Страница:
10 сентября плотина длиной свыше 100 метров и высотой 3 метра перекрыла Мушу, и три дня спустя уровень Лиелупе снизился более чем на одну треть, несмотря на сильные дожди. Скажу заранее, что эта мера, предпринятая по инициативе работников гидрометеослужбы, очень облегчила нам форсирование реки. По обмелевшим бродам легко прошла не только атакующая пехота, но и танки, и часть другой тяжелой техники.
План наступления 43-й армии был трехэтапным. Задача первого этапа форсирование Лиелупе, прорыв на 9-километровом участке, овладение Иецавой. На втором этапе армии предстояло овладеть городами Балдоне и Текава и выйти к Даугаве, отсекая от Риги вражескую группировку, сражавшуюся юго-восточнее города. Третий этап - прорыв к западной окраине Риги, выход на побережье Рижского залива.
В целом операция преследовала ту же цель, что и предыдущая: отсечь немецко-фашистскую группу армий "Север" от группы армий "Центр".
Наступление было назначено на 14 сентября. Еще до рассвета на мой наблюдательный пункт приехали представитель Ставки Маршал Советского Союза А. М. Василевский и командующий фронтом генерал армии И. Х. Баграмян. Ночью прошел дождь. Утро выдалось мглистое, туман стоял плотной стеной. Я то и дело поглядывал на часы. Александр Михайлович Василевский сказал:
- Отложите начало артподготовки. Пусть погода прояснится.
Мы ждали долгих два часа. Наконец туман рассеялся, в 10.00 командующий артиллерией генерал Щеглов передал сигнал о начале артподготовки. Она продолжалась два с половиной часа, но еще до ее окончания стало ясно: сильного сопротивления врага ждать не придется. Его артиллерия замолкла. Наши наблюдатели докладывали с переднего края, что вражеская пехота бросает свои окопы, бежит в тыл.
Над Лиелупе бреющим полетом прошли девятки краснозвездных штурмовиков. Огненный вал рвущихся снарядов, подчиняясь отданной Щегловым команде, постепенно продвигался в глубину фашистской обороны. Почти вплотную за ним следовали стрелковые цепи. Они вброд стремительным броском форсировали реку и, не задерживаясь в захваченных траншеях, уже выходили к огневым позициям артиллерии 215-й и 290-й немецких пехотных дивизий. Громадные воронки, искореженные пушки и гаубицы, разбросанные взрывами штабеля снарядов - все это свидетельствовало об огневой обработке, проведенной нашей группой контрбатарейной борьбы.
В первые же часы наступления была освобождена Бауска. Введенный в прорыв 3-й гвардейский мехкорпус генерала В. Т. Обухова устремился вдоль Рижского шоссе на север, к городу Иецава. Противник оказывал слабое сопротивление и в этот день, и в следующий. Мы захватили 80 орудий и более 600 пленных. Их показания достаточно полно осветили картину разгрома на участке прорыва:
"Во время артподготовки русских половина солдат разбежалась. Отходить начали без приказа".
"В нашей роте было 60 человек. Сейчас роты нет. Оставшиеся в живых спасались поодиночке, кто как мог".
Это говорили пленные из 502-го полка 290-й дивизии. Так же обстояло дело и в 215 дивизии. В ее 390-м полку еще 14 сентября роты насчитывали по 75 - 80 человек, день спустя -по 15 - 20 человек. Противотанковый дивизион потерял все свои штурмовые самоходные орудия{99}.
Войска армии приближались к городу Иецава, к глубинному оборонительному рубежу по берегам одноименной реки. Характерно, что этот, четвертый по счету рубеж, о котором мы уже знали и по аэрофотоснимкам и по другим разведывательным сведениям, был гораздо более мощным, чем первые три. Если, например, оборона по реке Лиелупе состояла из одной-двух траншей, а местами только из отдельных опорных пунктов, то на иецавском рубеже мы встретили глубоко развитую оборону - три траншеи полного профиля, множество артиллерийско-пулеметных дзотов, блиндажей и прочих инженерных сооружений. Подступы к каждой траншее плотно прикрывались колючей проволокой, минными полями противотанковыми рвами.
Подобное построение обороны - с постепенным наращиванием ее мощности, с переносом ее центра тяжести от первого рубежа в глубину - не являлось случайным. Это была тактика противника, которую он начал применять еще в 1942 году, после своего поражения под Москвой, а с 1943 года, когда гитлеровцы потеряли и стратегическую инициативу, такого рода оборонительная тактика вошла у них в систему. В основе ее лежало стремление вражеского командования оградить свои войска от тяжелых потерь, которые причинял им обычно наш первоначальный удар вообще и артподготовка наступления в частности.
Под Иецавой, опираясь на развитую оборону, фашисты оказали нам сильное сопротивление. В их контратаках участвовали крупные силы пехоты и около 60 танков и самоходных орудий. Овладеть городом с ходу нам не удалось. Соединения втянулись в напряженные бои.
Наибольшего успеха добился правофланговый 1-й стрелковый корпус. Обходя Иецаву с востока, он прорвал здесь оборонительный рубеж и 16 сентября продвинулся еще на 12 км, а общая глубина прорыва корпуса за минувшие три дня достигла 40 км.
Особенно активно наступала 145-я дивизия генерала П. А. Дибровы. Петр Акимович четко и пунктуально, зачастую с превышением, выполнял очередные боевые задачи. Его дивизия первой перерезала железную дорогу Крустпилс Митава и, отражая контратаки танков и пехоты противника, продвигалась на север, к городу Балдоне.
Боевую работу войск 1-го стрелкового корпуса, его 145-й дивизии Военный совет армии отметил особым приказом, в котором командиру корпуса генерал-лейтенанту Н. А. Васильеву и командиру дивизии генерал-майору П. А. Диброве объявлялась благодарность. Этот приказ был зачитан в войсках.
Проанализировав сложившуюся обстановку, командование армии решило немедленно перенести главный удар из-под Иецавы на правый фланг, в полосу 1-го стрелкового корпуса. Было решено выдвинуть туда 3-й гвардейский мехкорпус с задачей стремительным ударом овладеть городами Балдоне и Текава и выйти к Западной Двине. Однако по ряду объективных и субъективных причин нам не удалось тут же перебросить мехкорпус на правый фланг. На это, в сущности, было потрачено около двух суток. А потеря времени не позволила развить успех 1-го стрелкового корпуса. Противник предпринял сильные контратаки на флангах, и корпус Васильева был вынужден сражаться в полуокружении.
На войне фактор времени всегда обоюдоострый. Если не сумел его использовать ты, это сделает твой противник. Образно говоря, он соберет в свой актив все, что ты потерял в пассиве.
Дни 16 18 сентября были как раз тем временем, когда маневр подвижных войск (танки, мотопехота) мог завершить разгром противника и вывести 43-ю армию к Риге. Но, повторяю, время было упущено: мехкорпус сосредоточивался медленно, вводился в бой некомпактно, слабо взаимодействовал с частями 1-го стрелкового корпуса.
18 сентября мы освободили Иецаву, но дальнейшее продвижение на север, к Текаве и Балдоне, проходило в более медленном темпе, в ожесточенных боях. Ежедневно части армии отбивали по 25 - 30 вражеских контратак, в которых участвовало до 60 пехотных батальонов и 70 - 80 танков. Противник сосредоточил в полосе нашей армии восемь своих пехотных дивизий (205, 215, 290, 58, 263, 225, 388, 281-я), 14-ю танковую и моторизованную "Нордланд" дивизии, две танковые бригады (2101-я и "Гросс"), два отдельных дивизиона штурмовых орудий и несколько сводных боевых групп в составе 12 - 14 батальонов пехоты.
Основные усилия этой крупной фашистской группировки были направлены против правого фланга 43-й армии, наделенного на Балдоне. Воины 1-го стрелкового корпуса при поддержке танкистов и мотострелков 3-го гвардейского мехкорпуса успешно отразили натиск противника. Нами была создана сеть противотанковых районов. Мы перебросили в эти районы и 36-ю истребительно-противотанковую бригаду из армейского резерва. Эти меры дали хороший результат. Только в полосе 145-й дивизии генерала Дибровы фашисты потеряли 28 танков и 16 бронетранспортеров.
Потери противника в живой силе и технике стремительно росли, что подтверждали и показания пленных. Например, 193-й немецкий самоходный полк потерял 27 штурмовых орудий из 30. В нем оставалось всего лишь 18 солдат. Прекратил свое существование и разведбатальон 14-й танковой дивизии, а в 108-м моторизованном полку этой дивизии после одного дня боя в ротах насчитывалось по 8 - 13 человек{100}.
Суммируя огромный урон, понесенный врагом в этих боях, я приходил к выводу: сила ударной группировки противника скоро иссякнет, это - дело нескольких дней. Было также очевидно, что, пытаясь задержать наше продвижение к Риге и сосредоточивая большое число танковых и пехотных частей и соединений перед 43-й армией, вражеское командование неизбежно ослабляет другие участки своего фронта. В том, что наше командование использует эту обстановку для нанесения решительного удара по врагу в Прибалтике, я не сомневался.
Перегруппировав силы, выдвинув к правому флангу и 19-й стрелковый корпус генерал-майора Д. И. Самарского, 43-я армия продолжила наступление. Хорошо помогли нам летчики 3-й воздушной армии генерала Папивина. Две авиационные штурмовые дивизии действовали в тесном контакте со стрелковыми соединениями, выполняя их заявки. Удар "илов" под Балдоне был столь массированным и результативным, что, докладывая, командир 1-го корпуса Васильев назвал его "авиационным наступлением". Штурмовики, бомбя и расстреливая танки, самоходки и бронетранспортеры 11-й эсэсовской моторизованной и 14-й танковой дивизий, буквально проломили их боевые порядки. Полоса удара была завалена разгромленной военной техникой. Чад горящего масла и бензина затмил горизонт. Танкисты генерала Обухова и стрелки 179-й дивизии полковника Шкурина, 357-й дивизии генерала Кудрявцева и 145-й дивизии генерала Дибровы без какой-либо задержки двинулись вперед и 22 сентября ворвались в Балдоне. К сожалению, сам Петр Акимович Диброва так и не вступил в освобожденный город. Накануне днем, уже близ западных предместий Балдоне, генерал Диброва был тяжело ранен и отправлен в тыл, в госпиталь.
Поздний вечер 23 сентября застал войска 43-й армии близ Даугавы. Соединения 3-го гвардейского механизированного и 1-го стрелкового корпусов находились уже в 1 - 1,5 км от южного берега реки и в 2 - 2,5 км от Текавы последнего крупного населенного пункта к юго-востоку от Риги. До столицы Латвии нам оставалось пройти не более 12-13 км.
Мы готовились возобновить наступление с утра, когда на КП позвонил начальник штаба фронта:
- Батурин{101} приказал вам немедленно явиться к нему.
Поехал я на КП фронта. Иван Христофорович коротко объяснил обстановку: противник стянул под Ригу и Митаву почти все свои силы, действующие в полосе 1-го Прибалтийского фронта. На мемельском (клайпедском) направлении он оставил лишь четыре-пять дивизий. Ставка решила использовать эту его слабость в обороне и перенести главный удар на левое крыло 1-го Прибалтийского фронта от Шяуляя на Мемель (Клайпеду). Именно туда и перенацеливалась 43-я армия. Нам предстояло совершить 100 - 120-километровый марш в очень сжатые сроки, поскольку директивой Ставки начало Мемельской операции было назначено на 2 октября (затем этот срок перенесли на 5 октября).
- Сдадите полосу четвертой ударной армии. Марш начнете через два дня. Справитесь с выводом войск? - спросил генерал Баграмян.
- Справлюсь.
За двое суток мы сдадим полосу и подготовимся к маршу - в этом я не сомневался. Заботило другое: как сократить до минимума время и на вывод войск с переднего края, и на сам марш к Шяуляю? Ведь прибудем мы на местность совершенно незнакомую, нужно иметь в запасе время и на рекогносцировку, и на разведку противника, и на многие другие важные мероприятия, связанные с подготовкой к большому наступлению.
Интересен замысел оперативной маскировки, которая должна была скрыть от противника переброску 43-й армии из-под Риги к Шяуляю. Начальник штаба фронта генерал В. В. Курасов сказал нам следующее:
- Противник более всего опасается, что мы продолжим наступление на Ригу и здесь, под Ригой, рассечем его фронт вплоть до Балтийского побережья. Наша задача - подтвердить это заблуждение фашистского генералитета. Он ждет усиления нашей группировки под Ригой, мы продемонстрируем это. Войска четвертой ударной армии будут выходить к переднему краю днем, открыто. Войска сорок третьей армии будем выводить в тыл ночью, под покровом темноты. Дальнейший марш на Шяуляй - только в ночное время. Перед рассветом дороги пустеют, войска маскируются в лесных массивах.
Вернулся я на КП армии далеко за полночь, посоветовался с членом Военного совета, начальником штаба, с руководителями отделов и служб. Мы прикинули свои возможности и пришли к выводу, что сможем начать марш на сутки раньше, чем запланировано. Конечно, многое зависело от 4-й ударной армии, от того, как скоро ее войска смогут заменить наши дивизии на переднем крае. Командование 4-й ударной оперативно реагировало на нашу просьбу, задержек в смене войск не было.
Начальник инженерных войск генерал-майор А. А. Колмаков тотчас выслал группы специалистов для инженерной разведки всех шести основных маршрутов на Шяуляй. Саперам предстояло навести три дополнительных 60-тонных моста через реки Лиелупе и Муша и оборудовать шесть бродов. Начальник связи полковник Н. П. Захаров занялся организацией связи на марше, наш новый начальник тыла полковник И. В. Сидяк - тыловым обеспечением. Офицеры политического отдела армии и оперативного отдела штаба, получив соответствующие указания, выехали в соединения и части.
Работа пошла быстро и организованно. Согласно приказу командующего фронтом, 84-й корпус мы передали в состав 4-й ударной армии. Оставшиеся девять дивизий 1, 19 и 92-го корпусов готовились к маршу. К утру 24 сентября я доложил генералу Курасову, что шесть стрелковых дивизий уже выведены с переднего края и, если командование фронта разрешит, армия начнет марш на Шяуляй уже вечером, на сутки раньше срока. Владимир Васильевич одобрил нашу инициативу, дал нам "добро".
С наступлением темноты первые войсковые колонны вышли из лесных массивов и двинулись по дорогам на юг, к переправам через Мушу и Лиелупе и далее по своим маршрутам. Шли по 30 - 35 км в ночь, светлое время суток войска проводили на дневках, в лесах. За три-четыре (в зависимости от длины маршрута) ночных перехода армия вышла к Шяуляю и к рассвету 28 сентября полностью сосредоточилась в назначенном ей районе.
Как показали дальнейшие события, и сама переброска столь крупных сил на большое расстояние, и двукратная смена войск, проведенная в армейском масштабе (сначала под Ригой, затем под Шяуляем, где 43-я армия приняла часть полосы 2-й гвардейской армии), и непосредственная подготовка к прорыву вражеского фронта - все это ускользнуло от внимания фашистской разведки.
План оперативной маскировки, составленный генералом Курасовым, сыграл свою роль. Однако план этот, как и любой хороший план, могла сорвать небрежность выполнения. Поэтому Военный совет и штаб 43-й армии установили жесткий контроль над войсками. Самые широкие полномочия получила комендантская служба. Ее посты бдительно следили за режимом маскировки не только на марше, но и после сосредоточения войск в районе Шяуляя - как на подходах к переднему краю, так и в тылу, на глубине до 30 км. Запрещены были радиопереговоры, а телефонные сведены до минимума. А когда смена частей 2-й гвардейской армии полностью завершилась, мы целиком сохранили ее режим связи - вплоть до позывных и псевдонимов должностных лиц, а также все линии связи, старые НП и КП. То же самое и с артиллерией. Она заняла позиции артиллерии 2-й гвардейской армии и вела с них пристрелку очень аккуратно, без превышений огневого режима, к которому привык противник.
Но вернусь несколько назад. Ночью 27 сентября, когда армия находилась еще на марше, оперативная группа штаба уже прибыла в Шяуляй и с утра приступила к рекогносцировке местности в полосе, которую сдавала нам 2-я гвардейская армия. Рекогносцировка дала повод к серьезным размышлениям.
В летних боях, пытаясь прорваться к группе армий "Север", фашистские танковые группировки неоднократно наступали на Шяуляй, И хотя их продвижение было незначительным, эта нацеленность на крупный город и узел дорог наложила определенный отпечаток на конфигурацию фронта. Она стала клинообразной. Оборона 2-й гвардейской армии охватывала этот 45-километровый угол с северо-востока и востока.
По предварительным наметкам штаба фронта, наша армия, приняв полосу обороны от 2-й гвардейской, должна была главный удар нанести с востока, прямо от Шяуляя. Соответственно составлялись планы марша и сосредоточения войск.
Побывав непосредственно на местности, ознакомившись с ней с наблюдательных пунктов, я пришел к выводу, что для нас более выгодно нанести главный удар не прямо от Шяуляя, с востока, а с северо-востока, через городок Куршенай. Здесь второй рубеж обороны противника близко подходил к первому рубежу Расстояние между ними не превышало 4-5 км, включая в себя и сильный опорный пункт в Куршенае. Следовательно, в период артподготовки даже легкая наша артиллерия, не говоря уже о тяжелой, плотно накроет оба оборонительных рубежа и будет сопровождать огнем пехоту, не меняя своих позиций. А на левом фланге расстояние между этими рубежами - 10 - 11 км, то есть вдвое больше.
Второй важный момент касался сосредоточения войск и вывода их на исходные позиции. Местность за левым нашим флангом открыта до самого Шяуляя. Скрытно сосредоточить здесь ударную группировку очень трудно. Зато подходы к правому флангу насыщены лесными массивами до самого переднего края, до Куршеная. Все девять дивизий вполне укроются в этих лесах.
И наконец, третье: хорошая дорога, проходящая от Куршеная на запад, к местечку Лукники (Луоке) и далее на Мемель, как раз вдоль оси нашего наступления. На левом фланге такой дороги нет.
Эти соображения я доложил командованию фронта, предложил перенести главный удар с левого фланга на правый. Видимо, мои доводы показались достаточно вескими. Справившись о том, как проходит марш, генерал Баграмян приказал немедленно изменить маршруты движения так, чтобы войска ударной группировки сосредоточились на правом фланге, перед Куршенаем.
29 сентября мы получили приказ на наступление. В нем, в частности, говорилось: "43-й армии в составе 12 стр. дивизий{102}, развернув для наступления на фронте безым. ручей (3 км севернее Куршеная), Будас 9 стр. дивизий, из них 6 стр. дивизий в первом эшелоне, нанести главный удар в общем направлении на Куршенай, Янполь, Ретово, Мемель".
Общая же задача армий левого крыла 1-го Прибалтийского фронта, в соответствии с директивой Ставки Верховного Главнокомандования, формулировалась приказом так:
"... Прорвать оборонительную полосу противника к северо-западу и юго-западу от гор. Шяуляй, разгромить шяуляйскую группировку противника и выходом к побережью Балтийского моря на участке Паланга, Мемель, река Неман до гор. Тильзит отрезать пути отхода прибалтийской группировке немцев в Восточную Пруссию и во взаимодействии с войсками 2-го Прибалтийского фронта уничтожить ее"{103}.
Справа от нас наступала 6-я гвардейская армия генерала И. М. Чистякова, слева - 2-я гвардейская армия генерала П. Г. Чанчибадзе. 5-я гвардейская танковая армия генерала В. Т. Вольского как подвижная группа фронта должна была войти в прорыв на стыке флангов 6-й гвардейской и 43-й армий с задачей нанести удар на Лукники, Жораны, Мемель.
Не буду перечислять все подготовительные мероприятия, остановлюсь лишь на тех, которые характерны именно для Мемельской операции. Артиллерии у нас было достаточно - по 120 стволов на каждый километр участка прорыва. Однако генерал Баграмян приказал довести эту цифру до 200 стволов за счет артиллерии 5-й танковой армии и ряда других частей. "Это указание товарища Сталина", пояснил он.
Усиление артиллерийской группировки, которое мы всегда могли только приветствовать, в данном случае поставило нас перед трудностями. Увеличивая число стволов более чем на одну треть, надо соответственно увеличить и расход боеприпасов. И когда Евгений Владимирович Щеглов сделал примерный расчет, то получилось, что в период артподготовки артиллерия израсходует слишком много снарядов. А чем поддерживать тогда пехоту при бое в глубине обороны противника?
Однако эта забота вскоре отпала. Ознакомившись с разведданными о противнике, я пришел к убеждению, что наша ударная группировка легко прорвет его фронт и артподготовка, запланированная на 2,5 часа, вряд ли потребует такого времени.
День проходил за днем, срок наступления приближался, а в противостоящих нам фашистских войсках не было заметно каких-либо признаков тревоги. К 4 октября стало ясно, что противник проглядел крупную перегруппировку войск 1-го Прибалтийского фронта{104}.
Перед нами на 9-километровом участке прорыва по-прежнему держала оборону одна лишь 551-я немецкая пехотная дивизия. Это соединение было сформировано недавно, в ходе так называемой "третьей тотальной мобилизации". В захваченных нашей разведкой документах дивизия именовалась "народно-гренадерская имени Геринга". Но ни громкие слова Геринга, провожавшего соединение на фронт, ни пышный, в стиле фашистской демагогии титул, ни даже полная укомплектованность дивизии людьми и техникой не подняли ее боеспособности. Она оставалась низкой, особенно моральный дух солдат, которые боялись русского наступления, боялись быть отрезанными от Восточной Пруссии и зажатыми где-нибудь на клочке побережья между бронированной лавиной "рус панцер" и морем. Так показывали пленные.
Конечно, мы понимали, что, сбив и рассеяв "тотальников", 43-я армия раньше или позже встретится с резервами противника, с боеспособными пехотными, танковыми и эсэсовскими моторизованными дивизиями. Но именно поэтому нам следовало "беречь порох в пороховницах" и не растрачивать его на 551-ю дивизию.
Разведка боем в полосе нашей армии была запланирована на 2 октября, но затем командующий фронтом разрешил перенести ее на день наступления. График артподготовки остался прежним, однако мы надеялись, что атака передовых батальонов во время разведки боем окажется успешной и необходимость в длительной артподготовке отпадет сама собой. Опыт Витебской операции был еще свеж в памяти ее участников. Готовясь к операции, командиры, штабы и политорганы большое внимание уделяли обучению и воспитанию прибывающего пополнения. Пополнение мы получили из недавно освобожденных районов Прибалтики, а также западных областей Украины и Белоруссии. Подавляющее большинство новобранцев в боях не участвовало, молодежь, естественно, не служила в армии, а люди старших возрастов проходили военную подготовку давно, еще в буржуазных армиях. Надо было в короткий срок ввести новое пополнение в боевой строй, включить в жизнь наших воинских коллективов. Основная тяжесть этих забот легла на плечи политотделов, партийных и комсомольских организаций. Наряду с главной своей задачей, связанной с развитием высокого наступательного порыва войск (а эта задача, как всегда, решалась хорошо), политработники, коммунисты и комсомольцы кропотливо, изо дня в день занимались с каждым новобранцем, помогали и словом и делом. И труд этот принес огромную пользу. Забегая вперед, скажу: бойцы нового пополнения в первых же боях держались достойно, проявили мужество и отвагу, присущие советским воинам.
В ночь на 4 октября войска ударной группировки 43-й армии заняли исходные позиции для наступления. На участке прорыва сосредоточились в узких, 2-3-километровых полосах 92, 1 и 19-й стрелковые корпуса. Левый фланг армии 35-километровую полосу - прикрывал 90-й стрелковый корпус. Командиры доложили о полной готовности своих соединений, а дождь, начавшийся с вечера, все усиливался. Рассвет войска встретили в окопах, по колено в воде. Стена дождя закрыла оборону противника. После нескольких часов напряженного ожидания поступил приказ отложить наступление до следующего утра. Но и утро 5 октября поначалу не предвещало улучшения погоды. Лишь к 11.00 небо очистилось, туман, окутавший землю, стал рассеиваться.
На моем НП находились представитель Ставки Маршал Советского Союза А. М. Василевский и командующий фронтом генерал армии И. X. Баграмян. С бревенчатой вышки, построенной неподалеку, на опушке леса, мы наблюдали, как постепенно вырисовывался из тумана город Куршенай. Сперва показалась макушка церкви, затем черепичные крыши и белые стены домов.
- Разрешите начать? - обратился я к маршалу.
- Начинайте!
Ударила артиллерия, шесть стрелковых батальонов с танками атаковали оборону противника. Как и ожидалось, атака этих ограниченных сил, то есть разведка боем с коротким артналетом, была успешной. Стрелки ворвались в первую траншею, затем во вторую. Доклады, поступавшие на НП, оценивали обстановку единодушно: "Фашисты в панике. Бегут. Сопротивление слабое".
Напряжение, которое, хочешь ты того или нет, всегда охватывает тебя перед так называемым часом "ч", перед началом пехотной атаки, сразу спало. Все мы повеселели. Был уже полдень, и я пригласил представителя Ставки и командующего фронтом позавтракать. Александр Михайлович Василевский улыбнулся:
- Торопимся?
- Наоборот, товарищ маршал, опаздываем. Время к полудню, ко второму завтраку, а мы еще...
- Завтракать будем в Куршенае, - серьезно сказал он.
Час спустя комкор Васильев доложил со своего НП, с колокольни куршенайской церкви, что городок полностью очищен от фашистов. Два передовых батальона 145-й и 306-й дивизий с ходу форсировали реку Вента и овладели вторым оборонительным рубежом. В таком же духе докладывали и командиры 92-го и 19-го корпусов Ибянский и Самарский.
План наступления 43-й армии был трехэтапным. Задача первого этапа форсирование Лиелупе, прорыв на 9-километровом участке, овладение Иецавой. На втором этапе армии предстояло овладеть городами Балдоне и Текава и выйти к Даугаве, отсекая от Риги вражескую группировку, сражавшуюся юго-восточнее города. Третий этап - прорыв к западной окраине Риги, выход на побережье Рижского залива.
В целом операция преследовала ту же цель, что и предыдущая: отсечь немецко-фашистскую группу армий "Север" от группы армий "Центр".
Наступление было назначено на 14 сентября. Еще до рассвета на мой наблюдательный пункт приехали представитель Ставки Маршал Советского Союза А. М. Василевский и командующий фронтом генерал армии И. Х. Баграмян. Ночью прошел дождь. Утро выдалось мглистое, туман стоял плотной стеной. Я то и дело поглядывал на часы. Александр Михайлович Василевский сказал:
- Отложите начало артподготовки. Пусть погода прояснится.
Мы ждали долгих два часа. Наконец туман рассеялся, в 10.00 командующий артиллерией генерал Щеглов передал сигнал о начале артподготовки. Она продолжалась два с половиной часа, но еще до ее окончания стало ясно: сильного сопротивления врага ждать не придется. Его артиллерия замолкла. Наши наблюдатели докладывали с переднего края, что вражеская пехота бросает свои окопы, бежит в тыл.
Над Лиелупе бреющим полетом прошли девятки краснозвездных штурмовиков. Огненный вал рвущихся снарядов, подчиняясь отданной Щегловым команде, постепенно продвигался в глубину фашистской обороны. Почти вплотную за ним следовали стрелковые цепи. Они вброд стремительным броском форсировали реку и, не задерживаясь в захваченных траншеях, уже выходили к огневым позициям артиллерии 215-й и 290-й немецких пехотных дивизий. Громадные воронки, искореженные пушки и гаубицы, разбросанные взрывами штабеля снарядов - все это свидетельствовало об огневой обработке, проведенной нашей группой контрбатарейной борьбы.
В первые же часы наступления была освобождена Бауска. Введенный в прорыв 3-й гвардейский мехкорпус генерала В. Т. Обухова устремился вдоль Рижского шоссе на север, к городу Иецава. Противник оказывал слабое сопротивление и в этот день, и в следующий. Мы захватили 80 орудий и более 600 пленных. Их показания достаточно полно осветили картину разгрома на участке прорыва:
"Во время артподготовки русских половина солдат разбежалась. Отходить начали без приказа".
"В нашей роте было 60 человек. Сейчас роты нет. Оставшиеся в живых спасались поодиночке, кто как мог".
Это говорили пленные из 502-го полка 290-й дивизии. Так же обстояло дело и в 215 дивизии. В ее 390-м полку еще 14 сентября роты насчитывали по 75 - 80 человек, день спустя -по 15 - 20 человек. Противотанковый дивизион потерял все свои штурмовые самоходные орудия{99}.
Войска армии приближались к городу Иецава, к глубинному оборонительному рубежу по берегам одноименной реки. Характерно, что этот, четвертый по счету рубеж, о котором мы уже знали и по аэрофотоснимкам и по другим разведывательным сведениям, был гораздо более мощным, чем первые три. Если, например, оборона по реке Лиелупе состояла из одной-двух траншей, а местами только из отдельных опорных пунктов, то на иецавском рубеже мы встретили глубоко развитую оборону - три траншеи полного профиля, множество артиллерийско-пулеметных дзотов, блиндажей и прочих инженерных сооружений. Подступы к каждой траншее плотно прикрывались колючей проволокой, минными полями противотанковыми рвами.
Подобное построение обороны - с постепенным наращиванием ее мощности, с переносом ее центра тяжести от первого рубежа в глубину - не являлось случайным. Это была тактика противника, которую он начал применять еще в 1942 году, после своего поражения под Москвой, а с 1943 года, когда гитлеровцы потеряли и стратегическую инициативу, такого рода оборонительная тактика вошла у них в систему. В основе ее лежало стремление вражеского командования оградить свои войска от тяжелых потерь, которые причинял им обычно наш первоначальный удар вообще и артподготовка наступления в частности.
Под Иецавой, опираясь на развитую оборону, фашисты оказали нам сильное сопротивление. В их контратаках участвовали крупные силы пехоты и около 60 танков и самоходных орудий. Овладеть городом с ходу нам не удалось. Соединения втянулись в напряженные бои.
Наибольшего успеха добился правофланговый 1-й стрелковый корпус. Обходя Иецаву с востока, он прорвал здесь оборонительный рубеж и 16 сентября продвинулся еще на 12 км, а общая глубина прорыва корпуса за минувшие три дня достигла 40 км.
Особенно активно наступала 145-я дивизия генерала П. А. Дибровы. Петр Акимович четко и пунктуально, зачастую с превышением, выполнял очередные боевые задачи. Его дивизия первой перерезала железную дорогу Крустпилс Митава и, отражая контратаки танков и пехоты противника, продвигалась на север, к городу Балдоне.
Боевую работу войск 1-го стрелкового корпуса, его 145-й дивизии Военный совет армии отметил особым приказом, в котором командиру корпуса генерал-лейтенанту Н. А. Васильеву и командиру дивизии генерал-майору П. А. Диброве объявлялась благодарность. Этот приказ был зачитан в войсках.
Проанализировав сложившуюся обстановку, командование армии решило немедленно перенести главный удар из-под Иецавы на правый фланг, в полосу 1-го стрелкового корпуса. Было решено выдвинуть туда 3-й гвардейский мехкорпус с задачей стремительным ударом овладеть городами Балдоне и Текава и выйти к Западной Двине. Однако по ряду объективных и субъективных причин нам не удалось тут же перебросить мехкорпус на правый фланг. На это, в сущности, было потрачено около двух суток. А потеря времени не позволила развить успех 1-го стрелкового корпуса. Противник предпринял сильные контратаки на флангах, и корпус Васильева был вынужден сражаться в полуокружении.
На войне фактор времени всегда обоюдоострый. Если не сумел его использовать ты, это сделает твой противник. Образно говоря, он соберет в свой актив все, что ты потерял в пассиве.
Дни 16 18 сентября были как раз тем временем, когда маневр подвижных войск (танки, мотопехота) мог завершить разгром противника и вывести 43-ю армию к Риге. Но, повторяю, время было упущено: мехкорпус сосредоточивался медленно, вводился в бой некомпактно, слабо взаимодействовал с частями 1-го стрелкового корпуса.
18 сентября мы освободили Иецаву, но дальнейшее продвижение на север, к Текаве и Балдоне, проходило в более медленном темпе, в ожесточенных боях. Ежедневно части армии отбивали по 25 - 30 вражеских контратак, в которых участвовало до 60 пехотных батальонов и 70 - 80 танков. Противник сосредоточил в полосе нашей армии восемь своих пехотных дивизий (205, 215, 290, 58, 263, 225, 388, 281-я), 14-ю танковую и моторизованную "Нордланд" дивизии, две танковые бригады (2101-я и "Гросс"), два отдельных дивизиона штурмовых орудий и несколько сводных боевых групп в составе 12 - 14 батальонов пехоты.
Основные усилия этой крупной фашистской группировки были направлены против правого фланга 43-й армии, наделенного на Балдоне. Воины 1-го стрелкового корпуса при поддержке танкистов и мотострелков 3-го гвардейского мехкорпуса успешно отразили натиск противника. Нами была создана сеть противотанковых районов. Мы перебросили в эти районы и 36-ю истребительно-противотанковую бригаду из армейского резерва. Эти меры дали хороший результат. Только в полосе 145-й дивизии генерала Дибровы фашисты потеряли 28 танков и 16 бронетранспортеров.
Потери противника в живой силе и технике стремительно росли, что подтверждали и показания пленных. Например, 193-й немецкий самоходный полк потерял 27 штурмовых орудий из 30. В нем оставалось всего лишь 18 солдат. Прекратил свое существование и разведбатальон 14-й танковой дивизии, а в 108-м моторизованном полку этой дивизии после одного дня боя в ротах насчитывалось по 8 - 13 человек{100}.
Суммируя огромный урон, понесенный врагом в этих боях, я приходил к выводу: сила ударной группировки противника скоро иссякнет, это - дело нескольких дней. Было также очевидно, что, пытаясь задержать наше продвижение к Риге и сосредоточивая большое число танковых и пехотных частей и соединений перед 43-й армией, вражеское командование неизбежно ослабляет другие участки своего фронта. В том, что наше командование использует эту обстановку для нанесения решительного удара по врагу в Прибалтике, я не сомневался.
Перегруппировав силы, выдвинув к правому флангу и 19-й стрелковый корпус генерал-майора Д. И. Самарского, 43-я армия продолжила наступление. Хорошо помогли нам летчики 3-й воздушной армии генерала Папивина. Две авиационные штурмовые дивизии действовали в тесном контакте со стрелковыми соединениями, выполняя их заявки. Удар "илов" под Балдоне был столь массированным и результативным, что, докладывая, командир 1-го корпуса Васильев назвал его "авиационным наступлением". Штурмовики, бомбя и расстреливая танки, самоходки и бронетранспортеры 11-й эсэсовской моторизованной и 14-й танковой дивизий, буквально проломили их боевые порядки. Полоса удара была завалена разгромленной военной техникой. Чад горящего масла и бензина затмил горизонт. Танкисты генерала Обухова и стрелки 179-й дивизии полковника Шкурина, 357-й дивизии генерала Кудрявцева и 145-й дивизии генерала Дибровы без какой-либо задержки двинулись вперед и 22 сентября ворвались в Балдоне. К сожалению, сам Петр Акимович Диброва так и не вступил в освобожденный город. Накануне днем, уже близ западных предместий Балдоне, генерал Диброва был тяжело ранен и отправлен в тыл, в госпиталь.
Поздний вечер 23 сентября застал войска 43-й армии близ Даугавы. Соединения 3-го гвардейского механизированного и 1-го стрелкового корпусов находились уже в 1 - 1,5 км от южного берега реки и в 2 - 2,5 км от Текавы последнего крупного населенного пункта к юго-востоку от Риги. До столицы Латвии нам оставалось пройти не более 12-13 км.
Мы готовились возобновить наступление с утра, когда на КП позвонил начальник штаба фронта:
- Батурин{101} приказал вам немедленно явиться к нему.
Поехал я на КП фронта. Иван Христофорович коротко объяснил обстановку: противник стянул под Ригу и Митаву почти все свои силы, действующие в полосе 1-го Прибалтийского фронта. На мемельском (клайпедском) направлении он оставил лишь четыре-пять дивизий. Ставка решила использовать эту его слабость в обороне и перенести главный удар на левое крыло 1-го Прибалтийского фронта от Шяуляя на Мемель (Клайпеду). Именно туда и перенацеливалась 43-я армия. Нам предстояло совершить 100 - 120-километровый марш в очень сжатые сроки, поскольку директивой Ставки начало Мемельской операции было назначено на 2 октября (затем этот срок перенесли на 5 октября).
- Сдадите полосу четвертой ударной армии. Марш начнете через два дня. Справитесь с выводом войск? - спросил генерал Баграмян.
- Справлюсь.
За двое суток мы сдадим полосу и подготовимся к маршу - в этом я не сомневался. Заботило другое: как сократить до минимума время и на вывод войск с переднего края, и на сам марш к Шяуляю? Ведь прибудем мы на местность совершенно незнакомую, нужно иметь в запасе время и на рекогносцировку, и на разведку противника, и на многие другие важные мероприятия, связанные с подготовкой к большому наступлению.
Интересен замысел оперативной маскировки, которая должна была скрыть от противника переброску 43-й армии из-под Риги к Шяуляю. Начальник штаба фронта генерал В. В. Курасов сказал нам следующее:
- Противник более всего опасается, что мы продолжим наступление на Ригу и здесь, под Ригой, рассечем его фронт вплоть до Балтийского побережья. Наша задача - подтвердить это заблуждение фашистского генералитета. Он ждет усиления нашей группировки под Ригой, мы продемонстрируем это. Войска четвертой ударной армии будут выходить к переднему краю днем, открыто. Войска сорок третьей армии будем выводить в тыл ночью, под покровом темноты. Дальнейший марш на Шяуляй - только в ночное время. Перед рассветом дороги пустеют, войска маскируются в лесных массивах.
Вернулся я на КП армии далеко за полночь, посоветовался с членом Военного совета, начальником штаба, с руководителями отделов и служб. Мы прикинули свои возможности и пришли к выводу, что сможем начать марш на сутки раньше, чем запланировано. Конечно, многое зависело от 4-й ударной армии, от того, как скоро ее войска смогут заменить наши дивизии на переднем крае. Командование 4-й ударной оперативно реагировало на нашу просьбу, задержек в смене войск не было.
Начальник инженерных войск генерал-майор А. А. Колмаков тотчас выслал группы специалистов для инженерной разведки всех шести основных маршрутов на Шяуляй. Саперам предстояло навести три дополнительных 60-тонных моста через реки Лиелупе и Муша и оборудовать шесть бродов. Начальник связи полковник Н. П. Захаров занялся организацией связи на марше, наш новый начальник тыла полковник И. В. Сидяк - тыловым обеспечением. Офицеры политического отдела армии и оперативного отдела штаба, получив соответствующие указания, выехали в соединения и части.
Работа пошла быстро и организованно. Согласно приказу командующего фронтом, 84-й корпус мы передали в состав 4-й ударной армии. Оставшиеся девять дивизий 1, 19 и 92-го корпусов готовились к маршу. К утру 24 сентября я доложил генералу Курасову, что шесть стрелковых дивизий уже выведены с переднего края и, если командование фронта разрешит, армия начнет марш на Шяуляй уже вечером, на сутки раньше срока. Владимир Васильевич одобрил нашу инициативу, дал нам "добро".
С наступлением темноты первые войсковые колонны вышли из лесных массивов и двинулись по дорогам на юг, к переправам через Мушу и Лиелупе и далее по своим маршрутам. Шли по 30 - 35 км в ночь, светлое время суток войска проводили на дневках, в лесах. За три-четыре (в зависимости от длины маршрута) ночных перехода армия вышла к Шяуляю и к рассвету 28 сентября полностью сосредоточилась в назначенном ей районе.
Как показали дальнейшие события, и сама переброска столь крупных сил на большое расстояние, и двукратная смена войск, проведенная в армейском масштабе (сначала под Ригой, затем под Шяуляем, где 43-я армия приняла часть полосы 2-й гвардейской армии), и непосредственная подготовка к прорыву вражеского фронта - все это ускользнуло от внимания фашистской разведки.
План оперативной маскировки, составленный генералом Курасовым, сыграл свою роль. Однако план этот, как и любой хороший план, могла сорвать небрежность выполнения. Поэтому Военный совет и штаб 43-й армии установили жесткий контроль над войсками. Самые широкие полномочия получила комендантская служба. Ее посты бдительно следили за режимом маскировки не только на марше, но и после сосредоточения войск в районе Шяуляя - как на подходах к переднему краю, так и в тылу, на глубине до 30 км. Запрещены были радиопереговоры, а телефонные сведены до минимума. А когда смена частей 2-й гвардейской армии полностью завершилась, мы целиком сохранили ее режим связи - вплоть до позывных и псевдонимов должностных лиц, а также все линии связи, старые НП и КП. То же самое и с артиллерией. Она заняла позиции артиллерии 2-й гвардейской армии и вела с них пристрелку очень аккуратно, без превышений огневого режима, к которому привык противник.
Но вернусь несколько назад. Ночью 27 сентября, когда армия находилась еще на марше, оперативная группа штаба уже прибыла в Шяуляй и с утра приступила к рекогносцировке местности в полосе, которую сдавала нам 2-я гвардейская армия. Рекогносцировка дала повод к серьезным размышлениям.
В летних боях, пытаясь прорваться к группе армий "Север", фашистские танковые группировки неоднократно наступали на Шяуляй, И хотя их продвижение было незначительным, эта нацеленность на крупный город и узел дорог наложила определенный отпечаток на конфигурацию фронта. Она стала клинообразной. Оборона 2-й гвардейской армии охватывала этот 45-километровый угол с северо-востока и востока.
По предварительным наметкам штаба фронта, наша армия, приняв полосу обороны от 2-й гвардейской, должна была главный удар нанести с востока, прямо от Шяуляя. Соответственно составлялись планы марша и сосредоточения войск.
Побывав непосредственно на местности, ознакомившись с ней с наблюдательных пунктов, я пришел к выводу, что для нас более выгодно нанести главный удар не прямо от Шяуляя, с востока, а с северо-востока, через городок Куршенай. Здесь второй рубеж обороны противника близко подходил к первому рубежу Расстояние между ними не превышало 4-5 км, включая в себя и сильный опорный пункт в Куршенае. Следовательно, в период артподготовки даже легкая наша артиллерия, не говоря уже о тяжелой, плотно накроет оба оборонительных рубежа и будет сопровождать огнем пехоту, не меняя своих позиций. А на левом фланге расстояние между этими рубежами - 10 - 11 км, то есть вдвое больше.
Второй важный момент касался сосредоточения войск и вывода их на исходные позиции. Местность за левым нашим флангом открыта до самого Шяуляя. Скрытно сосредоточить здесь ударную группировку очень трудно. Зато подходы к правому флангу насыщены лесными массивами до самого переднего края, до Куршеная. Все девять дивизий вполне укроются в этих лесах.
И наконец, третье: хорошая дорога, проходящая от Куршеная на запад, к местечку Лукники (Луоке) и далее на Мемель, как раз вдоль оси нашего наступления. На левом фланге такой дороги нет.
Эти соображения я доложил командованию фронта, предложил перенести главный удар с левого фланга на правый. Видимо, мои доводы показались достаточно вескими. Справившись о том, как проходит марш, генерал Баграмян приказал немедленно изменить маршруты движения так, чтобы войска ударной группировки сосредоточились на правом фланге, перед Куршенаем.
29 сентября мы получили приказ на наступление. В нем, в частности, говорилось: "43-й армии в составе 12 стр. дивизий{102}, развернув для наступления на фронте безым. ручей (3 км севернее Куршеная), Будас 9 стр. дивизий, из них 6 стр. дивизий в первом эшелоне, нанести главный удар в общем направлении на Куршенай, Янполь, Ретово, Мемель".
Общая же задача армий левого крыла 1-го Прибалтийского фронта, в соответствии с директивой Ставки Верховного Главнокомандования, формулировалась приказом так:
"... Прорвать оборонительную полосу противника к северо-западу и юго-западу от гор. Шяуляй, разгромить шяуляйскую группировку противника и выходом к побережью Балтийского моря на участке Паланга, Мемель, река Неман до гор. Тильзит отрезать пути отхода прибалтийской группировке немцев в Восточную Пруссию и во взаимодействии с войсками 2-го Прибалтийского фронта уничтожить ее"{103}.
Справа от нас наступала 6-я гвардейская армия генерала И. М. Чистякова, слева - 2-я гвардейская армия генерала П. Г. Чанчибадзе. 5-я гвардейская танковая армия генерала В. Т. Вольского как подвижная группа фронта должна была войти в прорыв на стыке флангов 6-й гвардейской и 43-й армий с задачей нанести удар на Лукники, Жораны, Мемель.
Не буду перечислять все подготовительные мероприятия, остановлюсь лишь на тех, которые характерны именно для Мемельской операции. Артиллерии у нас было достаточно - по 120 стволов на каждый километр участка прорыва. Однако генерал Баграмян приказал довести эту цифру до 200 стволов за счет артиллерии 5-й танковой армии и ряда других частей. "Это указание товарища Сталина", пояснил он.
Усиление артиллерийской группировки, которое мы всегда могли только приветствовать, в данном случае поставило нас перед трудностями. Увеличивая число стволов более чем на одну треть, надо соответственно увеличить и расход боеприпасов. И когда Евгений Владимирович Щеглов сделал примерный расчет, то получилось, что в период артподготовки артиллерия израсходует слишком много снарядов. А чем поддерживать тогда пехоту при бое в глубине обороны противника?
Однако эта забота вскоре отпала. Ознакомившись с разведданными о противнике, я пришел к убеждению, что наша ударная группировка легко прорвет его фронт и артподготовка, запланированная на 2,5 часа, вряд ли потребует такого времени.
День проходил за днем, срок наступления приближался, а в противостоящих нам фашистских войсках не было заметно каких-либо признаков тревоги. К 4 октября стало ясно, что противник проглядел крупную перегруппировку войск 1-го Прибалтийского фронта{104}.
Перед нами на 9-километровом участке прорыва по-прежнему держала оборону одна лишь 551-я немецкая пехотная дивизия. Это соединение было сформировано недавно, в ходе так называемой "третьей тотальной мобилизации". В захваченных нашей разведкой документах дивизия именовалась "народно-гренадерская имени Геринга". Но ни громкие слова Геринга, провожавшего соединение на фронт, ни пышный, в стиле фашистской демагогии титул, ни даже полная укомплектованность дивизии людьми и техникой не подняли ее боеспособности. Она оставалась низкой, особенно моральный дух солдат, которые боялись русского наступления, боялись быть отрезанными от Восточной Пруссии и зажатыми где-нибудь на клочке побережья между бронированной лавиной "рус панцер" и морем. Так показывали пленные.
Конечно, мы понимали, что, сбив и рассеяв "тотальников", 43-я армия раньше или позже встретится с резервами противника, с боеспособными пехотными, танковыми и эсэсовскими моторизованными дивизиями. Но именно поэтому нам следовало "беречь порох в пороховницах" и не растрачивать его на 551-ю дивизию.
Разведка боем в полосе нашей армии была запланирована на 2 октября, но затем командующий фронтом разрешил перенести ее на день наступления. График артподготовки остался прежним, однако мы надеялись, что атака передовых батальонов во время разведки боем окажется успешной и необходимость в длительной артподготовке отпадет сама собой. Опыт Витебской операции был еще свеж в памяти ее участников. Готовясь к операции, командиры, штабы и политорганы большое внимание уделяли обучению и воспитанию прибывающего пополнения. Пополнение мы получили из недавно освобожденных районов Прибалтики, а также западных областей Украины и Белоруссии. Подавляющее большинство новобранцев в боях не участвовало, молодежь, естественно, не служила в армии, а люди старших возрастов проходили военную подготовку давно, еще в буржуазных армиях. Надо было в короткий срок ввести новое пополнение в боевой строй, включить в жизнь наших воинских коллективов. Основная тяжесть этих забот легла на плечи политотделов, партийных и комсомольских организаций. Наряду с главной своей задачей, связанной с развитием высокого наступательного порыва войск (а эта задача, как всегда, решалась хорошо), политработники, коммунисты и комсомольцы кропотливо, изо дня в день занимались с каждым новобранцем, помогали и словом и делом. И труд этот принес огромную пользу. Забегая вперед, скажу: бойцы нового пополнения в первых же боях держались достойно, проявили мужество и отвагу, присущие советским воинам.
В ночь на 4 октября войска ударной группировки 43-й армии заняли исходные позиции для наступления. На участке прорыва сосредоточились в узких, 2-3-километровых полосах 92, 1 и 19-й стрелковые корпуса. Левый фланг армии 35-километровую полосу - прикрывал 90-й стрелковый корпус. Командиры доложили о полной готовности своих соединений, а дождь, начавшийся с вечера, все усиливался. Рассвет войска встретили в окопах, по колено в воде. Стена дождя закрыла оборону противника. После нескольких часов напряженного ожидания поступил приказ отложить наступление до следующего утра. Но и утро 5 октября поначалу не предвещало улучшения погоды. Лишь к 11.00 небо очистилось, туман, окутавший землю, стал рассеиваться.
На моем НП находились представитель Ставки Маршал Советского Союза А. М. Василевский и командующий фронтом генерал армии И. X. Баграмян. С бревенчатой вышки, построенной неподалеку, на опушке леса, мы наблюдали, как постепенно вырисовывался из тумана город Куршенай. Сперва показалась макушка церкви, затем черепичные крыши и белые стены домов.
- Разрешите начать? - обратился я к маршалу.
- Начинайте!
Ударила артиллерия, шесть стрелковых батальонов с танками атаковали оборону противника. Как и ожидалось, атака этих ограниченных сил, то есть разведка боем с коротким артналетом, была успешной. Стрелки ворвались в первую траншею, затем во вторую. Доклады, поступавшие на НП, оценивали обстановку единодушно: "Фашисты в панике. Бегут. Сопротивление слабое".
Напряжение, которое, хочешь ты того или нет, всегда охватывает тебя перед так называемым часом "ч", перед началом пехотной атаки, сразу спало. Все мы повеселели. Был уже полдень, и я пригласил представителя Ставки и командующего фронтом позавтракать. Александр Михайлович Василевский улыбнулся:
- Торопимся?
- Наоборот, товарищ маршал, опаздываем. Время к полудню, ко второму завтраку, а мы еще...
- Завтракать будем в Куршенае, - серьезно сказал он.
Час спустя комкор Васильев доложил со своего НП, с колокольни куршенайской церкви, что городок полностью очищен от фашистов. Два передовых батальона 145-й и 306-й дивизий с ходу форсировали реку Вента и овладели вторым оборонительным рубежом. В таком же духе докладывали и командиры 92-го и 19-го корпусов Ибянский и Самарский.