Страница:
Я усмехнулся и сказал без особой надежды:
– Пристрелил бы.
– Сомневаюсь, что пуля сможет пробить их чугунные черепа, – произнес он едким тоном. Он с ненавистью посмотрел на большого русского. – И почему, черт возьми, вы начали стрелять? Можно было подумать, что разразилась революция.
Тот беспомощно показал на меня.
– Он это начал.
– У него не должно было появиться такой возможности. Если трое не могут без лишнего шума взять одного, тогда...
– Их было двое.
– Вот как! – Кенникен бросил на меня быстрый взгляд. – Что произошло со вторым человеком?
– Не знаю, – он убежал, – ответил верзила.
Я бросил небрежно:
– Ничего удивительного. Это был просто турист из отеля.
Внутри я весь кипел. Так, значит, Кейз просто убежал, бросив меня в трудном положении. Он не сдал меня в руки Кенникену, но если я смогу выбраться из этой переделки, то должен буду предъявить ему определенный счет.
– Вероятно, он и поднял тревогу в отеле, – сказал Кенникен. – Способны вы хоть что-нибудь сделать как следует?
Верзила начал оправдываться, но Кенникен сразу лее его оборвал.
– Чем занят Ильич?
– Разбирает на части машину. – Голос его был угрюмым.
– Так иди и помоги ему. – Они оба повернулись, но Кенникен быстро произнес: – Не ты, Григорий. Ты останешься здесь и присмотришь за Стюартсеном. – Он передал свой пистолет коротышке.
Я спросил:
– Могу я выпить еще, Вацлав?
– Почему бы и нет, – ответил Кенникен. – Тебе не грозит опасность стать алкоголиком. Ты не проживешь так долго. Смотри за ним получше, Григорий.
Он покинул комнату, закрыв за собой дверь, и Григорий занял передо мной свой пост. Я очень медленно подтянул под себя ноги и поднялся с кресла. Не сводя с меня ничего не выражающих глаз, Григорий поднял свой пистолет, и я улыбнулся ему, показав на свой пустой стакан.
– Ты слышал, что сказал начальник? Мне позволено выпить еще.
Дуло пистолета опустилось вниз.
– Я буду стоять сразу позади тебя, – сказал он.
Я пересек комнату и подошел к шкафчику с напитками, разговаривая на всем пути.
– Я готов поспорить, что ты родом из Крыма, Григорий. Твой акцент весьма характерен. Я прав?
Он сохранил молчание, но я продолжил свою болтовню.
– Здесь, кажется, нет водки, Григорий. Самый близкий к ней напиток это броннивин, но он приводит к плохим последствиям – сам я предпочитаю его не пить. Честно говоря, я не особенно люблю и водку. Для меня нет ничего лучше скотча. Да разве и может быть иначе, если я и сам шотландец?
Позвякивая бутылками, я слышал, как Григорий дышит мне в затылок. Скотч оказался в стакане, а следом за ним и вода, после чего я повернулся, держа стакан в приподнятой руке, и обнаружил Григория, стоящего в ярде от меня с пистолетом направленным точно мне в пупок. Как я уже говорил, пистолет имеет свое предназначение, и сейчас он ему полностью соответствовал. Это превосходное комнатное оружие. Едва я сделаю что-нибудь глупое, например, выплесну ему в лицо свою выпивку, как он аккуратно прострелит меня насквозь до самого позвоночника.
Я поднял стакан на уровень рта.
– Skal, как мы говорим в Исландии.
Я был вынужден держать свою руку высоко поднятой, так как в противном случае баллончик с бутаном выпал бы из моего рукава, и поэтому прошел через комнату в несколько жеманной манере, после чего снова сел в свое кресло.
Григорий смотрел на меня с оттенком осуждения в глазах.
Я сделал маленький глоток из стакана, а затем переместил его из одной руки в другую. Когда я закончил свои манипуляции, баллончик с бутаном был зажат между сиденьем и подлокотником моего кресла. Посмотрев на Григория, я снова приветственно приподнял стакан, а затем принялся с интересом изучать огонь, жарко пылающий в камине.
На каждом баллончике с газом для зажигалок имеется торжественное предупреждение: КРАЙНЕ ОГНЕОПАСНАЯ СМЕСЬ. НЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ВОЗЛЕ ОТКРЫТОГО ОГНЯ. ХРАНИТЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ ДЕТЕЙ. НЕ СЖИГАТЬ ПОСЛЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ. Коммерческие фирмы не любят помещать такие пугающие надписи на своей продукции, и обычно делают это только под давлением закона, так что во всех случаях подобные предупреждения являются полностью оправданными.
Горящий в камине торф давал сильный жар, испускаемый толстым слоем красных углей. Я подумал, что если баллончик положить в огонь, то произойдет одно из двух – он либо взорвется, как бомба, либо взлетит, как ракета, – и обе возможности соответствовали моим целям. Единственная трудность заключалась в том, что я не знал, сколько времени понадобиться для того, чтобы баллончик взорвался. Положить его в огонь было достаточно легко, но кто-нибудь, например Григорий, мог извлечь его оттуда раньше, чем он нагреется до нужной температуры. Мальчики Кенникена, возможно, были вовсе не настолько некомпетентны, как он пытался их представить.
Кенникен вернулся назад.
– Ты говорил правду, – сказал он.
– Я всегда говорю правду; проблема в том, что большинство людей не способны отличить ее от лжи. Так, значит, ты согласен со мной насчет Слейда?
Он нахмурился.
– Я имел в виду не эту глупую историю. Того, что я ищу, нет в твоей машине. Где оно?
– Я не скажу тебе, Вацлав.
– Скажешь.
Где-то зазвонил телефон. Я предложил:
– Давай заключим пари.
– Я не хочу, чтобы этот ковер оказался испачканным кровью, – сказал он. – Вставай.
Кто-то снял телефонную трубку.
– Могу я сначала допить свой виски?
Ильич открыл дверь и жестом подозвал Кенникена, который бросил на ходу:
– Тебе лучше допить его к тому времени, когда я вернусь. Он вышел из комнаты, и Григорий занял свой пост прямо напротив меня. Это не соответствовало моим планам, поскольку пока он так стоял, у меня не было ни малейшего шанса подбросить в огонь баллончик с бутаном. Я потрогал свой лоб и обнаружил, что он покрылся легкой испариной.
Вскоре Кенникен вернулся в комнату и задумчиво посмотрел на меня.
– Человек, с которым ты был у Гейзера, – это турист из отеля, так ты, кажется, сказал.
– Верно.
– Имя – Джек Кейз – ни о чем тебе не говорит?
Я безучастно посмотрел на него.
– Абсолютно.
Он печально улыбнулся.
– И это тот человек, который утверждал, что он говорит только правду. – Он сел. – То, что я ищу, по-видимому, утратило свою важность. Или более точно – важность этого устройства уменьшилась в сравнении с твоей. Ты знаешь, что это означает?
– Ты потерял меня, – ответил я, искренне надеясь на то, что не ошибся. Очевидно, в событиях произошел какой-то резкий поворот.
Кенникен сказал:
– Я должен был любым способом вытянуть из тебя информацию. Однако теперь мне дали новые указания. Тебя не будут пытать, Стюартсен, так что можешь расслабиться.
Я с облегчением перевел дыхание.
– Спасибо, – сказал я от чистого сердца.
Он с сожалением покачал головой.
– Я не нуждаюсь в твоей благодарности. Мне приказали убить тебя немедленно.
Телефон зазвонил снова. Мой голос сорвался на хрип.
– Почему?
Он пожал плечами.
– Ты встал у кого-то на пути.
Я сглотнул.
– Может быть, тебе стоит подойти к телефону? Вдруг инструкции изменились снова?
Он криво усмехнулся.
– Отсрочка, пришедшая в последнюю минуту? Я так не думаю, Алан. Знаешь, почему я рассказал тебе о данном мне указании? Как тебе известно, обычно так не делают.
Я знал, но не собирался доставлять ему удовольствие своим ответом. Телефон замолчал.
– В Библии порою попадают мудрые изречения, – сказал он. – Например, "зуб за зуб, око за око". Я уже все приготовил для тебя и теперь сильно сожалею о том, что моим планам не суждено осуществиться. Но я, по крайней мере, смогу увидеть, как ты покрываешься холодным потом, то, что происходит с тобой сейчас.
Ильич просунул голову в приоткрытую дверь.
– Рейкьявик, – сказал он.
Кенникен раздраженно взмахнул рукой.
– Иду. – Он поднялся. – Подумай об этом – и попотей еще немного.
Я вытянул руку.
– У тебя есть сигарета?
Он остановился на полпути и громко рассмеялся.
– Ну конечно, Алан. Вы, британцы, строго придерживаетесь традиций. Ты несомненно имеешь право на свою традиционную последнюю сигарету. – Он бросил мне портсигар. – Тебе хотелось бы чего-нибудь еще?
– Да, – сказал я. – Мне хотелось бы оказаться на Трафальгарской площади в канун сочельника 2020 года.
– Сожалею, но тут я не могу тебе помочь, – произнес он и покинул комнату.
Я открыл портсигар, сунул в рот сигарету и беспомощно похлопал себя по карманам; затем очень медленно наклонился, чтобы поднять с пола у камина одну из приготовленных там щепок. Я сказал Григорию:
– Я просто собираюсь прикурить сигарету, – и нагнулся вперед к огню, надеясь на то, что он не покинет свой пост у двери.
Я держал щепку в левой руке и, когда нагнулся вперед, постарался сделать это так, чтобы закрыть телом свою правую руку, и, вынимая из огня пылающую щепку, в тот же момент сунул в угли баллончик, после чего сразу вернулся на место. Взмахнув щепкой в воздухе, чтобы отвлечь внимание Григория, я прижал ее кончик к сигарете и, сделав глубокую затяжку, выпустил облачко дыма в направлении своего сторожа. Я намеренно позволил пламени разгореться, чтобы оно добралось до моих пальцев.
– Ах! – воскликнул я и энергично затряс рукой. Все, что угодно, лишь бы не позволить ему смотреть прямо на огонь.
Мне пришлось собрать всю свою волю, чтобы не бросить туда взгляд самому.
Телефонная трубка с треском опустилась на место и в комнату вернулся Кенникен.
– Дипломаты! – произнес он едким тоном. – Можно подумать, что у меня не хватает собственных проблем. – Он вытянул палец в мою сторону. – Хорошо, поднимайся.
Я показал на сигарету.
– Как насчет вот этого?
– Ты можешь закончить ее на улице. У тебя как раз будет...
Грохот от разорвавшегося в замкнутом пространстве баллончика был оглушающим, и пылающий в камине торф разнесло по всей комнате. Поскольку я ожидал взрыва, то прореагировал на него быстрее, чем остальные. Я проигнорировал кусок тлеющего торфа, ужаливший меня в шею, но Григорий не смог сделать то же самое с угольком, прилипшим к тыльной стороне его руки. Он закричал и уронил пистолет.
Я прыгнул головой вперед через всю комнату, сжал пистолет в руке и прострелил Григорию грудь в двух местах. Затем я повернулся, чтобы разобраться с Кенникеном до того, как он пришел в себя. Он стряхивал со своей куртки огненно-красные кусочки торфа, но, услышав выстрелы, тут же поднял голову. Я поднял пистолет, а он схватил со стола стоявшую там лампу и бросил ее в меня. Я пригнулся, и мой выстрел пришелся мимо, а настольная лампа, пролетев у меня над головой, ударила точно по лицу Ильича, который как раз в тот момент открыл дверь, чтобы посмотреть, что здесь происходит.
Это избавило меня от необходимости открывать ее самому. Я оттолкнул Ильича в сторону и, ворвавшись в прихожую, обнаружил, что входная дверь открыта. Кенникен изрядно попортил мне нервы, но как бы я ни хотел с ним рассчитаться, сейчас на это не было времени.
Я выскочил из дома и промчался мимо фольксвагена, который лишился всех четырех колес, по пути выстрелив в большого русского и заставив его тем самым спрятать голову за машину. Затем я бросился в темноту, показавшуюся мне не такой темной, как следовало бы, и побежал по пересеченной местности.
Пересеченная местность представляла из себя нагромождения из обломков лавы, покрытые толстым слоем мха и кое-где поросшие карликовыми березами. Максимальная скорость, которую здесь мог развить человек при дневном освещении без риска сломать себе лодыжку, составляла что-то около одной мили в час. Я промчался по ним, не снижая скорости, зная, что если сломаю лодыжку или хотя бы растяну ее, меня легко настигнут и, возможно, пристрелят на месте.
Постепенно удаляясь от берега озера и приближаясь под углом к дороге, я пробежал около двухсот ярдов, прежде чем остановился. Оглянувшись назад, я увидел окна комнаты, в которой меня держали; за стеклами что-то мерцало, и, приглядевшись повнимательнее, я понял, что занавески охвачены пламенем. Раздались отдаленные крики, и кто-то подбежал к окну, но меня, как казалось, никто не преследовал. Никто из них, очевидно, не заметил, в каком направлении я скрылся.
Обзор спереди загораживал гребень, образованный древним лавовым потоком, и я решил, что дорога находится где-то за ним. Я начал карабкаться вверх. До рассвета оставалось совсем немного, и я хотел убраться подальше от этого дома.
Я на животе взобрался на вершину лавового гребня и только после того, как перевалил на другую сторону, поднялся на ноги. В некотором удалении мне удалось разглядеть прямую черную линию, которая могла оказаться только дорогой, и я уже почти до нее добрался, когда кто-то накинул мне на шею удавку и с силой сжал запястье.
– Брось пушку! – раздался хриплый шепот на русском.
Я бросил пистолет, после чего сразу же почувствовал резкий толчок в спину, от которого потерял равновесие и упал. Я посмотрел вверх на яркий луч карманного фонарика, освещающий направленный на меня пистолет.
– Боже, это ты? – воскликнул Джек Кейз.
– Убери этот проклятый фонарь, – сказал я, потирая свою шею. – Куда, черт возьми, ты подевался, когда у Гейзера прозвучал сигнал тревоги?
Свет погас, и Джек сказал из темноты:
– Я пытался помочь...
– Как бы не так! – оборвал я его. – Ты побежал обратно к отелю. Как ты оказался здесь?
– После того, как ты ускользнул от мальчиков Кенникена, я заметил, как один из них садился в машину. Я проследил за машиной, и она привела меня сюда.
Это звучало не слишком убедительно, но я не стал вдаваться в подробности. Я сказал:
– Я видел, как ты говорил со Слейдом. В какой момент он появился возле Гейзера?
– Мне жаль, что так произошло, – произнес Кейз виновато. – Он уже был в отеле, когда я прибыл.
– Но ты сказал...
В голосе Кейза появились нотки раздражения.
– Боже, я не мог тебе сказать, что он где-то поблизости. В том настроении, в котором ты находился, ты был способен его убить.
– Хорошим же другом ты оказался, – произнес я с горечью. – Но сейчас не время об этом рассуждать. Где твоя машина, мы можем поговорить позднее.
– Чуть подальше, возле самой дороги.
Он убрал свой пистолет.
Я быстро принял решение, в создавшейся ситуации нельзя было доверять Кейзу или кому-нибудь еще. Я сказал:
– Джек, ты можешь передать Таггарту, что я доставлю его сверток в Рейкьявик.
– Хорошо, но давай поскорее отсюда убираться.
Я подошел к нему поближе.
– Я не верю тебе, Джек, – сказал я и погрузил три сжатых вместе пальца в его солнечное сплетение. Воздух стремительно покинул его легкие, и он согнулся пополам. Я рубанул его по шее ребром ладони, и, не издав ни звука, он рухнул к моим ногам. Мы с Джеком всегда находились на одном уровне в поединках по правилам рукопашного боя, и вряд ли мне удалось бы одолеть его так легко, если бы он ожидал нападения.
Где-то вдалеке завелась машина. Я увидел свет фар, появившийся в темноте справа от меня, и упал на землю. Я услышал, как машина поравнялась с ответвлением дороги, ведущем к шоссе, но она тут же развернулась и поехала в противоположном направлении – в сторону Сингвеллира.
Когда шум двигателя окончательно затих, я поднялся с земли и обыскал карманы Кейза. Я забрал ключи от машины и освободил его от наплечной кобуры и пистолета. Пистолет Григория я отбросил в сторону, предварительно тщательно его протерев. Затем я отправился на поиски автомобиля Кейза.
Это оказалась машина марки "вольво", которую я нашел припаркованной возле самой обочины дороги. Двигатель завелся сразу, и, не включая фар, я тронулся с места. Мне предстояло проделать долгий путь вокруг Сингваллаватна и далее по шоссе до Лаугарватна, но покидал я это место в настроении значительно более приподнятом, чем то, в котором пребывал по дороге сюда.
Глава восьмая
1
– Пристрелил бы.
– Сомневаюсь, что пуля сможет пробить их чугунные черепа, – произнес он едким тоном. Он с ненавистью посмотрел на большого русского. – И почему, черт возьми, вы начали стрелять? Можно было подумать, что разразилась революция.
Тот беспомощно показал на меня.
– Он это начал.
– У него не должно было появиться такой возможности. Если трое не могут без лишнего шума взять одного, тогда...
– Их было двое.
– Вот как! – Кенникен бросил на меня быстрый взгляд. – Что произошло со вторым человеком?
– Не знаю, – он убежал, – ответил верзила.
Я бросил небрежно:
– Ничего удивительного. Это был просто турист из отеля.
Внутри я весь кипел. Так, значит, Кейз просто убежал, бросив меня в трудном положении. Он не сдал меня в руки Кенникену, но если я смогу выбраться из этой переделки, то должен буду предъявить ему определенный счет.
– Вероятно, он и поднял тревогу в отеле, – сказал Кенникен. – Способны вы хоть что-нибудь сделать как следует?
Верзила начал оправдываться, но Кенникен сразу лее его оборвал.
– Чем занят Ильич?
– Разбирает на части машину. – Голос его был угрюмым.
– Так иди и помоги ему. – Они оба повернулись, но Кенникен быстро произнес: – Не ты, Григорий. Ты останешься здесь и присмотришь за Стюартсеном. – Он передал свой пистолет коротышке.
Я спросил:
– Могу я выпить еще, Вацлав?
– Почему бы и нет, – ответил Кенникен. – Тебе не грозит опасность стать алкоголиком. Ты не проживешь так долго. Смотри за ним получше, Григорий.
Он покинул комнату, закрыв за собой дверь, и Григорий занял передо мной свой пост. Я очень медленно подтянул под себя ноги и поднялся с кресла. Не сводя с меня ничего не выражающих глаз, Григорий поднял свой пистолет, и я улыбнулся ему, показав на свой пустой стакан.
– Ты слышал, что сказал начальник? Мне позволено выпить еще.
Дуло пистолета опустилось вниз.
– Я буду стоять сразу позади тебя, – сказал он.
Я пересек комнату и подошел к шкафчику с напитками, разговаривая на всем пути.
– Я готов поспорить, что ты родом из Крыма, Григорий. Твой акцент весьма характерен. Я прав?
Он сохранил молчание, но я продолжил свою болтовню.
– Здесь, кажется, нет водки, Григорий. Самый близкий к ней напиток это броннивин, но он приводит к плохим последствиям – сам я предпочитаю его не пить. Честно говоря, я не особенно люблю и водку. Для меня нет ничего лучше скотча. Да разве и может быть иначе, если я и сам шотландец?
Позвякивая бутылками, я слышал, как Григорий дышит мне в затылок. Скотч оказался в стакане, а следом за ним и вода, после чего я повернулся, держа стакан в приподнятой руке, и обнаружил Григория, стоящего в ярде от меня с пистолетом направленным точно мне в пупок. Как я уже говорил, пистолет имеет свое предназначение, и сейчас он ему полностью соответствовал. Это превосходное комнатное оружие. Едва я сделаю что-нибудь глупое, например, выплесну ему в лицо свою выпивку, как он аккуратно прострелит меня насквозь до самого позвоночника.
Я поднял стакан на уровень рта.
– Skal, как мы говорим в Исландии.
Я был вынужден держать свою руку высоко поднятой, так как в противном случае баллончик с бутаном выпал бы из моего рукава, и поэтому прошел через комнату в несколько жеманной манере, после чего снова сел в свое кресло.
Григорий смотрел на меня с оттенком осуждения в глазах.
Я сделал маленький глоток из стакана, а затем переместил его из одной руки в другую. Когда я закончил свои манипуляции, баллончик с бутаном был зажат между сиденьем и подлокотником моего кресла. Посмотрев на Григория, я снова приветственно приподнял стакан, а затем принялся с интересом изучать огонь, жарко пылающий в камине.
На каждом баллончике с газом для зажигалок имеется торжественное предупреждение: КРАЙНЕ ОГНЕОПАСНАЯ СМЕСЬ. НЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ВОЗЛЕ ОТКРЫТОГО ОГНЯ. ХРАНИТЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ ДЕТЕЙ. НЕ СЖИГАТЬ ПОСЛЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ. Коммерческие фирмы не любят помещать такие пугающие надписи на своей продукции, и обычно делают это только под давлением закона, так что во всех случаях подобные предупреждения являются полностью оправданными.
Горящий в камине торф давал сильный жар, испускаемый толстым слоем красных углей. Я подумал, что если баллончик положить в огонь, то произойдет одно из двух – он либо взорвется, как бомба, либо взлетит, как ракета, – и обе возможности соответствовали моим целям. Единственная трудность заключалась в том, что я не знал, сколько времени понадобиться для того, чтобы баллончик взорвался. Положить его в огонь было достаточно легко, но кто-нибудь, например Григорий, мог извлечь его оттуда раньше, чем он нагреется до нужной температуры. Мальчики Кенникена, возможно, были вовсе не настолько некомпетентны, как он пытался их представить.
Кенникен вернулся назад.
– Ты говорил правду, – сказал он.
– Я всегда говорю правду; проблема в том, что большинство людей не способны отличить ее от лжи. Так, значит, ты согласен со мной насчет Слейда?
Он нахмурился.
– Я имел в виду не эту глупую историю. Того, что я ищу, нет в твоей машине. Где оно?
– Я не скажу тебе, Вацлав.
– Скажешь.
Где-то зазвонил телефон. Я предложил:
– Давай заключим пари.
– Я не хочу, чтобы этот ковер оказался испачканным кровью, – сказал он. – Вставай.
Кто-то снял телефонную трубку.
– Могу я сначала допить свой виски?
Ильич открыл дверь и жестом подозвал Кенникена, который бросил на ходу:
– Тебе лучше допить его к тому времени, когда я вернусь. Он вышел из комнаты, и Григорий занял свой пост прямо напротив меня. Это не соответствовало моим планам, поскольку пока он так стоял, у меня не было ни малейшего шанса подбросить в огонь баллончик с бутаном. Я потрогал свой лоб и обнаружил, что он покрылся легкой испариной.
Вскоре Кенникен вернулся в комнату и задумчиво посмотрел на меня.
– Человек, с которым ты был у Гейзера, – это турист из отеля, так ты, кажется, сказал.
– Верно.
– Имя – Джек Кейз – ни о чем тебе не говорит?
Я безучастно посмотрел на него.
– Абсолютно.
Он печально улыбнулся.
– И это тот человек, который утверждал, что он говорит только правду. – Он сел. – То, что я ищу, по-видимому, утратило свою важность. Или более точно – важность этого устройства уменьшилась в сравнении с твоей. Ты знаешь, что это означает?
– Ты потерял меня, – ответил я, искренне надеясь на то, что не ошибся. Очевидно, в событиях произошел какой-то резкий поворот.
Кенникен сказал:
– Я должен был любым способом вытянуть из тебя информацию. Однако теперь мне дали новые указания. Тебя не будут пытать, Стюартсен, так что можешь расслабиться.
Я с облегчением перевел дыхание.
– Спасибо, – сказал я от чистого сердца.
Он с сожалением покачал головой.
– Я не нуждаюсь в твоей благодарности. Мне приказали убить тебя немедленно.
Телефон зазвонил снова. Мой голос сорвался на хрип.
– Почему?
Он пожал плечами.
– Ты встал у кого-то на пути.
Я сглотнул.
– Может быть, тебе стоит подойти к телефону? Вдруг инструкции изменились снова?
Он криво усмехнулся.
– Отсрочка, пришедшая в последнюю минуту? Я так не думаю, Алан. Знаешь, почему я рассказал тебе о данном мне указании? Как тебе известно, обычно так не делают.
Я знал, но не собирался доставлять ему удовольствие своим ответом. Телефон замолчал.
– В Библии порою попадают мудрые изречения, – сказал он. – Например, "зуб за зуб, око за око". Я уже все приготовил для тебя и теперь сильно сожалею о том, что моим планам не суждено осуществиться. Но я, по крайней мере, смогу увидеть, как ты покрываешься холодным потом, то, что происходит с тобой сейчас.
Ильич просунул голову в приоткрытую дверь.
– Рейкьявик, – сказал он.
Кенникен раздраженно взмахнул рукой.
– Иду. – Он поднялся. – Подумай об этом – и попотей еще немного.
Я вытянул руку.
– У тебя есть сигарета?
Он остановился на полпути и громко рассмеялся.
– Ну конечно, Алан. Вы, британцы, строго придерживаетесь традиций. Ты несомненно имеешь право на свою традиционную последнюю сигарету. – Он бросил мне портсигар. – Тебе хотелось бы чего-нибудь еще?
– Да, – сказал я. – Мне хотелось бы оказаться на Трафальгарской площади в канун сочельника 2020 года.
– Сожалею, но тут я не могу тебе помочь, – произнес он и покинул комнату.
Я открыл портсигар, сунул в рот сигарету и беспомощно похлопал себя по карманам; затем очень медленно наклонился, чтобы поднять с пола у камина одну из приготовленных там щепок. Я сказал Григорию:
– Я просто собираюсь прикурить сигарету, – и нагнулся вперед к огню, надеясь на то, что он не покинет свой пост у двери.
Я держал щепку в левой руке и, когда нагнулся вперед, постарался сделать это так, чтобы закрыть телом свою правую руку, и, вынимая из огня пылающую щепку, в тот же момент сунул в угли баллончик, после чего сразу вернулся на место. Взмахнув щепкой в воздухе, чтобы отвлечь внимание Григория, я прижал ее кончик к сигарете и, сделав глубокую затяжку, выпустил облачко дыма в направлении своего сторожа. Я намеренно позволил пламени разгореться, чтобы оно добралось до моих пальцев.
– Ах! – воскликнул я и энергично затряс рукой. Все, что угодно, лишь бы не позволить ему смотреть прямо на огонь.
Мне пришлось собрать всю свою волю, чтобы не бросить туда взгляд самому.
Телефонная трубка с треском опустилась на место и в комнату вернулся Кенникен.
– Дипломаты! – произнес он едким тоном. – Можно подумать, что у меня не хватает собственных проблем. – Он вытянул палец в мою сторону. – Хорошо, поднимайся.
Я показал на сигарету.
– Как насчет вот этого?
– Ты можешь закончить ее на улице. У тебя как раз будет...
Грохот от разорвавшегося в замкнутом пространстве баллончика был оглушающим, и пылающий в камине торф разнесло по всей комнате. Поскольку я ожидал взрыва, то прореагировал на него быстрее, чем остальные. Я проигнорировал кусок тлеющего торфа, ужаливший меня в шею, но Григорий не смог сделать то же самое с угольком, прилипшим к тыльной стороне его руки. Он закричал и уронил пистолет.
Я прыгнул головой вперед через всю комнату, сжал пистолет в руке и прострелил Григорию грудь в двух местах. Затем я повернулся, чтобы разобраться с Кенникеном до того, как он пришел в себя. Он стряхивал со своей куртки огненно-красные кусочки торфа, но, услышав выстрелы, тут же поднял голову. Я поднял пистолет, а он схватил со стола стоявшую там лампу и бросил ее в меня. Я пригнулся, и мой выстрел пришелся мимо, а настольная лампа, пролетев у меня над головой, ударила точно по лицу Ильича, который как раз в тот момент открыл дверь, чтобы посмотреть, что здесь происходит.
Это избавило меня от необходимости открывать ее самому. Я оттолкнул Ильича в сторону и, ворвавшись в прихожую, обнаружил, что входная дверь открыта. Кенникен изрядно попортил мне нервы, но как бы я ни хотел с ним рассчитаться, сейчас на это не было времени.
Я выскочил из дома и промчался мимо фольксвагена, который лишился всех четырех колес, по пути выстрелив в большого русского и заставив его тем самым спрятать голову за машину. Затем я бросился в темноту, показавшуюся мне не такой темной, как следовало бы, и побежал по пересеченной местности.
Пересеченная местность представляла из себя нагромождения из обломков лавы, покрытые толстым слоем мха и кое-где поросшие карликовыми березами. Максимальная скорость, которую здесь мог развить человек при дневном освещении без риска сломать себе лодыжку, составляла что-то около одной мили в час. Я промчался по ним, не снижая скорости, зная, что если сломаю лодыжку или хотя бы растяну ее, меня легко настигнут и, возможно, пристрелят на месте.
Постепенно удаляясь от берега озера и приближаясь под углом к дороге, я пробежал около двухсот ярдов, прежде чем остановился. Оглянувшись назад, я увидел окна комнаты, в которой меня держали; за стеклами что-то мерцало, и, приглядевшись повнимательнее, я понял, что занавески охвачены пламенем. Раздались отдаленные крики, и кто-то подбежал к окну, но меня, как казалось, никто не преследовал. Никто из них, очевидно, не заметил, в каком направлении я скрылся.
Обзор спереди загораживал гребень, образованный древним лавовым потоком, и я решил, что дорога находится где-то за ним. Я начал карабкаться вверх. До рассвета оставалось совсем немного, и я хотел убраться подальше от этого дома.
Я на животе взобрался на вершину лавового гребня и только после того, как перевалил на другую сторону, поднялся на ноги. В некотором удалении мне удалось разглядеть прямую черную линию, которая могла оказаться только дорогой, и я уже почти до нее добрался, когда кто-то накинул мне на шею удавку и с силой сжал запястье.
– Брось пушку! – раздался хриплый шепот на русском.
Я бросил пистолет, после чего сразу же почувствовал резкий толчок в спину, от которого потерял равновесие и упал. Я посмотрел вверх на яркий луч карманного фонарика, освещающий направленный на меня пистолет.
– Боже, это ты? – воскликнул Джек Кейз.
– Убери этот проклятый фонарь, – сказал я, потирая свою шею. – Куда, черт возьми, ты подевался, когда у Гейзера прозвучал сигнал тревоги?
Свет погас, и Джек сказал из темноты:
– Я пытался помочь...
– Как бы не так! – оборвал я его. – Ты побежал обратно к отелю. Как ты оказался здесь?
– После того, как ты ускользнул от мальчиков Кенникена, я заметил, как один из них садился в машину. Я проследил за машиной, и она привела меня сюда.
Это звучало не слишком убедительно, но я не стал вдаваться в подробности. Я сказал:
– Я видел, как ты говорил со Слейдом. В какой момент он появился возле Гейзера?
– Мне жаль, что так произошло, – произнес Кейз виновато. – Он уже был в отеле, когда я прибыл.
– Но ты сказал...
В голосе Кейза появились нотки раздражения.
– Боже, я не мог тебе сказать, что он где-то поблизости. В том настроении, в котором ты находился, ты был способен его убить.
– Хорошим же другом ты оказался, – произнес я с горечью. – Но сейчас не время об этом рассуждать. Где твоя машина, мы можем поговорить позднее.
– Чуть подальше, возле самой дороги.
Он убрал свой пистолет.
Я быстро принял решение, в создавшейся ситуации нельзя было доверять Кейзу или кому-нибудь еще. Я сказал:
– Джек, ты можешь передать Таггарту, что я доставлю его сверток в Рейкьявик.
– Хорошо, но давай поскорее отсюда убираться.
Я подошел к нему поближе.
– Я не верю тебе, Джек, – сказал я и погрузил три сжатых вместе пальца в его солнечное сплетение. Воздух стремительно покинул его легкие, и он согнулся пополам. Я рубанул его по шее ребром ладони, и, не издав ни звука, он рухнул к моим ногам. Мы с Джеком всегда находились на одном уровне в поединках по правилам рукопашного боя, и вряд ли мне удалось бы одолеть его так легко, если бы он ожидал нападения.
Где-то вдалеке завелась машина. Я увидел свет фар, появившийся в темноте справа от меня, и упал на землю. Я услышал, как машина поравнялась с ответвлением дороги, ведущем к шоссе, но она тут же развернулась и поехала в противоположном направлении – в сторону Сингвеллира.
Когда шум двигателя окончательно затих, я поднялся с земли и обыскал карманы Кейза. Я забрал ключи от машины и освободил его от наплечной кобуры и пистолета. Пистолет Григория я отбросил в сторону, предварительно тщательно его протерев. Затем я отправился на поиски автомобиля Кейза.
Это оказалась машина марки "вольво", которую я нашел припаркованной возле самой обочины дороги. Двигатель завелся сразу, и, не включая фар, я тронулся с места. Мне предстояло проделать долгий путь вокруг Сингваллаватна и далее по шоссе до Лаугарватна, но покидал я это место в настроении значительно более приподнятом, чем то, в котором пребывал по дороге сюда.
Глава восьмая
1
Я добрался до Лаугарватна в пять часов утра и оставил машину на обочине возле дома Гуннара. Когда я выходил из машины, то заметил, как дернулась занавеска на окне, и Элин, выбежав на улицу, оказалась в моих объятиях до того, как мне удалось добраться до входной двери.
– Алан! – воскликнула она. – У тебя кровь на лице.
Я дотронулся до щеки и нащупал на ней корку крови, запекшейся возле пореза. Должно быть, это случилось, когда взорвался баллончик с бутаном. Я сказал:
– Давай зайдем внутрь.
В прихожей нас встретила Сигурлин. Она окинула меня взглядом с головы до ног, после чего заметила:
– Ты прожег свою куртку.
Я посмотрел на дыры в материи.
– Да, – сказал я. – Я проявил неаккуратность, не так ли?
– Что случилось? – спросила Элин настойчиво.
– Я... у меня состоялся разговор с Кенникеном, – ответил я коротко.
Реакция организма на произошедшие бурные события наконец настигла меня, и внезапно я почувствовал себя очень усталым. Я должен был что-то предпринять, поскольку сейчас не было времени для отдыха.
– У тебя есть кофе? – спросил я Сигурлин.
Элин сжала мою руку.
– Что сделал Кении?..
– Я расскажу тебе позже.
Сигурлин сказала:
– Ты выглядишь так, словно не спал целую неделю. Наверху есть кровать.
Я покачал головой.
– Нет. Я... мы... отсюда уезжаем.
Они с Элин переглянулись, а затем Сигурлин заметила практично:
– Все равно ты можешь выпить кофе. Он уже готов – мы пили его всю ночь. Пойдем на кухню.
Я сел за кухонный стол и положил несколько ложек сахара в дымящуюся чашечку черного кофе. Это был самый замечательный напиток из всех, что я когда-либо пробовал.
Сигурлин подошла к окну и посмотрела на машину – "вольво", – стоявшую возле дома.
– А где фольксваген?
Я состроил гримасу.
– Он уничтожен.
Большой русский сказал, что Ильич разобрал его на части, и судя по тому беглому взгляду, который я бросил на фольксваген, это соответствовало действительности.
– Сколько он стоит, Сигурлин? – спросил я и сунул руку в карман за чековой книжкой.
Она нетерпеливо отмахнулась.
– Это может подождать. – В ее голосе появился металл. – Элин мне все рассказала. Про Слейда, про Кенникена...
– Тебе не следовало этого делать, Элин, – произнес я тихо.
– Я должна была с кем-то это обсудить, – воскликнула она.
– Тебе необходимо пойти в полицию, – сказала Сигурлин.
Я покачал головой.
– До сих пор сражение велось тайно. Потери несли только профессионалы – люди, которые знают, чем рискуют и сознательно идущие на это. Не пострадал ни один случайный свидетель. Я хочу, чтобы все так и продолжалось. Всякий, кто начнет крутиться поблизости, не зная правил игры, окажется в большой опасности – независимо от того, надета на нем полицейская униформа или нет.
– Но подобные проблемы не должны решаться на таком уровне, – возразила она. – Пускай ими занимаются политики и дипломаты.
Я вздохнул и наклонился вперед на своем стуле.
– Когда я в первый раз приехал в эту страну, кто-то сказал мне, что существуют три вещи, которые не может объяснить ни один исландец – даже другому исландцу: исландская политическая система, исландская экономическая система и исландские законы, регламентирующие продажу спиртных напитков. В данную минуту нас не интересует алкоголь, но политика и экономика расположены в верхней части списка проблем, которые меня беспокоят.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – произнесла Элин несколько озадаченно.
– Я говорю вот про этот холодильник, – сказал я. – И про эту кофемолку. – Мой палец снова вытянулся. – И про электрический чайник, и про транзисторный приемник. Они все импортированы, а чтобы позволить себе импорт, вы должны поставлять товары на экспорт – рыбу, баранину, шерсть. Косяки сельди ушли от берега на тысячу миль, оставив ваш сельдяной флот на мели. Ваши дела и без того достаточно плохи, чтобы делать их еще хуже.
Сигурлин изогнула брови.
– Что ты имеешь в виду?
– В данном столкновении участвуют три страны – Британия, Америка и Россия. Предположим, что борьба перейдет в дипломатическое русло и будет объявлена нота протеста, гласящая: "Перестаньте вести свои сражения на исландской территории". Ты думаешь, подобные вещи возможно удержать в секрете? В каждой стране есть люди с крайними политическими взглядами – я уверен, Исландия здесь не исключение, – и они все поднимут большой шум.
Я поднялся со стула.
– Антиамериканцы начнут кричать о базе в Кьеблавике, антикоммунисты получат хороший предлог, за который можно ухватиться, и у вас, возможно, возобновится Рыбная война с Британией, поскольку я знаю, что множество исландцев недовольны соглашением 1961 года.
Я повернулся лицом к Сигурлин.
– В ходе Рыбной войны вашим траулерам запрещалось заходить в британские порты, поэтому вы установили торговые отношения с Россией, которые продолжаются и поныне. Что ты думаешь о России как о торговом партнере?
– Я думаю о ней очень хорошо, – ответила она немедленно. – Русские много для нас сделали.
Я произнес взвешенно:
– Если ваше правительство займет позицию, требующую обмена официальными нотами, то эти добрые отношения могут оказаться под угрозой. Ты хочешь, чтобы так произошло?
Ее лицо застыло от испуга. Я мрачно произнес:
– Если об этих шалостях станет когда-нибудь известно, то произойдет самый большой скандал, когда-либо задевший Исландию с той поры, когда Сэм Фелпс пытался посадить на трон Йоргена Йоргенсена в 1809 году.
Элин и Сигурлин беспомощно посмотрели друг на друга.
– Он прав, – сказала Сигурлин.
Я знал, что я прав. Под мирной поверхностью исландского общества таились силы, справиться с которыми будет нелегко. Старая вражда все еще дремала в сердцах самых злопамятных граждан, и не требовалось больших усилий для того, чтобы разбудить ее вновь. Я сказал:
– Чем меньше политики знают, тем будет лучше для всех. Я люблю эту страну, черт возьми, и не хочу, чтобы грязь поднялась здесь на поверхность. – Я взял Элин за руку. – Я постараюсь разобраться с этим делом как можно скорее. Мне кажется, я знаю путь.
– Отдай им этот сверток, – произнесла она настойчиво. – Пожалуйста, Алан, отдай им его.
– Именно так я и собираюсь поступить, – сказал я. – Но на свой собственный манер.
Здесь требовалось о многом подумать. Например, о фольксвагене. Кенникену не потребуется много времени на то, чтобы проверить регистрационный номер и установить, кому он принадлежал. Это означало, что он мог оказаться здесь уже сегодня.
– Сигурлин, – сказал я. – Ты можешь взять пони и присоединиться к Гуннару?
Она посмотрела на меня с недоумением.
– Но зачем?.. – Тут она поняла в чем дело. – Фольксваген?
– Да, здесь могут появиться незваные гости. Тебе лучше не попадаться у них на пути.
– Я получила записку от Гуннара вчера вечером сразу после того, как ты уехал. Он задержится еще на три дня.
– Прекрасно, – сказал я. – Через три дня все должно уже закончиться.
– Куда ты собираешься ехать?
– Не спрашивай, – предостерег я ее. – Ты и так уже знаешь слишком много. Просто скройся в таком месте, где никто не сможет задавать тебе вопросы. – Я щелкнул пальцами. – Мне надо избавиться от "лендровера". Я брошу его, но мне не хотелось бы, чтобы его нашли здесь.
– Ты можешь оставить его в конюшне.
– Это мысль. Пойду переложу кое-какие вещи из "лендровера" в "вольво". Я вернусь через несколько минут.
Я прошел в гараж и достал из "лендровера" электронное устройство, две винтовки и патроны к ним. Оружие я завернул в большой кусок мешковины, который нашел на полке с инструментами, и убрал его в багажник "вольво".
Ко мне подошла Элин и спросила:
– Куда мы едем?
– Не мы, – ответил я. – А я один.
– Я поеду с тобой.
– Ты отправишься вместе с Сигурлин.
На ее лице появилось хорошо мне знакомое упрямое выражение.
– Мне понравились те слова, которые ты произнес недавно, – сказала она. – По поводу того, что ты не хочешь, чтобы моей стране был причинен какой-нибудь вред. Но это моя страна, и я могу сражаться за нее не хуже, чем кто-либо еще.
Я чуть не рассмеялся вслух.
– Элин, – сказал я. – Что ты знаешь о сражениях?
– То же, что и любой другой исландец, – ответила она невозмутимо.
У нее было что-то внутри, какой-то несгибаемый стержень.
– Ты даже не представляешь себе, что происходит, – сказал я.
– А ты?
– Я постепенно начинаю понимать. Я уже убедился в том, что Слейд русский агент – и я зарядил Кенникена как пистолет, направив его на Слейда. Когда они встретятся, он скорее всего выстрелит, и в этот момент я не хотел бы оказаться на месте Слейда. Кенникен верит только в прямые действия.
– Что случилось прошлой ночью? Все было так плохо?
Я захлопнул багажник машины.
– Это была не самая счастливая ночь в моей жизни, – ответил я коротко. – Тебе лучше пойти собрать вещи. Я хочу, чтобы в этом доме через час никого не было.
Я достал карту и разложил ее на капоте.
– Куда ты поедешь? – Элин была очень настойчива.
– В Рейкьявик. Но сначала мне нужно попасть в Кьеблавик.
– Тебе придется сделать большой крюк, – она провела пальцем по карте. – Ты сначала окажешься в Рейкьявике, если только не поедешь на юг через Хверагерди.
– Алан! – воскликнула она. – У тебя кровь на лице.
Я дотронулся до щеки и нащупал на ней корку крови, запекшейся возле пореза. Должно быть, это случилось, когда взорвался баллончик с бутаном. Я сказал:
– Давай зайдем внутрь.
В прихожей нас встретила Сигурлин. Она окинула меня взглядом с головы до ног, после чего заметила:
– Ты прожег свою куртку.
Я посмотрел на дыры в материи.
– Да, – сказал я. – Я проявил неаккуратность, не так ли?
– Что случилось? – спросила Элин настойчиво.
– Я... у меня состоялся разговор с Кенникеном, – ответил я коротко.
Реакция организма на произошедшие бурные события наконец настигла меня, и внезапно я почувствовал себя очень усталым. Я должен был что-то предпринять, поскольку сейчас не было времени для отдыха.
– У тебя есть кофе? – спросил я Сигурлин.
Элин сжала мою руку.
– Что сделал Кении?..
– Я расскажу тебе позже.
Сигурлин сказала:
– Ты выглядишь так, словно не спал целую неделю. Наверху есть кровать.
Я покачал головой.
– Нет. Я... мы... отсюда уезжаем.
Они с Элин переглянулись, а затем Сигурлин заметила практично:
– Все равно ты можешь выпить кофе. Он уже готов – мы пили его всю ночь. Пойдем на кухню.
Я сел за кухонный стол и положил несколько ложек сахара в дымящуюся чашечку черного кофе. Это был самый замечательный напиток из всех, что я когда-либо пробовал.
Сигурлин подошла к окну и посмотрела на машину – "вольво", – стоявшую возле дома.
– А где фольксваген?
Я состроил гримасу.
– Он уничтожен.
Большой русский сказал, что Ильич разобрал его на части, и судя по тому беглому взгляду, который я бросил на фольксваген, это соответствовало действительности.
– Сколько он стоит, Сигурлин? – спросил я и сунул руку в карман за чековой книжкой.
Она нетерпеливо отмахнулась.
– Это может подождать. – В ее голосе появился металл. – Элин мне все рассказала. Про Слейда, про Кенникена...
– Тебе не следовало этого делать, Элин, – произнес я тихо.
– Я должна была с кем-то это обсудить, – воскликнула она.
– Тебе необходимо пойти в полицию, – сказала Сигурлин.
Я покачал головой.
– До сих пор сражение велось тайно. Потери несли только профессионалы – люди, которые знают, чем рискуют и сознательно идущие на это. Не пострадал ни один случайный свидетель. Я хочу, чтобы все так и продолжалось. Всякий, кто начнет крутиться поблизости, не зная правил игры, окажется в большой опасности – независимо от того, надета на нем полицейская униформа или нет.
– Но подобные проблемы не должны решаться на таком уровне, – возразила она. – Пускай ими занимаются политики и дипломаты.
Я вздохнул и наклонился вперед на своем стуле.
– Когда я в первый раз приехал в эту страну, кто-то сказал мне, что существуют три вещи, которые не может объяснить ни один исландец – даже другому исландцу: исландская политическая система, исландская экономическая система и исландские законы, регламентирующие продажу спиртных напитков. В данную минуту нас не интересует алкоголь, но политика и экономика расположены в верхней части списка проблем, которые меня беспокоят.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – произнесла Элин несколько озадаченно.
– Я говорю вот про этот холодильник, – сказал я. – И про эту кофемолку. – Мой палец снова вытянулся. – И про электрический чайник, и про транзисторный приемник. Они все импортированы, а чтобы позволить себе импорт, вы должны поставлять товары на экспорт – рыбу, баранину, шерсть. Косяки сельди ушли от берега на тысячу миль, оставив ваш сельдяной флот на мели. Ваши дела и без того достаточно плохи, чтобы делать их еще хуже.
Сигурлин изогнула брови.
– Что ты имеешь в виду?
– В данном столкновении участвуют три страны – Британия, Америка и Россия. Предположим, что борьба перейдет в дипломатическое русло и будет объявлена нота протеста, гласящая: "Перестаньте вести свои сражения на исландской территории". Ты думаешь, подобные вещи возможно удержать в секрете? В каждой стране есть люди с крайними политическими взглядами – я уверен, Исландия здесь не исключение, – и они все поднимут большой шум.
Я поднялся со стула.
– Антиамериканцы начнут кричать о базе в Кьеблавике, антикоммунисты получат хороший предлог, за который можно ухватиться, и у вас, возможно, возобновится Рыбная война с Британией, поскольку я знаю, что множество исландцев недовольны соглашением 1961 года.
Я повернулся лицом к Сигурлин.
– В ходе Рыбной войны вашим траулерам запрещалось заходить в британские порты, поэтому вы установили торговые отношения с Россией, которые продолжаются и поныне. Что ты думаешь о России как о торговом партнере?
– Я думаю о ней очень хорошо, – ответила она немедленно. – Русские много для нас сделали.
Я произнес взвешенно:
– Если ваше правительство займет позицию, требующую обмена официальными нотами, то эти добрые отношения могут оказаться под угрозой. Ты хочешь, чтобы так произошло?
Ее лицо застыло от испуга. Я мрачно произнес:
– Если об этих шалостях станет когда-нибудь известно, то произойдет самый большой скандал, когда-либо задевший Исландию с той поры, когда Сэм Фелпс пытался посадить на трон Йоргена Йоргенсена в 1809 году.
Элин и Сигурлин беспомощно посмотрели друг на друга.
– Он прав, – сказала Сигурлин.
Я знал, что я прав. Под мирной поверхностью исландского общества таились силы, справиться с которыми будет нелегко. Старая вражда все еще дремала в сердцах самых злопамятных граждан, и не требовалось больших усилий для того, чтобы разбудить ее вновь. Я сказал:
– Чем меньше политики знают, тем будет лучше для всех. Я люблю эту страну, черт возьми, и не хочу, чтобы грязь поднялась здесь на поверхность. – Я взял Элин за руку. – Я постараюсь разобраться с этим делом как можно скорее. Мне кажется, я знаю путь.
– Отдай им этот сверток, – произнесла она настойчиво. – Пожалуйста, Алан, отдай им его.
– Именно так я и собираюсь поступить, – сказал я. – Но на свой собственный манер.
Здесь требовалось о многом подумать. Например, о фольксвагене. Кенникену не потребуется много времени на то, чтобы проверить регистрационный номер и установить, кому он принадлежал. Это означало, что он мог оказаться здесь уже сегодня.
– Сигурлин, – сказал я. – Ты можешь взять пони и присоединиться к Гуннару?
Она посмотрела на меня с недоумением.
– Но зачем?.. – Тут она поняла в чем дело. – Фольксваген?
– Да, здесь могут появиться незваные гости. Тебе лучше не попадаться у них на пути.
– Я получила записку от Гуннара вчера вечером сразу после того, как ты уехал. Он задержится еще на три дня.
– Прекрасно, – сказал я. – Через три дня все должно уже закончиться.
– Куда ты собираешься ехать?
– Не спрашивай, – предостерег я ее. – Ты и так уже знаешь слишком много. Просто скройся в таком месте, где никто не сможет задавать тебе вопросы. – Я щелкнул пальцами. – Мне надо избавиться от "лендровера". Я брошу его, но мне не хотелось бы, чтобы его нашли здесь.
– Ты можешь оставить его в конюшне.
– Это мысль. Пойду переложу кое-какие вещи из "лендровера" в "вольво". Я вернусь через несколько минут.
Я прошел в гараж и достал из "лендровера" электронное устройство, две винтовки и патроны к ним. Оружие я завернул в большой кусок мешковины, который нашел на полке с инструментами, и убрал его в багажник "вольво".
Ко мне подошла Элин и спросила:
– Куда мы едем?
– Не мы, – ответил я. – А я один.
– Я поеду с тобой.
– Ты отправишься вместе с Сигурлин.
На ее лице появилось хорошо мне знакомое упрямое выражение.
– Мне понравились те слова, которые ты произнес недавно, – сказала она. – По поводу того, что ты не хочешь, чтобы моей стране был причинен какой-нибудь вред. Но это моя страна, и я могу сражаться за нее не хуже, чем кто-либо еще.
Я чуть не рассмеялся вслух.
– Элин, – сказал я. – Что ты знаешь о сражениях?
– То же, что и любой другой исландец, – ответила она невозмутимо.
У нее было что-то внутри, какой-то несгибаемый стержень.
– Ты даже не представляешь себе, что происходит, – сказал я.
– А ты?
– Я постепенно начинаю понимать. Я уже убедился в том, что Слейд русский агент – и я зарядил Кенникена как пистолет, направив его на Слейда. Когда они встретятся, он скорее всего выстрелит, и в этот момент я не хотел бы оказаться на месте Слейда. Кенникен верит только в прямые действия.
– Что случилось прошлой ночью? Все было так плохо?
Я захлопнул багажник машины.
– Это была не самая счастливая ночь в моей жизни, – ответил я коротко. – Тебе лучше пойти собрать вещи. Я хочу, чтобы в этом доме через час никого не было.
Я достал карту и разложил ее на капоте.
– Куда ты поедешь? – Элин была очень настойчива.
– В Рейкьявик. Но сначала мне нужно попасть в Кьеблавик.
– Тебе придется сделать большой крюк, – она провела пальцем по карте. – Ты сначала окажешься в Рейкьявике, если только не поедешь на юг через Хверагерди.