— Может, прогуляемся, cherie? — предложил Джервис.
   Она взяла его за руку, и он повел ее в сторону поросшей травой аллеи, расположенной перпендикулярно озеру.
   — Что это там вдалеке? — спросила Морган, показав рукой.
   — Летний домик, — ответил Джервис. — Там можно спрятаться в дождливый день и любоваться красивыми пейзажами. Возможно, когда ты станешь старше, то с удовольствием будешь отправляться в домик, чтобы посидеть и помечтать там с книгой.
   — Полагаю, для того чтобы спрятаться от кучи детей, — засмеялась она.
   — Или от любящего мужа, — предположил он.
   — Но разве любящий муж не будет знать, куда я скрылась?
   — Полагаю, cherie, он, без сомнения, найдет вас и скажет, что вы правильно поступили, укрывшись в этом укромном уголке, так как в любую минуту в дом могут нагрянуть гости, которые нарушат ваш покой.
   — Великолепно, — сказала она. — А есть ли в парке еще какие-нибудь укромные уголки? Было бы интересно, если бы каждый раз мой муж разыскивал меня, ломая голову, куда теперь могла запропаститься его женушка.
   — Здесь есть еще грот, — улыбнулся Джервис. — В самом конце каменистой тропинки. Но мало кто знает о его существовании. Как-нибудь мы пойдем с тобой туда. Возможно, cherie, ты захочешь написать там этюд.
   — О, боюсь, это будет первый и последний раз. Вы просто не вынесете этого, — объясняла Морган, пока они шли вдоль ряда высоких деревьев, защищавших их от прямых, горячих лучей солнца. — Рисование так увлекает меня, что я забываю обо всем на свете.
   — Но я очень терпеливый. Буду сидеть тихо и молчать, а потом помогу вам немного расслабиться, прежде чем донести ваши вещи до дома.
   — В самом деле? — спросила Морган.
   — Мы займемся там любовью, — сказал он. — И еще в летнем домике и во многих других тайных местечках у озера.
   — В лодке тоже неплохо, — усмехнулась Морган.
   — И в лодке тоже, — согласился Джервис. — В обеих. А потом решим, в какой из них было удобнее.
   Она посмотрела ему в глаза. Оба засмеялись.
   — Вы еще не простили меня, cherie? — спросил он.
   — Какая красота! — вместо ответа воскликнула она, оглядевшись вокруг. — Я так люблю лето.
   Они добрались до летнего домика. Джервис рассчитывал только дойти до домика и, не заходя в него, тут же повернуть обратно. Но что, собственно, им мешает зайти? Они обручены. Никто не станет их осуждать за долгое отсутствие. Джервис открыл дверь и пропустил Морган внутрь.
   В домике было жарко, хотя он стоял в тени двух больших деревьев. Примерно до половины стены были сложены из красивых, круглой формы камней, чуть выше находились окна из цветного стекла, картину довершал расписной деревянный купол. Мебели здесь почти не было, только стол и полукруглый кожаный диван.
   Прежде чем сесть, Морган выглянула за дверь. Впереди простиралась тенистая аллея, по которой они только что шли, и пестрела цветочная клумба. Вдалеке видны были каменистая тропка и река, сбегающая в озеро.
   — Как красиво! — сказала Морган, садясь на диван.
   — Очень красиво. — Джервис улыбнулся и сел рядом. Морган уже не носила траура, Джервис заметил это вчера, когда она приехала. На ней были голубое муслиновое платье и соломенная шляпка с цветами.
   — Что вы почувствовали, снова оказавшись дома? — спросила она.
   — Мне странно, — ответил он. — Когда последний раз я видел Сесил и Моник, они были еще девочками. А теперь уже замужние дамы и матери. Пьера помню долговязым пареньком с пухлыми розовыми щеками. Теперь у меня уже три племянницы и два племянника.
   — Вам жаль, что столько лет вы были вдали от семьи? — Она взглянула на своего жениха.
   Он задумался. Нет смысла отрицать это.
   — Да. У меня такое ощущение, будто я восстал из мертвых. Мне казалось, что все они думают обо мне, оплакивая мою горькую судьбу. — Джервис на мгновение умолк. — Но оказалось, что это совсем не так. Они были счастливы и без меня. Жизнь берет свое. Я убедился в этом. Даже если уходят самые близкие.
   — Ушел только один член вашей семьи, — тихо проговорила Морган. — У вас остались какие-нибудь чувства к нему?
   — Он был прекрасным мужем и отцом, — вздохнул Джервис. — И образцовым хозяином. Я восхищаюсь им. Раньше мы были очень близки. Он любил меня больше других детей, хотя его большого сердца хватало на всех. Мы никогда не ссорились, я ни в чем не перечил ему, не в пример другим сыновьям.
   — Вероятно, вам было больно, что именно он не поверил вам.
   — Да, это правда. — Джервис усмехнулся, но глаза у него оставались печальными. — Никто в нашей семье не делал ничего такого, что могло бы огорчить отца. Мы были исключительно скучными людьми, cherie. Вот он и обрушился на меня со всей яростью праведника.
   — Вы все еще ненавидите его? — осторожно поинтересовалась Морган.
   — Нет, конечно, — проговорил он. — Ведь он уже мертв.
   — А где он похоронен? — спросила она. — На деревенском кладбище при церкви?
   — Да, — ответил Джервис.
   — Вы были там?
   Он покачал головой. Граф несколько раз посещал церковь, но всегда находил повод, чтобы не заходить на кладбище.
   — Мы сходим туда вместе. — Она накрыла ладонью его руку.
   — В самом деле? — снова усмехнулся Джервис.
   — А как живет Марианна? Вам что-нибудь о ней известно?
   — Она живет милях в пяти отсюда. Поговорите с Генриеттой, она все знает. Они подруги.
   — Вас это не удручает? — удивилась Морган.
   — Нет. Девять лет — большой срок, да к тому же мы соседи. Генриетта и Марианна дружат с самого детства.
   — Джервис, — после паузы снова заговорила Морган, — вам больно, я знаю. Гораздо больнее, чем я представляла себе раньше.
   — Не нужно из меня делать жертву, cherie, — сказал Джервис. — Моя жизнь на континенте была вполне сносной. Я посмотрел мир, встречался с интересными людьми, пробовал делать то, что никогда бы не смог, останься я здесь навсегда. Я бы был просто скучным, слишком правильным и ограниченным человеком. В конце концов, я встретил вас.
   — И об этом вам придется пожалеть, — вздохнула она. — Но возможно, именно это сделает вашу жизнь более полной. Человек должен делать только добро, не позволять злобе разъедать душу. Думаю, эта история послужит вам хорошим уроком. Вы станете лучше.
   — Или хуже?
   Они замолчали и теперь сидели, держась за руки, касаясь друг друга плечами. Им не хотелось больше разговаривать, потому что они понимали друг друга без слов. Как тогда, в Брюсселе. Между ними снова возникла душевная близость, которая помогла ей пережить смерть брата, а сейчас облегчала страдания Джервиса.
   Он обязательно полюбит ее. Может, именно к этому она и стремится сейчас?
   Насколько глубоко ее чувство к нему?
   На эти вопросы Морган пока не находила ответа.

Глава 18

   В семье Морган была самой младшей. Пока дети росли, жизнь в поместье бурлила как горный поток. Она хорошо помнила шумные, веселые, порой опасные игры с сыновьями соседа графа Редфилда. Они были гораздо старше Морган и стали взрослыми, когда она все еще находилась в нежном возрасте. Так что последние два года она была без друзей и подруг. Кроме того, Морган почти все свободное время проводила в классной комнате или библиотеке и мало общалась со взрослыми. Даже появившись в свете, она по-прежнему оставалась неопытной и наивной, живя в мире иллюзий.
   Она прекрасно чувствовала себя в Уиндраше. Была в центре внимания двух семей и под их неусыпной заботой. В поместье постоянно приходили гости, и Морган вместе с остальными тоже наносила визиты соседям. Она уже не была юной леди Морган Бедвин, теперь ее называли невестой графа Росторна. Все с нетерпением ждали приема в саду, на свежем воздухе, а также бала, которые обещала устроить графиня в честь помолвки леди Морган и ее сына. Парк, где стоял особняк, мог послужить великолепной декорацией для предстоящего торжества.
   Порой Морган забывала, что все происходящее здесь всего лишь спектакль, месть, которую она пыталась осуществить.
   Еще недавно она и не подозревала, как сильно пострадал Джервис девять лет назад. Когда в Брюсселе он с тревогой говорил о предстоящем возвращении, Морган считала, что все образуется, как только он окажется дома. Начнется новая приятная жизнь в кругу семьи, появятся новые обязанности. Джервис наконец перестанет ощущать себя изгнанником, по праву займет свое место — владельца поместья и хозяина особняка. Но все складывалось не так просто. Эти девять лет оказались вычеркнутыми из его жизни, все остальные члены семьи ушли за это время вперед. Джервис, несмотря на любовь родственников, оказался им в каком-то смысле чужим. Ему предстояла нелегкая задача — сблизиться с семьей.
   Сейчас Джервис полон злобы и горечи, в нем говорит обида, хотя сам он этого не признает.
   Морган сочувствовала ему, но не могла забыть, как жестоко и несправедливо он поступил с ней. Вряд ли она сможет простить его. Но ненависть была чужда ее натуре. Поэтому здесь, в Уиндраше, она считала своим долгом сделать что-то хорошее для Джервиса и его семьи.
   Беки хотела поиграть с Джонатаном, но день выдался холодный и ветреный. Взрослые предпочли остаться дома. Морган вызвалась отвести ребенка в дом священника, и Джервис, разумеется, присоединился к ним. Пьера дома не оказалось, он поехал к больному, а Эмма хлопотала на кухне — вместе со своей домоправительницей варила варенье, поэтому очень обрадовалась, увидев ребенка, с которым ее Джонатан мог бы поиграть.
   — Мы не побеспокоим вас, — заверила женщину Морган. — Мы с Джервисом немного прогуляемся, а потом зайдем за Беки, если не возражаете.
   Джервис с Морган посетили нескольких деревенских жителей, работавших на него.
   — Мне необходимо познакомиться со своими людьми, cherie, — объяснил граф. — Я чувствую себя здесь чужаком. А главное — ничего не смыслю в хозяйстве, что еще хуже. Каждый раз, когда ко мне обращаются с просьбой, я совершенно не знаю, что делать, и вынужден обращаться к управляющему. Я постоянно испытываю чувство вины.
   Морган поняла, что это действительно проблема для Джервиса, и она сильно его беспокоит. Морган и представить себе не могла, что управляющий Вулфрика станет возражать, даже если брат прикажет засеять поле на ферме солью. Но Вулфа уже с двенадцати лет воспитывали как будущего герцога, а стал он им в семнадцать.
   — Люди такие же, как вы, Джервис, — сказала она. Это действительно было так. Он беседовал с ними, как с равными, шутил и смеялся.
   — Полагаю, cherie, они ведут себя так, поскольку уверены, что с легкостью обведут меня вокруг пальца.
   — Вам необходимо выяснить, — сказала Морган, — насколько рентабельным является Уиндраш. Придется просмотреть бухгалтерские книги и поговорить с управляющим. Щедрость — хорошая черта, но в разумных пределах. Если разбрасываться деньгами, можно разориться.
   — Да, мадам. — Он бросил на нее насмешливый взгляд.
   — По-моему, вы уже встали на этот путь. — Она строго взглянула на него.
   — Да, так оно и есть, — ответил граф. — Я очень безответственно себя вел, когда, получив титул после смерти отца, целый год оставался не у дел. Но если бы я вел себя по-другому, то не встретил бы вас, cherie.
   — Для нас обоих было бы только лучше, — заметила она.
   Покинув дом Пьера, Морган и Джервис вот уже как час гуляли по деревенской улице. Небо заволокло тучами, дул сильный ветер.
   — Я бы хотела зайти на церковный двор, — сказала Морган.
   — Слишком холодно, — ответил он. — Пойдемте лучше к Эмме и выпросим у нее по чашечке чая. Может, Пьер уже вернулся.
   — Я хочу зайти на кладбище на церковном дворе, — настаивала Морган. Джервис помрачнел. — Вы не можете избегать этого всю жизнь, Джервис. Будете мучиться. Это превратится для вас в проблему.
   — Кто вложил в вашу хорошенькую головку столь мудрую мысль? — спросил он, усмехнувшись.
   — Покажите мне могилы ваших предков, — попросила Морган.
   Серый, ненастный день как нельзя лучше подходил для посещения кладбища. Как бы то ни было, они должны побывать на могиле его отца, решила Морган. В память об Аллене Вулфрик намеревался построить мраморный мемориал на церковном дворе в своей деревне, родственникам больно было сознавать, что останки близкого человека покоятся в братской могиле, вдали от дома.
   Джервис не стал водить Морган по семейному кладбищу, а сразу направился к могильной плите, ослепительно белой, это свидетельствовало о том, что захоронение совершено совсем недавно. Здесь стояло много цветов в вазах. Сесил и Моник накануне приходили на могилу отца. Надпись на плите гласила:
   «Здесь покоятся останки Джорджа Томаса Эшфорда, шестого графа Росторна».
   Далее следовал длинный список достоинств, которыми обладал граф, а также было написано, что усопшего любили все родственники, друзья и знакомые.
   — Вы слышали о нем что-нибудь с тех пор, как покинули Англию? — спросила Морган.
   — Нет, — ответил Джервис.
   — Писали ему?
   — Каждую неделю в течение шести месяцев, — вздохнул Джервис. — А то и чаще. Просил, умолял, жаловался, убеждал, объяснял, пытался что-то доказать. Он ни разу не ответил. Мать писала мне регулярно, хотя порой ее письма доходили до меня через год, поскольку переезжал с места на место. Пьер и сестры тоже писали, но только первые два-три года.
   — Думаю, он сильно страдал, — сказала Морган.
   — Мой отец? — Джервис удивленно взглянул на нее. — Страдал?
   — Вы говорили, что были очень близки, что он любил вас. Он поверил Марианне и в спешке принял решение. Менять его не хотел, однако наверняка терзался сомнениями и искал выход из положения.
   — Выход был. Он должен был мне доверять.
   — Он ошибся. Но что теперь говорить об этом? Он так и не понял, что любовь — самое сильное чувство, что ради любви надо пожертвовать всем остальным. Ненависть и гнев разрушают жизнь. Он оказался жертвой собственных заблуждений. И если бы мог начать жизнь сначала, простил бы вас.
   — Значит, он мог меня простить, — промолвил Джервис.
   — И возможно, нуждался в вашем прощении, — сказала Морган. — От любви до ненависти один шаг. Если бы он не любил вас, не обошелся бы с вами так жестоко. И себя не мучил бы.
   Джервис провел пальцами по надгробной плите. Затем погладил ее ладонью.
   — И что вы предлагаете? Простить его? Разве теперь это имеет какое-то значение? Разве он услышит меня?
   — Нет, не услышит. Но ваша душа очистится.
   — Сколько вам лет, cherie? — рассмеялся он. — Восемнадцать или восемьдесят?
   — Я много размышляю и кое-что уже поняла, хотя лет мне не много.
   Морган была настоящей Бедвин — бесстрашной, презирающей условности, практичной, обладала трезвым умом. И в то же время имела склонность к одиночеству и мистическому восприятию мира.
   Джервис все еще гладил холодный камень, глядя куда-то вдаль.
   — Теперь я должен кое-что сделать, — задумчиво произнес он. — Как странно, что все эти годы я старался убедить себя в том, что ненавижу этого человека. Что он ничего для меня не значит. Но он мой отец… Вы только представьте, что Бьюкасл обойдется с вами так, как мой отец со мной. Ведь я чувствовал себя заживо похороненным. Он не поверил мне, просто вычеркнул из своей жизни. Если у меня когда-нибудь будут дети… Если…
   Он резко отвернулся и быстро зашагал прочь. Затем так же неожиданно остановился и замер на месте. Одной рукой он оперся о чью-то надгробную плиту, голову свесил на грудь. Его плечи дрожали.
   Морган не пошла за ним.
   Минут через пять он вернулся сам, но на свою спутницу даже не взглянул. Его глаза были устремлены на могилу и плиту в изголовье.
   — Думаю, он страдал, — проговорил Джервис. — Но почему-то поверил Марианне. Оказался заложником собственной гордости и стремления быть во всем идеальным. Или сознательно обманывал себя, чтобы как-то держаться на плаву. Покойся в мире… отец.
   Он повернулся к Морган, и она увидела слезы у него на глазах.
   — Вы удовлетворены, cherie? — спросил он с сарказмом.
   Она подошла к нему и обняла. Он тоже обнял ее. И коснулся губами ее щеки.
   Дыхание смерти толкает людей в объятия друг друга, они словно ищут спасения от небытия. Он запечатлел поцелуй на ее губах. Морган чуть выгнулась, ощутив его крепкие мышцы.
   Но не страсть двигала ею. Только нежность, чего не скажешь о Джервисе.
   Он посмотрел на нее из-под полуопущенных и чуть припухших век:
   — Ваш план сработал, cherie, я полюбил вас и сделаю все, чтобы вы полюбили меня. До бала еще целая неделя. Кроме того, у нас все лето впереди.
   Она слегка отстранилась и расправила юбку.
   — Я продрогла на ветру, — сказала Морган. — Пора возвращаться.
   Два дня подряд лил дождь и дул ледяной ветер. Все сидели дома. Играли в карты, бильярд, разгадывали шарады, а однажды устроили шумную и веселую игру в прятки, причем можно было забираться в любую часть особняка. Некоторые читали и вели беседы.
   Джервис проводил много времени с управляющим, но в то же время старался уделять внимание и гостям. Необходимо было закончить ремонт до наступления холодов. Управляющий вел себя почтительно и тактично с новым лордом, однако то и дело вспоминал отца Джервиса. Его светлость воздержались бы от таких затрат, не просчитав все как следует заранее и не выработав четкого плана действий.
   Джервис в упор посмотрел на управляющего:
   — Полагаю, в этом году доходы превысили расходы, и мы ничем не рискуем, если сделаем ремонт. Крыша в плачевном состоянии, и на ее починку уйдет больше года. Так что прошу вас сделать соответствующие распоряжения.
   — Слушаюсь, милорд, — сказал управляющий. — Я сделаю все незамедлительно.
   Возможно, он все же справится со всеми хозяйственными проблемами, и его перестанет преследовать призрак отца.
   Через два дня небо прояснилось, выглянуло солнце и стало тепло. Снова можно было совершать утренние прогулки на лошадях, пешие прогулки перед обедом, ходить в гости по вечерам и уже даже купаться в озере. Джервис обнаружил, что Бедвины плавают как рыбы и делают это с огромным удовольствием. Но, собственно говоря, его братья и сестры ни в чем не уступали гостям.
   Однажды после обеда Сесил и Моник предложили прогуляться до старинного полуразрушенного замка поблизости, но Морган предпочла остаться в Уиндраше.
   — Мне необходимо побыть немного в тишине и покое, — сказала она. — Джервис подарил мне такие замечательные краски и кисти — хочется написать этюд.
   Все сразу же запротестовали, предложили пойти в какое-нибудь другое место, туда, куда хочет Морган. Но Эйдан вступился за сестру:
   — Морган не такая, как мы все. Ей иногда необходимо побыть одной.
   — Где ты хочешь рисовать, Морган? На озере? — спросила Сесил.
   — Может быть, возле летнего домика. Пока не знаю. К замку решили отправиться без Морган. Джервис дождался, когда все ушли, и обратился к невесте:
   — Вам понравится грот, cherie. Но это не близко, поэтому позвольте мне отнести туда мольберт и все остальные принадлежности.
   — Сама справлюсь.
   — А можно я посижу рядом с вами? — спросил Джервис. — Обещаю не отвлекать вас.
   — Что ж, очень хорошо, — помолчав, согласилась Морган и положила руку ему на плечо. — Разве я могу хоть в чем-то отказать своему жениху? Тем более там так красиво. Я постараюсь написать что-нибудь достойное. От восторга вы потеряете сознание.
   Джервису нравилось, когда Морган бросала ему вызов, соблазняла, загадывала загадки. У нее это очень хорошо получалось. После того как они посетили кладбище, Морган стала мягче и дружелюбнее. Он даже подумал, что Морган простила его. Но потом понял, что так легко она не сдастся. Когда накануне они плавали в озере, Джервис вынырнул возле Морган. Она вскрикнула от неожиданности, а затем, изловчившись, прыгнула на него сзади и утащила чуть ли не на самое дно. Вынырнули они вместе, и Джервис поцеловал ее в губы. Потом они долго смеялись. А когда возвращались домой, она шла с Эйданом и Джошуа и, казалось, забыла о существовании жениха.
   Джервис больше не сомневался в том, что любит, ее.
   Прежде чем отправиться в грот, Морган и Джервис попрощались со всеми. Они вошли в парк, и он поразил их своей тишиной, покоем и умиротворенностью. Поверх платья Морган надела специальный балахон, купленный Джервисом вместе с остальными рисовальными принадлежностями.
   Они шли по тропе, которая называлась «дикой», хотя за ней тщательно ухаживали. Тропа петляла между деревьями, бежала по низу холмов, ныряла в тенистые и сырые овражки, а затем неожиданно поднималась на солнечные поляны с высокой сухой травой. То тут, то там встречались причудливые беседки и скамьи. Наконец появился грот, скрывавшийся за деревьями, которые росли за последним и самым высоким холмом. Сюда Джервис часто прибегал в детстве. Эта часть парка была его самой любимой.
   Каменный грот очень напоминал пещеру. Он глубоко вдавался в холм, являвшийся берегом реки, и служил великолепным прибежищем для юных пиратов, разбойников и шпионов. Но особую прелесть придавала гроту окружающая местность. В нескольких ярдах от него бежала неглубокая, но быстрая речка. Холодная прозрачная вода образовывала небольшие водопады, просачиваясь между крупными желто-зелеными валунами. На обоих берегах росли плакучие ивы, склоняя ветви почти до самой воды. У входа в грот стоял высеченный из камня ангел, он держал на плече сосуд, из которого в реку стекала вода. На берегу в этом месте между поросших мхом камней пробивались бледно-зеленые стебли растений и мелкие желтоватые цветы.
   Джервис пришел сюда впервые после возвращения в Уиндраш. Здесь все было по-прежнему.
   — Какая красота! — воскликнула Морган. Оглядевшись, он улыбнулся, опустил на землю мольберт и установил его.
   Морган закрыла глаза и сделала глубокий вдох.
   — Здесь не только красиво. — Она открыла глаза. — Вы только послушайте, как поет река. А как хорошо пахнет!
   — Я люблю это место. И всегда отдыхал здесь душой, — промолвил Джервис..
   — Здесь ощущаешь себя единым целым с окружающим миром. С первозданной природой словно становишься ближе к Богу.
   — Да, и вот я снова сюда вернулся. Но, cherie, тебе нужно побыть в одиночестве. Я сяду вон там, около стены грота. Попробую разобраться в том, что преподнесла мне жизнь, а если я вдруг усну и начну храпеть, постарайся не обращать на меня внимания.
   — Отлично, — улыбнулась Морган. — Знаешь, когда-то у меня была гувернантка — я до сих пор ее люблю, — так вот, она имела обыкновение стоять у меня за спиной и давать советы, как лучше написать то или другое. Она доводила меня до бешенства. Бедная мисс Коупер.
   Он сел на траву, прислонился к стене, надвинул шляпу на лоб и отвернулся, чтобы не мешать ей.
   Морган разложила свои принадлежности на траве, устроилась возле мольберта и задумалась, обхватив колени руками. Казалось, для нее в этот момент перестал существовать весь мир. Джервис исподтишка стал наблюдать за ней. Она выбирала вид и ракурс для своего этюда.
   «Морган не такая, как мы, — сказал Эйдан за завтраком, — она самодостаточна и не нуждается в постоянном общении».
   А вот Джервис нуждался в общении. По крайней мере последние девять лет. Он переезжал с места на место, не выносил одиночества, флиртовал с каждой женщиной, прыгал из постели в постель. Он словно старался забыться, бежал от себя самого.
   В тишине было слышно, как журчит вода между камней, как шелестят листья, где-то вдалеке вскрикивает птица, стрекочут кузнечики, шуршат крыльями стрекозы. Но эти звуки не нарушали общей гармонии.
   Душа Джервиса годами жаждала отдохновения и покоя, своего рода духовного очищения, но он старался заглушить в себе боль одиночества и не думать о бессмысленности собственного существования.
   Наконец Морган поднялась с земли и повернула к себе мольберт. Она словно забыла о существовании Джервиса.
   Да, эта девушка способна разбить ему сердце.

Глава 19

   Она рисовала реку. Морган знала, что вода обладает свойством отражать окружающий ее мир. Солнце, небо, склонившуюся над ней иву. Именно оттенки и цвета создают ощущение реальности в картине. Природа меняется каждую минуту, поэтому этюд можно писать не более двух часов, иначе он будет далек от реальности.
   Художник как бы бросает вызов природе, пытаясь запечатлеть ее непостоянство. Это слова Уильяма Блейка. Человек пытается поймать радость в момент ее полета. «Интересно, любит ли Джервис поэзию, — подумала Морган. — Надо у него спросить».
   Это вызов не только природе, но и жизни. Ведь человек в своей изменчивости так же неуловим, как солнечный луч, который художник пытается запечатлеть на картине. Один философ, умирая, сказал, что он познал мир, но так и не смог познать самого себя.
   Морган закончила этюд, встала и посмотрела на него так, словно видела впервые. Миссис Коупер пришла бы в ужас, подумала она. Она и сама осталась недовольна результатом своей работы.
   Тут Морган вспомнила, что пришла сюда не одна, а с Джервисом. Обернувшись, она увидела, что он по-прежнему сидит, прислонившись спиной к гроту, вытянув одну ногу, а другую согнув в колене.