Страница:
Они приступили к еде. Анна чувствовала, что проголодалась, но никак не думала, что будет завтракать с Мигелем. Ей казалось, что это произошло помимо ее воли.
— Мой дядя Рой — шериф в провинции Линкольн, — сказала Анна. — Наверное, ты знаешь его.
— Да, я знаю Роя много лет. Он был легендой в свое время.
— А почему ты не остался служить в полиции, как Рой?
— Для меня эта работа была только средством к существованию. Посвящать ей всю свою жизнь я не собирался.
— И как долго ты проработал в полиции?
Он нахмурился, и Анна не поняла, то ли это вызвано тем, что он подсчитывает в уме время, то ли он раздражен ее расспросами.
— Больше десяти лет.
Она не ожидала такого ответа, поэтому в первый момент не смогла скрыть удивление.
— Десять лет! Но это значит, что ты начал работать очень рано.
Он усмехнулся.
— А сколько, по-твоему, мне лет, Анна? Она вспыхнула, почувствовав на себе его взгляд.
— Не знаю… тридцать пять?
— На самом деле тридцать семь. Значит, он на десять лет старше Скотта, но она почему-то совсем не ощущала разницу в их возрасте. Он был мужчиной, от взгляда которого у нее перехватывало дыхание, а от случайного прикосновения замирало сердце.
— А мне двадцать пять… Так все же почему ты ушел из полиции?
— Потому что мне больше хотелось быть ковбоем. Тебя удовлетворяет такой ответ?
— Нет, — ответила она.
— Послушай, Анна, я вовсе не пытаюсь скрыть какую-то страшную историю из своей жизни. Мне на самом деле приятнее иметь дело с людьми, чем с оружием.
— Извини, что я спросила.
— Да нет, я понимаю, что у тебя в голове романтическая история, будто бы во мне сидит какая-то заноза, а ты именно та женщина, которая должна ее вытащить и вернуть меня к полноценной жизни. Так вот, я не нуждаюсь ни в лечении, ни в утешении, ни в спасении.
Она почувствовала, как глаза ей застилает красная пелена ярости.
— Черт, что я вообще здесь делаю? — Она швырнула недоеденный кусок хлеба в тарелку и вскочила с места. — Я буду ждать в конюшне. И не потому…
Внезапное головокружение не дало ей договорить. Чтобы не упасть, она вынуждена была схватиться за край стола.
— Анна! Тебе плохо? — Он вскочил из-за стола и подхватил ее.
Да, ей плохо. Но ни за что на свете она не хотела ему признаваться в своей слабости.
— Все в порядке. Я просто чересчур резко встала.
— У тебя же было сотрясение мозга! Тебе вообще рано подниматься с постели.
Головокружение прошло, она опустила дрожащую руку и посмотрела на него.
— Черт возьми, у меня не было никакого сотрясения. И я хочу, чтобы ты перестал вести себя так, как будто ты все про меня знаешь!
Задетый тем, что она высмеяла его заботу, он язвительно посмотрел на нее.
— Если у тебя не было сотрясения мозга, тогда что с тобой? Может быть, ты беременна? Может быть, именно поэтому решила вернуться домой к маме и папе?
От такой наглости у нее буквально перехватило дыхание.
— Ты что, с ума сошел? Неужели ты думаешь, что если бы я была беременна, то вошла бы в загон для скота?
— Я знаю, что женщины способны и не на такое!
— Только не я. И потом, ты прекрасно знаешь, что я не замужем! — в ярости выкрикнула она.
— Чтобы иметь детей, совершенно необязательно быть замужем, — с насмешкой парировал он. — Или ты об этом еще не знаешь?
— Ты… ты… самый нахальный, самый…
— Садись и доедай свой завтрак, — приказал он.
— Завтрак окончен! Мы…
Внезапно он схватил ее за копну рыжих волос и притянул к себе.
— Никаких «мы» не существует. Или ты этого хочешь, Анна? Ты к этому подталкиваешь меня?
Легко дернув за волосы, он заставил ее поднять к нему лицо.
— Да, — отрывисто прошептал он. — Думаю, ты хочешь именно этого.
— Мигель… — Но больше ничего сказать он ей не дал. Остальные слова замерли под натиском его губ. Чтобы не упасть, ей пришлось прижаться к его груди.
— Ты ответила на мой поцелуй так, как будто я единственный мужчина в твоей жизни, которого ты хотела, — прошептал он.
Ясно, что он смеется над ней, но его слова были так близки к правде, что она невольно вздрогнула.
— Ты вовсе не единственный мужчина, с которым я целовалась! — огрызнулась она, но голос при этом был слишком слабым и дрожащим.
Он пристально посмотрел на нее.
— Я не сказал, что я единственный мужчина, с которым ты целовалась. Я сказал, что я единственный мужчина, которого ты хотела. А это большая разница, Анна. Я предупреждаю тебя: не надо раскрывать надо мной свои девственные крылья.
— Как будто бы я намереваюсь это делать! А моя девственность тебя вообще не касается!
Не обращая внимания на ее сарказм, он продолжал:
— Мы совершенно разные люди, Анна. Ты знаешь, что ты из себя представляешь, а я знаю, какой я. Мы не подходим друг другу.
Откуда он знает? И почему ей так хочется, чтобы он понял, какая она на самом деле? Он совершенно невыносим и груб. Но прежде всего он мужчина. А она поклялась больше никогда не увлекаться ни одним мужчиной!
Она отпрянула от него.
— Я очень рада слышать это, Мигель. Так что занимайся своими делами на ранчо, а я своими, идет?
— Безусловно.
Анна вышла из комнаты, больше не взглянув на него. Она уже спускалась по ступеням, когда за спиной раздался его голос. Обернувшись, она увидела его в проеме двери и подивилась еще раз, насколько он вписывается в окружающий пейзаж. Но и она тоже. Просто он об этом не знает.
— Я буду следить за тобой.
— Прости, но я думала, что ты тут управляющий, а не хозяин поместья.
— Я могу быть и тем и другим. Если понадобится.
Иными словами, если она не сможет вести хозяйство в отсутствие родителей, то он определенно с этим справится.
Ну так она постарается не дать ему такой возможности.
Глава ЧЕТВЕРТАЯ
Глава ПЯТАЯ
— Мой дядя Рой — шериф в провинции Линкольн, — сказала Анна. — Наверное, ты знаешь его.
— Да, я знаю Роя много лет. Он был легендой в свое время.
— А почему ты не остался служить в полиции, как Рой?
— Для меня эта работа была только средством к существованию. Посвящать ей всю свою жизнь я не собирался.
— И как долго ты проработал в полиции?
Он нахмурился, и Анна не поняла, то ли это вызвано тем, что он подсчитывает в уме время, то ли он раздражен ее расспросами.
— Больше десяти лет.
Она не ожидала такого ответа, поэтому в первый момент не смогла скрыть удивление.
— Десять лет! Но это значит, что ты начал работать очень рано.
Он усмехнулся.
— А сколько, по-твоему, мне лет, Анна? Она вспыхнула, почувствовав на себе его взгляд.
— Не знаю… тридцать пять?
— На самом деле тридцать семь. Значит, он на десять лет старше Скотта, но она почему-то совсем не ощущала разницу в их возрасте. Он был мужчиной, от взгляда которого у нее перехватывало дыхание, а от случайного прикосновения замирало сердце.
— А мне двадцать пять… Так все же почему ты ушел из полиции?
— Потому что мне больше хотелось быть ковбоем. Тебя удовлетворяет такой ответ?
— Нет, — ответила она.
— Послушай, Анна, я вовсе не пытаюсь скрыть какую-то страшную историю из своей жизни. Мне на самом деле приятнее иметь дело с людьми, чем с оружием.
— Извини, что я спросила.
— Да нет, я понимаю, что у тебя в голове романтическая история, будто бы во мне сидит какая-то заноза, а ты именно та женщина, которая должна ее вытащить и вернуть меня к полноценной жизни. Так вот, я не нуждаюсь ни в лечении, ни в утешении, ни в спасении.
Она почувствовала, как глаза ей застилает красная пелена ярости.
— Черт, что я вообще здесь делаю? — Она швырнула недоеденный кусок хлеба в тарелку и вскочила с места. — Я буду ждать в конюшне. И не потому…
Внезапное головокружение не дало ей договорить. Чтобы не упасть, она вынуждена была схватиться за край стола.
— Анна! Тебе плохо? — Он вскочил из-за стола и подхватил ее.
Да, ей плохо. Но ни за что на свете она не хотела ему признаваться в своей слабости.
— Все в порядке. Я просто чересчур резко встала.
— У тебя же было сотрясение мозга! Тебе вообще рано подниматься с постели.
Головокружение прошло, она опустила дрожащую руку и посмотрела на него.
— Черт возьми, у меня не было никакого сотрясения. И я хочу, чтобы ты перестал вести себя так, как будто ты все про меня знаешь!
Задетый тем, что она высмеяла его заботу, он язвительно посмотрел на нее.
— Если у тебя не было сотрясения мозга, тогда что с тобой? Может быть, ты беременна? Может быть, именно поэтому решила вернуться домой к маме и папе?
От такой наглости у нее буквально перехватило дыхание.
— Ты что, с ума сошел? Неужели ты думаешь, что если бы я была беременна, то вошла бы в загон для скота?
— Я знаю, что женщины способны и не на такое!
— Только не я. И потом, ты прекрасно знаешь, что я не замужем! — в ярости выкрикнула она.
— Чтобы иметь детей, совершенно необязательно быть замужем, — с насмешкой парировал он. — Или ты об этом еще не знаешь?
— Ты… ты… самый нахальный, самый…
— Садись и доедай свой завтрак, — приказал он.
— Завтрак окончен! Мы…
Внезапно он схватил ее за копну рыжих волос и притянул к себе.
— Никаких «мы» не существует. Или ты этого хочешь, Анна? Ты к этому подталкиваешь меня?
Легко дернув за волосы, он заставил ее поднять к нему лицо.
— Да, — отрывисто прошептал он. — Думаю, ты хочешь именно этого.
— Мигель… — Но больше ничего сказать он ей не дал. Остальные слова замерли под натиском его губ. Чтобы не упасть, ей пришлось прижаться к его груди.
— Ты ответила на мой поцелуй так, как будто я единственный мужчина в твоей жизни, которого ты хотела, — прошептал он.
Ясно, что он смеется над ней, но его слова были так близки к правде, что она невольно вздрогнула.
— Ты вовсе не единственный мужчина, с которым я целовалась! — огрызнулась она, но голос при этом был слишком слабым и дрожащим.
Он пристально посмотрел на нее.
— Я не сказал, что я единственный мужчина, с которым ты целовалась. Я сказал, что я единственный мужчина, которого ты хотела. А это большая разница, Анна. Я предупреждаю тебя: не надо раскрывать надо мной свои девственные крылья.
— Как будто бы я намереваюсь это делать! А моя девственность тебя вообще не касается!
Не обращая внимания на ее сарказм, он продолжал:
— Мы совершенно разные люди, Анна. Ты знаешь, что ты из себя представляешь, а я знаю, какой я. Мы не подходим друг другу.
Откуда он знает? И почему ей так хочется, чтобы он понял, какая она на самом деле? Он совершенно невыносим и груб. Но прежде всего он мужчина. А она поклялась больше никогда не увлекаться ни одним мужчиной!
Она отпрянула от него.
— Я очень рада слышать это, Мигель. Так что занимайся своими делами на ранчо, а я своими, идет?
— Безусловно.
Анна вышла из комнаты, больше не взглянув на него. Она уже спускалась по ступеням, когда за спиной раздался его голос. Обернувшись, она увидела его в проеме двери и подивилась еще раз, насколько он вписывается в окружающий пейзаж. Но и она тоже. Просто он об этом не знает.
— Я буду следить за тобой.
— Прости, но я думала, что ты тут управляющий, а не хозяин поместья.
— Я могу быть и тем и другим. Если понадобится.
Иными словами, если она не сможет вести хозяйство в отсутствие родителей, то он определенно с этим справится.
Ну так она постарается не дать ему такой возможности.
Глава ЧЕТВЕРТАЯ
Анна повесила трубку и с облегчением откинулась на подушки дивана. С Адамом все в порядке. Завтра его уже выпишут из больницы. Но последняя фраза матери вывела ее из равновесия. О чем только думают родители, вернее, мать? Безусловно, Анна только приветствовала их идею поехать дальше, в Бразилию. Пусть наслаждаются вторым медовым месяцем. Но ведь за год Анна совершенно отвыкла от ранчо. Неужели родители не понимают, что ей будет тяжело без них целый месяц!
Дело вовсе не в том, что Анна боялась физической работы. Ей даже нравилась смена работы, она рада была отложить ежедневную игру на фортепьяно. Но Анну пугала ответственность, которая ложится на нее за этих чистопородных лошадей. А вдруг кто-то из них поранит ногу или заболеет? Мало ли что может случиться.
И потом, Мигель. Он невыносим. Следит за каждым ее шагом. Без сомнения, только и ждет, когда она опозорится.
Анна поднялась и подошла к пианино. Крышка была закрыта. Она не приближалась к инструменту ни разу за все четыре дня, что была дома. И пока у нее не возникло ни малейшего желания заниматься музыкой.
Мигель считает, что она не способна заниматься ничем другим. Можно себе представить, что он подумает, когда узнает, что Хло оставила на нее конюшни еще на месяц. Но родители верят в нее. Если понадобится, она будет работать двадцать четыре часа в сутки. И докажет Мигелю, что способна на нечто большее, чем просто развлекать публику.
Мигель приехал, когда уже совсем стемнело. Он решил не оставаться после работы на пастбище. Ему не хотелось, чтобы в отсутствие родителей Анна была дома совсем одна. Он понимал, что ей трудно справляться со всем хозяйством. Но лучше бы она попросила его о помощи.
Было около девяти часов вечера. Мигель думал, что вряд ли Анна легла спать.
Проходя по двору, он заметил свет, пробивавшийся из дверей конюшни. Решив, что Анна забыла погасить свет, он распахнул двери и увидел у дальней стены Анну. Она вела под уздцы игривого жеребенка, а в другой руке несла ведро воды. Мигель пошел ей навстречу. Когда между ними осталось несколько шагов, Анна подняла голову и взглянула на него. Он не смог скрыть изумление при виде ее. Куда подевался изысканный наряд! На ней были вытертые джинсы и старая рубашка. Но даже не одежда поразила его, а безумно усталый вид: темные круги под глазами и глубокие складки вокруг рта. Картину дополнял багровый синяк на виске.
— Анна, что ты тут делаешь?
Она бросила на него такой взгляд, который ясно показал ему всю несуразность его вопроса.
— Я ухаживаю за лошадьми. А ты что подумал?
Он в свою очередь выразительно посмотрел на часы.
— Так поздно? Твоя мать никогда не задерживалась допоздна, даже накануне скачек.
Анна распрямила усталые плечи.
— Да, мне потребовалось некоторое время, чтобы одной накормить и напоить тридцать лошадей. Наверное, ты забыл, что все рабочие сейчас на выгоне.
Мигелю захотелось выругаться. Как мог он забыть послать ей хотя бы двух помощников! Анна наверняка решила, что он это сделал нарочно.
— Думаю, мне надо извиниться перед тобой.
Но Анне не нужны были его извинения, ей нужно было его уважение. Но, видно, это было не так-то просто заслужить.
— Не надо извиняться. Я предпочитаю сама ухаживать за лошадьми, чем доверять их ковбоям.
Она прошла мимо него. Ему очень хотелось помочь ей донести ведро, но он подумал, что она вряд ли примет его помощь.
— И все же тебе не следует работать допоздна, — пробормотал он, злясь на себя и на нее. Ей вообще не надо работать, тем более с такой шишкой на лбу!
— Со мной все в порядке.
— А от родителей ничего не слышно? Что с твоим братом? — спросил он, решив больше не касаться опасной темы.
В его голосе прозвучала такая неподдельная тревога, что Анна невольно посмотрела на него.
— Да, они звонили. С Адамом все в порядке. Завтра его уже выписывают из больницы, нога в гипсе.
Она увидела облегчение на его лице, и это тронуло ее.
— Так когда же Хло и Виатт возвращаются домой? Завтра?
— Нет, они пока не возвращаются.
— Почему? Адам еще не может без них обойтись?
— Вот уж нет. Адам будет работать даже на костылях. Просто родители решили устроить себе второй медовый месяц и поехали на побережье.
— Ты шутишь?
Анна, прислонившись к дверному косяку, откинула со лба рыжую прядь.
— Нет, не шучу. Разве мне до шуток?
— Но почему именно сейчас? Ты же приехала домой в отпуск. Мне казалось, что они рады побыть с тобой.
— Побудут еще, когда вернутся. Ты ведь знаешь, как редко мама уезжает с ранчо. А папа, наверное, счастлив, что она сейчас принадлежит только ему.
— Да, твои родители труженики, я знаю это. Но как они могут оставлять тебя одну? Да еще с таким хозяйством! Честно говоря, это на них совершенно не похоже.
Если бы он только знал, что она думает то же самое! Конечно, приятно, что они доверяют ей. Но вдруг она не справится? Может быть, родители решили на деле проверить ее?
— Они оставили тебя с сотрясением мозга и огромным синяком на лбу, — продолжал удивляться Мигель.
— Никакого сотрясения у меня нет, а о синяке и думать не стоит, — ответила Анна.
— Не знаю, ты выглядишь так, как будто сейчас упадешь. — Он взял ее ладони в свои. Нежная кожа стерлась и кровоточила. Она попыталась вырваться, но он только крепче сжал ее руки. — Нормальные девушки носят перчатки, когда выполняют тяжелую физическую работу.
Прикосновение его рук повергло ее в растерянность; Анна не нашлась что сказать, а только с испугом смотрела на него.
— Последний раз тебе говорю, что нет у меня никакого сотрясения. А перчатки у меня есть, я сняла их только несколько минут назад, — наконец проговорила она.
— Я так и думал. У тебя такая мягкая кожа, что даже перчатки не помогают.
— Что ты понимаешь в этом? — Она невольно смерила его оценивающим взглядом. Грязь, навоз и трава оставили яркие следы на его джинсах и рубашке. Глаза покраснели от долгого пребывания на солнце. И Анна вдруг почувствовала нежность к нему. Этот человек так тяжело работает не только на себя, но и на ее родителей. Это вызывало глубокое уважение к нему. — Ты и сам выглядишь не лучше.
— Я привык к такой жизни, а ты нет.
— Наверное, ты считаешь, что моя профессия не требует самоотдачи, — сказала она.
— Я ничего не понимаю в твоей профессии, но уверен, что после игры на фортепьяно ты выглядишь вовсе не так. Пойдем в дом, я попробую привести твои руки в порядок.
— Мигель, это всего лишь волдыри. Мигелю совсем не хотелось спорить с ней в такое время. Ему было ясно, что завтра она не сможет встать с постели, и надо позаботиться о том, чтобы найти ей замену.
— Твои руки надо обработать и перебинтовать, — отрезал он.
— Но как я смогу принять ванну с бинтами на руках? Не могу же я лечь в таком виде! — Она с отвращением поглядела на свою грязную одежду.
— Ладно, я подожду, пока ты выйдешь из ванной, — предложил он.
Он выпустил ее руки, но Анна не успела вздохнуть от облегчения, что он уже не касается ее, как Мигель обнял ее за плечи и вывел из конюшни.
— Надеюсь, что у Хло в холодильнике остались хоть какие-то продукты, — сказал он, — а то я уехал до того, как повар приготовил ужин.
— И часто ты совершаешь набеги на холодильник моих родителей? — сухо осведомилась она.
— Как только они уезжают, я сразу же ворую их драгоценности, чтобы купить себе выпивку, — ответил он, запирая дверь на замок.
Обернувшись, он заметил усмешку на ее лице и подумал, что она вообще вряд ли умеет улыбаться по-доброму.
Когда они вошли в дом, Анна тут же ушла в ванную. Мигель вымыл руки на кухне и проверил содержимое холодильника. Как он и предполагал, там оказалось целое блюдо бифштексов. Он засунул их в микроволновку и занялся приготовлением салата.
Когда Анна появилась на кухне, ужин был готов, на плите дымился крепкий кофе. Она замерла от удивления.
— Так ты не шутил насчет холодильника? — вырвалось у нее.
— Конечно, нет. Твои родители всегда уговаривали меня не стесняться. Когда я тут оказываюсь, то непременно пользуюсь случаем, — ответил он с усмешкой.
Анну покоробило. Человек, не проработавший здесь и года, уже чувствует себя как дома, хотя она сама, выросшая на этом ранчо, за период странствий как бы отвыкла и ощущает себя почти чужой. Увы, здесь многое изменилось. Или она изменилась?
Мигель жестом пригласил ее к столу.
— Садись, я посмотрю твои руки перед едой, — сказал он.
Анна хотела было ответить, что это не его забота, но прикусила язык. В конце концов, он хотел ей помочь, а быть неблагодарной она не могла. Она уселась и положила руки на стол ладонями кверху. Мигель достал аптечку из холодильника. Увидев волдыри на ее руках, он едва сдержался, чтобы не выругаться вслух. Подумать только, как долго ему придется терпеть ее выходки!
— Ты всегда была такой упрямой? — спросил он, обрабатывая рану.
— Нет, упрямцем в семье всегда считался мой брат Адам. Если уж что-то вобьет себе в голову, то никакими силами его не уговорить.
— Хм. Если бы вы не были так похожи внешне, я бы никогда не подумал, что вы близнецы. Уж очень вы разные.
— В каком смысле?
Он поднял голову и внимательно посмотрел на нее. И вновь Анна ощутила себя раздетой под этим пристальным взором. Она с трудом заставила себя дышать ровно, как будто для нее ничего не значат ни его взгляды, ни прикосновения его рук.
— Твой брат не производит впечатления трудного подростка.
— Если ты так думаешь, то совершенно не знаешь Адама. У него свои демоны в голове.
— У всех есть свои демоны. Но он по крайней мере обладает хорошим чувством юмора. Умеет смеяться и часто это делает.
— Но ты сам, похоже, не обладаешь этим замечательным качеством, — холодно парировала она.
— Мало найдется людей, которые не потеряют чувства юмора перед разгневанной тигрицей, — ответил он, продолжая обрабатывать ее раны.
Боль и ярость заставили Анну сжать зубы.
— Ты просто невыносим. Теперь мне понятно, почему ты живешь здесь совершенно один.
Он лениво скользнул взглядом по ее лицу.
Анна почувствовала, как бешено заколотилось ее сердце. Она никогда не встречала человека, который действовал бы на нее так.
— Я живу один, потому что меня это устраивает. А не потому, что я вынужден.
Он занялся перевязкой, и Анне оставалось только изучать волнистые пряди темных волос у него на затылке, следить за ловкими движениями больших рук. От него исходил запах пота, пыли, лошадей.
— Мама говорила, что ты был женат, — услышала она себя, прежде чем успела остановиться.
Он даже не взглянул на нее.
— Да, это правда. Я был женат. Один раз.
— Думаю, тебе не хочется рассказывать, что произошло?
Он поднял на нее хмурые глаза.
— Как это — что произошло? — переспросил он.
— Ну, почему вы расстались.
— Скажем, она хотела больше, чем я мог ей дать.
В его голосе чувствовалась горечь. Анне стало интересно, сколько времени прошло с их развода. Со слов матери она поняла, что много. Значит, он либо все еще любит свою бывшую жену, либо ненавидит. Ей хотелось бы это знать… почему, интересно?
Тем временем Мигель кончил бинтовать ее ладони, внимательно осмотрел результаты своей работы, сложил бинты в аптечку и убрал ее назад в холодильник.
Туго перевязанные руки болели гораздо меньше.
— Спасибо большое, Мигель, — поблагодарила она его.
Он не ожидал от нее никакой благодарности. Поступки этой женщины совершенно непредсказуемы…
— Да пожалуйста, — пробормотал он. Внезапно он смутился и, чтобы скрыть это, повернулся к холодильнику.
Они занялись едой, потом Анна сказала:
— Мне кажется, что ты не говорил мне, почему решил вернуться на ранчо. Ведь тебе было гораздо проще оставаться с ковбоями. Утром снова придется пускаться в далекий путь.
Он взглянул на нее и тут же пожалел об этом. Вид Анны с мокрыми кудряшками и едва застегнутой одеждой мог сбить с толку любого мужчину. И дело было даже не в сексуальности. Сердце сжималось, когда он глядел на это хрупкое, нежное создание, попавшее в неожиданный переплет. Огромный синяк на лбу, перебинтованные руки, которыми и есть-то было трудно. Выглядела она молоденькой и невинной, хотя он знал, что ей пришлось многое пережить.
— Мне захотелось узнать, нет ли новостей от Адама. Ну и потом… надо было посмотреть, все ли в порядке на ранчо.
— Но я же на ранчо. Так что нечего особенно беспокоиться. Да я и не помню, чтобы здесь что-то случалось с тех пор… — Она замолчала на полуслове.
— …с тех пор, как Белинда Уоллер пыталась сжечь ранчо двадцать с лишним лет назад, — докончил он за нее.
Она удивленно подняла брови.
— Ты знаешь эту историю?
Он помолчал, потом кивнул.
— Я не говорил об этом, думая, что ты не знаешь.
Она спокойно встретила его взгляд, как бы давая понять, что не стыдится обстоятельств, при которых они с братом появились на свет.
— Адам и я много лет знаем, что Белинда Уоллер была нашей физической матерью, а Томас Мердок — отцом. Хло и Виатт никогда не делали из этого секрета. Они поддерживали в нас гордость за наше родство. И мы им гордимся. Хотя, конечно, мне трудно примириться с мыслью, что мать оставила нас с братом на ступеньках этого самого дома, как корзину с бельем.
Мигель тяжело вздохнул. Ему вовсе не хотелось иметь что-то с этой женщиной. Она была намного богаче, чем многие женщины. Тем не менее глубоко в ее светло-зеленых глазах затаилась боль. Мигель отлично понимал, что значит предательство близкого человека.
— Насколько я знаю, она была больна, некоторое время даже употребляла наркотики. Наверное, считала, что о вас лучше позаботится ваш отец.
— Да, она не знала, что он к тому времени уже умер от сердечного приступа. На самом деле я все прекрасно понимаю. Просто заложенный во мне материнский инстинкт отторгает саму мысль о том, чтобы бросить свою плоть и кровь. Подумать только, она пыталась сжечь ранчо и чуть не убила мою тетю Роуз и дядю Гарлена!.. Врагу своему такого не пожелаю. Удивительно, что ты все это откуда-то знаешь.
— Думаю, что история Белинды и Томаса будет долго еще обсуждаться в нашем графстве. К тому же вы ведь с братом продолжаете быть его гражданами.
Анна почувствовала, что больше не сможет проглотить ни кусочка.
— Белинда вела дневник. Папа сохранил его. Когда мы с Адамом были подростками, он дал нам прочитать его, чтобы мы могли лучше понять свою мать. Тем не менее мне кажется, что я никогда не сумею понять, как она совершила такое. Хотя может быть, это была любовь.
Мигель не ожидал от нее такого откровенного разговора о своей семье. До сих пор Анна уклонялась от малейшего намека на подобные разговоры. То, что Анна так открылась перед ним, обрадовало и одновременно взволновало Мигеля. Он не хотел быть привязанным к этой женщине никоим образом. Но его тянуло к ней, и он не в силах был противостоять этому.
— Я ничего не могу сказать про нее, но что касается твоих родителей, то я уверен, что они очень любят вас с братом.
— О лучших родителях, чем Хло и Виатт, нечего и мечтать, — согласилась она и вопросительно посмотрела на него. — А у тебя, Мигель, есть семья?
Он покачал головой.
— Мой отец умер от сердечного приступа несколько лет назад. После его смерти мать уехала в Мехико к своей сестре.
— Твои родители из Мехико?
— Мой отец был гражданином США. А мать оттуда. Наверное, поэтому туда и уехала в конце концов. Она чувствует себя там на родине.
— А братья или сестры у тебя есть?
— Младшая сестра. Она живет в Колорадо.
Все это очень удивило Анну. Он совершенно не был похож на человека, у которого есть родственники. Такой одинокий волк. Вот насколько может быть обманчивым первое впечатление. Наверное, еще много неожиданного она узнает о нем до своего отъезда.
Тем временем Мигель покончил с едой и занялся кофе. Но когда он собирался уже налить в ее чашку, она закрыла ее рукой.
— Нет, спасибо. Я не хочу больше ни есть, ни пить. Кроме того, боюсь, что если выпью еще кофе, то совсем не смогу уснуть.
— Ты настолько устала, что уснешь в любом случае, — заметил он.
Анна вспомнила, сколько бессонных ночей провела в последнее время. Не спасала и работа. Как только ее голова касалась подушки, тут же наваливались бесконечные вопросы, проблемы и сомнения.
И обязательно она мысленно все время возвращалась на ранчо, к своей семье. Никогда не думала, что можно так скучать по дому.
Она вскочила и понесла тарелку к раковине. Но внезапно почувствовала страшную слабость в ногах и тяжело облокотилась о стол. Ей ни за что не хотелось, чтобы Мигель заметил это.
— Анна?
Это он что-то сказал ей на ухо? Она попыталась повернуться и почувствовала его дыхание у своего лица, потом его рука обхватила ее за плечи.
— Ничего страшного, Мигель, — тихо прошептала она. — Но думаю, что мне надо лечь в постель.
Он с облегчением вздохнул.
— Хорошо. Где твоя кровать?
— А что?
— Я отнесу тебя, — прошептал он. — И не возражай, пожалуйста. У меня не то настроение, чтобы слушать твои возражения.
Анна не могла возражать. Она так нуждалась в его поддержке, любви. Она так хотела быть любимой!
Но Мигелю она не нужна! Он заботится о ней только из-за ее родителей.
О господи, думала Анна, когда он нес ее в спальню, что же мне теперь делать?
Мигель положил ее на огромную кровать, выпрямился и посмотрел на нее сверху.
— По-моему, мне нужно остаться здесь на ночь, Анна, — сказал он.
Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами и, к своему ужасу, только кивнула в ответ.
Дело вовсе не в том, что Анна боялась физической работы. Ей даже нравилась смена работы, она рада была отложить ежедневную игру на фортепьяно. Но Анну пугала ответственность, которая ложится на нее за этих чистопородных лошадей. А вдруг кто-то из них поранит ногу или заболеет? Мало ли что может случиться.
И потом, Мигель. Он невыносим. Следит за каждым ее шагом. Без сомнения, только и ждет, когда она опозорится.
Анна поднялась и подошла к пианино. Крышка была закрыта. Она не приближалась к инструменту ни разу за все четыре дня, что была дома. И пока у нее не возникло ни малейшего желания заниматься музыкой.
Мигель считает, что она не способна заниматься ничем другим. Можно себе представить, что он подумает, когда узнает, что Хло оставила на нее конюшни еще на месяц. Но родители верят в нее. Если понадобится, она будет работать двадцать четыре часа в сутки. И докажет Мигелю, что способна на нечто большее, чем просто развлекать публику.
Мигель приехал, когда уже совсем стемнело. Он решил не оставаться после работы на пастбище. Ему не хотелось, чтобы в отсутствие родителей Анна была дома совсем одна. Он понимал, что ей трудно справляться со всем хозяйством. Но лучше бы она попросила его о помощи.
Было около девяти часов вечера. Мигель думал, что вряд ли Анна легла спать.
Проходя по двору, он заметил свет, пробивавшийся из дверей конюшни. Решив, что Анна забыла погасить свет, он распахнул двери и увидел у дальней стены Анну. Она вела под уздцы игривого жеребенка, а в другой руке несла ведро воды. Мигель пошел ей навстречу. Когда между ними осталось несколько шагов, Анна подняла голову и взглянула на него. Он не смог скрыть изумление при виде ее. Куда подевался изысканный наряд! На ней были вытертые джинсы и старая рубашка. Но даже не одежда поразила его, а безумно усталый вид: темные круги под глазами и глубокие складки вокруг рта. Картину дополнял багровый синяк на виске.
— Анна, что ты тут делаешь?
Она бросила на него такой взгляд, который ясно показал ему всю несуразность его вопроса.
— Я ухаживаю за лошадьми. А ты что подумал?
Он в свою очередь выразительно посмотрел на часы.
— Так поздно? Твоя мать никогда не задерживалась допоздна, даже накануне скачек.
Анна распрямила усталые плечи.
— Да, мне потребовалось некоторое время, чтобы одной накормить и напоить тридцать лошадей. Наверное, ты забыл, что все рабочие сейчас на выгоне.
Мигелю захотелось выругаться. Как мог он забыть послать ей хотя бы двух помощников! Анна наверняка решила, что он это сделал нарочно.
— Думаю, мне надо извиниться перед тобой.
Но Анне не нужны были его извинения, ей нужно было его уважение. Но, видно, это было не так-то просто заслужить.
— Не надо извиняться. Я предпочитаю сама ухаживать за лошадьми, чем доверять их ковбоям.
Она прошла мимо него. Ему очень хотелось помочь ей донести ведро, но он подумал, что она вряд ли примет его помощь.
— И все же тебе не следует работать допоздна, — пробормотал он, злясь на себя и на нее. Ей вообще не надо работать, тем более с такой шишкой на лбу!
— Со мной все в порядке.
— А от родителей ничего не слышно? Что с твоим братом? — спросил он, решив больше не касаться опасной темы.
В его голосе прозвучала такая неподдельная тревога, что Анна невольно посмотрела на него.
— Да, они звонили. С Адамом все в порядке. Завтра его уже выписывают из больницы, нога в гипсе.
Она увидела облегчение на его лице, и это тронуло ее.
— Так когда же Хло и Виатт возвращаются домой? Завтра?
— Нет, они пока не возвращаются.
— Почему? Адам еще не может без них обойтись?
— Вот уж нет. Адам будет работать даже на костылях. Просто родители решили устроить себе второй медовый месяц и поехали на побережье.
— Ты шутишь?
Анна, прислонившись к дверному косяку, откинула со лба рыжую прядь.
— Нет, не шучу. Разве мне до шуток?
— Но почему именно сейчас? Ты же приехала домой в отпуск. Мне казалось, что они рады побыть с тобой.
— Побудут еще, когда вернутся. Ты ведь знаешь, как редко мама уезжает с ранчо. А папа, наверное, счастлив, что она сейчас принадлежит только ему.
— Да, твои родители труженики, я знаю это. Но как они могут оставлять тебя одну? Да еще с таким хозяйством! Честно говоря, это на них совершенно не похоже.
Если бы он только знал, что она думает то же самое! Конечно, приятно, что они доверяют ей. Но вдруг она не справится? Может быть, родители решили на деле проверить ее?
— Они оставили тебя с сотрясением мозга и огромным синяком на лбу, — продолжал удивляться Мигель.
— Никакого сотрясения у меня нет, а о синяке и думать не стоит, — ответила Анна.
— Не знаю, ты выглядишь так, как будто сейчас упадешь. — Он взял ее ладони в свои. Нежная кожа стерлась и кровоточила. Она попыталась вырваться, но он только крепче сжал ее руки. — Нормальные девушки носят перчатки, когда выполняют тяжелую физическую работу.
Прикосновение его рук повергло ее в растерянность; Анна не нашлась что сказать, а только с испугом смотрела на него.
— Последний раз тебе говорю, что нет у меня никакого сотрясения. А перчатки у меня есть, я сняла их только несколько минут назад, — наконец проговорила она.
— Я так и думал. У тебя такая мягкая кожа, что даже перчатки не помогают.
— Что ты понимаешь в этом? — Она невольно смерила его оценивающим взглядом. Грязь, навоз и трава оставили яркие следы на его джинсах и рубашке. Глаза покраснели от долгого пребывания на солнце. И Анна вдруг почувствовала нежность к нему. Этот человек так тяжело работает не только на себя, но и на ее родителей. Это вызывало глубокое уважение к нему. — Ты и сам выглядишь не лучше.
— Я привык к такой жизни, а ты нет.
— Наверное, ты считаешь, что моя профессия не требует самоотдачи, — сказала она.
— Я ничего не понимаю в твоей профессии, но уверен, что после игры на фортепьяно ты выглядишь вовсе не так. Пойдем в дом, я попробую привести твои руки в порядок.
— Мигель, это всего лишь волдыри. Мигелю совсем не хотелось спорить с ней в такое время. Ему было ясно, что завтра она не сможет встать с постели, и надо позаботиться о том, чтобы найти ей замену.
— Твои руки надо обработать и перебинтовать, — отрезал он.
— Но как я смогу принять ванну с бинтами на руках? Не могу же я лечь в таком виде! — Она с отвращением поглядела на свою грязную одежду.
— Ладно, я подожду, пока ты выйдешь из ванной, — предложил он.
Он выпустил ее руки, но Анна не успела вздохнуть от облегчения, что он уже не касается ее, как Мигель обнял ее за плечи и вывел из конюшни.
— Надеюсь, что у Хло в холодильнике остались хоть какие-то продукты, — сказал он, — а то я уехал до того, как повар приготовил ужин.
— И часто ты совершаешь набеги на холодильник моих родителей? — сухо осведомилась она.
— Как только они уезжают, я сразу же ворую их драгоценности, чтобы купить себе выпивку, — ответил он, запирая дверь на замок.
Обернувшись, он заметил усмешку на ее лице и подумал, что она вообще вряд ли умеет улыбаться по-доброму.
Когда они вошли в дом, Анна тут же ушла в ванную. Мигель вымыл руки на кухне и проверил содержимое холодильника. Как он и предполагал, там оказалось целое блюдо бифштексов. Он засунул их в микроволновку и занялся приготовлением салата.
Когда Анна появилась на кухне, ужин был готов, на плите дымился крепкий кофе. Она замерла от удивления.
— Так ты не шутил насчет холодильника? — вырвалось у нее.
— Конечно, нет. Твои родители всегда уговаривали меня не стесняться. Когда я тут оказываюсь, то непременно пользуюсь случаем, — ответил он с усмешкой.
Анну покоробило. Человек, не проработавший здесь и года, уже чувствует себя как дома, хотя она сама, выросшая на этом ранчо, за период странствий как бы отвыкла и ощущает себя почти чужой. Увы, здесь многое изменилось. Или она изменилась?
Мигель жестом пригласил ее к столу.
— Садись, я посмотрю твои руки перед едой, — сказал он.
Анна хотела было ответить, что это не его забота, но прикусила язык. В конце концов, он хотел ей помочь, а быть неблагодарной она не могла. Она уселась и положила руки на стол ладонями кверху. Мигель достал аптечку из холодильника. Увидев волдыри на ее руках, он едва сдержался, чтобы не выругаться вслух. Подумать только, как долго ему придется терпеть ее выходки!
— Ты всегда была такой упрямой? — спросил он, обрабатывая рану.
— Нет, упрямцем в семье всегда считался мой брат Адам. Если уж что-то вобьет себе в голову, то никакими силами его не уговорить.
— Хм. Если бы вы не были так похожи внешне, я бы никогда не подумал, что вы близнецы. Уж очень вы разные.
— В каком смысле?
Он поднял голову и внимательно посмотрел на нее. И вновь Анна ощутила себя раздетой под этим пристальным взором. Она с трудом заставила себя дышать ровно, как будто для нее ничего не значат ни его взгляды, ни прикосновения его рук.
— Твой брат не производит впечатления трудного подростка.
— Если ты так думаешь, то совершенно не знаешь Адама. У него свои демоны в голове.
— У всех есть свои демоны. Но он по крайней мере обладает хорошим чувством юмора. Умеет смеяться и часто это делает.
— Но ты сам, похоже, не обладаешь этим замечательным качеством, — холодно парировала она.
— Мало найдется людей, которые не потеряют чувства юмора перед разгневанной тигрицей, — ответил он, продолжая обрабатывать ее раны.
Боль и ярость заставили Анну сжать зубы.
— Ты просто невыносим. Теперь мне понятно, почему ты живешь здесь совершенно один.
Он лениво скользнул взглядом по ее лицу.
Анна почувствовала, как бешено заколотилось ее сердце. Она никогда не встречала человека, который действовал бы на нее так.
— Я живу один, потому что меня это устраивает. А не потому, что я вынужден.
Он занялся перевязкой, и Анне оставалось только изучать волнистые пряди темных волос у него на затылке, следить за ловкими движениями больших рук. От него исходил запах пота, пыли, лошадей.
— Мама говорила, что ты был женат, — услышала она себя, прежде чем успела остановиться.
Он даже не взглянул на нее.
— Да, это правда. Я был женат. Один раз.
— Думаю, тебе не хочется рассказывать, что произошло?
Он поднял на нее хмурые глаза.
— Как это — что произошло? — переспросил он.
— Ну, почему вы расстались.
— Скажем, она хотела больше, чем я мог ей дать.
В его голосе чувствовалась горечь. Анне стало интересно, сколько времени прошло с их развода. Со слов матери она поняла, что много. Значит, он либо все еще любит свою бывшую жену, либо ненавидит. Ей хотелось бы это знать… почему, интересно?
Тем временем Мигель кончил бинтовать ее ладони, внимательно осмотрел результаты своей работы, сложил бинты в аптечку и убрал ее назад в холодильник.
Туго перевязанные руки болели гораздо меньше.
— Спасибо большое, Мигель, — поблагодарила она его.
Он не ожидал от нее никакой благодарности. Поступки этой женщины совершенно непредсказуемы…
— Да пожалуйста, — пробормотал он. Внезапно он смутился и, чтобы скрыть это, повернулся к холодильнику.
Они занялись едой, потом Анна сказала:
— Мне кажется, что ты не говорил мне, почему решил вернуться на ранчо. Ведь тебе было гораздо проще оставаться с ковбоями. Утром снова придется пускаться в далекий путь.
Он взглянул на нее и тут же пожалел об этом. Вид Анны с мокрыми кудряшками и едва застегнутой одеждой мог сбить с толку любого мужчину. И дело было даже не в сексуальности. Сердце сжималось, когда он глядел на это хрупкое, нежное создание, попавшее в неожиданный переплет. Огромный синяк на лбу, перебинтованные руки, которыми и есть-то было трудно. Выглядела она молоденькой и невинной, хотя он знал, что ей пришлось многое пережить.
— Мне захотелось узнать, нет ли новостей от Адама. Ну и потом… надо было посмотреть, все ли в порядке на ранчо.
— Но я же на ранчо. Так что нечего особенно беспокоиться. Да я и не помню, чтобы здесь что-то случалось с тех пор… — Она замолчала на полуслове.
— …с тех пор, как Белинда Уоллер пыталась сжечь ранчо двадцать с лишним лет назад, — докончил он за нее.
Она удивленно подняла брови.
— Ты знаешь эту историю?
Он помолчал, потом кивнул.
— Я не говорил об этом, думая, что ты не знаешь.
Она спокойно встретила его взгляд, как бы давая понять, что не стыдится обстоятельств, при которых они с братом появились на свет.
— Адам и я много лет знаем, что Белинда Уоллер была нашей физической матерью, а Томас Мердок — отцом. Хло и Виатт никогда не делали из этого секрета. Они поддерживали в нас гордость за наше родство. И мы им гордимся. Хотя, конечно, мне трудно примириться с мыслью, что мать оставила нас с братом на ступеньках этого самого дома, как корзину с бельем.
Мигель тяжело вздохнул. Ему вовсе не хотелось иметь что-то с этой женщиной. Она была намного богаче, чем многие женщины. Тем не менее глубоко в ее светло-зеленых глазах затаилась боль. Мигель отлично понимал, что значит предательство близкого человека.
— Насколько я знаю, она была больна, некоторое время даже употребляла наркотики. Наверное, считала, что о вас лучше позаботится ваш отец.
— Да, она не знала, что он к тому времени уже умер от сердечного приступа. На самом деле я все прекрасно понимаю. Просто заложенный во мне материнский инстинкт отторгает саму мысль о том, чтобы бросить свою плоть и кровь. Подумать только, она пыталась сжечь ранчо и чуть не убила мою тетю Роуз и дядю Гарлена!.. Врагу своему такого не пожелаю. Удивительно, что ты все это откуда-то знаешь.
— Думаю, что история Белинды и Томаса будет долго еще обсуждаться в нашем графстве. К тому же вы ведь с братом продолжаете быть его гражданами.
Анна почувствовала, что больше не сможет проглотить ни кусочка.
— Белинда вела дневник. Папа сохранил его. Когда мы с Адамом были подростками, он дал нам прочитать его, чтобы мы могли лучше понять свою мать. Тем не менее мне кажется, что я никогда не сумею понять, как она совершила такое. Хотя может быть, это была любовь.
Мигель не ожидал от нее такого откровенного разговора о своей семье. До сих пор Анна уклонялась от малейшего намека на подобные разговоры. То, что Анна так открылась перед ним, обрадовало и одновременно взволновало Мигеля. Он не хотел быть привязанным к этой женщине никоим образом. Но его тянуло к ней, и он не в силах был противостоять этому.
— Я ничего не могу сказать про нее, но что касается твоих родителей, то я уверен, что они очень любят вас с братом.
— О лучших родителях, чем Хло и Виатт, нечего и мечтать, — согласилась она и вопросительно посмотрела на него. — А у тебя, Мигель, есть семья?
Он покачал головой.
— Мой отец умер от сердечного приступа несколько лет назад. После его смерти мать уехала в Мехико к своей сестре.
— Твои родители из Мехико?
— Мой отец был гражданином США. А мать оттуда. Наверное, поэтому туда и уехала в конце концов. Она чувствует себя там на родине.
— А братья или сестры у тебя есть?
— Младшая сестра. Она живет в Колорадо.
Все это очень удивило Анну. Он совершенно не был похож на человека, у которого есть родственники. Такой одинокий волк. Вот насколько может быть обманчивым первое впечатление. Наверное, еще много неожиданного она узнает о нем до своего отъезда.
Тем временем Мигель покончил с едой и занялся кофе. Но когда он собирался уже налить в ее чашку, она закрыла ее рукой.
— Нет, спасибо. Я не хочу больше ни есть, ни пить. Кроме того, боюсь, что если выпью еще кофе, то совсем не смогу уснуть.
— Ты настолько устала, что уснешь в любом случае, — заметил он.
Анна вспомнила, сколько бессонных ночей провела в последнее время. Не спасала и работа. Как только ее голова касалась подушки, тут же наваливались бесконечные вопросы, проблемы и сомнения.
И обязательно она мысленно все время возвращалась на ранчо, к своей семье. Никогда не думала, что можно так скучать по дому.
Она вскочила и понесла тарелку к раковине. Но внезапно почувствовала страшную слабость в ногах и тяжело облокотилась о стол. Ей ни за что не хотелось, чтобы Мигель заметил это.
— Анна?
Это он что-то сказал ей на ухо? Она попыталась повернуться и почувствовала его дыхание у своего лица, потом его рука обхватила ее за плечи.
— Ничего страшного, Мигель, — тихо прошептала она. — Но думаю, что мне надо лечь в постель.
Он с облегчением вздохнул.
— Хорошо. Где твоя кровать?
— А что?
— Я отнесу тебя, — прошептал он. — И не возражай, пожалуйста. У меня не то настроение, чтобы слушать твои возражения.
Анна не могла возражать. Она так нуждалась в его поддержке, любви. Она так хотела быть любимой!
Но Мигелю она не нужна! Он заботится о ней только из-за ее родителей.
О господи, думала Анна, когда он нес ее в спальню, что же мне теперь делать?
Мигель положил ее на огромную кровать, выпрямился и посмотрел на нее сверху.
— По-моему, мне нужно остаться здесь на ночь, Анна, — сказал он.
Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами и, к своему ужасу, только кивнула в ответ.
Глава ПЯТАЯ
Будильник звонил и звонил, как назойливая муха. Она протянула руку, попыталась нащупать кнопку и свалила будильник на пол. Но он, к счастью, перестал звонить, и Анна открыла глаза.
В комнате царила полная темнота. На какое же время она завела будильник? Облокотившись, она всмотрелась в светящийся циферблат и вслух застонала. Все тело у нее болело, пальцы не сгибались.
Бинты тут же напомнили о Мигеле, и по телу разлился сладкий жар. Слава богу, он не мог вчера прочитать ее мысли. Иначе она просто не могла бы смотреть ему в глаза.
Когда он пожелал спокойной ночи и сказал, что будет в спальне для гостей на случай, если ей вдруг понадобится его помощь, Анна почувствовала такое острое разочарование, что с трудом смогла его скрыть. А потом смутилась.
Как она могла подумать о том, что он захочет заниматься с ней любовью? Мужчина, которому она даже не нравится!
Закрыв глаза, Анна снова застонала. Хватит, нечего валяться и предаваться самоуничижению. Нужно вставать и заниматься делами. Лошадей надо кормить и выпускать из стойл.
Глядя на закрытую дверь своей спальни, Анна вдруг подумала, что спала так крепко, что даже не знает, ночевал ли Мигель на ранчо, как обещал. Он вполне мог подумать, что она обойдется без него, и уехать.
Она застелила кровать и поспешно оделась. Спустя пять минут уже оказалась на кухне. Там никого не было, чувствовался запах кофе, а на холодильнике была прикреплена маленькая записка: «Анна, я уехал на пастбище. Постараюсь как можно быстрее выслать к тебе двух парней на помощь. Мигель». Она перевернула бумажку, но так и не нашла никакого упоминания о том, когда приедет он сам.
«Мне вовсе и неинтересно это знать», — пыталась она убедить себя. Ей не надо, чтобы он учил ее ухаживать за лошадьми, это она умеет с детства.
В комнате царила полная темнота. На какое же время она завела будильник? Облокотившись, она всмотрелась в светящийся циферблат и вслух застонала. Все тело у нее болело, пальцы не сгибались.
Бинты тут же напомнили о Мигеле, и по телу разлился сладкий жар. Слава богу, он не мог вчера прочитать ее мысли. Иначе она просто не могла бы смотреть ему в глаза.
Когда он пожелал спокойной ночи и сказал, что будет в спальне для гостей на случай, если ей вдруг понадобится его помощь, Анна почувствовала такое острое разочарование, что с трудом смогла его скрыть. А потом смутилась.
Как она могла подумать о том, что он захочет заниматься с ней любовью? Мужчина, которому она даже не нравится!
Закрыв глаза, Анна снова застонала. Хватит, нечего валяться и предаваться самоуничижению. Нужно вставать и заниматься делами. Лошадей надо кормить и выпускать из стойл.
Глядя на закрытую дверь своей спальни, Анна вдруг подумала, что спала так крепко, что даже не знает, ночевал ли Мигель на ранчо, как обещал. Он вполне мог подумать, что она обойдется без него, и уехать.
Она застелила кровать и поспешно оделась. Спустя пять минут уже оказалась на кухне. Там никого не было, чувствовался запах кофе, а на холодильнике была прикреплена маленькая записка: «Анна, я уехал на пастбище. Постараюсь как можно быстрее выслать к тебе двух парней на помощь. Мигель». Она перевернула бумажку, но так и не нашла никакого упоминания о том, когда приедет он сам.
«Мне вовсе и неинтересно это знать», — пыталась она убедить себя. Ей не надо, чтобы он учил ее ухаживать за лошадьми, это она умеет с детства.