«Ну вот, – с горькой иронией подумала Кассандра, – мне так хотелось стать независимой, самостоятельно принимать решения и брать на себя ответственность, которая по силам разве что мужчине. Теперь представилась такая возможность».
   – Плохие новости, миледи? – прозвучал сзади голос Найджела, холодный и вежливый. Это было так неожиданно, что Кассандра поспешно скомкала пожелтевшее письмо и, быстро обернувшись к мужу, испуганно посмотрела на него.
   – Нет, – ответила она. – Что вы здесь делаете? Найджел насмешливо вскинул брови.
   – Прогуливаюсь, миледи. Прогуливаюсь в моем собственном розовом саду. Вам нехорошо?
   Да уж, хуже некуда! И напрасно муж думает, что сад принадлежит ему. Он не принадлежит даже ей. У них ничего нет. Кассандра вскочила со скамьи, бросилась прочь и, остановившись у самой дальней арки, согнулась пополам. И тут ее самым позорным образом вырвало прямо на живую изгородь. В спешке она забыла и про Найджела, и про письмо, и про пакет.
   Прохладная рука легла ей на лоб.
   – Черт возьми, Кассандра, – промолвил он, – новость и в самом деле плохая. Чем тебе помочь, дорогая? Может, поделишься со мной?
   – Нет! – воскликнула она и полезла в карман за платком, но муж, опередив, вложил ей в руку свой платок, который был гораздо больше. – Никаких плохих новостей. Да и откуда им взяться? – Кассандра прижала платок к лицу и обессиленно прикрыла глаза.
   – Ты беременна? – тихо спросил Найджел.
   – Да! – раздраженно отрезала она. – Конечно! В браке такое частенько случается, полагаю?..
   Два дня назад Кассандра представляла себе, как скажет ему об этом, когда они будут в его постели или на берегу водоема рядом с водопадом. Но важное известие застало их в самый ужасный момент, какой только можно придумать.
   У их ребенка не будет ничего! Совсем ничего.
   Кассандра открыла глаза, но взор ее внезапно затуманился, и она потеряла сознание.
   Прошло несколько минут, прежде чем Кассандра очнулась. В голове у нее шумело. Найджел нес ее на руках, поднимаясь по лестнице. Она уткнулась лицом ему в плечо.
   – Письмо!.. – простонала Кассандра. Никто не должен прочесть его.
   – Оно у меня в кармане вместе с пакетом.
   – Отдай их мне!
   Найджел помедлил у двери в ее спальню, видимо, вспомнив о своем обещании. Войдя в свою спальню, он осторожно опустил Кассандру на постель.
   – Отдай мне письмо! – потребовала она, пытаясь приподняться.
   Найджел протянул ей письмо и пакет. Его глаза за полуопущенными веками смотрели холодно и сурово.
   – Нет, миледи, – твердо произнес он, – я не читал его. Я не стану совать нос в ваши дела, как это делали вы, выведывая мои секреты. Я пришлю к вам горничную.
   – Найджел!.. – невольно воскликнула Кассандра, когда он был уже у двери.
   Муж обернулся к ней, вскинув бровь, но она не нашлась что сказать.
   – Я доволен вами, миледи. Вам следует теперь быть осторожнее и заботиться о своем здоровье. Кедлстону нужен наследник. И графскому титулу тоже. – С этими словами Найджел покинул комнату.
   Кассандра откинулась на подушки и закрыла глаза. Она-то мечтала разделить с ним эту радость – они ведь вместе зачали этого ребенка в супружеской любви.
   Он женился на ней, она забеременела от него и теперь готова выполнить свою главную обязанность супруги.
   И больше ничего.
   Ничего. Вот только если…
   «О да, – подумала она, – уничтожить письмо. Какая глупость! Какая непростительная глупость! Я собиралась уничтожить письмо и жить счастливо до конца своих дней».
   Кассандра рассмеялась. Потом заплакала. Когда в спальню робко вошла горничная, хозяйка и смеялась, и плакала.

Глава 22

   Перед отъездом домой Робин поссорился с Пейшенс. Раньше у них никогда не было разногласий. Пейшенс казалась ему такой тихой, милой и робкой. И он вел себя с ней по-дружески снисходительно.
   В день его предполагаемого отъезда они возвращались в коттедж из Кедлстона, куда Робин заходил попрощаться. Пейшенс ушла вместе с ним и была серьезна и молчалива, как и все время после его приезда из Лондона.
   – Черт побери, – наконец Робин нарушил молчание, – я понимаю, почему ты так грустна, кузина. Кассандра неудачно вышла замуж. Теперь она несчастна, и я бессилен ей помочь.
   Вот тут-то все и началось. Ответ Пейшенс казался отнюдь не сочувственным.
   – Я рада, что ты уезжаешь! – промолвила она дрожащим от волнения голосом. – Тебе пора, Роб. Уезжай и больше не возвращайся. С твоей стороны будет бесчестно, если ты снова вернешься сюда.
   – Как ты сказала? – Он взглянул сверху вниз на ее соломенную шляпку и сурово сдвинул брови.
   – Касс замужем, – продолжала Пейшенс. – И я считаю ее брак удачным. Виконт Роксли – очень добрый человек и любит ее без памяти, а она его просто обожает. И все это видят. Кроме тебя, конечно.
   – Почему это кроме меня? – раздраженно спросил Робин.
   – Потому что ты сам хотел жениться на ней, а Кассандра отказала тебе. Она вышла замуж за лорда Роксли. Ты должен был уехать сразу же после их свадьбы, как сделали твоя матушка и дядя Сайрус. Тебе не следовало оставаться здесь и приезжать при каждом удобном случае. Это непорядочно.
   – Черт побери! Думаешь, я обиделся на нее? Думаешь, опечален ее отказом?
   – Не ожидала, что ты так себя поведешь. Я полагала, что у тебя есть гордость и чувство собственного достоинства, но ошибалась.
   Робин остановился, почесал затылок и напялил на голову треуголку. Кассандра строго-настрого запретила ему рассказывать правду о Роксли.
   – Я сделал Касс предложение, поскольку она нуждалась в мужской опеке и потому, что отчим, матушка и тетушки беспокоились за ее будущее. Касс ничего для меня не значит. Как и ты. Она всего лишь моя кузина.
   – И это не правда! – сердито возразила Пейшенс. – Никакая она тебе не кузина. Роб, как и я. Мы тебе никто, и ты нам никто. Чужой человек.
   Он вскинул бровь. Пейшенс посмотрела на него – щеки ее горели гневным румянцем, в глазах блестели слезы.
   – Оставь ее в покое! – сказала она, прежде чем Робин успел придумать ответ на ее упреки. – Оставь ее, и пусть она будет счастлива с виконтом Роксли. Уезжай и больше никогда не возвращайся.
   Робину стало горько и обидно. У него есть сводный брат и две сестры. Все они на несколько лет моложе его. Племянницы отчима приходятся ему кузинами. Они ему не родные в обычном смысле, но он всегда считал Кассандру и Пейшенс своими родственницами, почти сестрами. А теперь ему говорят, что Робин для них абсолютно чужой человек.
   – Ты ничего не знаешь, Пейшенс, – сказал он. – Ты не задавалась вопросом, почему Кассандра так бледна в последнее время?
   – Я-то знаю, почему. Касс мне сама сказала. Она в положении. Конечно, она бледна. И счастлива! И виконт Роксли тоже. Разве ты не заметил, как он вскочил, опередив Касс, чтобы подать тете Би вторую чашку чаю? Виконт заботится, чтобы Касс не утомлялась. Вот ты точно ничего не знаешь, Роб, поскольку предпочитаешь не видеть того, что и так всем ясно.
   Он мысленно пожалел Кассандру. Но его чувства были уязвлены, и Робин не на шутку разозлился. Он так заботился о своих кузинах, и вот что получил в награду! Касс променяла его на бывшего каторжника, не оценив по достоинству то, что Робин предложил ей руку и сердце, а это в определенном смысле было жертвой с его стороны. Пейшенс вычеркнула Робина из своей жизни и заявила, что он для нее ничего не значит.
   – Тебя, вероятно, обрадует, что через полчаса я уеду? – сказал Робин, стараясь держаться с холодным достоинством. – И не вернусь. Желаю тебе счастья, Пейшенс. Не сомневаюсь: будущей весной, отправившись в Лондон, ты найдешь себе выгодную партию. Надеюсь, этот человек в отличие от меня будет значить для тебя хоть что-то. Хорошо, что ты считаешь меня чужим, – вряд ли наши пути когда-нибудь снова пересекутся.
   – Рада слышать, – промолвила Пейшенс с самым несчастным видом.
   На этом их беседа закончилась, и они спустились с холма к коттеджу, храня ледяное молчание, и расстались, не дойдя до двери. Робин пошел в дом позвать слугу и взять чемоданы, а также попрощаться с леди Матильдой. Пейшенс направилась в сад – посмотреть, не зацвели ли посаженные ею цветы на дальней клумбе. Она оставалась там все время, пока шли последние приготовления к отъезду.
   Пейшенс не подняла головы даже тогда, когда экипаж Робина прокатил мимо. Но Робин об этом не знал. Он не смотрел в окно.
   Робин был вне себя от злости и обиды. Он огляделся в поисках предмета, по которому можно было бы стукнуть со всей силы, но не нашел ничего подходящего.
   На него это не похоже – Робин никогда не терял самообладания. И как ему справиться с собой теперь, он не знал. В отчаянии молодой человек сорвал с головы треуголку и несколько раз хлопнул ею по колену, словно выбивая пыль.
   Он едет домой. Наконец-то! Как давно Робин ждал этого дня! Целую вечность. Он не создан для городской жизни, полной развлечений. Все, что ему нужно, – это иметь свой дом и очаг, земельные угодья и лошадей, свою ферму, свою семью.
   Которой у него до сих пор нет.
   Жена, принадлежащая только ему. Его дети. Уютные зимние вечера у камина в маленькой гостиной Робин проводил бы с книгой в руке, читая супруге. Она склонилась бы над вышиванием, а их дети в это время уже спали бы в кроватках или же тихо сидели у стола, если были бы постарше.
   Робин вздохнул.
   Пейшенс.
   Жена из его мечты подняла голову и улыбнулась ему нежной улыбкой Пейшенс.
   Пейшенс его сестра Нет, кузина. Нет, ни то ни другое. Она ему никто! И он ей никто.
   Но в свой предыдущий короткий визит в коттедж, да и в этот приезд Робин почти не разлучался с нею. И каждый раз, когда он возвращался, Пейшенс вся светилась от радости. Робин помнил день, когда она бросилась к нему со всех ног, а он раскрыл ей объятия, и они закружились, крепко обнявшись.
   Робин постарался отогнать эту мысль, которая тревожила и смущала его. Это было одно из самых чудесных мгновений в жизни Робина. Нет, самое чудесное мгновение!
   Он прижал Пейшенс к самому сердцу, где она жила у него уже давно.
   Пейшенс подбежала к нему с сияющей улыбкой, совершенно преобразившей ее. И потом, когда Робин упомянул о том, что ему необходимо срочно увидеться с Касс, Пейшенс сразу как бы померкла и пролепетала: мол, она-то думала, будто кузен приехал совсем по другому поводу. А сегодня утром Пейшенс не на шутку рассердилась на него. И расстроилась. Сказала ему, чтобы он уезжал и больше никогда не возвращался. И все потому, что Пейшенс решила, будто он влюблен в Касс. Она заявила, что Роберт для нее ничего не значит, и в глазах ее стояли слезы, когда кузина это говорила. Она не пришла с ним попрощаться, хотя Робин видел ее совсем неподалеку – Пейшенс склонилась над цветочной клумбой. Она наверняка заметила, что кузен уехал, но даже не помахала ему рукой.
   Неужели он был слеп, как крот?
   А может, глуп?
   Да, он слепец и глупец!..
   Робин резко подался вперед и постучал по передней стенке кареты, делая знак кучеру остановиться.
   …Пейшенс все еще была там, где он оставил ее – у цветочной клумбы. Казалось, она так и застыла, словно заколдованная принцесса. Это была та же цветочная клумба, у которой Робин встретил кузину в тот свой первый приезд, когда она выронила корзинку и кинулась ему на шею. На этот раз Пейшенс не встречала его Она даже не подняла головы, хотя, несомненно, слышала, как он подъехал. А шум колес и топот копыт Робин не смог бы заглушить, если бы и хотел.
   Пейшенс сидела, словно окаменев и оглохнув.
   Робин подошел к ней и остановился возле клумбы. Кузина расправляла лепесточки цветка, как будто природа плохо позаботилась об его убранстве. Он стоял и смотрел на нее с полминуты. Со словами у него всегда были проблемы.
   – Хорошо, что я тебе не родной кузен, – вымолвил наконец Робин. – И не брат.
   Вряд ли после такой фразы Пейшенс захочет что-то ему ответить. Он начал снова:
   – Я никогда не любил Касс, то есть любил ее, но только как сестру или кузину. Я сделал Касс предложение, потому что хотел ей помочь. Я рад, что она отказала мне. Надеюсь, Касс будет счастлива с Роксли. Очень надеюсь.
   Пейшенс дрожащими пальчиками обрывала лепестки цветка, и они плавно опускались на траву.
   – Ты дочь барона, – продолжал Робин. – У тебя солидное приданое. Тетя Матильда возлагает на тебя большие надежды. Я это точно знаю.
   Пейшенс слегка погладила цветочек, как бы извиняясь перед ним за ту боль, которую причинила ему.
   – У меня небольшое состояние и совсем скромное поместье. Кроме того, я скучный, неинтересный и ничем не примечательный человек.
   – Это не так, – прошептала она, обращаясь к цветку.
   – Ты не хочешь меня, Пейшенс, – заключил Робин. И тут она подняла на него глаза, красные от слез. Ее губы распухли, а щеки покрылись пятнами. Наверное, Пейшенс горько рыдала все это время. Но Робин никогда раньше не замечал, как она прекрасна.
   – Откуда тебе знать, Роб? – промолвила она. – Разве ты спрашивал у меня?
   – И что? Ты согласна быть со мной? – Ему вдруг стало не по себе. И как другие джентльмены ведут себя в подобных случаях? Как он говорил это Касс? Но, вспомнив, Робин отказался от такого варианта.
   – Ты делаешь мне предложение? – спросила Пейшенс. Он кивнул.
   – Но почему? Потому что я плакала и тебе стало жаль меня?
   Ее глаза – глубокие, прекрасные глаза – выражали сомнение, желание, страдание, надежду. «В них так легко утонуть», – подумал Робин.
   – Потому что я не мог уехать домой без тебя. Потому что без тебя у меня нет и не будет дома. Потому что ты и есть мой дом. Черт возьми, Пейшенс, не в ладах я с красивыми фразами! Потому что я люблю тебя. Вот. Так лучше? Но ведь это всего лишь слова. Они ничего не значат. Они не способны выразить…
   К счастью, ему не пришлось больше мучить себя этой речью. Пейшенс подскочила и кинулась к нему, сбив с него треуголку и потеряв свою соломенную шляпку. Она обхватила Робина за талию, зарылась лицом в ямку между его шеей и плечом и затихла, словно нашла ту самую гавань, к которой всю жизнь стремилась.
   – Но будет гораздо лучше, если ты поедешь на следующий год в Лондон и познакомишься с другими джентльменами, – сказал Робин, крепко обнимая ее и таким образом перечеркивая тот вздор, который нес. – Тебе ведь не с кем сравнить меня, Пейшенс. Когда тебе представится такая возможность, ты увидишь, какой я невыносимый зануда.
   Она подняла голову, посмотрела на него сияющим взглядом и улыбнулась сквозь слезы.
   – Не знаю, Роб. Но ты мой, и я не покину тебя до конца моих дней. Так что берегись. А сейчас я хочу, чтобы ты поцеловал меня. Пожалуйста, поцелуй меня в губы! Я так долго мечтала об этом поцелуе, и мне не верится, что это происходит наяву.
   И Робин поцеловал Пейшенс в губы. Через несколько мгновений он подумал; что, наверное, ему следовало сначала испросить позволения у ее матушки или у отчима, прежде чем позволять себе подобные вольности с молодой леди.
   Но Пейшенс улыбнулась ему и тоже поцеловала его в губы.
   Робин решил, что подумает о тете Матильде и об отчиме позже. Значительно позже.
 
   Два дня, последовавшие за прибытием мистера Крофта, Кассандра чувствовала себя совсем неважно. Она едва ела, а если ей удавалось проглотить кусочек, то ее начинали мучить приступы тошноты. Кассандра плохо спала, ей снились странные, запутанные сны. Вскоре о ее беременности узнали почти все в доме. Да и как это скрыть, когда все признаки налицо?
   Но она чувствовала себя не просто больной и разбитой. Кассандра стала раздражительной и вспыльчивой. Целый день она жаловалась служанке, что вода для умывания недостаточно теплая, а свою горничную ругала за то, что та не смогла толком уложить ей волосы. Лакея, который замешкался, открывая Кассандре дверь в столовую, она награждала теперь недовольным взглядом. А если слуга ненароком проливал несколько капель вина на скатерть, Кассандра обрушивала на него град упреков.
   А ведь раньше она была неизменно любезна и приветлива со своими слугами.
   Конечно, все прощали эти выходки, принимая во внимание ее деликатное положение, но Кассандру это не утешало. Слуги, с которыми плохо обращаются, не обязаны извинять своих хозяев.
   Кассандра не знала, что ей делать. От постоянных мысленных споров с самой собой у нее раскалывалась голова. И каждый раз она приходила к новому решению и придумывала все новые оправдания.
   Она обнародует содержание письма, потому что это справедливо.
   Она ничего не скажет, поскольку прошло слишком много времени.
   Она пригласит в Кедлстон дядю Сайруса, посвятит его в эту тайну и предоставит ему решать этот вопрос.
   Она наведет справки о потомках брата-близнеца ее прадеда и только после этого примет окончательное решение.
   Она уничтожит письмо и пакет и навсегда забудет об этой истории.
   Она попытается разузнать, был ли ее прадед официальным наследником Кедлстона. Если да, то Кассандра передаст титул его законному владельцу. Если нет – уничтожит письмо.
   Она.., она скоро сойдет с ума от всего этого!
   Кассандра ясно понимала только одно: почему отец так изменился. Ее матушка умерла почти сразу же после дедушки. Кассандре казалось, что именно горечь утраты и тяжелая ответственность, свалившаяся на плечи отца, сделали его таким. Возможно, отчасти это и так. Но главная причина – письмо и необходимость сделать выбор.
   И отец решил ничего не предпринимать и закрыть глаза на правду. Так же поступил и ее дед, тоже отличавшийся мрачным и вспыльчивым характером. А ведь он, если верить бабушке, не всегда был таким.
   Они оба приняли определенное решение, и оба страдали. Им так и не удалось избавиться от гнетущего чувства вины. Отец совсем перестал бывать с ней и не приглашал к себе в Лондон, хотя пришло время подыскивать Кассандре жениха. Он просто не мог взглянуть ей в лицо, зная, что после его смерти дочери придется принимать окончательное решение по поводу их семейной тайны.
   Ее отец и дед знали, что они незаконные наследники, но не нашли в себе мужества отказаться от той жизни, к которой привыкли. Молчание представлялось им единственным выходом из создавшегося положения.
   Кассандре очень хотелось во всем открыться Найджелу. Но Найджел был холодно-любезен, высокомерен и заботлив. Иногда он напоминал ей мраморную статую. Если она все расскажет ему, муж заставит ее уничтожить пакет. И тогда Кассандра уже точно будет знать, что он человек без чести и совести. Как и она сама.
   Его снова стали преследовать по ночам кошмары. Так подумала Кассандра, услышав, как тихонько скрипнула дверь его спальни. Сама она в это время лежала на постели без сна. Шаги Найджела раздались рядом с ее комнатой, потом проследовали в коридор к лестнице. Он вышел из дома. Кассандра видела в окно, как муж пересек широкую лужайку и направился к конюшне. Прошел целый час. Стоя у окна, она ждала его. Наконец Найджел появился – смертельно усталый, что было видно по его походке и поникшим плечам. Но, значит, бессонница для него предпочтительнее, чем кошмарные сны.
   Кассандра прижалась лбом к стеклу и закрыла глаза. Да, она тоже смертельно устала. Обессилела. Ей с трудом верилось, что жизнь когда-нибудь снова станет такой же беззаботной и светлой, как раньше.
   Она должна на кого-то опереться. Ей нужен.., он. И она ему нужна. После той ночи, когда Кассандра осталась в его постели, у Найджела прекратились кошмары. Сейчас он, наверное, уже в своей комнате. Может быть, тоже стоит у окна.
   Как все нелепо! Что их разлучило? Ей даже не удавалось вспомнить. Да, она знала множество причин, по которым они не могут быть вместе. И только одно условие говорит в пользу их близости. Нет, не одно – больше. Они муж и жена. У них будет ребенок. И оба измучены усталостью и одиночеством.
   Открыв дверь в гардеробную мужа и войдя в его темную спальню, Кассандра увидела, что он лежит на постели, согнув одну ногу, а рукой прикрыв глаза. Услышав, что она вошла, Найджел повернул к ней голову, но ничего не сказал.
   Кассандра молча забралась к нему в постель – он подвинулся, освобождая ей место. Она прильнула к мужу, положив ладони ему на грудь, и он заключил ее в объятия.
   Они не сказали друг другу ни слова. Они не занимались любовью. Кто из них первый уснул – неизвестно.
   Наутро Кассандра приняла решение. Чувствуя себя спокойной и отдохнувшей, она твердо знала, что на этот раз не будет сомневаться ни секунды. Надо одеться, позавтракать (Кассандра страшно проголодалась) и позвать мистера Крофта в алую гостиную. Он остановился в Кедлстоне, поскольку деревенская гостиница временно закрылась. Теперь она точно знала, что скажет ему.
   Кассандра была в постели одна. Должно быть, так крепко спала, что не слышала, когда встал Найджел. Но сон его был глубоким и спокойным. Она не просыпалась, но спала только потому, что он спал рядом, обнимая ее.
   «Жизнь снова станет светлой и радостной, – думала она. – Найджел сильный, стойкий и никогда не теряет присутствия духа. Это подтверждают прошедшие девять лет. И я тоже не привыкла отступать. Я докажу, что достойна его. Я люблю Найджела, и у нас будет ребенок. Когда-нибудь, рано или поздно, и он полюбит меня. Я сделаю так, что он меня полюбит».
   Отныне прошлое не тревожило Кассандру. Совсем не тревожило. Ей предстояло сражаться за будущее, и она была готова сражаться. Кассандра приняла вызов судьбы. Небо ясное, чистое, голубое. Лето еще не закончилось. День обещает быть чудесным.
 
   Найджел сидел в деревенском трактире вместе с Уильямом Стаббсом и Кобургом. Вскоре управляющий извинился и отправился по своим делам.
   – Значит, Уилл, ты уверен, что сможешь стать трактирщиком? – спросил Найджел, окидывая взглядом комнату.
   – А что тут такого? – ответил Уилл. – Старики говорят, надо уметь вести счета да конторские книги, а что до остального – я и так все знаю: подавать эль и бифштексы да на ночь разводить постояльцев по комнатам. Всего и трудов-то. Неужто я с этим не управлюсь, Найдж? – Уилл потер руки и по-хозяйски оглянулся. – А деньги, что ты мне одолжил, я верну, все до последнего фартинга.
   – Считай, что это подарок.
   – Ох-ох!.. – Уилл был глубоко оскорблен. – Я у тебя, парень, никогда ничего не брал задаром и сейчас не собираюсь. Все до последнего фартинга верну, Найдж, попомни мои слова.
   – А ты не станешь скучать по Лондону? И по прошлой вольной жизни? Ты будешь здесь счастлив, Уилл?
   – Ну обходился же я без Лондона семь лет! – расхохотался Уилл. – И дальше проживу. А здесь мне нравится. Тихо, спокойно. Да и за тобой приглядывать буду, чтобы ты глупостей не наделал. Тебе, Найдж, пора остепениться – скоро у тебя появится маленький плутишка.
   – Я уезжаю, – спокойно сообщил Найджел.
   – Чего? – Уилл грозно сдвинул брови.
   – Ты слышал. Я тебе уже говорил, что все это ошибка, Уилл. Все вот это. Надо было хорошенько поколотить его и успокоиться. Или дать ему знать, что я вернулся, – пусть бы он трясся от страха, что я в любой момент отыщу его и сведу с ним счеты. Не следовало забывать, что от моего мщения может пострадать невинный.
   – Чудак ты все-таки, Найдж! Теперь-то уж поздно, сделанного не воротишь. Сначала женился на малышке, потом забрюхатил ее. Если ты теперь бросишь ее, парень, то уедешь с перебитым носом и без зубов, а вместо лица у тебя будет месиво – вот такой подарочек сделает тебе на прощание твой дружок по каторге по прозванию Уилл Стаббс.
   – Как тебе угодно, – холодно отрезал Найджел. – Я собираюсь зарабатывать своим трудом, Уилл, чтобы прокормить ребенка.
   – Прокормить? – Слуга недоверчиво уставился на него единственным глазом. – Да неужели все твои земли, да имение твоей женушки, да целая армия прислуги не прокормят малыша?
   Найджел смерил его мрачным взглядом.
   – Я не имел права на это поместье, Уилл. Никакого законного права. А то, что я его выиграл у Уортинга в карты… Из этого ничего хорошего не вышло. Пострадала от моей мести леди Уортинг, а не он. А леди Уортинг ни в чем не виновата.
   – Эге, парень, – буркнул Уильям, заподозрив неладное, – что ты задумал? Что у тебя на уме, Найдж? Найджел холодно улыбнулся:
   – Клянусь жизнью, Уилл, постарайся заняться своим делом и не суй нос в чужое.
   – Нет, я не дам тебе обидеть малышку! – твердо заявил слуга. – Ты уже раз обманул ее. Думаешь, ей надо, чтобы ты шлялся по лондонским игорным притонам, зарабатывая деньги для малыша? Нет, парень, ты нужен графине здесь. Она ждет не дождется, чтобы ты ей побольше детишек наделал. Не будь ты упрямым сукиным сыном, Найдж! Слушай, что тебе говорят.
   – Уильям! – Найджел бросил на него взгляд из-под полуопущенных век, исполненный надменного презрения. – Убирайся-ка ты к черту, приятель, вместе со своими советами!
   С этими словами он стремительно вышел, громко хлопнув дверью.

Глава 23

   Салли, новая кедлстонская посудомойка, похоже, родилась под счастливой звездой. Все знали, что она доступная женщина, которую и в трактир-то не следовало нанимать. И вдруг она стала любимицей хозяйки Кедлстона и достигла невиданных высот – ее взяли служанкой на господскую кухню.
   Салли поручали самую черную и неприятную работу, но она, к немалому раздражению других слуг, выполняла ее добросовестно и никогда не жаловалась. Никто не осмеливался поднять на Салли руку, поскольку жестокое обращение с низшими по положению слугами каралось расчетом. Однако всех ужасно злило, что она не дает повода даже прикрикнуть на нее.