Белобородов Афанасий. Всегда в бою

   Доклад командира 60-го корпуса Анисима Степановича Люхтикова был также лаконичным, а вот командир 92-го корпуса Ибянский, доложив о выходе 145-й дивизии к границе, о том, что она освободила местечко Поставы, на какое-то время замолчал.
   - Что еще, Николай Болеславович?
   - Разрешите отлучиться с командного пункта на час-полтора? Хочу съездить в Поставы.
   - Зачем?
   - На могилу отца. Поставы - моя родина...
   Однако навестить родные места генералу Ибянскому удалось лишь вечером. Противник предпринял несколько контратак в полосе корпуса, причем пытался таранить танки 39-й бригады "самодвижущимися фугасами", как доложили танкисты.
   Этот новый вид оружия стал известен нам еще минувшей зимой, о нем сообщил войскам разведотдел 1-го Прибалтийского фронта. Добытое разведчиками немецкое "Наставление по боевому использованию радиотанкеток Б-4" описывало танкетку как "торпеду на гусеничном ходу, начиненную зарядом взрывчатки весом 450 кг"{87}. На марше танкетку вел экипаж, в бою управление ею осуществлялось по радио из командирского танка на дальность до 2 км. Танкетка предназначалась для разрушения особо прочных оборонительных сооружений, подрыва минных полей и борьбы с советскими тяжелыми танками.
   Первая же попытка использовать в бою это новое оружие показала техническое его несовершенство. Проходимость у танкетки была низкой, радиоуправление требовало широких, открытых пространств. Потерь нам эти "торпеды" не нанесли, и все они, около 50 машин, попали в руки наших танкистов и пехотинцев на участке Поставы, Воропаеве{88}.
   Очищая от фашистов восточную часть Прибалтики, войска 1-го Прибалтийского фронта продолжали наступать в высоком темпе. Лишь в середине июля, когда уже ясно обозначился глубокий клин, вбитый нашими армиями на стыке флангов фашистских групп армий "Север" и "Центр", сопротивление противника стало возрастать.
   Вражеское командование почувствовало угрозу - его группа армий "Север" быстро подсекалась с юга войсками 1-го Прибалтийского фронта. Сначала мы перерезали дорогу Двинск (Даугавпилс) - Вильнюс, затем вышли к дороге Двинск Шяуляй. Дальнейшее наше продвижение ставило под удар и последнюю крупную тыловую коммуникацию гитлеровцев - дорогу Двинск - Рига.
   Противник спешно перегруппировывал силы, перебрасывая дивизии с севера, из-под Пскова и Нарвы, на юг, на рубеж реки Свента. В середине июля в полосе 43-й армии появились 205-я и 225-я пехотные дивизии. Затем 58-я и 61-я дивизии. Характерно, что враг бросал эти соединения в бой, не дожидаясь полного их сосредоточения, временно подчиняя части штабам уже действующих здесь войск.
   22 - 24 июля вражеская группировка нанесла сильный контрудар. На реке Свента, на участке перерезанной нами дороги Двинск - Шяуляй, завязались ожесточенные бои. Противнику удалось потеснить наш 1-й корпус и, продвинувшись на 2 - 3 км, вновь овладеть участком железной дороги между станциями Скапишкис и Панемунелис. Однако уже на следующий день 204-я и 306-я стрелковые дивизии контратакой восстановили положение.
   27 июля наша армия, сдав по приказу командующего фронтом фланговые участки своей полосы соседям - 6-й гвардейской и 51-й армиям, сгруппировала силы и продолжила наступление. 1-й корпус Васильева прорвал оборону противника и отбросил его в восточном направлении, к реке Мемеле, а 60-й корпус Люхтикова, развивая успех, овладел городом Биржай и стал быстро продвигаться на север, к изгибу той же реки.
   За минувшие пять недель непрерывного наступления 43-я армия продвинулась на 460 км. Были захвачены громадные трофеи и более 11 000 пленных{89}. До Риги оставалось пройти лишь около 80 км.
   Наши потери были невелики, но стремительное, без пауз продвижение, походившее в некоторые дни на маршброски, утомило войска, особенно пехоту. Боевая техника и транспорт требовали ремонта, тыловые коммуникации растянулись, стала ощущаться нехватка боеприпасов.
   В последние дни июля армия продвигалась по 10 - 20 км в сутки, но в основном за счет 60-го корпуса, который шел на острие главного удара, а центр и правый фланг армии, связанные ожесточенными контратаками противника, сильно отставали. В результате клин нашего прорыва оставался довольно узким и длинным, похожим на вытянутый к северу язык. Полоса наступления 60-го корпуса достигла уже 50 км, по 22 - 25 км на каждую дивизию, фланговая связь между его соединениями нарушилась, образовались пустоты, особенно опасные ввиду непрерывных и все усиливавшихся контратак танков и пехоты противника. К тому же 29 июля из подчинения армии был выведен 1-й Краснознаменный танковый корпус.
   Все эти обстоятельства могли привести и действительно привели к острой ситуации в полосе армии. Поскольку контрудар противника, нанесенный здесь вскоре, был связан с общей боевой обстановкой в полосе 1-го Прибалтийского фронта, скажу о ней хотя бы вкратце. Поворот главного удара фронта в конце июля с юго-западного направления на север, на Ригу, дал весомый оперативный результат. Наши соседи слева - 51-я и 2-я гвардейская армии - овладели Паневежисом и Шяуляем, а затем, завершая прорыв, 51-я армия генерал-лейтенанта Я. Г. Крейзера освободила Митаву (Елгаву) и вышла к побережью Рижского залива юго-западнее столицы латвийской республики. Таким образом, фашистская группа армий "Север" оказалась изолированной в северной части Прибалтики.
   С утра 31 июля мы занимались обычной боевой работой. Ничто, казалось, не предвещало серьезного осложнения обстановки. Только что поступило очередное донесение из 60-го корпуса: 179-я дивизия полковника Шкурина вышла передовыми отрядами на южный берег Мемеле, завязала бой за переправы. Ночью противник предпринял шесть контратак мелкими группами пехоты с танками, но повсеместно был отброшен.
   Конечно, беспокоил меня по-прежнему растянутый фронт этого корпуса, его открытый правый фланг. Но за минувшие недели стремительного наступления мы часто бывали в таком положении. Случалось, фашисты, контратакуя, задерживали нас на несколько часов. Однако достаточно было нам перегруппировать силы, ударить посильнее, и они опять поспешно отступали.
   Куда большее беспокойство доставляло нам снабжение войск. Тыловые части не успевали восстанавливать разрушенные врагом дороги и мосты, поэтому приток боеприпасов, особенно артиллерийских снарядов, был гораздо меньшим, чем их ежедневный боевой расход.
   Около полудня позвонил генерал Люхтиков. Доклад заключил фразой, ставшей в последние дни стереотипной:
   - Дайте боеприпасы!
   Что мог я ему ответить? Армейские склады пусты. То, что подвозят, сразу отправляем на передний край. С утра мы уже дважды связывались с Военным советом и штабом фронта. Отвечают: "Мобилизован весь наличный автотранспорт. Ждите! Экономьте снаряды!"
   Приказываю Люхтикову:
   - Экономь гаубичные боеприпасы. Пушечную артиллерию используй на прямой наводке.
   - Так и делаем, - отвечает он.
   Стрельба прямой наводкой - метод и самый эффективный, и самый экономичный в смысле расхода снарядов. Однако действенность артогня ограничена какими-то 700 - 800 метрами, глубину обороны противника он не затрагивает. Но сейчас иного выхода у нас нет.
   Полковник Турантаев отметил на карте пункты, захваченные дивизиями Люхтикова. Корпус, отбивая контратаки фашистов, продолжал продвигаться. Обе его дивизии все глубже входили в громадную излучину реки Мемеле, в тот угол с крутым поворотом, который образует здесь ее течение, 179-я дивизия Шкурина уже захватила небольшой плацдарм на северном берегу реки, 357-я дивизия Кудрявцева, наступавшая правее, через Биржай к Скайсткалне и Радвилишкису, тоже была близка к выполнению поставленной задачи: овладеть этими городками и создать плацдарм за Мемеле.
   Владимир Владимирович Турантаев, отметив на карте положение частей, задержал острие карандаша на лесном массиве, что примыкает с запада к излучине реки. Понимаю Турантаева без слов: правый фланг корпуса обеспечен слабо. Один-единственный стрелковый батальон прикрывает 6-километровый участок и перекресток больших дорог у фольварка Паровея. Противник, можно сказать, навис над этой оперативной пустотой. На карте, в скоплении синих цифр, читаю: "Части 61-й немецкой пехотной дивизии; разведотряд эсэсовской дивизии "Нордланд". Подошел полковник Шиошвили:
   - Неприятные новости, Афанасий Павлантьевич!
   - Что именно?
   - Разведчики привели трех пленных. Это эсэсовцы из моторизованных полков "Данмарк" и "Норге". Дивизия "Нордланд" полностью сосредоточилась в глубине вражеской обороны. Здесь и здесь, - показал он на карте.
   - Танки?
   - Да. Танковый полк и дивизион штурмовых орудий.
   - Задачи дивизии?
   - Пленные дают противоречивые показания. Один говорит - не допустить прорыва русских к Риге; другой - пробиться на соединение с войсками группы армий "Центр".
   Так впервые, из сбивчивых показаний пленных, стал известен нам замысел, а точнее, какие-то штрихи замысла вражеского командования. В целом он выяснился позже, день спустя, когда в полосе нашей армии завязалась ожесточенная борьба за Биржай. Противник стремился восстановить разобщенные фланги групп армий "Север" и "Центр" и ликвидировать прорыв 51-й армии к побережью Балтики. Этот прорыв представлял собой своеобразный клин, и фашисты, контратакуя наши войска одновременно с севера и юго-запада, пытались срезать его. Контрудар группы армий "Север" был нацелен как раз на 43-ю армию.
   Перед силами, участвовавшими в этом контрударе, ставилась задача прорвать фронт 60-го корпуса, овладеть Биржаем и, продолжая движение на Паневежис, Шяуляй, выйти на тыловые коммуникации 51-й армии и разгромить ее. Одновременно встречный удар на Шяуляй, Паневежис наносили войска фашистской группы армий "Центр". Противник тем самым рассчитывал восстановить общий фронт между двумя этими крупнейшими своими группировками, вновь утвердиться в утерянных им районах Прибалтики, надежно прикрыть с севера Восточную Пруссию.
   К 31 июля вражеское командование сосредоточило на участке, намеченном для прорыва, пять пехотных дивизий (58, 61, 81, 215 и 290-ю), моторизованную дивизию "Нордланд", моторизованную бригаду, 393-ю бригаду штурмовых орудий и ряд других частей, в том числе тяжелую артиллерию РГК. И хотя танковых дивизий в этой группировке не числилось, она располагала 150 танками и самоходными орудиями. Дело в том, что эсэсовские моторизованные дивизии имели особую организацию и по числу танков не уступали обычным танковым дивизиям вермахта, а часто и превосходили их. Эсэсовцам вообще уделялось особое внимание. Если они несли крупные потери, их немедленно отводили в тыл и полностью укомплектовывали. Та же дивизия "Нордланд", появившись в нашей полосе, располагала кроме трех моторизованных полков еще и сильным танковым полком, на вооружении которого были "тигры" и "фердинанды". Число солдат и офицеров в дивизии превышало 12 000 человек.
   Для сравнения отмечу, что стрелковые дивизии 60-го корпуса генерала Люхтикова даже перед началом Витебской операции насчитывали лишь по 5 - 6 тысяч человек. И хотя в пятинедельном непрерывном наступлении корпус не понес существенных потерь, они все же были, ибо война есть война - без потерь она не бывает.
   Итак, к вечеру 31 июля командование 43-й армии могло констатировать сосредоточение новых сил противника. Их задача, повторяю, не была еще достаточно ясна. Противоречивые показания пленных - солдат и унтер-офицеров прояснить ее не дали возможности. Но факт оставался фактом, надо было принимать необходимые меры. Очень не хотелось мне расставаться с последним резервом - 145-й дивизией генерала Дибровы, ибо, как говаривал в свое время Константин Константинович Рокоссовский: "Твой резерв - это твой маневр. Не торопись лишать себя маневра".
   Обсудив сложившуюся обстановку с начальником штаба генералом Масленниковым, решаю все-таки ввести в дело 145-ю дивизию. Она должна прикрыть правый фланг 60-го корпуса. Связываюсь с Петром Акимовичем Дибровой, отдаю-приказ: к утру вывести дивизию в район фольварка Паровея, занять оборону. Туда же выдвигаю и свой танковый резерв - девять танков и самоходных орудий 39-й гвардейской танковой бригады.
   Ночь на 1 августа прошла напряженно. Противник наращивал силу своих контратак. Сначала на левом фланге 60-го корпуса он оттеснил 179-ю дивизию от реки Мемеле, под утро нанес удар на правом фланге. Причем узнал я об этом не от командира корпуса, как положено, а от командира 145-й дивизии Дибровы. В шесть утра он доложил, что дивизия вышла к фольварку Паровея, однако установить фланговую связь с 357-й дивизией не удалось: фольварк и перекресток дорог заняты танками и пехотой противника.
   Приказываю:
   - Атакуйте Паровею, танки тридцать девятой гвардейской передаю в ваше подчинение.
   Связываюсь с Люхтиковым, требую объяснить, почему не доложил о потере фольварка.
   - Готовлю атаку. Паровею вот-вот отобьем.
   - Почему все же не доложил?
   Молчит. Да, он молодой командир корпуса, но болезнь эта - старая: не спешить с докладом о неудаче в надежде быстро поправить положение.
   Пока Люхтиков, связавшись с Дибровой (145-я дивизия вошла в состав корпуса), занимался своим правым флангом, мы уже в масштабе армии начали перегруппировку сил. Фронт армии растянулся на сотню километров, резервов не было, но обстановка подсказывала: надо немедленно уплотнить боевые порядки, создать в них необходимую глубину за счет второстепенных участков.
   Приняв полосу 92-го корпуса генерала Ибянского, 1-й корпус растянулся буквально "в ниточку", но на Васильева я надеялся: это был опытный, во всех отношениях подготовленный командир. А корпус Ибянского начал форсированный марш на север, в район, что к западу от Биржая. По прибытии туда этот корпус составит второй эшелон армии.
   Сомнений в готовности противника нанести контрудар у нас уже не оставалось. Атаки 145-й стрелковой дивизии на фольварк Паровея встречались массированным артиллерийско-минометным огнем, Люхтиков и Диброва докладывали о сосредоточении вражеских танков в этом пункте. Резко усилилась активность фашистской авиации. "Юнкерсы" и "фокке-вульфы" группами по 10-25 машин бомбили боевые порядки и тылы 60-го корпуса, особенно интенсивно - дороги, идущие к Биржаю с юга.
   Передо мной как командармом встал вопрос: что делать? Какое решение принять в свете сложившейся обстановки? Перейти к обороне - это значит отдать инициативу, которой мы сейчас владели, в руки противника. Продолжить наступление - значит сойтись во встречном сражении с крупной группировкой фашистов, нацеленной на фланги 60-го корпуса. Я решил наступать: корпусом Васильева прикрыться с востока, корпусами Люхтикова и Ибянского развить удар на север, через реку Мемеле.
   В решении этом конечно же был элемент риска. Судить сейчас о том, как развивались бы события, если бы я принял иное решение, трудно. Одно мне ясно, одно могу утверждать на основе боевого опыта: любой бой, любое сражение - это прежде всего борьба за инициативу. Проиграл ее - проиграешь и все другое.
   Забегая несколько вперед, скажу, что тактический успех, который одержал противник в первые дни боев под Биржаем, не развился в успех оперативный именно потому, что мы не позволили фашистам перехватить боевую инициативу.
   В полдень 1 августа подвижная группа - танки эсэсовской дивизии и пехота 61-й дивизии - прорвала наш фронт под фольварком Паревея и вышла к Биржаю с востока. Вечером вторая подвижная группа противника - 393-я бригада штурмовых орудий и 226-я бригада моторизованной пехоты, - прорвавшись на стыке флангов 179-й и 357-й стрелковых дивизий, вышла к Биржаю с севера.
   К утру 2 августа обстановка крайне осложнилась. Дивизии 60-го корпуса разобщены: на левом фланге 179-я дивизия медленно, ведя сдерживающие бои, отходит от реки Мемеле на юг; на правом фланге 145-я дивизия атакует под фольварком Паровея; в центре 357-я дивизия окружена противником в длинном и узком пространстве от реки Мемеле на севере до Биржайского озера на юге. Это и был тот самый тактический успех фашистской группировки, о котором я говорил.
   Противник имел большое превосходство в пехоте, а в танках - абсолютное. Но у нас была артиллерия, на которую можно положиться. Первыми приняли на себя удар артиллеристы стрелковых дивизий и воины истребительно-противотанковых полков. 923-й артполк, будучи окружен фашистскими танками, встретил их огнем прямой наводки и, подбив несколько машин, прорвался к главным силам 357-й дивизии. Две батареи 619-го артполка подполковника Васильева (179-я дивизия) западнее Биржая подбили 10 танков противника. Полковая батарея старшего лейтенанта Хаперского (145-я дивизия) под Паровеей меткими залпами накрыла колонну фашистов, продвигавшуюся к Биржаю, и вывела из строя четырехорудийную батарею, уничтожила расчеты и автотранспорт.
   Отлично проявили себя в момент прорыва вражеских танков к Биржаю бойцы и офицеры 759-го истребительно-противотанкового полка майора Волкова. Оставшись без пехотного прикрытия, они мужественно обороняли свои позиции. С воздуха на них пикировали более 20 бомбардировщиков; 15 танков и два батальона пехоты атаковали полк с фронта и с флангов. В этой тяжелой многочасовой схватке артиллеристы потеряли две трети своих пушек, но задержали продвижение врага. Шесть горящих "тигров" и более трехсот убитых гитлеровцев осталось перед огневыми позициями батарей полка.
   Стойкость частей и подразделений, вынужденных отражать массированные танковые атаки, сыграла большую роль в этот трудный для нас день. Во второй его половине прямо с марша начали вступать в бой подходившие к Биржаю соединения и части 92-го корпуса. Завязывались ожесточенные схватки на улицах города; восточная его часть осталась за фашистами, западная - за нами.
   Ночью, при очередном докладе, я сообщил обстановку командующему фронтом. Своевременная перегруппировка армии, выход 92-го корпуса в район Биржая помогли локализовать прорыв. Но 357-я дивизия генерала А. Г. Кудрявцева находилась в окружении.
   - Группировку противника уточнили? - спросил командующий.
   - Да, помог опрос пленных, которых достаточно. В полосе армии действуют части пяти пехотных, одной моторизованной и одной зенитной дивизий. Кроме того, две бригады и пять сводных батальонов. Час назад взяты пленные еще одной пехотной дивизии - двести девяностой. Она введена в бой из-за правого фланга шестьдесят первой пехотной дивизии.
   - Устоите? - осведомился Иван Христофорович.
   - Армия устоит, товарищ командующий, - заверил я. - Контратакуем по всему фронту. Сражение приняло встречный характер, противник топчется на месте.
   Вскоре И. Х. Баграмян опять вернулся к разговору о 357-й дивизии. Он обещал при первой же возможности дать танки для ее выручки.
   Первые попытки дивизии Кудрявцева прорваться из окружения к главным силам 60-го корпуса успеха не принесли. Противник перекрыл большак Скайсткалне Биржай сильными танковыми заслонами. Кудрявцеву пришлось отвести части в лесной массив, примыкавший к реке Мемеле.
   Штаб армии с первых же часов окружения дивизии установил с ней прямую радиосвязь. К вечеру 2 августа Кудрявцев сообщил, что все части в сборе, потери невелики, но ощущается недостаток продовольствия и особенно боеприпасов. Дивизионные и полковые пушки имели в общей сложности около 100 снарядов, 45-мм пушки - 150 снарядов. Это конечно же очень мало.
   - Всю артиллерию я поставил на прямую наводку, - докладывал Кудрявцев. Лес тут старый, просеки сильно заболочены, лесной бой танки принять не рискнут. Да и фашистская авиаций нас в лесу не достанет...
   Положение дивизии достаточно прочное, но все равно ей надо пробиваться к главным силам армии. И как можно скорее Ведь запасы снарядов и продовольствия тают на глазах А кроме того, в дивизии более 200 раненых.
   * * *
   Приказываю Кудрявцеву прорваться навстречу войскам 1-го корпуса, которые нанесут по противнику удар. Были согласованы время и место прорыва, но неоднократные попытки дивизии выйти из окружения опять не принесли успеха. Единственное, что нам удалось добиться, - это отвлечь от дивизии крупные силы фашистов, сковать их непрерывными контратаками на внешнем фронте окружения.
   Как докладывал генерал Кудрявцев, противник "не особенно нажимал" на дивизию, ограничиваясь блокировкой дорог вокруг лесного массива и артиллерийско-минометным огнем. Очевидно, вражеское командование рассчитывало покончить с дивизией после того, как будет достигнут оперативный успех в борьбе с главными силами 43-й армии. Прорыв ее фронта, выход к Паневежису и далее на Шяуляй, в тылы 51-й армии, оставались основной задачей ударной группировки фашистов.
   Центром борьбы стал Биржай. Он неоднократно переходил из рук в руки, но постепенно сила вражеских атак начала ослабевать. Если 2 августа в них участвовало свыше 90 танков и самоходных орудий, то на следующий день - 70 75, а 4 августа - 50 машин. Остальные были сожжены или сильно повреждены огнем наших артиллеристов и бронебойщиков. Большие потери несли фашистская пехота, артиллерия, авиация. Это вынуждало противника суживать фронт атак, менять их направление. Но и эти маневры не помогли. Удар фашистской группы армий "Север" день ото дня все более глохнул, напоминая пресловутый "шаг на месте".
   Однако и нам пока что не удавалось в корне изменить сложившуюся обстановку. Растянутый фронт, острая нехватка артиллерийских снарядов, отсутствие танков все это не позволяло войскам нашей армии нанести по противнику контрудар и отбросить его от Биржая. Приходилось довольствоваться короткими ударами на узких участках с ограниченной целью. Бои по-прежнему носили характер встречных столкновений, атаки чередовались с контратаками, где и отход и продвижение вперед измерялись немногими сотнями метров. В целом же результат встречного сражения под Биржаем был для нас более благоприятным, чем для противника. Его ударная группировка безнадежно "завязла", а превосходство на 1 августа в танках (примерно 15:1) уже через три дня снизилось наполовину. Вместе с тем делать из этого факта далеко идущие выводы было еще рано. Фашисты остановлены, но не разгромлены. 357-я дивизия Кудрявцева находилась в окружении, и наши попытки выручить ее успеха не принесли.
   3 августа генерал Баграмян передал нам 22-й гвардейский стрелковый корпус, выведенный из состава 51-й армии, и настоятельно потребовал высвободить из окружения 357-ю дивизию. На моем НП собрались представители фронтовой артиллерии и авиации, руководящие товарищи штаба фронта, приехал и маршал артиллерии М. Н. Чистяков, заместитель командующего артиллерией Красной Армии, находившейся тогда на 1-м Прибалтийском фронте вместе с представителем Ставки Маршалом Советского Союза А. М. Василевским. Я доложил свои соображения о вводе в бой 22-го гвардейского корпуса.
   - Сильный корпус, с отличными боевыми традициями, но...
   - Сейчас Белобородов скажет насчет артиллерии, - обратился к собравшимся генерал-полковник артиллерии Хлебников.
   - Скажу, Николай Михайлович. Я ознакомился с артиллерией двадцать второго корпуса. Она так же слабо обеспечена боеприпасами, как и наши корпуса, как и поддерживающая нас армейская артиллерия. Пехота гвардейская - но это все-таки пехота. А у противника танки. Шестьдесят - семьдесят машин.
   Все помолчали. Каждый из нас хорошо знал, какими последствиями чревато наступление пехоты на противника, имеющего десятки танков и самоходных орудий.
   - С боеприпасами плохо, - согласился Хлебников. Арт-снабжение фронта собрало для тебя кое-что. Сегодня вечером получишь. На подходе пятьдесят пятая тяжелая гаубичная бригада. Это все, чем могу помочь.
   - В воздухе господствует авиация противника, продолжал я. - "Юнкерсы" и "фокке-вульфы" делают по сто пятьдесят -двести самолето-вылетов ежедневно...
   Командующий 3-й воздушной армией генерал Н. Ф. Папивин кивнул, головой:
   - Знаю! Но вся авиация задействована под Ригой и Шяуляем.
   - Дай одну авиадивизию...
   - Можешь рассчитывать на полк штурмовиков...
   В таком же плане продолжался наш разговор и дальше. Я, конечно, понимал, сколь напряженной была обстановка в полосах соседних армий - 51-й и 2-й гвардейской, понимал, что фашистская группа армий "Центр" предпринимала отчаянные попытки отбросить советские войска от Балтийского побережья, в связи с чем туда были брошены все резервы 1-го Прибалтийского фронта. Но оттого, что я это понимал, легче мне не было. Планируемый нами контрудар слабо обеспечивался артиллерийско-авиационной поддержкой и совсем не обеспечивался танками.
   При докладе командующему фронтом И. X. Баграмяну я высказал сомнение насчет целесообразности ввода в бой 22-го гвардейского корпуса без должного обеспечения артиллерией и танками. Мы, конечно, сделаем все, чтобы пробиться к 357-й дивизии и вывести ее из окружения, но ведь это будет уже не первая наша попытка. Все предыдущие срывались контрмерами противника, главная из которых маневр танками.
   Иван Христофорович ответил:
   - Ваши соображения убедительны. Танки получите. Девятнадцатый танковый корпус. Довольны?
   - Еще бы! Корпус укомплектован?
   - Полностью. Двести танков и самоходок. Теперь слушайте, что сказал о триста пятьдесят седьмой дивизии товарищ Иванов{90}.
   - Слушаю!