Белаш Александр Маркович. Красные карлики

   «Какой чудной у неё крем!»
   «Боже, где управление движком?!»
   Секция разблокировалась, кар рванулся вперёд.
   «Ой, валун!»
   Под корпусом раздался звонкий удар, что-то залязгало.
   – Дюза, – оторвался от Бланш фест-лейтенант. – Это дюза, провались она. Закрой шлем! Быстро застегнись! и проверь герметизацию.
   Когда он открыл дверцу, скафандры зашуршали и немного вздулись от избыточного давления. В кабину понесло пыльную метель.
   – Да чтоб её разодрало сверху донизу! Чтоб её сплющило! Ах, тресни она поперёк! парша собачья, в душу ей костыль! – Радио честно передавало всё, что фест-лейтенант счёл необходимым высказать о дюзе.
   – Что там? у нас всё в порядке? – высунулась Бланш.
   – В полном! – Встав, фест-лейтенант в сердцах что есть сил пнул отвисшую, никуда не годную отныне дюзу. – Брось мне вакуумный уплотнитель, он в жёлтом ящике справа, такая чёрная катушка. Перекрой вторую топливную магистраль – красный регулятор, на нём стоит FM2, до упора.
   – Вызвать спасателей?
   – Я тебе вызову!.. – Фест-лейтенант живо представил шквал насмешек, которым его встретят на станции, если кар приволокут на буксире. – Сейчас залатаем и рванём.
   – Мы правильно едем? – допытывалась Бланш, когда кар отмахал минут двадцать сквозь непроглядную бурю. – У тебя верные ориентиры?
   – Вполне. – Сердце фест-лейтенанта билось всё тревожнее, но он не подавал вида, что заблудился. Росло желание убить завгара, подсунувшего столь трухлявый кар.
   – Почему-то мне думается, что надо повернуть туда. – Бланш указала прямо на источник волн, заунывно передающий фразу: «Внимание, вы слышите пеленг базы Хельгеланд. Настройте свой радиокомпас на наш позывной… Внимание…»
   – Чепуха. Я сверяюсь по солнцу.
   – У меня женское чутьё. Оно никогда не подводит. Поверни, пожалуйста. Ты очень хороший парень.
   – А ты вообще прелесть. Ты чудесно умеешь целоваться. У нас всё будет, верно?
   Бланш была почти счастлива. Пусть ненадолго, зато по-настоящему.
   – Надо сговориться, когда поедем в следующий раз. – Фест-лейтенант был убеждён, что она не откажется. – У вас есть график или распорядок на неделю?
   График зависел от «флэшей». Сейчас проект имел лишь три машины, и пока запускали одну, две другие готовили к старту. Сегодня вновь в бросок отправилась Карен. Полёты давались ей трудно, но она справлялась. Удачи ей, пусть всё пройдёт как следует.
   – Смотри, кто-то летит. – Раньше приятеля расслышав гул двигателей, Бланш указала вверх.
   В кирпичном от пыли небе пронеслись еле видимые навигационные огни и бортовой проблесковый маяк.
   – Хм, не рейсовый… Может, с полигона?
   Бланш пригляделась, выбросив как можно дальше вперёд белую сеть и луч взгляда. Похоже на флаер Мошковица. Значит, Карен тоже вернулась!
   – Где наша чернобровая? Как?! неужели старик Джо с ней не наговорился и всё держит у себя?
   – О чём ты? – Албан оторвался от неисправного приёмника. Эту рухлядь он подобрал где-то снаружи, вне купола; починить калеку было невозможно, но в промежутках между полётами Албан скучал без работы. Вдобавок его угнетал тот факт, что на Хамре, как и на борту «Девы», бесплатно принимались лишь каналы правительства и Айрэн-Фотрис. Военная планета, чего вы хотите? Удовольствие смотреть коммерческие передачи здесь стоило недёшево, а купить терминал с декодером защищённых каналов, чтобы смотреть онлайновые новости из Сэнтрал-Сити, было не на что.
   – Она не появлялась. Хотя заходили ребята, справлялись о ней. Альф говорил с ними; спроси его. – Ирвин повёл лучом, указывая на сердитый образец I.
   – Я их выпроводил, – фыркнул Альф. – Вежливо!
   – Правильно, в шею всех. Карен – твоя. А обо мне кто-нибудь спрашивал?
   – Семь мужчин! – Ирвин завалился на спину, сцепив ладони под затылком. – Поразительно, целых семь душ не в курсе, что ты уехала кататься с Фейербахом!
   – Его зовут Розенбаум.
   – Какая разница? Всех как-нибудь зовут. Сейчас твой Голдфингер грузит сослуживцев россказнями о поездке.
   – Не знаю; кажется, он задержался в гараже. Вернуть должок завгару… я не поняла.
   – Это ля-ля без конца – Альф оборвал их глубокомысленный диалог. – Почему ты заговорила про Джомара и Карен?
   – Большой катер обогнал нас, когда мы подъезжали. Пыль и фонарь мешали мне, но я узнала катер – это броневик Джомара.
   – Как-то рановато, – вычислил в уме Ирвин. – Нужна пара часов на оттаивание.
   – Джо привёз её замороженную, – почти уверенно предположил Альф. – Чем ближе к абсолютному нолю, тем голова ясней. Выспросит – и разморозит. Я же говорил ей: «Скажи Джомару, что боишься лежать в гелии!» А она трусит. То ли он запугал её вначале… Я сам ему выложу! Пусть выдумает что-нибудь, пока её с ума не скинуло от страха Он учёный, вместо головы яйцо, умище втроём не поднять – надо же, нас выдумал! Вот, раз выродил нас из башки, пускай о потомстве заботится. Должна быть ответственность – я правильно выразился?
   – Угу. – Албан встряхнул безнадёжный приёмник. Кажется, больше ничего внутри не бренчит, всё приклеено по местам; совсем похож на настоящий. – Именно так оно и значится в законе: «уголовная ответственность».
   – Алби, оставь свои заморочки. – Ирвин перекатился на другой бок. – Реальность такова, какая она есть. Прошлого нет, настоящее – при нас. Надо искать, как получше устроиться. Бланш, твой Розенкранц…
   – Он Розенбаум.
   – Верно, Гильдестерн. Он ничего себе парень?
   – Можешь поцеловать его сам. Личный опыт всегда ценнее чужого.
   – Не то, беляночка! Он тебя заводит? ты от него прёшься?
   – Чтобы вам стало завидно, скажу: «Да».
   – Вот. Это уже что-то. – Ирвин лучом привлёк внимание Албана. – Та соломинка, за которую стоит хвататься. И полёт. – Голос Ирвина стал мечтательным. – Обязательно спрошу у Джо, когда мы покинем этот куцый мерный отрезок и свистнем по Вселенной… парсеков на триста!
   – Дальнобойщик, не то. – Албан отложил приёмник. – Альф каркнул, что шеф родил нас, а мне видится другое. От насилия тоже бывают дети. Джомар изнасиловал Природу, а потом ограбил – отнял право на смерть. Поэтому родились мы. Думаешь, ему в радость возиться с такими детьми?
   – Ну ты загнул!
   – Попробуй, разогни.
   Бесцельно пометавшись по лаборатории и распугав помощников, Джомар устремился в бар. За сорок четыре прожитых на Хамре дня он уже дважды прибегал к алкоголю, чтобы снять напряжение – и вот снова. Нет, так нельзя. Так начинается алкоголизм. Шаги Джомара замедлились, но курс остался прежним. В бар. Или назад? В бар…
   Корабль исчез, вышел в неизвестной точке. Пропали и «флэш», и образец V. Испытания, казалось, вошли в колею – и тут срыв, провал, крах… Где-то в пространстве затерялась государственная тайна. Кто ответит за это? Мошковиц! Мягкий с Желтком докажут, что до применения образцов их «флэш» летал надёжно.
   Только бы найти потерянное; тогда появится шанс доказать, что ошибка не в расчётах, а… в свойствах материалов, в сложности настройки образцов.
   Карен! пугливая маленькая дрянь! Она никогда не работала с полной отдачей. Робость, неуверенность… их надо было изживать на стенде! Кто не сломал в себе страх перед космосом – тот выбывает из игры.
   – О, вот так встреча! – протянул ему руку старпом с «Девы Елизаветы».
   – Каким ветром? – взобравшись на табурет, Джомар уткнулся взглядом в стойку и, не глядя, поманил бармена.
   – Надоело болтаться на орбите, как на рождественской ёлке. Я сказал себе: «Или ты прыгнешь вниз, или следующие полмесяца, так и не почуяв землю под ногами, будешь гудеть по пути к Бельтере». Не приходилось там бывать? и не надо. Шар, покрытый грязью. Грузовые операции почти закончены, нам пора в дорогу. Ждите в начале апреля!
   – Что ж, счастливого пути. – Джомар завис над стаканом. Запах напитка напомнил ему обо всех классных учёных, которые спились и опустились. Нет. Не пей.
   – Про вашу компанию ходили разговоры… Вроде вы привезли испытывать киборгов, которые со временем заменят нас. – Вопросительный взгляд старпома был куда холоднее, чем его обманчиво беспечный голос.
   «Где Норр?! – внутренне возмутился Джомар. – Ах, да… Норр улетел. Кто будет расследовать утечку информации?»
   – Кто-то слышал, что на Хельгеланде прячут киберов, а потом – будто их поставили старшими чинами на орбитальный заградитель «Вестфаль». Безлюдные корабли, так? Роботы нас вытеснят. Вот к чему всё идёт.
   – Враньё, – молвил Джомар с просветлённым сердцем. Значит, сплетня вильнула и пошла другой дорогой, обманув сама себя! – Замещать военные экипажи киборгами? Дублёры – да, но вместо людей… Этого никогда не случится, дружище!
   – У киберов тьма преимуществ…
   – И тьма недостатков! Вот перечень – их нельзя пропесочить, вызвать на ковёр, намылить им шею, устроить выволочку, распатронить, влепить строгача, обругать, оплевать, уволить. Не поступаем же мы так с оргтехникой? Какой с неё спрос? Ни один капитан не согласится иметь экипаж киборгов – нет удовольствия командовать и помыкать!
   – Да, верно! – Старпом немного развеселился.
   – Так что не унывайте раньше времени. Я заявляю, как специалист – никакой замены людей на роботов в ближайшие лет двести не предвидится. Даже в планах не стоит! Вы налетаете себе хорошую пенсию, отправите по своим стопам детей и внуков, и как всё было, так и будет продолжаться.
   – Рад слышать! А то по нашим иногда проходит дрожь – мол, вот-вот сделают киберкосмена, и нас выметут в отставку, не дав выслужить срок. Как-то кисло оказаться в том поколении, которое выгонят.
   – Говорю вам – этого не будет! – горячо убеждал Джомар. – Тут дело в ответственности. Как её возложишь на киборгов? Они – юридический ноль, под взыскание не подпадают. Опять-таки, кто будет принимать решения, проявлять инициативу? Человек! Кому как не людям вбить в голову производственное задание?.. Бармен! заберите, я уже понюхал. Чаевые – как обычно.
   Пока они дружески беседовали у стойки, далеко от бара пробудился узел прямой связи. Он принял и переслал адресату сообщение с Колумбии. После ряда тщетных попыток получить подтверждение «Письмо открыто и прочитано», узел справился о местонахождении адресата у системы позиционирования. Обитающие в склепах компьютерные монстры тотчас нашли общий язык. Узнав новы»: координаты получателя письма, узел выбросил послание вслед корвету «Афина Паллада»:
 
   //СРОЧНО, СЕКРЕТНО. Хамра, база Хелъгеланд, Нейтану Норру. Прочитать в первую очередь.
   //В Дориенский окружной суд Басстауна пришла по e-mail видеозапись. Она касается дела Кастельса и Реддэя, бойня в «Римской Фортуне». Фигурант – наш образец II, в деле исковое заявление его матери. Ознакомься с фильмом и выясни на своём уровне, как это могло случиться.
   //См. приложение.
 
   – Приведите свидетеля к присяге, – велел судья Колт.
   Дородный мужчина с бледным отёчным лицом положил широкую ладонь на Библию:
   – Клянусь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.
   – Свидетель, назовите суду своё имя, фамилию, род занятий и суть вашего участия в деле.
   – Ваша честь, меня зовут Галь Родерсон, я специалист по документальным съёмкам из «Аналитического Бюро». Я был привлечён по запросу обвинения для экспертизы материала, обозначенного как «запись Хассе»
   Эксперт, нанятый адвокатами, уже высказался, и присяжные отвергли большинство его аргументов. Теперь все, затаив дыхание, слушали свидетеля обвинения. «Аналитическое Бюро» – авторитетная фирма, а мастер Галь – признанный эксперт.
   Подсудимые, всего месяц тому назад ожидавшие освобождения из-под стражи прямо в зале суда, теперь вели себя совсем иначе. Лица их вытянулись, улыбки слиняли, а в глазах появился горячечный блеск, как у затравленных зверей. Ещё бы! дело шло к благополучной развязке – и тут чья-то кривая рука через забор подкинула суду доказательство их вины, настолько весомое, что запахло лучевой камерой.
   – Запись сделана с носимого визора модели… при характеристиках объективов… Длительность записи… – медлительно и важно излагал Родерсон. – Согласно отчётам санитарных бригад и криминалистов, прибывших в салон «Римская Фортуна», потерпевший Албан Хассе находился у фронтального ряда игральных автоматов, а именно у автомата шестьдесят семь, как указано на схеме места преступления. То есть Хассе мог произвести такую запись.
   – Протестую! – взметнулся адвокат.
   – Протест отклоняется. – Колт будто муху прихлопнул своим молоточком. – Суд выслушал вас, мистер Родерсон. Однако вы не высказались о достоверности записи.
   – Запись подлинная. Все данные говорят о том, что её сделал именно наладчик Хассе. Он запечатлел стрелявших в салоне.
   Заключение Галя было выслушано с почти суеверным ужасом.
   Если некому обличить убийц, если одни отступились, другие разуверились в правосудии, а третьи испугались за свою шкуру – значит, мёртвый должен прийти и дать показания. Он не может упокоиться в могиле, пока убийца не получит по заслугам.
   На всех пахнуло холодом и продёрнуло вдоль спины, словно в зале появился призрак. Подсудимых перекосило и съёжило, будто привидение указало на них пальцем. Перемена в их облике не укрылась от глаз телекамер.
   Хотя никто не произносил этого вслух, все тотчас утвердились во мнении: запись снята с мозга убитого, что бы там ни говорил Галь Родерсон. Давно известно, что глаза жертвы запоминают убийцу! Откуда известно? из древности. Об этом все говорят, об этом поют, пишут в газетах, в книгах и Сети. Любой мистический триллер – про то, как возвращаются умершие. Значит, это правда. Эксперт – молодчина, но истина выше и ярче его показаний. Истина вечно прозрачна, потому что она – жуткая, чёрная загадка, вопрос без ответа.
   Чем занимаются в клинике Гийома, куда отвезли Албана Хассе? Каждый знает: там проводят опыты на мозге, пересадку личности! Что-нибудь проделали и с Хассе, записали его память перед смертью. Запрещённые исследования! учёные всегда этим грешат. Им только дай труп, они из него зомби изготовят. Видно, какой-то ассистент припрятал запись, а потом его совестъ заела, душа не вынесла молчания. Тайну клиники нарушить не посмел, потому отправил запись анонимно, с запозданием.
   Все единодушно пришли к этому убеждению, сложившемуся в подсознании из реликтовой памяти и сенсационных статей. Доводы защиты рухнули разом. Веру нельзя пошатнуть аргументами и логикой. Присяжные как один уверовали в призрака, в свидетельство из загробного мира и в торжество науки, которая извлекает память из умирающих. Мертвеца-свидетеля и веру живых нельзя было ни сбросить со счетов, ни пошатнуть, ни запутать в противоречиях.
   Чем дольше адвокаты убеждали суд в сомнительности «записи Хассе», тем прочнее становилась уверенность присяжных, и сами адвокаты стали выглядеть более чем сомнительными – и их слова, и люди, которых они защищали. Ибо заговорил самый главный обвинитель – пролитая кровь, невинно убиенный, пришедший из тьмы небытия.
   – Огласите вердикт, – обратился Колт к старшине присяжных заседателей.
   – Бад Кастельс – виновен по всем предъявленным статьям обвинения. Пол Реддэй – виновен по всем…
   Последовала лихорадочная пауза. Адвокаты поспешно совещались с подсудимыми, те мало что не бились в прозрачную перегородку, размахивая руками и что-то выкрикивая. Главным образом пауза предназначалась для того, чтобы Гарибальд Колт мог не спеша, в уединении выкурить свою ритуальную сигарету.
   – Ещё два-три таких процесса – и я стану верным сыном церкви. Редко удаётся получить столь серьёзные доказательства. Честно – я не ожидал поддержки с того света.
   – Ваша честь, публика волнуется, – заметил пожилой, опытный судебный пристав. – Репортёры в щели лезут. Хотят раньше оглашения узнать, какую статью вы примените.
   – Пусть читают законы, там всё написано. Самое важное – на обложке: «Право есть справедливость».
   Умел Колт оглашать приговоры. Казалось бы, столп юстиции, живой параграф, но иной раз так взглянет, что люди обмирают.
   – Именем Федерации… – начал судья в глухой тишине зала.
   – …к смертной казни путём лучевого разрушения нервной системы, без права замены вида казни.
   Кастельс упёрся в барьер подбородком, он смотрел в никуда.
   – …без права замены вида казни.
   Не веря ушам, Реддэй завертел головой, беззвучно открывая и закрывая рот. Губы у него тряслись. А ведь каким лихим киллером он был в «записи Хассе»!
   – В завершение хочу напомнить господам ОСУЖДЁННЫМ, что приговор суда присяжных обжалованию не подлежит.
   Некоторые, угадавшие исход и заранее готовившиеся чествовать судью, метнули к ногам Колта цветочные венки. Гарибальд неколебимо стоял в своей шёлковой мантии, даже слабым кивком не отвечая на знаки восторга и благодарности. Кричали: «Браво! Да здравствуют присяжные! Гип-гип-ура!» Кое-кто рвался к скамье подсудимых, силясь пробиться сквозь заслон крепких приставов: «Вы оба сдохнете!.. подонки! Вас зажарят на луче! о, я бы посмотрела, как вы будете корчиться!»
   Реддэй хихикнул раз, другой, потом захохотал, но это был не смех. Его пришлось взять под руки и увести силой. Он что есть мочи цеплялся за барьер, потом за дверную коробку, вопил во всю глотку. Не иначе решил, что их кончат немедленно, как после военно-полевого суда, вот и ум потёк.
   Кастельс оказался выдержанней – он выпрямился, жёстко оглядел ликующий зал. Там были и строгие, неподвижные лица. Дождались, высидели своё, желанное.
   Лишь одного лица не хватало. Он вспоминал его, пытался восстановить тот миг, когда взгляд и ствол задержались на безымянном наладчике с обручем на лбу и выступами немигающих видеокамер над глазами, закрытыми стекляшками дисплеев. Пока длился миг, парню досталось больше пуль, чем прочим. Зачем он так долго смотрел? Нет бы уроду упасть и ползком, ползком за автоматы!.. Но он, гад, глядел, он пристально вглядывался, он запоминал.
   Надо было взять прицел выше. Размочалить башку вместе с визором, вдребезги. Если бы знать заранее, как поступить!..
   Всё потому, что торопился перед делом. Не потёр как следует в ладони верный, добрый амулет – заработал «вышку». А иначе бы, глядишь, и обошлось.
   От злости на свою оплошность Кастелъс стукнул по барьеру кулаком. Какие-то одиннадцать жмуриков – храть на них! Себя гораздо жальче, особенно когда пропадаешь по глупости.
 
   Настала зима. Надутое багровое солнце, как низко летящий и тускло светящийся аэростат, ползло в пепельно-сером небе над самой грядой терриконов. Длинные чёрные тени-щупальца протягивались по равнине, выбеленной углекислым снегом, почти касаясь куполов базы, а затем Литтл Рэд скатывалась за край мира, и снежный простор покрывался трепетными отсветами эриактора.
   Всё менялось с быстротой бегущей стрелки, но менялось к худшему, как ход прогресса. Время бежало, сгущалась тьма, а весна не обещала ничего отрадного, кроме новых бурь и заволакивающей окна рыжей пыли.
   – Где Карен? – в упор спросил Альф, прежде чем лечь в ложемент. Джомар встретил его настойчивый взгляд с полнейшим равнодушием.
   – Работает в космосе.
   – Что, старты с кораблей?
   – Ты уверен, что я должен перед тобой отчитываться?
   – Я беспокоюсь о ней. Мы все беспокоимся.
   – В полёте следует думать только о выполнении задания, а не о посторонних вещах. Курс и цель. Без отклонений. Я даю тебе летать больше, чем другим; ты подаёшь надежды. Не заставляй меня думать иначе.
   Сегодня – вместо Ирвина! как тот ворчал, когда на полигон взяли Альфа! «С чего это? должен быть мой полёт!» А знаешь, как раки моргают? Джо виднее, кого запустить вне очереди!.. Альф возгордился, даже приосанился. Так-то, «детская подгруппа» утёрла нос старичкам.
   – И всё-таки про Карен…
   – Опять?
   – Вы можете передать ей привет от нас? Сказать, что мы её… любим, ждём. Желаем ей удачи.
   «Мне бы кто пожелал!» – Джомар ощутил тяжесть всех дней, минувших после пропажи образца V.
   – Передам, как только увижу.
   Наблюдатель вернулся 24 января, когда хамрийская зима перевалила за середину – уже не бело-розовый, а бледно-серый, с запавшими глазами. Ещё до возвращения безопасника связь сообщила результаты розысков, и самые болезненные опасения исчезли.
   – Там что, не кормили? Вы как плейбой после загула.
   – Работы было много. – Норр обнаружил, что Мошковиц тоже поблёк за это время. – Не всегда соблюдал режим сна.
   – Это у вас буквально на лице написано. Сходите к врачу.
   – Некогда. Мне нужна отдельная комната и образец II – для беседы. Отчёт по образцу V прочтёте в записи. Девицу я оставил на «Афине Палладе», под охраной. Можете исследовать её, сколько угодно.
   – Что ж, разумное решение, – согласился Джомар. Привезти Карен на базу означало бы дать ей радарную связь с Дагласами.
   К допросу образца Норр приступал впервые. Он старался гнать от себя иллюзию того, что это разговор с человеком, но обманчивое впечатление являлось вновь и вновь.
   Вместе с тем порой подкрадывалось опасение: «Это нелюдь, противоестественная креатура. Может мысленно смотреть телевизор, пока я перед ним распинаюсь. Он подкинул суду запись? или она пришла от Гийома?»
   – Как служба?
   – Сделал девять вылетов, шеф доволен.
   – А настроение?
   – Я не люблю сидеть без дела. Режим проекта как раз по мне.
   – Полагаю, не все из вас так настроены…
   – Не волнует. Как команда мы сработались. Правда, Карен от нас увезли…
   – У неё всё нормально.
   – Спасибо за хорошую новость. Мы привыкли впятером, и вдруг она выпала.
   Лицо образца II было спокойным, даже слегка сонливым. Глаза почти неподвижны, мигают редко, взгляд прямо направлен на Норра. Голос ровный, с ленцой, но когда речь зашла про образец V, он оживился.
   Норр видел эпизоды, снятые скрытой камерой. Албан Даглас обладает развитой мимикой, но сейчас спрятал, подавил её. Не хочет показывать истинных чувств, однако они у него есть. Недаром он почти сразу упомянул о Карен. Дагласов мало, держатся друг за друга.
   «Знал бы ты, какую я её нашёл, вашу пятую».
   «Что ему надо от меня? Безопасники по пустякам не вызывают. Вряд ли хочет прощупать настроения в команде. Во-первых, он их видел, Во-вторых, догадывается, что у его ребят не ладится со слежкой. Готов поспорить – он уже осведомлялся о тайных языках и сменной кодировке у киборгов».
   – Не бывает трений с персоналом базы?
   – Вы же знаете, что нет.
   – Ты смонтировал и передал Дориенскому окружному суду запись о расстреле в «Римской Фортуне», – тем же голосом, что и предыдущую фразу, сказал Норр. Он хорошо владел собой, почти как адепт школы Пограничных Состояний. Ни колебаний частоты пульса, ни изменений вдыхании.
   Однако Албан в новом теле мог потягаться и с адептами высших ступеней. Состояние Деревянного Петуха – не угодно ли? Никакой реакции. Вы говорите со статуей, ясно?
   – Не понял.
   «Bay, документ дошёл! Победа! И это попало в масс-медиа. Разве не так, белый рыцарь?»
   – Фильм. Запись, очищенная видеоредактором. Ты нарушил режим, отправив её из Даглас-центра.
   – Я ничего не отправлял.
   – Никто другой не владел этой информацией. Твоя работа.
   – Фильм… что за чепуха? Какая информация?.. в толк не могу взять.
   – Хватит изворачиваться. Съёмка твоими глазами.
   «Значит, ты видел моё любительское кино. Понравилось?»
   «А чем кончилась твоя проделка, тебе не известно. Должно быть, ты очень огорчился, обнаружив, что тут можно смотреть не все передачи из Города».
   – Нет, вы что-то путаете.
   – Вы с Альфом облазили все трубы в Даглас-центре. Пробирались и на подвальные уровни. Не думал же ты, что ваши походы останутся незамеченными? Осталось узнать, где вы нарушили целость кабелей.
   «Допроси Альфа. Вот от кого правды не добьёшься!.. Тем более он в мои дела не посвящён. Вход в Сеть не найден. Где уж вам… Я так взлом залицевал – месяц с видеолупами ползать будете. Там, внизу, километры кабелей, каждый по сорок пучков. Ищите!»
   – Твоя ошибка, – продолжал Норр, – заключалась в форме подачи материала. Суд отверг его. Теперь речь зашла о дезинформации и диффамации. Клеветническая подделка, порочащая честь и достоинство подсудимых…
   «Вот как! разве можно опорочить то, чего нет?» – Хотя Албан ещё чувствовал себя приподнято, радостное настроение стало быстро меркнуть; вокруг лесом встали мрачные вопросы. Неужели суд не принял фильм?! Ведь запись была так тщательно сработана… Что затеяли в ответ адвокаты?
   – Ты зря старался. – Норр легко двигался в пространстве лжи, наблюдая за бестрепетным образцом II. Если фильм подбросил он, его чувства живы и сильны; тогда он должен прореагировать. Он рисковал, он жаждал отомстить, а тут такая неудача!
   Неужели и сейчас ничем себя не выдаст?
   – Я ничего и никому не отправлял, – невозмутимо повторил Албан, хотя душу ему жёг мучительный огонь досады. Не за себя старался – за всех убитых, за раненых!.. Как больно узнать, что твои усилия пошли прахом!
   – Лучше тебе признаться, что отправлял.
   – Докажите. У нас правовое государство.
   – На тебя права не распространяются.
   – Тогда можете бить меня, пытать.