Интересная психологическая деталь: сосредоточение войск к участку прорыва можно было оценить как удовлетворительное, а сам прорыв и бой в глубине обороны получили более высокую оценку - "хорошо". Дело здесь заключалось в простой на первый взгляд вещи - в том, что условный артиллерийско-минометный огонь был заменен действительным. Мне и раньше доводилось наблюдать, как на учениях, когда их условность сведена до минимума, резко изменялось поведение людей - и командиров и рядовых. Человек, услышав грохот орудий, увидев разрывы снарядов, преображался буквально на глазах. Он становился более собранным, более подвижным и энергичным, повышалось чувство ответственности. И хотя воин отлично знал, что артогонь никакого вреда ему не принесет, он и окапывался, и маскировался, и в атаку шел, как в реальном бою. То же и с так называемой обкаткой пехоты танками. Пройдет танк над окопом, и можно с уверенностью сказать, что засевший там стрелок в другой раз встретит уже вражескую боевую машину уверенно и стойко.
Учения 59-го корпуса, как и 26-го, проходили в горно-таежной местности. Они еще раз показали, что в таких условиях наиболее результативна отрядная тактика, что стрелковые батальоны и полки должны действовать с большей, чем в обычных условиях, самостоятельностью, что для этого их надо усиливать танковыми и саперными подразделениями и артиллерией, вплоть до тяжелых калибров. Особенно хорошо проявил себя отряд, который возглавлял командир батальона 50-го Читинского стрелкового полка майор Сенченко. Да и весь этот старейший на Дальнем Востоке полк, и вся 39-я Тихоокеанская дивизия Василия Александровича Семенова действовали превосходно.
К концу учений, к 3-5 июля, стало ясно, что все входившие в армию дивизии, бригады и другие части хорошо подготовлены для выполнения самых трудных и неожиданных задач. Однако 22-я Краснодарская и 39-я Тихоокеанская дивизии были во всех отношениях лучшими. Поэтому их роль в возможных боевых действиях против японской Квантунской армии определилась уже тогда - мы их спланировали поставить на самый ответственный участок. Отмечу, что это решение не являлось плодом только личных моих впечатлений за минувшие дни. Репутация воинского коллектива складывается не вдруг. Я уже рассказывал о традициях этих дивизий, об их славной истории. В мирное время оба соединения тоже были среди передовых в боевой и политической подготовке. А учения лишь подтвердили эту высокую, десятилетиями складывавшуюся репутацию.
Проанализировав и обобщив опыт учений, штаб армии представил в штаб Приморской группы войск сводку{12}, в которой, в частности, подчеркивалась ведущая роль инженерного обеспечения при наступательных действиях в горной тайге. Каждую стрелковую дивизию необходимо было усиливать, как минимум, одним инженерно-саперным батальоном. Практиковавшаяся ранее прокладка колонных путей через лесные массивы и болота потребовала корректировки в связи с высоким насыщением войск танками и тяжелой артиллерией. Только сплошной поперечный настил из накатника (бревен) на лежнях мог обеспечить продвижение этой техники. Причем на учениях приходилось укладывать такие настилы на участках протяженностью до километра, то есть целыми улицами, как делали это в старину, в древнерусских, городах. Но там была открытая, подготовленная для работ местность, здесь - дремучий, горный, заболоченный лес. Его надо повалить, раскорчевать, распилить. Это сравнение помогает представить огромный объем работ, который выполняли инженерные войска армии. Кроме того, лимит времени у них был и всегда будет очень жестким. Поэтому для работы по прокладке колонных путей следует привлекать и стрелковые части.
Хорошей школой для предстоящих боевых действий стала инженерная подготовка исходного района. Общая длина вновь проложенных по нему дорог - в основном колонных путей - составила более 30 км{13}. Эта практика помогла установить строгий порядок работы - такой, который при минимальной затрате времени давал наибольший эффект.
Наряду с инженерным обеспечением операции пристальное внимание штаба армии было обращено на обучение личного состава ориентированию в горно-таежной местности. В каждой роте и батарее подбиралась группа из рядовых, сержантов и офицеров, имевших острый слух, зрение, хорошую реакцию и другие навыки, которые отличают таежных охотников. Им предстояло вести за собой войска по магнитной стрелке, по азимуту, так как никаких обычных ориентиров, вроде дорог, перекрестков, населенных пунктов, на первом этапе предстоящей операции не было. Хождению по азимуту обучался, конечно, весь личный состав, но эти специально отобранные группы - особенно тщательно.
Отдельно хочу сказать о партийно-политической работе, развернувшейся в армии в период непосредственной подготовки к Маньчжурской стратегической наступательной операции. Эту работу всего большого коллектива политработников, пропагандистов, агитаторов, партийных и комсомольских активистов умело направляли члены Военного совета генералы И. М. Смоликов и Ф. К. Прудников и начальник политотдела генерал К. Я. Остроглазов. Агитация и пропаганда велись в самых разнообразных формах. Воинам разъяснялись источники нашей победы над фашистской Германией, преимущества социалистического строя, огромное значение этой победы для народов всего мира, необходимость ликвидировать последний крупный очаг агрессии - японский милитаризм. Пропагандисты и агитаторы рассказывали о давних агрессивных устремлениях японской военщины, направленных на нашу Родину, о вторжении японцев на территорию Сибири и Дальнего Востока в годы гражданской войны, о кровавых злодеяниях, которые они там творили, о том, как они помогали гитлеровцам в войне против Советского Союза, о причинах денонсации советско-японского пакта о нейтралитете.
Большую роль в этой работе, воспитывавшей у воинов любовь к Родине а ненависть к агрессивным действиям империалистической Японии, сыграла печатная пропаганда, в частности наша армейская газета "На защиту Родины", которую редактировал Петр Андреевич Будыкин. В газете был очень сильный журналистский состав, он свято берег ее традиции, ее высокую репутацию, завоеванную еще в 30-х годах. В ту пору она была газетой 39-го стрелкового корпуса, разгромившего японских захватчиков у озера Хасан. Ее заслуги в этом боевом деле были отмечены особым приказом по 1-й Краснознаменной армии, в котором, в частности, говорилось: "В дни упорных боев газета "На защиту Родины" показала себя подлинно большевистской газетой. Она доходила до передовых позиций, своим большевистским печатным словом зажигала горячий советский патриотизм, безграничную любовь и преданность воинов, командиров и политработников своей Родине, Коммунистической партии и Советскому правительству..."{14} И сегодня, вспоминая на-пряженный и плодотворный труд этого журналистского коллектива, я могу присоединиться к такой высокой оценке.
К середине июля, после того как мы сдали часть своей полосы левому соседу - 5-й армии генерала Н. И. Крылова и к нам прибыли новые артиллерийские, танковые и саперные части, 1-я Краснознаменная армия имела в своем боевом составе:
26-й стрелковый корпус - 22, 59, 300-я стрелковые дивизии и 217-я корпусная артиллерийская бригада;
59-й стрелковый корпус - 39, 231, 365-я стрелковые дивизии и 216-я корпусная артиллерийская бригада;
112-й и 6-й полевой укрепленные районы;
75, 77, 257-ю танковые бригады;
48-й тяжелый танковый полк;
335, 338, 339-й тяжелые самоходно-артиллерийские полки;
213-ю и 225-ю пушечные артиллерийские бригады;
52-ю минометную бригаду;
60-ю истребительно-противотанковую бригаду;
33-й и 54-й гвардейские минометные полки;
33-ю зенитную артиллерийскую дивизию;
115, 455, 721-й отдельные зенитные артдивизионы;
12-ю и 27-ю инженерно-саперные бригады;
16-й парк инженерных машин;
13-й и 30-й понтонно-мостовые батальоны;
21-ю роту водоснабжения;
19-й полк связи;
308-й отдельный батальон связи и шесть отдельных телеграфных и кабельно-шестовых рот;
564-ю разведывательно-корректировочную авиационную эскадрилью{15}.
Численный состав армии - 69 тысяч человек. В стрелковых дивизиях было от 7,5 до 8 тыс. солдат, сержантов и офицеров. Армия имела 1227 легких орудий и минометов и 72 тяжелых орудия, 418 танков и самоходно-артиллерийских установок, 3460 станковых и ручных пулеметов{16}.
В таком боевом и численном составе 1-я Краснознаменная армия, продолжая учебу, одновременно заканчивала последние подготовительные мероприятия к предстоящей стратегической наступательной операции в Маньчжурии.
Два главных удара
Характер местности, время года и погодные условия всегда сильно влияли на планирование наступательных операций. И чем сложнее местность (леса, болота, горы) и сопутствующие ей природные факторы (глубокий снег, половодье, распутица), тем труднее для наступающей стороны выбрать правильный путь к боевому успеху - к решению поставленной задачи в кратчайший срок и с наименьшими потерями. А опытный противник многократно умножает перечисленные трудности соответствующим построением своей обороны. Поэтому прорыв такой обороны требует от командиров и штабов чрезвычайно кропотливой и объемной работы. Приходится решать целый комплекс отдельных задач, которые зачастую вступают в противоречие друг с другом, создавая, так сказать, тупиковые ситуации. Но штаб продолжает поиски. И если его коллектив хорошо подготовлен, если бьется в нем творческая жидка, он всегда найдет выход. Необычная по своей сложности обстановка, как правило, подсказывает и нестандартный замысел операции. Создать на основе подобного замысла смелый план - этим далеко не исчерпывается подготовительная работа. Надо еще и обосновать план перед старшим начальником, доказать целесообразность отхода от общепринятых положений.
Главное в трудоемкой этой работе - выбрать направление удара, определить ширину участка прорыва, построить войска в необходимый для данной обстановки боевой порядок. Вопросы эти настолько важны и актуальны, что, прежде чем перейти к рассказу о планировании штабом 1-й Краснознаменной армии наступательной операции в Маньчжурии, сделаю небольшое отступление.
История войн дает нам много примеров слепой, без учета конкретной обстановки, "канонизации" даже очень действенных для своего времени методов ведения вооруженной борьбы. Напомню, что еще в годы первой мировой войны явственно проявилась тенденция к сужению фронта атаки при прорыве заранее подготовленной обороны. И когда войска русского Юго-Западного фронта совершили знаменитый Брусиловский прорыв, часть военных теоретиков осудила генерала Брусилова именно за то, что он создал сразу несколько ударных группировок и провел одновременную атаку на очень широком фронте. Они как бы не замечали ни практических результатов сражения, ни того, что успеха добился самый слабый по боевому составу фронт, в то время как значительно более сильный, обладавший крупными резервами соседний Западный фронт лишь "присутствовал при сем" в качестве наблюдателя. Теоретиков тревожил вопрос: почему генерал Брусилов наступал вопреки правилам? почему нанес несколько ударов на широком фронте вместо одного на узком?
Должен заметить, что подобные вопросы способны смутить не только теоретиков, но и сугубых практиков. В Витебской операции 1-го Прибалтийского фронта, готовясь к наступлению на очень тяжелой местности, среди сплошных болот, штаб нашей 43-й армии выбрал направление, наиболее доступное для продвижения танков, артиллерии и прочей тяжелой техники и транспорта. Однако у командующего фронтом генерала И. X. Баграмяна созрело другое решение. И нашу, и соседнюю 6-ю гвардейскую армии он нацелил на удар прямо через болота, причем вопреки сложившейся и оправдавшей себя практике - на очень широком фронте. Для нас, его подчиненных, это решение было неожиданным. Но еще более неожиданным оказалось оно для противника. Там, где, по убеждению фашистского командования, и пехотинец-одиночка мог пробраться с трудом, прошли тысячи советских солдат. Мощный удар, нанесенный одновременно по всей 25-километровой полосе прорыва, раздробил силы врага, сделал из его обороны истинный "тришкин кафтан", залатать прорехи в котором он, как ни метался, не смог. И вот уже на вторые сутки наступления участь крупной немецко-фашистской группировки под Витебском была практически решена.
Полагаю, приведенные выше примеры достаточно ясно иллюстрируют необходимость творческого осмысливания даже утвержденных временем правил военного искусства, корректировки этих правил, когда того требует боевая обстановка. Именно этому учит нас история войн вообще и история Великой Отечественной войны в частности. Ведь как бы ни изменились средства вооруженной борьбы, ее тактика, оперативные взгляды, никогда уроки прошлого не потеряют своей ценности. Изучая их глубоко и внимательно, человек военный прежде всего учится думать. История открывается перед ним не только цифровыми выкладками, но и сложной своей диалектикой, противоречиями, которые встают перед каждым боевым коллективом и при подготовке к бою или сражению, и в ходе боевых действий. Успешно и последовательно решать эти задачи под силу лишь тому коллективу, где костяк составляют люди творческие. Косность в военном деле, приверженность к догме ведут к потерям самого ценного - человеческих жизней, а значит, бороться с косностью надо всеми средствами.
За время Великой Отечественной войны мне довелось участвовать во многих наступательных операциях. Успех в них достигался, как правило, концентрированным ударом на узком участке. Однако две операции потребовали взлома обороны противника сразу на широком фронте, и обе были связаны с очень тяжелой для войск местностью. О Витебской операции я уже упоминал, о Маньчжурской речь впереди. Начну со встречи, которая состоялась сравнительно недавно. Два военных историка, молодые полковники, изучавшие Маньчжурскую стратегическую наступательную операцию, попросили разрешить их сомнения. Почему 1-я Краснознаменная армия нанесла не один главный удар, как практиковалось, а сразу два? Почему удары наносились в расходящихся направлениях? Почему армия наступала в одноэшелонном боевом порядке (то есть, проще говоря, оба корпуса - "в линию")? Где же глубина? Как же в таком случае наращивать силу первоначального удара, если противник сделал бы то-то и так-то?
Мои оппоненты были настроены весьма критически. Это хорошо. Каждая, даже очень успешная, операция не обходится без недостатков, иногда весьма существенных.
Если вы возьмете отчетные документы 1-й Краснознаменной армии по боевым действиям в Маньчжурии, там найдется достаточно поводов для критики ряда частных вопросов. Можно и должно критиковать и наш план в целом. Однако тут нужны более веские аргументы, чем те, что построены на базе "чистой" теории (то есть "положено - не положено") или на вопросах типа: "А если бы?" Спрашиваю собеседников:
- На какой день с начала операции нам запланировали прорыв второго оборонительного рубежа японцев по реке Мулинхэ?
- На восьмой день,- ответили они.
- А прорвали?
- На второй. На шесть дней раньше срока.
- А насчет третьего рубежа?
И это они, конечно, знают. Ответили без запинки, что прорыв армии к реке Муданьцзян был запланирован штабом фронта на 18-й день, а прорвали мы этот рубеж и овладели городом Муданьцзяном на 10 дней раньше срока. Да и вообще мой с ними разговор не о том, кто и что знает. Оба они изучили операцию по дням и часам и помнят такие детали, которые я давно запамятовал. Дело в другом. Надо им помочь научиться в этих вопросах умело сочетать теорию и практику. Ведь передо мной сидят военные историки, научные работники. От них во многом зависит, как наша армейская молодежь, будущие командиры полков и дивизий, воспримет и возьмет на вооружение боевой опыт старшего поколения. Поэтому пришлось рассказать им о всем комплексе проблем, вставших перед штабом 1-й Краснознаменной армии в период планирования операции.
Если взглянуть на географическую карту Дальнего Востока, то на юге Приморского края, к западу от озера Ханка, можно увидеть выступ, обращенный в сторону Северо-Восточного Китая (Маньчжурии). Этот выступ как раз и занимала 1-я Краснознаменная армия летом 1945 года, в канун Маньчжурской наступательной операция. Особенности местности, на которой войскам предстояло наступать, нам, старым дальневосточникам, были в общем известны, поскольку тайга по обе стороны границы одинакова. Горные хребты как бы барьерами отделяли советское Приморье от Центральной Маньчжурской равнины. Горы покрывал сплошной девственный лес. Могучий дубняк, кедровник, сосны, липы, березы, увитые лианами и диким виноградом, перемежались с колючим кустарником и полукустарником. Кусты заполняли все промежутки между деревьями, свешивались с ветвей, коврами стелились по земле, выставив вверх шипы длиной с палец, твердые и острые, как швейная игла. Человека неопытного эти созданные природой колючие заграждения могли в буквальном смысле раздеть за несколько минут, изрубцевав при этом тело, проткнув насквозь толстые подошвы обуви. Поэтому труден был здесь путь даже для вездесущей опытной пехоты. А внизу, у подножия, на многие километры тянулись узкие, тоже заросшие лесом долины, которые называют падями или распадками. По ним текли речки и ручьи, настолько сильно заболоченные, что в них увязал такой маневренный и вместе с тем мощный танк, как Т-34. Болота встречались не только в низких местах, но и на взгорьях. Взберешься, бывало, на вершину сопки и увязнешь по колено в слабом, хлюпающем грунте. Таковы особенности здешней горной тайги.
Прибавьте сюда бездорожье и отсутствие крупных населенных пунктов. Да что там говорить о крупных! Карты, которыми мы пользовались, свидетельствовали, что на первых 18-20 километрах маньчжурской территории нет никаких населенных пунктов, если не считать японских пограничных застав да отдельных китайских фанз (глинобитных домиков). Их соединяли горные тропы, где и два-то человека разминутся с трудом. А нам предстояло провести здесь шесть стрелковых дивизий, зенитно-артил-лерийскую дивизию, более 400 танков и самоходных орудий, бригады тяжелой артиллерии, две инженерно-саперные бригады, тысячи автомашин с грузами.
По самым жестким оценкам, полоса, отведенная нам для наступления, считалась непроходимой для войсковых соединений с их тяжелой техникой. Закономерен вопрос: почему командование 1-го Дальневосточного фронта поставило 1-ю Краснознаменную армию на это направление? Прежде всего потому, что надеялось на нее. Она уже несколько десятилетий несла свою боевую службу в тайге. Все учения и длительные марши, практически вся жизнь войск проходила в чрезвычайно трудных условиях горных лесов и болот, где ступала лишь нога охотника да солдата. Некоторые соединения армии (например, 39-я стрелковая дивизия) в 1929 году и позже приобрели опыт боевых действий именно здесь, в Приморье. Большинство бойцов, командиров, политработников были природными сибиряками и дальневосточниками. Они с малых лет привыкли к таежной глухомани и чувствовали себя в ней как дома.
Учитывалось также и то обстоятельство, что противник тоже считал эту местность непроходимой и из такого расчета и строил свою оборону. По флангам нашей полосы располагались мощные укрепленные районы японцев- Мишаньский и Пограничненский, а между ними - лишь отдельные опорные пункты, да и те в глубине вражеского расположения. Разведка установила, что враг готов встретить наступающие советские войска где угодно, но только не между укрепрайонами. Значит, прорыв 1-й Краснознаменной армии через горную тайгу поставит японское командование в тяжелое положение, смешает его планы, заставит спешно перебрасывать войска в полосу наступления наших соединений, что значительно облегчит действия соседей - 35-й армии генерала Н. Д. Захватаева и 5-й армии генерала П. И. Крылова.
Таков был в самых общих чертах замысел командования 1-го Дальневосточною фронта в части, касавшейся нашей армии. В дальнейшем, когда перейду к выработке армейского плана операции, я детализирую некоторые пункты этого замысла, а пока что вернусь к описанию местности и особенностей обороны противника.
Приграничный выступ, в котором располагались войска 1-й Краснознаменной армии, имел форму тупого угла. Его северо-западная сторона начиналась от озера Ханка и, пройдя километров 30 по Приханкайской низменности, тянулась далее через горы еще километров на 70 до группы господствующих высот (сопки Круглая, Каплун, Командная, Японская пирамида, 3-я Наблюдательная). Здесь была вершина угла, от которой его вторая сторона круто поворачивала на юг, к сопке Тигровой, тоже по горной тайге. Таким образом, из всего 140-километрового участка фронта{17}, занимаемого армией, только небольшая его часть на правом фланге представляла собой равнину, пригодную для широкого танкового маневра. А в глубине Маньчжурии углообразную форму приграничного выступа как бы повторяли и река Мулинхэ и дороги, проходившие по обоим ее берегам от пограничного китайского города Мишань к Мулину (ближняя к нам дорога) и к Муданьцзяну (дальняя дорога). Подобные дороги, идущие параллельно линии фронта, на военном языке именуются рокадными. Овладеть рокадами - эту цель всегда ставит перед собой наступающая сторона, ибо они обеспечивают маневр подвижным войскам. Для нашей же армии рокады Мишань - Пиняньчжень - Мулин и Мишань - Линькоу Муданьнзян были особенно важны потому, что, выйдя на них, мы не только получали свободу маневра, но и сковывали маневр крупной группировки японских войск, опиравшихся на Мишаньский укрепленный район. Ведь горы есть горы, и преимущество, которым располагает обороняющийся, имея в тылу одну-две дороги, оборачивается для него ловушкой, если наступающий их оседлает.
Мы еще не получили от штаба фронта конкретной боевой задачи, однако ясно представляли возможные трудности ее выполнения. И первая из них: как преодолеть 20-километровую полосу горной тайги и выйти в районы, где имеются хоть и немногочисленные, но все же дороги? Ответ на этот вопрос подсказал опыт прежней службы на Дальнем Востоке, дополненный недавними учениями: придется прокладывать через тайгу колонные пути. Выделим специальные группы в составе трех - пяти танков, взвода саперов, одной-двух рот автоматчиков. Танки будут тараном валить лее, саперы - растаскивать его, автоматчики - охранять работающих. Предполагалось, что первая группа как бы вчерне наметит просеку. Следующая за ней должна выкорчевывать особо толстые пни, настилать гати через заболоченные участки; третья - выложить, где надо, бревенчатый настил, и так далее. Короче говоря, войсковые колонны по мере углубления в тайгу будут улучшать эту лесную дорогу, с тем чтобы по ней могли пройти и артиллерия, и тыловые части - автотранспорт с боеприпасами, горючим, продовольствием.
Наметив пути решения этой задачи, мы встали перед новой. По колонному пути прежде всего придется пропустить передовые отряды корпусов - танковые бригады с десантом автоматчиков. Но что оставят от импровизированной дороги 40-50 танков, пущенных по одному маршруту? Они превратят в труху все гати и настилы и пророют в слабом здешнем грунте глубокие колеи. Да и стрелковая дивизия с ее артиллерией и автотранспортом, вытянувшись в многокилометровую колонну, в конце концов тоже, образно говоря, "размочалит" дорогу. Следовательно, для того чтобы поддерживать колонные пути в относительном порядке, надо прокладывать их по два-три на дивизию, по три-четыре на корпус.
Эти соображения и вынудили нас отказаться от глубокого эшелонирования боевых порядков. Решили пробиваться через тайгу на максимально широком фронте. Рискованно? Разумеется! Но давайте взвесим, в чем мы можем проиграть и в чем выиграть. Продвижение стрелковых корпусов через глухую тайгу по семи-восьми маршрутам одновременно, в линейных боевых порядках, резко снижает возможности нарастить силу удара из глубины, что крайне опасно в случае сильного сопротивления противника. К тому же совершенно невозможно сквозь таежные дебри быстро перебросить войска вдоль линии фронта. Это наши минусы. Но есть и плюсы. Наступая по многим маршрутам компактными колоннами, армия быстрее преодолеет труднопроходимую местность, а выигрыш во времени - один из решающих факторов на войне. Кроме того, мы сразу введем в бой большие силы, а их прорыв в глубину вражеской обороны на широком фронте может решить судьбу операции. В самом деле, поставим себя на место японского командующего. Представим, что разведка, в том числе авиационная, докладывает ему, что русские наступают через тайгу в полосе шириной 20-25 километров. Что ему делать, если он, считавший эту местность непроходимой, главные свои силы сосредоточил далеко за ее пределами, в том же Мишаньском укрепленном районе? Перебрасывать эти силы к участку прорыва? Но для переброски войск необходимо время, несколько дней, а русские - вот они, уже выходят из тайги на дороги. Выдвинуть свои резервы? Но и они не восстановят взломанный на большом протяжении фронт. Ситуация тяжелая, скорее всего безвыходная.
Учения 59-го корпуса, как и 26-го, проходили в горно-таежной местности. Они еще раз показали, что в таких условиях наиболее результативна отрядная тактика, что стрелковые батальоны и полки должны действовать с большей, чем в обычных условиях, самостоятельностью, что для этого их надо усиливать танковыми и саперными подразделениями и артиллерией, вплоть до тяжелых калибров. Особенно хорошо проявил себя отряд, который возглавлял командир батальона 50-го Читинского стрелкового полка майор Сенченко. Да и весь этот старейший на Дальнем Востоке полк, и вся 39-я Тихоокеанская дивизия Василия Александровича Семенова действовали превосходно.
К концу учений, к 3-5 июля, стало ясно, что все входившие в армию дивизии, бригады и другие части хорошо подготовлены для выполнения самых трудных и неожиданных задач. Однако 22-я Краснодарская и 39-я Тихоокеанская дивизии были во всех отношениях лучшими. Поэтому их роль в возможных боевых действиях против японской Квантунской армии определилась уже тогда - мы их спланировали поставить на самый ответственный участок. Отмечу, что это решение не являлось плодом только личных моих впечатлений за минувшие дни. Репутация воинского коллектива складывается не вдруг. Я уже рассказывал о традициях этих дивизий, об их славной истории. В мирное время оба соединения тоже были среди передовых в боевой и политической подготовке. А учения лишь подтвердили эту высокую, десятилетиями складывавшуюся репутацию.
Проанализировав и обобщив опыт учений, штаб армии представил в штаб Приморской группы войск сводку{12}, в которой, в частности, подчеркивалась ведущая роль инженерного обеспечения при наступательных действиях в горной тайге. Каждую стрелковую дивизию необходимо было усиливать, как минимум, одним инженерно-саперным батальоном. Практиковавшаяся ранее прокладка колонных путей через лесные массивы и болота потребовала корректировки в связи с высоким насыщением войск танками и тяжелой артиллерией. Только сплошной поперечный настил из накатника (бревен) на лежнях мог обеспечить продвижение этой техники. Причем на учениях приходилось укладывать такие настилы на участках протяженностью до километра, то есть целыми улицами, как делали это в старину, в древнерусских, городах. Но там была открытая, подготовленная для работ местность, здесь - дремучий, горный, заболоченный лес. Его надо повалить, раскорчевать, распилить. Это сравнение помогает представить огромный объем работ, который выполняли инженерные войска армии. Кроме того, лимит времени у них был и всегда будет очень жестким. Поэтому для работы по прокладке колонных путей следует привлекать и стрелковые части.
Хорошей школой для предстоящих боевых действий стала инженерная подготовка исходного района. Общая длина вновь проложенных по нему дорог - в основном колонных путей - составила более 30 км{13}. Эта практика помогла установить строгий порядок работы - такой, который при минимальной затрате времени давал наибольший эффект.
Наряду с инженерным обеспечением операции пристальное внимание штаба армии было обращено на обучение личного состава ориентированию в горно-таежной местности. В каждой роте и батарее подбиралась группа из рядовых, сержантов и офицеров, имевших острый слух, зрение, хорошую реакцию и другие навыки, которые отличают таежных охотников. Им предстояло вести за собой войска по магнитной стрелке, по азимуту, так как никаких обычных ориентиров, вроде дорог, перекрестков, населенных пунктов, на первом этапе предстоящей операции не было. Хождению по азимуту обучался, конечно, весь личный состав, но эти специально отобранные группы - особенно тщательно.
Отдельно хочу сказать о партийно-политической работе, развернувшейся в армии в период непосредственной подготовки к Маньчжурской стратегической наступательной операции. Эту работу всего большого коллектива политработников, пропагандистов, агитаторов, партийных и комсомольских активистов умело направляли члены Военного совета генералы И. М. Смоликов и Ф. К. Прудников и начальник политотдела генерал К. Я. Остроглазов. Агитация и пропаганда велись в самых разнообразных формах. Воинам разъяснялись источники нашей победы над фашистской Германией, преимущества социалистического строя, огромное значение этой победы для народов всего мира, необходимость ликвидировать последний крупный очаг агрессии - японский милитаризм. Пропагандисты и агитаторы рассказывали о давних агрессивных устремлениях японской военщины, направленных на нашу Родину, о вторжении японцев на территорию Сибири и Дальнего Востока в годы гражданской войны, о кровавых злодеяниях, которые они там творили, о том, как они помогали гитлеровцам в войне против Советского Союза, о причинах денонсации советско-японского пакта о нейтралитете.
Большую роль в этой работе, воспитывавшей у воинов любовь к Родине а ненависть к агрессивным действиям империалистической Японии, сыграла печатная пропаганда, в частности наша армейская газета "На защиту Родины", которую редактировал Петр Андреевич Будыкин. В газете был очень сильный журналистский состав, он свято берег ее традиции, ее высокую репутацию, завоеванную еще в 30-х годах. В ту пору она была газетой 39-го стрелкового корпуса, разгромившего японских захватчиков у озера Хасан. Ее заслуги в этом боевом деле были отмечены особым приказом по 1-й Краснознаменной армии, в котором, в частности, говорилось: "В дни упорных боев газета "На защиту Родины" показала себя подлинно большевистской газетой. Она доходила до передовых позиций, своим большевистским печатным словом зажигала горячий советский патриотизм, безграничную любовь и преданность воинов, командиров и политработников своей Родине, Коммунистической партии и Советскому правительству..."{14} И сегодня, вспоминая на-пряженный и плодотворный труд этого журналистского коллектива, я могу присоединиться к такой высокой оценке.
К середине июля, после того как мы сдали часть своей полосы левому соседу - 5-й армии генерала Н. И. Крылова и к нам прибыли новые артиллерийские, танковые и саперные части, 1-я Краснознаменная армия имела в своем боевом составе:
26-й стрелковый корпус - 22, 59, 300-я стрелковые дивизии и 217-я корпусная артиллерийская бригада;
59-й стрелковый корпус - 39, 231, 365-я стрелковые дивизии и 216-я корпусная артиллерийская бригада;
112-й и 6-й полевой укрепленные районы;
75, 77, 257-ю танковые бригады;
48-й тяжелый танковый полк;
335, 338, 339-й тяжелые самоходно-артиллерийские полки;
213-ю и 225-ю пушечные артиллерийские бригады;
52-ю минометную бригаду;
60-ю истребительно-противотанковую бригаду;
33-й и 54-й гвардейские минометные полки;
33-ю зенитную артиллерийскую дивизию;
115, 455, 721-й отдельные зенитные артдивизионы;
12-ю и 27-ю инженерно-саперные бригады;
16-й парк инженерных машин;
13-й и 30-й понтонно-мостовые батальоны;
21-ю роту водоснабжения;
19-й полк связи;
308-й отдельный батальон связи и шесть отдельных телеграфных и кабельно-шестовых рот;
564-ю разведывательно-корректировочную авиационную эскадрилью{15}.
Численный состав армии - 69 тысяч человек. В стрелковых дивизиях было от 7,5 до 8 тыс. солдат, сержантов и офицеров. Армия имела 1227 легких орудий и минометов и 72 тяжелых орудия, 418 танков и самоходно-артиллерийских установок, 3460 станковых и ручных пулеметов{16}.
В таком боевом и численном составе 1-я Краснознаменная армия, продолжая учебу, одновременно заканчивала последние подготовительные мероприятия к предстоящей стратегической наступательной операции в Маньчжурии.
Два главных удара
Характер местности, время года и погодные условия всегда сильно влияли на планирование наступательных операций. И чем сложнее местность (леса, болота, горы) и сопутствующие ей природные факторы (глубокий снег, половодье, распутица), тем труднее для наступающей стороны выбрать правильный путь к боевому успеху - к решению поставленной задачи в кратчайший срок и с наименьшими потерями. А опытный противник многократно умножает перечисленные трудности соответствующим построением своей обороны. Поэтому прорыв такой обороны требует от командиров и штабов чрезвычайно кропотливой и объемной работы. Приходится решать целый комплекс отдельных задач, которые зачастую вступают в противоречие друг с другом, создавая, так сказать, тупиковые ситуации. Но штаб продолжает поиски. И если его коллектив хорошо подготовлен, если бьется в нем творческая жидка, он всегда найдет выход. Необычная по своей сложности обстановка, как правило, подсказывает и нестандартный замысел операции. Создать на основе подобного замысла смелый план - этим далеко не исчерпывается подготовительная работа. Надо еще и обосновать план перед старшим начальником, доказать целесообразность отхода от общепринятых положений.
Главное в трудоемкой этой работе - выбрать направление удара, определить ширину участка прорыва, построить войска в необходимый для данной обстановки боевой порядок. Вопросы эти настолько важны и актуальны, что, прежде чем перейти к рассказу о планировании штабом 1-й Краснознаменной армии наступательной операции в Маньчжурии, сделаю небольшое отступление.
История войн дает нам много примеров слепой, без учета конкретной обстановки, "канонизации" даже очень действенных для своего времени методов ведения вооруженной борьбы. Напомню, что еще в годы первой мировой войны явственно проявилась тенденция к сужению фронта атаки при прорыве заранее подготовленной обороны. И когда войска русского Юго-Западного фронта совершили знаменитый Брусиловский прорыв, часть военных теоретиков осудила генерала Брусилова именно за то, что он создал сразу несколько ударных группировок и провел одновременную атаку на очень широком фронте. Они как бы не замечали ни практических результатов сражения, ни того, что успеха добился самый слабый по боевому составу фронт, в то время как значительно более сильный, обладавший крупными резервами соседний Западный фронт лишь "присутствовал при сем" в качестве наблюдателя. Теоретиков тревожил вопрос: почему генерал Брусилов наступал вопреки правилам? почему нанес несколько ударов на широком фронте вместо одного на узком?
Должен заметить, что подобные вопросы способны смутить не только теоретиков, но и сугубых практиков. В Витебской операции 1-го Прибалтийского фронта, готовясь к наступлению на очень тяжелой местности, среди сплошных болот, штаб нашей 43-й армии выбрал направление, наиболее доступное для продвижения танков, артиллерии и прочей тяжелой техники и транспорта. Однако у командующего фронтом генерала И. X. Баграмяна созрело другое решение. И нашу, и соседнюю 6-ю гвардейскую армии он нацелил на удар прямо через болота, причем вопреки сложившейся и оправдавшей себя практике - на очень широком фронте. Для нас, его подчиненных, это решение было неожиданным. Но еще более неожиданным оказалось оно для противника. Там, где, по убеждению фашистского командования, и пехотинец-одиночка мог пробраться с трудом, прошли тысячи советских солдат. Мощный удар, нанесенный одновременно по всей 25-километровой полосе прорыва, раздробил силы врага, сделал из его обороны истинный "тришкин кафтан", залатать прорехи в котором он, как ни метался, не смог. И вот уже на вторые сутки наступления участь крупной немецко-фашистской группировки под Витебском была практически решена.
Полагаю, приведенные выше примеры достаточно ясно иллюстрируют необходимость творческого осмысливания даже утвержденных временем правил военного искусства, корректировки этих правил, когда того требует боевая обстановка. Именно этому учит нас история войн вообще и история Великой Отечественной войны в частности. Ведь как бы ни изменились средства вооруженной борьбы, ее тактика, оперативные взгляды, никогда уроки прошлого не потеряют своей ценности. Изучая их глубоко и внимательно, человек военный прежде всего учится думать. История открывается перед ним не только цифровыми выкладками, но и сложной своей диалектикой, противоречиями, которые встают перед каждым боевым коллективом и при подготовке к бою или сражению, и в ходе боевых действий. Успешно и последовательно решать эти задачи под силу лишь тому коллективу, где костяк составляют люди творческие. Косность в военном деле, приверженность к догме ведут к потерям самого ценного - человеческих жизней, а значит, бороться с косностью надо всеми средствами.
За время Великой Отечественной войны мне довелось участвовать во многих наступательных операциях. Успех в них достигался, как правило, концентрированным ударом на узком участке. Однако две операции потребовали взлома обороны противника сразу на широком фронте, и обе были связаны с очень тяжелой для войск местностью. О Витебской операции я уже упоминал, о Маньчжурской речь впереди. Начну со встречи, которая состоялась сравнительно недавно. Два военных историка, молодые полковники, изучавшие Маньчжурскую стратегическую наступательную операцию, попросили разрешить их сомнения. Почему 1-я Краснознаменная армия нанесла не один главный удар, как практиковалось, а сразу два? Почему удары наносились в расходящихся направлениях? Почему армия наступала в одноэшелонном боевом порядке (то есть, проще говоря, оба корпуса - "в линию")? Где же глубина? Как же в таком случае наращивать силу первоначального удара, если противник сделал бы то-то и так-то?
Мои оппоненты были настроены весьма критически. Это хорошо. Каждая, даже очень успешная, операция не обходится без недостатков, иногда весьма существенных.
Если вы возьмете отчетные документы 1-й Краснознаменной армии по боевым действиям в Маньчжурии, там найдется достаточно поводов для критики ряда частных вопросов. Можно и должно критиковать и наш план в целом. Однако тут нужны более веские аргументы, чем те, что построены на базе "чистой" теории (то есть "положено - не положено") или на вопросах типа: "А если бы?" Спрашиваю собеседников:
- На какой день с начала операции нам запланировали прорыв второго оборонительного рубежа японцев по реке Мулинхэ?
- На восьмой день,- ответили они.
- А прорвали?
- На второй. На шесть дней раньше срока.
- А насчет третьего рубежа?
И это они, конечно, знают. Ответили без запинки, что прорыв армии к реке Муданьцзян был запланирован штабом фронта на 18-й день, а прорвали мы этот рубеж и овладели городом Муданьцзяном на 10 дней раньше срока. Да и вообще мой с ними разговор не о том, кто и что знает. Оба они изучили операцию по дням и часам и помнят такие детали, которые я давно запамятовал. Дело в другом. Надо им помочь научиться в этих вопросах умело сочетать теорию и практику. Ведь передо мной сидят военные историки, научные работники. От них во многом зависит, как наша армейская молодежь, будущие командиры полков и дивизий, воспримет и возьмет на вооружение боевой опыт старшего поколения. Поэтому пришлось рассказать им о всем комплексе проблем, вставших перед штабом 1-й Краснознаменной армии в период планирования операции.
Если взглянуть на географическую карту Дальнего Востока, то на юге Приморского края, к западу от озера Ханка, можно увидеть выступ, обращенный в сторону Северо-Восточного Китая (Маньчжурии). Этот выступ как раз и занимала 1-я Краснознаменная армия летом 1945 года, в канун Маньчжурской наступательной операция. Особенности местности, на которой войскам предстояло наступать, нам, старым дальневосточникам, были в общем известны, поскольку тайга по обе стороны границы одинакова. Горные хребты как бы барьерами отделяли советское Приморье от Центральной Маньчжурской равнины. Горы покрывал сплошной девственный лес. Могучий дубняк, кедровник, сосны, липы, березы, увитые лианами и диким виноградом, перемежались с колючим кустарником и полукустарником. Кусты заполняли все промежутки между деревьями, свешивались с ветвей, коврами стелились по земле, выставив вверх шипы длиной с палец, твердые и острые, как швейная игла. Человека неопытного эти созданные природой колючие заграждения могли в буквальном смысле раздеть за несколько минут, изрубцевав при этом тело, проткнув насквозь толстые подошвы обуви. Поэтому труден был здесь путь даже для вездесущей опытной пехоты. А внизу, у подножия, на многие километры тянулись узкие, тоже заросшие лесом долины, которые называют падями или распадками. По ним текли речки и ручьи, настолько сильно заболоченные, что в них увязал такой маневренный и вместе с тем мощный танк, как Т-34. Болота встречались не только в низких местах, но и на взгорьях. Взберешься, бывало, на вершину сопки и увязнешь по колено в слабом, хлюпающем грунте. Таковы особенности здешней горной тайги.
Прибавьте сюда бездорожье и отсутствие крупных населенных пунктов. Да что там говорить о крупных! Карты, которыми мы пользовались, свидетельствовали, что на первых 18-20 километрах маньчжурской территории нет никаких населенных пунктов, если не считать японских пограничных застав да отдельных китайских фанз (глинобитных домиков). Их соединяли горные тропы, где и два-то человека разминутся с трудом. А нам предстояло провести здесь шесть стрелковых дивизий, зенитно-артил-лерийскую дивизию, более 400 танков и самоходных орудий, бригады тяжелой артиллерии, две инженерно-саперные бригады, тысячи автомашин с грузами.
По самым жестким оценкам, полоса, отведенная нам для наступления, считалась непроходимой для войсковых соединений с их тяжелой техникой. Закономерен вопрос: почему командование 1-го Дальневосточного фронта поставило 1-ю Краснознаменную армию на это направление? Прежде всего потому, что надеялось на нее. Она уже несколько десятилетий несла свою боевую службу в тайге. Все учения и длительные марши, практически вся жизнь войск проходила в чрезвычайно трудных условиях горных лесов и болот, где ступала лишь нога охотника да солдата. Некоторые соединения армии (например, 39-я стрелковая дивизия) в 1929 году и позже приобрели опыт боевых действий именно здесь, в Приморье. Большинство бойцов, командиров, политработников были природными сибиряками и дальневосточниками. Они с малых лет привыкли к таежной глухомани и чувствовали себя в ней как дома.
Учитывалось также и то обстоятельство, что противник тоже считал эту местность непроходимой и из такого расчета и строил свою оборону. По флангам нашей полосы располагались мощные укрепленные районы японцев- Мишаньский и Пограничненский, а между ними - лишь отдельные опорные пункты, да и те в глубине вражеского расположения. Разведка установила, что враг готов встретить наступающие советские войска где угодно, но только не между укрепрайонами. Значит, прорыв 1-й Краснознаменной армии через горную тайгу поставит японское командование в тяжелое положение, смешает его планы, заставит спешно перебрасывать войска в полосу наступления наших соединений, что значительно облегчит действия соседей - 35-й армии генерала Н. Д. Захватаева и 5-й армии генерала П. И. Крылова.
Таков был в самых общих чертах замысел командования 1-го Дальневосточною фронта в части, касавшейся нашей армии. В дальнейшем, когда перейду к выработке армейского плана операции, я детализирую некоторые пункты этого замысла, а пока что вернусь к описанию местности и особенностей обороны противника.
Приграничный выступ, в котором располагались войска 1-й Краснознаменной армии, имел форму тупого угла. Его северо-западная сторона начиналась от озера Ханка и, пройдя километров 30 по Приханкайской низменности, тянулась далее через горы еще километров на 70 до группы господствующих высот (сопки Круглая, Каплун, Командная, Японская пирамида, 3-я Наблюдательная). Здесь была вершина угла, от которой его вторая сторона круто поворачивала на юг, к сопке Тигровой, тоже по горной тайге. Таким образом, из всего 140-километрового участка фронта{17}, занимаемого армией, только небольшая его часть на правом фланге представляла собой равнину, пригодную для широкого танкового маневра. А в глубине Маньчжурии углообразную форму приграничного выступа как бы повторяли и река Мулинхэ и дороги, проходившие по обоим ее берегам от пограничного китайского города Мишань к Мулину (ближняя к нам дорога) и к Муданьцзяну (дальняя дорога). Подобные дороги, идущие параллельно линии фронта, на военном языке именуются рокадными. Овладеть рокадами - эту цель всегда ставит перед собой наступающая сторона, ибо они обеспечивают маневр подвижным войскам. Для нашей же армии рокады Мишань - Пиняньчжень - Мулин и Мишань - Линькоу Муданьнзян были особенно важны потому, что, выйдя на них, мы не только получали свободу маневра, но и сковывали маневр крупной группировки японских войск, опиравшихся на Мишаньский укрепленный район. Ведь горы есть горы, и преимущество, которым располагает обороняющийся, имея в тылу одну-две дороги, оборачивается для него ловушкой, если наступающий их оседлает.
Мы еще не получили от штаба фронта конкретной боевой задачи, однако ясно представляли возможные трудности ее выполнения. И первая из них: как преодолеть 20-километровую полосу горной тайги и выйти в районы, где имеются хоть и немногочисленные, но все же дороги? Ответ на этот вопрос подсказал опыт прежней службы на Дальнем Востоке, дополненный недавними учениями: придется прокладывать через тайгу колонные пути. Выделим специальные группы в составе трех - пяти танков, взвода саперов, одной-двух рот автоматчиков. Танки будут тараном валить лее, саперы - растаскивать его, автоматчики - охранять работающих. Предполагалось, что первая группа как бы вчерне наметит просеку. Следующая за ней должна выкорчевывать особо толстые пни, настилать гати через заболоченные участки; третья - выложить, где надо, бревенчатый настил, и так далее. Короче говоря, войсковые колонны по мере углубления в тайгу будут улучшать эту лесную дорогу, с тем чтобы по ней могли пройти и артиллерия, и тыловые части - автотранспорт с боеприпасами, горючим, продовольствием.
Наметив пути решения этой задачи, мы встали перед новой. По колонному пути прежде всего придется пропустить передовые отряды корпусов - танковые бригады с десантом автоматчиков. Но что оставят от импровизированной дороги 40-50 танков, пущенных по одному маршруту? Они превратят в труху все гати и настилы и пророют в слабом здешнем грунте глубокие колеи. Да и стрелковая дивизия с ее артиллерией и автотранспортом, вытянувшись в многокилометровую колонну, в конце концов тоже, образно говоря, "размочалит" дорогу. Следовательно, для того чтобы поддерживать колонные пути в относительном порядке, надо прокладывать их по два-три на дивизию, по три-четыре на корпус.
Эти соображения и вынудили нас отказаться от глубокого эшелонирования боевых порядков. Решили пробиваться через тайгу на максимально широком фронте. Рискованно? Разумеется! Но давайте взвесим, в чем мы можем проиграть и в чем выиграть. Продвижение стрелковых корпусов через глухую тайгу по семи-восьми маршрутам одновременно, в линейных боевых порядках, резко снижает возможности нарастить силу удара из глубины, что крайне опасно в случае сильного сопротивления противника. К тому же совершенно невозможно сквозь таежные дебри быстро перебросить войска вдоль линии фронта. Это наши минусы. Но есть и плюсы. Наступая по многим маршрутам компактными колоннами, армия быстрее преодолеет труднопроходимую местность, а выигрыш во времени - один из решающих факторов на войне. Кроме того, мы сразу введем в бой большие силы, а их прорыв в глубину вражеской обороны на широком фронте может решить судьбу операции. В самом деле, поставим себя на место японского командующего. Представим, что разведка, в том числе авиационная, докладывает ему, что русские наступают через тайгу в полосе шириной 20-25 километров. Что ему делать, если он, считавший эту местность непроходимой, главные свои силы сосредоточил далеко за ее пределами, в том же Мишаньском укрепленном районе? Перебрасывать эти силы к участку прорыва? Но для переброски войск необходимо время, несколько дней, а русские - вот они, уже выходят из тайги на дороги. Выдвинуть свои резервы? Но и они не восстановят взломанный на большом протяжении фронт. Ситуация тяжелая, скорее всего безвыходная.