Бэгли Десмонд. Бег вслепую

   – Хорошо, – сказал я. – Возьми свою шляпу и выходи.
   Я вывел его в коридор, заставил закрыть дверь, а затем забрал ключ. Я перекинул через руку одну из его курток, чтобы скрыть пистолет, и пошел следом за ним, держась в шаге позади и немного справа.
   Мы покинули отель и зашагали по улицам Рейкьявика в направлении того места, где я оставил машину Нордлинджера.
   – Ты сядешь за руль, – сказал я.
   Усаживаясь в машину, мы совершили несколько замысловатых балетных па. Открывая дверь и усаживая его внутрь, мне следовало постоянно следить за тем, чтобы он ни на секунду не получил надо мной преимущества, и в то же время наши ужимки не должны были привлекать внимания прохожих. Наконец мне удалось усадить его за руль и устроиться самому на заднем сиденье.
   – Теперь поезжай, – приказал я.
   – Но моя рука, – запротестовал он. – Боюсь, у меня не получится.
   – Ты сделаешь это. И меня ничуть не беспокоит, какую боль ты будешь испытывать. Ты ни на секунду не превысишь скорость тридцать миль в час. И даже не думай о том, чтобы направить машину в канаву или вызвать аварию каким-либо еще способом. И причина, по которой ты не должен об этом думать, находится вот здесь. – Я прижал к его затылку холодное дуло пистолета. – Это будет всю дорогу находиться позади тебя. Представь, что ты заключенный в сталинских застенках, а не один из его мальчиков. Опробованный метод казни – неожиданная пуля в затылок, не так ли? Но если ты сделаешь что-нибудь рискованное, то свою пулю ты получишь совершенно точно. Теперь трогайся с места и будь очень осторожен – у моего пальца на спусковом крючке аллергия к внезапным толчкам.
   У меня не было необходимости объяснять ему, куда нужно ехать. Мы оставили слева от себя усеянные утками воды озера Тьернин, миновали Исландский университет и вскоре покинули город. Он вел машину, сохраняя молчание, и, оказавшись на открытой дороге, ни разу не позволил стрелке спидометра превысить отметку тридцать миль в час. Я думаю, это происходило не благодаря его послушанию, а просто потому, что переключение скоростей причиняло ему боль.
   Через некоторое время он спросил:
   – Чего ты намерен этим достичь, Стюарт?
   Я не ответил ему, поскольку был занят изучением содержимого его бумажника. Там я не обнаружил ничего интересного – никаких планов современнейшей управляемой ракеты или смертоносной лазерной установки, которые матерый шпион и двойной агент мог бы носить с собой. Я переместил толстую пачку банкнот и кредитные карточки в свой собственный бумажник – я оказался на мели в ходе этой операции, – и в случае побега отсутствие финансовых средств может оказаться для него серьезной помехой.
   Он попробовал еще раз:
   – Кенникен не поверит ни единому твоему слову, ты знаешь это сам. Он не потерпит блефа.
   – Ему лучше поверить мне, – сказал я. – Для твоей же пользы. К тому же здесь нет никакого блефа.
   – Тебе будет очень сложно убедить в этом Кенникена, – заметил Слейд.
   – На твоем месте я бы не стал давить на это слишком сильно, – произнес я холодно. – Я могу убедить его, захватив с собой твою правую руку с кольцом на среднем пальце.
   Это заставило его на время заткнуться и сконцентрироваться на вождении. "Шевроле" подпрыгивал и пружинил на своих мягких рессорах, когда колеса попадали на бугры и ухабы разбитой исландской дороги.
   На большей скорости наша поездка протекала бы более гладко, а так мы повторяли очертания всех микроскопических холмов и долин, попадавшихся нам на пути. Но несмотря на мое настойчивое желание поскорее добраться до Элин, я не отдавал приказа повысить скорость; тридцать миль в час предоставляли мне возможность пристрелить Слейда, не подвергая себя при этом опасности, если он вдруг намеренно съедет с дороги.
   Вскоре я сказал:
   – Я заметил, что ты оставил свои попытки изображать из себя оскорбленную невинность.
   – Все равно ты не поверишь мне, что бы я ни сказал, – так зачем зря стараться?
   Тут он был прав.
   – Мне хотелось бы прояснить некоторые моменты. Откуда ты узнал, что я собираюсь встретиться с Джеком Кейзом у Гейзера?
   – Когда ты звонил в Лондон, используя открытую радиосвязь, то должен был ожидать, что тебя может кто-нибудь услышать, – сказал он.
   – Так, значит, ты подслушал мой разговор и отдал указания Кенникену?
   Он наполовину повернул голову.
   – А почему ты думаешь, что Кенникен не мог все услышать сам?
   – Не спускай глаз с дороги, – бросил я резко.
   – Хорошо, Стюарт, – сказал он. – Нам не о чем спорить. Я все признаю. Ты был прав целиком и полностью. Но это не принесет тебе большой пользы, ты никогда не выберешься из Исландии. – Он кашлянул. – Что меня выдало?
   – Кальвадос.
   – Кальвадос! – повторил он в недоумении. – Что, черт возьми, это означает?
   – Ты знал, что Кенникен пьет кальвадос. А об этом было известно только мне одному.
   – Понимаю! Вот почему ты спрашивал Таггарта об алкогольных пристрастиях Кенникена. Я никак не мог понять, в чем здесь дело. – Его плечи заметно обвисли, и он произнес задумчиво: – Надо же, такой пустяк! Ты прикрываешь себя со всех сторон, обучаешься в течение многих лет, создаешь себе новую личность – новую индивидуальность – и думаешь, что находишься в безопасности. – Он медленно покачал головой. – А затем тебя выдает такой пустяк, как бутылка кальвадоса, которую на твоих глазах один человек выпил много лет назад. Но этого конечно же было недостаточно?
   – Это заставило меня призадуматься. Разумеется, сюда добавились и некоторые другие факты. Линдхольм, например, который поджидал меня в нужном месте и в нужное время, но это могло быть простым совпадением. Я не давал своим подозрениям вырваться на поверхность, пока ты не послал Филипса в Асбьюрги, что было большой ошибкой. Тебе следовало послать Кенникена.
   – Его не оказалось под рукой в нужную минуту. – Слейд прищелкнул языком. – Мне следовало все сделать самому.
   Я мягко рассмеялся.
   – Тогда сейчас ты был бы там, где находится Филипс. Возблагодари свою судьбу, Слейд. – Я посмотрел через лобовое стекло, а затем нагнулся вперед, чтобы проверить положение его рук и ног и убедиться в том, что он не собирается меня перехитрить, убаюкивая мирной беседой. – Я полагаю, когда-то был человек по имени Слейд.
   – Мальчик, – ответил Слейд. – Мы нашли его в Финляндии во время войны. Тогда ему было пятнадцать. Его родители были англичане, и они оба погибли во время налета наших штурмовиков. Мы о нем позаботились, а позднее появилась его замена – я.
   – Что-то вроде Гордона Лонсдейла, – сказал я. – Меня удивляет, как тебе удалось пережить проверки после того переполоха, который вызвало дело Лонсдейла.
   – Меня тоже, – произнес он мрачно.
   – Что случилось с молодым Слейдом?
   – Возможно, Сибирь. Но я так не думаю.
   Я тоже так не думал. Молодого Слейда, должно быть, хорошенько допросили, а затем, узнав всю его подноготную, скрыли в земле в какой-нибудь анонимной яме.
   Я спросил:
   – Как твое имя – я имею в виду настоящее, русское имя?
   Он рассмеялся.
   – Ты знаешь, я его уже почти забыл. Я был Слейдом лучшую часть своей жизни, и это продолжалось так долго, что порой моя прежняя жизнь в России кажется мне сном.
   – Перестань! Никто не забывает своего имени.
   – Я думаю о себе как о Слейде, – сказал он. – И считаю, что нам следует придерживаться этого имени.
   Я увидел, как его рука зависла над кнопкой ящичка для перчаток.
   – Тебе лучше сосредоточиться на вождении, – произнес я сухо. – Единственное, что ты можешь найти в ящичке для перчаток, это быструю, легкую смерть.
   Не проявляя слишком большой спешки, он убрал свою руку и вернул ее на рулевое колесо. Я заметил, что его первый страх уже прошел и к нему вернулось самообладание. Мне следовало еще больше усилить свою бдительность.
   Мы приблизились к повороту, ведущему на озеро Сингваллаватн и к дому Кенникена через час после того, как покинули Рейкьявик. Наблюдая за Слейдом, я увидел, что он собирается проехать мимо, поэтому сказал:
   – Это не смешно, Слейд, ты знаешь путь.
   Поспешно нажав на тормоза, он свернул направо, и мы запрыгали по дороге, которая стала еще хуже. Насколько я помнил, по своей ночной поездке с Кенникеном по этой же самой дороге, дом находился примерно в пяти милях от поворота. Я наклонился вперед и одним глазом смотрел на спидометр, другом на окружающий пейзаж, чтобы не пропустить что-нибудь знакомое, а остаток своего внимания уделял Слейду. Человеку в моем положении было бы неплохо иметь три глаза, но мне пришлось удовольствоваться двумя.
   Я заметил вдали нужный мне дом или, по крайней мере, что таковым считал, поскольку видел его перед этим только в темноте. Я приставил пистолет к шее Слейда.
   – Ты проедешь мимо, – сказал я. – Ты не должен ни повышать скорость ни притормаживать – ты просто поедешь в том же темпе, пока я не прикажу тебе остановиться.
   Когда мы проезжали мимо ответвления дороги, ведущей к дому, я посмотрел на него краем глаза. Он остался примерно в четырехстах ярдах в стороне от нас, и теперь я был абсолютно уверен в том, что это то самое место. Я в этом убедился, когда увидел впереди и слева от нас лавовый гребень, возле которого у меня произошла встреча с Джеком Кейзом. Я похлопал Слейда по плечу.
   – Немного дальше слева ты увидеть ровное место, которое расчистили при прокладке дороги. Остановишься там.
   Я пнул ногой дверь и громко выругался так, словно больно ударился. Все, что я хотел сделать, это произвести как можно больше шума, чтобы заглушить щелчок обоймы, извлеченной мною из пистолета, и лязг затвора, который я передернул чтобы достать из ствола патрон. Данная процедура оставила меня безоружным, и мне не хотелось, чтобы Слейд об этом узнал. Я собирался нанести ему сильный удар рукояткой пистолета, а сделать это заряженным оружием все равно что добровольно напроситься на тяжелое ранение в живот.
   Он съехал с дороги и еще до того, как машина успела остановиться, я сделал резкое рубящее движение, ударив его рукояткой сбоку по основанию шеи. Он издал слабый стон и упал вперед, а его ноги скользнули по педалям. На один тревожный момент машина рванулась вперед, но затем двигатель заглох и наступила полная тишина.
   Я сунул руку в карман и, вставив в пистолет полную обойму, дослал в ствол патрон, после чего осмотрел Слейда с близкого расстояния. То, как я с ним обошелся, вполне могло привести к перелому шеи, но я обнаружил, что его голова свободно покачивается из стороны в сторону, и он просто оглушен. Я удостоверился в этом, с силой сжав его руку в том месте, где пуля пробила ладонь. У него не дрогнул ни один мускул.
   Полагаю, мне следовало убить его. Те знания, которые накопились в его голове за годы работы в Департаменте, являлись смертельно опасными, и долгом каждого члена Департамента было проследить за тем, чтобы эти сведения оказались навсегда уничтоженными, но я об этом даже не подумал. Я нуждался в Слейде как в заложнике, которого можно обменять на другого заложника, и мне не хотелось обмениваться мертвецами.
   Е.М. Форстер однажды сказал, что если бы ему пришлось выбирать между предательством родины и предательством друзей, то он надеется, что у него хватило бы мужества предать родину. Элин была мне больше чем друг – она была моей жизнью, и если для того, чтобы получить ее, я должен отказаться от Слейда, то раздумывать тут не о чем.
   Я вышел из машины и открыл багажник. Разорвав на полосы мешковину, в которую были завернуты винтовки, я связал ими руки и ноги Слейда. Затем я положил его в багажник и захлопнул крышку.
   Карабин ремингтон, конфискованный мною у Филипса, я вместе с патронами к нему спрятал в расщелине неподалеку от машины, но легкую артиллерию Флита повесил через плечо, после чего зашагал по направлению к дому. У меня было такое чувство, что она мне еще понадобится.

2

   В последний раз, когда мне довелось находиться поблизости от этого дома, было темно, и я сломя голову удирал от своих преследователей, не разбирая дороги. Теперь, при дневном свете, я обнаружил, что смогу, оставаясь незамеченным, подобраться к входной двери на расстояние в сто ярдов. Местность была слишком пересеченной, и три лавовых потока, перерезавшие ландшафт в ходе давно угасшего извержения, остыв и затвердев в фазе максимального разлива, образовали пилообразные гребни, полные расщелин и впадин. Вездесущий мох покрыл колючую лаву мягкими растительными подушками. Я продвигался очень медленно, и мне понадобилось полчаса на то, чтобы приблизиться к дому на минимальное расстояние, которое было возможно.
   Распластавшись на животе, я осмотрел дом повнимательнее. Теперь я окончательно убедился в том, что передо мной логово Кенникена, поскольку окно в той комнате, в которой меня содержали, было разбито, и на нем отсутствовали занавески. В последний раз, когда я их видел, они были охвачены пламенем.
   Перед входной дверью стояла машина, и я заметил, что воздух над капотом немного дрожит. Это означало, что двигатель все еще горячий, и, следовательно, кто-то приехал совсем недавно. Поскольку моя собственная поездка протекала медленно, Кенникен должен был первым добраться сюда из Кьеблавика – значит, что бы Кенникен ни собирался сделать с Элин, чтобы заставить ее рассказать о моем местонахождении, существовал хороший шанс на то, что это еще не началось. Возможно и то, что Кенникен решил отложить допрос до прибытия Слейда. Я от всей души надеялся, что это так.
   Оторвав от камней большой кусок мха, я спрятал под ним винтовку Флита вместе с патронами. Я захватил ее с собой на всякий случай – все равно она не принесла бы мне никакой пользы, оставаясь в багажнике машины. Винтовка также была бы бесполезна в доме, но теперь она находилась в пределах быстрого рывка от входной двери.
   Я убрал голову и начал медленное отступление по лавовым полям в направлении дорога. Путь, проделанный мною до дома, показался мне самым длинным из всех, что я когда-либо прошел, если не физически, то психологически. Я, вероятно, испытывал те же чувства, что и приговоренный к смертной казни по пути на эшафот. Я открыто приблизился к входной двери, и если кто-то за мной следил, я надеялся, что любопытство заставит его задать себе вопрос, зачем я пришел, вместо того чтобы застрелить меня в десяти шагах от порога.
   Немного изменив свой маршрут, я небрежно опустил руку на капот машины. Я не ошибся, двигатель все еще был теплым. За одним из окон что-то промелькнуло, поэтому я убрал руку и подошел к двери. Я нажал на кнопку звонка и услышал мягкий перезвон колокольчиков внутри дома.
   Некоторое время ничего не происходило, но вскоре я услышал хруст лавовой крошки под подошвами ботинок и, посмотрев по сторонам, увидел человека, появившегося из-за угла дома слева от меня. Посмотрев направо, я увидел еще одного, и оба приближались ко мне с крайне сосредоточенным выражением на лицах.
   Улыбнувшись им, я снова нажал на звонок, и колокольчики издали тихий звон, характерный для любого дома, принадлежащего людям, чей социальный статус не ниже уровня биржевого маклера. Когда дверь открылась, за ней стоял Кенникен. В руке он держал пистолет.
   – Я представитель страховой компании, – произнес я любезным тоном. – Ты застраховал свой дом от пожара, Вацлав?

Глава десятая

1

   Кенникен смотрел на меня без всякого выражения, и его пистолет был направлен мне в сердце.
   – Почему бы мне не убить тебя прямо сейчас?
   – Именно об этом я и пришел поговорить, – сказал я. – Ты сделаешь непоправимую ошибку, если поступишь подобным образом. – Я услышал у себя за спиной шаги приближающихся убийц. – Тебе не интересно узнать, почему я оказался здесь? Зачем я подошел к двери и нажал на звонок?
   – Мне пришло в голову, что это несколько странно, – сказал Кенникен. – Не возражаешь против легкого обыска?
   – Ничуть, – ответил я и почувствовал на себе чьи-то тяжелые руки. Они забрали у меня пистолет Слейда и обоймы с патронами. – Гостеприимные хозяева так не поступают, – заметил я. – Они не держат гостей в дверях подобным образом. Кроме того, что подумают соседи?
   – У нас нет соседей поблизости, – сказал Кенникен и посмотрел на меня с озадаченным выражением на лице. – Ты очень хладнокровен, Стюарт. Должно быть ты сошел с ума. Ну что ж, заходи.
   – Спасибо, – поблагодарил я и проследовал за Кенникеном в знакомую комнату, где мы беседовали с ним раньше. Я взглянул на дыры, прожженные в ковре, и спросил:
   – У вас тут ничего не взрывалось в последнее время?
   – Это была неплохая идея, – сказал Кенникен. Он взмахнул пистолетом. – Садись в то же самое кресло.
   – Как ты видишь, огонь здесь больше не горит. – Он уселся напротив меня. Прежде чем ты что-либо скажешь, я должен тебе сообщить, что мы захватили девушку, Элин Рагнарсдоттир.
   Я вытянул ноги.
   – И что вы намерены с ней сделать?
   – Мы собирались использовать ее для того, чтобы получить тебя, – сказал он. – Но похоже, что в этом больше нет необходимости.
   – Так, значит, нет нужды и держать ее здесь. Ты можешь ее отпустить.
   Кенникен улыбнулся.
   – Ты по-настоящему забавен, Стюартсен. Очень жаль, что английский мюзик-холл близок к своему закату, ты мог бы сделать себе там прекрасную карьеру в качестве комика.
   – Теперь комики чаще всего выступают в рабочих клубах, – заметил я. – Все они обычно хорошие марксисты, так же как и ты. Но я не собираюсь тебя веселить, Вацлав. Она беспрепятственно покинет этот дом, и ты позволишь ей уйти.
   Он прищурил глаза.
   – Тебе лучше объяснить все как следует.
   – Я пришел сюда на своих собственных ногах, – сказал я. – Надеюсь, ты не думаешь, что я сделал бы это, если бы не мог побить твоего туза. Видишь ли, я захватил Слейда. Зуб за зуб. – Его глаза расширились, и я продолжил: – Но я совсем забыл – ты ведь не знаешь человека по имени Слейд. Ты сам мне об этом сказал, а мы все знаем, что Вацлав Викторович Кенникен никогда не опустится до обмана.
   – Даже если предположить, что я знаю этого Слейда, какие ты можешь предоставить доказательства? Свое слово?
   Я сунул руку в нагрудный карман и резко остановился, когда он приподнял пистолет.
   – Не беспокойся, – сказал я. – Надеюсь, ты не будешь возражать против того, чтобы я достал свое доказательство? – Я принял подергивание пистолета за согласие и, вынув из кармана паспорт Слейда, бросил его Кенникену.
   Кенникен согнулся над тем местом, где он упал и, взяв паспорт в руки, перелистал одной рукой страницы. Он внимательно изучил фотографию, а затем захлопнул паспорт.
   – Это просто документ, выданный на имя Слейда. Он не является доказательством того, что этот человек находится у тебя. Паспорт сам по себе ничего не значит; у меня у самого множество паспортов на разные имена. В любом случае я не знаю никакого Слейда. Это имя ни о чем мне не говорит.
   Я рассмеялся.
   – Я не знал, что у тебя есть привычка разговаривать с самим собой. Мне известно, что не далее как два часа назад ты звонил этому несуществующему человеку в отель "Борг" в Рейкьявике. Вот что ты ему сказал и что он тебе ответил. – Я дословно повторил телефонный разговор. – Разумеется, за слова Слейда я не могу ручаться, поскольку он не существует.
   Лицо Кенникена окаменело.
   – Ты обладаешь опасными знаниями.
   – Я обладаю более чем знаниями – у меня находится сам Слейд. Он был у меня уже тогда, когда ты с ним говорил. Мой пистолет находился у его толстого загривка.
   – И где он сейчас?
   – Ради Бога, Вацлав! – воскликнул я. – Ты разговариваешь со мной, а не с какой-нибудь мускулистой безмозглой обезьяной вроде Ильича.
   Он пожал плечами.
   – Я должен был попробовать.
   Я усмехнулся.
   – Ты мог бы совершить и более удачную попытку. Хотя я скажу тебе вот что – если ты отправишься на его поиски, то к тому времени, когда ты его найдешь, он будет застывшим трупом. Таков мой приказ.
   Кенникен, глубоко задумавшись, прикусил нижнюю губу.
   – Приказ, который ты получил – или который ты отдал?
   Я наклонился вперед, приготовившись бессовестно лгать.
   – Давай исключим все возможные ошибки, Вацлав. Этот приказ отдал я. Если ты или кто-нибудь еще с твоим запахом приблизится к Слейду, то Слейд будет мертв. Таков приказ, который я отдал, и его исполнят, можешь на это положиться.
   Любой ценой я должен был не позволить зародиться в его мозгу подозрению, что такой приказ был мною получен. Единственным человеком, который мог отдавать мне приказы, являлся Таггарт, а если он отдает подобный приказ, то, значит, со Слейдом все кончено. Если Кенникен хотя бы на одну минуту поверит в то, что Таггарт расколол прикрытие Слейда, то он сразу же обрубит все концы, убив меня и Элин, а затем вернется в Россию с максимально возможной скоростью.
   Я усилил свой аргумент, сказав:
   – Может быть, с меня и спустят шкуру, когда я попаду в руки Департамента, но до тех пор мой приказ остается в силе – Слейд получит пулю, если ты приблизишься к нему.
   Кенникен мрачно усмехнулся.
   – И кто нажмет на курок? Ты говорил, что работаешь независимо от Таггарта, и насколько известно мне, ты действовал в одиночку.
   Я сказал:
   – Не надо недооценивать исландцев, Вацлав. Я знаю их очень хорошо, и у меня много друзей среди них – так же как у Элин Рагнарсдоттир. Им не нравится то, чем ты занимаешься в их стране, и им не нравится, что один из них оказался в опасности. – Я откинулся на спинку кресла. – Взгляни на ситуацию следующим образом. Это большая страна с весьма малочисленным населением. Каждый здесь знает каждого. Черт возьми, да здесь все состоят в родстве, если копнуть поглубже, – чем исландцы любят заниматься. Я не знаю ни одного народа, за исключением шотландцев, имеющего такой интерес к генеалогии. Так что здесь каждого беспокоит судьба Элин Рагнарсдоттир. Это не многолюдное общество, где люди не знают даже своих соседей. Схватив Элин Рагнарсдоттир, ты поставил себя в трудное положение.
   Кенникен выглядел задумчивым. Я надеялся, что дал ему повод для длительных размышлений, но на это не было времени, и мне пришлось усилить давление.
   – Я хочу, чтобы девушку привели в эту комнату – целой и невредимой. Если ей причинят какой-либо вред, ты сделаешь большую ошибку.
   Он внимательно посмотрел на меня, а затем сказал:
   – Очевидно, что ты ничего не сообщил исландским властям. В противном случае полиция уже была бы здесь.
   – Ты совершенно прав, – согласился я. – Я не сделал этого по нескольким причинам. Во-первых, чтобы не вызвать международный скандал, который никому не нужен. Вторая причина, более важная, это то, что власти бессильны что-либо сделать со Слейдом, кроме как выдворить его из страны. Мои друзья поступят более радикально: они убьют его при необходимости. – Я наклонился вперед и постучал по колену Кенникена указательным пальцем. – А затем они натравят на тебя полицию, и ты будешь иметь на своем хвосте дипломатов и людей в униформе. Я выпрямился. – Я хочу видеть девушку и немедленно.
   – Ты говоришь искренне, – сказал он. – Но, впрочем, ты всегда был искренен... – Его голос стал тише, и он прошептал: – ...пока не предал меня.
   – Мне кажется, у тебя нет выбора, – заметил я. – И чтобы поставить все точки над i, я скажу тебе кое-что еще. Существует лимит времени. Если мои друзья по истечении трех часов не получат вестей из собственных уст Элин, то Слейд получит то, что он заслужил.
   Я мог видеть, как Кенникен обсуждает сам с собой возникшую перед ним проблему. Следовало сделать выбор, а выбор у него был невелик. Он спросил:
   – Твои исландские друзья – они знают, кто такой Слейд?
   – Ты имеешь в виду то, что он состоит на службе в Русской разведке? Или, коли на то пошло, в Британской разведке? – Я покачал головой. – Им известно только то, что он заложник, которого можно обменять на Элин. Я больше ничего им не говорил. Они думают, что вы банда гангстеров, и, Бог свидетель, они не далеки от истины!
   Это окончательно решило дело. Он подумал, что сможет изолировать меня, если правду о том, что Слейд двойной агент знали только Элин и я. Сделав такое допущение, которое было достаточно обоснованным, поскольку мои исландские друзья являлись чистым вымыслом, он мог перейти к заключению сделки. Он был поставлен лицом перед выбором. Стоит ли пожертвовать Слейдом, который за многие годы кропотливого труда превратился в превосходного троянского коня, ради простой исландской девушки? Выбор был очевиден. Он не ухудшит ситуацию по сравнению с тем, какой она была до того, как ему удалось схватить Элин, и его изворотливый ум уже подыскивал способы перехитрить меня.
   Он вздохнул.
   – По крайней мере, ты можешь увидеть девушку. – Он сделал знак человеку, стоявшему позади него, и тот покинул комнату.
   Я сказал:
   – Ты сильно рискуешь, Вацлав. Не думаю, что Бакаев сильно обрадуется, если ты потеряешь Слейда. На этот раз тебе грозит Сибирь, если не что-нибудь похуже. Забавно, не правда ли? Ты уже провел из-за Слейда четыре года в Ашхабаде, а теперь что ждет тебя впереди?