Беляев Сергей Михайлович. Приключения Сэмюэля Пингля

   Теперь я позволил себе улыбнуться: "Неужели судьба изменила свое отношение ко мне?"
   - Прошу вас, Сэм, - услыхал я тихий голос Добби.
   В таком же сером костюме, как и мой, Добби стоял в дверях.- Вы производите благоприятное впечатление. Идемте.
   От него шел приятный аромат лаванды, а глаза блестели совсем не мрачно.
   И когда он ввел меня в столовую, где на круглом столе в аппетитном беспорядке расположились вазы с фруктами, тарелки с хлебом, маслом, паштетами и тут же примостился булькающий кофейник на спиртовке, мне показалось, что я брежу. Может быть, в действительности-то я уже нырнул с булыжниками на дно канала, пускаю пузыри с глубины пятнадцати футов и все это чудится мне перед смертью? Или я валяюсь в ночлежке при капелле святого Духа и мне все это снится?
   Незаметно я изо всей силы до боли ущипнул себя за ухо.
   - Садитесь, - предложил Добби. - Насыщайтесь. Эта пища - реальность. Вина нет - сам не пью и другим не советую.
   Я не заставил себя упрашивать. О боже мой и святой Фома! Простите меня, грешного! За ушами у меня трещало так, как будто все эшуорфские мельницы, водяные и ветряные, решили перемолоть годовой урожай ячменя сразу в один вечер. Когда же я вонзил зубы в бесподобную упругость сваренного вкрутую горячего яйца, мне захотелось плакать от умиления. Никогда не подозревал я, что человеческий желудок может зараз вместить такое количество пищи. Как самум, мой аппетит смел угощение. На тарелках, правда, кое-что осталось, но я откинулся на спинку стула в легком изнеможении, чувствуя блаженную тяжесть в желудке и сознавая, что надо быть благоразумным и соблюдать умеренность после столь долгого поста.
   - Очень благодарен вам, сэр, - произнес я, допив кофе и сложив салфетку.
   Добби любезно предложил мне сигарету. По его безмолвному взгляду я понял, что, не дожидаясь приглашения, должен рассказать ему о себе. Очевидно, чудаковатого хозяина чем-то заинтересовала моя особа и он хочет знать, кого привел к себе в дом. Я не имел права отказать ему и обязан был платить за оказанное мне гостеприимство.
   Неожиданная мысль, как джирра из-под куста, вползла мне в голову: "А вдруг этот чудак расспросит, выслушает все мои злоключения и скажет: "Ну, голубчик, теперь мы с тобой квиты. Ты покушал за рассказы, забирай сново свои лохмотья и убирайся"? Зачем рассказывать каждому, кто бросит тебе кусок, свою жизнь? Разве он может понять, что вина моя лишь в том, что никому не нужно мое образование? А, пусть выгоняет!.."
   Но за джиррами ползли другие, ядовитые, как лахезис, мысли: "Как? Очутиться сейчас снова одному? Под дождем? В овраге?"
   Я содрогнулся, как собачонка, которую собираются ударить неизвестно за что.
   И я рассказал Добби не всю правду, а только про детство, про родной городок, не называя Эшуорфа, и про то, что мне пришлось пуститься в странствия в поисках счастья, так как отец был беден.
   Часы пробили полночь. Добби докурил трубку и положил ее в пепельницу. Дымок тонкой умирающей струйкой поднимался к абажуру висевшей над столом лампы. Хозяин встал, сделал несколько шагов в пространстве между окном и круглым столом. Табачный слоистый дым колебался, и голова Добби с растрепанной бородой и шевелюрой плавала над этими сизыми облаками.
   - Вот что, Сэм, - наконец сказал Добби.-Кажется, вы подходящий человек для меня.
   - К вашим услугам, сэр, - склонил я голову, - Располагайте МНОЮ.
   Добби в упор строгими глазами посмотрел на меня.
   - Мне нужен человек смелый и решительный, беспрекословно повинующийся моим приказаниям, умеющий молчать и не совать свой нос в дела, в которые его не посвящают...
   - Простите, надеюсь, что дела все-таки будут такого рода...
   - Хм... Вы плохо меня поняли. Наверху у меня лаборатория, на дворе в сарае виварий...
   - Змеи?
   - Хм... Какие змеи? Самые обыкновенные лабораторные животные... Кролики, морские свинки, крысы, мыши, кошки, собаки...
   - Простите, сэр. Все-таки, видимо, довольно обширный зоопарк? Я спросил вас потому, что мне приходилось служить сторожем в змеятнике.
   - На Яве?
   - Нет, в Бирме.
   - Не слыхал, не знаю, - покачал головой Добби. - Но это неважно. Если умели сторожить змей, то обслуживать кроликов сумеете и подавно...
   - Постараюсь оправдать ваше доверие, сэр.
   Добби с довольным видом улыбнулся.
   - Надеюсь. Вы будете жить здесь на полном пансионе и получать жалованье. Но обязаны... хм... никуда не отлучаться без моего приказа. Не выходить за пределы решетки, окружающей мою виллу. Понятно? И еще... Вы не должны бриться... Когда понадобится, я буду брить вас собственноручно...
   Это было странно, но на свете мне встречались и не такие чудаки.
   - Что ж, сэр, брейте меня, когда только пожелаете. Согласен и на это, сказал я. - Ведь если кто имеет деньги, то может позволить себе и такое удовольствие.
   - Вы правы, Сэм, - быстро согласился Добби. - А теперь извольте подписать со мной небольшой контракт.
   Он вынул из кармана блокнот и перо.
   Я хотел отказаться, но отступать было поздно.
   - С удовольствием, - пробормотал я и тут только заметил, что чиркаю спичку не тем концом.
   Перо в руках Добби проворно бегало по бумаге.
   - Подписывайте же...-сказал Добби.-Вот... Слушайте: "Деньги каждую субботу... Не имеет права отказываться... Не имеет права бросать работу..." Пишите. Да хватит хотя бы имени "Сэм". Я верю вам.
   Не дослушав, я подписался почти небрежно.
   - Пожалуйста.
   Добби перечитывал контракт.
   Предвкушая сладкое отдохновение после сытного ужина, я слегка зевнул. Сейчас мой новый хозяин пожелает мне спокойной ночи и проводит меня спать.
   - Ну, Сэм, за работу, - сухо произнес Добби, пряча контракт в карман.
   - Как? - разинул я рот.
   - А так, - еще суше сказал Добби. - Я люблю работать по ночам. Извольте пройти в виварий, накормить животных, вычистить клетки. Рабочий халат в сарае. Закройте рот, Сэм, и не спешите удивляться... Хм... Вы забыли о контракте. Не будьте любопытны и не делайте удивленных глаз. Это пока все, чего я от вас требую.
   Зубы мои сами перекусили во рту сигарету пополам. Историйка начинала мне нравиться.
   - Слушаю, сэр, - спокойно вставая, сказал я. - Надеюсь, вы проводите меня?
   Обширный виварий помещался в сарае. Клетки, видимо, чистились не каждый день, и мне сразу пришлось впрячься в грязную работу.
   - Я зайду за вами под утро, - сказал Добби, уходя и захлопывая за собой дверь сарая.
   Ужасно хотелось спать, но нужно было дорожить новым местом.
   Лампы освещали ряды клеток, аккуратно перенумерованных, и я быстро перезнакомился с занятными зверушками. По сравнению с парком "змеиного профессора" это был рай, населенный ангелами.
   Я увлекся работой и не заметил, как настало утро.
   - Пора отдыхать,-раздался голос Добби, вошедшего в виварий. - Сейчас я вам объясню, как их надо кормить.
   Он показал, как надо обращаться с лабораторными животными, помог мне засыпать кормушки и налить воду в поилки.
   - А теперь идите спать, Сэм, - сказал Добби, видимо, довольный моей работой.
   - Да, сэр, я еле таскаю ноги...
   Мы вышли из сарая. Передо мной стояла прелестная вилла с чистым двором, обнесенным высокой железной оградой. Склоны горы, на которой стоял дом, показались мне знакомыми.
   Я шагнул к решетке. Далеко внизу, под крутым скалистым обрывом, на берегу океана под лучами утреннего солнца лежал красивый городок. Это был мой родной Эшуорф.
   IV
   В доме Добби, построенном, видимо, недавно, как раз на площадке над скалой Двух Роз, жил, кроме хозяина
   и меня, еще пожилой слуга Мигли, очень молчаливый, отлично готовивший изысканные блюда. Кормил он на славу, и я всегда с нетерпением ожидал обеда, когда он показывал свое искусство. Особенно удавалось ему сладкое. Тертые каштаны со сливками он делал изумительно.
   Верхний этаж был занят комнатами Добби, который проводил там дни и ночи в полном уединении. На моей обязанности лежало приносить требуемых Добби животных к нему наверх в первую комнату. Что он там проделывал с ними, я не знал. Потом по звонку я опять поднимался, брал корзину с животными и уносил в сарай. Здесь мне работы хватало. Надо было кормить животных по расписанию, утром и вечером взвешивать некоторых кроликов, а результаты докладывать Добби. Так как Мигли был скуп на слова, а Добби я видал только, когда ему хотелось, я подружился с Кипом, прелестным шотландским терьером, большим умницей. Он сопровождал меня из дома до сарая, куда входить считал ниже своего достоинства. Особое презрение возбуждали в нем коты, которые содержались в особой клетке. Надо сказать, что коты и кошки - самые капризные из всех лабораторных животных. Они соглашаются не орать в неволе, только если им дают самое свежее мясо и молоко. Иногда в виварии на них, и притом на всех сразу, нападал дикий приступ тоски, и они так ужасно мяукали, выговаривая, вероятно, проклятия на своем кошачьем языке, что Добби приказывал:
   - Погуляйте с ними по солнышку, Сэм.
   Кипа запирали в кухне, а я выводил на цепочках котов партиями по четыре штуки, следя, чтобы они не вырывались из ошейников.
   Незаметно подкралась зима. Я спокойно работал, хорошо питался и мог, казалось, быть довольным такими сравнительно несложными обязанностями, тем более что еженедельное жалованье я получал аккуратно и прятал его в ночном столике.
   В день выдачи жалованья Добби собственноручно намыливал мне лицо и ловко брил, ни разу не порезав кожи. К сожалению, я не мог полюбоваться результатами работы своего парикмахера, так как во всей вилле не было ни осколка зеркала. Я хотел как-то спросить хозяина, умышленно ли он выбросил зеркала из своего обихода, или это случайность, но инстинктивно почувствовал, что такбй вопрос не понравится ему. Да и какое мне было дело до чудачеств Добби? Относился он ко мне доброжелательно, однако такого мягкого тона и теплой улыбки, как в первый вечер нашего знакомства, я больше не замечал. Вообще он разговаривал со мной мало.
   А я, бесконечно благодарный за свое спасение, всегда старался угодить ему и даже беспокоился о его здоровье. Мне не нравилось его постоянное покашливание.
   Но все же я был одинок и здесь, и вынужденное заключение в усадьбе начало мне надоедать, особенно с того зимнего утра, когда я подошел к решетке там, где она вплотную подходила к краю обрыва. Зимнее солнце скользило внизу по крышам Эшуорфа. Мне нестерпимо захотелось спуститься с гор и побродить по тихим улочкам, зайти в "Нептун" или в "Королевский тигр", погреться у камина и послушать эшуорфские новости. По-прежнему ли философствует однорукий дядюшка? Как живет мой отец? Что поделывает рыжий Эд? А доктор Флит, вероятно, еще больше растолстел...
   Я угадывал смутные очертания улиц Эшуорфа. Вон торчит шпиль церкви, где настоятельствует Иеремия. А за тем холмом должны быть милые моему сердцу домики. Наверное, золотоволосая Мери выросла... А Эдит Уинтер? При одной мысли о ней она вставала передо мной как живая, сердце начинало биться в груди, как жаворонок в клетке...
   Моя прежняя жизнь, Полная приключений, заставила меня присматриваться к окружающему в доме Добби.
   Я освоился с хозяйством этой удивительной виллы. Два ветряка давали электрическую энергию, качали воду из артезианского колодца и приводили в действие моторы, которые гудели в комнатах Добби. Вилла обогревалась электричеством, и Добби как-то похвастался, что все его электрическое хозяйство автоматизировано. Когда аккумуляторы полностью заряжены, ветряки переключаются на перекачку воды.
   Часто, наблюдая, как крысы жадно ели похлебку, сваренную Мигли, я раздумывал о Добби. Ведь думать о хозяине контрактом не запрещалось! Какое мне дело до его занятий? Добби, несомненно, бактериолог. Вчера мы с ним, например, целый вечер были заняты приготовлением питательной среды для разведения микробов. Мигли сварил из телятины прекрасный густой бульон, и я тщательно процеживал его через фильтры, потом стерилизовал в автоклаве, стоявшем в первой комнате наверху. Все как будто в порядке вещей. У "змеиного профессора" мисс Лиз тоже занималась подобной кулинарией. Но зачем этому Добби сидеть в уединении и держать зверинец?
   Догадка пришла сама собой. Вероятно, Добби изобретатель. В Сан-Франциско я видел на экране картину "Таинственный отшельник", и она тогда произвела на меня потрясающее впечатление. Отшельник изобрел средство разрушить атом, чтобы проникнуть в тайну строения материи. В конце кинофильма лаборатория профессора-отшельника взлетела на воздух, а прелестная дочка отшельника, примчавшаяся на аэроплане спасать папашу, благополучно вышла замуж за лаборанта, оказавшегося сыном миллионера. А Добби? Неужели только чудак?
   Как-то на второе за обедом Мигли подал жареную утку с яблоками. Я почему-то заинтересовался, откуда Мигли достал ее. Вообще, каким образом Добби не испытывает нужды ни в чем? Не изобрел ли он средство производить в лаборатории химическим путем жирные сливки, свежие каштаны, настоящих мясистых эшуорфских уток?
   Но дело обстояло гораздо проще.
   Однажды утром, когда я заснул после ночной работы в виварии, меня разбудил ровный шум авто. Осторожно выглянув в окно, я увидел, что какой-то долговязый рыжий парень привез к решетчатым воротам виллы тюки, ящики, бидоны, сложил их у ворот и уехал. Потом ворота открылись. Мигли подъехал на автокаре быстро сложил привезенное и скрылся за углом - вероятно, повез к кухне. Я толкнулся в дверь. Но моя комната была заперта снаружи. Это мне не понравилось и заставило насторожиться.
   Я постучал. Мигли отпер не сразу, проворчав, что не знал о моем возвращении из вивария.
   В течение ближайших дней я мог заметить, что Мигли, по-видимому, спускался в город по утрам и возвращался оттуда до моего пробуждения.
   Как будто ничего не происходило в нашей размеренной жизни. Раз Добби застал меня смотрящим сквозь решетку на Эшуорф и сказал:
   - Контракт кончится через полгода. Тогда можете отправляться, куда вам угодно, Сэм.
   - Мне иногда бывает грустно, сэр, - сознался я.
   - Хм... понимаю, - ответил Добби. - Но таковы условия... Впрочем, я сам уже порядочно устал от моего затворничества. Знаете, не совершить ли нам завтра прогулку по горам? Они красивы, не правда ли?
   И вот мы перешагнули порог железной калитки.
   - Будьте моим проводником, Сэм, - сказал Добби, сделав сотню шагов и подойдя к обрывистому краю площадки. - Меня не интересует побережье... Таких городков, как Эшуорф, очень много в нашей стране. А вот горы... Хм... Мне думается, Сэм, что вы родились поблизости отсюда.
   - Да, сэр.
   - И вы, может быть, знаете, куда ведет эта тропинка? Среди терновника вверх поднималась крутая тропинка, которую я знавал еще, когда здесь не было виллы.
   - Это Черный Холм, - сказал я, думая некоторой откровенностью замаскировать свое основное желание ближе познакомиться с Добби.- За холмом пойдет старая дорога к шахтам.
   - Если это не очень далеко, то ведите туда, Сэм, проговорил Добби. - Я думаю, оттуда откроется более широкий вид..
   - Вы правы, сэр, - согласился я, сворачивая на каменистую тропу.
   С вершины Черного Холма мы любовались широким бурным океаном и красивым побережьем, обрамленным густой лентой белопенного прибоя. Скала Двух Роз торчала далеко внизу и теперь казалась серым пятнышком. Густые облака медленно плыли над океаном, образуя причудливые силуэты. Сосновые купы у горы Шарпи и лес Патрика темно-зелеными каскадами сбегали вдали к берегу. Стоял конец зимы, и прохладный ветер в сочетании с теплотой солнечных лучей был приятен. Какая чудесная картина развертывалась передо мной! И какая очаровательная тут тишина! Только сухие кусты шуршат от легких порывов ветра.
   Добби, заложив руки за спину, прохаживался по вершине холма. Иногда он ударял ногой по придорожному камешку и слушал, как он шумит, скатываясь вниз. Это занятие, кажется, забавляло его. Он о чем-то напряженно думал. А я любовался картинами природы.
   "Как прекрасна моя родина!-сказал я себе.-Вид отсюда лучше, чем у знаменитых "Вoрот в Индию". Здесь красивее, чем на Цейлоне и в Калифорнии..."
   Вспомнились низкие, сумрачные берега- Южной Африки, зной Мексики и душные заросли владений ДанбиГанджа...
   Острокрылая большая птица пролетела над моей головой и хищно вскрикнула позади меня. Она охотилась за какой-то пичужкой, таившейся в кустах. Я обернулся. Добби сидел на обломке скалы и внимательно смотрел в противоположную от океана сторону.
   - Сэм, сюда, - поманил он меня.
   - К вашим услугам, сэр, - приблизился я.
   - Что за этим оврагом? - спросил он, показывая на дальние холмы.
   "А, он хочет проверить меня, правду ли я сказал, что родом отсюда", подумалось мне, и я удовлетворил любопытство хозяина:
   - Там еще несколько оврагов, но не таких узких, как тоннель Фомы. Потом, видите, тропа огибает холм святой Девы и углубляется в горы. Там старая дорога и брошенные шахты...
   - Хм... Вы, может быть, знаете что-нибудь о шахтах?
   Я не готовился к экзамену по истории шахт Эшуорфа.
   Но отец кое-что при мне рассказывал матери и дядюшке о тяжбах каких-то акционеров. Пожав плечами, я ответил:
   - Говорили, что когда-то уголь лежал здесь на поверхности очень мощными пластами. В течение сотен лет они были разработаны. За последние полтораста лет владельцы копей уже углубили шахты в толщу гор. Однако чем ниже спускались забои, тем хуже становится качество угля, и добывать его стало нерентабельно. На моей памяти, сэр, заброшены шахты у леса Патрика и выше. А те дальние шахты заброшены очень давно. У нас в Эшуорфе никто и не помнит о них...
   - Хм... невесело, - заметил Добби, как бы отвечая моим мыслям.
   А мне в тот момент припоминались смутные картины детства. Зимвй в Эшуорфе бедные женщины предместья отправлялись к старым копям с большими корзинами.
   Там они подолгу рылись в угольных отвалах, в черной пыли, перемешанной с тающим снегом, и выбирали кусочки угля. Сгибаясь под тяжелой ношей, женщины сгорбленными силуэтами спускались с холмов к своим домашним очагам. С нашей улицы был виден этот путь черных фигур на фоне белых, заснеженных холмов, а под вечер мирный дымок над домами предместья...
   - Вы драгоценный человек, Сэм, - дружелюбно сказал Добби, поднимаясь. - Вы об этих местах знаете больше меня. А я всю жизнь прожил на севере и вот только под старость лет перебрался сюда, поближе к солнцу. Ну, идемте домой... Здесь стало свежеть...
   V
   На другой день после прогулки у меня страшно разболелась голова.
   - А ведь вы простудились, Сэм, - заметил Добби, видя, что за обедом я почти ничего не ем. - Чего доброго, у вас приступ лихорадки или грипп...
   - Я никогда ничем не хворал, сэр, - пробормотал я, чувствуя легкий озноб.-Впрочем, простите... Однажды в Индии я попал в зачумленное селение...
   И тут я в кратких словах рассказал о прививке Мильройса.
   - Мильройс, как же... - с удовольствием отозвался Добби, - читал его работы о змеях. Большой знаток, но коммерсант. Кажется, он составил состояние на противоя. днях и живет где-то в колониях припеваючи... Ну, идите к себе, Сэм. Я дам вам порошки, и завтра вы будете здоровы.
   - Вы доктор, сэр? - спросил я, лежа у себя в комнате и проглатывая порошок, принесенный мне хозяином.
   - Да, я имею врачебный диплом, но давно уже оставил практическую деятельность, - ответил Добби. - Постарайтесь уснуть, Сэм. Мигли принесет вам грелки к ногам. Он же управится без вас в виварии... Спокойного выздоровления, Сэм.
   К обеду я проснулся, проспав почти сутки, ощущая приятную свежесть в голове и звериный аппетит.
   - Благодарю вас, сэр, - сказал я, усаживаясь за стол напротив Добби Чувствую себя превосходно...
   - Он выглядит таким бледным, что, наверное, у него желтая лихорадка, угрюмо проворчал Мигли, разливая бульон.
   - Помолчите, Мигли,- заметил Добби.-У Сэма небольшое малокровие, только и всего. Я охотно помогу ему избавиться ог этого...
   После обеда Добби пригласил меня к себе наверх. Он провел меня через первую комнату в свой кабинет, вставленный книжными шкафами, и я в восхищении мог только сказать:
   - О, сэр!
   - Ну-ка, садитесь, Сэм, - предложил мне Добби, - и расскажите о себе... Хм... Мне сдается, что вы обладаете многими достоинствами, которые отнюдь не следует скрывать от меня...
   - Пожалуй, вы правы, сэр... - отозвался я, смотря, как он раскуривал свою трубку, готовясь слушать меня. История слишком длинна, чтобы начинать ее со дня рождения. Но, кажется, мне в жизни везет на лаборатории. Профессор Мильройс был очень добр ко мне и собгрaлся сделать из меня лаборанта. Но, увы, судьба все время шутит со мной...
   Я рассказал Добби о змеиной станции, o Мильройсe, движимый исключительно желанием вернуться на родину.
   - Хм... Так вы жили в Индии и Бирме? - воскликнул Добби. - Ну, тогда желтой лихорадкой вы хворали, наверное. Знаете, курс впрыскиваний был бы для вас очень кстати. А то в здешнем климате лихорадка вернется и окoнчaтельно измучит вас. Пройдемте-ка ко мне...
   И Добби ввел меня в третью комнату.
   - Это место моей работы и отдыха.
   Это была чудесная светлая комната. На одном лабораторном столе помещались подставки для колб и склянки с разноцветными жидкостями, на другом-пробирки. Гермостат на стене напомнил мне лабораторию Мильройса, и я осматривaл это помещение взглядом человека, который разбирaется в окружающей обстановке. В простенке стоял шкаф с лабораторными принадлежностями. На окнах чинно расположились горшки с самыми на первый взгляд простенькими растеньицами. В углу стоял стол с привинченной к нему центрифугой. Над столом висел шкафчик. На дверцах были написаны две крупные буквы:
   "э. м."
   - Мне здесь очень нравится, сэр,-сказал я, осматриваясь вокруг. - Только я не вижу микроскопий.
   - Хм... Микроскопы нужны бактериологам. Они рассматривают заразных микробов,-отозвался Добби.-А я имею дело с возбудителями, которых не видно через микроскоп.
   - Вирусы? - воскликнул я.
   Добби прищурился с серьезным видом.
   - Ого, Сэм!.. Вы, кажется, недаром проводили время у этого... Мильройса. Что ж, он сидел, все время глядя в микроскоп? - насмешливо спросил Добби.
   - Я бы не сказал этого, - серьезно ответил я на насмешку Добби, считая нужным заступиться за своего доброго профессора. - Но странно видеть лабораторию без микроскопов.
   - Ну, знаете, Сэм, даже усовершенствованный микроскоп слишком примитивен для изучения вирусов. Он будет смешон здесь, как театральный бинокль в руках астронома, который бы вздумал с помощью его изучать, скажем, строение спектра звезд Арктура или Капеллы...
   - Никогда профессор Мильройс не казался мне смешным.- сo скрытoй обидой медленно прoизнес я.
   - Вы не понимаете шуток, Сэм, - сдвинул брови Добби. - И похоже, что вы обиделись за своего Мильройса.
   Но, судя по вашим словам, этот специалист был заинтересован, чтобы пресмыкающиеся на его змеиной ферме не болели. Может быть, он и наблюдал вирусные болезни у змей. Вы не знаете? Во всяком случае, oн предусматривал именно этo, когда знакомил вас с книжкой о вирусах.
   Добби подошел к окну и показал рукой на горшки с растениями.
   - Изучение вирусов начинается с внимательного наблюдения над заболевшими растениями. Сравнивают их со здоровыми экземплярами. Следят за развитием болезни. Смотрите, вот молодое здоровое растение - табак. А вот больной мозаикой экземпляр.
   Картина пораженных мозаикой листьев табака была мне знакома. Добби объяснял дальше:
   - А вот помидор. Здесь здоровое растение. Смотрите, какие красивые листья. А что на этом, больном экземпляре? Где листья? Они превратились в нити. Разве вы узнаете в этом растении овес? Какие странные образования вместо колосков! Это вирусное заболевание, которое называется "закукливание".
   Добби вынул две фотографии. Сначала показал одну.
   - Что это такое?
   Я прочел подпись внизу.
   - "Сахарный тростник".
   - Да, обратите внимание, как стройно поднимаются высокие тростники. В них содержится сахарный сок. Из-за него и разводят сахарные плантации... Но вот сахарная плантация подверглась заражению вирусом...
   И Добби показал мне другую фотoграфию.
   - Но это же не сахарный тростник!-воскликнул я.
   На фото я увидел какие-то кусты с травянистыми листьями. Никаких стройных тростинок не было и в помине.
   - Нет, это самый подлинный сахарный тростник, но только пoаженный особым вирусом. Под влиянием его рост тростинок угнетен...
   Коллекция фотографий показала мне ряд растений, пораженных разными вирусами.
   - Какой общий вывод надо сделать из виденного? - спросил меня Добби.
   - Не знаю, - чистосердечно признался я.
   - А тот вывод, - ответил Добби, - что вирусы глубоко воздействуют на внешний облик пораженного растения, на его формообразование. Поглядите на это растение... На нем под влиянием вируса начали вырастать листья из листьев.
   Действительно, странно было видеть лист, покрытый маленькими листиками. С фото смотрели на меня больные растения с искривленными стеблями, изуродованными листьями. Странные, искривленные цветы словно застыли в молчаливом страдании. Фантастические очертания их лепестков, печальная траурная расцветка - все это придавало им очень своеобразный вид.
   - Когда-нибудь мы поговорим подробнее, - сказал Добби, пряча фото в стол.
   Потам он вымыл руки и подошел ко мне:
   - А теперь давайте-ка мне вашу руку, Сэм...
   Добби взял шприц.
   - Нет, нет, сэр, не беспокойтесь, пожалуйста,-спрятал я руки за спину. - Я чувствую себя отлично.
   - Как хотите, - серьезно сказал Добби. - Но я редко ошибаюсь в диагнозе...