Мурат, но его никто не слушал, и он умолк.
- Вы уже очень много наделали ошибок и с треугольниками, и с пернатыми.
- Кто это "вы"? - воскликнул кто-то. - Называй персонально.
- Персонально я попробовал и получил объяснение о коллективном решении... - отчеканил Ростик, чувствуя, как, несмотря на слабость, злость и горечь снова затапливают его. - Я бы ее назвал круговой порукой, так что это бессмысленно. - Он перевел дух, продолжил: - Беда не в персонах, а в том, что на своих ошибках, даже грубых, вы ничему не научились. Жаль, потому что это свидетельствовало бы, что вы все-таки способны руководить городом и человечеством. Но сейчас...
- А кто же тогда способен? - снова спросил тот же человек, теперь Ростик его заметил. Это был Вершигора. Определенно, это подтверждало идею о ловушке, но теперь поздно было об этом размышлять.
- Необходимы выборы, - отчеканил Рост, - тогда мы и узнаем, кто способен, а кто нет. - В кабинете возникла совершенно мертвая тишина. Пришлось Ростику продолжать: - Может быть, выбранное, а не самопровозглашенное правительство начнет понимать, что помимо войны есть еще вариант дипломатического контакта, переговоров, торговли.
- Зачем с ними разговаривать, если сила за нами? - удивилась Галя, старательно не замечая первой части Ростикова предложения.
- В том-то и дело, - вздохнул Ростик, - что сила совсем не за нами. Итак, сотрудничество и союз - вот ключевые слова тут, в Полдневье. А не война. Иначе все эти расы, многие из которых куда лучшие солдаты, чем мы, люди, давно бы друг друга уничтожили.
- Им не давало уничтожить друг друга расстояние, - быстро проговорил Председатель.
- Несколько сот километров - ерунда, - ответил Ростик, даже не задумываясь, как грубо прозвучал его ответ. - И для людей и для прочих. Тем не менее все стремятся прийти к статус-кво, чтобы не мешать соседям. Иначе, я подозреваю, соседи объединяются и уничтожают беспокойных и неумных дурачков. Он помолчал и уже куда менее уверенно добавил, просто не мог об этом не сказать: - А кроме того, дружба, торговля, умение договариваться в долговременном плане могут обеспечить нам настоящую помощь от наших соседей, если это будет необходимо.
- Какую такую помощь ты рассчитываешь получить от пернатых? - удивился Каратаев.
- И когда это будет "необходимо"? - передразнил Ростика Мурат.
- Это будет необходимо, - твердо ответил Ростик. - Поэтому нужно договариваться и торговать. И в любом случае следует оставить эти имперские замашки, это бряцанье оружием, эту глупую убежденность, что мы всех и всегда можем победить. Иначе в один отнюдь не прекрасный день они победят нас. А нам, позволю себе заметить, достаточно потерпеть лишь одно поражение, и все человеческая цивилизация будет разрушена. Значит, вместо того чтобы снова и снова испытывать нашу судьбу войной, следует выстраивать успех постоянной работой всех и каждого, разумной организацией и, конечно, бдительностью.
- Правильно, - пробасил Достальский.
И несколько других голосов. Но Ростик уже не очень понял, каких именно. Боль в боку вдруг стала невероятной, она затмила весь свет. И пришлось, зажав бок рукой, отвалиться назад, вытянувшись. И даже на этом жестком, неудобном, тесном стульчике ему стало немного легче.
- Везите его в больницу, - распорядился Рымолов.
А еще кто-то, когда Чернобров уводил Ростика из кабинета, довольно зло, шепотом, так что и голоса было не разобрать - мужской или женский, проговорил:
- Все это теории. Языком-то мы все горазды...
Возразить на это было можно, да вот сил не хватало. И Рост промолчал. Он и так наговорил больше, чем собирался.
33
В первых числах сентября Ростик переселился из порядком надоевшей больничной палаты домой. На пару часов он понял старшину Квадратного, который перед самой выпиской даже разговаривать с Ростом перестал - так ему не терпелось избавится от больницы. Дома его ожидали Ромка и, конечно, Кирлан. Она была грустной, даже не реагировала на предложение Ростика "поговорить" с ней.
Ромка отвык от отца, но довольно быстро стал относиться к нему как к еще одной Кирлан, только чуть более бестолковой и, конечно, более колючей на щеках, а потому опасной при поцелуях. Это навело Ростика на правильную мысль, и он провел тщательную ревизию своих бритвенных принадлежностей, а то прежде до этого руки не доходили. В итоге он нашел еще одну опасную бритву отца, переточил свою довольно плохенькую, выкованную на местном заводе и уже почти ни на что не годящуюся и, конечно, очень старательно привел себя в порядок. К первому появлению жены дома после работы он благоухал, как цветочная клумба, и был гладок, словно мраморная статуя.