Страница:
Специальный художник занимался ее макияжем два часа, так что сейчас голубые глаза Элеонор блестели, ресницы поражали длиной и густотой, щеки обрели здоровый румянец, а губы, обведенные светлым карандашом, напоминали персик — полные и мягкие. От утренней бледности невесты не осталось и следа.
— Элеонор выглядела красавицей. Нет, даже больше чем просто красавицей. Дух захватывало.
— Так мы идем? — спросила она.
Джейк Келлер в утреннем бирюзовом костюме, который довольно неудачно контрастировал с рыжеватыми волосами и обвисшей кожей, попивал не спеша розовое шампанское из хрустального фужера. Натренированным взглядом он шарил по хорошо одетой толпе. Он был не совсем доволен тем, что видел. Казалось, весь Лос-Анджелес пожелал явиться к этой выскочке. Вон Шерри Лансинг, глава «Парамаунт», единственная женщина в городе, равная по положению Элеонор Маршалл, элегантная, в брючном костюме на заказ от Армани, дружески болтала со Стивеном Спилбергом. Дэвид Джеффин беседовал с Джеффом Катценбергом и Барри Диллером. Были здесь и Майк Овитц, и Нора Эфрон, и Дон Стил с Джеффом Бергом…
Джейк отступил, чтобы увильнуть от любопытного белого павлина, бродившего по лужайкам. Здесь, пожалуй, собрались все, кто упомянут в справочнике «Кто есть Кто». Ну что ж, по крайней мере хоть одного лица нет, успокоил себя Келлер. Не смог прийти Сэм Кендрик. Ему пришлось выехать на съемочную площадку фильма ценой в девяносто пять миллионов долларов. Всего две недели идут съемки — и уже проблемы.
Джейк ухмыльнулся. Он никогда не любил настырного Флореску. Интересно будет увидеть его реакцию, когда события начнут разворачиваться по-настоящему. Уже… когда уже? Да пожалуй, через неделю. А как только все начнется…
Он надеялся, что сегодня Элеонор Маршалл хорошенько рассмотрит голливудскую толпу первых лиц, потому что потом ей долго не придется их видеть.
— Джейк, ты только взгляни на это, — громко прошептала Мелинда. Жена, низкорослая полная блондинка, толкнула мужа под ребро, указывая на свадебный торт высотой шесть футов с несметным числом ярусов, каждый из которых был украшен изящным орнаментом из сладостей. — Разве не удивительно?
— Да, очень здорово, — коротко ответил он.
Мелинда весь день пыталась подсчитать, сколько стоит свадьба. Это его раздражало. Элеонор Маршалл не хотела отступать от традиций? Он мог бы поклясться, что она пребывает в печальном настроении из-за ребенка Тома и Джордан. Но демонстрировать свое богатство и благополучие не очень скромно, не так ли?
Келлер оглядел сад, пытаясь найти Тома Голдмана. Если ему повезло, он сумел вложить в голову Роксаны Феликс все что надо. Дэвид Таубер сообщал, что на съемках царит ужасная атмосфера и даже появление Сэма не пошло на пользу. А разве не Элеонор Маршалл настояла, чтобы взять эту милую леди на роль?
— Джордан, Джордан, иди сюда! — зашептала Мелинда.
Джейк повернулся как раз вовремя и увидел Голдмана с женой — они шли к ним. Его начальник был в темном костюме и очень задумчив. Может, беспокоится насчет фильма «Увидеть свет»? Ему следовало бы, это точно. Джордан Голдман, о, простите, Кэбот Голдман была в чем-то чересчур обтягивающем. В шелковом кровавом мини-платье с низким вырезом, открывающем акры шикарных твердых молодых грудей и целые мили красивых ног, кончавшихся где-то очень высоко тонкими, словно гвоздики, каблуками туфелек из серебряной кожи.
Уже не в первый раз Келлер позавидовал боссу. Наверное, забавно иметь такую игрушку, как у него.
— Привет, Мелинда, привет Джейк, — защебетала Джордан. — Мелинда, какой милый костюмчик…
— Том, рад тебя видеть, — оживленно сказал Джейк.
Голдман рассеянно кивнул.
— Ты не говорил сегодня утром с Сэмом Кендриком? — спросил Келлер.
— А что, надо было? Сегодня суббота.
«Включайся, приятель, — сердито подумал Келлер. — Слушай меня, перестань пялиться перед собой с тупым видом, как наркоман».
— Я думал, может, тебе посылают каждый день отчеты о поведении Роксаны — оно становится все хуже. Том. В четверг она сорвала утреннюю съемку, и пока в отснятых материалах, которые мне переслал Флореску, ее нет.
— Может, мы заменим ее, — уклончиво ответил Голдман.
Джейк накинулся на него:
— Это после месяца съемок? Вряд ли. У нее в контракте есть пункт о неустойке. Дэвид Таубер сообразил. Хотя можно было по-разному оформить контракт. Но конечно, это все из-за Элеонор. В конце концов, именно она настояла на Роксане. Я пытался ее разубедить, но она и слушать не хотела. А теперь…
Наконец переведя взгляд на Джейка, Голдман тяжело уставился на него.
— Заткнись, Келлер, — сказал он. — Сегодня день свадьбы Элеонор Маршалл. Ты ее гость. Если я сегодня услышу еще хоть одно слово про нее, да поможет мне Бог. Я уволю тебя.
Келлер вспыхнул и вскинул руки.
— О'кей, о'кей, — торопливо проговорил он. — Все понял. Невероятно пышно, да? Работа с этим садом проделана просто замечательная.
Том презрительно посмотрел на него и отошел.
— Том, детка, погоди, — пропищала Джордан, побежав за ним.
Джейк Келлер кипел от злости и унижения.
Ну хорошо, сукин сын, не думай, что я забуду тебе это. Я сперва покончу с мадам президентом, а потом возьмусь за тебя, Томми-мальчик.
— Элеонор, уже заиграла музыка, — взмолилась Линда, и ее круглое лицо сморщилось от переполнявших чувств. — Надо идти. Неужели ты не можешь сделать это позднее?
Филиппа стала снова поправлять кружева на юбке. Элеонор всегда была странной, даже в детстве… Если она хочет прочитать присланные факсы за десять минут до начала свадебной церемонии — ну что ж, ничего удивительного. Она поблагодарила Всевышнего, что ее тетя Беренгария умерла и не видит поведения дочери.
Элеонор нехотя отложила пачку бумаг от Сэма Кендрика. Она настояла на том, чтобы факс в спальне был постоянно включен. Даже сегодня. Она читала отчеты о съемках «Увидеть свет». Там проблемы. Роксана Феликс изображает примадонну международного класса, но печально, что и другие дела идут плохо. Свет подводит, место для съемок на натуре не годится, группа по незнанию нарушила местные правила, и приходится рано заканчивать съемочный день.
Все это мелочи, но день за днем они нагромождаются друг на друга. А Элеонор отвечает за этот проект. Лично.
Ну что ж, сказала она себе, поднимая тяжелый букет бледно-розовых роз с жасмином, жимолостью и парой золотистых тигровых лилий. Все равно сегодня она ничего не может поделать. Сегодня суббота. А через пять минут она собиралась выйти замуж.
Работа до последней минуты, подумала Элеонор. Как будто это может помочь, как будто можно купить дополнительное время…
Все равно откладывать больше нельзя. Звуки струнного квартета плыли над заполненным гостями садом, над людьми, составлявшими верхушку кинобизнеса. Все ждали ее.
Все жаждали увидеть кульминацию церемонии, задуманную в соответствии со стандартами лос-анджелесского высшего света. Она, Элеонор, станет частью пары, супружеской пары, что считалось абсолютно необходимым в девяностые годы.
Ценились моногамия и ребенок, необходимые аксессуары признанной состоявшейся жизни. На самом деле, считалось это шиком или нет, Элеонор действительно несколько лет мечтала о ребенке. Но…
По крайней мере все, что она делает, правильно. Этого никто не может отрицать. Свадьба Элеонор Маршалл будет самой шикарной после свадьбы ее друзей Джона и Джины Кристиансен. Церемония проходила в средневековой греческой православной часовне, традиционном месте, где венчались предшествующие поколения семьи. Было мило, необычно, но казалось простовато, пока до тебя не доходило, что эта часовня стоит рядом с замком Дракулы в Трансильвании. Двести гостей были вывезены туда на пять дней, празднование закончилось приемом в летнем дворце бывшего диктатора Чаушеску. Конечно, такое Элеонор не превзойти, но тем не менее сегодня они с Полом по уровню подошли довольно близко. Стоя у окна и глядя вниз, Элеонор думала, что сейчас Джина и Джон хорошо проводят время. Отсюда вообще казалось, что всем в саду хорошо, а в этом и заключалась главная идея. Она, Элеонор Маршалл, не собиралась умереть, как побитая собака. Том Голдман счастлив иметь детей от своей свистушки. Сердце Элеонор разрывается, но ни один хищник не должен этого увидеть.
Она поклялась себе. У нее тоже будет ребенок, пусть не от того человека, о котором она мечтала. Как только малыш появится и она возьмет его на руки, она полюбит его. Даже если он зачат Полом, а не Томом. Ведь она, именно она, его мать. И когда она выйдет замуж, устроив пышную свадьбу, как у европейской принцессы, ей никогда больше не придется терпеть шепот Изабель Кендрик у себя за спиной или видеть, как нарочито крепко цепляется Джордан Голдман за своего мужа. Или терпеть колкости и намеки от Джейка Келлера. Никто больше не сможет выражать ей таким образом свое сожаление. Наоборот, все будут вынуждены усвоить: Элеонор Маршалл — самая счастливая женщина в мире, у нее все так, как она хотела.
Последний взгляд в зеркало показал ей: она выглядит превосходно. Сенсационно. Ошарашивающе. Ну что ж, видит Бог, она, не скупясь, заплатила за это. Она хотела быть уверена, что Джордан Голдман, взглянув на нее сегодня, станет корчиться от зависти, и ей не придет в голову жалеть ее. Элеонор хотела быть уверена, что Том Голдман будет сражен ее видом. Пускай поймет, что он потерял.
Она хотела, чтобы Том думал, будто она приняла кольцо от Пола Халфина с радостью в сердце. Она желала причинить ему боль.
Но это все было как болезнь. Она потратила шестьдесят тысяч долларов на свадьбу, и ни один цент из этой суммы не предназначался для того, чтобы произвести впечатление на ее собственного жениха. Нет, это все только бизнес. Гордость. Все для Тома.
— О'кей, дамы, — сказала Элеонор Маршалл. — Не хотите ли взяться за шлейф? Тогда пошли.
Ее подружки счастливо засуетились вокруг, подобрали длинный красивый шлейф из старинных кружев и проследовали за невестой вниз по лестнице в сад. Они вышли на яркий солнечный свет как раз в тот момент, когда музыканты взяли первые ноты известной мелодии свадебного марша.
Все гости как один обернулись, и Элеонор, взглянув сквозь прозрачный шифон вуали, была вознаграждена, увидев совершенно потрясенные лица и услышав возгласы восхищения. Ее красота сразила их. Глазами она мгновенно отыскала Тома Голдмана. Он смотрел прямо на нее с выражением, которое она не могла понять.
Она очень холодно отвела взгляд и посмотрела на Пола Халфина. Жениха. Красивого, замечательного, властного, ждущего ее у алтаря.
Итак, она сделала выбор. И теперь должна будет жить с ним.
Глава 26
— Элеонор выглядела красавицей. Нет, даже больше чем просто красавицей. Дух захватывало.
— Так мы идем? — спросила она.
Джейк Келлер в утреннем бирюзовом костюме, который довольно неудачно контрастировал с рыжеватыми волосами и обвисшей кожей, попивал не спеша розовое шампанское из хрустального фужера. Натренированным взглядом он шарил по хорошо одетой толпе. Он был не совсем доволен тем, что видел. Казалось, весь Лос-Анджелес пожелал явиться к этой выскочке. Вон Шерри Лансинг, глава «Парамаунт», единственная женщина в городе, равная по положению Элеонор Маршалл, элегантная, в брючном костюме на заказ от Армани, дружески болтала со Стивеном Спилбергом. Дэвид Джеффин беседовал с Джеффом Катценбергом и Барри Диллером. Были здесь и Майк Овитц, и Нора Эфрон, и Дон Стил с Джеффом Бергом…
Джейк отступил, чтобы увильнуть от любопытного белого павлина, бродившего по лужайкам. Здесь, пожалуй, собрались все, кто упомянут в справочнике «Кто есть Кто». Ну что ж, по крайней мере хоть одного лица нет, успокоил себя Келлер. Не смог прийти Сэм Кендрик. Ему пришлось выехать на съемочную площадку фильма ценой в девяносто пять миллионов долларов. Всего две недели идут съемки — и уже проблемы.
Джейк ухмыльнулся. Он никогда не любил настырного Флореску. Интересно будет увидеть его реакцию, когда события начнут разворачиваться по-настоящему. Уже… когда уже? Да пожалуй, через неделю. А как только все начнется…
Он надеялся, что сегодня Элеонор Маршалл хорошенько рассмотрит голливудскую толпу первых лиц, потому что потом ей долго не придется их видеть.
— Джейк, ты только взгляни на это, — громко прошептала Мелинда. Жена, низкорослая полная блондинка, толкнула мужа под ребро, указывая на свадебный торт высотой шесть футов с несметным числом ярусов, каждый из которых был украшен изящным орнаментом из сладостей. — Разве не удивительно?
— Да, очень здорово, — коротко ответил он.
Мелинда весь день пыталась подсчитать, сколько стоит свадьба. Это его раздражало. Элеонор Маршалл не хотела отступать от традиций? Он мог бы поклясться, что она пребывает в печальном настроении из-за ребенка Тома и Джордан. Но демонстрировать свое богатство и благополучие не очень скромно, не так ли?
Келлер оглядел сад, пытаясь найти Тома Голдмана. Если ему повезло, он сумел вложить в голову Роксаны Феликс все что надо. Дэвид Таубер сообщал, что на съемках царит ужасная атмосфера и даже появление Сэма не пошло на пользу. А разве не Элеонор Маршалл настояла, чтобы взять эту милую леди на роль?
— Джордан, Джордан, иди сюда! — зашептала Мелинда.
Джейк повернулся как раз вовремя и увидел Голдмана с женой — они шли к ним. Его начальник был в темном костюме и очень задумчив. Может, беспокоится насчет фильма «Увидеть свет»? Ему следовало бы, это точно. Джордан Голдман, о, простите, Кэбот Голдман была в чем-то чересчур обтягивающем. В шелковом кровавом мини-платье с низким вырезом, открывающем акры шикарных твердых молодых грудей и целые мили красивых ног, кончавшихся где-то очень высоко тонкими, словно гвоздики, каблуками туфелек из серебряной кожи.
Уже не в первый раз Келлер позавидовал боссу. Наверное, забавно иметь такую игрушку, как у него.
— Привет, Мелинда, привет Джейк, — защебетала Джордан. — Мелинда, какой милый костюмчик…
— Том, рад тебя видеть, — оживленно сказал Джейк.
Голдман рассеянно кивнул.
— Ты не говорил сегодня утром с Сэмом Кендриком? — спросил Келлер.
— А что, надо было? Сегодня суббота.
«Включайся, приятель, — сердито подумал Келлер. — Слушай меня, перестань пялиться перед собой с тупым видом, как наркоман».
— Я думал, может, тебе посылают каждый день отчеты о поведении Роксаны — оно становится все хуже. Том. В четверг она сорвала утреннюю съемку, и пока в отснятых материалах, которые мне переслал Флореску, ее нет.
— Может, мы заменим ее, — уклончиво ответил Голдман.
Джейк накинулся на него:
— Это после месяца съемок? Вряд ли. У нее в контракте есть пункт о неустойке. Дэвид Таубер сообразил. Хотя можно было по-разному оформить контракт. Но конечно, это все из-за Элеонор. В конце концов, именно она настояла на Роксане. Я пытался ее разубедить, но она и слушать не хотела. А теперь…
Наконец переведя взгляд на Джейка, Голдман тяжело уставился на него.
— Заткнись, Келлер, — сказал он. — Сегодня день свадьбы Элеонор Маршалл. Ты ее гость. Если я сегодня услышу еще хоть одно слово про нее, да поможет мне Бог. Я уволю тебя.
Келлер вспыхнул и вскинул руки.
— О'кей, о'кей, — торопливо проговорил он. — Все понял. Невероятно пышно, да? Работа с этим садом проделана просто замечательная.
Том презрительно посмотрел на него и отошел.
— Том, детка, погоди, — пропищала Джордан, побежав за ним.
Джейк Келлер кипел от злости и унижения.
Ну хорошо, сукин сын, не думай, что я забуду тебе это. Я сперва покончу с мадам президентом, а потом возьмусь за тебя, Томми-мальчик.
— Элеонор, уже заиграла музыка, — взмолилась Линда, и ее круглое лицо сморщилось от переполнявших чувств. — Надо идти. Неужели ты не можешь сделать это позднее?
Филиппа стала снова поправлять кружева на юбке. Элеонор всегда была странной, даже в детстве… Если она хочет прочитать присланные факсы за десять минут до начала свадебной церемонии — ну что ж, ничего удивительного. Она поблагодарила Всевышнего, что ее тетя Беренгария умерла и не видит поведения дочери.
Элеонор нехотя отложила пачку бумаг от Сэма Кендрика. Она настояла на том, чтобы факс в спальне был постоянно включен. Даже сегодня. Она читала отчеты о съемках «Увидеть свет». Там проблемы. Роксана Феликс изображает примадонну международного класса, но печально, что и другие дела идут плохо. Свет подводит, место для съемок на натуре не годится, группа по незнанию нарушила местные правила, и приходится рано заканчивать съемочный день.
Все это мелочи, но день за днем они нагромождаются друг на друга. А Элеонор отвечает за этот проект. Лично.
Ну что ж, сказала она себе, поднимая тяжелый букет бледно-розовых роз с жасмином, жимолостью и парой золотистых тигровых лилий. Все равно сегодня она ничего не может поделать. Сегодня суббота. А через пять минут она собиралась выйти замуж.
Работа до последней минуты, подумала Элеонор. Как будто это может помочь, как будто можно купить дополнительное время…
Все равно откладывать больше нельзя. Звуки струнного квартета плыли над заполненным гостями садом, над людьми, составлявшими верхушку кинобизнеса. Все ждали ее.
Все жаждали увидеть кульминацию церемонии, задуманную в соответствии со стандартами лос-анджелесского высшего света. Она, Элеонор, станет частью пары, супружеской пары, что считалось абсолютно необходимым в девяностые годы.
Ценились моногамия и ребенок, необходимые аксессуары признанной состоявшейся жизни. На самом деле, считалось это шиком или нет, Элеонор действительно несколько лет мечтала о ребенке. Но…
По крайней мере все, что она делает, правильно. Этого никто не может отрицать. Свадьба Элеонор Маршалл будет самой шикарной после свадьбы ее друзей Джона и Джины Кристиансен. Церемония проходила в средневековой греческой православной часовне, традиционном месте, где венчались предшествующие поколения семьи. Было мило, необычно, но казалось простовато, пока до тебя не доходило, что эта часовня стоит рядом с замком Дракулы в Трансильвании. Двести гостей были вывезены туда на пять дней, празднование закончилось приемом в летнем дворце бывшего диктатора Чаушеску. Конечно, такое Элеонор не превзойти, но тем не менее сегодня они с Полом по уровню подошли довольно близко. Стоя у окна и глядя вниз, Элеонор думала, что сейчас Джина и Джон хорошо проводят время. Отсюда вообще казалось, что всем в саду хорошо, а в этом и заключалась главная идея. Она, Элеонор Маршалл, не собиралась умереть, как побитая собака. Том Голдман счастлив иметь детей от своей свистушки. Сердце Элеонор разрывается, но ни один хищник не должен этого увидеть.
Она поклялась себе. У нее тоже будет ребенок, пусть не от того человека, о котором она мечтала. Как только малыш появится и она возьмет его на руки, она полюбит его. Даже если он зачат Полом, а не Томом. Ведь она, именно она, его мать. И когда она выйдет замуж, устроив пышную свадьбу, как у европейской принцессы, ей никогда больше не придется терпеть шепот Изабель Кендрик у себя за спиной или видеть, как нарочито крепко цепляется Джордан Голдман за своего мужа. Или терпеть колкости и намеки от Джейка Келлера. Никто больше не сможет выражать ей таким образом свое сожаление. Наоборот, все будут вынуждены усвоить: Элеонор Маршалл — самая счастливая женщина в мире, у нее все так, как она хотела.
Последний взгляд в зеркало показал ей: она выглядит превосходно. Сенсационно. Ошарашивающе. Ну что ж, видит Бог, она, не скупясь, заплатила за это. Она хотела быть уверена, что Джордан Голдман, взглянув на нее сегодня, станет корчиться от зависти, и ей не придет в голову жалеть ее. Элеонор хотела быть уверена, что Том Голдман будет сражен ее видом. Пускай поймет, что он потерял.
Она хотела, чтобы Том думал, будто она приняла кольцо от Пола Халфина с радостью в сердце. Она желала причинить ему боль.
Но это все было как болезнь. Она потратила шестьдесят тысяч долларов на свадьбу, и ни один цент из этой суммы не предназначался для того, чтобы произвести впечатление на ее собственного жениха. Нет, это все только бизнес. Гордость. Все для Тома.
— О'кей, дамы, — сказала Элеонор Маршалл. — Не хотите ли взяться за шлейф? Тогда пошли.
Ее подружки счастливо засуетились вокруг, подобрали длинный красивый шлейф из старинных кружев и проследовали за невестой вниз по лестнице в сад. Они вышли на яркий солнечный свет как раз в тот момент, когда музыканты взяли первые ноты известной мелодии свадебного марша.
Все гости как один обернулись, и Элеонор, взглянув сквозь прозрачный шифон вуали, была вознаграждена, увидев совершенно потрясенные лица и услышав возгласы восхищения. Ее красота сразила их. Глазами она мгновенно отыскала Тома Голдмана. Он смотрел прямо на нее с выражением, которое она не могла понять.
Она очень холодно отвела взгляд и посмотрела на Пола Халфина. Жениха. Красивого, замечательного, властного, ждущего ее у алтаря.
Итак, она сделала выбор. И теперь должна будет жить с ним.
Глава 26
Роксана Феликс гуляла босиком вдоль берега по мелкому рассыпчатому сухому песку, пальцы погружались в него, ощущая нежную ласку. Она наслаждалась прохладным ветерком ночи. Перед ней лежало чернильно-черное море, волны набегали на берег и отступали, глубоко вздыхая и создавая замечательный, совершенный фон для размышлений.
На пляже было пустынно. Серебристая тропическая луна, почти полная, висела на небе низко, почти у горизонта, и звезды, как ледяные бриллианты, были раскиданы повсюду на черном бархате неба. Она не видела такого неба с самого детства. Неоновые рекламные щиты Манхэттена и сверкающие ночные огни Лос-Анджелеса, Чикаго, Лондона и Парижа вытеснили настоящие звезды.
Роксана посмотрела вверх на чашу неба.
Звезды сверкали, красивые, недосягаемые, далекие; они двигались по своей собственной орбите над головой каждого, кто смотрит на них, подумала она. «Пожалуй, неплохая метафора для всех моих дел, — подумала Роксана. — Они такие же холодные и мертвые. Такие же, как и я».
Вдруг она резко замотала головой, не желая слушать голоса внутренних демонов. Она никогда их не слушала. Она запрещала им прорываться. Нельзя разрешать им отнимать у нее больше секунды. Вторгаться в ее мысли. Роксана знала это. Как знала и то, что стоит пуститься в воспоминания — ей конец.
Нет. Лучше смотреть на горы, среди которых идут съемки, и думать о деле. Они уже снимают два месяца, и все идет по плану — ее плану. Вот главное. Для всех это бессчетные накладки и нестыковки. Плохое оборудование; случайное нарушение правил сейшельского правительства во время съемок и, как результат, запрет, наложенный на работу группы; ее собственные выверты, на которые у нее всегда хватает фантазии. Роксана улыбнулась и поздравила себя. После первой недели она постоянно менялась — то невыносимая супермерзавка, то кающаяся актриса, внимающая каждому слову прилетевшего на съемки Сэма Кендрика. Ее не уволили. Роксана, первоклассный специалист в интриге, точно знала, как далеко можно зайти. За два месяца отснято столько материала с Роксаной Феликс в роли Морган, что вводить другую актрису и снимать снова слишком дорого, а поэтому невозможно. Итак, теперь она незаменима и может развлечься по-настоящему.
Супермерзавка вернулась — и на сей раз с хлыстом в руках.
Роксана, улыбаясь, загибала длинные наманикюренные пальцы. Отношения в группе. Оборудование. Места съемок.
Что касается актеров на вторые роли — проще простого.
Стоит неверно прочитать строчки своей роли — и можно сконфузить Мэри. Стоит бросить искаженную реплику Джеку или просто повертеть бедрами перед Сетом или Робертом — и они готовы… Такое она проделывала миллионы раз с парнями-моделями во время съемок, когда ездила по миру в давно минувшие дни. А если добавить их с Дэвидом коварные выходки — например, спрятать контактные линзы Мэри, которых не достать на острове, — то тем самым можно застопорить съемки на три недели. Или утаить указания Сэма Кендрика, присланные по факсу… А если прибавить каждодневные стычки по пустякам — можно ли говорить об успешной работе? Фред вынужден был переснять три сцены с Мэри Холмс, потому что ему не нравился материал.
Они запаздывали уже на несколько недель. Бюджет фильма казался безнадежно проваленным.
«Увидеть свет» тонул в больших проблемах. А значит, у Элеонор Маршалл и Сэма Кендрика начинаются большие проблемы. Короче говоря, попытка Элеонор спасти студию превратилась в творческий и коммерческий провал. А «большой пакет» Сэма Кендрика день ото дня худел…
Конечно, самое прекрасное, думала Роксана, то, что вина падет именно на тех, на кого она и рассчитывала. Элеонор Маршалл и Сэм Кендрик научатся, как с ней обращаться.
Они оскорбили ее и получат по заслугам. Они вылетят из своего любимого кинобизнеса с волчьим билетом. Проиграют в том деле, в котором она, Роксана, новичок. Она улыбнулась, надменно скривив губы. Что касается нее, уроки, полученные в жизни, она может применить везде. Очень скоро в этом убедятся мисс Маршалл и мистер Кендрик. А в итоге она, Роксана Феликс, станет великой кинозвездой, получит большую власть, будет известна как личность. Ее примут такой, какая она есть, и полюбят.
Фильм «Увидеть свет» поможет ей расправиться со всеми врагами. Но сам фильм выживет. Сейчас он немного болен. Когда же придет время прибегнуть к лекарствам, Джейк Келлер и Дэвид Таубер окажутся рядом и сыграют роль доктора. Они спасут картину, вернут ее на рельсы, по которым она покатится на всех парах к потрясающему успеху.
Роксана глубоко вздохнула, втянув в легкие густой аромат тропиков. Надо вернуться в отель, посмотреть, не болтается ли там Сэм, который может дать ей некоторое физическое расслабление. Забавно наблюдать, как он тонет в ее чарах, но если честно, он доставляет ей невероятное удовольствие. Он достаточно хорош даже для того, чтобы изгнать из памяти неудачу с Заком. Но ведь нет ничего опасного в том, что она начинает к нему что-то чувствовать. Не так ли?
Возвращаясь к отелю по пустынному песчаному берегу, супермодель, как бы со стороны наблюдая за собой, проверяла свои чувства, словно была объективным сторонним свидетелем. Для нее это единственный способ выжить. Надо уметь отстраниться, чтобы никто не тронул суть, не мог совершить насилие над тобой Она уже страдала однажды и никогда больше не позволит случиться ничему подобному.
Роксана прекрасно отдавала себе отчет, что людей вроде Келлера и Таубера она презирает. Это шакалы, беспринципные, жадные, которые питаются отбросами; они очень эгоистичны, жестоки и хитры Именно благодаря этим качествам они имеют то, что имеют. Сэм, ее Сэм, совсем не такой. У него есть принципы. Да, он тщеславный, жесткий, но не безжалостный. Не жестокий. Он сильный, смелый, он играет с открытым забралом Ему можно доверять. Его она не презирает. Но он не нравится ей, и она хочет ему мстить… Он публично оскорбил ее, заставил подчиняться.
Ну что ж, надеялась Роксана, он испытал удовольствие от своей власти. И хватит. Сэму Кендрику пора заплатить за это, и очень, очень дорого.
Шагая через сад к отелю, она размышляла. Ее сердце должно остаться крепостью. Сэм Кендрик не найдет пощады.
— Есть же какое-то объяснение, Том. Должно быть.
— Недостаточно убедительное.
Кулак Голдмана опустился на стол, сердитое лицо раскраснелось от ярости.
— Ты утвердила бюджет фильма, ты согласилась с выбором трех мест съемок, которые оказались никуда не годными, ты использовала свою власть, настояв на выборе актеров, и выбор этот оказался неудачным. С самого старта проекта ты взяла на себя роль продюсера.
— Спасибо за напоминание, — холодно ответила Элеонор Маршалл.
Она стояла перед столом своего босса статная и безупречная, в брючном синем костюме; платиновое обручальное кольцо блестело на четвертом пальце левой руки.
— «Увидеть свет» должен был возродить нас. А теперь все летит к черту, в корзину! Наш рывок в Нью-Йорк ради спасения проклятой студии тоже был сделан в расчете на этот фильм…
— Мой рывок.
— О да. Твой рывок. Правильно. И твой фильм. Твой выбор актеров. Твои ошибки!
— Том, если ты помнишь, Роксану Феликс не я пригласила.
— Я помню твою подпись под документом, подтверждающим, что она взята на роль.
Элеонор отступила. Лицо ее потемнело.
— Так ты снимаешь с себя ответственность, Том? Это ты хочешь сказать?
Голдман помолчал и глубоко вздохнул.
— Слушай, Элеонор, правление знает о наших проблемах на съемочной площадке. Не смотри на меня так. Говард Торн требует объяснений.
Элеонор почувствовала, как страх стискивает сердце.
Боже милостивый, почему именно Говард Торн? Торн — один из акционеров, а если точнее, у него пятнадцать процентов. Он больше всех будет жаждать крови, если все пойдет не так. И чьей крови? Уж явно не Тома Голдмана. С ним она уже сталкивалась. Довольно жадный до славы, когда дела идут хорошо, Том уносил ноги от проблем с бюджетом так быстро, как только мог. И если понадобится свалить с себя ответственность за Роксану Феликс, он так и сделает.
Похоже, момент, которого она всегда боялась, наступил. Тому Голдману придется выбирать — уволить ее или оставить. Но если он ее оставит, то поплатится собственной карьерой.
Видимо, в Голливуде именно так кончается всякая дружба. Полным разрывом ради собственного выживания. Значит, пятнадцать лет их дружбы ничего не значили для Голдмана? Убить или быть убитым?
— Ты говоришь, — медленно повторила она, — ты мог бы солгать, что поддерживал утверждение Роксаны Феликс на роль?
Том Голдман посмотрел на нее тяжелым взглядом.
— Вот что я говорю, мадам: если ты хочешь остаться президентом студии, тебе лучше решить все возникшие проблемы. И как можно скорее.
Элеонор повернулась и молча вышла из его кабинета.
Том Голдман смотрел ей вслед. Когда она исчезла в коридоре, он упал в кожаное кресло в полном отчаянии. Он злился на Элеонор как никогда.
Кстати, только так он мог маскировать свои чувства к ней. Это было необходимо. Потому что она принадлежит Полу Халфину. Потому что он зачал ребенка с женщиной, которую, теперь он хорошо понял, совсем не любит. Может, она ему вообще не нравится, но именно она будет матерью ребенка, за которого он несет полную ответственность.
Та ночь в Нью-Йорке показала Тому, что такое настоящая любовь и неподдельная страсть. Теперь с Джордан ему даже трудно возбудиться. Он делал вид, что причина в ее беременности, но вряд ли она верила… А в это время студия и фильм, его большая светлая надежда, шли ко дну.
Все превращается в пыль. Вся его жизнь — в пепел. И что хуже всего, он ведь испытал, что такое иметь все, правда в течение лишь нескольких прекрасных часов…
Слишком поздно. Ты слишком опоздал.
— Уволь ее. — Раздраженный голос Фреда Флореску дошел до Сэма Кендрика, пробившись сквозь толщу других мыслей. — У тебя есть на это право, Сэм. Ради Бога. Позвони Элеонор Маршалл, и пускай она сделает это.
— Слишком дорого на этой стадии, — сказал Кендрик.
Глаза его все еще были прикованы к просмотровой комнате. Он только что увидел отснятый материал и понял: фильм еще можно спасти. Пока.
Если ничего больше не случится.
Если он сможет убедить Роксану продолжать работать.
Если актеры на второстепенных ролях подтянутся и соберутся.
В общем, слишком много если, думал Кендрик. Но он просто не мог, был не в состоянии согласиться на другой вариант. Она была как наркотик. Он привык.
— Может, нам тогда подумать об увольнении Мэри или Сета? Или обоих? — предложил агент. — Я знаю, они мои клиенты, но играют не очень. А кадры с Роксаной прекрасные.
— Да, мы от нее получили то, что надо, — согласился Флореску, проводя ладонью по лбу. — Но этого, черт побери, мало. Сперва, когда я готов был заменить эту суку, она стала лучше работать, а теперь, когда мы зашли слишком далеко со всеми изменениями в сценарии, она снова валяет дурака.
— Мэри и Сет стараются изо всех сил, — тихо заметил из своего угла Зак Мэйсон. — Она их специально смущает.
Мешает играть. Я сам видел несколько раз на съемочной площадке.
— Мешает играть? Не кажется ли тебе, что это звучит несколько мелодраматично? — спросил Сэм. — Это съемки фильма, а не визит Кеннеди в Даллас.
Мэйсон пожал плечами:
— Сэм, я видел сам.
— Я попрошу Дэвида еще раз поговорить с ней, — пообещал Кемдрик, вставая. — И займусь Сетом, Мэри и Джеком. Они мои клиенты, может, я смогу их припугнуть, пускай сами решат свои личные проблемы.
Но как бы спокойно он ни произносил это, Сэм внутренне поморщился от собственной лжи. Потому что личная проблема спала с ним, и он это понимал.
Околдован.
Это слово плавало у него в мозгу, оно отпечаталось не только в сознании, а внедрилось гораздо глубже. Оно являлось символом счастья, нирваны, в которую он впадал с ней. Кендрик лежал на двуспальной кровати в номере Роксаны, чувствуя себя так, как давно не чувствовал. Он начинал заниматься с ней любовью медленно, потом все больше возбуждаясь. Она терлась о его кожу, концы блестящих угольно-черных волос щекотали его, прикасались к его возбужденной плоти. Сухими горячими губами он прикусывал ее соски, а она массировала его мошонку… Он уже был готов, испытывая почти боль от нетерпения. Потом она сползала с него, вставала на стройные колени, приникала ртом между ногами Сэма, и ее красивые красные губы ритмично двигались вверх-вниз, замирая на секунду, ее розовый язычок возбуждающе полз по всей длине его плоти, до самого основания… Ему казалось, он сходил с ума, когда смотрел на ее красивое лицо с таинственной улыбкой. Схватив свою маленькую ведьму под мышки, он клал ее на живот поперек кровати, убеждался, что она готова, и начинал дразнить, прижимаясь возбужденной плотью, проникая пальцами во влажные глубины, доводя до последней черты, пока она не начинала выть, целовать его руку, торопя и моля об облегчении. С невероятным ощущением мужской силы, распиравшей его вены, он соглашался и глубоко впивался в ее бархатное тело, давая обоим насладиться невероятным оргазмом. Таким, на какой он был способен в семнадцать лет. Сэм чувствовал, как стройное тело любовницы бьется под ним. А потом, свернувшись, она голая лежала в его объятиях. Как котенок. Ее маленькое совершенное тело отдыхало. Голова покоилась у него на плече, он даже не мог дышать от обожания, он хотел ее защищать от всех и всего на свете.
— Я думаю, Изабель — самая везучая женщина в мире, — пробормотала Роксана.
Сэм засмеялся:
— Мы с Изабель не спим уже много лет.
— Да что ты? Ты говоришь просто так, чтобы доставить мне удовольствие. — Она шутливо ткнулась в него.
На пляже было пустынно. Серебристая тропическая луна, почти полная, висела на небе низко, почти у горизонта, и звезды, как ледяные бриллианты, были раскиданы повсюду на черном бархате неба. Она не видела такого неба с самого детства. Неоновые рекламные щиты Манхэттена и сверкающие ночные огни Лос-Анджелеса, Чикаго, Лондона и Парижа вытеснили настоящие звезды.
Роксана посмотрела вверх на чашу неба.
Звезды сверкали, красивые, недосягаемые, далекие; они двигались по своей собственной орбите над головой каждого, кто смотрит на них, подумала она. «Пожалуй, неплохая метафора для всех моих дел, — подумала Роксана. — Они такие же холодные и мертвые. Такие же, как и я».
Вдруг она резко замотала головой, не желая слушать голоса внутренних демонов. Она никогда их не слушала. Она запрещала им прорываться. Нельзя разрешать им отнимать у нее больше секунды. Вторгаться в ее мысли. Роксана знала это. Как знала и то, что стоит пуститься в воспоминания — ей конец.
Нет. Лучше смотреть на горы, среди которых идут съемки, и думать о деле. Они уже снимают два месяца, и все идет по плану — ее плану. Вот главное. Для всех это бессчетные накладки и нестыковки. Плохое оборудование; случайное нарушение правил сейшельского правительства во время съемок и, как результат, запрет, наложенный на работу группы; ее собственные выверты, на которые у нее всегда хватает фантазии. Роксана улыбнулась и поздравила себя. После первой недели она постоянно менялась — то невыносимая супермерзавка, то кающаяся актриса, внимающая каждому слову прилетевшего на съемки Сэма Кендрика. Ее не уволили. Роксана, первоклассный специалист в интриге, точно знала, как далеко можно зайти. За два месяца отснято столько материала с Роксаной Феликс в роли Морган, что вводить другую актрису и снимать снова слишком дорого, а поэтому невозможно. Итак, теперь она незаменима и может развлечься по-настоящему.
Супермерзавка вернулась — и на сей раз с хлыстом в руках.
Роксана, улыбаясь, загибала длинные наманикюренные пальцы. Отношения в группе. Оборудование. Места съемок.
Что касается актеров на вторые роли — проще простого.
Стоит неверно прочитать строчки своей роли — и можно сконфузить Мэри. Стоит бросить искаженную реплику Джеку или просто повертеть бедрами перед Сетом или Робертом — и они готовы… Такое она проделывала миллионы раз с парнями-моделями во время съемок, когда ездила по миру в давно минувшие дни. А если добавить их с Дэвидом коварные выходки — например, спрятать контактные линзы Мэри, которых не достать на острове, — то тем самым можно застопорить съемки на три недели. Или утаить указания Сэма Кендрика, присланные по факсу… А если прибавить каждодневные стычки по пустякам — можно ли говорить об успешной работе? Фред вынужден был переснять три сцены с Мэри Холмс, потому что ему не нравился материал.
Они запаздывали уже на несколько недель. Бюджет фильма казался безнадежно проваленным.
«Увидеть свет» тонул в больших проблемах. А значит, у Элеонор Маршалл и Сэма Кендрика начинаются большие проблемы. Короче говоря, попытка Элеонор спасти студию превратилась в творческий и коммерческий провал. А «большой пакет» Сэма Кендрика день ото дня худел…
Конечно, самое прекрасное, думала Роксана, то, что вина падет именно на тех, на кого она и рассчитывала. Элеонор Маршалл и Сэм Кендрик научатся, как с ней обращаться.
Они оскорбили ее и получат по заслугам. Они вылетят из своего любимого кинобизнеса с волчьим билетом. Проиграют в том деле, в котором она, Роксана, новичок. Она улыбнулась, надменно скривив губы. Что касается нее, уроки, полученные в жизни, она может применить везде. Очень скоро в этом убедятся мисс Маршалл и мистер Кендрик. А в итоге она, Роксана Феликс, станет великой кинозвездой, получит большую власть, будет известна как личность. Ее примут такой, какая она есть, и полюбят.
Фильм «Увидеть свет» поможет ей расправиться со всеми врагами. Но сам фильм выживет. Сейчас он немного болен. Когда же придет время прибегнуть к лекарствам, Джейк Келлер и Дэвид Таубер окажутся рядом и сыграют роль доктора. Они спасут картину, вернут ее на рельсы, по которым она покатится на всех парах к потрясающему успеху.
Роксана глубоко вздохнула, втянув в легкие густой аромат тропиков. Надо вернуться в отель, посмотреть, не болтается ли там Сэм, который может дать ей некоторое физическое расслабление. Забавно наблюдать, как он тонет в ее чарах, но если честно, он доставляет ей невероятное удовольствие. Он достаточно хорош даже для того, чтобы изгнать из памяти неудачу с Заком. Но ведь нет ничего опасного в том, что она начинает к нему что-то чувствовать. Не так ли?
Возвращаясь к отелю по пустынному песчаному берегу, супермодель, как бы со стороны наблюдая за собой, проверяла свои чувства, словно была объективным сторонним свидетелем. Для нее это единственный способ выжить. Надо уметь отстраниться, чтобы никто не тронул суть, не мог совершить насилие над тобой Она уже страдала однажды и никогда больше не позволит случиться ничему подобному.
Роксана прекрасно отдавала себе отчет, что людей вроде Келлера и Таубера она презирает. Это шакалы, беспринципные, жадные, которые питаются отбросами; они очень эгоистичны, жестоки и хитры Именно благодаря этим качествам они имеют то, что имеют. Сэм, ее Сэм, совсем не такой. У него есть принципы. Да, он тщеславный, жесткий, но не безжалостный. Не жестокий. Он сильный, смелый, он играет с открытым забралом Ему можно доверять. Его она не презирает. Но он не нравится ей, и она хочет ему мстить… Он публично оскорбил ее, заставил подчиняться.
Ну что ж, надеялась Роксана, он испытал удовольствие от своей власти. И хватит. Сэму Кендрику пора заплатить за это, и очень, очень дорого.
Шагая через сад к отелю, она размышляла. Ее сердце должно остаться крепостью. Сэм Кендрик не найдет пощады.
— Есть же какое-то объяснение, Том. Должно быть.
— Недостаточно убедительное.
Кулак Голдмана опустился на стол, сердитое лицо раскраснелось от ярости.
— Ты утвердила бюджет фильма, ты согласилась с выбором трех мест съемок, которые оказались никуда не годными, ты использовала свою власть, настояв на выборе актеров, и выбор этот оказался неудачным. С самого старта проекта ты взяла на себя роль продюсера.
— Спасибо за напоминание, — холодно ответила Элеонор Маршалл.
Она стояла перед столом своего босса статная и безупречная, в брючном синем костюме; платиновое обручальное кольцо блестело на четвертом пальце левой руки.
— «Увидеть свет» должен был возродить нас. А теперь все летит к черту, в корзину! Наш рывок в Нью-Йорк ради спасения проклятой студии тоже был сделан в расчете на этот фильм…
— Мой рывок.
— О да. Твой рывок. Правильно. И твой фильм. Твой выбор актеров. Твои ошибки!
— Том, если ты помнишь, Роксану Феликс не я пригласила.
— Я помню твою подпись под документом, подтверждающим, что она взята на роль.
Элеонор отступила. Лицо ее потемнело.
— Так ты снимаешь с себя ответственность, Том? Это ты хочешь сказать?
Голдман помолчал и глубоко вздохнул.
— Слушай, Элеонор, правление знает о наших проблемах на съемочной площадке. Не смотри на меня так. Говард Торн требует объяснений.
Элеонор почувствовала, как страх стискивает сердце.
Боже милостивый, почему именно Говард Торн? Торн — один из акционеров, а если точнее, у него пятнадцать процентов. Он больше всех будет жаждать крови, если все пойдет не так. И чьей крови? Уж явно не Тома Голдмана. С ним она уже сталкивалась. Довольно жадный до славы, когда дела идут хорошо, Том уносил ноги от проблем с бюджетом так быстро, как только мог. И если понадобится свалить с себя ответственность за Роксану Феликс, он так и сделает.
Похоже, момент, которого она всегда боялась, наступил. Тому Голдману придется выбирать — уволить ее или оставить. Но если он ее оставит, то поплатится собственной карьерой.
Видимо, в Голливуде именно так кончается всякая дружба. Полным разрывом ради собственного выживания. Значит, пятнадцать лет их дружбы ничего не значили для Голдмана? Убить или быть убитым?
— Ты говоришь, — медленно повторила она, — ты мог бы солгать, что поддерживал утверждение Роксаны Феликс на роль?
Том Голдман посмотрел на нее тяжелым взглядом.
— Вот что я говорю, мадам: если ты хочешь остаться президентом студии, тебе лучше решить все возникшие проблемы. И как можно скорее.
Элеонор повернулась и молча вышла из его кабинета.
Том Голдман смотрел ей вслед. Когда она исчезла в коридоре, он упал в кожаное кресло в полном отчаянии. Он злился на Элеонор как никогда.
Кстати, только так он мог маскировать свои чувства к ней. Это было необходимо. Потому что она принадлежит Полу Халфину. Потому что он зачал ребенка с женщиной, которую, теперь он хорошо понял, совсем не любит. Может, она ему вообще не нравится, но именно она будет матерью ребенка, за которого он несет полную ответственность.
Та ночь в Нью-Йорке показала Тому, что такое настоящая любовь и неподдельная страсть. Теперь с Джордан ему даже трудно возбудиться. Он делал вид, что причина в ее беременности, но вряд ли она верила… А в это время студия и фильм, его большая светлая надежда, шли ко дну.
Все превращается в пыль. Вся его жизнь — в пепел. И что хуже всего, он ведь испытал, что такое иметь все, правда в течение лишь нескольких прекрасных часов…
Слишком поздно. Ты слишком опоздал.
— Уволь ее. — Раздраженный голос Фреда Флореску дошел до Сэма Кендрика, пробившись сквозь толщу других мыслей. — У тебя есть на это право, Сэм. Ради Бога. Позвони Элеонор Маршалл, и пускай она сделает это.
— Слишком дорого на этой стадии, — сказал Кендрик.
Глаза его все еще были прикованы к просмотровой комнате. Он только что увидел отснятый материал и понял: фильм еще можно спасти. Пока.
Если ничего больше не случится.
Если он сможет убедить Роксану продолжать работать.
Если актеры на второстепенных ролях подтянутся и соберутся.
В общем, слишком много если, думал Кендрик. Но он просто не мог, был не в состоянии согласиться на другой вариант. Она была как наркотик. Он привык.
— Может, нам тогда подумать об увольнении Мэри или Сета? Или обоих? — предложил агент. — Я знаю, они мои клиенты, но играют не очень. А кадры с Роксаной прекрасные.
— Да, мы от нее получили то, что надо, — согласился Флореску, проводя ладонью по лбу. — Но этого, черт побери, мало. Сперва, когда я готов был заменить эту суку, она стала лучше работать, а теперь, когда мы зашли слишком далеко со всеми изменениями в сценарии, она снова валяет дурака.
— Мэри и Сет стараются изо всех сил, — тихо заметил из своего угла Зак Мэйсон. — Она их специально смущает.
Мешает играть. Я сам видел несколько раз на съемочной площадке.
— Мешает играть? Не кажется ли тебе, что это звучит несколько мелодраматично? — спросил Сэм. — Это съемки фильма, а не визит Кеннеди в Даллас.
Мэйсон пожал плечами:
— Сэм, я видел сам.
— Я попрошу Дэвида еще раз поговорить с ней, — пообещал Кемдрик, вставая. — И займусь Сетом, Мэри и Джеком. Они мои клиенты, может, я смогу их припугнуть, пускай сами решат свои личные проблемы.
Но как бы спокойно он ни произносил это, Сэм внутренне поморщился от собственной лжи. Потому что личная проблема спала с ним, и он это понимал.
Околдован.
Это слово плавало у него в мозгу, оно отпечаталось не только в сознании, а внедрилось гораздо глубже. Оно являлось символом счастья, нирваны, в которую он впадал с ней. Кендрик лежал на двуспальной кровати в номере Роксаны, чувствуя себя так, как давно не чувствовал. Он начинал заниматься с ней любовью медленно, потом все больше возбуждаясь. Она терлась о его кожу, концы блестящих угольно-черных волос щекотали его, прикасались к его возбужденной плоти. Сухими горячими губами он прикусывал ее соски, а она массировала его мошонку… Он уже был готов, испытывая почти боль от нетерпения. Потом она сползала с него, вставала на стройные колени, приникала ртом между ногами Сэма, и ее красивые красные губы ритмично двигались вверх-вниз, замирая на секунду, ее розовый язычок возбуждающе полз по всей длине его плоти, до самого основания… Ему казалось, он сходил с ума, когда смотрел на ее красивое лицо с таинственной улыбкой. Схватив свою маленькую ведьму под мышки, он клал ее на живот поперек кровати, убеждался, что она готова, и начинал дразнить, прижимаясь возбужденной плотью, проникая пальцами во влажные глубины, доводя до последней черты, пока она не начинала выть, целовать его руку, торопя и моля об облегчении. С невероятным ощущением мужской силы, распиравшей его вены, он соглашался и глубоко впивался в ее бархатное тело, давая обоим насладиться невероятным оргазмом. Таким, на какой он был способен в семнадцать лет. Сэм чувствовал, как стройное тело любовницы бьется под ним. А потом, свернувшись, она голая лежала в его объятиях. Как котенок. Ее маленькое совершенное тело отдыхало. Голова покоилась у него на плече, он даже не мог дышать от обожания, он хотел ее защищать от всех и всего на свете.
— Я думаю, Изабель — самая везучая женщина в мире, — пробормотала Роксана.
Сэм засмеялся:
— Мы с Изабель не спим уже много лет.
— Да что ты? Ты говоришь просто так, чтобы доставить мне удовольствие. — Она шутливо ткнулась в него.