Я усмехнулся и сказал без особой надежды:
   – Пристрелил бы.
   – Сомневаюсь, что пуля сможет пробить их чугунные черепа, – произнес он едким тоном. Он с ненавистью посмотрел на большого русского. – И почему, черт возьми, вы начали стрелять? Можно было подумать, что разразилась революция.
   Тот беспомощно показал на меня.
   – Он это начал.
   – У него не должно было появиться такой возможности. Если трое не могут без лишнего шума взять одного, тогда...
   – Их было двое.
   – Вот как! – Кенникен бросил на меня быстрый взгляд. – Что произошло со вторым человеком?
   – Не знаю, – он убежал, – ответил верзила.
   Я бросил небрежно:
   – Ничего удивительного. Это был просто турист из отеля.
   Внутри я весь кипел. Так, значит, Кейз просто убежал, бросив меня в трудном положении. Он не сдал меня в руки Кенникену, но если я смогу выбраться из этой переделки, то должен буду предъявить ему определенный счет.
   – Вероятно, он и поднял тревогу в отеле, – сказал Кенникен. – Способны вы хоть что-нибудь сделать как следует?
   Верзила начал оправдываться, но Кенникен сразу лее его оборвал.
   – Чем занят Ильич?
   – Разбирает на части машину. – Голос его был угрюмым.
   – Так иди и помоги ему. – Они оба повернулись, но Кенникен быстро произнес: – Не ты, Григорий. Ты останешься здесь и присмотришь за Стюартсеном. – Он передал свой пистолет коротышке.
   Я спросил:
   – Могу я выпить еще, Вацлав?
   – Почему бы и нет, – ответил Кенникен. – Тебе не грозит опасность стать алкоголиком. Ты не проживешь так долго. Смотри за ним получше, Григорий.
   Он покинул комнату, закрыв за собой дверь, и Григорий занял передо мной свой пост. Я очень медленно подтянул под себя ноги и поднялся с кресла. Не сводя с меня ничего не выражающих глаз, Григорий поднял свой пистолет, и я улыбнулся ему, показав на свой пустой стакан.
   – Ты слышал, что сказал начальник? Мне позволено выпить еще.
   Дуло пистолета опустилось вниз.
   – Я буду стоять сразу позади тебя, – сказал он.
   Я пересек комнату и подошел к шкафчику с напитками, разговаривая на всем пути.
   – Я готов поспорить, что ты родом из Крыма, Григорий. Твой акцент весьма характерен. Я прав?
   Он сохранил молчание, но я продолжил свою болтовню.
   – Здесь, кажется, нет водки, Григорий. Самый близкий к ней напиток это броннивин, но он приводит к плохим последствиям – сам я предпочитаю его не пить. Честно говоря, я не особенно люблю и водку. Для меня нет ничего лучше скотча. Да разве и может быть иначе, если я и сам шотландец?
   Позвякивая бутылками, я слышал, как Григорий дышит мне в затылок. Скотч оказался в стакане, а следом за ним и вода, после чего я повернулся, держа стакан в приподнятой руке, и обнаружил Григория, стоящего в ярде от меня с пистолетом направленным точно мне в пупок. Как я уже говорил, пистолет имеет свое предназначение, и сейчас он ему полностью соответствовал. Это превосходное комнатное оружие. Едва я сделаю что-нибудь глупое, например, выплесну ему в лицо свою выпивку, как он аккуратно прострелит меня насквозь до самого позвоночника.
   Я поднял стакан на уровень рта.
   – Skal, как мы говорим в Исландии.
   Я был вынужден держать свою руку высоко поднятой, так как в противном случае баллончик с бутаном выпал бы из моего рукава, и поэтому прошел через комнату в несколько жеманной манере, после чего снова сел в свое кресло.
   Григорий смотрел на меня с оттенком осуждения в глазах.
   Я сделал маленький глоток из стакана, а затем переместил его из одной руки в другую. Когда я закончил свои манипуляции, баллончик с бутаном был зажат между сиденьем и подлокотником моего кресла. Посмотрев на Григория, я снова приветственно приподнял стакан, а затем принялся с интересом изучать огонь, жарко пылающий в камине.
   На каждом баллончике с газом для зажигалок имеется торжественное предупреждение: КРАЙНЕ ОГНЕОПАСНАЯ СМЕСЬ. НЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ВОЗЛЕ ОТКРЫТОГО ОГНЯ. ХРАНИТЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ ДЕТЕЙ. НЕ СЖИГАТЬ ПОСЛЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ. Коммерческие фирмы не любят помещать такие пугающие надписи на своей продукции, и обычно делают это только под давлением закона, так что во всех случаях подобные предупреждения являются полностью оправданными.
   Горящий в камине торф давал сильный жар, испускаемый толстым слоем красных углей. Я подумал, что если баллончик положить в огонь, то произойдет одно из двух – он либо взорвется, как бомба, либо взлетит, как ракета, – и обе возможности соответствовали моим целям. Единственная трудность заключалась в том, что я не знал, сколько времени понадобиться для того, чтобы баллончик взорвался. Положить его в огонь было достаточно легко, но кто-нибудь, например Григорий, мог извлечь его оттуда раньше, чем он нагреется до нужной температуры. Мальчики Кенникена, возможно, были вовсе не настолько некомпетентны, как он пытался их представить.
   Кенникен вернулся назад.
   – Ты говорил правду, – сказал он.
   – Я всегда говорю правду; проблема в том, что большинство людей не способны отличить ее от лжи. Так, значит, ты согласен со мной насчет Слейда?
   Он нахмурился.
   – Я имел в виду не эту глупую историю. Того, что я ищу, нет в твоей машине. Где оно?
   – Я не скажу тебе, Вацлав.
   – Скажешь.
   Где-то зазвонил телефон. Я предложил:
   – Давай заключим пари.
   – Я не хочу, чтобы этот ковер оказался испачканным кровью, – сказал он. – Вставай.
   Кто-то снял телефонную трубку.
   – Могу я сначала допить свой виски?
   Ильич открыл дверь и жестом подозвал Кенникена, который бросил на ходу:
   – Тебе лучше допить его к тому времени, когда я вернусь. Он вышел из комнаты, и Григорий занял свой пост прямо напротив меня. Это не соответствовало моим планам, поскольку пока он так стоял, у меня не было ни малейшего шанса подбросить в огонь баллончик с бутаном. Я потрогал свой лоб и обнаружил, что он покрылся легкой испариной.
   Вскоре Кенникен вернулся в комнату и задумчиво посмотрел на меня.
   – Человек, с которым ты был у Гейзера, – это турист из отеля, так ты, кажется, сказал.
   – Верно.
   – Имя – Джек Кейз – ни о чем тебе не говорит?
   Я безучастно посмотрел на него.
   – Абсолютно.
   Он печально улыбнулся.
   – И это тот человек, который утверждал, что он говорит только правду. – Он сел. – То, что я ищу, по-видимому, утратило свою важность. Или более точно – важность этого устройства уменьшилась в сравнении с твоей. Ты знаешь, что это означает?
   – Ты потерял меня, – ответил я, искренне надеясь на то, что не ошибся. Очевидно, в событиях произошел какой-то резкий поворот.
   Кенникен сказал:
   – Я должен был любым способом вытянуть из тебя информацию. Однако теперь мне дали новые указания. Тебя не будут пытать, Стюартсен, так что можешь расслабиться.
   Я с облегчением перевел дыхание.
   – Спасибо, – сказал я от чистого сердца.
   Он с сожалением покачал головой.
   – Я не нуждаюсь в твоей благодарности. Мне приказали убить тебя немедленно.
   Телефон зазвонил снова. Мой голос сорвался на хрип.
   – Почему?
   Он пожал плечами.
   – Ты встал у кого-то на пути.
   Я сглотнул.
   – Может быть, тебе стоит подойти к телефону? Вдруг инструкции изменились снова?
   Он криво усмехнулся.
   – Отсрочка, пришедшая в последнюю минуту? Я так не думаю, Алан. Знаешь, почему я рассказал тебе о данном мне указании? Как тебе известно, обычно так не делают.
   Я знал, но не собирался доставлять ему удовольствие своим ответом. Телефон замолчал.
   – В Библии порою попадают мудрые изречения, – сказал он. – Например, "зуб за зуб, око за око". Я уже все приготовил для тебя и теперь сильно сожалею о том, что моим планам не суждено осуществиться. Но я, по крайней мере, смогу увидеть, как ты покрываешься холодным потом, то, что происходит с тобой сейчас.
   Ильич просунул голову в приоткрытую дверь.
   – Рейкьявик, – сказал он.
   Кенникен раздраженно взмахнул рукой.
   – Иду. – Он поднялся. – Подумай об этом – и попотей еще немного.
   Я вытянул руку.
   – У тебя есть сигарета?
   Он остановился на полпути и громко рассмеялся.
   – Ну конечно, Алан. Вы, британцы, строго придерживаетесь традиций. Ты несомненно имеешь право на свою традиционную последнюю сигарету. – Он бросил мне портсигар. – Тебе хотелось бы чего-нибудь еще?
   – Да, – сказал я. – Мне хотелось бы оказаться на Трафальгарской площади в канун сочельника 2020 года.
   – Сожалею, но тут я не могу тебе помочь, – произнес он и покинул комнату.
   Я открыл портсигар, сунул в рот сигарету и беспомощно похлопал себя по карманам; затем очень медленно наклонился, чтобы поднять с пола у камина одну из приготовленных там щепок. Я сказал Григорию:
   – Я просто собираюсь прикурить сигарету, – и нагнулся вперед к огню, надеясь на то, что он не покинет свой пост у двери.
   Я держал щепку в левой руке и, когда нагнулся вперед, постарался сделать это так, чтобы закрыть телом свою правую руку, и, вынимая из огня пылающую щепку, в тот же момент сунул в угли баллончик, после чего сразу вернулся на место. Взмахнув щепкой в воздухе, чтобы отвлечь внимание Григория, я прижал ее кончик к сигарете и, сделав глубокую затяжку, выпустил облачко дыма в направлении своего сторожа. Я намеренно позволил пламени разгореться, чтобы оно добралось до моих пальцев.
   – Ах! – воскликнул я и энергично затряс рукой. Все, что угодно, лишь бы не позволить ему смотреть прямо на огонь.
   Мне пришлось собрать всю свою волю, чтобы не бросить туда взгляд самому.
   Телефонная трубка с треском опустилась на место и в комнату вернулся Кенникен.
   – Дипломаты! – произнес он едким тоном. – Можно подумать, что у меня не хватает собственных проблем. – Он вытянул палец в мою сторону. – Хорошо, поднимайся.
   Я показал на сигарету.
   – Как насчет вот этого?
   – Ты можешь закончить ее на улице. У тебя как раз будет...
   Грохот от разорвавшегося в замкнутом пространстве баллончика был оглушающим, и пылающий в камине торф разнесло по всей комнате. Поскольку я ожидал взрыва, то прореагировал на него быстрее, чем остальные. Я проигнорировал кусок тлеющего торфа, ужаливший меня в шею, но Григорий не смог сделать то же самое с угольком, прилипшим к тыльной стороне его руки. Он закричал и уронил пистолет.
   Я прыгнул головой вперед через всю комнату, сжал пистолет в руке и прострелил Григорию грудь в двух местах. Затем я повернулся, чтобы разобраться с Кенникеном до того, как он пришел в себя. Он стряхивал со своей куртки огненно-красные кусочки торфа, но, услышав выстрелы, тут же поднял голову. Я поднял пистолет, а он схватил со стола стоявшую там лампу и бросил ее в меня. Я пригнулся, и мой выстрел пришелся мимо, а настольная лампа, пролетев у меня над головой, ударила точно по лицу Ильича, который как раз в тот момент открыл дверь, чтобы посмотреть, что здесь происходит.
   Это избавило меня от необходимости открывать ее самому. Я оттолкнул Ильича в сторону и, ворвавшись в прихожую, обнаружил, что входная дверь открыта. Кенникен изрядно попортил мне нервы, но как бы я ни хотел с ним рассчитаться, сейчас на это не было времени.
   Я выскочил из дома и промчался мимо фольксвагена, который лишился всех четырех колес, по пути выстрелив в большого русского и заставив его тем самым спрятать голову за машину. Затем я бросился в темноту, показавшуюся мне не такой темной, как следовало бы, и побежал по пересеченной местности.
   Пересеченная местность представляла из себя нагромождения из обломков лавы, покрытые толстым слоем мха и кое-где поросшие карликовыми березами. Максимальная скорость, которую здесь мог развить человек при дневном освещении без риска сломать себе лодыжку, составляла что-то около одной мили в час. Я промчался по ним, не снижая скорости, зная, что если сломаю лодыжку или хотя бы растяну ее, меня легко настигнут и, возможно, пристрелят на месте.
   Постепенно удаляясь от берега озера и приближаясь под углом к дороге, я пробежал около двухсот ярдов, прежде чем остановился. Оглянувшись назад, я увидел окна комнаты, в которой меня держали; за стеклами что-то мерцало, и, приглядевшись повнимательнее, я понял, что занавески охвачены пламенем. Раздались отдаленные крики, и кто-то подбежал к окну, но меня, как казалось, никто не преследовал. Никто из них, очевидно, не заметил, в каком направлении я скрылся.
   Обзор спереди загораживал гребень, образованный древним лавовым потоком, и я решил, что дорога находится где-то за ним. Я начал карабкаться вверх. До рассвета оставалось совсем немного, и я хотел убраться подальше от этого дома.
   Я на животе взобрался на вершину лавового гребня и только после того, как перевалил на другую сторону, поднялся на ноги. В некотором удалении мне удалось разглядеть прямую черную линию, которая могла оказаться только дорогой, и я уже почти до нее добрался, когда кто-то накинул мне на шею удавку и с силой сжал запястье.
   – Брось пушку! – раздался хриплый шепот на русском.
   Я бросил пистолет, после чего сразу же почувствовал резкий толчок в спину, от которого потерял равновесие и упал. Я посмотрел вверх на яркий луч карманного фонарика, освещающий направленный на меня пистолет.
   – Боже, это ты? – воскликнул Джек Кейз.
   – Убери этот проклятый фонарь, – сказал я, потирая свою шею. – Куда, черт возьми, ты подевался, когда у Гейзера прозвучал сигнал тревоги?
   Свет погас, и Джек сказал из темноты:
   – Я пытался помочь...
   – Как бы не так! – оборвал я его. – Ты побежал обратно к отелю. Как ты оказался здесь?
   – После того, как ты ускользнул от мальчиков Кенникена, я заметил, как один из них садился в машину. Я проследил за машиной, и она привела меня сюда.
   Это звучало не слишком убедительно, но я не стал вдаваться в подробности. Я сказал:
   – Я видел, как ты говорил со Слейдом. В какой момент он появился возле Гейзера?
   – Мне жаль, что так произошло, – произнес Кейз виновато. – Он уже был в отеле, когда я прибыл.
   – Но ты сказал...
   В голосе Кейза появились нотки раздражения.
   – Боже, я не мог тебе сказать, что он где-то поблизости. В том настроении, в котором ты находился, ты был способен его убить.
   – Хорошим же другом ты оказался, – произнес я с горечью. – Но сейчас не время об этом рассуждать. Где твоя машина, мы можем поговорить позднее.
   – Чуть подальше, возле самой дороги.
   Он убрал свой пистолет.
   Я быстро принял решение, в создавшейся ситуации нельзя было доверять Кейзу или кому-нибудь еще. Я сказал:
   – Джек, ты можешь передать Таггарту, что я доставлю его сверток в Рейкьявик.
   – Хорошо, но давай поскорее отсюда убираться.
   Я подошел к нему поближе.
   – Я не верю тебе, Джек, – сказал я и погрузил три сжатых вместе пальца в его солнечное сплетение. Воздух стремительно покинул его легкие, и он согнулся пополам. Я рубанул его по шее ребром ладони, и, не издав ни звука, он рухнул к моим ногам. Мы с Джеком всегда находились на одном уровне в поединках по правилам рукопашного боя, и вряд ли мне удалось бы одолеть его так легко, если бы он ожидал нападения.
   Где-то вдалеке завелась машина. Я увидел свет фар, появившийся в темноте справа от меня, и упал на землю. Я услышал, как машина поравнялась с ответвлением дороги, ведущем к шоссе, но она тут же развернулась и поехала в противоположном направлении – в сторону Сингвеллира.
   Когда шум двигателя окончательно затих, я поднялся с земли и обыскал карманы Кейза. Я забрал ключи от машины и освободил его от наплечной кобуры и пистолета. Пистолет Григория я отбросил в сторону, предварительно тщательно его протерев. Затем я отправился на поиски автомобиля Кейза.
   Это оказалась машина марки "вольво", которую я нашел припаркованной возле самой обочины дороги. Двигатель завелся сразу, и, не включая фар, я тронулся с места. Мне предстояло проделать долгий путь вокруг Сингваллаватна и далее по шоссе до Лаугарватна, но покидал я это место в настроении значительно более приподнятом, чем то, в котором пребывал по дороге сюда.

Глава восьмая

1

   Я добрался до Лаугарватна в пять часов утра и оставил машину на обочине возле дома Гуннара. Когда я выходил из машины, то заметил, как дернулась занавеска на окне, и Элин, выбежав на улицу, оказалась в моих объятиях до того, как мне удалось добраться до входной двери.
   – Алан! – воскликнула она. – У тебя кровь на лице.
   Я дотронулся до щеки и нащупал на ней корку крови, запекшейся возле пореза. Должно быть, это случилось, когда взорвался баллончик с бутаном. Я сказал:
   – Давай зайдем внутрь.
   В прихожей нас встретила Сигурлин. Она окинула меня взглядом с головы до ног, после чего заметила:
   – Ты прожег свою куртку.
   Я посмотрел на дыры в материи.
   – Да, – сказал я. – Я проявил неаккуратность, не так ли?
   – Что случилось? – спросила Элин настойчиво.
   – Я... у меня состоялся разговор с Кенникеном, – ответил я коротко.
   Реакция организма на произошедшие бурные события наконец настигла меня, и внезапно я почувствовал себя очень усталым. Я должен был что-то предпринять, поскольку сейчас не было времени для отдыха.
   – У тебя есть кофе? – спросил я Сигурлин.
   Элин сжала мою руку.
   – Что сделал Кении?..
   – Я расскажу тебе позже.
   Сигурлин сказала:
   – Ты выглядишь так, словно не спал целую неделю. Наверху есть кровать.
   Я покачал головой.
   – Нет. Я... мы... отсюда уезжаем.
   Они с Элин переглянулись, а затем Сигурлин заметила практично:
   – Все равно ты можешь выпить кофе. Он уже готов – мы пили его всю ночь. Пойдем на кухню.
   Я сел за кухонный стол и положил несколько ложек сахара в дымящуюся чашечку черного кофе. Это был самый замечательный напиток из всех, что я когда-либо пробовал.
   Сигурлин подошла к окну и посмотрела на машину – "вольво", – стоявшую возле дома.
   – А где фольксваген?
   Я состроил гримасу.
   – Он уничтожен.
   Большой русский сказал, что Ильич разобрал его на части, и судя по тому беглому взгляду, который я бросил на фольксваген, это соответствовало действительности.
   – Сколько он стоит, Сигурлин? – спросил я и сунул руку в карман за чековой книжкой.
   Она нетерпеливо отмахнулась.
   – Это может подождать. – В ее голосе появился металл. – Элин мне все рассказала. Про Слейда, про Кенникена...
   – Тебе не следовало этого делать, Элин, – произнес я тихо.
   – Я должна была с кем-то это обсудить, – воскликнула она.
   – Тебе необходимо пойти в полицию, – сказала Сигурлин.
   Я покачал головой.
   – До сих пор сражение велось тайно. Потери несли только профессионалы – люди, которые знают, чем рискуют и сознательно идущие на это. Не пострадал ни один случайный свидетель. Я хочу, чтобы все так и продолжалось. Всякий, кто начнет крутиться поблизости, не зная правил игры, окажется в большой опасности – независимо от того, надета на нем полицейская униформа или нет.
   – Но подобные проблемы не должны решаться на таком уровне, – возразила она. – Пускай ими занимаются политики и дипломаты.
   Я вздохнул и наклонился вперед на своем стуле.
   – Когда я в первый раз приехал в эту страну, кто-то сказал мне, что существуют три вещи, которые не может объяснить ни один исландец – даже другому исландцу: исландская политическая система, исландская экономическая система и исландские законы, регламентирующие продажу спиртных напитков. В данную минуту нас не интересует алкоголь, но политика и экономика расположены в верхней части списка проблем, которые меня беспокоят.
   – Я не понимаю, о чем ты говоришь, – произнесла Элин несколько озадаченно.
   – Я говорю вот про этот холодильник, – сказал я. – И про эту кофемолку. – Мой палец снова вытянулся. – И про электрический чайник, и про транзисторный приемник. Они все импортированы, а чтобы позволить себе импорт, вы должны поставлять товары на экспорт – рыбу, баранину, шерсть. Косяки сельди ушли от берега на тысячу миль, оставив ваш сельдяной флот на мели. Ваши дела и без того достаточно плохи, чтобы делать их еще хуже.
   Сигурлин изогнула брови.
   – Что ты имеешь в виду?
   – В данном столкновении участвуют три страны – Британия, Америка и Россия. Предположим, что борьба перейдет в дипломатическое русло и будет объявлена нота протеста, гласящая: "Перестаньте вести свои сражения на исландской территории". Ты думаешь, подобные вещи возможно удержать в секрете? В каждой стране есть люди с крайними политическими взглядами – я уверен, Исландия здесь не исключение, – и они все поднимут большой шум.
   Я поднялся со стула.
   – Антиамериканцы начнут кричать о базе в Кьеблавике, антикоммунисты получат хороший предлог, за который можно ухватиться, и у вас, возможно, возобновится Рыбная война с Британией, поскольку я знаю, что множество исландцев недовольны соглашением 1961 года.
   Я повернулся лицом к Сигурлин.
   – В ходе Рыбной войны вашим траулерам запрещалось заходить в британские порты, поэтому вы установили торговые отношения с Россией, которые продолжаются и поныне. Что ты думаешь о России как о торговом партнере?
   – Я думаю о ней очень хорошо, – ответила она немедленно. – Русские много для нас сделали.
   Я произнес взвешенно:
   – Если ваше правительство займет позицию, требующую обмена официальными нотами, то эти добрые отношения могут оказаться под угрозой. Ты хочешь, чтобы так произошло?
   Ее лицо застыло от испуга. Я мрачно произнес:
   – Если об этих шалостях станет когда-нибудь известно, то произойдет самый большой скандал, когда-либо задевший Исландию с той поры, когда Сэм Фелпс пытался посадить на трон Йоргена Йоргенсена в 1809 году.
   Элин и Сигурлин беспомощно посмотрели друг на друга.
   – Он прав, – сказала Сигурлин.
   Я знал, что я прав. Под мирной поверхностью исландского общества таились силы, справиться с которыми будет нелегко. Старая вражда все еще дремала в сердцах самых злопамятных граждан, и не требовалось больших усилий для того, чтобы разбудить ее вновь. Я сказал:
   – Чем меньше политики знают, тем будет лучше для всех. Я люблю эту страну, черт возьми, и не хочу, чтобы грязь поднялась здесь на поверхность. – Я взял Элин за руку. – Я постараюсь разобраться с этим делом как можно скорее. Мне кажется, я знаю путь.
   – Отдай им этот сверток, – произнесла она настойчиво. – Пожалуйста, Алан, отдай им его.
   – Именно так я и собираюсь поступить, – сказал я. – Но на свой собственный манер.
   Здесь требовалось о многом подумать. Например, о фольксвагене. Кенникену не потребуется много времени на то, чтобы проверить регистрационный номер и установить, кому он принадлежал. Это означало, что он мог оказаться здесь уже сегодня.
   – Сигурлин, – сказал я. – Ты можешь взять пони и присоединиться к Гуннару?
   Она посмотрела на меня с недоумением.
   – Но зачем?.. – Тут она поняла в чем дело. – Фольксваген?
   – Да, здесь могут появиться незваные гости. Тебе лучше не попадаться у них на пути.
   – Я получила записку от Гуннара вчера вечером сразу после того, как ты уехал. Он задержится еще на три дня.
   – Прекрасно, – сказал я. – Через три дня все должно уже закончиться.
   – Куда ты собираешься ехать?
   – Не спрашивай, – предостерег я ее. – Ты и так уже знаешь слишком много. Просто скройся в таком месте, где никто не сможет задавать тебе вопросы. – Я щелкнул пальцами. – Мне надо избавиться от "лендровера". Я брошу его, но мне не хотелось бы, чтобы его нашли здесь.
   – Ты можешь оставить его в конюшне.
   – Это мысль. Пойду переложу кое-какие вещи из "лендровера" в "вольво". Я вернусь через несколько минут.
   Я прошел в гараж и достал из "лендровера" электронное устройство, две винтовки и патроны к ним. Оружие я завернул в большой кусок мешковины, который нашел на полке с инструментами, и убрал его в багажник "вольво".
   Ко мне подошла Элин и спросила:
   – Куда мы едем?
   – Не мы, – ответил я. – А я один.
   – Я поеду с тобой.
   – Ты отправишься вместе с Сигурлин.
   На ее лице появилось хорошо мне знакомое упрямое выражение.
   – Мне понравились те слова, которые ты произнес недавно, – сказала она. – По поводу того, что ты не хочешь, чтобы моей стране был причинен какой-нибудь вред. Но это моя страна, и я могу сражаться за нее не хуже, чем кто-либо еще.
   Я чуть не рассмеялся вслух.
   – Элин, – сказал я. – Что ты знаешь о сражениях?
   – То же, что и любой другой исландец, – ответила она невозмутимо.
   У нее было что-то внутри, какой-то несгибаемый стержень.
   – Ты даже не представляешь себе, что происходит, – сказал я.
   – А ты?
   – Я постепенно начинаю понимать. Я уже убедился в том, что Слейд русский агент – и я зарядил Кенникена как пистолет, направив его на Слейда. Когда они встретятся, он скорее всего выстрелит, и в этот момент я не хотел бы оказаться на месте Слейда. Кенникен верит только в прямые действия.
   – Что случилось прошлой ночью? Все было так плохо?
   Я захлопнул багажник машины.
   – Это была не самая счастливая ночь в моей жизни, – ответил я коротко. – Тебе лучше пойти собрать вещи. Я хочу, чтобы в этом доме через час никого не было.
   Я достал карту и разложил ее на капоте.
   – Куда ты поедешь? – Элин была очень настойчива.
   – В Рейкьявик. Но сначала мне нужно попасть в Кьеблавик.
   – Тебе придется сделать большой крюк, – она провела пальцем по карте. – Ты сначала окажешься в Рейкьявике, если только не поедешь на юг через Хверагерди.