Страница:
– План отличный, – сказал Харли и рассмеялся. – Даже чересчур.
– Только бы дело выгорело, – мрачно заметил сэр Гектор. – Если сорвется, Харли, они поймут, что мы у них на хвосте. Я хочу, чтобы завтра ночью вы вели наблюдения. Следите, покинет ли Уиверн дом. Если по какой-то причине он не тронется с места, тут же пошлите гонца, и я отложу нападение на заставу. Впрочем, я не предвижу никаких осложнений.
– Да, сэр, все задумано превосходно, – сказал Харли. – Лишь бы только вам удалось доставить послание Ребекки.
– Предоставь это дело мне, – сказал сэр Гектор. – Все будет сделано, Харли. А теперь нам лучше вернуться. Не стоит вызывать подозрения слишком долгой беседой.
Они повернули назад и пошли по направлению к дому и конюшням.
Идрис Парри оставался на месте еще целую минуту, прижавшись спиной к толстому стволу дерева. Но похоже, они действительно ушли. Хотя куда ушли? На конюшни, скорее всего за лошадью сэра Гектора Уэбба. Или, возможно, в дом. И в том и в другом случае было бы неразумно помчаться сейчас к парадной двери. Хотя самое большее, что он бы заработал за свои старания, – распухшее ухо или пинок под зад.
Идрис поспешил через парк, делая широкий круг, чтобы попасть к черному ходу в дом. Он спросит Глинис Оуэн, решил мальчик. Скажет, что ему нужно передать ей что-то срочное от ее отца или кого-нибудь из братьев.
С этим он справился легко. Мальчишка, открывший ему дверь, неохотно согласился позвать Глинис, но пока суд да дело, дверь закрыл. Появилась Глинис, перепуганная насмерть, что в ее семье приключилось несчастье. А узнав, зачем ее вызвал Идрис, искренне возмутилась. Но как она может отвести его к графу? Она никогда не выходит из кухни и даже не видит хозяина.
Но она все-таки, показала Идрису, хотя сделала это, по собственным ее словам, весьма неохотно, окно библиотеки, где граф, по слухам, проводил большую часть времени. По крайней мере она думала, что это библиотека. А вообще-то, призналась Глинис, ей не больше Идриса известно о расположении комнат в доме.
Идрис заглянул в окно и с облегчением увидел графа Уиверна, который сидел за большим столом, опустив подбородок на сплетенные пальцы и уставившись в никуда.
Больше в комнате никого не было, насколько смог разглядеть Идрис. Мальчик постучал в окно и отчаянно замахал руками, когда граф посмотрел на него, вздрогнув от неожиданности.
– Прошу тебя, Идрис, входи, пожалуйста, – пригласил его сиятельство с официальной учтивостью и, как показалось Идрису, слегка насмешливо, после того как поднял раму окна и впустил мальчика.
– Завтра ночью Ребекка попадет в беду, – произнес Идрис, с благоговейным ужасом озираясь по сторонам. Неужели все книги на свете собраны в этой комнате? А ковер под ногами мягче, чем его собственная постель, это уж точно. – И вы тоже, сэр.
– Нравится здесь? – спросил граф, теперь точно развеселившись. Идрис также отметил, что он перешел на валлийский. – Если мои источники верны, Ребекка никуда не собирается завтра ночью, паренек. Возможно, вообще никогда. Что касается меня, то я сам могу о себе позаботиться. Твоему папе нравится его новая работа?
– Они знают, кто такой Ребекка, – продолжил Идрис, вытаращив глаза на чернильный прибор и гадая, действительно ли это серебро или просто отполированная жесть. – Его хотят заманить в ловушку, выставить злодеем и схватить завтра ночью. А еще они знают, где он прячет свои вещи.
Он посмотрел на графа и понял, что наконец завладел его вниманием. Иногда, конечно, хорошо повеселиться, думал Идрис, но не следует смеяться над человеком только потому, что ему девять лет и он еще не успел стать взрослым.
– Кто это «они»? – спросил его сиятельство, высокомерно приподнимая брови, – Идрис как-то пытался скопировать это выражение, но ничего не добился.
– Сэр Гектор Уэбб, – ответил мальчик, – и мистер Харли.
– Вот как? – Граф сцепил руки за спиной. Этот жест Идрис тоже пытался повторить, пока наконец его мать не спросила, что он там прячет, а отец пригрозил, что сам пойдет и посмотрит, если не услышит толкового ответа. – Расскажи-ка лучше все, что хотел, Идрис. В том случае, разумеется, если ты считаешь себя вправе сообщать владельцу Тегфана сведения о его враге – Ребекке.
Идрис захихикал. Но он был преисполнен важности, чтобы поддаться ребячливому веселью. Он рассказал его сиятельству все, что услышал, и пока говорил, жалел, что глаза у него не такие голубые, как у графа, и волосы не вьются.
К тому времени как мальчик закончил свой рассказ, граф смотрел на него внимательно, не отрываясь.
– Полагаю, Идрис, – наконец произнес он, – придется нанять тебя на работу. Раз уж ты все время околачиваешься здесь, пусть хоть у тебя будет на то законная причина.
Поначалу Идрис возмутился. Если граф говорил серьезно, то все его мечты осуществятся, но сейчас не время обсуждать подобные дела. Идрис хотел знать, что он может сделать, чтобы помочь разрушить подлые планы настоящего врага. Он хотел, чтобы к нему относились серьезно. Он хотел сесть рядом с его сиятельством и вместе придумать план действий.
– Может так случиться, – продолжил его сиятельство, кладя руку на плечо мальчика, – что этим утром ты послужил делу Ребекки больше, чем кто бы то ни было, Идрис. Молодец, паренек.
Идрис почувствовал, что сердце готово выпрыгнуть из груди. В эту минуту он с радостью умер бы за своего героя.
– Чем я могу помочь? – спросил он. Граф серьезно посмотрел на него.
– Ты уже сделал достаточно, парнишка, – ответил он. – Теперь ступай домой и не дай мистеру Харли заподозрить, что ты подслушал хотя бы слово из их разговора.
– Но нужно что-то предпринять, сэр. – Идриса распирало нетерпение. – Вы не сможете оставить без внимания письмо от человека из лондонской газеты, в котором тот просит о встрече. Ребекке все равно придется пойти, потому что иначе миссис Филлипс все равно пострадает.
– Мы предоставим это дело Ребекке, – сказал граф. – Теперь я хочу, чтобы ты пошел домой, Идрис. И прими мою самую искреннюю благодарность.
Но мальчику этого было мало.
– Когда завтра ночью Ребекка пойдет забирать свои вещи туда, где они спрятаны, его уже будут поджидать, – продолжил Идрис. – Ребекка и шагу не сможет ступить из парка. А потом его отволокут к разрушенной заставе так, словно это он ее разрушил и избил миссис Филлипс.
– Полагаю, Ребекка понимает это и что-нибудь обязательно придумает, – сказал граф. – Я бы велел принести пирожных и лимонад, Идрис, но не хочу, чтобы кто-нибудь знал о твоем приходе. Послезавтра я принесу тебе домой целую гору пирожных.
Здорово, конечно, но ему не понравилось, что с ним обходятся как с ребенком и пытаются отвлечь разговором о вкусной еде.
– Я захвачу узел с собой сейчас, сэр, – предложил Идрис. – Спрячу у себя дома, а завтра Ребекка сможет забрать его.
Его сиятельство с шумом выдохнул.
– Идрис, – сказал он, – ты понимаешь, что за этим местом, где спрятан узел, могут следить даже сейчас?
– Если бы я не умел за милю чуять засады, я бы давно был мертв, сэр, – презрительно ответил Идрис, – или плыл бы на одном из больших кораблей на другой конец света.
– Да, это так, – вынужден был признать граф. – Ты знаешь старую развалившуюся лачугу примерно в миле от твоего дома, Идрис? Ту, что пристроена к скале?
– Вы в ней когда-то жили? – спросил Идрис.
Граф улыбнулся ему, и в уголках его глаз появились морщинки. Идрис решил, что обязательно попробует повторить И это выражение.
– Да, она самая, – ответил граф. – Ты отнесешь узел туда, Идрис? И оставишь его там, и близко не подойдешь ни сегодня, ни завтра? Нет, я все-таки еще пожалею о том, что делаю. Зачем я втягиваю мальчика в такое опасное дело?
Но Идрис не собирался упускать редкую возможность.
– Вспомните, когда вы были мальчиком, сэр, вам, наверное, очень хотелось совершить что-то полезное. По-настоящему важное.
– Бог свидетель, ты прав, – ответил граф. – В те дни я готов был отдать правую руку, чтобы поучаствовать в таком приключении.
– Я пойду, сэр, – сказал Идрис, направившись обратно к окну. – Я не подведу вас. Если я могу сделать что-нибудь еще…
И тут граф наклонился и подхватил его на руки, как когда-то на дороге, ведущей в Тайгуин. Он так крепко прижат к себе мальчика, что тот чуть не задохнулся.
– Будь осторожен, – сказал он. – Я, должно быть, сошел с ума, что позволяю тебе это. Если вдруг тебя схватят, Идрис, ты должен сказать, что случайно нашел этот узел и решил, что он пригодится твоей матери. Если это объяснение не сработает, тебя приведут сюда ко мне, и тогда я вступлюсь за тебя. Ступай теперь.
Идрис ушел. В одном он никогда не будет подражать графу. Он ни за что не станет обнимать детей, словно те беспомощные младенцы. Когда он вырастет, то будет обращаться с детьми как со взрослыми. Но это был единственный недостаток, который он углядел в своем герое. Наверное, даже герои в реальной жизни не бывают идеальными, решил он.
Алед работал в кузнице один, его ученик уже ушел домой обедать.
– Добрый день, милорд, – поздоровался он легким кивком, когда появился Герейнт. – Чем могу служить?
– Мы не одни? – спросил Герейнт, приподняв брови.
– Нет, одни, насколько я знаю, – ответил Алед.
– Но возможно, кому-то поручили присматривать за мной и за всеми, с кем я общаюсь, – сказал Герейнт. – Я скажу пару слов, Алед, и сразу уйду.
– Неприятности? – нахмурился Алед.
– Можно и так сказал. – Герейнт кратко пересказал то, что ему сообщил Идрис час назад. – Ребекка, Шарлотта и, наверное, еще несколько человек, живущих поблизости, должны пораньше отправиться на ближайшую заставу, Алед, разрушить ее и спасти миссис Филлипс. Гектор наверняка лопнет от злости, когда приедет и увидит, что опоздал.
– Это опасно, Гер, – сказал Алед.
– А когда эта игра не была опасной? – усмехнулся Герейнт.
– Тебе это как раз и нравится. – Алед нахмурился еще больше.
– К сожалению, это будет наша лебединая песня, Алед, – сказал Герейнт. – Послезавтра Ребекке и Шарлотте придется исчезнуть без следа. Нам останется надеяться, что мы добились того, чего хотели, – привлекли внимание общественности, которая изменит существующую систему и сделает ее более справедливой для обычных мужчин и женщин… и детей.
– Наша лебединая песня, – повторил Алед, качая головой, – а потом лебедь умирает. Но ты прав, план завтрашней вылазки нужно изменить. Значит, ты хочешь, чтобы Фостер присутствовал и увидел, как огорчится вторая Ребекка?
– Я подумал, что ему понравится наблюдать за обоими, – сказал Герейнт. – Ребекка пошлет ему весточку и пригласит прийти пораньше на несколько часов. Послезавтра все кончится, Алед. Не могу сказать, что мне жаль. Ты передашь по эстафете, как обычно? Впрочем, нет, сделай одно исключение. Для женщины это будет слишком опасно. Ничего не сообщай Марджед, ладно?
Алед кивнул, и Герейнт тут же ушел, не желая задерживаться слишком долго и тем самым вызвать подозрение любого, кому поручили приглядывать за деревней. Впрочем, в эту минуту он полагал, что поблизости никаких шпионов нет. Он бы почувствовал их присутствие.
На улице, однако, все-таки был один человек. Из лавки мисс Дженкинс только что вышла Марджед и столкнулась с ним возле часовни. Судьба распорядилась так, что именно в эту секунду начался дождь. У Герейнта был зонт – большой и черный, – а у нее не было.
– Марджед. – Он поздоровался с ней кивком, раскрывая зонт над головой. – Ты идешь домой?
– Да, – ответила она, надевая, маску напряженного раздражения, которую приберегала исключительно для него. – И пойду одна, благодарю.
Не обращая внимания на ее слова, он предложил ей руку и поднял зонт над ее головой.
– Я не могу этого позволить, – сказал он. – Бери меня под руку, я провожу тебя.
Но он знал, что сейчас не время открывать ей правду. Нужно подождать еще два дня.
Глава 27
– Только бы дело выгорело, – мрачно заметил сэр Гектор. – Если сорвется, Харли, они поймут, что мы у них на хвосте. Я хочу, чтобы завтра ночью вы вели наблюдения. Следите, покинет ли Уиверн дом. Если по какой-то причине он не тронется с места, тут же пошлите гонца, и я отложу нападение на заставу. Впрочем, я не предвижу никаких осложнений.
– Да, сэр, все задумано превосходно, – сказал Харли. – Лишь бы только вам удалось доставить послание Ребекки.
– Предоставь это дело мне, – сказал сэр Гектор. – Все будет сделано, Харли. А теперь нам лучше вернуться. Не стоит вызывать подозрения слишком долгой беседой.
Они повернули назад и пошли по направлению к дому и конюшням.
Идрис Парри оставался на месте еще целую минуту, прижавшись спиной к толстому стволу дерева. Но похоже, они действительно ушли. Хотя куда ушли? На конюшни, скорее всего за лошадью сэра Гектора Уэбба. Или, возможно, в дом. И в том и в другом случае было бы неразумно помчаться сейчас к парадной двери. Хотя самое большее, что он бы заработал за свои старания, – распухшее ухо или пинок под зад.
Идрис поспешил через парк, делая широкий круг, чтобы попасть к черному ходу в дом. Он спросит Глинис Оуэн, решил мальчик. Скажет, что ему нужно передать ей что-то срочное от ее отца или кого-нибудь из братьев.
С этим он справился легко. Мальчишка, открывший ему дверь, неохотно согласился позвать Глинис, но пока суд да дело, дверь закрыл. Появилась Глинис, перепуганная насмерть, что в ее семье приключилось несчастье. А узнав, зачем ее вызвал Идрис, искренне возмутилась. Но как она может отвести его к графу? Она никогда не выходит из кухни и даже не видит хозяина.
Но она все-таки, показала Идрису, хотя сделала это, по собственным ее словам, весьма неохотно, окно библиотеки, где граф, по слухам, проводил большую часть времени. По крайней мере она думала, что это библиотека. А вообще-то, призналась Глинис, ей не больше Идриса известно о расположении комнат в доме.
Идрис заглянул в окно и с облегчением увидел графа Уиверна, который сидел за большим столом, опустив подбородок на сплетенные пальцы и уставившись в никуда.
Больше в комнате никого не было, насколько смог разглядеть Идрис. Мальчик постучал в окно и отчаянно замахал руками, когда граф посмотрел на него, вздрогнув от неожиданности.
– Прошу тебя, Идрис, входи, пожалуйста, – пригласил его сиятельство с официальной учтивостью и, как показалось Идрису, слегка насмешливо, после того как поднял раму окна и впустил мальчика.
– Завтра ночью Ребекка попадет в беду, – произнес Идрис, с благоговейным ужасом озираясь по сторонам. Неужели все книги на свете собраны в этой комнате? А ковер под ногами мягче, чем его собственная постель, это уж точно. – И вы тоже, сэр.
– Нравится здесь? – спросил граф, теперь точно развеселившись. Идрис также отметил, что он перешел на валлийский. – Если мои источники верны, Ребекка никуда не собирается завтра ночью, паренек. Возможно, вообще никогда. Что касается меня, то я сам могу о себе позаботиться. Твоему папе нравится его новая работа?
– Они знают, кто такой Ребекка, – продолжил Идрис, вытаращив глаза на чернильный прибор и гадая, действительно ли это серебро или просто отполированная жесть. – Его хотят заманить в ловушку, выставить злодеем и схватить завтра ночью. А еще они знают, где он прячет свои вещи.
Он посмотрел на графа и понял, что наконец завладел его вниманием. Иногда, конечно, хорошо повеселиться, думал Идрис, но не следует смеяться над человеком только потому, что ему девять лет и он еще не успел стать взрослым.
– Кто это «они»? – спросил его сиятельство, высокомерно приподнимая брови, – Идрис как-то пытался скопировать это выражение, но ничего не добился.
– Сэр Гектор Уэбб, – ответил мальчик, – и мистер Харли.
– Вот как? – Граф сцепил руки за спиной. Этот жест Идрис тоже пытался повторить, пока наконец его мать не спросила, что он там прячет, а отец пригрозил, что сам пойдет и посмотрит, если не услышит толкового ответа. – Расскажи-ка лучше все, что хотел, Идрис. В том случае, разумеется, если ты считаешь себя вправе сообщать владельцу Тегфана сведения о его враге – Ребекке.
Идрис захихикал. Но он был преисполнен важности, чтобы поддаться ребячливому веселью. Он рассказал его сиятельству все, что услышал, и пока говорил, жалел, что глаза у него не такие голубые, как у графа, и волосы не вьются.
К тому времени как мальчик закончил свой рассказ, граф смотрел на него внимательно, не отрываясь.
– Полагаю, Идрис, – наконец произнес он, – придется нанять тебя на работу. Раз уж ты все время околачиваешься здесь, пусть хоть у тебя будет на то законная причина.
Поначалу Идрис возмутился. Если граф говорил серьезно, то все его мечты осуществятся, но сейчас не время обсуждать подобные дела. Идрис хотел знать, что он может сделать, чтобы помочь разрушить подлые планы настоящего врага. Он хотел, чтобы к нему относились серьезно. Он хотел сесть рядом с его сиятельством и вместе придумать план действий.
– Может так случиться, – продолжил его сиятельство, кладя руку на плечо мальчика, – что этим утром ты послужил делу Ребекки больше, чем кто бы то ни было, Идрис. Молодец, паренек.
Идрис почувствовал, что сердце готово выпрыгнуть из груди. В эту минуту он с радостью умер бы за своего героя.
– Чем я могу помочь? – спросил он. Граф серьезно посмотрел на него.
– Ты уже сделал достаточно, парнишка, – ответил он. – Теперь ступай домой и не дай мистеру Харли заподозрить, что ты подслушал хотя бы слово из их разговора.
– Но нужно что-то предпринять, сэр. – Идриса распирало нетерпение. – Вы не сможете оставить без внимания письмо от человека из лондонской газеты, в котором тот просит о встрече. Ребекке все равно придется пойти, потому что иначе миссис Филлипс все равно пострадает.
– Мы предоставим это дело Ребекке, – сказал граф. – Теперь я хочу, чтобы ты пошел домой, Идрис. И прими мою самую искреннюю благодарность.
Но мальчику этого было мало.
– Когда завтра ночью Ребекка пойдет забирать свои вещи туда, где они спрятаны, его уже будут поджидать, – продолжил Идрис. – Ребекка и шагу не сможет ступить из парка. А потом его отволокут к разрушенной заставе так, словно это он ее разрушил и избил миссис Филлипс.
– Полагаю, Ребекка понимает это и что-нибудь обязательно придумает, – сказал граф. – Я бы велел принести пирожных и лимонад, Идрис, но не хочу, чтобы кто-нибудь знал о твоем приходе. Послезавтра я принесу тебе домой целую гору пирожных.
Здорово, конечно, но ему не понравилось, что с ним обходятся как с ребенком и пытаются отвлечь разговором о вкусной еде.
– Я захвачу узел с собой сейчас, сэр, – предложил Идрис. – Спрячу у себя дома, а завтра Ребекка сможет забрать его.
Его сиятельство с шумом выдохнул.
– Идрис, – сказал он, – ты понимаешь, что за этим местом, где спрятан узел, могут следить даже сейчас?
– Если бы я не умел за милю чуять засады, я бы давно был мертв, сэр, – презрительно ответил Идрис, – или плыл бы на одном из больших кораблей на другой конец света.
– Да, это так, – вынужден был признать граф. – Ты знаешь старую развалившуюся лачугу примерно в миле от твоего дома, Идрис? Ту, что пристроена к скале?
– Вы в ней когда-то жили? – спросил Идрис.
Граф улыбнулся ему, и в уголках его глаз появились морщинки. Идрис решил, что обязательно попробует повторить И это выражение.
– Да, она самая, – ответил граф. – Ты отнесешь узел туда, Идрис? И оставишь его там, и близко не подойдешь ни сегодня, ни завтра? Нет, я все-таки еще пожалею о том, что делаю. Зачем я втягиваю мальчика в такое опасное дело?
Но Идрис не собирался упускать редкую возможность.
– Вспомните, когда вы были мальчиком, сэр, вам, наверное, очень хотелось совершить что-то полезное. По-настоящему важное.
– Бог свидетель, ты прав, – ответил граф. – В те дни я готов был отдать правую руку, чтобы поучаствовать в таком приключении.
– Я пойду, сэр, – сказал Идрис, направившись обратно к окну. – Я не подведу вас. Если я могу сделать что-нибудь еще…
И тут граф наклонился и подхватил его на руки, как когда-то на дороге, ведущей в Тайгуин. Он так крепко прижат к себе мальчика, что тот чуть не задохнулся.
– Будь осторожен, – сказал он. – Я, должно быть, сошел с ума, что позволяю тебе это. Если вдруг тебя схватят, Идрис, ты должен сказать, что случайно нашел этот узел и решил, что он пригодится твоей матери. Если это объяснение не сработает, тебя приведут сюда ко мне, и тогда я вступлюсь за тебя. Ступай теперь.
Идрис ушел. В одном он никогда не будет подражать графу. Он ни за что не станет обнимать детей, словно те беспомощные младенцы. Когда он вырастет, то будет обращаться с детьми как со взрослыми. Но это был единственный недостаток, который он углядел в своем герое. Наверное, даже герои в реальной жизни не бывают идеальными, решил он.
Алед работал в кузнице один, его ученик уже ушел домой обедать.
– Добрый день, милорд, – поздоровался он легким кивком, когда появился Герейнт. – Чем могу служить?
– Мы не одни? – спросил Герейнт, приподняв брови.
– Нет, одни, насколько я знаю, – ответил Алед.
– Но возможно, кому-то поручили присматривать за мной и за всеми, с кем я общаюсь, – сказал Герейнт. – Я скажу пару слов, Алед, и сразу уйду.
– Неприятности? – нахмурился Алед.
– Можно и так сказал. – Герейнт кратко пересказал то, что ему сообщил Идрис час назад. – Ребекка, Шарлотта и, наверное, еще несколько человек, живущих поблизости, должны пораньше отправиться на ближайшую заставу, Алед, разрушить ее и спасти миссис Филлипс. Гектор наверняка лопнет от злости, когда приедет и увидит, что опоздал.
– Это опасно, Гер, – сказал Алед.
– А когда эта игра не была опасной? – усмехнулся Герейнт.
– Тебе это как раз и нравится. – Алед нахмурился еще больше.
– К сожалению, это будет наша лебединая песня, Алед, – сказал Герейнт. – Послезавтра Ребекке и Шарлотте придется исчезнуть без следа. Нам останется надеяться, что мы добились того, чего хотели, – привлекли внимание общественности, которая изменит существующую систему и сделает ее более справедливой для обычных мужчин и женщин… и детей.
– Наша лебединая песня, – повторил Алед, качая головой, – а потом лебедь умирает. Но ты прав, план завтрашней вылазки нужно изменить. Значит, ты хочешь, чтобы Фостер присутствовал и увидел, как огорчится вторая Ребекка?
– Я подумал, что ему понравится наблюдать за обоими, – сказал Герейнт. – Ребекка пошлет ему весточку и пригласит прийти пораньше на несколько часов. Послезавтра все кончится, Алед. Не могу сказать, что мне жаль. Ты передашь по эстафете, как обычно? Впрочем, нет, сделай одно исключение. Для женщины это будет слишком опасно. Ничего не сообщай Марджед, ладно?
Алед кивнул, и Герейнт тут же ушел, не желая задерживаться слишком долго и тем самым вызвать подозрение любого, кому поручили приглядывать за деревней. Впрочем, в эту минуту он полагал, что поблизости никаких шпионов нет. Он бы почувствовал их присутствие.
На улице, однако, все-таки был один человек. Из лавки мисс Дженкинс только что вышла Марджед и столкнулась с ним возле часовни. Судьба распорядилась так, что именно в эту секунду начался дождь. У Герейнта был зонт – большой и черный, – а у нее не было.
– Марджед. – Он поздоровался с ней кивком, раскрывая зонт над головой. – Ты идешь домой?
– Да, – ответила она, надевая, маску напряженного раздражения, которую приберегала исключительно для него. – И пойду одна, благодарю.
Не обращая внимания на ее слова, он предложил ей руку и поднял зонт над ее головой.
– Я не могу этого позволить, – сказал он. – Бери меня под руку, я провожу тебя.
Но он знал, что сейчас не время открывать ей правду. Нужно подождать еще два дня.
Глава 27
Марджед стиснула зубы. Ей никак не удавалось заставить этого человека принять неизбежное, когда она говорила ему «нет». Она всегда ощущала беспомощность, сталкиваясь с его силой воли, и ей это очень не нравилось.
Ничего не было страшного в том, чтобы пройтись две мили до дома, Пусть даже весь путь лежал в гору. И не так уж неприятно было идти под дождем. Для Уэльса дождливая погода обычное дело. Это только в нынешнем году выдалась на редкость сухая весна. К тому же не было никакого ливня, просто ровный, моросящий дождик.
И тем не менее ее провожали сейчас домой под большим, черным зонтом. Ее рука лежала на локте Герейнта, поэтому приходилось вышагивать совсем рядом с ним. Зонт был огромный, словно купол, и как бы отгораживал их от всего мира. До Марджед доносился запах одеколона. Как обычно, она каждой клеткой ощущала его присутствие и, как обычно, негодовала на себя.
Этим утром, прежде чем отправиться в деревню, она наконец была вынуждена признать, что скорее всего беременна. В это трудно было поверить после пятилетнего бесплодного брака, но, должно быть, все-таки она не ошиблась. Поэтому Марджед приняла решение: если в ближайшую неделю ничто не изменится, она расскажет обо всем Ребекке. Конечно, у нее и в мыслях не было заставлять его жениться… хотя что с ней будет, если этого не произойдет, она боялась даже подумать. В конце концов, он имел право знать и заботиться о будущем ребенке вместе с ней, если пожелает.
Она отправилась в деревню, придумав какой-то пустяковый предлог, хотя свекровь предупредила ее, что будет дождь. Ей нужно было побыть одной, привыкнуть к мысли о неизбежном. Она даже не зашла к отцу, несмотря на угрызения совести.
А теперь это. Ей придется проделать весь путь домой рядом с Герейнтом – буквально бок о бок – под его зонтом. И ее обязательно будет невольно тянуть к нему, хотя весьма вероятно, что она носит ребенка от другого мужчины – мужчины, которого любит.
– Совсем не обязательно идти со мной до самого дома, – с надеждой произнесла она, когда они достигли края деревни. – Ты промокнешь.
– Марджед, – сказал он, – вскоре нам предстоит серьезный разговор.
Значит, он ничего не забыл, о чем она говорила в то утро, когда арестовали Сирис, и собирался уточнить цену.
– О чем же? – спросила она. – Нам нечего сказать друг другу.
– А мне кажется, все-таки есть, – возразил он. – Детьми мы славно ладили, Марджед. Очень славно. И полюбили друг друга, когда стали старше. Думаю, именно это с нами случилось. Возможно, наше чувство окрепло бы, если бы ты не была такой наивной, а я не был бы неуклюжим юнцом. А что теперь? Нас все еще что-то связывает. Я знаю, что не один чувствую это. Такое ощущение обычно обоюдно.
Она на секунду крепко зажмурилась, как бы желая укрыться от этой невозможной, невероятной ситуации. Да как он смел! «Но он прав», – невольно пронеслось у нес в голове. Жаль, что он почти такого же роста и сложения, как и Ребекка. Наверное, именно это сходство смущало ее. Закрыв глаза, она могла представить…
Марджед решительно открыла глаза. Они дошли до поворота, где тропа вдоль реки начинала подъем в гору.
– Выслушайте меня внимательно, милорд, – сказала она. – Между нами ничего нет. Наверное, ты решил, будто имеешь какую-то власть надо мной из-за того, что я сказала тебе в Тегеране несколько дней назад. Но я не позволю тебе воспользоваться этой властью. Если ты попытаешься шантажировать меня, я пойду к сэру Гектору Уэббу и во всем признаюсь. И если ты думаешь, что я блефую, можешь испытать меня. Я не буду твоей любовницей. Полагаю, ты к этому ведешь?
– Ты сама это сказала, – произнес он. – Я ничего подобного не говорил, Марджед.
Она чуть поскользнулась на сырой траве, и он крепче прижат ее руку к себе.
– Позволь мне повторить то, что я уже говорила в тот раз, – сказала она. – У меня есть любовник. Я люблю его. Вероятно, мы поженимся.
Иногда она жалела, что язык подводит ее, но сейчас обрадовалась, что сказала это. Пусть знает правду. Пусть знает, что бесполезно продолжать осаду.
– Вот как? – тихо произнес он. – Значит, он уже сделал тебе предложение, Марджед?
– Нет, – призналась она, хотя какую-то секунду ей очень хотелось солгать. – Но сделает. Он любит меня, и он порядочный человек.
– И ты согласишься? – спросил Герейнт.
– Это касается только его и меня, – последовал ответ. Герейнт остановился, повернул ее к себе, обняв за талию.
Зонт над ними обоими был слегка наклонен в ее сторону. Было слышно, как дождь барабанит по натянутой ткани. Ей некуда было девать руки, кроме как положить ему на грудь. От пугающего сходства между Герейнтом и Ребеккой было трудно дышать.
– Марджед, – произнес он тихо, – задача Ребекки почти выполнена. Похоже, он добился своей цели, и теперь ход за правительством. Ты уверена, что он не покинет тебя, когда все завершится?
Да как он смел! Что ему известно о Ребекке и о той любви, что возникла между ними?
– Он не оставит меня, – сказала Марджед. – Он пообещал.
Если окажется, что она ждет ребенка. Он пообещал, что останется с ней, если это произойдет. Он сказал, что она всегда сможет передать ему весточку через Аледа. Но даже если бы он этого не говорил, она знала, что он не покинет ее. Свое обещание он дал после первой ночи. С тех пор их любовь окрепла. Он признался, что любит ее.
Видимо, ее слова озадачили Герейнта. Он помолчал какое-то время, стараясь поймать ее взгляд. Ей было трудно смотреть ему в глаза. Ей было трудно подавить в себе желание придвинуться к нему еще ближе.
– Жаль, что мы не оказались чуточку умнее, когда мне было восемнадцать, а тебе шестнадцать, – сказал он. – В этом была наша беда, Марджед. Будь я немного мудрее, я бы неторопливо ухаживал за тобой, не допускал никаких вольностей. Подождал бы два или три года. Сейчас мы уже были бы женаты несколько лет. Воспитывали бы малышей.
В первую секунду она не поняла, почему видит его как в тумане и почему у нее перехватило в горле или почему пришлось больно прикусить нижнюю губу. Она не поняла, что на нее нахлынуло глубокое горе.
– Не плачь, – прошептав он. – Еще не поздно, любимая.
– Нет, поздно, – всхлипнула она. – Слишком поздно. – Только потом она поняла, что произнесла и каким тоном. Словно сожалела, что слишком поздно.
– Нам еще не поздно пожениться, – сказал он. – И завести детей. И любить. Выходи за меня, Марджед, прошу тебя.
Она возненавидела себя. Возненавидела. Потому что ей отчаянно хотелось сказать «да». Она убедилась, что любит его и хочет того же, что и он, – стать его женой, родить от него детей.
Должно быть, она сошла с ума! Или, должно быть, все это происходит не наяву, а в страшном сне. Она не может выйти замуж за Герейнта. Ведь она принадлежит Ребекке и любит его. Если Ребекка попросит, она выйдет за него. И она не может завести детей с Герейнтом. Она уже носит ребенка Ребекки.
– Мне кажется, ты не в своем уме, – сказала она. – Ты всерьез считаешь, что я могла бы выйти за убийцу Юрвина?
– Это немного несправедливо, – сказал он. – Из-за незнания и безответственности я не помог ему, когда был в состоянии что-то сделать. Но нельзя винить только меня одного, Марджед. Твой муж тоже отчасти виноват. Он знал закон и знал, на какой риск идет. Он знал, каковы будут последствия, если его схватят.
– Да, конечно. – Ей на помощь пришли старые знакомые – ненависть и возмущение. Она с готовностью открыла им объятия. – Конечно, только он виноват, что так пожадничал: хотел дать рыбу людям, в то время как владелец Тегфана берег эту рыбу только для себя.
– Ты не слушаешь меня, Марджед, – сказал он. – Но не важно. Если ты вознамерилась видеть во мне главного злодея, то мне нечего сказать. Не считая того, что я люблю тебя и всегда любил. Не считая того, что я хочу жениться на тебе и снова прошу тебя стать моей женой. Пошли, бери меня под руку. Я доставлю тебя домой, а то дождь усиливается.
– Больше не заговаривай со мной об этом, – сказала она, когда они возобновили свой путь. – Я все равно буду отвечать тебе отказом и этим нанесу урон твоему несносному высокомерию. Это было бы ужасно.
– Да.
Она подняла на него глаза и увидела, что его лицо излучает веселье. Он выглядел таким красивым и привлекательным, что внутри у нее все перевернулось.
– Худшей участи и не придумать, Марджед.
Остаток пути они прошли молча. Он проводил ее прямо до дверей, но зайти в дом отказался. Она шагнула в коридор и, прикрыв за собой дверь, прислонилась к ней спиной. Герейнт просил ее руки. Только сейчас она начала сознавать это. Герейнт Пендерин, граф Уиверн, предложил ей выйти за него замуж. Она могла бы стать графиней. Она могла бы стать женой Герейнта.
Ах, Герейнт. Сердце вновь пронзил болезненный укол.
Ранним вечером Идрис наблюдал, как граф Уиверн вошел в старую лачугу, а через несколько минут оттуда появился Ребекка. Мальчик хорошо спрятался и ни разу не шелохнулся с той минуты, как увидел, что по холму едет граф. Но тем не менее когда Ребекка сел на лошадь графа и посмотрел в противоположную от Тегфана сторону, то заговорил тихо и уверенно:
– Теперь можешь идти домой, Идрис. Полагаю, бесполезно просить тебя один раз остаться там на всю ночь и не рисковать?
Ребекка не ждал ответа, а Идрис ухмыльнулся сам себе. Да, просить о таком было бесполезно. Сегодня ночью столько всего должно было произойти, и он не собирался тратить время на разговоры с матерью и сестрами или на сон. Мальчик поднялся из укрытия и помчался вниз по холму к Тегфану.
«Удивительно, какие они все нерасторопные и неумелые», – презрительно думал он час спустя. Никому даже в голову не пришло проверить сторожку егеря и удостовериться, что узел на месте. Или устроить засаду пораньше на тот случай, если граф отправится на предполагаемую встречу с человеком из Лондона задолго до намеченного срока. Идрис довольно много времени провел в укрытии, прежде чем три констебля заняли свои места, готовые броситься на Ребекку, когда тот появится из сторожки.
Идрис чуть не расхохотался. Они все считали, что очень хорошо спрятались, хотя стадо быков вряд ли наделало бы меньше шума. Даже если бы Идрис не предупредил графа, тот все равно был бы в безопасности. Граф за милю почувствовал бы присутствие констеблей.
А потом наконец появился мистер Харли в таком возбуждении, что даже не старался говорить тихо.
– В доме его нет, – объявил управляющий, подойдя к сторожке, и все констебли с шумом вылезли из укрытий. – Тупица лакей забыл сказать мне, что хозяин ушел рано. Возможно, до встречи с Фостером запланирована другая атака на заставу. Не важно. Тщеславие все равно приведет его туда, куда надо, – разве он упустит шанс, чтобы его имя появилось в лондонских газетах? А когда он и его ближайший приспешник появятся там, их уже будут поджидать четыре констебля. Но нам придется удвоить старания, чтобы захватить его, раз мы только что упустили простую возможность сделать это.
Идрис сидел тихо как мышь, боясь пошевельнуться.
– Я послал еще за дюжиной констеблей, – сказал Харли. – Сейчас они уже прибыли. Идемте со мной, я всем скажу, что делать. Расставлю вас по местам вокруг парка и кузницы в Глиндери. Если мятежники все-таки ускользнут, их все равно поймают, прежде чем каждый войдет в свой дом. Будьте уверены, это последняя ночь Ребекки и ее «дочерей».
Констебли двинулись за управляющим в сторону господского дома. Некоторые из них недовольно бурчали, хотя слов Идрис не расслышал. Сердце так громко стучало, что он почти оглох. Граф в опасности. И мистер Рослин. Даже если они сбросят маски где-то на холмах, мистер Харли, сэр Гектор и констебли на этот раз не растеряются и все равно найдут проклятую улику.
Вся беда была в том, что Идрис никак не мог решить, что ему предпринять. Бежать было не к кому. Граф ушел, мистер Рослин тоже, как и его отец и большинство мужчин. Наверняка миссис Эванс тоже с ними. Внезапно Идрис осознал, какой он маленький и беспомощный. Можно было бы сбегать к заставе и предупредить всех, как в первый раз, но куда они денутся, если им нельзя вернуться домой? Обратиться было не к кому. Оставались только женщины, но Идрис никогда не был о них высокого мнения. Правда, был еще мистер Вильямс, но он жил очень далеко, совсем в другой стороне от намеченной к сносу заставы.
Оставался только один человек, который пришел на ум мальчику. Противник мятежей. Но что было делать? По крайней мере он взрослый, мужского пола и живет неподалеку. Идрис вылез из укрытия и пустился бежать во все лопатки, словно за ним гналась свора гончих псов.
Преподобный Майрион Ллуид сидел за столом в маленькой клетушке, считавшейся в его доме кабинетом, и писал воскресную проповедь. Он хмурился, пытаясь подобрать слова, хотя сам знал, что это бесполезная задача. Как только он оказывался за кафедрой и начинал говорить, его всякий раз осеняло озарение, подсказывая идеи, которые предстояло развить, и слова, подходящие к случаю.
Он еще больше нахмурился, когда раздался стук в дверь, – судя по грохоту, колотили обоими кулаками. Когда же наконец ему удастся подготовить всю проповедь целиком, чтобы его не перебивали? Священник вздохнул, поднялся из-за стола, отодвинув кресло.
– Идрис Парри, – сказал он, распахнув дверь. Мальчик чуть не упал на пороге. – Что ты делаешь так далеко от дома в столь позднее время?
Ему пришло в голову, что ребенок, должно быть, промышлял браконьерством и теперь убегает от погони. Придется спрятать мальчишку или выгородить его, хотя тем самым он послужит дьяволу.
Ничего не было страшного в том, чтобы пройтись две мили до дома, Пусть даже весь путь лежал в гору. И не так уж неприятно было идти под дождем. Для Уэльса дождливая погода обычное дело. Это только в нынешнем году выдалась на редкость сухая весна. К тому же не было никакого ливня, просто ровный, моросящий дождик.
И тем не менее ее провожали сейчас домой под большим, черным зонтом. Ее рука лежала на локте Герейнта, поэтому приходилось вышагивать совсем рядом с ним. Зонт был огромный, словно купол, и как бы отгораживал их от всего мира. До Марджед доносился запах одеколона. Как обычно, она каждой клеткой ощущала его присутствие и, как обычно, негодовала на себя.
Этим утром, прежде чем отправиться в деревню, она наконец была вынуждена признать, что скорее всего беременна. В это трудно было поверить после пятилетнего бесплодного брака, но, должно быть, все-таки она не ошиблась. Поэтому Марджед приняла решение: если в ближайшую неделю ничто не изменится, она расскажет обо всем Ребекке. Конечно, у нее и в мыслях не было заставлять его жениться… хотя что с ней будет, если этого не произойдет, она боялась даже подумать. В конце концов, он имел право знать и заботиться о будущем ребенке вместе с ней, если пожелает.
Она отправилась в деревню, придумав какой-то пустяковый предлог, хотя свекровь предупредила ее, что будет дождь. Ей нужно было побыть одной, привыкнуть к мысли о неизбежном. Она даже не зашла к отцу, несмотря на угрызения совести.
А теперь это. Ей придется проделать весь путь домой рядом с Герейнтом – буквально бок о бок – под его зонтом. И ее обязательно будет невольно тянуть к нему, хотя весьма вероятно, что она носит ребенка от другого мужчины – мужчины, которого любит.
– Совсем не обязательно идти со мной до самого дома, – с надеждой произнесла она, когда они достигли края деревни. – Ты промокнешь.
– Марджед, – сказал он, – вскоре нам предстоит серьезный разговор.
Значит, он ничего не забыл, о чем она говорила в то утро, когда арестовали Сирис, и собирался уточнить цену.
– О чем же? – спросила она. – Нам нечего сказать друг другу.
– А мне кажется, все-таки есть, – возразил он. – Детьми мы славно ладили, Марджед. Очень славно. И полюбили друг друга, когда стали старше. Думаю, именно это с нами случилось. Возможно, наше чувство окрепло бы, если бы ты не была такой наивной, а я не был бы неуклюжим юнцом. А что теперь? Нас все еще что-то связывает. Я знаю, что не один чувствую это. Такое ощущение обычно обоюдно.
Она на секунду крепко зажмурилась, как бы желая укрыться от этой невозможной, невероятной ситуации. Да как он смел! «Но он прав», – невольно пронеслось у нес в голове. Жаль, что он почти такого же роста и сложения, как и Ребекка. Наверное, именно это сходство смущало ее. Закрыв глаза, она могла представить…
Марджед решительно открыла глаза. Они дошли до поворота, где тропа вдоль реки начинала подъем в гору.
– Выслушайте меня внимательно, милорд, – сказала она. – Между нами ничего нет. Наверное, ты решил, будто имеешь какую-то власть надо мной из-за того, что я сказала тебе в Тегеране несколько дней назад. Но я не позволю тебе воспользоваться этой властью. Если ты попытаешься шантажировать меня, я пойду к сэру Гектору Уэббу и во всем признаюсь. И если ты думаешь, что я блефую, можешь испытать меня. Я не буду твоей любовницей. Полагаю, ты к этому ведешь?
– Ты сама это сказала, – произнес он. – Я ничего подобного не говорил, Марджед.
Она чуть поскользнулась на сырой траве, и он крепче прижат ее руку к себе.
– Позволь мне повторить то, что я уже говорила в тот раз, – сказала она. – У меня есть любовник. Я люблю его. Вероятно, мы поженимся.
Иногда она жалела, что язык подводит ее, но сейчас обрадовалась, что сказала это. Пусть знает правду. Пусть знает, что бесполезно продолжать осаду.
– Вот как? – тихо произнес он. – Значит, он уже сделал тебе предложение, Марджед?
– Нет, – призналась она, хотя какую-то секунду ей очень хотелось солгать. – Но сделает. Он любит меня, и он порядочный человек.
– И ты согласишься? – спросил Герейнт.
– Это касается только его и меня, – последовал ответ. Герейнт остановился, повернул ее к себе, обняв за талию.
Зонт над ними обоими был слегка наклонен в ее сторону. Было слышно, как дождь барабанит по натянутой ткани. Ей некуда было девать руки, кроме как положить ему на грудь. От пугающего сходства между Герейнтом и Ребеккой было трудно дышать.
– Марджед, – произнес он тихо, – задача Ребекки почти выполнена. Похоже, он добился своей цели, и теперь ход за правительством. Ты уверена, что он не покинет тебя, когда все завершится?
Да как он смел! Что ему известно о Ребекке и о той любви, что возникла между ними?
– Он не оставит меня, – сказала Марджед. – Он пообещал.
Если окажется, что она ждет ребенка. Он пообещал, что останется с ней, если это произойдет. Он сказал, что она всегда сможет передать ему весточку через Аледа. Но даже если бы он этого не говорил, она знала, что он не покинет ее. Свое обещание он дал после первой ночи. С тех пор их любовь окрепла. Он признался, что любит ее.
Видимо, ее слова озадачили Герейнта. Он помолчал какое-то время, стараясь поймать ее взгляд. Ей было трудно смотреть ему в глаза. Ей было трудно подавить в себе желание придвинуться к нему еще ближе.
– Жаль, что мы не оказались чуточку умнее, когда мне было восемнадцать, а тебе шестнадцать, – сказал он. – В этом была наша беда, Марджед. Будь я немного мудрее, я бы неторопливо ухаживал за тобой, не допускал никаких вольностей. Подождал бы два или три года. Сейчас мы уже были бы женаты несколько лет. Воспитывали бы малышей.
В первую секунду она не поняла, почему видит его как в тумане и почему у нее перехватило в горле или почему пришлось больно прикусить нижнюю губу. Она не поняла, что на нее нахлынуло глубокое горе.
– Не плачь, – прошептав он. – Еще не поздно, любимая.
– Нет, поздно, – всхлипнула она. – Слишком поздно. – Только потом она поняла, что произнесла и каким тоном. Словно сожалела, что слишком поздно.
– Нам еще не поздно пожениться, – сказал он. – И завести детей. И любить. Выходи за меня, Марджед, прошу тебя.
Она возненавидела себя. Возненавидела. Потому что ей отчаянно хотелось сказать «да». Она убедилась, что любит его и хочет того же, что и он, – стать его женой, родить от него детей.
Должно быть, она сошла с ума! Или, должно быть, все это происходит не наяву, а в страшном сне. Она не может выйти замуж за Герейнта. Ведь она принадлежит Ребекке и любит его. Если Ребекка попросит, она выйдет за него. И она не может завести детей с Герейнтом. Она уже носит ребенка Ребекки.
– Мне кажется, ты не в своем уме, – сказала она. – Ты всерьез считаешь, что я могла бы выйти за убийцу Юрвина?
– Это немного несправедливо, – сказал он. – Из-за незнания и безответственности я не помог ему, когда был в состоянии что-то сделать. Но нельзя винить только меня одного, Марджед. Твой муж тоже отчасти виноват. Он знал закон и знал, на какой риск идет. Он знал, каковы будут последствия, если его схватят.
– Да, конечно. – Ей на помощь пришли старые знакомые – ненависть и возмущение. Она с готовностью открыла им объятия. – Конечно, только он виноват, что так пожадничал: хотел дать рыбу людям, в то время как владелец Тегфана берег эту рыбу только для себя.
– Ты не слушаешь меня, Марджед, – сказал он. – Но не важно. Если ты вознамерилась видеть во мне главного злодея, то мне нечего сказать. Не считая того, что я люблю тебя и всегда любил. Не считая того, что я хочу жениться на тебе и снова прошу тебя стать моей женой. Пошли, бери меня под руку. Я доставлю тебя домой, а то дождь усиливается.
– Больше не заговаривай со мной об этом, – сказала она, когда они возобновили свой путь. – Я все равно буду отвечать тебе отказом и этим нанесу урон твоему несносному высокомерию. Это было бы ужасно.
– Да.
Она подняла на него глаза и увидела, что его лицо излучает веселье. Он выглядел таким красивым и привлекательным, что внутри у нее все перевернулось.
– Худшей участи и не придумать, Марджед.
Остаток пути они прошли молча. Он проводил ее прямо до дверей, но зайти в дом отказался. Она шагнула в коридор и, прикрыв за собой дверь, прислонилась к ней спиной. Герейнт просил ее руки. Только сейчас она начала сознавать это. Герейнт Пендерин, граф Уиверн, предложил ей выйти за него замуж. Она могла бы стать графиней. Она могла бы стать женой Герейнта.
Ах, Герейнт. Сердце вновь пронзил болезненный укол.
Ранним вечером Идрис наблюдал, как граф Уиверн вошел в старую лачугу, а через несколько минут оттуда появился Ребекка. Мальчик хорошо спрятался и ни разу не шелохнулся с той минуты, как увидел, что по холму едет граф. Но тем не менее когда Ребекка сел на лошадь графа и посмотрел в противоположную от Тегфана сторону, то заговорил тихо и уверенно:
– Теперь можешь идти домой, Идрис. Полагаю, бесполезно просить тебя один раз остаться там на всю ночь и не рисковать?
Ребекка не ждал ответа, а Идрис ухмыльнулся сам себе. Да, просить о таком было бесполезно. Сегодня ночью столько всего должно было произойти, и он не собирался тратить время на разговоры с матерью и сестрами или на сон. Мальчик поднялся из укрытия и помчался вниз по холму к Тегфану.
«Удивительно, какие они все нерасторопные и неумелые», – презрительно думал он час спустя. Никому даже в голову не пришло проверить сторожку егеря и удостовериться, что узел на месте. Или устроить засаду пораньше на тот случай, если граф отправится на предполагаемую встречу с человеком из Лондона задолго до намеченного срока. Идрис довольно много времени провел в укрытии, прежде чем три констебля заняли свои места, готовые броситься на Ребекку, когда тот появится из сторожки.
Идрис чуть не расхохотался. Они все считали, что очень хорошо спрятались, хотя стадо быков вряд ли наделало бы меньше шума. Даже если бы Идрис не предупредил графа, тот все равно был бы в безопасности. Граф за милю почувствовал бы присутствие констеблей.
А потом наконец появился мистер Харли в таком возбуждении, что даже не старался говорить тихо.
– В доме его нет, – объявил управляющий, подойдя к сторожке, и все констебли с шумом вылезли из укрытий. – Тупица лакей забыл сказать мне, что хозяин ушел рано. Возможно, до встречи с Фостером запланирована другая атака на заставу. Не важно. Тщеславие все равно приведет его туда, куда надо, – разве он упустит шанс, чтобы его имя появилось в лондонских газетах? А когда он и его ближайший приспешник появятся там, их уже будут поджидать четыре констебля. Но нам придется удвоить старания, чтобы захватить его, раз мы только что упустили простую возможность сделать это.
Идрис сидел тихо как мышь, боясь пошевельнуться.
– Я послал еще за дюжиной констеблей, – сказал Харли. – Сейчас они уже прибыли. Идемте со мной, я всем скажу, что делать. Расставлю вас по местам вокруг парка и кузницы в Глиндери. Если мятежники все-таки ускользнут, их все равно поймают, прежде чем каждый войдет в свой дом. Будьте уверены, это последняя ночь Ребекки и ее «дочерей».
Констебли двинулись за управляющим в сторону господского дома. Некоторые из них недовольно бурчали, хотя слов Идрис не расслышал. Сердце так громко стучало, что он почти оглох. Граф в опасности. И мистер Рослин. Даже если они сбросят маски где-то на холмах, мистер Харли, сэр Гектор и констебли на этот раз не растеряются и все равно найдут проклятую улику.
Вся беда была в том, что Идрис никак не мог решить, что ему предпринять. Бежать было не к кому. Граф ушел, мистер Рослин тоже, как и его отец и большинство мужчин. Наверняка миссис Эванс тоже с ними. Внезапно Идрис осознал, какой он маленький и беспомощный. Можно было бы сбегать к заставе и предупредить всех, как в первый раз, но куда они денутся, если им нельзя вернуться домой? Обратиться было не к кому. Оставались только женщины, но Идрис никогда не был о них высокого мнения. Правда, был еще мистер Вильямс, но он жил очень далеко, совсем в другой стороне от намеченной к сносу заставы.
Оставался только один человек, который пришел на ум мальчику. Противник мятежей. Но что было делать? По крайней мере он взрослый, мужского пола и живет неподалеку. Идрис вылез из укрытия и пустился бежать во все лопатки, словно за ним гналась свора гончих псов.
Преподобный Майрион Ллуид сидел за столом в маленькой клетушке, считавшейся в его доме кабинетом, и писал воскресную проповедь. Он хмурился, пытаясь подобрать слова, хотя сам знал, что это бесполезная задача. Как только он оказывался за кафедрой и начинал говорить, его всякий раз осеняло озарение, подсказывая идеи, которые предстояло развить, и слова, подходящие к случаю.
Он еще больше нахмурился, когда раздался стук в дверь, – судя по грохоту, колотили обоими кулаками. Когда же наконец ему удастся подготовить всю проповедь целиком, чтобы его не перебивали? Священник вздохнул, поднялся из-за стола, отодвинув кресло.
– Идрис Парри, – сказал он, распахнув дверь. Мальчик чуть не упал на пороге. – Что ты делаешь так далеко от дома в столь позднее время?
Ему пришло в голову, что ребенок, должно быть, промышлял браконьерством и теперь убегает от погони. Придется спрятать мальчишку или выгородить его, хотя тем самым он послужит дьяволу.