Страница:
Но мир не безнадежен. Не так быстро, как хотелось бы, но все же упорно и неотвратимо он проникается идеями демократического плюрализма. Он отказывается от своей вековой потребности устранить индивидуально-групповые различия, разделяя людей по этим признакам на «чистых» и «нечистых», «нормальных» и «ненормальных» и давая одним группам привилегии и преимущества в ущерб другим. Современный человек, утверждает Кон, уже не испытывает потребности в строгих определениях, он может позволить себе быть множественным и разным, не задаваясь вопросом «почему?». Все его социальные роли, включая и половые, становятся все более подвижными и текучими, они более не втискиваются в прокрустово ложе однозначных и жестких определений.
Каждый демократически мыслящий человек обязан поддерживать политическую борьбу геев и лесбиянок, требующих признания своей особой идентичности и гражданских прав. Нигде в мире, а уж в России и подавно, эти задачи не решены. Но в исторической перспективе, считает Игорь Семенович, это неизбежно случится. И тогда всякая надобность в политическом объединении отпадет. Соответственно будет меняться и самосознание. «Любое угнетенное меньшинство противопоставляет тезису о своей неполноценности антитезис о своем превосходстве. И то и другое одинаково ложно. Творческие потенции надо доказывать не в постели». Я с полной убежденностью подписываюсь под этими словами Кона, с одним только небольшим уточнением. Принадлежность к меньшинству не играет тут существенной роли, как и характер притеснений. Угнетение ассоциируется с социальным неравенством, с жесткими формами подавления. А чтобы заработал психологический механизм гиперкомпенсации, достаточно и легких полутонов – отсутствия симпатии, недостаточного уважения.
Готов принять и мысль Кона о принципиальной неустранимости однополой любви, имеющей глубокие биологические и социально-культурные предпосылки, о нелепости борьбы с ней и что еще, пожалуй, существеннее – о несводимости ее к единым, стандартным типам и образцам. «Бесконечно сложное взаимодействие генов, гормонов и нервных путей порождает множество разнообразных типов сексуальности (гомосексуал-, гетеро-, би-, интер-, транс-), не сводимых к единой системе детерминант и предрасполагающих индивидов к тем или иным сексуальным сценариям и типом поведения, которые в одних случаях представляются взаимоисключающими, а в других – взаимодополнительными. А уж индивидуальные различия в выборе типа сексуального партнера, эмоциональной окрашенности испытываемых чувств и предпочитаемой сексуальной технике и вовсе необозримы. Это верно не только относительно гомосексуальности. Если бы кто-то прокоррелировал на достаточно большой выборке психологические свойства мужчин, предпочитающих блондинок брюнеткам или позицию „женщина сверху“, он нашел бы немало занимательного. Но вряд ли на этом стали бы строить „типологию личности“.
Несколько лет назад в одной из своих полунаучных-полупублицистических работ я практически повторил ход мысли Кона, описав ту же эволюцию общественного сознания, тот же переход от косного, нормативного мышления к плюрализму, от дискриминации к полноправию, от неприятия к терпимости. Но мои наблюдения касались более широкого круга явлений. Я говорил о людях, стигматизированных в массовом сознании под презрительными кличками «психов», «шизов», «сумасшедших», «ненормальных». Уж их-то никто не обвинял в странных, не всегда благовидных поступках, во множестве неудобств, причиняемых ими окружающим, – больные люди, и этим все сказано. Что с них возьмешь? И все же они подвергались жесточайшей дискриминации. Сам факт, что человек «стоит на учете», делал его абсолютно беззащитным перед соседями, сослуживцами, собственными родственниками. Никакой роли не играло, что стоит за психиатрическим диагнозом: полная неадекватность, безумие или вполне терпимые отклонения от некой «золотой середины» в поведении и в речах. Достаточно было кому-нибудь этого захотеть, из корыстных побуждений, ради мести или просто «из вредности», и человек надолго попадал в изоляцию, почти ничем не отличающуюся от тюремной – решетки на окнах, замки на всех дверях, полная зависимость от персонала.
Мне и теперь нередко приходится прикладывать массу усилий, чтобы защитить своих больных от несправедливости, злобы, непонимания, но ведь и сравнить нельзя их нынешнее положение с прежним. В самых сложных коллизиях уже не просматривается былой нетерпимости. Если раньше все мысли были о том, как защитить общество от психически нездоровых его членов, то теперь ставится вопрос об их защите, силами всего общества, от тех бед и опасностей, которые им угрожают. И в тоже время все мы понимаем, что впредь развитие этого процесса будет зависеть не столько от успехов демократии, сколько от реальных возможностей медицины, от способности предупреждать и лечить психические недуги.
Спешу подчеркнуть: этот пример я привел без всякой задней мысли, с единственной целью – подчеркнуть свою солидарность с Коном там, где мы с ним сходимся. Я уже говорил, когда речь шла о гермафродитах, что не воспринимаю нарушения в половом развитии как болезнь, и это полностью относится к данной разновидности третьего пола, означающей перверзию сексуального объекта. Другого, более подходящего слова, у меня нет. Но в моей работе прекрасно можно обойтись и без названия. А вот понять, нужна ли моя работа в принципе – это мне действительно необходимо.
В книге о ликах и масках однополой любви есть еще одна интереснейшая параллель – с левшами. Сейчас, когда мы в огромном количестве смотрим западные фильмы, я постоянно обращаю внимание, сколько актеров за едой и за письменным столом пользуются левой рукой вместо правой. На экране это особенно бросается в глаза. В повседневной жизни левши встречаются мне несравненно реже. Но это не потому, что российский климат более благоприятен. У нас было принято с раннего детства переучивать детей, и хоть последнее время врачи и учителя призывают родителей этого не делать, не все согласны к ним прислушиваться.
Леворукость, пишет Кон, тоже казалась многим народам подозрительной и опасной. Левшей считали людьми порочными, приписывали им связь с дьяволом, их убивали и изгоняли. Даже в прошлом веке, гордо отмежевавшемся от былых суеверий, готовы были скорее подвести под них научную базу, чем отвергнуть. Обследования в тюрьмах и в психиатрических больницах дали основания считать, что левши особо предрасположены к преступлениям, к психическим аномалиям, к заиканию и лунатизму. Ломброзо и Флисс включали в число этих пороков также гомосексуализм и другие половые извращения.
Сегодня эти теории полностью отвергнуты. Чем биологически отличаются левши от «правшей», уже прояснено достаточно, хотя постоянно поступают дальнейшие уточнения, и если кто-нибудь сейчас заговорит о психической или нравственной неполноценности этих людей, его просто поднимут на смех.
Какие-то мостики между этим явлением и гомосексуальностью просматриваются. И та, и другая особенность у мужчин встречается вдвое чаще, чем у женщин. В начале 80-х годов, когда в центре внимания ученых оказались пренатальные гормоны, говорили об избытке тестостерона в организме плода как о вероятной причине обоих отклонений. В последнее время интерес переместился к развитию мозговых структур, и тут тоже обнаруживается некая общность. Но пока нет никаких данных в пользу взаимной корреляции.
Сколько мучений переживали несчастные левши, а вместе с ними и их воспитатели, в попытках, чаще всего безуспешных, переупрямить природу! А оказалось, что проблема была целиком придумана, в действительности ее нет. Вопрос не в том, какая рука у человека основная, – важно, что он умеет делать это рукой. Леворукость не мешает ничему, а в отдельных случаях может даже помогать. Спортивные комментаторы, например, всегда упоминают об этой особенности выдающихся боксеров или теннисистов, подчеркивая, что благодаря ей они кажутся просто непобедимыми.
Умело использованная аналогия обладает колоссальной убедительностью. Не требуется даже педалировать выводы – они возникают сами. Если одна проблема, долго досаждавшая людям, оказалась мнимой, значит, такая же судьба ожидает и другую.
Не хотелось бы выглядеть человеком, идущим не в ногу со временем. Но в моей профессии это не аргумент.
Что может сделать врач?
Каждый демократически мыслящий человек обязан поддерживать политическую борьбу геев и лесбиянок, требующих признания своей особой идентичности и гражданских прав. Нигде в мире, а уж в России и подавно, эти задачи не решены. Но в исторической перспективе, считает Игорь Семенович, это неизбежно случится. И тогда всякая надобность в политическом объединении отпадет. Соответственно будет меняться и самосознание. «Любое угнетенное меньшинство противопоставляет тезису о своей неполноценности антитезис о своем превосходстве. И то и другое одинаково ложно. Творческие потенции надо доказывать не в постели». Я с полной убежденностью подписываюсь под этими словами Кона, с одним только небольшим уточнением. Принадлежность к меньшинству не играет тут существенной роли, как и характер притеснений. Угнетение ассоциируется с социальным неравенством, с жесткими формами подавления. А чтобы заработал психологический механизм гиперкомпенсации, достаточно и легких полутонов – отсутствия симпатии, недостаточного уважения.
Готов принять и мысль Кона о принципиальной неустранимости однополой любви, имеющей глубокие биологические и социально-культурные предпосылки, о нелепости борьбы с ней и что еще, пожалуй, существеннее – о несводимости ее к единым, стандартным типам и образцам. «Бесконечно сложное взаимодействие генов, гормонов и нервных путей порождает множество разнообразных типов сексуальности (гомосексуал-, гетеро-, би-, интер-, транс-), не сводимых к единой системе детерминант и предрасполагающих индивидов к тем или иным сексуальным сценариям и типом поведения, которые в одних случаях представляются взаимоисключающими, а в других – взаимодополнительными. А уж индивидуальные различия в выборе типа сексуального партнера, эмоциональной окрашенности испытываемых чувств и предпочитаемой сексуальной технике и вовсе необозримы. Это верно не только относительно гомосексуальности. Если бы кто-то прокоррелировал на достаточно большой выборке психологические свойства мужчин, предпочитающих блондинок брюнеткам или позицию „женщина сверху“, он нашел бы немало занимательного. Но вряд ли на этом стали бы строить „типологию личности“.
Несколько лет назад в одной из своих полунаучных-полупублицистических работ я практически повторил ход мысли Кона, описав ту же эволюцию общественного сознания, тот же переход от косного, нормативного мышления к плюрализму, от дискриминации к полноправию, от неприятия к терпимости. Но мои наблюдения касались более широкого круга явлений. Я говорил о людях, стигматизированных в массовом сознании под презрительными кличками «психов», «шизов», «сумасшедших», «ненормальных». Уж их-то никто не обвинял в странных, не всегда благовидных поступках, во множестве неудобств, причиняемых ими окружающим, – больные люди, и этим все сказано. Что с них возьмешь? И все же они подвергались жесточайшей дискриминации. Сам факт, что человек «стоит на учете», делал его абсолютно беззащитным перед соседями, сослуживцами, собственными родственниками. Никакой роли не играло, что стоит за психиатрическим диагнозом: полная неадекватность, безумие или вполне терпимые отклонения от некой «золотой середины» в поведении и в речах. Достаточно было кому-нибудь этого захотеть, из корыстных побуждений, ради мести или просто «из вредности», и человек надолго попадал в изоляцию, почти ничем не отличающуюся от тюремной – решетки на окнах, замки на всех дверях, полная зависимость от персонала.
Мне и теперь нередко приходится прикладывать массу усилий, чтобы защитить своих больных от несправедливости, злобы, непонимания, но ведь и сравнить нельзя их нынешнее положение с прежним. В самых сложных коллизиях уже не просматривается былой нетерпимости. Если раньше все мысли были о том, как защитить общество от психически нездоровых его членов, то теперь ставится вопрос об их защите, силами всего общества, от тех бед и опасностей, которые им угрожают. И в тоже время все мы понимаем, что впредь развитие этого процесса будет зависеть не столько от успехов демократии, сколько от реальных возможностей медицины, от способности предупреждать и лечить психические недуги.
Спешу подчеркнуть: этот пример я привел без всякой задней мысли, с единственной целью – подчеркнуть свою солидарность с Коном там, где мы с ним сходимся. Я уже говорил, когда речь шла о гермафродитах, что не воспринимаю нарушения в половом развитии как болезнь, и это полностью относится к данной разновидности третьего пола, означающей перверзию сексуального объекта. Другого, более подходящего слова, у меня нет. Но в моей работе прекрасно можно обойтись и без названия. А вот понять, нужна ли моя работа в принципе – это мне действительно необходимо.
В книге о ликах и масках однополой любви есть еще одна интереснейшая параллель – с левшами. Сейчас, когда мы в огромном количестве смотрим западные фильмы, я постоянно обращаю внимание, сколько актеров за едой и за письменным столом пользуются левой рукой вместо правой. На экране это особенно бросается в глаза. В повседневной жизни левши встречаются мне несравненно реже. Но это не потому, что российский климат более благоприятен. У нас было принято с раннего детства переучивать детей, и хоть последнее время врачи и учителя призывают родителей этого не делать, не все согласны к ним прислушиваться.
Леворукость, пишет Кон, тоже казалась многим народам подозрительной и опасной. Левшей считали людьми порочными, приписывали им связь с дьяволом, их убивали и изгоняли. Даже в прошлом веке, гордо отмежевавшемся от былых суеверий, готовы были скорее подвести под них научную базу, чем отвергнуть. Обследования в тюрьмах и в психиатрических больницах дали основания считать, что левши особо предрасположены к преступлениям, к психическим аномалиям, к заиканию и лунатизму. Ломброзо и Флисс включали в число этих пороков также гомосексуализм и другие половые извращения.
Сегодня эти теории полностью отвергнуты. Чем биологически отличаются левши от «правшей», уже прояснено достаточно, хотя постоянно поступают дальнейшие уточнения, и если кто-нибудь сейчас заговорит о психической или нравственной неполноценности этих людей, его просто поднимут на смех.
Какие-то мостики между этим явлением и гомосексуальностью просматриваются. И та, и другая особенность у мужчин встречается вдвое чаще, чем у женщин. В начале 80-х годов, когда в центре внимания ученых оказались пренатальные гормоны, говорили об избытке тестостерона в организме плода как о вероятной причине обоих отклонений. В последнее время интерес переместился к развитию мозговых структур, и тут тоже обнаруживается некая общность. Но пока нет никаких данных в пользу взаимной корреляции.
Сколько мучений переживали несчастные левши, а вместе с ними и их воспитатели, в попытках, чаще всего безуспешных, переупрямить природу! А оказалось, что проблема была целиком придумана, в действительности ее нет. Вопрос не в том, какая рука у человека основная, – важно, что он умеет делать это рукой. Леворукость не мешает ничему, а в отдельных случаях может даже помогать. Спортивные комментаторы, например, всегда упоминают об этой особенности выдающихся боксеров или теннисистов, подчеркивая, что благодаря ей они кажутся просто непобедимыми.
Умело использованная аналогия обладает колоссальной убедительностью. Не требуется даже педалировать выводы – они возникают сами. Если одна проблема, долго досаждавшая людям, оказалась мнимой, значит, такая же судьба ожидает и другую.
Не хотелось бы выглядеть человеком, идущим не в ногу со временем. Но в моей профессии это не аргумент.
Что может сделать врач?
Начну с этого, самого простого вопроса.
В начале 60-х годов у профессора Сумбаева появился новый пациент, Игорь Сергеевич Р. Родился в Иркутске, получил техническое образование, по распределению уехал в Ангарск. Считался хорошим специалистом. Привлекал к себе людей мягким характером, добротой, отзывчивостью.
Первую сильную душевную травму получил в 13 лет. Игорь подружился с одноклассником. Это был красивый мальчик, очень способный, прирожденный лидер. Игорь был счастлив, что из всех мальчишек этот общий кумир выбрал его. Они сидели за одной партой, вместе бегали на лыжах, делились самым сокровенным. Но при первой же робкой попытке сексуального сближения друг его резко оттолкнул и с этих пор стал избегать. И это навсегда стало проклятием Игоря. Мужчины, к которым его влекло, были ему недоступны, а среди себе подобных он не встречал никого, с кем мог бы хотя бы общаться на равных.
Не только в любви, но и во всем, что сопутствует ей в жизни, Игорь чувствовал себя в тупике. Его идеалом был теплый, уютный, семейный дом, но он вынужден был довольствоваться своей холостяцкой берлогой. При этом приводить к себе любовников он боялся, а «хаты», где он чувствовал себя в безопасности, вызывали у него физическую тошноту. Он очень любил детей и знал про себя, что мог бы стать прекрасным отцом, но об этом не мог даже мечтать. По складу характера у него должно было быть много друзей, но двойная жизнь выработала в нем недоверчивость: все время казалось, что на него как-то не так смотрят, что-то за его спиной говорят.
Среди приятелей Игоря было немало женщин. Они-то уж точно догадывались о причине его странностей, но его человеческое обаяние перевешивало. С ним было легко, располагала его всегдашняя готовность выслушать, посочувствовать, помочь. Одинокий мужчина, неплохо устроенный, непьющий всегда пробуждает дремлющий в душе у большинства женщин инстинкт свахи. Несколько раз, рассказывал Игорь Сумбаеву, он принимал решение «взять себя в руки». Разве все мужчины женятся по страстной любви? Надо поступить так, как подсказывает рассудок, – зато у него будет рядом близкий человек, будет нормальный дом, может быть, появится сын. Но пойти в отношениях с женщиной дальше ни к чему не обязывающих светских разговоров оказалось выше его сил.
Лечиться у Сумбаева Игорю было трудно, ведь каждый приезд в Иркутск надо было специально организовывать. Но после первого же приема наступило огромное облегчение: впервые в жизни у человека появилась возможность раскрыться, рассказать о своей душевной муке. Существенного сдвига профессору удалось добиться в одном: у пациента прекратились приступы жестокого самоедства, он успокоился, поверил в свое будущее. Но вскоре Сумбаев тяжело заболел. Лечение прекратилось. Игорь заметался в поисках врача. Ближе Горького, где уже жил в то время ученик Сумбаева Николай Иванов, никого не нашлось. Игорь взял отпуск, съездил в Горький, познакомился с Ивановым и проникся к нему полным доверием. Почти год был потрачен на переезд. В самом городе решить тройную проблему работы, жилья и прописки не удалось, но Игорь пошел на то, чтобы поселиться в Дзержинске. Город ему не понравился, казался неуютным, неприветливым. Новые знакомства завязывались с трудом. После Ангарска, с которым успел сродниться, чувствовал себя, как в ссылке. Но зато рядом был врач, полностью заменивший Игорю Сумбаева.
Глубокое взаимопонимание, связывающее врача и пациента, – дело у нас обычное. Но не часто приходилось мне видеть, чтобы симпатия становилась почти что родственной. Игорь стал в доме своим человеком. Помогал хозяйке, бегал за продуктами, следил, чтобы краны нигде не подтекали. Запросто оставался ночевать, был первым гостем на семейных торжествах. Эта дружба сохранилась и потом, когда лечение как таковое закончилось.
Как оценить его результаты? Полностью изменить свою природу Игорю не удалось, но самые тяжелые переживания ушли в прошлое. Его познакомили с очень милой незамужней женщиной, и впервые в жизни в его душе что-то шевельнулось. Есть такая точка зрения, что если гомосексуал женится, то делает он это исключительно для камуфляжа, чтобы вызывать меньше пересудов. Я считаю, что в действительности все намного сложнее. Разве всегда мы можем точно определить, где кончается расчет и начинает говорить чувство? Хотя бы только привязанность, благодарность за душевное тепло и понимание. Уже и это способно скрасить жизнь человека, считавшего себя обреченным на вечное одиночество.
От Иванова я слышал, что гомосексуальное влечение продолжает играть в жизни Игоря большую роль. Но оно стало менее настоятельным, а главное, управляемым – уменьшилась опасность попадания в ситуации, которые сам пациент считал бы для себя неприемлемыми. Фактически, следовательно, Игорь стал бисексуалом. Скрывал он от жены свои приключения, которые женщины воспринимают как двойную измену, или она, принимая его таким, каков он есть, находила силы мириться и с этим? На этот счет мне известно слишком мало, а фантазировать не хочу. Но если ориентироваться на мой опыт, второй вариант представляется более вероятным.
Когда-то Фрейд писал одной американке, обеспокоенной судьбой своего сына:
«Спрашивая меня, могу ли я помочь, думаю, что Вы имеете в виду, в состоянии ли я устранить гомосексуальность и заменить ее нормальной гетеросексуальностью. Отвечу, что в общем мы не можем этого обещать. В ряде случаев нам удается оживить захиревшие было зародыши гетеросексуальных устремлений, имеющихся у каждого гомосексуала. В большинстве же случаев это уже более невозможно. Это вопрос свойств и возраста пациента. Результат лечения предсказать нельзя.
Что же касается пользы, которую психоанализ может принести Вашему сыну, то это другое дело. Если он несчастен, нервозен, раздираем конфликтами, затруднен в отношениях с другими людьми, психоанализ может дать ему гармонию, душевное спокойствие, полную эффективность, независимо от того, останется он гомосексуалом или изменится».
То же самое можно сказать и о других лечебных методах, в частности, о тех, к которым прибегал в своей работе Иванов, использовавший элементы психоанализа, но не опиравшийся на него всецело. Есть, как мы видим, программа-максимум и программа-минимум. Если сравнивать жизнь Игоря до и после лечения, программа-минимум дала стопроцентный успех. Человек вздохнул свободно, почувствовал вкус жизни, перестал стыдиться самого себя. В чисто житейском плане он много потерял, уехав из Ангарска, но ни минуты не жалел об этом – какие еще требуются доказательства? Но сверх того существенные изменения произошли в нем и по меркам программы-максимум. И этому нужно радоваться не только из тех соображений, что он перестал выглядеть и ощущать себя белой вороной, хотя и это немаловажно. Вдумаемся в слова Фрейда о захиревших зародышах гетеросексуальности: если удалось их оживить и активизировать, значит, и прежде они были не окончательно похоронены и непременно давали о себе знать – смутной тоской, неудовлетворенностью.
Иногда я завидую хирургам. При всей сложности задач, которые им приходится решать, их прогнозы отличаются завидной определенностью. Они заранее знают, когда успех им обеспечен, при ничтожно малой вероятности неожиданных осложнений, когда, наоборот, шансов почти нет и борьба продолжается ради права сказать себе, что сделано было все возможное. В нашей работе все непредсказуемо: и сколько продлится лечение, и что оно даст. Полная неизвестность и в том, как далеко отступит болезнь, не напомнит ли о себе новыми обострениями. Это относится ко всем больным, но даже на таком фоне гомосексуалы отличаются туманностью прогноза. Возможно, это тоже одна из причин, почему их сторонятся многие врачи.
Множество раз убеждался я в правоте Фрейда, придававшего, как мы видели, решающее значение возрасту пациента. Но парадокс заключается в том, что в ранней юности, когда шансы на успех значительно выше, мальчики чаще всего приходят лечиться не по своей воле. Их еще жареный петух не клевал, у них нет того внутреннего порыва к освобождению, какой обычно возникает позже. Сплошь и рядом они пытаются затеять с врачом примитивную игру: вы делайте вид, что меня лечите, а я сделаю вид, что лечение мне помогает.
Игорь Семенович Кон в своей книге издевательски цитирует отечественных сексопатологов, рекомендовавших перестраивать личность гомосексуалов с помощью аутогенной тренировки. Больше всего, видимо, его задевает, что сексуальное влечение к лицам собственного пола специалисты называют патологическим. К тому же мысли свои они выражают в такой казенной, заскорузлой форме, словно бы речь идет не о трепетных духовных субстанциях, а о замене проржавевшего коленвала в тракторном двигателе. «У пациента формируется адекватное эротическое отношение к противоположному полу (к достигнутому ранее добавляются чисто сексуальные элементы)» – ну кто же догадается, что речь идет о способности человека влюбиться! Но если пробиться к смыслу этого высказывания, иронизировать окажется не над чем. Психотерапевт может поставить перед собой такую цель и может ее достичь – если это совпадает с истинным желанием пациента. И аутогенная тренировка, как один из многих элементов психологического воздействия, оказывается нередко очень даже полезной.
Большинство психотерапевтических методик начинаются с подготовительного этапа, который должен привести пациента в состояние, как называл его Иванов, сексуального психологического вакуума. Так же, как смотрит он на женщин, – холодно, спокойно, равнодушно, – он должен начать смотреть и на мужчин. Не думать о них плохо, боже упаси, не пытаться пробудить в себе злые чувства.
Это адски сложная задача. Человек может запретить себе ходить на свидания, может, следуя советам врача, перестать посещать бани, общественные туалеты. Но есть вещи, над которыми он не властен. Он не может управлять своими сновидениями. Он не может ослепнуть и не выдавать острую эмоциональную реакцию на промелькнувшее в толпе лицо – а она, признаются наши пациенты, бывает порою так сильна, что мгновенно начинается эрекция. И невозможно запретить себе вспоминать. Ну как оборвать эти наработанные всем ходом жизни ассоциативные связи, по милости которых любая мелочь, случайное слово, запах моментально оживляет в душе образы, чувства?
Ян Голанд, превосходный врач, работавший вместе с Ивановым, прибегал к гипнотическому внушению. Я же пошел по другому пути – той самой гормонотерапии, о которой так не лестно отзывался Кон. Конечно, сами по себе инъекции гормонов никакого волшебства не совершают. Но когда человек борется с собой, ему очень помогает отключение стихийной силы, бушующей в его организме. В иных случаях правильно рассчитанные дозы антиандрогена снижают половой инстинкт чуть ли не до нуля.
Лечение – занятие трудное и малоприятное. А между тем жизнь пациента в этот период должна быть как можно более активной, насыщенной. Я считал, что судьба за нас, когда в этот период у пациента шла полоса везения или что-то новое появлялось на работе, разгоняющее будничную рутину. Конечно, очень важно было добраться до первоистоков, распутать все ниточки, образующие сложную канву сексуальных реакций. Мне это было необходимо, чтобы правильно построить свою стратегию и тактику, но и пациентам помогало, укрепляя в них уверенность в успехе. То, что имело начало, может иметь и конец.
О том, что этот этап близок к завершению, легко судить по общему состоянию: оно становиться ровным, жизненный тонус повышается. Уходят мотивы самобичевания и жалости к самому себе. Самым тонким диагностическим признаком я считаю исчезновение эротических фантазий и снов. Показательно и отношение пациента к вспышкам желания, которые при любой терапии могут быть вызваны какими-то внешними провоцирующими обстоятельствами. Поначалу это травмирует, вызывает страх, панику, стыд, чувство безнадежности: «я неисправим». Но постепенно включается рассудок и полностью берет ситуацию под контроль.
Состояние социально-психологического вакуума так же непривычно и неестественно для человека, как и физическое пребывание в невесомости. Ян Голанд, на основании своего обширного опыта, систематизировал наиболее часто встречающиеся типы реакций, зависящие и от личных особенностей пациента, и от характера глубинных мотивов, подвигнувших его на лечение. Это может быть радость освобождения, подкрепляемая горделивым сознанием победы над собой, – и, наоборот, уныние, тревожное ощущение пустоты: «я стал бесполым». Иногда человеком овладевает апатия, покорность, он пассивно отдается течению событий и не старается заглянуть вперед. Но реакция может быть и негативной – с чувством неблагополучия, беспокойства, с частой сменой настроений, со страхом «потерять самого себя». Эти состояния бывают относительно стабильными, но случается и так, что одна реакция сменяется другой, и мучительные метания определяют суть переживаний. В безусловном выигрыше оказываются рационалисты, прагматики, у которых доминирует интеллект, а эмоции напоминают хищного зверя, посаженного на цепь.
На втором этапе проблема заключается в том, чтобы подтолкнуть к развитию захиревшие зачатки гетеросексуального влечения, по терминологии Фрейда. Это принципиально важный момент. Мы не можем вложить в человека то, чего в нем нет и не было.
Мне очень помог опыт, полученный в ходе работы по смене пола при гермафродитизме. Благодаря ему я стал точнее понимать не только прямые связи – от глубинной сути человеческого естества к внешним, поведенческим формам его проявления, но и обратные – от поведения к ядру личности. Это очень пригодилось в лечении гомосексуалов, вплоть до того, что оказалось возможным использовать отдельные элементы методики. Например, ролевые игры. Вот женщина, которую ты должен уговорить – ну, хотя бы съездить с тобой на пикник. Мы знаем, что она тебе не нужна, неинтересна – но ты же видел, как ведут себя в таких случаях мужчины, что они говорят, какое у них выражение лица, какие жесты, как они взаимодействуют с партнершами. Постарайся «прочесть» ее поведение – где она искренна, а где хитрит, кокетничает, чем ее можно к себе расположить. При первых попытках выполнить это игровое задание пациенты чаще всего напоминают людей, попавших в иноязычную среду: ты не понимаешь, что тебе говорят, и сам не можешь ничего высказать. Но как там, так и здесь, начиная с элементарных слов и выражений, постепенно появляется возможность контакта.
Равнодушие мужчины-гомосексуала к женщине – это очень сложное психологическое образование, но многое в нем держится именно на незнании, непонимании. Игра восполняет этот пробел.
Ян Голанд сделал другое важное открытие: он обнаружил у гомосексуалов значительную деформацию эстетических восприятий. Это резко отличает их от гетеросексуалистов, хотя подметить разницу нелегко. Обычные люди, не испытывающих эротических влечений к подобным себе, в эстетическом плане достаточно всеядны. Мужчины отличают красоту мужского лица, фигуры, эстетический компонент присутствует и в оценке характера, поведения – говорим же мы о душевной красоте, о красивых или безобразных поступках. То же самое можно сказать и о женщинах. Поэтому стороннему наблюдателю трудно даже представить себе, до какой степени может у гомосексуала отсутствовать это общечеловеческое свойство. Женская внешность кажется ему или никакой, или даже уродливой. Видимо, в ходе развития сексуальности по этому типу все смежные реакции тоже блокируются. Чем отличается Клаудиа Шиффер от какой-нибудь несчастной дурнушки? Гомосексуал может вполне искренне сказать, что ничем.
Как сделать его зрячим? Есть методика лечения, в котором выделен особый этап – формирование эстетического восприятия женщины. Это долгий и сложный процесс, повторяющий в основных чертах путь эстетического развития ребенка, – но с поправкой на мощную силу сопротивления. Эстетическая бесчувственность нередко скрывает в себе большой отрицательный заряд: пациент видит в женщине низшее, неполноценное существо, считает ее опасной. Многие гомосексуалы стараются так устроить свою жизнь, чтобы не соприкасаться с женщинами даже в нейтральной, служебной или бытовой обстановке. Мне приходилось работать с пациентами, которые просили избавить их от влечения к мужчинам и на этом остановиться – исключить из своей жизни секс казалось им наилучшим выходом из положения.
В распоряжении врача должен быть поистине неисчерпаемый изобразительный материал – репродукции шедевров живописи, фотографии. Особая наука – как подбирать их для каждого человека, в какой последовательности предлагать. Пациент, дисциплинированно занимающийся аутотренингом, выполняет десятки разнообразных упражнений, приучая себя вылавливать в толпе лица и фигуры, приближающиеся к эталонам женской красоты. Долго, очень долго у него ничего не получается, он по-прежнему холоден; риск, что он разочаруется и полностью утратит веру во врача достигает в этот момент наивысшей отметки. И вдруг что-то меняется. Взгляд случайно падает на телеэкран, на страницу иллюстрированного журнала – и возникает непривычный эмоциональный отклик. Облик женщины кажется красивым, приятным, хочется всматриваться в него, чтобы продлить это удовольствие. До полнокровной эстетической реакции, не говоря уже об эротической, отсюда – как до Луны. Но все равно этот миг – решающий. Он означает, что несокрушимый психологический блок дал первую трещину.
В начале 60-х годов у профессора Сумбаева появился новый пациент, Игорь Сергеевич Р. Родился в Иркутске, получил техническое образование, по распределению уехал в Ангарск. Считался хорошим специалистом. Привлекал к себе людей мягким характером, добротой, отзывчивостью.
Первую сильную душевную травму получил в 13 лет. Игорь подружился с одноклассником. Это был красивый мальчик, очень способный, прирожденный лидер. Игорь был счастлив, что из всех мальчишек этот общий кумир выбрал его. Они сидели за одной партой, вместе бегали на лыжах, делились самым сокровенным. Но при первой же робкой попытке сексуального сближения друг его резко оттолкнул и с этих пор стал избегать. И это навсегда стало проклятием Игоря. Мужчины, к которым его влекло, были ему недоступны, а среди себе подобных он не встречал никого, с кем мог бы хотя бы общаться на равных.
Не только в любви, но и во всем, что сопутствует ей в жизни, Игорь чувствовал себя в тупике. Его идеалом был теплый, уютный, семейный дом, но он вынужден был довольствоваться своей холостяцкой берлогой. При этом приводить к себе любовников он боялся, а «хаты», где он чувствовал себя в безопасности, вызывали у него физическую тошноту. Он очень любил детей и знал про себя, что мог бы стать прекрасным отцом, но об этом не мог даже мечтать. По складу характера у него должно было быть много друзей, но двойная жизнь выработала в нем недоверчивость: все время казалось, что на него как-то не так смотрят, что-то за его спиной говорят.
Среди приятелей Игоря было немало женщин. Они-то уж точно догадывались о причине его странностей, но его человеческое обаяние перевешивало. С ним было легко, располагала его всегдашняя готовность выслушать, посочувствовать, помочь. Одинокий мужчина, неплохо устроенный, непьющий всегда пробуждает дремлющий в душе у большинства женщин инстинкт свахи. Несколько раз, рассказывал Игорь Сумбаеву, он принимал решение «взять себя в руки». Разве все мужчины женятся по страстной любви? Надо поступить так, как подсказывает рассудок, – зато у него будет рядом близкий человек, будет нормальный дом, может быть, появится сын. Но пойти в отношениях с женщиной дальше ни к чему не обязывающих светских разговоров оказалось выше его сил.
Лечиться у Сумбаева Игорю было трудно, ведь каждый приезд в Иркутск надо было специально организовывать. Но после первого же приема наступило огромное облегчение: впервые в жизни у человека появилась возможность раскрыться, рассказать о своей душевной муке. Существенного сдвига профессору удалось добиться в одном: у пациента прекратились приступы жестокого самоедства, он успокоился, поверил в свое будущее. Но вскоре Сумбаев тяжело заболел. Лечение прекратилось. Игорь заметался в поисках врача. Ближе Горького, где уже жил в то время ученик Сумбаева Николай Иванов, никого не нашлось. Игорь взял отпуск, съездил в Горький, познакомился с Ивановым и проникся к нему полным доверием. Почти год был потрачен на переезд. В самом городе решить тройную проблему работы, жилья и прописки не удалось, но Игорь пошел на то, чтобы поселиться в Дзержинске. Город ему не понравился, казался неуютным, неприветливым. Новые знакомства завязывались с трудом. После Ангарска, с которым успел сродниться, чувствовал себя, как в ссылке. Но зато рядом был врач, полностью заменивший Игорю Сумбаева.
Глубокое взаимопонимание, связывающее врача и пациента, – дело у нас обычное. Но не часто приходилось мне видеть, чтобы симпатия становилась почти что родственной. Игорь стал в доме своим человеком. Помогал хозяйке, бегал за продуктами, следил, чтобы краны нигде не подтекали. Запросто оставался ночевать, был первым гостем на семейных торжествах. Эта дружба сохранилась и потом, когда лечение как таковое закончилось.
Как оценить его результаты? Полностью изменить свою природу Игорю не удалось, но самые тяжелые переживания ушли в прошлое. Его познакомили с очень милой незамужней женщиной, и впервые в жизни в его душе что-то шевельнулось. Есть такая точка зрения, что если гомосексуал женится, то делает он это исключительно для камуфляжа, чтобы вызывать меньше пересудов. Я считаю, что в действительности все намного сложнее. Разве всегда мы можем точно определить, где кончается расчет и начинает говорить чувство? Хотя бы только привязанность, благодарность за душевное тепло и понимание. Уже и это способно скрасить жизнь человека, считавшего себя обреченным на вечное одиночество.
От Иванова я слышал, что гомосексуальное влечение продолжает играть в жизни Игоря большую роль. Но оно стало менее настоятельным, а главное, управляемым – уменьшилась опасность попадания в ситуации, которые сам пациент считал бы для себя неприемлемыми. Фактически, следовательно, Игорь стал бисексуалом. Скрывал он от жены свои приключения, которые женщины воспринимают как двойную измену, или она, принимая его таким, каков он есть, находила силы мириться и с этим? На этот счет мне известно слишком мало, а фантазировать не хочу. Но если ориентироваться на мой опыт, второй вариант представляется более вероятным.
Когда-то Фрейд писал одной американке, обеспокоенной судьбой своего сына:
«Спрашивая меня, могу ли я помочь, думаю, что Вы имеете в виду, в состоянии ли я устранить гомосексуальность и заменить ее нормальной гетеросексуальностью. Отвечу, что в общем мы не можем этого обещать. В ряде случаев нам удается оживить захиревшие было зародыши гетеросексуальных устремлений, имеющихся у каждого гомосексуала. В большинстве же случаев это уже более невозможно. Это вопрос свойств и возраста пациента. Результат лечения предсказать нельзя.
Что же касается пользы, которую психоанализ может принести Вашему сыну, то это другое дело. Если он несчастен, нервозен, раздираем конфликтами, затруднен в отношениях с другими людьми, психоанализ может дать ему гармонию, душевное спокойствие, полную эффективность, независимо от того, останется он гомосексуалом или изменится».
То же самое можно сказать и о других лечебных методах, в частности, о тех, к которым прибегал в своей работе Иванов, использовавший элементы психоанализа, но не опиравшийся на него всецело. Есть, как мы видим, программа-максимум и программа-минимум. Если сравнивать жизнь Игоря до и после лечения, программа-минимум дала стопроцентный успех. Человек вздохнул свободно, почувствовал вкус жизни, перестал стыдиться самого себя. В чисто житейском плане он много потерял, уехав из Ангарска, но ни минуты не жалел об этом – какие еще требуются доказательства? Но сверх того существенные изменения произошли в нем и по меркам программы-максимум. И этому нужно радоваться не только из тех соображений, что он перестал выглядеть и ощущать себя белой вороной, хотя и это немаловажно. Вдумаемся в слова Фрейда о захиревших зародышах гетеросексуальности: если удалось их оживить и активизировать, значит, и прежде они были не окончательно похоронены и непременно давали о себе знать – смутной тоской, неудовлетворенностью.
Иногда я завидую хирургам. При всей сложности задач, которые им приходится решать, их прогнозы отличаются завидной определенностью. Они заранее знают, когда успех им обеспечен, при ничтожно малой вероятности неожиданных осложнений, когда, наоборот, шансов почти нет и борьба продолжается ради права сказать себе, что сделано было все возможное. В нашей работе все непредсказуемо: и сколько продлится лечение, и что оно даст. Полная неизвестность и в том, как далеко отступит болезнь, не напомнит ли о себе новыми обострениями. Это относится ко всем больным, но даже на таком фоне гомосексуалы отличаются туманностью прогноза. Возможно, это тоже одна из причин, почему их сторонятся многие врачи.
Множество раз убеждался я в правоте Фрейда, придававшего, как мы видели, решающее значение возрасту пациента. Но парадокс заключается в том, что в ранней юности, когда шансы на успех значительно выше, мальчики чаще всего приходят лечиться не по своей воле. Их еще жареный петух не клевал, у них нет того внутреннего порыва к освобождению, какой обычно возникает позже. Сплошь и рядом они пытаются затеять с врачом примитивную игру: вы делайте вид, что меня лечите, а я сделаю вид, что лечение мне помогает.
Игорь Семенович Кон в своей книге издевательски цитирует отечественных сексопатологов, рекомендовавших перестраивать личность гомосексуалов с помощью аутогенной тренировки. Больше всего, видимо, его задевает, что сексуальное влечение к лицам собственного пола специалисты называют патологическим. К тому же мысли свои они выражают в такой казенной, заскорузлой форме, словно бы речь идет не о трепетных духовных субстанциях, а о замене проржавевшего коленвала в тракторном двигателе. «У пациента формируется адекватное эротическое отношение к противоположному полу (к достигнутому ранее добавляются чисто сексуальные элементы)» – ну кто же догадается, что речь идет о способности человека влюбиться! Но если пробиться к смыслу этого высказывания, иронизировать окажется не над чем. Психотерапевт может поставить перед собой такую цель и может ее достичь – если это совпадает с истинным желанием пациента. И аутогенная тренировка, как один из многих элементов психологического воздействия, оказывается нередко очень даже полезной.
Большинство психотерапевтических методик начинаются с подготовительного этапа, который должен привести пациента в состояние, как называл его Иванов, сексуального психологического вакуума. Так же, как смотрит он на женщин, – холодно, спокойно, равнодушно, – он должен начать смотреть и на мужчин. Не думать о них плохо, боже упаси, не пытаться пробудить в себе злые чувства.
Это адски сложная задача. Человек может запретить себе ходить на свидания, может, следуя советам врача, перестать посещать бани, общественные туалеты. Но есть вещи, над которыми он не властен. Он не может управлять своими сновидениями. Он не может ослепнуть и не выдавать острую эмоциональную реакцию на промелькнувшее в толпе лицо – а она, признаются наши пациенты, бывает порою так сильна, что мгновенно начинается эрекция. И невозможно запретить себе вспоминать. Ну как оборвать эти наработанные всем ходом жизни ассоциативные связи, по милости которых любая мелочь, случайное слово, запах моментально оживляет в душе образы, чувства?
Ян Голанд, превосходный врач, работавший вместе с Ивановым, прибегал к гипнотическому внушению. Я же пошел по другому пути – той самой гормонотерапии, о которой так не лестно отзывался Кон. Конечно, сами по себе инъекции гормонов никакого волшебства не совершают. Но когда человек борется с собой, ему очень помогает отключение стихийной силы, бушующей в его организме. В иных случаях правильно рассчитанные дозы антиандрогена снижают половой инстинкт чуть ли не до нуля.
Лечение – занятие трудное и малоприятное. А между тем жизнь пациента в этот период должна быть как можно более активной, насыщенной. Я считал, что судьба за нас, когда в этот период у пациента шла полоса везения или что-то новое появлялось на работе, разгоняющее будничную рутину. Конечно, очень важно было добраться до первоистоков, распутать все ниточки, образующие сложную канву сексуальных реакций. Мне это было необходимо, чтобы правильно построить свою стратегию и тактику, но и пациентам помогало, укрепляя в них уверенность в успехе. То, что имело начало, может иметь и конец.
О том, что этот этап близок к завершению, легко судить по общему состоянию: оно становиться ровным, жизненный тонус повышается. Уходят мотивы самобичевания и жалости к самому себе. Самым тонким диагностическим признаком я считаю исчезновение эротических фантазий и снов. Показательно и отношение пациента к вспышкам желания, которые при любой терапии могут быть вызваны какими-то внешними провоцирующими обстоятельствами. Поначалу это травмирует, вызывает страх, панику, стыд, чувство безнадежности: «я неисправим». Но постепенно включается рассудок и полностью берет ситуацию под контроль.
Состояние социально-психологического вакуума так же непривычно и неестественно для человека, как и физическое пребывание в невесомости. Ян Голанд, на основании своего обширного опыта, систематизировал наиболее часто встречающиеся типы реакций, зависящие и от личных особенностей пациента, и от характера глубинных мотивов, подвигнувших его на лечение. Это может быть радость освобождения, подкрепляемая горделивым сознанием победы над собой, – и, наоборот, уныние, тревожное ощущение пустоты: «я стал бесполым». Иногда человеком овладевает апатия, покорность, он пассивно отдается течению событий и не старается заглянуть вперед. Но реакция может быть и негативной – с чувством неблагополучия, беспокойства, с частой сменой настроений, со страхом «потерять самого себя». Эти состояния бывают относительно стабильными, но случается и так, что одна реакция сменяется другой, и мучительные метания определяют суть переживаний. В безусловном выигрыше оказываются рационалисты, прагматики, у которых доминирует интеллект, а эмоции напоминают хищного зверя, посаженного на цепь.
На втором этапе проблема заключается в том, чтобы подтолкнуть к развитию захиревшие зачатки гетеросексуального влечения, по терминологии Фрейда. Это принципиально важный момент. Мы не можем вложить в человека то, чего в нем нет и не было.
Мне очень помог опыт, полученный в ходе работы по смене пола при гермафродитизме. Благодаря ему я стал точнее понимать не только прямые связи – от глубинной сути человеческого естества к внешним, поведенческим формам его проявления, но и обратные – от поведения к ядру личности. Это очень пригодилось в лечении гомосексуалов, вплоть до того, что оказалось возможным использовать отдельные элементы методики. Например, ролевые игры. Вот женщина, которую ты должен уговорить – ну, хотя бы съездить с тобой на пикник. Мы знаем, что она тебе не нужна, неинтересна – но ты же видел, как ведут себя в таких случаях мужчины, что они говорят, какое у них выражение лица, какие жесты, как они взаимодействуют с партнершами. Постарайся «прочесть» ее поведение – где она искренна, а где хитрит, кокетничает, чем ее можно к себе расположить. При первых попытках выполнить это игровое задание пациенты чаще всего напоминают людей, попавших в иноязычную среду: ты не понимаешь, что тебе говорят, и сам не можешь ничего высказать. Но как там, так и здесь, начиная с элементарных слов и выражений, постепенно появляется возможность контакта.
Равнодушие мужчины-гомосексуала к женщине – это очень сложное психологическое образование, но многое в нем держится именно на незнании, непонимании. Игра восполняет этот пробел.
Ян Голанд сделал другое важное открытие: он обнаружил у гомосексуалов значительную деформацию эстетических восприятий. Это резко отличает их от гетеросексуалистов, хотя подметить разницу нелегко. Обычные люди, не испытывающих эротических влечений к подобным себе, в эстетическом плане достаточно всеядны. Мужчины отличают красоту мужского лица, фигуры, эстетический компонент присутствует и в оценке характера, поведения – говорим же мы о душевной красоте, о красивых или безобразных поступках. То же самое можно сказать и о женщинах. Поэтому стороннему наблюдателю трудно даже представить себе, до какой степени может у гомосексуала отсутствовать это общечеловеческое свойство. Женская внешность кажется ему или никакой, или даже уродливой. Видимо, в ходе развития сексуальности по этому типу все смежные реакции тоже блокируются. Чем отличается Клаудиа Шиффер от какой-нибудь несчастной дурнушки? Гомосексуал может вполне искренне сказать, что ничем.
Как сделать его зрячим? Есть методика лечения, в котором выделен особый этап – формирование эстетического восприятия женщины. Это долгий и сложный процесс, повторяющий в основных чертах путь эстетического развития ребенка, – но с поправкой на мощную силу сопротивления. Эстетическая бесчувственность нередко скрывает в себе большой отрицательный заряд: пациент видит в женщине низшее, неполноценное существо, считает ее опасной. Многие гомосексуалы стараются так устроить свою жизнь, чтобы не соприкасаться с женщинами даже в нейтральной, служебной или бытовой обстановке. Мне приходилось работать с пациентами, которые просили избавить их от влечения к мужчинам и на этом остановиться – исключить из своей жизни секс казалось им наилучшим выходом из положения.
В распоряжении врача должен быть поистине неисчерпаемый изобразительный материал – репродукции шедевров живописи, фотографии. Особая наука – как подбирать их для каждого человека, в какой последовательности предлагать. Пациент, дисциплинированно занимающийся аутотренингом, выполняет десятки разнообразных упражнений, приучая себя вылавливать в толпе лица и фигуры, приближающиеся к эталонам женской красоты. Долго, очень долго у него ничего не получается, он по-прежнему холоден; риск, что он разочаруется и полностью утратит веру во врача достигает в этот момент наивысшей отметки. И вдруг что-то меняется. Взгляд случайно падает на телеэкран, на страницу иллюстрированного журнала – и возникает непривычный эмоциональный отклик. Облик женщины кажется красивым, приятным, хочется всматриваться в него, чтобы продлить это удовольствие. До полнокровной эстетической реакции, не говоря уже об эротической, отсюда – как до Луны. Но все равно этот миг – решающий. Он означает, что несокрушимый психологический блок дал первую трещину.