Страница:
— — Прежде всего … э … я хочу, как говорится … — Адвокат на мгновение задумался, будто забыв нужное слово, — извиниться за то, как с вами обращались в … этой, как ее, Регистратуре … Уж сколько мы, адвокаты, протестов и жалоб на них переписали, а толку, так сказать, чуть … Вам «Обращение к регистрируемому» прочитали?
— — Нет.
— — Я так и знал! — захлебнулся возмущением Адвокат. — А Правом … как его? … Трех Вопросов воспользоваться удалось?
— — Не удалось.
— — Слов у меня нет! Так сказать, нету слов, нету … — он вскочил на ноги и, тряся животом, забегал по кабинету (развязанные шнурки на его ботинках волочились по полу). — Ну сколько раз, сколько раз, так сказать … сколько можно …
Он зацепил стопку лежавших на столе книг, и те обрушились на пол.
— — Ну, хоть теперь все, так сказать … э … как следует будет, — у Адвоката была странная привычка акцентировать ничего не значащие слова. — Сейчас мы на них, как говорится, жалобу напишем … — Он плюхнулся на стул и начал яростно рыться в ящиках стола — видимо, в поисках бумаги.
— — Не надо. — твердо сказал Франц.
— — Как — не надо?! Почему — не надо? Так сказать …
— — Прошу вас … ведь это от меня зависит? — на всякий случай спросил Франц. — Писать или не писать — это я решаю?
— — Вы … да только …
— — Тогда — не надо. — И, чтобы было понятнее, с нажимом добавил, — Так сказать.
— — Не надо? Ну, не надо — так не надо. — неожиданно легко согласился Адвокат. — Давайте, как говорится … э … займемся делами насущными … План, так сказать, действий продумаем … э … Вы как считаете?
— — Давайте. — с сомнением согласился Франц.
— — Завтра вас, как говорится, э … следователь на первый допрос вызовет. Он … того … дело на вас подготовит, а потом в Прокуратуру Второго Яруса передаст, так сказать … Ну а я, как говорится … вам помогать буду … ежели что не так, так мы сразу … э, как ее … жалобу … э … напишем …
— — Где принимает следователь?
— — Э … да здесь же, как говорится, и принимает … так сказать, помещений не хватает … вот мы с Прокуратурой и чередуемся … сегодня, как говорится, мы, адвокаты, а завтра во всем, э … как его … ну, здании, следователи принимать будут … э … помещений не хва…
— — Где находится Второй Ярус?
— — Наверху, так сказать, находится … — Адвокат потыкал для наглядности пальцем в потолок, — Лифт туда ходит … лифт … и по этому … по телефону позвонить можно … то есть, я или следователь можем, ну а … подследственные … того … им нельзя, вы уж извините за такое неравноправие …
— — В чем меня обвиняют?
— — Э … как это? — растерялся Адвокат, — Да ни в чем таком особенном … Как говорится, материал следователь собирает: как жили, так сказать, и чего мол теперь с вами делать … то есть, чего делать — это уж Суд, конечно, решает, а не следователь … Потом будет решать, значит …
Под напором вопросов простодушный Адвокат явно растерялся — нужно было ковать железо, пока горячо.
— — Когда будет Суд?
— — Вот уж … как говорится … не могу даже сказать … Да на одном только нашем Ярусе следствие, значит, и неделю, и месяц может … того … продолжаться, или целых шесть … А то и вообще Прокуратура решит следствие приостановить …
— — Что бывает с теми, против которых следствие приостановлено?
— — А ничего … Здесь, на Первом, как говорится, Ярусе и остаются … Я вот так в свое время остался …
— — Где происходит Суд?
— — Не знаю, так сказать … э … не знаю … Может, на Втором Ярусе, а может, и на Третьем … Может, и еще выше … Они по телефону не очень-то на вопросы отвечают … Э-э … — Адвокат было раскрыл рот, чтобы продолжить, но Франц перебил его.
— — О чем будет спрашивать следователь?
— — Э-э … о всяком …
— — Можете привести пример?
— — Нет. — впервые ответ Адвоката прозвучал твердо.
— — Откуда к следователю поступают сведения? Только от меня, или еще откуда-нибудь?
— — Как это «откуда-нибудь»? Что это вы имеете … э … в виду? — Адвокат неожиданно оскорбился, — Я Прокуратуре о своих клиентах информацию … как говорится … никогда не давал … Да как же вы … э …
— — Я имел в виду не вас. — с досадой оборвал его Франц, — Ну, скажем, свидетельские показания или вещественные доказательства какие-нибудь …
— — А-а, — мгновенно остыл Адвокат, — от свидетелей, говорите … от свидетелей, может, и берут … эту, как ее … информацию. — и неожиданно лаконично заключил, — Не знаю.
«Господи, что б его такое попроще спросить …» — подумал Франц.
— — Что содержалось в «Обращении», которое мне так и не зачитали в Регистратуре?
— — Не могу сказать … — по толстому лицу Адвоката разлилось выражение беспомощного идиотизма.
— — Почему?
— — Так его и мне самому … э-э … не зачитали … — он с удивлением выпучил близорукие поросячьи глазки и с расстановкой повторил, — Не за-чи-та-ли … ну, надо же!
«Хватит.» — подумал Франц и встал.
— — Спасибо за консультацию.
Адвокат вскочил из-за стола и заметался по комнате, наступая на развязанные шнурки. — Пожалуйста … пожалуйста! А после первого, как говорится … э … допроса … опять ко мне … — он прижал толстые короткопалые ручки к сердцу, — Ежели, как говорится, что не так … ежели он вас … обижать станет, так мы тогда сразу … э … жалобу и напишем, — Адвокат вился вокруг пятившегося к двери Франца, — жалобу или протест … На то мы, адвокаты, так сказать, и поставлены …
Не слушая его, Франц вышел в коридор. Ситуация была ясна: единственная надежда — это Таня. «Господи, а если она куда-нибудь запропастилась, пока я ходил?» — с ужасом подумал он и бегом бросился к лифту.
— — Нет.
— — Я так и знал! — захлебнулся возмущением Адвокат. — А Правом … как его? … Трех Вопросов воспользоваться удалось?
— — Не удалось.
— — Слов у меня нет! Так сказать, нету слов, нету … — он вскочил на ноги и, тряся животом, забегал по кабинету (развязанные шнурки на его ботинках волочились по полу). — Ну сколько раз, сколько раз, так сказать … сколько можно …
Он зацепил стопку лежавших на столе книг, и те обрушились на пол.
— — Ну, хоть теперь все, так сказать … э … как следует будет, — у Адвоката была странная привычка акцентировать ничего не значащие слова. — Сейчас мы на них, как говорится, жалобу напишем … — Он плюхнулся на стул и начал яростно рыться в ящиках стола — видимо, в поисках бумаги.
— — Не надо. — твердо сказал Франц.
— — Как — не надо?! Почему — не надо? Так сказать …
— — Прошу вас … ведь это от меня зависит? — на всякий случай спросил Франц. — Писать или не писать — это я решаю?
— — Вы … да только …
— — Тогда — не надо. — И, чтобы было понятнее, с нажимом добавил, — Так сказать.
— — Не надо? Ну, не надо — так не надо. — неожиданно легко согласился Адвокат. — Давайте, как говорится … э … займемся делами насущными … План, так сказать, действий продумаем … э … Вы как считаете?
— — Давайте. — с сомнением согласился Франц.
— — Завтра вас, как говорится, э … следователь на первый допрос вызовет. Он … того … дело на вас подготовит, а потом в Прокуратуру Второго Яруса передаст, так сказать … Ну а я, как говорится … вам помогать буду … ежели что не так, так мы сразу … э, как ее … жалобу … э … напишем …
— — Где принимает следователь?
— — Э … да здесь же, как говорится, и принимает … так сказать, помещений не хватает … вот мы с Прокуратурой и чередуемся … сегодня, как говорится, мы, адвокаты, а завтра во всем, э … как его … ну, здании, следователи принимать будут … э … помещений не хва…
— — Где находится Второй Ярус?
— — Наверху, так сказать, находится … — Адвокат потыкал для наглядности пальцем в потолок, — Лифт туда ходит … лифт … и по этому … по телефону позвонить можно … то есть, я или следователь можем, ну а … подследственные … того … им нельзя, вы уж извините за такое неравноправие …
— — В чем меня обвиняют?
— — Э … как это? — растерялся Адвокат, — Да ни в чем таком особенном … Как говорится, материал следователь собирает: как жили, так сказать, и чего мол теперь с вами делать … то есть, чего делать — это уж Суд, конечно, решает, а не следователь … Потом будет решать, значит …
Под напором вопросов простодушный Адвокат явно растерялся — нужно было ковать железо, пока горячо.
— — Когда будет Суд?
— — Вот уж … как говорится … не могу даже сказать … Да на одном только нашем Ярусе следствие, значит, и неделю, и месяц может … того … продолжаться, или целых шесть … А то и вообще Прокуратура решит следствие приостановить …
— — Что бывает с теми, против которых следствие приостановлено?
— — А ничего … Здесь, на Первом, как говорится, Ярусе и остаются … Я вот так в свое время остался …
— — Где происходит Суд?
— — Не знаю, так сказать … э … не знаю … Может, на Втором Ярусе, а может, и на Третьем … Может, и еще выше … Они по телефону не очень-то на вопросы отвечают … Э-э … — Адвокат было раскрыл рот, чтобы продолжить, но Франц перебил его.
— — О чем будет спрашивать следователь?
— — Э-э … о всяком …
— — Можете привести пример?
— — Нет. — впервые ответ Адвоката прозвучал твердо.
— — Откуда к следователю поступают сведения? Только от меня, или еще откуда-нибудь?
— — Как это «откуда-нибудь»? Что это вы имеете … э … в виду? — Адвокат неожиданно оскорбился, — Я Прокуратуре о своих клиентах информацию … как говорится … никогда не давал … Да как же вы … э …
— — Я имел в виду не вас. — с досадой оборвал его Франц, — Ну, скажем, свидетельские показания или вещественные доказательства какие-нибудь …
— — А-а, — мгновенно остыл Адвокат, — от свидетелей, говорите … от свидетелей, может, и берут … эту, как ее … информацию. — и неожиданно лаконично заключил, — Не знаю.
«Господи, что б его такое попроще спросить …» — подумал Франц.
— — Что содержалось в «Обращении», которое мне так и не зачитали в Регистратуре?
— — Не могу сказать … — по толстому лицу Адвоката разлилось выражение беспомощного идиотизма.
— — Почему?
— — Так его и мне самому … э-э … не зачитали … — он с удивлением выпучил близорукие поросячьи глазки и с расстановкой повторил, — Не за-чи-та-ли … ну, надо же!
«Хватит.» — подумал Франц и встал.
— — Спасибо за консультацию.
Адвокат вскочил из-за стола и заметался по комнате, наступая на развязанные шнурки. — Пожалуйста … пожалуйста! А после первого, как говорится … э … допроса … опять ко мне … — он прижал толстые короткопалые ручки к сердцу, — Ежели, как говорится, что не так … ежели он вас … обижать станет, так мы тогда сразу … э … жалобу и напишем, — Адвокат вился вокруг пятившегося к двери Франца, — жалобу или протест … На то мы, адвокаты, так сказать, и поставлены …
Не слушая его, Франц вышел в коридор. Ситуация была ясна: единственная надежда — это Таня. «Господи, а если она куда-нибудь запропастилась, пока я ходил?» — с ужасом подумал он и бегом бросился к лифту.
5. Таня: Вопросы и ответы
Таня никуда не запропастилась, Франц нашел ее на том же самом месте — за конторкой на первом этаже Общежития.
— — А-а, вернулись … — она улыбнулась, — Ну, как вам Адвокат?
— — Так же, как и все остальные.
— — Понятно. Есть хотите?
— — Да! — с чувством сказал Франц. Он вдруг осознал, что не ел уже около суток.
— — Тогда пошли на кухню
Таня встала со стула и вышла из-за конторки.
— — Кстати: в том конце коридора, — она показала рукой, — кухня и столовая; там — прачечная, кладовка и почтовая комната. Как поедим, идите в кладовку, наберите себе одежды, какая нужна … ну, там, сорочки, носовые платки, белье … Если нужен еще один свитер или, скажем, костюм — завтра пойдете и купите в магазине.
— — На что?
— — Здешние деньги называются «монеты» — глупое название, правда? Безработные получают пособие, вы — как подследственный в активной фазе следствия — больше тысячи монет в две недели. Деньги можете взять уже сегодня — банк здесь только один, идите в любое ночное отделение. А вообще пособие будут переводить на ваш счет через неделю на вторую, начиная со вчерашнего дня.
Она объясняла это на ходу, ведя Франца по коридору. Кухня оказалась второй по счету дверью слева (окна в стене справа смотрели в парк).
— — Так, — деловито сказала Таня, — все маленькое, — она указала на плиту, микроволновую печь, посудомойку и холодильник, — принадлежат «ночным», то есть, нам с вами; все большое — «дневным». Посуда — общая, лежит вон в том шкафу. Что еще … да, продукты здесь, вообще-то, по телефону заказывают, но на сегодня я для вас гуся зажарила — знала, что времени не будет, и вообще …
— — Спасибо большое! — растрогался Франц.
Гусь ждал их в разогретом виде в духовке. Захватив его, посуду, а также бутылку вина из холодильника, они прошли сквозь соединительную дверь в столовую — большую комнату, заставленную столиками на четверых под бордовыми скатертями. На каждом столике стояла вазочка с искусственными цветами и маленькая настольная лампа в вишневом матерчатом абажуре. На стенах висели рисунки, изображавшие старые дома или странных людей. Франц, впрочем, не очень-то мог их рассмотреть — свет лампы на столе отодвигал темноту не более чем на три метра в радиусе.
Таня аккуратно разрезала гуся на большие куски и разложила по тарелкам, Франц откупорил вино и налил по полному бокалу. Они одновременно подняли глаза и посмотрели друг на друга.
— — За встречу?
— — За встречу.
Трепеща от нетерпения, Франц отпил глоток вина и вонзил вилку в покрытую хрустящей корочкой гусиную ножку; «М-м-м!» — подумал он. Некоторое время они молча ели, стуча вилками и ножами, потом он с сожалением оторвался от своей тарелки и посмотрел на Таню — он же хотел распросить ее как следует …
— — Знаете, что мне кажется здесь самым непонятным? То, что я все еще ощущаю себя хозяином своей жизни. — он отложил вилку в сторону, — Что будет, к примеру, если я заберусь сейчас на крышу небоскреба и брошусь вниз?
— — Разобъетесь насмерть.
— — То есть как это, насмерть? Да ведь я уже на том свете!
— — Не могу вам этого объяснить. Знаю только, что и боль, и болезни здесь существуют, — а значит, и смерть тоже должна. — Таня на мгновение задумалась, — Вот только, что делается с душой умершего, не знаю. Может, после этого мира еще какой-нибудь будет?… Или, например, полное забвение?… — она замолчала.
На стене громко тикали массивные бронзовые часы.
— — Сколько дневных живет в Общежитии?
— — Не знаю — я их не видела ни разу. Судя по количеству жилых комнат — человек двадцать-тридцать.
— — Как так не видели? — удивился он, — Должны же вы хоть иногда с ними встречаться?
— — Должна. — Таня ела, аккуратно отрезая маленькие кусочки гусятины. — Но не встречаюсь.
— — Так откуда ж вы знаете, что они вообще существуют?
— — Я их чувствую … — она запнулась, не зная, как объяснить, — И посуду на кухне они с места на место переставляют.
«Интуитивное мышление женщины …» — подумал Франц.
— — А что люди здесь вообще делают?
— — Работают большей частью. А подследственные в активной фазе следствия — те к следователю и адвокату ходят. Попеременно.
— — А в выходные, праздники?
— — Праздников здесь не бывает. В выходные можно пойти в кино, в театр … или за город поехать. Здесь природа очень красивая и, главное, разнообразная: на восток от Города — море, на запад горы, за горами лес … Я вас когда-нибудь в горы свожу, — Таня улыбнулась, — очень люблю туда ездить …
— — Подождите, — остановил ее Франц, — мы с вами находимся на Земле?
— — Да. — Таня кивнула головой. — Но на какой-то другой … не на той, что раньше.
— — Что находится за лесом и морем?
— — Не знаю.
— — Как так не знаете?
— — Так: добраться туда невозможно, а спросить не у кого — никто не знает.
— — А что на севере и юге?
— — На север и юг Город бесконечен.
«Господи, с ума ведь можно сойти.» — подумал Франц.
— — И давно вы уже здесь?
— — Почти год. Следствие против меня приостановили очень быстро, на вторую неделю. С тех пор работаю.
— — Где?
— — В архитектурном отделе Магистратуры на полставки. А на вторые пол — рисую. — Она махнула в сторону картин, висевших на стене. — В последнее время стали хорошо покупать.
— — В архитектурном отделе … — повторил Франц, — И что же вы в архитектурном отделе делаете, если не секрет?
— — Черчу. — Таня отпила из своего бокала, — они мне оставляют словесные описания и черновики с размерами, а я им начисто вычерчиваю, отмываю и расцвечиваю … Зайца один раз пририсовала … — неожиданно добавила она.
— — Какого зайца? — заинтересовался Франц.
— — Дали мне загородный дом чертить, нудный, как спичечная коробка, так я на генеральном плане в углу зайца нарисовала: как он на задних лапках сидит, а передними умывается.
— — И что?
— — Ничего, сошло … Видно, не заметили.
— — Кто «не заметили»? — Франц сформулировал, наконец, правильный вопрос. — Начальник, например, у вас кто?
— — Не знаю, я во всем Отделе единственная ночная служащая. — и, видя, что он не понимает, Таня объяснила, — Каждый понедельник я нахожу у себя на рабочем столе конверт с инструкциями на неделю, а сделанную работу по пятницам отношу в кабинет 825. — Она помолчала, а потом с выражением безнадежности в голосе добавила, — Уж не знаю, что они потом с моими чертежами делают.
— — Н-да … — растерянно протянул Франц, — А как вы эту работу нашли?
— — По объявлению в газете.
— — Здесь и газеты есть? — удивился он.
— — Газета. — поправила Таня. — Называется «Ежевечерний Листок Первого Яруса», я вам потом покажу … Гуся добавки не хотите?
— — Спасибо. — рассеянно отвечал Франц, подставляя тарелку. — Ну, ладно, с работой более или менее понятно … то есть, понятно, что ничего не понятно … А как вы продаете свои картины?
— — Частно. Через маленькую галерею в центре Города.
— — Кто хозяин?
— — Старый француз, очень смешной … производит впечатление полного безумца.
— — А покупатели кто, тоже безумцы?
— — Скорее всего … — и, видя, что он хочет задать очередной вопрос, она добавила, — Знаете, Франц, вы тут напрасно … как бы это сказать … человеческий смысл ищете — его здесь нет. А тот, который есть, того человеку не понять. Его только принять можно … И чем раньше вы примете, что окружающие для вас все равно что сумасшедшие, тем лучше будет, — на этом, как ни странно, тоже отношения строить можно.
— — А вы тоже сумасшедшая?
Таня рассмеялась.
— — Я — другое дело. — она помялась, понимая, что сказанное требует разьяснений, но почему-то не решаясь говорить. — Я, видимо, ваш «партнер». — наконец выговорила она и, по-детски покраснев, стала сбивчиво объяснять, — У меня есть теория, что здешние люди кажутся друг дружке безумцами не потому, что они действительно безумны, а потому, что живут как бы в перпендикулярных плоскостях — и оттого не понимают друг друга. Да что там говорить … ведь и живые люди часто друг друга не понимают, а уж здесь-то все это до последней крайности доведено. — она поерзала на стуле, — А чтобы человек на самом деле от одиночества не рехнулся, они посылают … или сводят … уж не знаю, как сказать … — она смутилась окончательно, — близких по типу людей вместе. То есть, это я так думаю …
— — Ладно. — согласился Франц, — Допустим, что все официальные лица живут, как вы выражаетесь, в «перпендикулярных плоскостях». Но остальные-то люди, люди на улице, они что — тоже перпендикулярные?… Скажем, если я с кем-нибудь в метро заговорю?
— — Я один раз попробовала. — усмехнулась Таня.
— — И что?
— — Вспоминать не хочется. — По ее лицу пробежала тень давно пережитой обиды.
— — Значит, по-вашему, мы с вами всем остальным тоже кажемся безумцами?
— — Думаю, да.
В течение нескольких секунд Франц обдумывал полученную информацию. Потом задал следующий вопрос.
— — Вот вы уже почти год здесь и все время без «партнера» — как это в вашу теорию укладывается?
— — Не весь год без партнера. — она подняла глаза и посмотрела ему в лицо. — Можно я потом вам об этом расскажу?
И Франц понял, что вопросы в этом направлении следует прекратить.
— — Конечно-конечно, извините … — торопливо согласился он и сменил тему. — А адвокат у вас, значит, хороший был — раз следствие так быстро приостановили?
— — Адвокат у меня был тот же, что и у вас, — ответила Таня, — он всех ночных подследственных в нашем Общежитии обслуживает. Никакой помощи я от него не получила.
— — А следователь — он тоже на всех ночных в этом Общежитии один?
— — Один.
Таня отпила из своего бокала.
— — Что он за человек, на что похож?
Она неожиданно рассмеялась.
— — Сами потом увидите — не хочу лишать приятного сюрприза.
— — А какие вопросы задает?
— — Всякие … большей частью, бредовые. К примеру, — Таня нахмурила брови, закатила глаза и произнесла гнусавым басом, — «Перескажите самое странное происшествие в вашей земной жизни».
Они оба рассмеялись.
— — И что же вы ему ответили?
— — В отношениях с ними, — она неопределенно указала рукой через плечо, — у меня правило: делай, что попросят, в пределах разумного. Вот я ему просто и пересказала самое странное происшествие в моей земной жизни.
— — А что это было? — спросил Франц, — Или это что-то личное?
— — Нет … Могу рассказать, если хотите.
— — А-а, вернулись … — она улыбнулась, — Ну, как вам Адвокат?
— — Так же, как и все остальные.
— — Понятно. Есть хотите?
— — Да! — с чувством сказал Франц. Он вдруг осознал, что не ел уже около суток.
— — Тогда пошли на кухню
Таня встала со стула и вышла из-за конторки.
— — Кстати: в том конце коридора, — она показала рукой, — кухня и столовая; там — прачечная, кладовка и почтовая комната. Как поедим, идите в кладовку, наберите себе одежды, какая нужна … ну, там, сорочки, носовые платки, белье … Если нужен еще один свитер или, скажем, костюм — завтра пойдете и купите в магазине.
— — На что?
— — Здешние деньги называются «монеты» — глупое название, правда? Безработные получают пособие, вы — как подследственный в активной фазе следствия — больше тысячи монет в две недели. Деньги можете взять уже сегодня — банк здесь только один, идите в любое ночное отделение. А вообще пособие будут переводить на ваш счет через неделю на вторую, начиная со вчерашнего дня.
Она объясняла это на ходу, ведя Франца по коридору. Кухня оказалась второй по счету дверью слева (окна в стене справа смотрели в парк).
— — Так, — деловито сказала Таня, — все маленькое, — она указала на плиту, микроволновую печь, посудомойку и холодильник, — принадлежат «ночным», то есть, нам с вами; все большое — «дневным». Посуда — общая, лежит вон в том шкафу. Что еще … да, продукты здесь, вообще-то, по телефону заказывают, но на сегодня я для вас гуся зажарила — знала, что времени не будет, и вообще …
— — Спасибо большое! — растрогался Франц.
Гусь ждал их в разогретом виде в духовке. Захватив его, посуду, а также бутылку вина из холодильника, они прошли сквозь соединительную дверь в столовую — большую комнату, заставленную столиками на четверых под бордовыми скатертями. На каждом столике стояла вазочка с искусственными цветами и маленькая настольная лампа в вишневом матерчатом абажуре. На стенах висели рисунки, изображавшие старые дома или странных людей. Франц, впрочем, не очень-то мог их рассмотреть — свет лампы на столе отодвигал темноту не более чем на три метра в радиусе.
Таня аккуратно разрезала гуся на большие куски и разложила по тарелкам, Франц откупорил вино и налил по полному бокалу. Они одновременно подняли глаза и посмотрели друг на друга.
— — За встречу?
— — За встречу.
Трепеща от нетерпения, Франц отпил глоток вина и вонзил вилку в покрытую хрустящей корочкой гусиную ножку; «М-м-м!» — подумал он. Некоторое время они молча ели, стуча вилками и ножами, потом он с сожалением оторвался от своей тарелки и посмотрел на Таню — он же хотел распросить ее как следует …
— — Знаете, что мне кажется здесь самым непонятным? То, что я все еще ощущаю себя хозяином своей жизни. — он отложил вилку в сторону, — Что будет, к примеру, если я заберусь сейчас на крышу небоскреба и брошусь вниз?
— — Разобъетесь насмерть.
— — То есть как это, насмерть? Да ведь я уже на том свете!
— — Не могу вам этого объяснить. Знаю только, что и боль, и болезни здесь существуют, — а значит, и смерть тоже должна. — Таня на мгновение задумалась, — Вот только, что делается с душой умершего, не знаю. Может, после этого мира еще какой-нибудь будет?… Или, например, полное забвение?… — она замолчала.
На стене громко тикали массивные бронзовые часы.
— — Сколько дневных живет в Общежитии?
— — Не знаю — я их не видела ни разу. Судя по количеству жилых комнат — человек двадцать-тридцать.
— — Как так не видели? — удивился он, — Должны же вы хоть иногда с ними встречаться?
— — Должна. — Таня ела, аккуратно отрезая маленькие кусочки гусятины. — Но не встречаюсь.
— — Так откуда ж вы знаете, что они вообще существуют?
— — Я их чувствую … — она запнулась, не зная, как объяснить, — И посуду на кухне они с места на место переставляют.
«Интуитивное мышление женщины …» — подумал Франц.
— — А что люди здесь вообще делают?
— — Работают большей частью. А подследственные в активной фазе следствия — те к следователю и адвокату ходят. Попеременно.
— — А в выходные, праздники?
— — Праздников здесь не бывает. В выходные можно пойти в кино, в театр … или за город поехать. Здесь природа очень красивая и, главное, разнообразная: на восток от Города — море, на запад горы, за горами лес … Я вас когда-нибудь в горы свожу, — Таня улыбнулась, — очень люблю туда ездить …
— — Подождите, — остановил ее Франц, — мы с вами находимся на Земле?
— — Да. — Таня кивнула головой. — Но на какой-то другой … не на той, что раньше.
— — Что находится за лесом и морем?
— — Не знаю.
— — Как так не знаете?
— — Так: добраться туда невозможно, а спросить не у кого — никто не знает.
— — А что на севере и юге?
— — На север и юг Город бесконечен.
«Господи, с ума ведь можно сойти.» — подумал Франц.
— — И давно вы уже здесь?
— — Почти год. Следствие против меня приостановили очень быстро, на вторую неделю. С тех пор работаю.
— — Где?
— — В архитектурном отделе Магистратуры на полставки. А на вторые пол — рисую. — Она махнула в сторону картин, висевших на стене. — В последнее время стали хорошо покупать.
— — В архитектурном отделе … — повторил Франц, — И что же вы в архитектурном отделе делаете, если не секрет?
— — Черчу. — Таня отпила из своего бокала, — они мне оставляют словесные описания и черновики с размерами, а я им начисто вычерчиваю, отмываю и расцвечиваю … Зайца один раз пририсовала … — неожиданно добавила она.
— — Какого зайца? — заинтересовался Франц.
— — Дали мне загородный дом чертить, нудный, как спичечная коробка, так я на генеральном плане в углу зайца нарисовала: как он на задних лапках сидит, а передними умывается.
— — И что?
— — Ничего, сошло … Видно, не заметили.
— — Кто «не заметили»? — Франц сформулировал, наконец, правильный вопрос. — Начальник, например, у вас кто?
— — Не знаю, я во всем Отделе единственная ночная служащая. — и, видя, что он не понимает, Таня объяснила, — Каждый понедельник я нахожу у себя на рабочем столе конверт с инструкциями на неделю, а сделанную работу по пятницам отношу в кабинет 825. — Она помолчала, а потом с выражением безнадежности в голосе добавила, — Уж не знаю, что они потом с моими чертежами делают.
— — Н-да … — растерянно протянул Франц, — А как вы эту работу нашли?
— — По объявлению в газете.
— — Здесь и газеты есть? — удивился он.
— — Газета. — поправила Таня. — Называется «Ежевечерний Листок Первого Яруса», я вам потом покажу … Гуся добавки не хотите?
— — Спасибо. — рассеянно отвечал Франц, подставляя тарелку. — Ну, ладно, с работой более или менее понятно … то есть, понятно, что ничего не понятно … А как вы продаете свои картины?
— — Частно. Через маленькую галерею в центре Города.
— — Кто хозяин?
— — Старый француз, очень смешной … производит впечатление полного безумца.
— — А покупатели кто, тоже безумцы?
— — Скорее всего … — и, видя, что он хочет задать очередной вопрос, она добавила, — Знаете, Франц, вы тут напрасно … как бы это сказать … человеческий смысл ищете — его здесь нет. А тот, который есть, того человеку не понять. Его только принять можно … И чем раньше вы примете, что окружающие для вас все равно что сумасшедшие, тем лучше будет, — на этом, как ни странно, тоже отношения строить можно.
— — А вы тоже сумасшедшая?
Таня рассмеялась.
— — Я — другое дело. — она помялась, понимая, что сказанное требует разьяснений, но почему-то не решаясь говорить. — Я, видимо, ваш «партнер». — наконец выговорила она и, по-детски покраснев, стала сбивчиво объяснять, — У меня есть теория, что здешние люди кажутся друг дружке безумцами не потому, что они действительно безумны, а потому, что живут как бы в перпендикулярных плоскостях — и оттого не понимают друг друга. Да что там говорить … ведь и живые люди часто друг друга не понимают, а уж здесь-то все это до последней крайности доведено. — она поерзала на стуле, — А чтобы человек на самом деле от одиночества не рехнулся, они посылают … или сводят … уж не знаю, как сказать … — она смутилась окончательно, — близких по типу людей вместе. То есть, это я так думаю …
— — Ладно. — согласился Франц, — Допустим, что все официальные лица живут, как вы выражаетесь, в «перпендикулярных плоскостях». Но остальные-то люди, люди на улице, они что — тоже перпендикулярные?… Скажем, если я с кем-нибудь в метро заговорю?
— — Я один раз попробовала. — усмехнулась Таня.
— — И что?
— — Вспоминать не хочется. — По ее лицу пробежала тень давно пережитой обиды.
— — Значит, по-вашему, мы с вами всем остальным тоже кажемся безумцами?
— — Думаю, да.
В течение нескольких секунд Франц обдумывал полученную информацию. Потом задал следующий вопрос.
— — Вот вы уже почти год здесь и все время без «партнера» — как это в вашу теорию укладывается?
— — Не весь год без партнера. — она подняла глаза и посмотрела ему в лицо. — Можно я потом вам об этом расскажу?
И Франц понял, что вопросы в этом направлении следует прекратить.
— — Конечно-конечно, извините … — торопливо согласился он и сменил тему. — А адвокат у вас, значит, хороший был — раз следствие так быстро приостановили?
— — Адвокат у меня был тот же, что и у вас, — ответила Таня, — он всех ночных подследственных в нашем Общежитии обслуживает. Никакой помощи я от него не получила.
— — А следователь — он тоже на всех ночных в этом Общежитии один?
— — Один.
Таня отпила из своего бокала.
— — Что он за человек, на что похож?
Она неожиданно рассмеялась.
— — Сами потом увидите — не хочу лишать приятного сюрприза.
— — А какие вопросы задает?
— — Всякие … большей частью, бредовые. К примеру, — Таня нахмурила брови, закатила глаза и произнесла гнусавым басом, — «Перескажите самое странное происшествие в вашей земной жизни».
Они оба рассмеялись.
— — И что же вы ему ответили?
— — В отношениях с ними, — она неопределенно указала рукой через плечо, — у меня правило: делай, что попросят, в пределах разумного. Вот я ему просто и пересказала самое странное происшествие в моей земной жизни.
— — А что это было? — спросил Франц, — Или это что-то личное?
— — Нет … Могу рассказать, если хотите.
6. Рассказ Тани
— — Я всю жизнь прожила в России, тогда еще СССР, и работала архитектором. Не таким архитектором, который проектирует новые дома, а таким, который изучает старые. Наш отдел занимался усадьбой девятнадцатого века, так что сотрудникам часто приходилось ездить за материалом — как правило, не очень далеко от Москвы. Я любила эти поездки: они давали возможность вырваться из текучки на одну-две недели, а главное, можно было порисовать на натуре — не только для работы, но и для себя. С сыном обычно оставалась моя мать, ну а если она не могла, то я просила кого-нибудь из подруг.
В тот раз все с самого начала пошло как-то не так: начать с того, что ни один из сотрудников-мужчин поехать с нами не смог. Я оказалась старшей в группе, состоявшей, помимо меня, еще из двух несмышленых девчонок, которые и работали-то в Институте без году неделя. Делать, однако, было нечего, спасибо и на том, что шофер институтской машины помог нам загрузить в поезд тяжеленные ящики с документацией и чертежами. С билетами нам тоже не повезло: ехать пришлось в общем вагоне, набитом соответствующей публикой — они непрерывно ссорились, жрали тошнотворную снедь, пили теплую водку и пахли (было довольно жарко, вентиляция не работала). На этом злоключения не кончились: поезд задержался и прибыл на нашу остановку с двухчасовым опозданием. Еле успев выгрузить барахло за три минуты стоянки, мы, взмыленные, злые и голодные, оказались в шесть часов вечера в абсолютно незнакомом месте — никто из нас не бывал в этом городишке раньше. Наш объект находился в сорока километрах отсюда, причем по грунтовой дороге, а не по шоссе. Автобусы туда не ходили, проката машин в России не существовало, что же касается такси … да само понятие «такси» было столь же чуждо этому месту, как и понятие космического перелета. Имевшееся у меня письмо из Института к местному начальству с просьбой выделить машину оказалось бесполезным, ибо найти никого не удалось (рабочий день уже закончился). Девчонки обежали все три городские гостиницы — мест не было.
Это был типичный среднерусский городок, застроенный уродливыми пятиэтажками и полуразваленными деревянными домишками. Пьяные мужики угрюмо шатались по неосвещенным улицам. Сидя на своем барахле на безлюдной вокзальной площади, мы не знали, что делать; было уже около девяти, почти совсем темно. И вот тут-то около нас притормозил проезжавший мимо грузовик. Из кабины высунулась глупая, но вполне добродушная, харя и весело спросила: «Куда ехать-то, девоньки?» «В Жадуны.» — заискивающе заглядывая в глаза, пропели Ляська и Бегемот. «А ну бросай барахло в кузов, сами садись в кабину!» — гаркнула харя, и девчонки аж застонали от облегчения. Шофер, здоровенный детина лет сорока, помог нам загрузить ящики в кузов и усадил всех троих в кабину на два пассажирских места. Из окошка грузовика городишко уже не смотрелся враждебным: даже шарахавшиеся по улицам пьяные мужики выглядели скорее бессмысленными, чем опасными. Поднимая клубы пыли на сухих местах и жирно чавкая шинами по грязи, грузовик выехал из города на проселочную дорогу.
Усадьба, которую мы собирались «мерять», находилась в трех километрах от деревни — нас должен был встретить предупрежденный телеграммой смотритель. Больше на усадьбе никто не жил, ибо она, как памятник архитектуры, охранялась государством. Наш спаситель, не взяв предложенной десятки, выгрузил вещи прямо на крыльцо, сбегал за смотрителем и быстро укатил. Напоследок он посоветовал «… не очень-то седни по лесу бродите — мужики в Жадунах с утра гулямши, а об сю пору непременно пойдут вертуновским морду бить».
Смотритель — ветхий старичок лет девяноста — отпер барский дом и отвел нас в небольшую комнату, где, по его словам, было всего удобнее остановиться. Мебели там не имелось, зато имелся камин … и даже дрова — на дворе в сарае. Ляська притащила с пяток сухих березовых поленьев, мы с Бегемотом разобрали рюкзаки, расстелили спальники и достали еду. Мы были ужасно голодны и за ужином слегка переели … то есть слегка переели мы с Ляськой; Бегемот же переел так, что отвалился назад, бессмысленно таращил глаза и тихо хрюкал. Посуду мы решили помыть утром; шустрая Ляська еще раз сгоняла в сарай и подкинула в камин дров, после чего дверь в нашу комнату мы заперли (жадуновские мужики не дремлють!), а ключ повесили рядом на гвоздь.
Мы легли спать — я, однако, проспала не долго. В два часа ночи что-то разбудило меня.
Некоторое время я лежала в темноте и слушала. Сначала не было слышно ничего, кроме ляськиного сопения и какого-то потрескивания; потом я поняла, что, кроме сопения и потрескивания, ничего и нет. Где-то в доме трещали половицы (здесь лежал старинный дубовый паркет), мне даже почудился в потрескивании некий вальсирующий ритм. Кто-то танцевал вальс — раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три … какая чушь! Никого здесь, кроме жадуновских мужиков и старика смотрителя, быть не могло; ни те, ни другой вальса танцевать не станут. Как можно тише я вылезла из спальника, прокралась к двери и приложила ухо к замочной скважине — потрескивание стало явственным. Будить Ляську и Бегемота я не стала: этот странный звук совершенно не вязался с их недовольным брюзжанием … если девчонки проснутся, он затихнет — что же я им тогда скажу? Я сняла ключ с гвоздя и неслышно повернула его в замке — за дверью находилась еще одна пустая комната, из которой было два выхода: прямо, в центральный зал, и налево, в маленькую боковую комнатушку. Стараясь наступать на скрипучий паркет как можно легче, я пошла прямо. И увидела вот что …
Зал был очень большим; в слабом лунном свете, втекавшем через окна, он казался безграничным. На деревянных деталях поблескивали следы позолоты, на стене висел, покосившись, нивесть как сохранившийся бронзовый канделябр. А в дальнем конце зала кружила белая женская фигура, в пышном платье до пят. Я не могла различить ее лица, закрытого белым низким капюшоном. Животный страх приковал мою руку к холодной притолоке. Танцовщица дрейфовала, кружась, как сгусток тумана, все ближе и ближе к тому месту, где стояла я. Наконец, она пронеслась мимо — оборчатый край платья скользнул по моей ноге, ледяной ветер обдал лицо. И вдруг из-под полупрозрачной кисеи капюшона на долю секунды вспыхнули два красных нечеловеческих глаза …. я никогда не забуду этот взгляд. А потом женщина укружилась обратно в темноту зала, из отчетливой фигуры превратилась в сгусток тумана … дальше, дальше … пока не растворилась совсем. И только тогда я смогла отлепить руку от притолоки и вернуться в нашу комнату.
— — Так … что же это была за женщина? — осторожно нарушил молчание Франц.
— — Не знаю … — ответила Таня.
Они сидели в полусфере света от лампы на столе, завернутые в один слой тишины и два слоя темноты — темноты в комнате и темноты за окнами. И вдруг, на какое-то мгновение, Францу показалось, что с ним ничего не произошло, что никакой аварии не было — а просто он познакомился с этой необычной женщиной в бархатном платье и неяркой улыбке. Сейчас они выйдут на улицу и пойдут в кино или в бар, или просто гулять по городу, а впереди у них — целых сорок лет, два месяца и семнадцать дней, а не всего лишь одна вечность …
— — Мне пора на работу. — сказала Таня, вставая из-за стола, — Если вам что-нибудь понадобится — я живу в номере 27. И мой вам совет: не задавайте никому вопросов, начинающихся со слова «зачем»; а в первую очередь, самому себе не задавайте. Думайте лишь о том, что с вами произойдет в ближайший момент. Сейчас, к примеру, идите в кладовку и наберите себе одежды. Потом разберитесь по телефонной книге, где можно заказать продукты. Сходите в банк. Загляните в почтовую комнату — вам должна придти повестка на допрос. И никогда не делайте двух дел зараз, а главное, не думайте о вечном, — это единственный здесь рецепт от безумия.
— — Можно последний вопрос? — спросил Франц.
— — Можно.
Они стояли друг напротив друга, как дуэлянты: Таня — на полпути к двери, Франц — у стола.
— — При каких обстоятельствах вы погибли?
— — Меня убил троюродный брат моего первого мужа.
Вопрос и ответ прозвучали настолько дико, что они оба прыснули.
— — За что?
— — Ни за что. Это был несчастный случай.
«Естественным развитием закончившейся трагедии, — подумал Франц, — является фарс. Или кто-то сказал это до меня?»
— — До свидания. — произнес он.
В тот раз все с самого начала пошло как-то не так: начать с того, что ни один из сотрудников-мужчин поехать с нами не смог. Я оказалась старшей в группе, состоявшей, помимо меня, еще из двух несмышленых девчонок, которые и работали-то в Институте без году неделя. Делать, однако, было нечего, спасибо и на том, что шофер институтской машины помог нам загрузить в поезд тяжеленные ящики с документацией и чертежами. С билетами нам тоже не повезло: ехать пришлось в общем вагоне, набитом соответствующей публикой — они непрерывно ссорились, жрали тошнотворную снедь, пили теплую водку и пахли (было довольно жарко, вентиляция не работала). На этом злоключения не кончились: поезд задержался и прибыл на нашу остановку с двухчасовым опозданием. Еле успев выгрузить барахло за три минуты стоянки, мы, взмыленные, злые и голодные, оказались в шесть часов вечера в абсолютно незнакомом месте — никто из нас не бывал в этом городишке раньше. Наш объект находился в сорока километрах отсюда, причем по грунтовой дороге, а не по шоссе. Автобусы туда не ходили, проката машин в России не существовало, что же касается такси … да само понятие «такси» было столь же чуждо этому месту, как и понятие космического перелета. Имевшееся у меня письмо из Института к местному начальству с просьбой выделить машину оказалось бесполезным, ибо найти никого не удалось (рабочий день уже закончился). Девчонки обежали все три городские гостиницы — мест не было.
Это был типичный среднерусский городок, застроенный уродливыми пятиэтажками и полуразваленными деревянными домишками. Пьяные мужики угрюмо шатались по неосвещенным улицам. Сидя на своем барахле на безлюдной вокзальной площади, мы не знали, что делать; было уже около девяти, почти совсем темно. И вот тут-то около нас притормозил проезжавший мимо грузовик. Из кабины высунулась глупая, но вполне добродушная, харя и весело спросила: «Куда ехать-то, девоньки?» «В Жадуны.» — заискивающе заглядывая в глаза, пропели Ляська и Бегемот. «А ну бросай барахло в кузов, сами садись в кабину!» — гаркнула харя, и девчонки аж застонали от облегчения. Шофер, здоровенный детина лет сорока, помог нам загрузить ящики в кузов и усадил всех троих в кабину на два пассажирских места. Из окошка грузовика городишко уже не смотрелся враждебным: даже шарахавшиеся по улицам пьяные мужики выглядели скорее бессмысленными, чем опасными. Поднимая клубы пыли на сухих местах и жирно чавкая шинами по грязи, грузовик выехал из города на проселочную дорогу.
Усадьба, которую мы собирались «мерять», находилась в трех километрах от деревни — нас должен был встретить предупрежденный телеграммой смотритель. Больше на усадьбе никто не жил, ибо она, как памятник архитектуры, охранялась государством. Наш спаситель, не взяв предложенной десятки, выгрузил вещи прямо на крыльцо, сбегал за смотрителем и быстро укатил. Напоследок он посоветовал «… не очень-то седни по лесу бродите — мужики в Жадунах с утра гулямши, а об сю пору непременно пойдут вертуновским морду бить».
Смотритель — ветхий старичок лет девяноста — отпер барский дом и отвел нас в небольшую комнату, где, по его словам, было всего удобнее остановиться. Мебели там не имелось, зато имелся камин … и даже дрова — на дворе в сарае. Ляська притащила с пяток сухих березовых поленьев, мы с Бегемотом разобрали рюкзаки, расстелили спальники и достали еду. Мы были ужасно голодны и за ужином слегка переели … то есть слегка переели мы с Ляськой; Бегемот же переел так, что отвалился назад, бессмысленно таращил глаза и тихо хрюкал. Посуду мы решили помыть утром; шустрая Ляська еще раз сгоняла в сарай и подкинула в камин дров, после чего дверь в нашу комнату мы заперли (жадуновские мужики не дремлють!), а ключ повесили рядом на гвоздь.
Мы легли спать — я, однако, проспала не долго. В два часа ночи что-то разбудило меня.
Некоторое время я лежала в темноте и слушала. Сначала не было слышно ничего, кроме ляськиного сопения и какого-то потрескивания; потом я поняла, что, кроме сопения и потрескивания, ничего и нет. Где-то в доме трещали половицы (здесь лежал старинный дубовый паркет), мне даже почудился в потрескивании некий вальсирующий ритм. Кто-то танцевал вальс — раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три … какая чушь! Никого здесь, кроме жадуновских мужиков и старика смотрителя, быть не могло; ни те, ни другой вальса танцевать не станут. Как можно тише я вылезла из спальника, прокралась к двери и приложила ухо к замочной скважине — потрескивание стало явственным. Будить Ляську и Бегемота я не стала: этот странный звук совершенно не вязался с их недовольным брюзжанием … если девчонки проснутся, он затихнет — что же я им тогда скажу? Я сняла ключ с гвоздя и неслышно повернула его в замке — за дверью находилась еще одна пустая комната, из которой было два выхода: прямо, в центральный зал, и налево, в маленькую боковую комнатушку. Стараясь наступать на скрипучий паркет как можно легче, я пошла прямо. И увидела вот что …
Зал был очень большим; в слабом лунном свете, втекавшем через окна, он казался безграничным. На деревянных деталях поблескивали следы позолоты, на стене висел, покосившись, нивесть как сохранившийся бронзовый канделябр. А в дальнем конце зала кружила белая женская фигура, в пышном платье до пят. Я не могла различить ее лица, закрытого белым низким капюшоном. Животный страх приковал мою руку к холодной притолоке. Танцовщица дрейфовала, кружась, как сгусток тумана, все ближе и ближе к тому месту, где стояла я. Наконец, она пронеслась мимо — оборчатый край платья скользнул по моей ноге, ледяной ветер обдал лицо. И вдруг из-под полупрозрачной кисеи капюшона на долю секунды вспыхнули два красных нечеловеческих глаза …. я никогда не забуду этот взгляд. А потом женщина укружилась обратно в темноту зала, из отчетливой фигуры превратилась в сгусток тумана … дальше, дальше … пока не растворилась совсем. И только тогда я смогла отлепить руку от притолоки и вернуться в нашу комнату.
* * *
Она перевела дыхание и замолчала.— — Так … что же это была за женщина? — осторожно нарушил молчание Франц.
— — Не знаю … — ответила Таня.
Они сидели в полусфере света от лампы на столе, завернутые в один слой тишины и два слоя темноты — темноты в комнате и темноты за окнами. И вдруг, на какое-то мгновение, Францу показалось, что с ним ничего не произошло, что никакой аварии не было — а просто он познакомился с этой необычной женщиной в бархатном платье и неяркой улыбке. Сейчас они выйдут на улицу и пойдут в кино или в бар, или просто гулять по городу, а впереди у них — целых сорок лет, два месяца и семнадцать дней, а не всего лишь одна вечность …
— — Мне пора на работу. — сказала Таня, вставая из-за стола, — Если вам что-нибудь понадобится — я живу в номере 27. И мой вам совет: не задавайте никому вопросов, начинающихся со слова «зачем»; а в первую очередь, самому себе не задавайте. Думайте лишь о том, что с вами произойдет в ближайший момент. Сейчас, к примеру, идите в кладовку и наберите себе одежды. Потом разберитесь по телефонной книге, где можно заказать продукты. Сходите в банк. Загляните в почтовую комнату — вам должна придти повестка на допрос. И никогда не делайте двух дел зараз, а главное, не думайте о вечном, — это единственный здесь рецепт от безумия.
— — Можно последний вопрос? — спросил Франц.
— — Можно.
Они стояли друг напротив друга, как дуэлянты: Таня — на полпути к двери, Франц — у стола.
— — При каких обстоятельствах вы погибли?
— — Меня убил троюродный брат моего первого мужа.
Вопрос и ответ прозвучали настолько дико, что они оба прыснули.
— — За что?
— — Ни за что. Это был несчастный случай.
«Естественным развитием закончившейся трагедии, — подумал Франц, — является фарс. Или кто-то сказал это до меня?»
— — До свидания. — произнес он.
7. В банке
Кладовка представляла собой небольшую комнату со стеллажами, забитыми картонными коробками с вещами в целлулоидных пакетах. Выбор был небольшим: каждое наименование имелось лишь в одном фасоне, причем абсолютно все изготовила компания с красноречивым названием «Без затей». Франц отнес белье в свою комнату и разложил по полкам в шкафу. Что теперь?… а, продукты … Он вытащил из тумбочки телефонную книгу и выписал номер отдела доставки одного из ночных супермаркетов. Оставалось сходить в банк за деньгами.