— Позволь мне, — проговорил он, когда она пыталась завязать шнурки своего платья. Розалинда с трудом глотнула воздух, когда его большие руки проворно затянули боковые разрезы ее платья, и не смогла произнести ни слова. Да и что говорить после такого потрясения? Что надо делать, когда человек, который только что дал ей ошеломляющее наслаждение, теперь возвращается к своей повседневной роли слуги и ратника? Как должна женщина обращаться к любовнику?
   Эрик решил это за нее.
   — Будет лучше всего, если ты уйдешь сейчас же, — сказал он, отступая от нее. Ей вспомнилось, что голова Эрика почти касалась низких стропил.
   — Д-да, — согласилась она, еле шевеля губами.
   Куда уж лучше, говорила она себе, осторожно спускаясь по лесенке и поспешно направляясь к выходу из конюшни. Хорошо бы унести отсюда ноли, пока никто не заметил ее отсутствия. Однако весь остаток дня Розалинда ощущала внутри ноющую пустоту от такого холодного расставания. И сейчас, когда вокруг нее рекой текли вино и эль, а вечерняя трапеза становилась все более шумной, она все размышляла, было ли ему так же тяжело видеть ее уход, как ей — уходить.
   В этот момент поток ее сумбурных мыслей прервали.
   — Я же сказал тебе, что сэр Гилберт спрашивал насчет эля, — слегка повысив тон, сказал ее отец, потому что в первый раз Розалинда не ответила. — Он хочет похвалить пивовара.
   Розалинда повернула виноватое лицо к гостю:
   — О, сэр Гилберт, благодарю вас за лестные слова. Я передам ему…
   — Если бы вы оказали мне такую честь и проводили меня, я охотно скажу ему это сам.
   Хотя отец и молчал, Розалинда видела, что отказываться не следует. С натянутой улыбкой она встала из-за стола и приняла предложенную Гилбертом руку. Когда они вдвоем выходили из залы, сзади слышались перешептывания, но Розалинда пыталась уверить себя, что это к лучшему. В конце концов, никто не станет связывать ее имя с Черным Мечом, если будут сплетничать о них с Гилбертом.
   — Мы с вашим отцом беседовали о вас, — начал сэр Гилберт, когда они вышли во двор.
   — Обо мне? — повторила она. Хотя в смысле его слов нельзя было усомниться, ее удивила такая дерзость.
   — Умоляю вас не играть моими чувствами, леди Розалинда. Разумеется, вам известно, что я говорил с ним о вас. И конечно, вы знаете, что я стремлюсь к союзу между вами и мной и между нашими владениями — Стенвудом и Дакстоном.
   Он остановился и в подтверждение сказанного крепко сжал ее руки. В лунном свете он казался серьезным и более привлекательным. Жестокая складка у рта исчезла в искренней улыбке, но тень скрывала выражение глаз.
   Розалинда изо всех сил старалась сохранить любезную мину на лице. Сердце бешено стучало, но не из-за Гилберта. Если он и вызывал в ней какое-то чувство, то только гнев — за то, что выманил ее из залы под предлогом похвалы пивовару.
   — Отец не обсуждал со мной эту тему, — ответила она, стараясь освободить руки.
   — Но он говорил вам, что ищет для вас мужа.
   — Да, — неохотно признала Розалинда. — Говорил.
   — И хотя это всего лишь его странная причуда, он обещал вам свободу в выборе жениха.
   Это напоминание вернуло Розалинде присутствие духа.
   — Совершенно верно. Но вам следует понять, сэр Гилберт, что я еще не познакомилась с другими рыцарями, которых он мне назвал. Я, конечно, очень польщена вашим вниманием ко мне… лучшего комплимента и быть не может. Но я бы огорчила отца столь поспешным решением, когда он так великодушно доверил мне этот важный выбор.
   Даже в темноте Розалинда поняла, что ответ ему не понравился. Но, не желая так просто отступаться, он продолжал настаивать более спокойным тоном:
   — Прекрасная Розалинда, я только умоляю вас отнестись благосклонно к моему предложению. — Он поднес ее руки к губам и поцеловал ее пальцы. — Скажите лишь одно: не привлек ли ваше внимание кто-нибудь другой?
   Розалинда мгновение колебалась, прежде чем ответить. Кое-кто не просто привлек ее внимание. Кое-кто украл ее сердце, и если она когда-нибудь сможет справиться с такой потерей, то лишь через много лет. Но как раз об этом сэр Гилберт не должен знать ни в коем случае. И никто другой. К тому же вопрос Гилберта относился лишь к тем благородным рыцарям, которые могли рассчитывать завоевать ее — а вместе с ней и Стенвуд.
   — Я ни с кем еще не знакома, сэр Гилберт. Только с вами. Однако мой отец пригласил на турнир множество гостей и, без сомнения, пожелает обратить мое внимание на некоторых из них.
   — Тогда я первый из их числа, — заявил он с улыбкой и шагнул к ней. В невольном испуге она сделала шаг назад.
   — Так мы пойдем к пивовару? — нетерпеливо напомнила она.
   — Сейчас.
   И прежде чем она успела уклониться, он накрыл ей рот поцелуем:
   Розалинда задохнулась от изумления и еще больше оскорбилась, когда его язык вторгся к ней в рот, прорвавшись между раскрытыми губами. Она отшатнулась назад, сердито вырывая из его рук свои.
   — Как вы смеете… — выдохнула она, еле сдерживая слезы.
   — Простите, Розалинда. Заклинаю вас простить мою пылкость. Если бы вы знали, как действует на меня ваша близость…
   Она приготовилась ответить, что тогда ей бы лучше держаться от него на расстоянии, но внезапно передумала. Если слишком явно проявлять отчужденность, то отец, без сомнения, заинтересуется, в чем дело, и тогда начнутся расспросы. Он уже выражал недовольство ее постоянными попытками уклониться от всяких разговоров о возможном замужестве и воспримет холодность к сэру Гилберту как новое доказательство сопротивления браку вообще. Чего доброго, он даже возьмет назад свое обещание предоставить ей свободу выбора. Преодолевая отвращение, Розалинда обратилась к Гилберту, ожидавшему ответа:
   — По-моему, нам лучше вернуться в залу.
   — Но как же с пивным погребом? — настаивал кавалер. — Обещаю вести себя наилучшим образом, — добавил он, изобразив на лице то, что считал лукавой улыбкой.
   Розалинда опустила глаза. Казалось бессмысленным отвергать его просьбу. Но когда она кивнула и затем двинулась в нужном направлении, подчеркнуто не замечая предложенной руки, ее чувства снова пришли в полнейшее расстройство. Влажный поцелуй сэра Гилберта вызвал у нее лишь тошноту. Ей было даже подумать противно, что она могла бы открыть рот для его непрошеных лобзаний, а ведь поцелуи Эрика волновали ее до глубины души. Она открыла не только рот, но и всю себя его смелым ласкам и целиком отдалась во власть безграничного наслаждения. Двое мужчин, оба молодые и привлекательные. Как это получается, что один оставляет ее холодной, а из-за другого в ней вспыхивает такое пламя?
   Они прошли к погребу, не заметив в тени кожевни неподвижную мужскую фигуру. Эрик, не шевелясь, провожал их взглядом. Глаза его горели неистовой яростью, но в душе словно бушевал ледяной шторм.
   Его жена и его враг! Это больше, чем может вынести мужчина, но разум напоминал, что пока надо сдерживаться. Все станет на место; еще не время действовать. Теперь он знал, кто его враг, кто замышлял повесить его как простого вора. Теперь этот человек наконец близко. Но нужно сделать все как подобает. Их вражда началась на поле чести. И там же она закончится. Он будет сражаться с Гилбертом на арене. Он откроет перед всеми свое имя и звание и вызовет врага на честный бой — бой насмерть.
   Эрик проследил, как Розалинда и Гилберт вошли в погреб, затем заставил себя отвернуться. Его аппетит вдруг пропал, и поздний ужин в парадной зале потерял свою привлекательность. Он видел, как этот стервятник, Гилберт, целует Розалинду, и его выворачивало наизнанку. И все же хотя можно было выйти из темноты и преградить им путь, он так не поступил. Неужели жажда мщения полностью подавила в нем чувство чести? Не встать на защиту женщины, которую он любит…
   Женщина, которую он любит!
   При этом неожиданном признании он застыл на месте. Женщина, которую он любит. Неужели она покорила его? Он пытался найти хоть один разумный довод, который позволил бы отмахнуться от подобного вздора, но было уже ясно: это не вздор, а чистая правда. В своих многочисленных интрижках с женщинами он никогда не искал любви, хотя и не видел надобности избегать ее. А теперь его сердцем завладела женщина, с которой ему было так трудно, как ни с одной другой.
   Незваные воспоминания о ней обнаженной, принявшей на себя тяжесть его тела — снова затуманили разум. Каким сладостным был ее отклик на ласки! Как беззаветно она устремлялась навстречу его порыву! То было совершенное слияние двух душ, что-то особенное, что могло быть только у них двоих.
   Но то было вчера. А сейчас?… Женщина, которую он любит, прогуливается с его злейшим врагом. Не сошел ли он с ума, дожидаясь, когда сможет сразиться с Гилбертом на поле чести?
   Немалого труда стоило ему совладать со слепой яростью, которая требовала, чтобы он сейчас же, немедленно отыскал Гилберта из Дакстона и вышиб из него дух.
   Время моего возмездия придет, говорил себе Эрик снова и снова. Мое время придет.

23

   Казалось, странное напряжение охватило замок, хотя Розалинда не могла до конца понять почему. Возможно, причиной была безмерная усталость, которую еще усугубляли добродушно-безжалостные шутки отца и постылое присутствие сэра Гилберта. Однако дело было в чем-то другом.
   Клив, в течение последних недель поглощенный своими обязанностями оруженосца и почти не приближавшийся к Розалинде, теперь все чаще и чаще оказывался рядом. Как раз этим утром он с удовольствием помогал копать ямки для зверобоя и мяты, которые она собиралась пересадить из леса. Хотя между ними почти восстановились легкие, дружеские отношения, сложившиеся в Миллуорте, он, казалось, все время наблюдает за ней.
   И еще Эрик из Уиклиффа. Они не виделись со времени их свидания на чердаке конюшни. Какая-то частица ее существа чувствовала облегчение, что он не преследовал ее с тех пор, потому что Розалинда твердо знала: у нее не хватит сил отказать ему. И все-таки разочарование оказывалось сильнее облегчения. Он явно избегал ее, но почему? Это было как-то связано с Кливом, хотя такая мысль казалось нелепой. Вряд ли Эрик просто пошел бы на поводу у юного Клива. Но внутреннее чувство подсказывало: какая-то связь тут есть. Не будь Розалинда так занята приготовлениями к предстоящему приему гостей, беспокойство свело бы ее с ума. Но она сосредоточила все силы на хлопотах по хозяйству, стараясь унять тревожную игру воображения.
   Только ночью, падая наконец в изнеможении на кровать, разрешала она себе роскошь отдаваться мыслям о загадочном Эрике. Когда ночь окутывала ее спасительной темнотой, в памяти всплывали минуты, которые они провели вместе. Притворяться перед собой не имело смысла. Она полюбила его, хотя из этого не могло выйти ничего хорошего. Как ни угнетала ее греховность собственных бесстыдных воспоминаний, она утешала себя тем, что по крайней мере перед Богом они с Эриком муж и жена. Но это было слабое утешение, потому что в конце концов год пройдет и нельзя будет больше откладывать неизбежное. Придется выйти замуж за кого-то другого. Уже начали прибывать гости на турнир — некоторые издалека, от границы с Шотландией. Розалинда знала, что должна выбрать одного из них в мужья; но знала она и то, что никогда не полюбит вновь.
   — Сэр Эдольф — достойный человек, — заметил сэр Эдвард Розалинде, наблюдая за дюжим рыцарем, который тренировался на арене. — Он второй сын моего друга Роберта Блэкберна, лорда Вигена. И хороший боец, — добавил он восхищенно.
   — Сразу видно, что он благородный рыцарь, — вполголоса со-гласилась Розалинда, хотя накануне она с неудовольствием отметила его обжорство и пристрастие к элю.
   — Он бьется врукопашную, как дьявол, — продолжал отец, не подозревая, что дочери это неинтересно. Он рассеянно отошел в поисках сэра Роджера, в то время как Клив придвинулся ближе к Розалинде.
   — Сэр Эдольф — достойный человек, — повторил он слова ее отца. — И он был очень рад с вами познакомиться.
   — О! Ну а его сестра Маргарет была очень рада познакомиться с тобой, — колко ответила Розалинда, кинув ему лукавый взгляд.
   — Она просто ребенок! — горячо запротестовал он и нахмурился, забыв о своем намерении подразнить Розалинду.
   — Ей одиннадцать. Как раз подходящий возраст для помолвки. И она очень хорошенькая. Зачем же еще сэр Эдольф привез ее сюда, если не для того, чтобы найти ей титулованного мужа?
   Клив ответил, испытующе взглянув на нее:
   — На этих праздниках вас должно заботить не мое будущее и не ее, а ваше собственное. От этого не уйти, миледи.
   — Почему-то каждый считает своим долгом напомнить мне об этом, — отпарировала она. Затем вздохнула и устыдилась своей резкости, увидев его хмурое лицо. — Прости меня. Мне не за что на тебя сердиться. Но понимаешь… — Она еще раз вздохнула, не в состоянии объяснить, почему чувствует себя такой несчастной.
   — Похоже, что вы вообще не хотите выходить замуж, — сказал Клив спокойным тоном, не сводя с нее карих глаз. — Но вы же знаете, что этого не миновать. Для женщины и нет других путей. Если только… — Он запнулся, как будто не хотел произносить эти слова и даже подумать так. Затем его челюсти сжались, а глаза впились в побледневшее лицо хозяйки. — Не могло ли так случиться, что вы отдали свое сердце кому-то… кто для вас недостижим?
   Возразить она не смогла: ее огромные глаза наполнились слезами, которые грозили вот-вот пролиться. Она отвернулась и ушла бы прочь, но рука Клива удержала ее на месте.
   — Он все еще не дает вам покоя? — буркнул молодой оруженосец.
   Розалинда подняла к нему лицо, на котором отражалось смятение чувств, бушевавших в ее душе.
   — Нет, — прошептала она. — Он меня избегает. И очень упорно. — Проглотив комок в горле, она выдавши слабую улыбку:
   — Не знаю, как ты этого добился, но знаю, что без тебя тут не обошлось. Видимо, я должна благодарить тебя…
   Она резко повернулась и заспешила прочь от него. А Клив долго оставался на том же месте, глядя ей вслед, но думая о человеке по имени Эрик.
 
   — Пресвятая Дева, ну где же мы их всех разместим? — бормотал конюший, глядя, как во двор конюшни вводили все новых верховых и вьючных лошадей. — Куда девать все эти доспехи? Поди-ка сюда, паренек. — Он подозвал Клива, который в качестве оруженосца должен был позаботиться об имуществе рыцарей из Холифилда. — Только тюки пока не распаковывай. Сперва перетащи эту поклажу под навес — вон туда, налево. Только поосторожнее, — добавил он. — Это пожитки сэра Гилберта, а он человек такой, что с ним шутки плохи. Не дай Бог, если наша госпожа ему достанется, — прибавил он шепотом.
   Клив ничего не ответил конюшему на столь неуместные рассуждения. Он не очень им удивился. С первого взгляда становилось ясно, что с сэром Гилбертом Дакстоном лучше не иметь никаких дел. По глубочайшему убеждению Клива, леди Розалинда была слишком проницательна, чтобы выбрать себе в мужья человека вроде этого. Но ведь ей, кажется, вообще никто из них не нужен, подумал он, вспоминая их недавний разговор.
   С самым пасмурным видом он привязал лошадей к ограде и двинулся к вещам сэра Гилберта. Розалинда должна будет сделать выбор, продолжал размышлять Клив, осторожно передвигая тяжелые тюки, хорошо упакованные в бумазею. Теперь она несчастна, но когда выйдет замуж и заведет ребенка…
   При этой мысли он резко выпрямился, забыв о длинном свертке, который тут же свалился на пол. Ребенок? Мог ли быть ребенок от ее связи с Эриком? Он не подумал о такой возможности. А не из-за этого ли ее так сильно тревожит предстоящее замужество?
   Не имея светского опыта и не зная женщин, Клив не мог судить, как поступают благородные леди в подобных обстоятельствах. Даже если бы Розалинда была влюблена в этого громилу, она, разумеется, не могла видеть в нем возможного мужа и отца своих детей. В глубокой задумчивости он рассеянно передвинул тяжелый узел на полу, а затем отпустил крепкое проклятие, потому что матерчатая упаковка ослабла и из нее вывалилась часть оружия. Виновато оглянувшись, он начал быстро собирать все обратно. Это были военные доспехи сэра Гилберта, понял он, и тот поднимет на ноги всех чертей, если узнает о случившемся.
   Но, потянув за один из упавших мечей, он вдруг остановился. Меч выскользнул из ножен на пару дюймов, открыв основание клинка, и это был такой клинок, что невольно приковал внимание Клива. Медленно вытащил он широкий меч из простых ножен. Затем у него вырвался тихий свист восхищения. Меч был великолепен, как ни один из виденных Кливом раньше. Он не имел поражающей воображение рукояти, инкрустированной золотом или драгоценными камнями. Напротив, меч был совсем простой, и простота отделки сразу бросалась в глаза. Примечательным его делал сам длинный острый клинок: он был черным как смоль и выглядел зловеще, как полночь!
   Клив уставился на меч, пытаясь извлечь какой-то смысл из неожиданного открытия. Могло ли быть случайностью то, что такой черный меч появился вслед за прибытием в Стенвуд человека по имени Черный Меч? Умом он понимал, что на свете может существовать не один черный меч, но все же не мог пренебречь возникшим у него недобрым предчувствием. Эрик был преступником, известным как Черный Меч, почему же тогда этим мечом владеет сэр Гилберт? Так и не найдя никаких объяснений, Клив вложил тяжелый меч обратно в ножны и быстро связал его с остальными. Оставшуюся работу он выполнил без проволочек, перетаскивая добро сэра Гилберта и разгружая лошадей с невиданной доселе расторопностью. Затем отвел лошадей во двор конюшни и поспешил на поиски единственного человека, который мог пролить свет на всю эту странную цепь событий.
   Когда Клив отыскал Эрика, тот находился на крепостном валу и наблюдал за внешними воротами. Двор замка внизу был полон слуг и гостей. Кроме самого замка, для предстоящего празднества была отведена часть поля. Ряд косцов двигался поперек луга, с косами в руках; с этого расстояния они выглядели как муравьи за работой. Несмотря на многолюдье вокруг, Клив и Эрик были совершенно одни.
   Когда юноша остановился перед ним, Эрик взглянул на него с любопытством:
   — Если хочешь получить еще урок, надо подождать конца ужина. — Клив помедлил с ответом, и тогда Эрик всмотрелся в него более внимательно.
   — Как ты получил имя Черный Меч? — без обиняков спросил юноша.
   От прямого ответа Эрик уклонился.
   — Я думаю, об этом достаточно легко догадаться. Почему ты спрашиваешь?
   Темные брови Клива сдвинулись в одну линию, пока он изучал стоящего перед ним человека.
   — Тогда где же твой черный меч?
   При этих словах Эрик посуровел, и выражение его лица стало мрачным.
   — А ты его нашел? Может быть, среди имущества кого-нибудь из гостей? — Клив мог не отвечать, потому что Эрик уже понял это. Глаза его стали холодными как лед, когда он пристально посмотрел на юношу:
   — Ты расспрашивал рыцаря, который носит этот меч?
   — Нет, я подумал, что лучше, если… — Он запнулся, не находя слов.
   Открытие, что меч в Стенвуде, явно воодушевило Эрика, подкрепив его убеждение, что приближающийся турнир предоставит ему случай расквитаться с Гилбертом раз и навсегда. Но нерешительность Клива заставила его задать еще один вопрос:
   — Сначала ты пришел ко мне. Почему?
   Клив стойко встретил его тяжелый, сумрачный взгляд.
   — Я подумал — конечно, только на миг, — что, может быть, сэр Гил… этот рыцарь и есть настоящий разбойник, раз он владелец этого меча. Но теперь, на мой взгляд, гораздо больше похоже на то, что этот меч он получил от тебя.
   В его тоне слышалось презрение, но выражение лица было почти разочарованным.
   — Да, — допустил Эрик, — сэр Гилберт получил меч от меня, если можно так выразиться. — Затем он пристально посмотрел в сторону поля, где намеревался отомстить за себя гнусному Гилберту. — Тебе лучше забыть про этот меч, Клив, и держаться от всего этого подальше.
   — Всего этого? Что ты имеешь в виду?
   Эрик стряхнул мрачную задумчивость и повернулся к юноше:
   — Это тебя не касается.
   — Раз это касается милорда Эдварда или миледи Розалинды, то должно касаться и меня.
   Эрик почти улыбнулся в ответ на вызывающий взгляд юноши. Клив будет достойным человеком и храбрым рыцарем, подумал он снисходительно. У парня есть мужество и глубокое чувство верности. Все, чего ему не хватает, — это силы и опыта, а это придет со временем. Выражение лица Эрика стало почти одобрительным, когда он обратился к юноше:
   — Сэру Эдварду я предан. Леди Розалинда… — Он остановился, тщательно выбирая слова. — Благополучие леди Розалинды для меня превыше всего. Я не желаю зла никому из живущих в Стенвуде.
   Но от Клива было нелегко отделаться,
   — Как же ты потерял свой меч? Не думаю, чтобы ты мог легко уступить такое прекрасное оружие. — Затем лицо юноши изменилось: новая мысль осенила его. — А он знает, что ты здесь?
   Остатки добродушия Эрика окончательно улетучились.
   — Сэр Гилберт скоро узнает об этом, но только от меня и ни от кого больше. Это ясно, Клив? — Ледяная угроза в его голосе повисла в воздухе, пока Клив обдумывал эти последние слова.
   — Мне легче было бы хранить молчание, если бы я больше знал о тебе и твоих отношениях с сэром Гилбертом, — медленно ответил юноша.
   — Твое недоверие ко мне очевидно с нашей первой встречи. А ты ждешь, что я доверюсь тебе в таких вещах, которые лучше держать при себе?
   — По-моему, выбор у тебя небогатый — расхрабрился юноша. — Стоит мне указать на тебя сэру Гилберту…
   — Нетрудно заставить мужчину замолчать. А мальчика — тем более.
   Эрик остался спокоен. Он был удовлетворен тем, что Клив побледнел от угрозы, но на него произвело впечатление и то, что паренек все еще не отступил.
   — Я не могу допустить, чтобы ты нападал на гостей лорда Эдварда.
   — У меня нет намерения застать его врасплох. Нож в спину — это не в моих привычках, так что можешь успокоиться на сей счет. Нет, мы с ним встретимся, потому что этого требует справедливость. Но встретимся на поле чести.
   При этом удивительном высказывании Клив еще раз взглянул на Эрика:
   — На поле чести? Но ты же не… — Он остановился и продолжил медленнее:
   — Этот меч был твоим. И теперь ты хочешь встретиться с его нынешним владельцем на поле чести… — Его голос прервался, будто смутная догадка стала более отчетливой. — Ты рыцарь, так ведь? Или был им когда-то.
   Эрик намеревался отрицать это, остаться верным тайне, которой он окружил себя с тех пор, как Розалинда отвергла самую мысль о возможности настоящего брака между ними. Он хотел быть для нее желанным независимо от своего происхождения и одновременно страдал из-за своего низкого положения в ее доме. Иногда он думал, что его план — только нелепый плод отчаяния и гордыни.
   А в другие моменты был уверен, что скоро она будет принадлежать ему. Разве их свидание в конюшне не лучшее тому доказательство? Он все еще не хотел открывать слишком много правды; вот пусть сначала она одумается и даст волю своим истинным чувствам.
   — Мое прошлое не имеет значения. Тебе следует заботиться только о будущем и знать, что я не замышляю ничего бесчестного по отношению к сэру Эдварду или леди Розалинде.
   — Но против сэра Гилберта ты кое-что замышляешь, разве нет?
   — Этот мерзавец меньше всего заслуживает звания рыцаря, — огрызнулся Эрик.
   Клив оглянулся, явно выбитый из колеи тем, что сейчас узнал. Во дворе замка все было в движении. Его пристальный взгляд обострился, когда он заметил Розалинду. Она пересекала двор замка, и ее только что перехватил не кто иной, как сэр Гилберт собственной персоной. Эрик тоже увидел их внизу, и выражение его лица стало холодным, как зимняя вьюга.
   — Только бы мне встретиться в бою с этим стервятником, — взорвался он, прибавив крепкое проклятие.
   — Не думаю, что леди Розалинду может одурачить такой человек, как он, — заметил Клив, снова поворачиваясь к Эрику. Его брови недоуменно сдвинулись при виде бешеной ярости на лице собеседника. Затем пришло понимание, и слабая улыбка осветила юношеское лицо.
   — Ей не следует поощрять его, — проворчал Эрик. — Она должна заниматься хозяйством, развлекать дам и держаться подальше от рыцарей.
   — А как еще леди Розалинда сможет перекинуться словом с кем-нибудь из рыцарей, созванных сюда ее отцом? В конце концов, она должна сделать выбор. Возможно, она просто сравнивает их друг с другом — чему тут удивляться?
   Эрик продолжал пристально следить за Розалиндой, и его глаза потемнели, когда сэр Гилберт поймал ее руку и прильнул к ней губами. Хотя она мягко высвободила руку, Эрик все мрачнел, глядя ей вслед, не замечая, что все это время за ним самим неотрывно наблюдает Клив.
   Юношу продолжало тревожить благополучие хозяйки, но открытия последних минут заставили его взглянуть на вещи по-иному. Леди Розалинда должна выйти замуж тут уж никуда не денешься. Ей не позволят выйти за кого попало. И она больше не девственница.
   Но ее все еще влечет к человеку, которого она считает преступником, и он тоже страстно ее желает. Клив слегка покачал головой, ошеломленный тем, как неожиданно вырос Эрик в его глазах. Все теперь представлялось в другом свете.