Лай собаки немного успокоил её, он был какой-то теплый, домашний. Она вспомнила, что Петр любит повторять старую присказку Уолл-стрит: "Если хочешь преданности, возьми собаку". Если бы такое было возможно!
Они вошли в дом. За отоплением следила соседка. Она же приносила и еду для Путча. Не раздеваясь, мать сразу же включила старенький электрический чайник. Сейчас она показалась Наде такой хрупкой и беззащитной. Стоит ли ей о чем-то рассказывать... Обняв мать за плечи, она уткнулась молча в её плечо и поцеловала в шею.
- Давай рассказывай, Надя, что там у тебя произошло. Не забывай, что после смерти отца ты у меня одна. Надеюсь, ты на меня не обиделась за приглашение твоих друзей. Все-таки это твой день рождения. Ну расскажи мне, расскажи, что там у тебя стряслось...
- Что тебе рассказать, мама, я не знаю. Ты же можешь себе представить, что я почувствовала, когда подстрелили Сергея. Я же так испугалась, у меня стучали зубы, я не могла говорить... Не каждый же день кто-то падает замертво у тебя на глазах. На пальто пятна чужой крови. Ты понимаешь?.. Ты считаешь, что не из-за чего нервничать?
- Но ты же не будешь говорить, что мы приехали сюда среди ночи, потому что ты вторые сутки не спишь и переживаешь из-за этого бедняги Сережи. Что-то я ничего не понимаю. Скажи мне правду!
Надя взвешивала про себя все "за" и "против". Сказать матери про премьер-министра? Она ведь ничего не поймет и испугается ещё больше. Не пойдет ли она ещё обсуждать это с соседками? И вообще, может ли она ей помочь? Риск был очень большим. Хотя... мама спала, когда я включала компьютер.
- Помнишь, когда я кончала университет, часто происходили подобные вещи: заказ на убийство конкурента. Сейчас намного меньше. Но все-таки случается. Не повезло... И этот выстрел я не забуду до конца моей жизни.
Мама тяжело вздохнула, взяв дочь за плечи:
- Не повезло? Что ты такое говоришь? Всем этим "новым русским", включая твоего Петра Владимировича, не везет? Ты что? - Она даже топнула ногой. Эти коррумпированные круги... Они же совсем задушили нашу страну...
Надя рассердилась. Ой, сейчас она скажет матери какую-нибудь грубость, только бы не сегодня. Но ведь мать сейчас начнет повторять: "А вот раньше..." Это уже невозможно слушать, и потому она сказала спокойно:
- Перестань валить всех в одну кучу. Зачем ты путаешь мафию, бандитов и банкиров? Так делают одни только дураки журналисты. Ведь убили не Ульянина, а Сергея, прекрасного молодого человека, который великолепно делал свое дело, чтобы зарабатывать на жизнь. И все было нормально.
- Видишь, ты же не споришь, что твой Ульянин вор, - заметила мать.
- Не в этом дело, мама, вор или нет, тебя же вполне устраивает то, что я тебе каждый месяц даю пятьсот долларов. Ты их берешь, хотя говоришь, что я работаю у вора. Как бы ты жила, мамочка, с твоей зарплатой в школе в полторы тысячи рублей, если бы я не работала в банке? Ты что, стала бы продавать газеты возле метро или стояла бы с протянутой рукой?
- Ну я как-нибудь устроилась бы. Но было бы лучше, если бы ты работала в каком-нибудь приличном институте... на достойной работе...
- Знаю я все, что ты скажешь дальше. Ты что, забыла, сколько получают преподаватели в институте? За свою, как ты выражаешься, достойную работу? Всего сто долларов в лучшем случае. Ты хочешь, чтобы я пошла на панель или что?
Мать замолчала на мгновение, несколько озадаченная вопросами дочери. В это время залаял Путч.
- Но ведь я не против тебя сейчас выступаю... Ты же не будешь спорить, что прежде были какие-то правила. Люди жили согласно какой-то системе. Уважали стариков, наконец.
- А ты помнишь, сама мне рассказывала, как приезжали за неугодными среди ночи и увозили их, часто навсегда. Ты этого хочешь? Вы же жили в состоянии постоянного унижения и страха.
На улице залаяла собака. Надя вдруг заплакала, она не знала, не понимала, что ей следует делать, о чем говорить, в чем убеждать свою мать, которая, говоря о порядке, конечно, была права. Но ведь это ужасный был порядок. Ей снова стало страшно.
- Ты права, мама, - сказала она наконец. - Надо с этим кончать и уезжать отсюда не знаю куда. Завтра я должна отправляться с Ульяниным в командировку в Алалабад... Но я не поеду, не хочу!
- Надя, одумайся! Сейчас это невозможно. Как мы дальше жить будем? И что я буду делать, если ты уедешь за границу? У тебя разве кто-нибудь там есть? Тебя что, кто-нибудь там ждет? Ты должна продолжать делать то, что делала до сих пор, и ехать в эту командировку. Мы обо всем ещё подумаем, но только не надо за границу... Оставайся пока со своим Ульяниным. Все образуется, может быть...
Надя ещё никогда не говорила таким тоном со своей матерью, преждевременно постаревшей из-за смерти отца. Мать всю себя посвятила дочери и жила её жизнью. Если бы о Наде так заботился Петр, как думала о ней постоянно её мать...
- Я выйду подышать, - сказала Надя и, накинув меховой жакет, вышла на улицу.
Пройдя несколько шагов, она снова услышала, как рычит и лает Путч. Она даже не попыталась его успокоить, а просто спустила дворнягу с цепи. Полетев в конец сада, к опушке леса, он продолжал все так же громко лаять. Ей показалось, что она заметила красную точку сигареты за забором, и позвала собаку. Лай утих. Видимо, кто-то стоявший в темноте у забора со стороны леса ушел.
Секунду поколебавшись, Надя вышла за калитку и увидела на снегу притоптанный пятачок. Возле заиндевевшей, одиноко стоявшей березы валялись окурки. Следы вели в лес. Оглядевшись вокруг, Надя вздрогнула от пронизывающего порыва ветра.
- Все, Путч, идем домой.
Она быстро пошла к дому. Собака бежала вслед. Около крыльца она нагнулась, чтобы прицепить собаку, но Путч зарычал.
- Что там у тебя. Выплюнь!
Путч выпустил из пасти мокрый от слюны окурок. Надя знала привычку собаки пробовать "на вкус" все, что ей попадается за пределами "ее территории". Это был окурок "Мальборо". Чаще здесь курили "Приму". Усталая и замерзшая, она едва стояла на ногах.
9
Самолет оторвался от летной дорожки Домодедова и начал набирать высоту. Глава Урабанка наблюдал за пейзажем в иллюминаторе. Он любил Россию. Сначала самолет поднялся над лесом и припорошенной снегом пашней. Поплыли маленькие поселки, потом городки, перемежаясь с лоскутами леса и черной земли. До Туркменистана было четыре часа лету. Надя сидела с Ульяниным рядом.
- Как хорошо, что мы едем вместе. Ты успокоишься, обо всем забудешь, мы отдохнем. - И он начал целовать её в ухо, гладить шею и ласкать грудь, постепенно раздевая её. Надя это ненавидела. Охранники были в этом же салоне - через несколько рядов. Но остановить Ульянина она не могла и сопротивляться тоже. Впрочем, он и не обращал ни на кого внимания, грубо занимаясь тем, что ему сейчас так хотелось. Подняв подлокотники нескольких сидений, он завалил Надю на образовавшийся узенький диван и взгромоздился сверху, не слушая её тихих возражений. Ей ничего не оставалось, как терпеть. Ощущение риска разжигало Петра и совершенно опустошало Надю. Она не могла отрешиться от мыслей о четырех мужиках, пьющих минералку или листающих журналы о спорте или сексе. Наконец он кончил, легко целуя её и уже думая о другом. Наде же пришлось долго приходить в себя, прежде чем пройти в конец самолета мимо казавшихся невозмутимыми парней. Когда она вернулась, Петр читал последний номер "Евромани", попивая "Лагавюлен", виски, которое он не сумел оценить, но которое, он знал, придает ему значимость во время командировок в Англию.
Надя и Петр спускались по трапу из самолета в Алалабаде. Весеннее солнце буквально их ослепило. Так же, впрочем, как огромных размеров портрет отца нации на здании нового с иголочки аэропорта. В этот час здесь было много самолетов туркменских авиалиний, аэробусов Люфтганзы, полдюжины "Туполевых" и несколько "боингов". Ежегодный салон "Oil and Gas", на который они приехали, был здесь, в этом удаленном от большого мира месте, заметным событием.
У самого трапа самолета московского банкира ждал "мерседес". В то время как подручные Ульянина занимались билетами и багажом, банкир вместе с Надей поехал посмотреть город. Удобно устроившись на заднем сиденье, он спросил Надю:
- Ты в первый раз здесь?
Молодая женщина кивнула. Ее всегда поражала способность Петра, что называется, менять регистры. Только что он был хамом - и вдруг заговорил как обаятельный мужчина:
- Вот увидишь, тебе здесь понравится. Восток - дело тонкое. Когда-то здесь жили турки-сельджуки, накануне революции в основном туркмены, а теперь здесь много русских, казахов, узбеков. Потом здесь занимались ирригацией, прорыли оросительный Каракумский канал, по берегам которого выращивают дыни. Однако на дынях далеко не уедешь, и сегодня бахчеводству предпочитают торговлю газом. Отец нации вообще собирается сделать свою республику вторым Кувейтом. Он без комплексов. Но ему надо найти серьезного покупателя, потому что афганцы не в счет. Узбеки тоже. Русские, да. Они же и все сделали, чтобы добывать газ, поэтому им надо его продавать в первую очередь. Туркмения также граничит с Ираном. - И Петр указал на покрытые снегом гребни гор. - Однако иранцам газ не нужен, у них есть свой. Газ нужен в Европе, в Турции или в Китае. Надо строить газопроводы. Поначалу американцы объявили, что они проложат газопроводы по дну Каспийского моря. Поговорили, поговорили - и замолчали. Почему-то ни одна из компаний не захотела заниматься финансированием этого проекта.
- Но был также проект газопровода в Пакистан по территории Афганистана, - сказала Надя, глядя перед собой, не поддавшись обаянию Петра, как прежде.
- Да, об этом много говорят, и с разгромом талибов это стало возможным. Но кто будет финансировать? Ты будешь вкладывать свои акции в Афганистан? Американцы об этом говорили от фонаря - в надежде, что кому-то придет в голову заняться его финансированием. Но здесь все-таки играют русские. Отцу нации потребовались годы, чтобы понять, что кран должна открывать Россия. Он пытался было сопротивляться. И в конце концов именно русские предложили ему приемлемый выход... В любом случае мы сейчас диктуем ему свои условия. Мы нашли для него подходящих европейских клиентов в лице Украины. Туркменское эльдорадо - дело не сегодняшнего дня, поверь мне. Однако это не мешает отцу нации уже сегодня тратить колоссальные деньги, чтобы реализовать свои проекты фараона. Он совершенно не разбирается в архитектуре, но мечтает о размахе, превышающем величие властителей прошлого. Ты сейчас это увидишь. Он один из правителей, которой "позиционирует" себя как божество.
"Мерседес" ехал по центру Алалабада. На всех перекрестках стояли милиционеры и, как в России, собирали мзду со всех машин, кроме представительских. На центральной улице много зданий из стекла и бетона с портретами президента. Эти потемкинские деревни скрывали нищету мазанок и пятиэтажек на окраинах. Впереди возникло огромное здание.
- Это что, оперный театр?
- Нет, новый президентский дворец, - сказал Петр. - Старый стал мал. А вот тут ещё два новых министерства, новый центральный банк и Дом приемов.
- Что там впереди?
- А вот тут стоит остановиться. Это совсем новая достопримечательность. Башня нейтралитета. Давай выйдем.
Башня нейтралитета представляла собой что-то вроде ракеты высотой пятьдесят метров, положенной на некое основание, тоже опирающееся на колоссальные колонны, по которым вертикально ползли лифты. В общем, это было нечто несуразное. В центральной части башни на металле были выгравированы основные узлы ковровых узоров пяти туркменских племен. А на вершине этой башни - позолоченная фигура отца нации. Статуя вращалась на своей оси в направлении солнца!
- Ты уверен, что крутится статуя, а не весь мир вокруг нее? спросила Надя, не в силах сдержать улыбки.
- Ну это знает только президент. Мудрейший из мудрейших... Теперь, если не считать верблюдов, лучшее, что можно увидеть в Алалабаде, мы уже посмотрели. Поедем в отель, надо принять душ и хоть чуть-чуть отдохнуть, перед тем как идти на открытие салона и что там у них будет ещё - коктейль, что ли...
Они остановились в одном из лучших номеров гостиницы "Шератон". Надя тотчас отправилась в душ и, вернувшись в халате, села перед зеркалом и занялась "намазом". Так она называла вечерний макияж.
Петр ушел в свою туалетную комнату. Она смотрела на себя в зеркало, отражавшее кровать, на которой лежал его открытый кейс. Что-то в нем странно топорщилось. Надя встала и подошла посмотреть. Под бумагами, не слишком глубоко запрятанный, лежал крупнокалиберный пистолет.
Во время прогулки на "мерседесе" Надей овладело чувство легкости. Это была эйфория, возникающая у человека, благополучно приземлившегося в незнакомом месте. В Алалабаде повсюду били фонтаны, светило ласковое солнце. Пистолет в кейсе у Петра мгновенно напомнил ей об убийстве на Красной площади, о ночном бегстве с матерью на дачу. Уже во второй раз она физически ощутила опасность. А ведь сколько лет она жила совершенно безмятежно, не зная подобных страхов. Надя никогда не видела у Петра оружия. Зачем оно ему, если с ним постоянно его "гардемарины"? Он что, кого-то боится? Петр мало кому доверял. Может, он и её подозревает. Но в чем?
10
Стоя перед пюпитром а-ля американский президент, отец нации начал произносить свое вступительное слово. В свете юпитеров гости из первых рядов могли увидеть его массивные золотые кольца.
- Господа министры, господа послы, господа финансисты, леди и джентльмены, я хочу сказать вам добро пожаловать от имени туркменского народа. Никогда ещё на нашем салоне мы не принимали столько именитых гостей. Никогда ещё улицы нашего города не слышали столько иноязычной речи...
Монотонный голос навевал скуку. Президент говорил по-русски. Его туркменский язык можно было услышать только иногда, во время его выступлений по телевизору. О туркменском языке и вспомнили-то совсем недавно, когда все кругом стали укреплять национальный суверенитет своих стран. Понимая, что только так можно сохранить единство народа в определенных границах, вспомнили о национальной культуре. Деловым и финансовым языком все же оставался русский.
- ...Но если сегодня вас здесь собралось так много, то это потому, что наш Туркменистан вступил в новую эру. Кончилось время, когда Советский Союз эксплуатировал туркменов, пользуясь недрами нашей земли. Туркмены ничего не получали от общественного продукта, живя в нищете. Уже десять лет, как мы обрели независимость. Мы заявили о своем нейтралитете, и нас поняли во всем мире. Теперь Туркменистан может пользоваться своим газом...
Ульянин зашептал на ухо Наде:
- А кто исследовал месторождения? Кто тут бурил скважины? Кто строил газопроводы? Может, он?
- ...Контракт, который мы только что заключили с Украиной, - это хороший контракт, выгодный для нашей страны... Значительная сумма, которую мы получим, поможет нам продолжить заниматься экономическим развитием нашей страны...
- И в особенности увеличить его счет в офшорном банке... - шипел Ульянин.
- ...Построить школы, оросить новые хлопковые поля, обеспечить посевы новых культур. Наш внутренний совокупный продукт возрос на тринадцать процентов в истекшем году... Он будет расти и далее, в этом году его общая стоимость превысит сорок миллиардов манатов.
- Господи, насколько сегодняшние речи похожи на речи брежневской поры, - сказала Надя. - Одно только и изменилось - вместо рублей манаты.
- Ну не скажи. Есть ещё одно достижение. Его профиль сменил профиль Ленина.
Наконец речь президента подошла к концу. Раздались бурные и продолжительные аплодисменты. Основными хлопающими были министерские чиновники и другие местные гости. Толпа развернулась в сторону Дома приемов, где высокую публику ждал коктейль. Пожав десятка два рук, Петр Ульянин подошел к Наде и повел её к столу.
- Ой, только не вино, - сморщился банкир, увидев бутылки с местными винами. - Они кладут столько сахара, от этого вина только головная боль. Давай лучше выпьем водки. Хочешь, Надя, немного водки?
Повернувшись, он заметил у неё за спиной широкоплечего черноволосого мужчину с прилизанными, зачесанными назад волосами. На нем был темный костюм от Версаче и крокодиловые мокасины. На шее под накрахмаленным воротничком бугрился шрам.
- Боже, кого я вижу! Игорь, ты тоже здесь. Надя, разреши тебе представить одного брокера... Ни одной сделки не заключается без участия моего друга Игоря. Так или иначе, но он всегда на месте...
- Игорь Костакин...
- А это Надя, Head of Equitу Sales1 в моем банке... и даже много больше.
- Рад, очень рад, - сказал Костакин, поднося Надину руку к своим губам, но глядя ей в глаза. - Петя много говорил о тебе...
- Я... тоже, - пробормотала Надя, подумав: "Что - я тоже? Рада? Почему он тыкает, почему я смешалась?" Она почувствовала себя неуютно под наглым взглядом этого Костакина. Он вел себя неприлично.
- Нашу встречу надо отпраздновать. Подайте нам водку и три рюмки... распорядился он, обращаясь к официанту. - За встречу!
- За встречу! - ответил Игорь.
Он поднял свою рюмку и чокнулся с Надей. При этом из-под рукава его пиджака показалась большая рубиновая, в золоте, запонка.
- Давайте выпьем теперь за этого хлебосольного президента, собравшего нас здесь сегодня... и за женскую красоту, - добавил он, выразительно глядя на Надю. Закусывая паюсной, плохой, по его комментарию, икрой, он снова налил водки, бросая на Надю откровенные взгляды. - Мне бы хотелось позавтракать вместе с вами...
- Надя завтра рано уезжает в Москву, - сказал Петр, - но я встречусь с тобой с удовольствием.
Игорь взглянул на него насмешливо.
- Завтракать без прекрасной женщины... Зачем ты мне нужен? Я тебя и так вижу довольно часто. Мне хотелось, чтобы дама была тоже с нами...
В этот момент зазвонил один из мобильников Петра со смешным в данной обстановке мотивом "God Save The Queen"1.
- Вот черт, - сказал Петр, ища свою трубку. - На эту мелодию я отвечаю. Это из моего офиса. Что они сегодня от меня хотят? - Достав телефон, Петр отошел в сторону. - Извините, здесь так шумно. Я выйду. Ведите себя благоразумно. О'кей? - сказал он, обращаясь в основном к Игорю.
Пройдя сквозь толпу, Петр направился к выходу из зала. В это время Игорь заказал ещё водки и предложил Наде сигарету.
- Ты куришь? - спросил он.
- Нет, я не курю...
- Сколько, однако, у тебя достоинств. Неудивительно, что Петр тебя мне не показывал.
Игорь закурил и стал пускать колечки дыма, пытаясь развлечь оставшуюся с ним Надю:
- Что ты мне посоветуешь? Куда мне пристроить свои маленькие сбережения?
- Туда, где все течет, все изменяется, - ответила молодая женщина официальным тоном.
- Какие акции, в частности, стоит брать?
- "Лукойл", конечно. У акций "Лукойла" большой потенциал. Цена за баррель растет...
- Большой потенциал, говоришь... - повторил Игорь. - А у тебя и меня какой потенциал? У наших отношений может быть какой-нибудь потенциал?
Воспользовавшись тем, что люди вокруг тесно столпились, Игорь прилип к Наде. Она почувствовала запах алкоголя и его ногу между своих колен...
- Я чувствую, что мои акции возрастут...
Надя резко отстранилась.
- Пить надо меньше, - сказала она сухо. - Если Петр будет меня искать, скажите ему, что я скоро вернусь...
И она решительным шагом направилась в глубину банкетного зала, ища выход. Потом, заметив двери в сторону лестницы, пошла в том направлении. Туалет, без сомнения, был в этом углу. И от женского, и от мужского туалета нестерпимо пахло. На стене висело мутное зеркало, и очень слабо горела лампочка. У Игоря, думала она, какая-то жуткая смесь грубости и агрессии, очень часто встречающаяся у тех, кого называют "новыми русскими". Вместо того чтобы сразу поставить его на место, она почему-то стушевалась как девчонка. Это было на неё непохоже. Знакомый голос прервал её размышления:
- Ну-ка повтори, что ты сказал... Ты говоришь, она копалась в его компьютере? Но она ничего не нашла?.. Ты уверен, что она ничего нашла?
Это был голос Петра, раздававшийся из соседнего мужского туалета. Она подняла голову и увидела: оба туалета имели общую вентиляционную решетку. Да, точно, банкир разговаривал по мобильнику в соседнем клозете:
- Знаю ли я её и-мейл? Нет, а что? - И после паузы: - Да, я хочу завтра же получить ваше подробное донесение. Пошлите мне факс в "Шератон"... Вот блин... - выругался Петр достаточно громко.
Надю сковал страх. Но надо было постараться не возбуждать у Петра никаких подозрений. Она догнала его при входе в зал:
- Петя, я...
Он посмотрел на неё внимательно, продолжая улыбаться:
- Ну как дела, Коломбина? Ты веселишься?.. Ты не думаешь, что...
Надя окаменела. Она была страшно испугана мгновенной переменой в лице Петра. Она не знала, как себя вести, но, быстро собравшись, решила сыграть роль обиженной любовницы:
- Петя, я больше не могу. Твой Игорь меня достал, он нагло лапал меня, как только ты отошел. Потом, - Надя потупилась, - ты знаешь, этот вызов в милицию... Он меня жутко угнетает. Я просто ни о чем не могу больше думать. Мне хотелось бы лечь пораньше спать. Я жутко устала. Пока, Петя... Возвращайся, я жду...
- Но...
Петр ничего не успел сказать. Она повернулась к нему обнаженной спиной и быстро пошла к выходу.
Когда он вернулся в номер, конечно изрядно выпивши, она сделал вид, что спит.
11
В Москве самолет авиалиний Туркменистана приземлился с большим опозданием. Впрочем, сейчас Надя не чувствовала тревоги. Всю дорогу она обдумывала, что будет делать. В Домодедове она прошла через залы, полные "челноков" с тюками, и села в первое попавшееся такси. Это была старая черная "Волга" - бывший "официоз".
- Куда? - привередливо спросил шофер.
- Онежская улица. Пятьсот ре.
- Поехали.
Надя села на переднее сиденье рядом с шофером, она теперь точно знала, с кем ей надо поговорить. На Онежской улице жил один человек, которого она любила в студенческие годы, - Олег. Ей часто хотелось видеть его, даже в последние годы. Она расспрашивала о нем общих знакомых. Говорили, у него была какая-то фантастически интересная работа. Но встреч с Надей он избегал. Ей сейчас показалось, что только Олег поможет ей подавить овладевший ею страх, который ещё больше усилила поездка в Алалабад.
Когда Надя вышла возле дома 67 на Онежской улице, она не сразу вспомнила, куда надо идти. К счастью, дверь в подъезде каменного многоэтажного дома была не заперта. Посмотрев надписи на почтовых ящиках, она увидела его фамилию: "Сидоров, кв. 10".
Дверь была серьезная, железная, но ей открыли тотчас. Это был сам Олег. Он почти не изменился. Немного отчетливее стали залысины. Но все то же спокойное выражение лица, сила и уверенность во взгляде. Он, как и прежде, очень располагал к себе. Ее появлению он был и рад, и удивлен, и что-то еще.
- Какими судьбами? Не ожидал тебя.
- Извини, Олег. Но у меня не было твоего номера телефона. Я помнила только адрес. Да и то только номер дома. Но мне повезло. Я тебя нашла.
- Раздевайся, проходи.
Она сняла жакет, поставила в сторону небольшой чемодан и надела толстые носки-тапочки, которые мало соответствовали её костюму от Шанель. На Олеге тоже были какие-то старые тапочки. Ей показалось, те самые, которые она уже видела у него несколько лет тому назад. Пройдя в комнату, Надя увидела знакомые полки с книгами и этажерку, полную каталогов аукционов Сотбис и Кристи.
- Садись, я поставлю чайник. Что ты хочешь, чай или кофе?
- Со времен университета мои вкусы не переменились. Я по-прежнему люблю чай.
Олег исчез на кухне.
Книги, что стояли у него на полках, были ей хорошо знакомы и также любимы. Собрания сочинений Толстого, Достоевского, Булгакова. В одном шкафу подряд стояли Солженицын, Синявский, Кравченко, Рыбаков. Чуть ниже поэты Серебряного века - Блок, Цветаева, Ахматова, Маяковский, Кузмин, Мандельштам. Олег в студенческие годы мечтал об Италии и часто повторял эти строки:
В Европе холодно. В Италии темно.
Власть отвратительна, как руки брадобрея.
О, если б распахнуть, да как нельзя скорее,
На Адриатику широкое окно.
Она живо вспомнила внятный голос Олега, читавшего ей это стихотворение в Сочи, где они вместе отдыхали летом. Еще ниже стояли книги о шахматах: шахматные задачи, биографии великих шахматистов и романы, посвященные шахматам, - Цвейга "Шахматный игрок" и Набокова "Защита Лужина", а также автора, которого она не знала, - Артуро Переса-Реверте. Она вытащила наугад одну из книжек. Это было английское издание "The Flanders panel"1.
Она подняла голову и обернулась. Олег стоял на пороге с подносом в руках. Он пристально смотрел на нее, глаза его блестели.
- Ты читаешь по-английски? - спросила она.
- Да, случается. Особенно когда работаю для её величества.
Они вошли в дом. За отоплением следила соседка. Она же приносила и еду для Путча. Не раздеваясь, мать сразу же включила старенький электрический чайник. Сейчас она показалась Наде такой хрупкой и беззащитной. Стоит ли ей о чем-то рассказывать... Обняв мать за плечи, она уткнулась молча в её плечо и поцеловала в шею.
- Давай рассказывай, Надя, что там у тебя произошло. Не забывай, что после смерти отца ты у меня одна. Надеюсь, ты на меня не обиделась за приглашение твоих друзей. Все-таки это твой день рождения. Ну расскажи мне, расскажи, что там у тебя стряслось...
- Что тебе рассказать, мама, я не знаю. Ты же можешь себе представить, что я почувствовала, когда подстрелили Сергея. Я же так испугалась, у меня стучали зубы, я не могла говорить... Не каждый же день кто-то падает замертво у тебя на глазах. На пальто пятна чужой крови. Ты понимаешь?.. Ты считаешь, что не из-за чего нервничать?
- Но ты же не будешь говорить, что мы приехали сюда среди ночи, потому что ты вторые сутки не спишь и переживаешь из-за этого бедняги Сережи. Что-то я ничего не понимаю. Скажи мне правду!
Надя взвешивала про себя все "за" и "против". Сказать матери про премьер-министра? Она ведь ничего не поймет и испугается ещё больше. Не пойдет ли она ещё обсуждать это с соседками? И вообще, может ли она ей помочь? Риск был очень большим. Хотя... мама спала, когда я включала компьютер.
- Помнишь, когда я кончала университет, часто происходили подобные вещи: заказ на убийство конкурента. Сейчас намного меньше. Но все-таки случается. Не повезло... И этот выстрел я не забуду до конца моей жизни.
Мама тяжело вздохнула, взяв дочь за плечи:
- Не повезло? Что ты такое говоришь? Всем этим "новым русским", включая твоего Петра Владимировича, не везет? Ты что? - Она даже топнула ногой. Эти коррумпированные круги... Они же совсем задушили нашу страну...
Надя рассердилась. Ой, сейчас она скажет матери какую-нибудь грубость, только бы не сегодня. Но ведь мать сейчас начнет повторять: "А вот раньше..." Это уже невозможно слушать, и потому она сказала спокойно:
- Перестань валить всех в одну кучу. Зачем ты путаешь мафию, бандитов и банкиров? Так делают одни только дураки журналисты. Ведь убили не Ульянина, а Сергея, прекрасного молодого человека, который великолепно делал свое дело, чтобы зарабатывать на жизнь. И все было нормально.
- Видишь, ты же не споришь, что твой Ульянин вор, - заметила мать.
- Не в этом дело, мама, вор или нет, тебя же вполне устраивает то, что я тебе каждый месяц даю пятьсот долларов. Ты их берешь, хотя говоришь, что я работаю у вора. Как бы ты жила, мамочка, с твоей зарплатой в школе в полторы тысячи рублей, если бы я не работала в банке? Ты что, стала бы продавать газеты возле метро или стояла бы с протянутой рукой?
- Ну я как-нибудь устроилась бы. Но было бы лучше, если бы ты работала в каком-нибудь приличном институте... на достойной работе...
- Знаю я все, что ты скажешь дальше. Ты что, забыла, сколько получают преподаватели в институте? За свою, как ты выражаешься, достойную работу? Всего сто долларов в лучшем случае. Ты хочешь, чтобы я пошла на панель или что?
Мать замолчала на мгновение, несколько озадаченная вопросами дочери. В это время залаял Путч.
- Но ведь я не против тебя сейчас выступаю... Ты же не будешь спорить, что прежде были какие-то правила. Люди жили согласно какой-то системе. Уважали стариков, наконец.
- А ты помнишь, сама мне рассказывала, как приезжали за неугодными среди ночи и увозили их, часто навсегда. Ты этого хочешь? Вы же жили в состоянии постоянного унижения и страха.
На улице залаяла собака. Надя вдруг заплакала, она не знала, не понимала, что ей следует делать, о чем говорить, в чем убеждать свою мать, которая, говоря о порядке, конечно, была права. Но ведь это ужасный был порядок. Ей снова стало страшно.
- Ты права, мама, - сказала она наконец. - Надо с этим кончать и уезжать отсюда не знаю куда. Завтра я должна отправляться с Ульяниным в командировку в Алалабад... Но я не поеду, не хочу!
- Надя, одумайся! Сейчас это невозможно. Как мы дальше жить будем? И что я буду делать, если ты уедешь за границу? У тебя разве кто-нибудь там есть? Тебя что, кто-нибудь там ждет? Ты должна продолжать делать то, что делала до сих пор, и ехать в эту командировку. Мы обо всем ещё подумаем, но только не надо за границу... Оставайся пока со своим Ульяниным. Все образуется, может быть...
Надя ещё никогда не говорила таким тоном со своей матерью, преждевременно постаревшей из-за смерти отца. Мать всю себя посвятила дочери и жила её жизнью. Если бы о Наде так заботился Петр, как думала о ней постоянно её мать...
- Я выйду подышать, - сказала Надя и, накинув меховой жакет, вышла на улицу.
Пройдя несколько шагов, она снова услышала, как рычит и лает Путч. Она даже не попыталась его успокоить, а просто спустила дворнягу с цепи. Полетев в конец сада, к опушке леса, он продолжал все так же громко лаять. Ей показалось, что она заметила красную точку сигареты за забором, и позвала собаку. Лай утих. Видимо, кто-то стоявший в темноте у забора со стороны леса ушел.
Секунду поколебавшись, Надя вышла за калитку и увидела на снегу притоптанный пятачок. Возле заиндевевшей, одиноко стоявшей березы валялись окурки. Следы вели в лес. Оглядевшись вокруг, Надя вздрогнула от пронизывающего порыва ветра.
- Все, Путч, идем домой.
Она быстро пошла к дому. Собака бежала вслед. Около крыльца она нагнулась, чтобы прицепить собаку, но Путч зарычал.
- Что там у тебя. Выплюнь!
Путч выпустил из пасти мокрый от слюны окурок. Надя знала привычку собаки пробовать "на вкус" все, что ей попадается за пределами "ее территории". Это был окурок "Мальборо". Чаще здесь курили "Приму". Усталая и замерзшая, она едва стояла на ногах.
9
Самолет оторвался от летной дорожки Домодедова и начал набирать высоту. Глава Урабанка наблюдал за пейзажем в иллюминаторе. Он любил Россию. Сначала самолет поднялся над лесом и припорошенной снегом пашней. Поплыли маленькие поселки, потом городки, перемежаясь с лоскутами леса и черной земли. До Туркменистана было четыре часа лету. Надя сидела с Ульяниным рядом.
- Как хорошо, что мы едем вместе. Ты успокоишься, обо всем забудешь, мы отдохнем. - И он начал целовать её в ухо, гладить шею и ласкать грудь, постепенно раздевая её. Надя это ненавидела. Охранники были в этом же салоне - через несколько рядов. Но остановить Ульянина она не могла и сопротивляться тоже. Впрочем, он и не обращал ни на кого внимания, грубо занимаясь тем, что ему сейчас так хотелось. Подняв подлокотники нескольких сидений, он завалил Надю на образовавшийся узенький диван и взгромоздился сверху, не слушая её тихих возражений. Ей ничего не оставалось, как терпеть. Ощущение риска разжигало Петра и совершенно опустошало Надю. Она не могла отрешиться от мыслей о четырех мужиках, пьющих минералку или листающих журналы о спорте или сексе. Наконец он кончил, легко целуя её и уже думая о другом. Наде же пришлось долго приходить в себя, прежде чем пройти в конец самолета мимо казавшихся невозмутимыми парней. Когда она вернулась, Петр читал последний номер "Евромани", попивая "Лагавюлен", виски, которое он не сумел оценить, но которое, он знал, придает ему значимость во время командировок в Англию.
Надя и Петр спускались по трапу из самолета в Алалабаде. Весеннее солнце буквально их ослепило. Так же, впрочем, как огромных размеров портрет отца нации на здании нового с иголочки аэропорта. В этот час здесь было много самолетов туркменских авиалиний, аэробусов Люфтганзы, полдюжины "Туполевых" и несколько "боингов". Ежегодный салон "Oil and Gas", на который они приехали, был здесь, в этом удаленном от большого мира месте, заметным событием.
У самого трапа самолета московского банкира ждал "мерседес". В то время как подручные Ульянина занимались билетами и багажом, банкир вместе с Надей поехал посмотреть город. Удобно устроившись на заднем сиденье, он спросил Надю:
- Ты в первый раз здесь?
Молодая женщина кивнула. Ее всегда поражала способность Петра, что называется, менять регистры. Только что он был хамом - и вдруг заговорил как обаятельный мужчина:
- Вот увидишь, тебе здесь понравится. Восток - дело тонкое. Когда-то здесь жили турки-сельджуки, накануне революции в основном туркмены, а теперь здесь много русских, казахов, узбеков. Потом здесь занимались ирригацией, прорыли оросительный Каракумский канал, по берегам которого выращивают дыни. Однако на дынях далеко не уедешь, и сегодня бахчеводству предпочитают торговлю газом. Отец нации вообще собирается сделать свою республику вторым Кувейтом. Он без комплексов. Но ему надо найти серьезного покупателя, потому что афганцы не в счет. Узбеки тоже. Русские, да. Они же и все сделали, чтобы добывать газ, поэтому им надо его продавать в первую очередь. Туркмения также граничит с Ираном. - И Петр указал на покрытые снегом гребни гор. - Однако иранцам газ не нужен, у них есть свой. Газ нужен в Европе, в Турции или в Китае. Надо строить газопроводы. Поначалу американцы объявили, что они проложат газопроводы по дну Каспийского моря. Поговорили, поговорили - и замолчали. Почему-то ни одна из компаний не захотела заниматься финансированием этого проекта.
- Но был также проект газопровода в Пакистан по территории Афганистана, - сказала Надя, глядя перед собой, не поддавшись обаянию Петра, как прежде.
- Да, об этом много говорят, и с разгромом талибов это стало возможным. Но кто будет финансировать? Ты будешь вкладывать свои акции в Афганистан? Американцы об этом говорили от фонаря - в надежде, что кому-то придет в голову заняться его финансированием. Но здесь все-таки играют русские. Отцу нации потребовались годы, чтобы понять, что кран должна открывать Россия. Он пытался было сопротивляться. И в конце концов именно русские предложили ему приемлемый выход... В любом случае мы сейчас диктуем ему свои условия. Мы нашли для него подходящих европейских клиентов в лице Украины. Туркменское эльдорадо - дело не сегодняшнего дня, поверь мне. Однако это не мешает отцу нации уже сегодня тратить колоссальные деньги, чтобы реализовать свои проекты фараона. Он совершенно не разбирается в архитектуре, но мечтает о размахе, превышающем величие властителей прошлого. Ты сейчас это увидишь. Он один из правителей, которой "позиционирует" себя как божество.
"Мерседес" ехал по центру Алалабада. На всех перекрестках стояли милиционеры и, как в России, собирали мзду со всех машин, кроме представительских. На центральной улице много зданий из стекла и бетона с портретами президента. Эти потемкинские деревни скрывали нищету мазанок и пятиэтажек на окраинах. Впереди возникло огромное здание.
- Это что, оперный театр?
- Нет, новый президентский дворец, - сказал Петр. - Старый стал мал. А вот тут ещё два новых министерства, новый центральный банк и Дом приемов.
- Что там впереди?
- А вот тут стоит остановиться. Это совсем новая достопримечательность. Башня нейтралитета. Давай выйдем.
Башня нейтралитета представляла собой что-то вроде ракеты высотой пятьдесят метров, положенной на некое основание, тоже опирающееся на колоссальные колонны, по которым вертикально ползли лифты. В общем, это было нечто несуразное. В центральной части башни на металле были выгравированы основные узлы ковровых узоров пяти туркменских племен. А на вершине этой башни - позолоченная фигура отца нации. Статуя вращалась на своей оси в направлении солнца!
- Ты уверен, что крутится статуя, а не весь мир вокруг нее? спросила Надя, не в силах сдержать улыбки.
- Ну это знает только президент. Мудрейший из мудрейших... Теперь, если не считать верблюдов, лучшее, что можно увидеть в Алалабаде, мы уже посмотрели. Поедем в отель, надо принять душ и хоть чуть-чуть отдохнуть, перед тем как идти на открытие салона и что там у них будет ещё - коктейль, что ли...
Они остановились в одном из лучших номеров гостиницы "Шератон". Надя тотчас отправилась в душ и, вернувшись в халате, села перед зеркалом и занялась "намазом". Так она называла вечерний макияж.
Петр ушел в свою туалетную комнату. Она смотрела на себя в зеркало, отражавшее кровать, на которой лежал его открытый кейс. Что-то в нем странно топорщилось. Надя встала и подошла посмотреть. Под бумагами, не слишком глубоко запрятанный, лежал крупнокалиберный пистолет.
Во время прогулки на "мерседесе" Надей овладело чувство легкости. Это была эйфория, возникающая у человека, благополучно приземлившегося в незнакомом месте. В Алалабаде повсюду били фонтаны, светило ласковое солнце. Пистолет в кейсе у Петра мгновенно напомнил ей об убийстве на Красной площади, о ночном бегстве с матерью на дачу. Уже во второй раз она физически ощутила опасность. А ведь сколько лет она жила совершенно безмятежно, не зная подобных страхов. Надя никогда не видела у Петра оружия. Зачем оно ему, если с ним постоянно его "гардемарины"? Он что, кого-то боится? Петр мало кому доверял. Может, он и её подозревает. Но в чем?
10
Стоя перед пюпитром а-ля американский президент, отец нации начал произносить свое вступительное слово. В свете юпитеров гости из первых рядов могли увидеть его массивные золотые кольца.
- Господа министры, господа послы, господа финансисты, леди и джентльмены, я хочу сказать вам добро пожаловать от имени туркменского народа. Никогда ещё на нашем салоне мы не принимали столько именитых гостей. Никогда ещё улицы нашего города не слышали столько иноязычной речи...
Монотонный голос навевал скуку. Президент говорил по-русски. Его туркменский язык можно было услышать только иногда, во время его выступлений по телевизору. О туркменском языке и вспомнили-то совсем недавно, когда все кругом стали укреплять национальный суверенитет своих стран. Понимая, что только так можно сохранить единство народа в определенных границах, вспомнили о национальной культуре. Деловым и финансовым языком все же оставался русский.
- ...Но если сегодня вас здесь собралось так много, то это потому, что наш Туркменистан вступил в новую эру. Кончилось время, когда Советский Союз эксплуатировал туркменов, пользуясь недрами нашей земли. Туркмены ничего не получали от общественного продукта, живя в нищете. Уже десять лет, как мы обрели независимость. Мы заявили о своем нейтралитете, и нас поняли во всем мире. Теперь Туркменистан может пользоваться своим газом...
Ульянин зашептал на ухо Наде:
- А кто исследовал месторождения? Кто тут бурил скважины? Кто строил газопроводы? Может, он?
- ...Контракт, который мы только что заключили с Украиной, - это хороший контракт, выгодный для нашей страны... Значительная сумма, которую мы получим, поможет нам продолжить заниматься экономическим развитием нашей страны...
- И в особенности увеличить его счет в офшорном банке... - шипел Ульянин.
- ...Построить школы, оросить новые хлопковые поля, обеспечить посевы новых культур. Наш внутренний совокупный продукт возрос на тринадцать процентов в истекшем году... Он будет расти и далее, в этом году его общая стоимость превысит сорок миллиардов манатов.
- Господи, насколько сегодняшние речи похожи на речи брежневской поры, - сказала Надя. - Одно только и изменилось - вместо рублей манаты.
- Ну не скажи. Есть ещё одно достижение. Его профиль сменил профиль Ленина.
Наконец речь президента подошла к концу. Раздались бурные и продолжительные аплодисменты. Основными хлопающими были министерские чиновники и другие местные гости. Толпа развернулась в сторону Дома приемов, где высокую публику ждал коктейль. Пожав десятка два рук, Петр Ульянин подошел к Наде и повел её к столу.
- Ой, только не вино, - сморщился банкир, увидев бутылки с местными винами. - Они кладут столько сахара, от этого вина только головная боль. Давай лучше выпьем водки. Хочешь, Надя, немного водки?
Повернувшись, он заметил у неё за спиной широкоплечего черноволосого мужчину с прилизанными, зачесанными назад волосами. На нем был темный костюм от Версаче и крокодиловые мокасины. На шее под накрахмаленным воротничком бугрился шрам.
- Боже, кого я вижу! Игорь, ты тоже здесь. Надя, разреши тебе представить одного брокера... Ни одной сделки не заключается без участия моего друга Игоря. Так или иначе, но он всегда на месте...
- Игорь Костакин...
- А это Надя, Head of Equitу Sales1 в моем банке... и даже много больше.
- Рад, очень рад, - сказал Костакин, поднося Надину руку к своим губам, но глядя ей в глаза. - Петя много говорил о тебе...
- Я... тоже, - пробормотала Надя, подумав: "Что - я тоже? Рада? Почему он тыкает, почему я смешалась?" Она почувствовала себя неуютно под наглым взглядом этого Костакина. Он вел себя неприлично.
- Нашу встречу надо отпраздновать. Подайте нам водку и три рюмки... распорядился он, обращаясь к официанту. - За встречу!
- За встречу! - ответил Игорь.
Он поднял свою рюмку и чокнулся с Надей. При этом из-под рукава его пиджака показалась большая рубиновая, в золоте, запонка.
- Давайте выпьем теперь за этого хлебосольного президента, собравшего нас здесь сегодня... и за женскую красоту, - добавил он, выразительно глядя на Надю. Закусывая паюсной, плохой, по его комментарию, икрой, он снова налил водки, бросая на Надю откровенные взгляды. - Мне бы хотелось позавтракать вместе с вами...
- Надя завтра рано уезжает в Москву, - сказал Петр, - но я встречусь с тобой с удовольствием.
Игорь взглянул на него насмешливо.
- Завтракать без прекрасной женщины... Зачем ты мне нужен? Я тебя и так вижу довольно часто. Мне хотелось, чтобы дама была тоже с нами...
В этот момент зазвонил один из мобильников Петра со смешным в данной обстановке мотивом "God Save The Queen"1.
- Вот черт, - сказал Петр, ища свою трубку. - На эту мелодию я отвечаю. Это из моего офиса. Что они сегодня от меня хотят? - Достав телефон, Петр отошел в сторону. - Извините, здесь так шумно. Я выйду. Ведите себя благоразумно. О'кей? - сказал он, обращаясь в основном к Игорю.
Пройдя сквозь толпу, Петр направился к выходу из зала. В это время Игорь заказал ещё водки и предложил Наде сигарету.
- Ты куришь? - спросил он.
- Нет, я не курю...
- Сколько, однако, у тебя достоинств. Неудивительно, что Петр тебя мне не показывал.
Игорь закурил и стал пускать колечки дыма, пытаясь развлечь оставшуюся с ним Надю:
- Что ты мне посоветуешь? Куда мне пристроить свои маленькие сбережения?
- Туда, где все течет, все изменяется, - ответила молодая женщина официальным тоном.
- Какие акции, в частности, стоит брать?
- "Лукойл", конечно. У акций "Лукойла" большой потенциал. Цена за баррель растет...
- Большой потенциал, говоришь... - повторил Игорь. - А у тебя и меня какой потенциал? У наших отношений может быть какой-нибудь потенциал?
Воспользовавшись тем, что люди вокруг тесно столпились, Игорь прилип к Наде. Она почувствовала запах алкоголя и его ногу между своих колен...
- Я чувствую, что мои акции возрастут...
Надя резко отстранилась.
- Пить надо меньше, - сказала она сухо. - Если Петр будет меня искать, скажите ему, что я скоро вернусь...
И она решительным шагом направилась в глубину банкетного зала, ища выход. Потом, заметив двери в сторону лестницы, пошла в том направлении. Туалет, без сомнения, был в этом углу. И от женского, и от мужского туалета нестерпимо пахло. На стене висело мутное зеркало, и очень слабо горела лампочка. У Игоря, думала она, какая-то жуткая смесь грубости и агрессии, очень часто встречающаяся у тех, кого называют "новыми русскими". Вместо того чтобы сразу поставить его на место, она почему-то стушевалась как девчонка. Это было на неё непохоже. Знакомый голос прервал её размышления:
- Ну-ка повтори, что ты сказал... Ты говоришь, она копалась в его компьютере? Но она ничего не нашла?.. Ты уверен, что она ничего нашла?
Это был голос Петра, раздававшийся из соседнего мужского туалета. Она подняла голову и увидела: оба туалета имели общую вентиляционную решетку. Да, точно, банкир разговаривал по мобильнику в соседнем клозете:
- Знаю ли я её и-мейл? Нет, а что? - И после паузы: - Да, я хочу завтра же получить ваше подробное донесение. Пошлите мне факс в "Шератон"... Вот блин... - выругался Петр достаточно громко.
Надю сковал страх. Но надо было постараться не возбуждать у Петра никаких подозрений. Она догнала его при входе в зал:
- Петя, я...
Он посмотрел на неё внимательно, продолжая улыбаться:
- Ну как дела, Коломбина? Ты веселишься?.. Ты не думаешь, что...
Надя окаменела. Она была страшно испугана мгновенной переменой в лице Петра. Она не знала, как себя вести, но, быстро собравшись, решила сыграть роль обиженной любовницы:
- Петя, я больше не могу. Твой Игорь меня достал, он нагло лапал меня, как только ты отошел. Потом, - Надя потупилась, - ты знаешь, этот вызов в милицию... Он меня жутко угнетает. Я просто ни о чем не могу больше думать. Мне хотелось бы лечь пораньше спать. Я жутко устала. Пока, Петя... Возвращайся, я жду...
- Но...
Петр ничего не успел сказать. Она повернулась к нему обнаженной спиной и быстро пошла к выходу.
Когда он вернулся в номер, конечно изрядно выпивши, она сделал вид, что спит.
11
В Москве самолет авиалиний Туркменистана приземлился с большим опозданием. Впрочем, сейчас Надя не чувствовала тревоги. Всю дорогу она обдумывала, что будет делать. В Домодедове она прошла через залы, полные "челноков" с тюками, и села в первое попавшееся такси. Это была старая черная "Волга" - бывший "официоз".
- Куда? - привередливо спросил шофер.
- Онежская улица. Пятьсот ре.
- Поехали.
Надя села на переднее сиденье рядом с шофером, она теперь точно знала, с кем ей надо поговорить. На Онежской улице жил один человек, которого она любила в студенческие годы, - Олег. Ей часто хотелось видеть его, даже в последние годы. Она расспрашивала о нем общих знакомых. Говорили, у него была какая-то фантастически интересная работа. Но встреч с Надей он избегал. Ей сейчас показалось, что только Олег поможет ей подавить овладевший ею страх, который ещё больше усилила поездка в Алалабад.
Когда Надя вышла возле дома 67 на Онежской улице, она не сразу вспомнила, куда надо идти. К счастью, дверь в подъезде каменного многоэтажного дома была не заперта. Посмотрев надписи на почтовых ящиках, она увидела его фамилию: "Сидоров, кв. 10".
Дверь была серьезная, железная, но ей открыли тотчас. Это был сам Олег. Он почти не изменился. Немного отчетливее стали залысины. Но все то же спокойное выражение лица, сила и уверенность во взгляде. Он, как и прежде, очень располагал к себе. Ее появлению он был и рад, и удивлен, и что-то еще.
- Какими судьбами? Не ожидал тебя.
- Извини, Олег. Но у меня не было твоего номера телефона. Я помнила только адрес. Да и то только номер дома. Но мне повезло. Я тебя нашла.
- Раздевайся, проходи.
Она сняла жакет, поставила в сторону небольшой чемодан и надела толстые носки-тапочки, которые мало соответствовали её костюму от Шанель. На Олеге тоже были какие-то старые тапочки. Ей показалось, те самые, которые она уже видела у него несколько лет тому назад. Пройдя в комнату, Надя увидела знакомые полки с книгами и этажерку, полную каталогов аукционов Сотбис и Кристи.
- Садись, я поставлю чайник. Что ты хочешь, чай или кофе?
- Со времен университета мои вкусы не переменились. Я по-прежнему люблю чай.
Олег исчез на кухне.
Книги, что стояли у него на полках, были ей хорошо знакомы и также любимы. Собрания сочинений Толстого, Достоевского, Булгакова. В одном шкафу подряд стояли Солженицын, Синявский, Кравченко, Рыбаков. Чуть ниже поэты Серебряного века - Блок, Цветаева, Ахматова, Маяковский, Кузмин, Мандельштам. Олег в студенческие годы мечтал об Италии и часто повторял эти строки:
В Европе холодно. В Италии темно.
Власть отвратительна, как руки брадобрея.
О, если б распахнуть, да как нельзя скорее,
На Адриатику широкое окно.
Она живо вспомнила внятный голос Олега, читавшего ей это стихотворение в Сочи, где они вместе отдыхали летом. Еще ниже стояли книги о шахматах: шахматные задачи, биографии великих шахматистов и романы, посвященные шахматам, - Цвейга "Шахматный игрок" и Набокова "Защита Лужина", а также автора, которого она не знала, - Артуро Переса-Реверте. Она вытащила наугад одну из книжек. Это было английское издание "The Flanders panel"1.
Она подняла голову и обернулась. Олег стоял на пороге с подносом в руках. Он пристально смотрел на нее, глаза его блестели.
- Ты читаешь по-английски? - спросила она.
- Да, случается. Особенно когда работаю для её величества.