Байерс Ричард Ли. Отречение

   – Я дам знать, когда мне снова понадобится Бреган Д'эрт.
   Вейлас принял плату и, низко поклонившись, удалился. Триль со своим звероподобным сыном повернулась к пленнице.
   – Добрый вечер, Мать, – сказала Фейриль. – Или уже утро наступило?
   Джеггред ходил по кругу, выставив вперед руки с когтями и разинув пасть, а потом резко сделал выпад в сторону пленницы. Фейриль невольно вздрогнула. И когтистые лапы, и ядовитые зубы оказались в дюйме от нее. Дреглот угрожающе навис над ней, готовый стиснуть ее в любовных объятиях. Он провел по ее груди острым когтем, затем поднес его к морде, посмотрел и начал обсасывать. Вязкие, вонючие слюни, смешанные с ее кровью, капали ей на лоб.
   – Будь осторожнее, – сказала небрежно посланница. – Если твой сын убьет меня быстро, много ли удовольствия вы получите?
   Джеггред издал низкий, рычащий звук. Триль ответила:
   – Ты его недооцениваешь. Я наблюдала, как он разделался с восемью пленниками всего за несколько секунд, но также видела, как он проводил целые дни, отщипывая по маленькому кусочку тела у ребенка. Это зависит от его настроения и, нужно добавить, от моих указаний.
   – Конечно, – отозвалась Фейриль. Небольшая глубокая ранка на щеке начала гореть. Джеггред обвел когтем ее губы, но не поранил.
   Продолжая водить когтем по лицу пленницы, Джеггред поднял одну из меньших рук, которая, если бы не роскошные, покрывавшие ее волосы, вполне сошла бы за руку обыкновенного дроу. Он схватил Фейриль за ухо и начал крутить его так, что она закричала от неожиданной зверской боли. Когда он, наконец, прекратил, ей показалось, что она оглохла. Хотя какое это теперь имеет значение? На ближайшие часы глухота была для нее самой маленькой проблемой.
   – Я хочу, чтобы ты не отрицала свою вину, – вздохнула миниатюрная Матрона Бэнр. – Мне всегда это казалось скучным.
   – Даже если это правда? – Фейриль чувствовала, как из нового пореза под глазом течет кровь. Очевидно, Джеггред зацепил когтем по ее лицу, когда крутил ухо.
   – Не утомляй меня, – приказала Триль. – Ты сбежала, и это указывает на твою вину.
   – Все это подтверждает только то, что кто-то настраивает тебя против меня, – возразила Фейриль. Джеггред схватил прядь ее волос и сильно дернул. – Мне не нравится, когда меня несправедливо обвиняют.
   – Ты надеялась скрыться в Чед Насаде? – удивилась Триль. – Мое слово – закон! И там тоже!
   – Откуда ты знаешь? – спросила пленница.
   Джеггред отвесил ей пощечину когтистой лапой, отчего ее голова дернулась в сторону и на мгновение все померкло перед глазами. Потом сознание вернулось, она почувствовала привкус крови во рту.
   Дреглот присел, почти вплотную придвинул морду к ее лицу и прорычал:
   – Уважай избранницу Ллос!
   – Я не думала проявлять неуважение, – заявила Фейриль. – Я только говорю, что происходит что-то неладное в Чед Насаде. Может быть, какие-нибудь мерзавцы устроили переворот или, возможно, город погребен под потоком лавы. Я молюсь, чтобы этого не случилось, но ведь мы не знаем! Нам нужно это выяснить, вот почему я попробовала уйти. Не для того, чтобы рассказывали о слабости духовенства Мензоберранзана. Клянусь Матерью Страстей, это ведь и моя слабость тоже! Надо собрать сведения и восстановить связь с Чед Насадом…
   – Я говорила тебе, что у меня есть связь с Чед Насадом, – прервала ее Триль.
   – …надежную связь… – настойчиво продолжала Фейриль. – Я хотела быть полезной и таким образом доказать, что я – твой верный вассал, а не предатель.
   Триль презрительно сплюнула.
   – Мои верные слуги мне повинуются.
   Фейриль хотелось плакать, не от страха, хотя она очень боялась, а от глубокого разочарования. Джеггред провел когтем по ее сонной артерии.
   – Матрона, – опять заговорила Зовирр, – я умоляю тебя. Позволь мне встретиться с тем, кто оклеветал меня. Дай мне этот шанс доказать мою верность. Разве не тяжело знать, что кто-то тебе лжет? Разве твои придворные льстецы не злословят друг о друге все время, домогаясь твоего расположения? Разве это не ложь – говорить, что в Чед Насаде все хорошо, тогда как прошли уже месяцы без единого каравана?
   Триль заколебалась, и у Фейриль шевельнулась надежда. А затем правительница Мензоберранзана произнесла:
   – Ты – лгунья, и это тебя погубит. Если ты рассчитываешь на мое милосердие, скажи мне, кто ты – свирфнеблинка, аболентка? Или шпионка еще какого-то города дроу?
   – Я служу только тебе, Святейшая Мать.
   Фейриль знала, что эти слова никогда не убедят Бэнр в ее невиновности. Слишком тяжело для Триль быть достойной своей предшественницы, очень трудно править в такие смутные времена и принимать решения. На всякий случай она никогда не пересматривала свои решения – если все же принимала их. Как бы глупы они ни были.
   Джеггред опять ударил посланницу и бил до тех пор, пока она не потеряла счет его ударам. Наконец ему надоело. Сил у Фейриль уже не осталось. Она бы упала, если бы не державшие ее веревки. Языком она нащупала выбитые зубы, и единственное, что она могла сделать, это просто выплюнуть их.
   – Я говорил тебе, – зарычал дреглот. – Уважение!
   – Я полна уважения, – прохрипела Фейриль. – Именно поэтому я говорю правду, хотя лучше было бы соврать.
   Триль взглянула на сына, который был намного выше ее, и сказала:
   – Принцесса Зовирр не отвлечет тебя от твоих обязанностей.
   Джеггред склонил голову:
   – Нет, Мать.
   – Ну, думаю, я тебе не нужна, – продолжала Матрона, – можешь делать со шпионкой все, что считаешь нужным. Если она сообщит что-нибудь интересное, уточни это, но смысл твоих усилий не допрос, а наказание. Вряд ли она знает нечто, что стоило бы скрывать. А кто наши враги мы уже знаем.
   – Да, Мать. – Полудемон опять присел и, с вожделением заглядывая в лицо Фейриль, сказал: – Наконец-то я позабавлюсь. Вот увидишь.
   Он высунул длинный язык и слизнул кровь с ее лица. Язык был шершавым, как у зверя.
   Фигура в дверях выглядела весьма оригинально: голова в форме луковицы, с огромными глазами навыкате, сухой, морщинистой кожей и четырьмя извивающимися щупальцами-усиками; шишковатые трехпалые руки; форма и пропорции тела абсолютно отличались от фигуры дроу, и на одежде – немалый ассортимент талисманов, светящихся незнакомой магией.
   Сирзан был представителем псионически одаренной породы иллитидов, которые являли собой особое творение природы. Такие, как этот, постигая все глубины премудрости, в конечном счете превращались в бессмертных, которых называли алхунами, и в совершенстве владели способностью читать мысли.
   Рилд метнулся к Хаундэру, не сомневаясь, что получит обратно свое оружие. Фарон, посчитавший, что ему тоже срочно нужны его заклинания, повернулся и бросился вслед за другом.
   Мастер Оружия одним ударом опрокинул Хаундэра со скамьи и выхватил Дровокол. Разворачиваясь, чтобы отразить следующие атаки, он чуть не врезал клинком своему другу.
   Фарон потянулся за плащом и вдруг понял, что скромный товарищ Хаундэра трепеща тянет ликующее арпеджио.
   Будь на маге пивафви со всеми защитными чарами, он мог бы сопротивляться магическому пению, но до волшебного плаща Фарон не дотянулся, и потому злая сила беспрепятственно вонзилась в его мозг. Он неудержимо рассмеялся, потом его скрутило от боли, и он, пошатнувшись, упал на колени.
   И тут до него дошло, что невзрачный маленький мужчина, использовавший неприметную, безобидную внешность ремесленника, чтобы обмануть противника и застичь его врасплох, на самом деле оказался бардом, метателем заклинаний, творившим магию с помощью мелодии.
   Стиснув зубы, Фарон стряхнул наваждение и вновь засмеялся. Задыхаясь, он поднял голову и огляделся. Бард в это время вытащил магический кинжал и начал новую песнь фальцетом. Хаундэр уже был на ногах и сражался с Рилдом. В углу комнаты Тсабрак, перебирая от возбуждения всеми восемью лапами, целился из лука в Фарона. В дверном проеме спокойно стоял алхун, наблюдая за происходящим, и, судя по тому, как двигались его усики-щупальца, ходом сражения он был удовлетворен.
   Фарон отклонился в сторону. Стрела драука пролетела мимо него, а маг хлопком по камню воздвиг защитную стену из темноты между собой и противником. Кое-как, но все же не теряя природной грации, Миззрим поднялся на ноги.
   Что-то жесткое опустилось и стало давить на Фарона, подавляя его волю и лишая возможности двигаться. Оказывается, бессмертная тварь в дверях не предавалась праздности. Сирзан просто воспользовался своей псионической силой и потому не нуждался в размахивании трехпалыми руками для магических действий. Стена мрака оказалась слабеньким препятствием – Пророк легко дотянулся до мозга Фарона и нанес не просто сильный, а сокрушительный удар.
   Темнота исчезла, и у Фарона появилась возможность увидеть то, что происходило за ее завесой. Хаундэр, удивляясь своему везению, все еще оставался на ногах, возможно потому, что рядом с ним сражался Тсабрак, отбросивший свой лук и вооружившийся двуручным мечом. Заговорщики старались поймать тот момент, когда Рилд окажется между ними. Разумное решение, но в данный момент – бесполезное, так как мастерство их преподавателя оставалось все равно выше их совместных усилий.
   Тьюн'Тал сделал очередной обманный выпад, и Рилд разгадал его замысел. Тсабрак плюнул ядом, но попал лишь на лезвие Дровокола. Бард, скрестив ноги и крепко обхватив себя руками, едва не завязавшись в узел, метнул свою пронзительную песнь в бурное крещендо.
   Используя свое серебряное кольцо, Фарон видел опасные импульсы, направленные от певца к Рилду. Их задачей было ослабить воина и заставить принять позу барда. Но сильный духом Рилд сопротивлялся принуждению, даже не сознавая этого.
   Мастер Оружия поднял меч так, словно собирался нанести Хаундэру удар по голове, а сам, мгновенно развернувшись, нырнул под Тсабрака. Он проскользнул между лапами полупаука, обезопасив себя от обоих противников, а потом бросился к Сирзану, осознавая, что именно он опаснее всех.
   Сирзан достал из кармана небольшой керамический пузырек и, потряхивая, провел перед собой справа налево. В воздухе появилась дюжина огненных шариков. Направленные в сторону Рилда, они по очереди, один за другим, взрывались с треском, напоминавшим какую-то адскую барабанную дробь.
   Эти яркие вспышки были великолепны своим многоцветьем и силой. Какое-то мгновение Фарон почти ничего не видел, а потом различил Рилда сквозь плывущие капли зрительного образа вспышек, хотя сами вспышки уже исчезли. Друг казался все еще невредимым и находился от алхуна на расстоянии длины меча.
   И вот тут Сирзан использовал свой талант проницателя. Даже мага задело это нападение, хотя лич направлял свою атаку не на него. Это было похоже на мелкую порошу очень горячей золы, выжигающей мозг. Рилд рухнул.
   Сирзан пару секунд пристально смотрел на воина, желая убедиться, что тот действительно выведен из строя, затем направился к Фарону. Что-то странное было в его походке, как будто он сгибал ноги сразу в нескольких местах. Вблизи он источал неприятный запах гниющей рыбы. Его одежда, когда-то по-королевски роскошная, теперь была потертой и заношенной.
   Он коснулся пальцем лба Фарона, и они оба куда-то исчезли.

ГЛАВА 19

   Подземье безгранично, тайны его неисчислимы, но, куда бы за прошедшие столетия ни заводило Фарона любопытство, ему никогда не приходилось бывать в городе иллитидов. Если бы не отсутствие обитателей, он подумал бы, что они находятся как раз в одном из них.
   Искусные ремесленники нанесли на каменные стены и колонны хранилища резьбу, напоминающую мозг в кольце спиральных линий. Вокруг виднелось много водоемов. Теплая жидкость в них медленно двигалась, благоухая солями и пульсируя умственной силой, которую ощущал даже интеллект, не обладающий псионическими способностями.
   Фарон понял, что пещера была всего лишь оптическим обманом, но это ничуть не делало ее менее интересной. Он сгорал от желания исследовать каждую ее нишу, каждый укромный уголок. Маг никогда не мог устоять перед. этим соблазном, таким же не подлинным, как и окружающий пейзаж, дающий ощущение благополучия и блаженной беззаботности. Хотя, пожалуй, с этой страстью следовало бы бороться.
   Он повернулся и увидел в нескольких шагах от себя Сирзана. Тогда Фарон быстро метнул заклинание, требующее только властных слов и жестов. На полпути к своей цели лучики лазоревого свечения резко зависли в воздухе, потом упали на землю и превратились то ли в пиявок, то ли в головастиков, которые с пронзительным телепатическим писком заскользили к ближайшему водоему.
   – Твое заклинание здесь не действует, – повелительно сказал Сирзан глубоким голосом Пророка.
   – Именно это я и подозревал, но должен был попытаться. Мы внутри твоего мозга?
   – В некотором роде.
   Сирзан шагнул ближе. У водоема послышался выплеск, это головастики добрались, наконец, до него.
   – Мы в моем особом убежище, – сообщило бессмертное существо, – и одновременно находимся в молельне еретика. Там я порицал Хаундэра за привлечение тебя к нашему делу. Я предупреждал его, что ты равнодушен ко всему.
   – Равнодушен, – согласился Фарон. – А теперь ты погрузил меня в сон, чтобы побеседовать тет-а-тет?
   – По сути, так, – признал алхун. Даже в этих призрачных владениях немного попахивало тухлой рыбой. – На самом деле это – форма телепатии, чтения мыслей. Так ты не сможешь солгать.
   Мастер Миззрим хмыкнул:
   – Кто-нибудь сказал бы, что это большая неприятность. Но я-то совсем не смогу говорить.
   Оба мага начали неторопливо прогуливаться, казалось, атмосфера вполне подходила для променада.
   – Как получилось, – спросил Сирзан, – что вы занялись моими поисками?
   Фарон все объяснил. Он не видел в этом ничего, что могло бы ему повредить.
   Когда он закончил, иллитид сказал:
   – Ты не владеешь моей силой и мощью, да никогда и не сможешь их достичь.
   – Теперь я это понимаю. Твое порабощение низших существ основывается на сочетании мудрости со способностью обдирать чужие мозги. Для последнего мне не хватает природных способностей. Но что важнее, вам, заговорщикам, ничего не известно о трудностях жриц. – Миззрим вскинул голову. – Впрочем, ты, Мастер Лич, возможно, что-то знаешь.
   – Нет, – признался Сирзан, щупальца у его рта опять начали извиваться и закручиваться в спиральки. – Как и другие, я лишь знаю, что что-то произошло, но почему, не понимаю.
   – Значит, здесь нет ничего интересного для меня, – засмеялся Фарон. – Моя сестра Сэйбл когда-то говорила мне, что знания могут довести умного дроу до безумия, в какое не сумеет впасть ни один болван… Ну ладно, это все мелочи… А ты-то? Что побудило такое существо, как ты, из всего мира выбрать именно шайку мензоберранзанских мятежников?
   – Ты спрашиваешь о том, что сможешь потом направить против нас.
   – Ну, отчасти… – Фарону пришлось на секунду сделать паузу, поскольку сильная псионическая волна вызвала у него головокружение, угрожая при этом смыть его собственные мысли. – Но мне такой шанс представляется маловероятным. Может быть, когда-нибудь… Но сейчас я просто любопытен. Ты тоже маг. Это нас объединяет. А возможно, и что-нибудь еще.
   Сирзан пожал узкими плечами, которые при этом вздернулись выше, чем обычно у дроу.
   – Хорошо, – сказал алхун. – Я полагаю, вреда не будет, если ты кое-что узнаешь. Мне еще не скоро придется разговаривать с достойными собеседниками. Это не значит, что ты равен мне, – ни эльф, ни дворф таковыми и быть не могут, – но все же ты на голову выше любого из союзников Хаундэра.
   – Такие слова льстят мне.
   Оба мага ступили на горбатый мост, перекинувшийся через соленый водоем.
   – Темные эльфы будут терпеть лича, – начал алхун, нотки задумчивости появились в его мелодичном и, вероятно, искусственном голосе. – Иллитиды – нет. По правде говоря, они так же сильно ненавидят саму мысль о волшебстве, чужеземных порядках, муштре и знаниях, как и псионический дар, составляющий наше неотъемлемое право. Однако они ради собственной выгоды позволят остаться ограниченному числу смертных магов, несмотря на их клеймо позора. Но в то же время мысль о бессмертных волшебниках, живущих тысячелетия и постоянно накапливающих тайную силу, ужасает моих соплеменников.
   – Значит, добившись бессмертия, ты навсегда покинул свою родину?
   Собеседники поднялись уже на середину моста и смотрели вниз на окружающий простор теплых, соленых вод. Поверхность водоема была так спокойна, что казалось, в нем не вода, а что-то более плотное.
   – Фактически так, – признал Сирзан. – Я надеялся, что сумею обставить свой уход как обычную кончину, но каким-то образом народ Ориндолла почувствовал мои метаморфозы. Десятилетиями они охотились за мной как за животным, и мне приходилось вести жизнь дикаря Подземья. Трудные то были времена. Даже бессмертный мечтает об уюте и удобствах цивилизации. В конце концов, Ориндолл забыл обо мне или махнул рукой. Стало значительно легче, но у меня до сих пор нет дома.
   – Я слышал, – сказал Фарон, – что существует пара довольно уединенных поселений иллитидов. Ты не пробовал найти какое-нибудь из них?
   – Я девяносто лет вел поиски, и наконец, мне повезло, – ответил Сирзан, и в голосе его внезапно прозвучало такое раздражение, что Миззрим сразу оказался на шаг впереди. – Какое-то время я там жил, но потом поссорился со старшими алхунами, считавшими себя руководителями. Я провел некоторые исследования, которые они, по своему невежеству или робости, запретили.
   Мастер Магики рассмеялся:
   – Если самолюбие не позволяет тебе смотреть на нас как на равных, то ты, по крайней мере, должен признать, что у нас похожие настроения. Ты ведь не пытался нащупать демона Сартоса, а?
   – Нет, – холодно ответил Сирзан. – Достаточно сказать, что если бы все удалось, то я занял бы место самого старшего из личей, но поскольку мы поссорились, то моим уделом стало опять блуждание в одиночестве.
   – Уверен, что ты нашел кого-то, чтобы поживиться.
   Фарон заметил, что воздух в призрачной пещере стал гораздо прохладнее. Возможно, это было откликом на мрачные раздумья ее создателя.
   – Попадались небольшие лагерные стоянки, – неохотно ответил Сирзан. – Семья гоблинов в одном месте, дюжина троглодитов в другом. Я пользовался ими, израсходовал всех по очереди. Но никакой загон со стадом животных не может сравниться с богатым городом, полным блеска и роскоши, управляя которым я мог бы победить любую империю. Но моих сил не хватит, чтобы захватить такой город.
   – И моих, – признал Фарон. – Дело это трудное, без сомнения. Итак, тоскуя по цивилизации, ты следил за городами Подземья, во всяком случае за одним из них – Мензоберранзаном.
   – Да, – сказал Сирзан. – Я довольно долго наблюдал за твоим народом и примерно сорок лет назад узнал о предательских настроениях мужчин. Позже я обнаружил слабость жриц – такие большие перемены не могли укрыться от меня. Тут я вспомнил о недовольных, из которых вполне вышли бы бунтари, и принял меры, чтобы они смогли сделать то же самое открытие. А потом оставалось лишь выйти из тени и предложить им свои услуги.
   – Зачем? – спросил Фарон. – Твои сподвижники – дроу, а ты, прости мне мою прямоту, существо более низкого происхождения. Просто прыгающий паразит. Ты не можешь ждать от Хаундэра и его парней, что они будут соблюдать условия договора, особенно когда победа будет на их стороне. Темные эльфы не доверяют даже друг другу.
   – К счастью, до победы еще далеко, а за эти десятилетия я потихоньку подчиню партнеров моей воле. И задолго до того, как они возьмутся управлять городом, я уже буду руководить ими.
   – Понятно. Эти дураки помогли тебе начать дело, и теперь ты, неспособный выиграть сражение открыто, будешь порабощать их изнутри, раскидывая свою сеть все шире и шире, пока в нее не попадется каждый, пока весь Мензоберранзан не станет мысленным пленником, марширующим под твой барабан.
   – Ты явно разбираешься в основных принципах общества иллитидов, – похвалил Сирзан. – Может быть, ты также знаешь, что мы предпочитаем питаться интеллектом меньших по разуму и разделяем пристрастие вашей расы к пыткам. Однако часть твоего народа будет жить хорошо. Я же не могу есть каждого или со всех содрать кожу, не так ли?
   – Разумеется, иначе останешься королем призраков и тишины. А откуда – могу я спросить? – берутся эти оплавляющие камень огненные горшки?
   – Мензоберранзан – не единственный город дроу, где есть недовольные мужчины, – ответил иллитид.
   Фарон даже замолк на мгновение. Еще один город дроу…
   – Теперь твоя очередь отвечать на мои вопросы, – прервал Сирзан размышления темного эльфа.
   – Я жив до сих пор просто по счастливому стечению обстоятельств.
   – Когда Хаундэр и другие объяснили тебе наши планы, ты искренне хотел присоединиться к нам?
   Фарон усмехнулся и сказал:
   – Ни на четверть секунды.
   – Почему эта идея тебя не привлекла? Ведь ты не более честен и не менее честолюбив, чем любой мужчина-дроу?
   – Или иллитид, осмелюсь заметить. Почему же тогда я остался твердым в своем решении выдать вас Громфу? – Изящным движением дроу развел руки. – Для этого есть много причин. Во-первых, я – признанный маг, и у нас, в Мензоберранзане, существует собственная, негласная, иерархия. Многие годы я прилагал все свои силы на то, чтобы подняться по иерархической лестнице. Если мне удастся взойти на самый верх, то я буду столь же значимой фигурой, как верховная жрица.
   Сирзан с таким нетерпением щелкнул щупальцами, что даже отлетели чешуйки сухой, потрескавшейся кожи.
   – Изменники стремятся поставить себя выше женщин, – произнесло бессмертное создание.
   – Я это знаю, но сомневаюсь, что получится что-нибудь толковое, если действовать, как ты и они планировали.
   – Ты веришь, что жрицы, даже лишившись своих заклинаний, остались достаточно сильными?
   – О, они так могущественны, что запросто могут стереть в пыль всю эту кучку заговорщиков… Но меня в данный момент больше беспокоят низшие существа. Ты понимаешь, как много там гоблинов, как горячо они нас ненавидят, даже без твоих усилий, или насколько опасен твой поглощающий камни огонь? Может случиться, что после бунта в Мензоберранзане некем будет править.
   – Ерунда. Когда настанет час орков, с ними разделаются наши парни.
   Фарон вздохнул:
   – Именно это все вокруг говорят. Мне хотелось, чтобы ты успокоил меня, да не вышло. Видеть дальше других – вот один из недостатков знания.
   – Я ручаюсь, орки не могут победить.
   – Но они уничтожат создателей прекрасной архитектуры и скульптур из оживающего камня, подадут пример открытого неповиновения будущим рабам. Твоя схема не просто ударит по жрицам, она повредит самому Мензоберранзану, а этого я одобрить не могу. Это некрасиво и неграмотно. Только глупец уродует сокровище, которое стремится приобрести.
   Сирзан с насмешкой сказал:
   – Вот уж не думал, что ты такой патриот.
   – Странно, не правда ли? Более того, по-своему я – преданный сын Ллос. О, это никогда не мешало мне любыми способами добиваться своих целей, – даже если приходилось для этого убить несколько жриц, – но, борясь за личное превосходство, я никогда не стал бы разрушать тот порядок, который она установила. И уж тем более не затеял бы заговор с целью поставить избранный ею народ в подчинение низшим существам.
   – Даже боги умирают, дроу. Возможно, Ллос больше нет. Если Мензоберранзан и в самом деле королевство тех смертных, которых она любит больше всего, почему бы ей тогда отказываться от него?
   – Проверка? Наказание? Каприз? Кто может угадать? Но я сомневаюсь, что Паучья Королева умерла. Я ее однажды видел. Ну, я не имею в виду Смутные Времена, когда она карала наш город. Я внимательно рассмотрел Темную Мать во всем ее божественном величии и представить себе не могу, что ее может кто-то победить.
   – Ты видел Паучью Королеву?
   – Думаю, это может тебя заинтересовать, – сказал маг. – Вскоре после окончания Магика я вернулся домой, чтобы служить своему Дому. Мы с сестрой Сэйбл заключили союз против ее близнеца Грейанны. Однажды вечером в наш сталактитовый замок прибыла делегация жриц, возглавляемая самой Триль Бэнр, тогда еще наставницей Арак-Тинилита. Она привела с собой представительниц Домов Хорларрин, Аграх Дирр, Баррисон Дель'Армго и других достойных семей. Это был исключительно важный момент в моей жизни, потому что все эти высокочтимые дамы явились, чтобы арестовать меня.
   Я так и не выяснил, не Грейанна ли состряпала это дело. Вообще-то, она могла по складу своего характера в нем участвовать, но с другой стороны, в нем не было для нее никакой выгоды. Трудно поверить, но в те дни я считался наглым, бесцеремонным шалопаем, очень далеким от того скромного и смиренного джентльмена, какого ты видишь перед собой сегодня. Наверное, многие духовные лица подозревали меня в непочтительности.
   – Именно это и случилось с Тсабраком, – вставил Сирзан. – Жрицы схватили его, превратили в драука и выбросили.
   – Иногда они назначают наказания еще более отвратительные, – отозвался Фарон, – но сначала они устраивают арестованному проверку его истинных чувств. Я полагаю, что в процесс вмешалась моя Мать, отсрочившая окончательный приговор. Она была одной из старших Матерей Мензоберранзана, а я успел провернуть довольно много удачных дел во славу Дома Миззрим, правда, она никогда ни словом не обмолвилась об этом. Не знаю, чем она руководствовалась. Может быть, поверила, что я могу стать предателем, а может, не захотела соглашаться с Бэнр или просто находила забавным мое затруднительное положение – Миз'ри всегда нравились такие развлечения.