— Вы, наверное, голодны?
Никто не решался ответить первым. Наконец, первым выступил флейтист и снял шляпу, украшенную пером. Виконт запустил руку в карман и извлек несколько монет. Те весело зазвенели на дне шляпы.
— Присаживайтесь и угощайтесь.
Анри, рассеянно насвистывая, двинулся по лесной дороге. Музыканты степенно постояли, но как только виконт исчез из поля зрения, бросились к столу. Никто не брал тарелок, все спешили завладеть самым лакомым куском. Слышалась ругань и невозможно было поверить, глядя на этих возбужденных мужчин, что они способны, собравшись вместе, извлекать из своих инструментов трогательные звуки музыки.
Жак с сожалением покачал головой, ему ничего не досталось от этого обеда. Но он не очень-то скорбел по этому поводу — закупая необходимые продукты для этого обеда, он сэкономил изрядную сумму денег и теперь мог позволить себе истратить их по своему усмотрению.
Он взял под уздцы коня своего хозяина и повел его по лесной дороге.
А Констанция Аламбер и ее воспитанница были в нескольких лье от имения графини Лабрюйер. Дорогой завязался не очень приятный для Колетты разговор.
— Мать не права, — настаивала мадемуазель Дюамель, — выдавая меня замуж за шевалье де Мориво, не спросив моего согласия.
Констанция мысленно проклинала тот момент, когда призналась Колетте, кто будет ее мужем.
— Но, посуди сама, — говорила она, — разве он нехорош собой?
— Он красив, — соглашалась Колетта, — но я не люблю его.
— Любовь и замужество — разные вещи, — в который раз Констанции приходилось повторять эту фразу. И Колетта, казалось, уже не воспринимала их.
— Он слишком стар для меня. Констанция рассмеялась.
— Стар, говоришь?
— Во всяком случае, немолод.
— Да он отличная пара для тебя. Ты только вспомни, что ты собиралась сказать своей матери, если бы я не удержала тебя. Разве благовоспитанная, порядочная девушка из благородной семьи может позволить себе что-нибудь подобное? Нет, Колетта, поверь мне, ты поступаешь дурно, очень дурно, решившись ослушаться мать.
Подумай, какой из Александра Шенье муж, ведь у него нет за душой ни су. Я не спорю, Колетта, он красив, молод, благороден и без ума влюблен в тебя, но ведь этого мало.
— Констанция! — воскликнула Колетта. — Я боюсь.
— Чего?
— Я начинаю ненавидеть свою мать.
— Ты поступаешь дурно. Девочка, неужели ты не видишь, как я почитаю твою мать? А ты хочешь пойти против ее воли, выказываешь такое упрямство, как будто не знаешь, что из этого может случиться беда. Будь умницей, ведь мать так огорчена. Она ждет лишь твоего доброго слова и с радостью простит тебя от всей
Души. Она даже уже простила тебя. Ты только произнеси еще раз это слово, когда мы вернемся в Париж.
— Мне казалось, Констанция, что ты на моей стороне?
— Да, дорогая, я не прошу тебя бросать Александра.
— Я не понимаю тебя, Констанция. То ты уверяешь меня, что шевалье де Мориво отличная для меня пара, то устраиваешь мне встречу с Александром, потом спасаешь меня от гнева матери.
— Ты еще многого, Колетта, не понимаешь. Жизнь куда сложнее, чем тебе кажется, и не всегда самое правильное решение — самое хорошее. Ведь твоя мать смягчилась, сменила гнев на милость, пошла тебе навстречу, отпустив тебя со мной. Сделала первый шаг, а ты хочешь отказаться. Подумай сама, что она требует от тебя взамен? Да, всего-навсего, чтобы ты выбросила этого Александра из своей головки, не стремилась бы к браку с недостойным тебя человеком. И я тоже прошу тебя, не думать о браке с Александром.
— Но, Констанция, я тысячу раз могу сказать тебе нет. То, что я сделала, может быть и дурно. Но сделанного не воротишь. Теперь моя жизнь принадлежит Александру, я написала ему в письме «я твоя»— и хочу сдержать свое слово. Я согласна упасть в ноги матери, целовать ей руки, просить прощения за мой поступок, совершенный мной в минуту безумия и слабости. И если она простит
Меня всем сердцем, то согласится на мой брак с Александром.
Констанция тяжело вздохнула.
«Да, — подумала она, — мой план будет выполнить нелегко. Но будем надеяться на то, что Колетта еще ничего не смыслит в жизни и все ее заверения пустые слова. Стоит ей увлечься — она забудет Александра и свои опасения. Боже мой, она говорит, я написала ему, я твоя. Но ведь писалось это под мою диктовку.
— Наверное, ты, Колетта, вспомнила какую-нибудь сцену из романа о верной любви бедной девушки к благородному человеку. Но ты не предашь своего Александра, если выйдешь замуж за шевалье де Мориво.
— Я предам свои слова, Констанция. Ведь я дала обещание.
— Ты что обещала ему?
— Я обещала ему быть его.
— Ты сдержишь свое слово.
— Я не понимаю.
— Ты будешь его любовницей, выйдя замуж за Эмиля де Мориво.
Глаза Колетты округлились.
— И это предлагаешь мне ты, Констанция?
— Только я и могу тебе предложить подобное. Это самое разумное решение. Эмиль де Мориво хорош как муж, Александр Шенье как любовник. И ты сможешь быть счастлива с ними обоими.
Все будут довольны:мать, Эмиль, Александр, а главное — будешь довольна ты, Колетта. Ведь два это лучше, чем один.
— Смотря чего два?
— Двое мужчин, — уточнила свою мысль Констанция.
— Я не привыкла обманывать, — прошептала Колетта.
— Ты никого и не будешь обманывать.
Разговор об Александре Шенье Констанция Аламбер вела скорее всего по инерции, она понимала, Колетта и Александр еще не скоро станут настоящими любовниками, а ей нужно было повернуть дело так, чтобы Колетта еще до свадьбы лишилась своей девственности.И единственно возможным из всех вариантов ей представлялось теперь — воспользоваться талантом виконта Лабрюйера.
Констанция специально не заводила разговора о нем, она прекрасно понимала, все зависит не от девушки, а от виконта.» Надеюсь, Мадлен Ламартин уже получила мое письмо, — подумала Констанция, — и не поддастся на его уговоры.
Представляю себе злое лицо Анри, когда он узнает, что письмо написала я. Хотя скорее всего, Мадлен ни слова не скажет ему о нем. Вряд ли я вообще застану ее в имении. Ну ничего, пусть возвращается к своему мужу. Если дорожишь своей женой, нечего оставлять на несколько месяцев одну «.
Колетта пообещала подумать над сказанным Констанцией и по лицу девушки нетрудно было догадаться, что философия мадемуазель Аламбер вполне устраивает ее еще неискушенную душу.
Конечно, легче всего жить, когда знаешь, что твое поведение устраивает всех. Главное — не допустить огласки и тогда никто не посмеет упрекнуть тебя в нечестности.
— Успокойся, дорогая, — говорила Констанция, — все женщины живут подобным образом. Но думаю: в рай попадают не только мужчины.
И вот показался дворец графини Лабрюйер, стоявший на пологом холме. Огромный парк расстилался вокруг сверкавшего пруда. Ровными линиями протянулись аллеи, дорожки. Повсюду пестрели цветочные клумбы. Возница принял немного в сторону, объезжая задумчиво шествующего Анри Лабрюйера и Жака, понуро бредущего вместе с конем за своим хозяином.
Констанция, завидев Анри, приказала кучеру придержать карету.
— Добрый день, виконт, — мадемуазель Аламбер приоткрыла дверцу.
— Констанция? Что ты зачастила сюда?
— Я хочу напомнить об одном разговоре.
— Меня сейчас занимает совсем другое. Констанция, боясь, что сейчас виконт проговорится об их уговоре, поспешила добавить.
— А я приехала не одна. Со мной моя подопечная, в прошлый раз я не успела познакомить вас. Мадемуазель Дюамель и виконт Лабрюйер.
— А-а, вы та самая мадемуазель, которая собирается выйти замуж.
— Да-да, — кивнула головой Констанция, — за Эмиля де Мориво.
Виконту явно доставило наслаждение слышать интонацию, с какой Констанция называла имя своего бывшего любовника.
— Я уже не кажусь вам таким страшным, мадемуазель? — виконт поклонился.
— Мне ему ответить? — шепотом спросила Колетта.
— Конечно же, дорогая. Здесь в деревне все проще.
— Да, виконт. Теперь я уже не боюсь вас.
— Вот и прекрасно.
Мы еще встретимся! — крикнула Констанция и махнула рукой кучеру.
Тот тронул лошадей, и они побежали резвей. Виконт глядел вслед удаляющемуся экипажу.» Все-таки странная женщина, Констанция Аламбер, — думал виконт Лабрюйер, — она, по-моему, и сама не знает, чего хочет. А я? Чего хочу я? Неужели в любовных победах заключается смысл жизни? Хотя они все-таки более безобидные, чем победы военные. Ведь я никого не убиваю, я приношу только счастье себе и другим. Пусть оно мимолетное, пусть недолговечное, но все равно это самое настоящее неподдельное счастье «.
Налетевший порыв ветра поднял на дороге пыль, и виконту пришлось прикрыть глаза рукой. А когда он открыл, карета уже исчезла.
— Сам не знаю, — пробормотал виконт, — не знаю, почему Констанция недосягаема для меня. Дело даже не в том, что она умеет противостоять моим домогательствам, я сам теряюсь в ее присутствии, а это редкое достоинство у женщины.
Злость поднималась в душе Анри, неудача с Мадлен Лабрюйер больно уязвила его самолюбие. А подобных обид виконт не привык сносить и оставлять безнаказанными.
— Я люблю Мадлен, люблю, — приговаривал виконт с каждым шагом, — я люблю ее все больше и больше. Жизнь теряет смысл, когда ее нет рядом со мной.
Он так упорно повторял эти слова, что уже верил в них, подходя к дому.
Графиня Лабрюйер встретила его в гостиной. Старая женщина сидела за столиком с веером карт в руках. Напротив нее сидели маркиз и маркиза Лагранж.
— Анри, присоединяйся, — довольно бодро для своего возраста сказала старуха и указала на свободное место.
Анри никогда не любил карточных игр. Их азарт казался ему искусственным и даже вредным для психики. Но огорчать свою престарелую родственницу ему не хотелось. Наверное, графиня Лабрюйер была единственной женщиной, которую Анри искренне любил.
Он устроился и взял карты. На удивление, виконту повезло.
— А что поделывает наша гостья? — как бы невзначай поинтересовался Анри.
— Какая? лицо маркизы Лагранж чуть порозовело. — Вы говорите о мадам Ламартин?
— Нет, о мадемуазель Аламбер и ее прелестной спутнице.
— Но вы же сказали — наша гостья, значит, имели в виду лишь кого-то одного?
Карточная игра располагала к неспешной беседе, ничего не значащим фразам.
— Я буду рад, маркиз, если вы скажете мне хотя бы об одной из них. Так ваши симпатии переменились?
— Нисколько.
— По-моему, виконт ваши взгляды были отданы другой женщине.
— Я не забирал их обратно.
— Ах, так решили действовать более широко.
— Я не люблю говорить на эту тему, маркиза. Слова здесь не решают ничего. Многие из мужчин любят бахвалиться любовными победами.
— Да-да, мой внук не таков, — вставила обычно глуховатая графиня Лабрюйер.
Маркиз Лагранж сделал новый ход, и виконту не повезло.
— Вы очень коварны, маркиз, придерживаете карты до последнего. Ведь я-то был уверен, что бубновый король на руках у мадам Лагранж.
— Вы, месье, — отвечал маркиз, — привыкли к одному стилю игры, я к другому. И не знаю, что занимает ваш ум, но смею заметить, занятие политикой заставляют хорошо играть в карты.
— Когда на руках хороший набор, — отвечал виконт — немудренно выиграть. Куда сложнее вести игру с плохой картой. К тому же, у меня есть подозрение, маркиз, что вы с женой играете в одну руку.
— Только в картах, только в картах, — маркиз рассмеялся.
Маркиза сложила свои карты и ходила, не глядя в них, но всегда вытаскивая ту, которую было нужно.
Виконт, я всегда на стороне своего мужа, что бы ни случилось, что бы ни происходило. Иные могут обольщаться, видя, как я забираю взятку, которую преспокойно мог взять мой муж. Но дело в том, что выигрыш мы делим пополам. И вы первый заметили это. Завидую вашей прозорливости.
— Я восхищаюсь вами, мадам.
— Чем же конкретно?
— Да, всем. Маркиз, первый раз мне приходится встречать столь рассудительную женщину. Обычно жены видят в своих мужьях врагов, тиранов и только вы видите в нем своего благодетеля.
— Что вы, виконт, — ответствовал маркиз Лагранж, — я бы не женился на другой женщине.
— А что вы думаете по этому поводу? — виконт обратился к графине Лабрюйер. Та пожала плечами.
— Я не знаю, как жила, но знаю, что жила правильно. Ведь мне удалось пережить своего мужа.
— Вот видите, — воскликнул виконт, — как коварны женщины!
— Нет, коварны мужчины, — отвечала старая графиня. — Они всегда уходят первыми, нужно лишь к этому приготовиться, и не слишком на них рассчитывать. Ты, Анри, весь пошел в этом смысле в деда. Сколько я ни говорила ему, что хочу умереть первой, он не слушал меня — и пожалуйста…
Если кон начинался для Анри Лабрюйера великолепно, то окончился полным его разгромом. В выигрыше остались маркиз и маркиза Лагранж.
— Так что же все-таки поделывает наша гостья? — с улыбкой спросил Анри.
— Тебе так не терпится узнать? Анри, все спустятся к обеду и ты, наконец, удовлетворишь свое любопытство.
— Нет, я должен узнать это сейчас.
Анри поблагодарил всех за хорошую игру и поднялся. Он успел заметить краем глаза Констанцию, прогуливающуюся в саду.
Виконт Лабрюйер нагнал мадемуазель Аламбер возле зарослей можжевельника.
— Констанция.
— Да, виконт.
— А где твоя воспитанница?
— Ты в конце концов заинтересовался ею?
— Я интересуюсь тобой.
— Я уже говорила — это бесполезно.
— Только не для меня.
— Но ведь ты знаешь меня не первый год.
— Это и придает мне силы.
— Ты так думаешь?
— Чем больше прошло от начала, тем ближе к концу.
— А я, Анри, не привыкла менять своих взглядов на мужчин.
— Ты кого-то полюбила вновь?
— Нет, но мне довелось пережить вчера страшное потрясение.
— Кто напугал тебя, Констанция?
— Мне предложили выйти замуж.
— Это что-то новое.
— Но ты, Анри, никогда не догадаешься, от кого исходило подобное предложение.
Виконт принялся перечислять всех знакомых ему дворян, кто бы мог отважиться на такой безнадежный в своих последствиях поступок. Но каждый раз Констанция отрицательно качала головой.
— Нет, Анри, не угадал. Тебе ни за что не угадать. Наконец, Анри сдался.
— Ну, признавайся сама, такого мужчины не существует в мире. Женщины могут быть глупыми, могут быть прозорливыми, но большинство мужчин умны.
Не знаю, как насчет ума, — улыбнулась Констанция, — но наглости у него, наверное, даже больше, чем самоуверенности.
— Нелестного же ты мнения, Констанция, о своем будущем муже.
С таким же успехом и ты можешь называть меня своей невестой.
Так кому ты отказала?
Во-первых, Анри, я еще не отказала ему, я обещала ему подумать. Во-вторых, он граф, к тому же занимает видный пост при дворе.
— Констанция, давай по порядку. Я перечислил всех, кто занимает хоть какой-то пост при дворе, исключая разве что королевских поваров. Но насколько мне известно, среди них не числится ни одного графа.
— Ты не спросил, Анри, при каком дворе.
— О-о, за тебя сватается иностранец?
— Да, граф де Бодуэн, постельничий короля Пьемонта.
— Мне остается, Констанция, только поздравить тебя. Выгодная партия в том случае, если бы ты была бедной девушкой, а с твоим богатством можно желать лишь свадьбы с королем.
— Так наш уговор, Анри, остается в силе?
— Ты насчет своей подопечной?
— О ком же еще.
— Я бы посвятил ей вечер-другой. Но пойми, Констанция, я сейчас влюблен в другую женщину.
Анри говорил с такой серьезностью, что Констанция Аламбер рассмеялась.
— Анри, разговаривая со мной, ты можешь не делать такого страдальческого выражения лица. Я прекрасно знаю цену всем твоим обещаниям, особенно любовным.
— Я в самом деле люблю ее, — голос Анри звучал так трагически, что будь он актером, зал рыдал бы. — Кстати, — виконт принял свой обычный скучающий облик, —
Кто-то, я не берусь утверждать, что это сделала ты, написал письмо Мадлен Ламартин, где перечислены мои преступления…
— Твои достоинства, Анри.
— Но бедная женщина восприняла их как нечто ужасное. И знаешь, что меня насторожило?
— Что?
— В письме была приписка не разглашать имени писавшего, вернее, писавшей.
— И ты, конечно же, Анри, решил, что это я.
— Я в этом уверен.
— Да, это я написала письмо, — виновато вздохнула Констанция Аламбер, — и надеюсь, ты догадываешься, зачем?
— Зачем же?
— Чтобы ускорить развязку твоей затянувшейся любви с Мадлен Ламартин. Это письмо или подтолкнет ее испытать неведомое ей доселе счастье быть с мужчиной, сумевшим соблазнить двести женщин к двадцати двум годам, или же, если она в самом деле любит своего мужа, начнет избегать тебя.
— Я бы мог понять тебя, Констанция, если бы Мадлен отбила у тебя любовника, но ты же равнодушна ко мне.
— У меня в этом деле есть свой интерес.
— Ах да, Эмиль де Мориво. Как же ты можешь простить подобную обиду?! Он собрался жениться, не испросив у тебя согласия. Но ты же ему не мать и даже не сестра.
— Это было подлостью с его стороны. Он приходил ко мне и не сказал даже ни одного слова. А я как дура встречалась с Франсуазой. Они все знали, что происходит. А я-то даже не догадывалась. А твоя престарелая родственница не скучает без тебя?
— Я бы попросил тебя, Констанция, не шутить по этому поводу. У нас очень нежные чувства друг к другу.
— Я смотрю, Анри, о чем бы мы не заговорили, всегда начинаем ссориться. Ведь мы с тобой друзья, хоть ты и не хочешь помочь мне.
Анри внезапно толкнул Констанцию и отскочил в сторону. Та глянула на него и рассмеялась. Настоящий мальчишка, собравшийся играть в пятнашки.
— Неужели, Анри, ты, возмужав, не забыл наши детские игры?
— Вся жизнь игра, — Анри пожал плечами.
— А вот я уже не так легка на подъем. Мне не хочется играть и, наверное, вскоре я заживу по-настоящему.
— А хочешь, мы с тобой сыграем, Констанция?
— Как?
— Если ты отгадаешь слово, загаданное мною, то я, возможно, выполню твою просьбу.
— Возможно или выполнишь?
— Выполню.
— Когда?
— Лишь только пойму, что Мадлен готова стать моей.
— Тогда начнем, на это уйдет не много времени.
— Итак, ты можешь спрашивать меня о чем угодно, а я буду отвечать тебе, да или нет.
Констанция, не задумываясь, спросила.
— Это живое?
— Нет.
— Мы его сейчас видим?
— Нет.
— Но оно есть в имении мадам Лабрюйер?
— Да.
— Оно большое?
— Да.
— Это предмет?
— Нет.
— Это есть у меня?
— Конечно.
— Оно есть у каждого из живущих в доме?
— Скорее всего, да.
— Но самое большое, конечно же, у тебя, Анри?
— Да.
— Это вещь?
— Нет.
— Не живое и не вещь? — задумалась Констанция Аламбер.Но тут же глаза ее просияли.
— Это дух?
— Можно сказать и так.
— Ну конечно же, это любовь, — рассмеялась Констанция.
— Да, — Анри, не дав Констанции опомниться, схватил ее, прижал к себе и попытался поцеловать в губы.
Но мадемуазель Аламбер больно укусила его за щеку. И сквозь прокушенную кожу тоненькой струйкой потекла кровь. Констанция словно желая поиздеваться над виконтом Лабрюйером, провела пальцем по его щеке, сняла капельку крови и слизнула ее языком.
— Я думала, Анри, кровь у тебя какая-то необыкновенная, а на поверку такая же соленая, как мои слезы.
— Ты играешь с огнем, Констанция!
— Нет, Анри, ты загадал слово, я сумела его разгадать, и тебе придется выполнять свое обещание.
— Ну вот, теперь-то ты, Констанция, и попалась, — Анри расхохотался.
Женщина, не понимая, в чем дело, уже было подумала, не сошел ли он с ума, но виконт объяснил ей.
— Больше всего я боялся, что ты сумеешь отговорить Мадлен. Но теперь тебе придется помогать мне, иначе я вправе не выполнить твою просьбу. Ведь уговор был таков.
— Ах ты, пройдоха, — Констанция легко ущипнула Анри за плечо. — Ты всегда найдешь способ обмануть доверчивую женщину.
— О нет, к сожалению, мне не всегда это удается.
— Но пожалуйста, сделай это ради меня, и я буду тебе благодарна.
— Ты полюбишь меня? — спросил виконт.
— Это не в моих силах.
— Ну хотя бы постараешься?
— Постараюсь, Анри.
— Но из этого, конечно же, ничего не выйдет.
— Конечно.
— Ты, Констанция, такая же несносная, как и я. Побежали к дому.
Анри схватил Констанцию за руку и они, подбадривая друг друга криками, бросились к дому, словно в старой детской игре: кто первым притронется к столбу крыльца, тот умный, а кто опоздал, тот дурак.
Анри, конечно, благородно уступил даме право первой коснуться столба. Подождав запыхавшуюся Констанцию, он взял ее руку и приложил ладонь к теплому дереву.
Ты первая.
А ты, как всегда, опоздываешь, даже в том случае когда прибегаешь раньше.
ГЛАВА 2
Никто не решался ответить первым. Наконец, первым выступил флейтист и снял шляпу, украшенную пером. Виконт запустил руку в карман и извлек несколько монет. Те весело зазвенели на дне шляпы.
— Присаживайтесь и угощайтесь.
Анри, рассеянно насвистывая, двинулся по лесной дороге. Музыканты степенно постояли, но как только виконт исчез из поля зрения, бросились к столу. Никто не брал тарелок, все спешили завладеть самым лакомым куском. Слышалась ругань и невозможно было поверить, глядя на этих возбужденных мужчин, что они способны, собравшись вместе, извлекать из своих инструментов трогательные звуки музыки.
Жак с сожалением покачал головой, ему ничего не досталось от этого обеда. Но он не очень-то скорбел по этому поводу — закупая необходимые продукты для этого обеда, он сэкономил изрядную сумму денег и теперь мог позволить себе истратить их по своему усмотрению.
Он взял под уздцы коня своего хозяина и повел его по лесной дороге.
А Констанция Аламбер и ее воспитанница были в нескольких лье от имения графини Лабрюйер. Дорогой завязался не очень приятный для Колетты разговор.
— Мать не права, — настаивала мадемуазель Дюамель, — выдавая меня замуж за шевалье де Мориво, не спросив моего согласия.
Констанция мысленно проклинала тот момент, когда призналась Колетте, кто будет ее мужем.
— Но, посуди сама, — говорила она, — разве он нехорош собой?
— Он красив, — соглашалась Колетта, — но я не люблю его.
— Любовь и замужество — разные вещи, — в который раз Констанции приходилось повторять эту фразу. И Колетта, казалось, уже не воспринимала их.
— Он слишком стар для меня. Констанция рассмеялась.
— Стар, говоришь?
— Во всяком случае, немолод.
— Да он отличная пара для тебя. Ты только вспомни, что ты собиралась сказать своей матери, если бы я не удержала тебя. Разве благовоспитанная, порядочная девушка из благородной семьи может позволить себе что-нибудь подобное? Нет, Колетта, поверь мне, ты поступаешь дурно, очень дурно, решившись ослушаться мать.
Подумай, какой из Александра Шенье муж, ведь у него нет за душой ни су. Я не спорю, Колетта, он красив, молод, благороден и без ума влюблен в тебя, но ведь этого мало.
— Констанция! — воскликнула Колетта. — Я боюсь.
— Чего?
— Я начинаю ненавидеть свою мать.
— Ты поступаешь дурно. Девочка, неужели ты не видишь, как я почитаю твою мать? А ты хочешь пойти против ее воли, выказываешь такое упрямство, как будто не знаешь, что из этого может случиться беда. Будь умницей, ведь мать так огорчена. Она ждет лишь твоего доброго слова и с радостью простит тебя от всей
Души. Она даже уже простила тебя. Ты только произнеси еще раз это слово, когда мы вернемся в Париж.
— Мне казалось, Констанция, что ты на моей стороне?
— Да, дорогая, я не прошу тебя бросать Александра.
— Я не понимаю тебя, Констанция. То ты уверяешь меня, что шевалье де Мориво отличная для меня пара, то устраиваешь мне встречу с Александром, потом спасаешь меня от гнева матери.
— Ты еще многого, Колетта, не понимаешь. Жизнь куда сложнее, чем тебе кажется, и не всегда самое правильное решение — самое хорошее. Ведь твоя мать смягчилась, сменила гнев на милость, пошла тебе навстречу, отпустив тебя со мной. Сделала первый шаг, а ты хочешь отказаться. Подумай сама, что она требует от тебя взамен? Да, всего-навсего, чтобы ты выбросила этого Александра из своей головки, не стремилась бы к браку с недостойным тебя человеком. И я тоже прошу тебя, не думать о браке с Александром.
— Но, Констанция, я тысячу раз могу сказать тебе нет. То, что я сделала, может быть и дурно. Но сделанного не воротишь. Теперь моя жизнь принадлежит Александру, я написала ему в письме «я твоя»— и хочу сдержать свое слово. Я согласна упасть в ноги матери, целовать ей руки, просить прощения за мой поступок, совершенный мной в минуту безумия и слабости. И если она простит
Меня всем сердцем, то согласится на мой брак с Александром.
Констанция тяжело вздохнула.
«Да, — подумала она, — мой план будет выполнить нелегко. Но будем надеяться на то, что Колетта еще ничего не смыслит в жизни и все ее заверения пустые слова. Стоит ей увлечься — она забудет Александра и свои опасения. Боже мой, она говорит, я написала ему, я твоя. Но ведь писалось это под мою диктовку.
— Наверное, ты, Колетта, вспомнила какую-нибудь сцену из романа о верной любви бедной девушки к благородному человеку. Но ты не предашь своего Александра, если выйдешь замуж за шевалье де Мориво.
— Я предам свои слова, Констанция. Ведь я дала обещание.
— Ты что обещала ему?
— Я обещала ему быть его.
— Ты сдержишь свое слово.
— Я не понимаю.
— Ты будешь его любовницей, выйдя замуж за Эмиля де Мориво.
Глаза Колетты округлились.
— И это предлагаешь мне ты, Констанция?
— Только я и могу тебе предложить подобное. Это самое разумное решение. Эмиль де Мориво хорош как муж, Александр Шенье как любовник. И ты сможешь быть счастлива с ними обоими.
Все будут довольны:мать, Эмиль, Александр, а главное — будешь довольна ты, Колетта. Ведь два это лучше, чем один.
— Смотря чего два?
— Двое мужчин, — уточнила свою мысль Констанция.
— Я не привыкла обманывать, — прошептала Колетта.
— Ты никого и не будешь обманывать.
Разговор об Александре Шенье Констанция Аламбер вела скорее всего по инерции, она понимала, Колетта и Александр еще не скоро станут настоящими любовниками, а ей нужно было повернуть дело так, чтобы Колетта еще до свадьбы лишилась своей девственности.И единственно возможным из всех вариантов ей представлялось теперь — воспользоваться талантом виконта Лабрюйера.
Констанция специально не заводила разговора о нем, она прекрасно понимала, все зависит не от девушки, а от виконта.» Надеюсь, Мадлен Ламартин уже получила мое письмо, — подумала Констанция, — и не поддастся на его уговоры.
Представляю себе злое лицо Анри, когда он узнает, что письмо написала я. Хотя скорее всего, Мадлен ни слова не скажет ему о нем. Вряд ли я вообще застану ее в имении. Ну ничего, пусть возвращается к своему мужу. Если дорожишь своей женой, нечего оставлять на несколько месяцев одну «.
Колетта пообещала подумать над сказанным Констанцией и по лицу девушки нетрудно было догадаться, что философия мадемуазель Аламбер вполне устраивает ее еще неискушенную душу.
Конечно, легче всего жить, когда знаешь, что твое поведение устраивает всех. Главное — не допустить огласки и тогда никто не посмеет упрекнуть тебя в нечестности.
— Успокойся, дорогая, — говорила Констанция, — все женщины живут подобным образом. Но думаю: в рай попадают не только мужчины.
И вот показался дворец графини Лабрюйер, стоявший на пологом холме. Огромный парк расстилался вокруг сверкавшего пруда. Ровными линиями протянулись аллеи, дорожки. Повсюду пестрели цветочные клумбы. Возница принял немного в сторону, объезжая задумчиво шествующего Анри Лабрюйера и Жака, понуро бредущего вместе с конем за своим хозяином.
Констанция, завидев Анри, приказала кучеру придержать карету.
— Добрый день, виконт, — мадемуазель Аламбер приоткрыла дверцу.
— Констанция? Что ты зачастила сюда?
— Я хочу напомнить об одном разговоре.
— Меня сейчас занимает совсем другое. Констанция, боясь, что сейчас виконт проговорится об их уговоре, поспешила добавить.
— А я приехала не одна. Со мной моя подопечная, в прошлый раз я не успела познакомить вас. Мадемуазель Дюамель и виконт Лабрюйер.
— А-а, вы та самая мадемуазель, которая собирается выйти замуж.
— Да-да, — кивнула головой Констанция, — за Эмиля де Мориво.
Виконту явно доставило наслаждение слышать интонацию, с какой Констанция называла имя своего бывшего любовника.
— Я уже не кажусь вам таким страшным, мадемуазель? — виконт поклонился.
— Мне ему ответить? — шепотом спросила Колетта.
— Конечно же, дорогая. Здесь в деревне все проще.
— Да, виконт. Теперь я уже не боюсь вас.
— Вот и прекрасно.
Мы еще встретимся! — крикнула Констанция и махнула рукой кучеру.
Тот тронул лошадей, и они побежали резвей. Виконт глядел вслед удаляющемуся экипажу.» Все-таки странная женщина, Констанция Аламбер, — думал виконт Лабрюйер, — она, по-моему, и сама не знает, чего хочет. А я? Чего хочу я? Неужели в любовных победах заключается смысл жизни? Хотя они все-таки более безобидные, чем победы военные. Ведь я никого не убиваю, я приношу только счастье себе и другим. Пусть оно мимолетное, пусть недолговечное, но все равно это самое настоящее неподдельное счастье «.
Налетевший порыв ветра поднял на дороге пыль, и виконту пришлось прикрыть глаза рукой. А когда он открыл, карета уже исчезла.
— Сам не знаю, — пробормотал виконт, — не знаю, почему Констанция недосягаема для меня. Дело даже не в том, что она умеет противостоять моим домогательствам, я сам теряюсь в ее присутствии, а это редкое достоинство у женщины.
Злость поднималась в душе Анри, неудача с Мадлен Лабрюйер больно уязвила его самолюбие. А подобных обид виконт не привык сносить и оставлять безнаказанными.
— Я люблю Мадлен, люблю, — приговаривал виконт с каждым шагом, — я люблю ее все больше и больше. Жизнь теряет смысл, когда ее нет рядом со мной.
Он так упорно повторял эти слова, что уже верил в них, подходя к дому.
Графиня Лабрюйер встретила его в гостиной. Старая женщина сидела за столиком с веером карт в руках. Напротив нее сидели маркиз и маркиза Лагранж.
— Анри, присоединяйся, — довольно бодро для своего возраста сказала старуха и указала на свободное место.
Анри никогда не любил карточных игр. Их азарт казался ему искусственным и даже вредным для психики. Но огорчать свою престарелую родственницу ему не хотелось. Наверное, графиня Лабрюйер была единственной женщиной, которую Анри искренне любил.
Он устроился и взял карты. На удивление, виконту повезло.
— А что поделывает наша гостья? — как бы невзначай поинтересовался Анри.
— Какая? лицо маркизы Лагранж чуть порозовело. — Вы говорите о мадам Ламартин?
— Нет, о мадемуазель Аламбер и ее прелестной спутнице.
— Но вы же сказали — наша гостья, значит, имели в виду лишь кого-то одного?
Карточная игра располагала к неспешной беседе, ничего не значащим фразам.
— Я буду рад, маркиз, если вы скажете мне хотя бы об одной из них. Так ваши симпатии переменились?
— Нисколько.
— По-моему, виконт ваши взгляды были отданы другой женщине.
— Я не забирал их обратно.
— Ах, так решили действовать более широко.
— Я не люблю говорить на эту тему, маркиза. Слова здесь не решают ничего. Многие из мужчин любят бахвалиться любовными победами.
— Да-да, мой внук не таков, — вставила обычно глуховатая графиня Лабрюйер.
Маркиз Лагранж сделал новый ход, и виконту не повезло.
— Вы очень коварны, маркиз, придерживаете карты до последнего. Ведь я-то был уверен, что бубновый король на руках у мадам Лагранж.
— Вы, месье, — отвечал маркиз, — привыкли к одному стилю игры, я к другому. И не знаю, что занимает ваш ум, но смею заметить, занятие политикой заставляют хорошо играть в карты.
— Когда на руках хороший набор, — отвечал виконт — немудренно выиграть. Куда сложнее вести игру с плохой картой. К тому же, у меня есть подозрение, маркиз, что вы с женой играете в одну руку.
— Только в картах, только в картах, — маркиз рассмеялся.
Маркиза сложила свои карты и ходила, не глядя в них, но всегда вытаскивая ту, которую было нужно.
Виконт, я всегда на стороне своего мужа, что бы ни случилось, что бы ни происходило. Иные могут обольщаться, видя, как я забираю взятку, которую преспокойно мог взять мой муж. Но дело в том, что выигрыш мы делим пополам. И вы первый заметили это. Завидую вашей прозорливости.
— Я восхищаюсь вами, мадам.
— Чем же конкретно?
— Да, всем. Маркиз, первый раз мне приходится встречать столь рассудительную женщину. Обычно жены видят в своих мужьях врагов, тиранов и только вы видите в нем своего благодетеля.
— Что вы, виконт, — ответствовал маркиз Лагранж, — я бы не женился на другой женщине.
— А что вы думаете по этому поводу? — виконт обратился к графине Лабрюйер. Та пожала плечами.
— Я не знаю, как жила, но знаю, что жила правильно. Ведь мне удалось пережить своего мужа.
— Вот видите, — воскликнул виконт, — как коварны женщины!
— Нет, коварны мужчины, — отвечала старая графиня. — Они всегда уходят первыми, нужно лишь к этому приготовиться, и не слишком на них рассчитывать. Ты, Анри, весь пошел в этом смысле в деда. Сколько я ни говорила ему, что хочу умереть первой, он не слушал меня — и пожалуйста…
Если кон начинался для Анри Лабрюйера великолепно, то окончился полным его разгромом. В выигрыше остались маркиз и маркиза Лагранж.
— Так что же все-таки поделывает наша гостья? — с улыбкой спросил Анри.
— Тебе так не терпится узнать? Анри, все спустятся к обеду и ты, наконец, удовлетворишь свое любопытство.
— Нет, я должен узнать это сейчас.
Анри поблагодарил всех за хорошую игру и поднялся. Он успел заметить краем глаза Констанцию, прогуливающуюся в саду.
Виконт Лабрюйер нагнал мадемуазель Аламбер возле зарослей можжевельника.
— Констанция.
— Да, виконт.
— А где твоя воспитанница?
— Ты в конце концов заинтересовался ею?
— Я интересуюсь тобой.
— Я уже говорила — это бесполезно.
— Только не для меня.
— Но ведь ты знаешь меня не первый год.
— Это и придает мне силы.
— Ты так думаешь?
— Чем больше прошло от начала, тем ближе к концу.
— А я, Анри, не привыкла менять своих взглядов на мужчин.
— Ты кого-то полюбила вновь?
— Нет, но мне довелось пережить вчера страшное потрясение.
— Кто напугал тебя, Констанция?
— Мне предложили выйти замуж.
— Это что-то новое.
— Но ты, Анри, никогда не догадаешься, от кого исходило подобное предложение.
Виконт принялся перечислять всех знакомых ему дворян, кто бы мог отважиться на такой безнадежный в своих последствиях поступок. Но каждый раз Констанция отрицательно качала головой.
— Нет, Анри, не угадал. Тебе ни за что не угадать. Наконец, Анри сдался.
— Ну, признавайся сама, такого мужчины не существует в мире. Женщины могут быть глупыми, могут быть прозорливыми, но большинство мужчин умны.
Не знаю, как насчет ума, — улыбнулась Констанция, — но наглости у него, наверное, даже больше, чем самоуверенности.
— Нелестного же ты мнения, Констанция, о своем будущем муже.
С таким же успехом и ты можешь называть меня своей невестой.
Так кому ты отказала?
Во-первых, Анри, я еще не отказала ему, я обещала ему подумать. Во-вторых, он граф, к тому же занимает видный пост при дворе.
— Констанция, давай по порядку. Я перечислил всех, кто занимает хоть какой-то пост при дворе, исключая разве что королевских поваров. Но насколько мне известно, среди них не числится ни одного графа.
— Ты не спросил, Анри, при каком дворе.
— О-о, за тебя сватается иностранец?
— Да, граф де Бодуэн, постельничий короля Пьемонта.
— Мне остается, Констанция, только поздравить тебя. Выгодная партия в том случае, если бы ты была бедной девушкой, а с твоим богатством можно желать лишь свадьбы с королем.
— Так наш уговор, Анри, остается в силе?
— Ты насчет своей подопечной?
— О ком же еще.
— Я бы посвятил ей вечер-другой. Но пойми, Констанция, я сейчас влюблен в другую женщину.
Анри говорил с такой серьезностью, что Констанция Аламбер рассмеялась.
— Анри, разговаривая со мной, ты можешь не делать такого страдальческого выражения лица. Я прекрасно знаю цену всем твоим обещаниям, особенно любовным.
— Я в самом деле люблю ее, — голос Анри звучал так трагически, что будь он актером, зал рыдал бы. — Кстати, — виконт принял свой обычный скучающий облик, —
Кто-то, я не берусь утверждать, что это сделала ты, написал письмо Мадлен Ламартин, где перечислены мои преступления…
— Твои достоинства, Анри.
— Но бедная женщина восприняла их как нечто ужасное. И знаешь, что меня насторожило?
— Что?
— В письме была приписка не разглашать имени писавшего, вернее, писавшей.
— И ты, конечно же, Анри, решил, что это я.
— Я в этом уверен.
— Да, это я написала письмо, — виновато вздохнула Констанция Аламбер, — и надеюсь, ты догадываешься, зачем?
— Зачем же?
— Чтобы ускорить развязку твоей затянувшейся любви с Мадлен Ламартин. Это письмо или подтолкнет ее испытать неведомое ей доселе счастье быть с мужчиной, сумевшим соблазнить двести женщин к двадцати двум годам, или же, если она в самом деле любит своего мужа, начнет избегать тебя.
— Я бы мог понять тебя, Констанция, если бы Мадлен отбила у тебя любовника, но ты же равнодушна ко мне.
— У меня в этом деле есть свой интерес.
— Ах да, Эмиль де Мориво. Как же ты можешь простить подобную обиду?! Он собрался жениться, не испросив у тебя согласия. Но ты же ему не мать и даже не сестра.
— Это было подлостью с его стороны. Он приходил ко мне и не сказал даже ни одного слова. А я как дура встречалась с Франсуазой. Они все знали, что происходит. А я-то даже не догадывалась. А твоя престарелая родственница не скучает без тебя?
— Я бы попросил тебя, Констанция, не шутить по этому поводу. У нас очень нежные чувства друг к другу.
— Я смотрю, Анри, о чем бы мы не заговорили, всегда начинаем ссориться. Ведь мы с тобой друзья, хоть ты и не хочешь помочь мне.
Анри внезапно толкнул Констанцию и отскочил в сторону. Та глянула на него и рассмеялась. Настоящий мальчишка, собравшийся играть в пятнашки.
— Неужели, Анри, ты, возмужав, не забыл наши детские игры?
— Вся жизнь игра, — Анри пожал плечами.
— А вот я уже не так легка на подъем. Мне не хочется играть и, наверное, вскоре я заживу по-настоящему.
— А хочешь, мы с тобой сыграем, Констанция?
— Как?
— Если ты отгадаешь слово, загаданное мною, то я, возможно, выполню твою просьбу.
— Возможно или выполнишь?
— Выполню.
— Когда?
— Лишь только пойму, что Мадлен готова стать моей.
— Тогда начнем, на это уйдет не много времени.
— Итак, ты можешь спрашивать меня о чем угодно, а я буду отвечать тебе, да или нет.
Констанция, не задумываясь, спросила.
— Это живое?
— Нет.
— Мы его сейчас видим?
— Нет.
— Но оно есть в имении мадам Лабрюйер?
— Да.
— Оно большое?
— Да.
— Это предмет?
— Нет.
— Это есть у меня?
— Конечно.
— Оно есть у каждого из живущих в доме?
— Скорее всего, да.
— Но самое большое, конечно же, у тебя, Анри?
— Да.
— Это вещь?
— Нет.
— Не живое и не вещь? — задумалась Констанция Аламбер.Но тут же глаза ее просияли.
— Это дух?
— Можно сказать и так.
— Ну конечно же, это любовь, — рассмеялась Констанция.
— Да, — Анри, не дав Констанции опомниться, схватил ее, прижал к себе и попытался поцеловать в губы.
Но мадемуазель Аламбер больно укусила его за щеку. И сквозь прокушенную кожу тоненькой струйкой потекла кровь. Констанция словно желая поиздеваться над виконтом Лабрюйером, провела пальцем по его щеке, сняла капельку крови и слизнула ее языком.
— Я думала, Анри, кровь у тебя какая-то необыкновенная, а на поверку такая же соленая, как мои слезы.
— Ты играешь с огнем, Констанция!
— Нет, Анри, ты загадал слово, я сумела его разгадать, и тебе придется выполнять свое обещание.
— Ну вот, теперь-то ты, Констанция, и попалась, — Анри расхохотался.
Женщина, не понимая, в чем дело, уже было подумала, не сошел ли он с ума, но виконт объяснил ей.
— Больше всего я боялся, что ты сумеешь отговорить Мадлен. Но теперь тебе придется помогать мне, иначе я вправе не выполнить твою просьбу. Ведь уговор был таков.
— Ах ты, пройдоха, — Констанция легко ущипнула Анри за плечо. — Ты всегда найдешь способ обмануть доверчивую женщину.
— О нет, к сожалению, мне не всегда это удается.
— Но пожалуйста, сделай это ради меня, и я буду тебе благодарна.
— Ты полюбишь меня? — спросил виконт.
— Это не в моих силах.
— Ну хотя бы постараешься?
— Постараюсь, Анри.
— Но из этого, конечно же, ничего не выйдет.
— Конечно.
— Ты, Констанция, такая же несносная, как и я. Побежали к дому.
Анри схватил Констанцию за руку и они, подбадривая друг друга криками, бросились к дому, словно в старой детской игре: кто первым притронется к столбу крыльца, тот умный, а кто опоздал, тот дурак.
Анри, конечно, благородно уступил даме право первой коснуться столба. Подождав запыхавшуюся Констанцию, он взял ее руку и приложил ладонь к теплому дереву.
Ты первая.
А ты, как всегда, опоздываешь, даже в том случае когда прибегаешь раньше.
ГЛАВА 2
Пока Колетта Дюамель отдыхала в доме графини де Лабрюйер, ее возлюбленный Александр Шенье маялся в Париже. Правда, скучать у него времени не было, ведь он вот уже два года был зачислен в школу гвардейцев, из которой самых способных и смелых учеников зачисляли в королевскую гвардию.
Учителем фехтования у Александра был Эмиль де Мориво. И если раньше этот немногословный, немного загадочный мужчина, избегавший в обществе своих воспитанников говорить о женщинах, казался Александру чуть ли не идеалом, то теперь он смотрел на него с ненавистью.
Ведь Констанция Аламбер не преминула сказать Александру, кто же будет мужем Колетты.
Сперва Александр даже подумал, стоит ли идти на занятия фехтованием, ведь он боялся, что не сможет скрыть своего отвращения к Эмилю де Мориво, но потом он решил, что такой поступок будет не достоин мужчины, и вместе со своими
Сверстниками направился в зал для фехтования.
Это было огромное помещение недавней постройки. Ровный рассеянный свет лился из окон, размещенных у самого потолка.
Утреннее солнце золотило росписи, изображавшие батальные сцены.Шевалье де Мориво стоял перед строем будущих гвардейцев, держа в руках защитный жилет для фехтования. Во время занятий он никогда не пользовался учебной рапирой, предпочитая ей остро отточенную боевую, настолько шевалье был уверен в своем искусстве — и к тому же призывал своих воспитанников.
Но поскольку их умение оставляло желать лучшего и поэтому, на всякий случай, перед каждым занятием де Мориво надевал жилет из толстой телячьей кожи, прошитой в несколько слоев.
Эмиль не спеша облачился в жилет и взял в руки рапиру. Он несколько раз попробовал клинок на гибкость. Сталь оказалась превосходной.
— Теперь, когда вы умеете уже делать хоть что-то, — обратился он к воспитанникам, — я хотел бы проверить ваше искусство в деле.
И тот, кто сможет победить меня, будет без дальнейших экзаменов зачислен в гвардейцы.
Глаза воспитанников восторженно блестели. И лишь только Александр Шенье опустил голову.
Но шевалье де Мориво не придал этому значения. Он вызвал первого из стоявших в шеренге.
— Шевалье де Дюбуа, попытайте вы счастье. Молодой человек принял стойку и несколько раз ударил своим клинком по клинку Эмиля де Мориво. Звон стали словно приободрил сражающихся и молодой человек сделал первый выпад.
Эмиль легко от него уклонился и легонько плашмя коснулся плеча своего противника. Тот понемногу входил в азарт, его движения становились резче. Если до этого в движениях молодого человека чувствовалась скованность, то теперь он сражался изо всех сил.
— Наносите удары пониже, — кричал Эмиль де Мориво, — так вы никогда не сможете меня достать. Вот видите, ваша шпага прошла у меня под мышкой, а я, развернувшись, наношу вам удар в бок. А теперь попробуйте еще.
Эмиль специально стал отступать, предоставляя противнику возможность действовать по его усмотрению. Эмиль даже не пытался наносить удары, лишь только легко отбивал выпады.
— И это вы сделали не правильно, шевалье, у вас открыта правая половина груди, старайтесь все время держаться боком, так мне будет труднее в вас попасть.
Александр Шенье смотрел на сражающихся и ему казалось, его сверстник действует неумело и нерешительно. И он начал подбадривать его выкриками.
Эмиль де Мориво удивленно посмотрел на Александра. Обычно этот его воспитанник вел себя тихо и особыми талантами не выделялся. Над парнем подтрунивали приятели за то, что тот зарабатывает себе на жизнь уроками музыки в богатых домах.
Шевалье Шенье, — на ходу выкрикнул Эмиль де Мориво, отбивая один за другим три удара, — следующим будете вы, готовьтесь.
И тут же, словно это не составляло для него особого труда, Эмиль нанес удар в грудь своему противнику. Рапира лишь только коснулась рубашки молодого человека и тут же замерла.
— Вы мертвы, шевалье, и постарайтесь в следующий раз быть более напористым.
Посрамленный таким легким поражением, молодой человек вернулся к своим приятелям.
Александр Шенье вышел на середину зала.
— Может, вы не желаете сражаться? — спросил Эмиль де Мориво, глядя на побледневшее лицо Александра.
— Нет, месье.
— Может, вы плохо себя чувствуете?
— Нет, это у меня природная бледность лица. Александр отбросил со лба свои непослушные длинные волосы и принял стойку. Кончик его рапиры чуть заметно подрагивал, направленный прямо в шею де Мориво, не защищенную жилетом.
Учителем фехтования у Александра был Эмиль де Мориво. И если раньше этот немногословный, немного загадочный мужчина, избегавший в обществе своих воспитанников говорить о женщинах, казался Александру чуть ли не идеалом, то теперь он смотрел на него с ненавистью.
Ведь Констанция Аламбер не преминула сказать Александру, кто же будет мужем Колетты.
Сперва Александр даже подумал, стоит ли идти на занятия фехтованием, ведь он боялся, что не сможет скрыть своего отвращения к Эмилю де Мориво, но потом он решил, что такой поступок будет не достоин мужчины, и вместе со своими
Сверстниками направился в зал для фехтования.
Это было огромное помещение недавней постройки. Ровный рассеянный свет лился из окон, размещенных у самого потолка.
Утреннее солнце золотило росписи, изображавшие батальные сцены.Шевалье де Мориво стоял перед строем будущих гвардейцев, держа в руках защитный жилет для фехтования. Во время занятий он никогда не пользовался учебной рапирой, предпочитая ей остро отточенную боевую, настолько шевалье был уверен в своем искусстве — и к тому же призывал своих воспитанников.
Но поскольку их умение оставляло желать лучшего и поэтому, на всякий случай, перед каждым занятием де Мориво надевал жилет из толстой телячьей кожи, прошитой в несколько слоев.
Эмиль не спеша облачился в жилет и взял в руки рапиру. Он несколько раз попробовал клинок на гибкость. Сталь оказалась превосходной.
— Теперь, когда вы умеете уже делать хоть что-то, — обратился он к воспитанникам, — я хотел бы проверить ваше искусство в деле.
И тот, кто сможет победить меня, будет без дальнейших экзаменов зачислен в гвардейцы.
Глаза воспитанников восторженно блестели. И лишь только Александр Шенье опустил голову.
Но шевалье де Мориво не придал этому значения. Он вызвал первого из стоявших в шеренге.
— Шевалье де Дюбуа, попытайте вы счастье. Молодой человек принял стойку и несколько раз ударил своим клинком по клинку Эмиля де Мориво. Звон стали словно приободрил сражающихся и молодой человек сделал первый выпад.
Эмиль легко от него уклонился и легонько плашмя коснулся плеча своего противника. Тот понемногу входил в азарт, его движения становились резче. Если до этого в движениях молодого человека чувствовалась скованность, то теперь он сражался изо всех сил.
— Наносите удары пониже, — кричал Эмиль де Мориво, — так вы никогда не сможете меня достать. Вот видите, ваша шпага прошла у меня под мышкой, а я, развернувшись, наношу вам удар в бок. А теперь попробуйте еще.
Эмиль специально стал отступать, предоставляя противнику возможность действовать по его усмотрению. Эмиль даже не пытался наносить удары, лишь только легко отбивал выпады.
— И это вы сделали не правильно, шевалье, у вас открыта правая половина груди, старайтесь все время держаться боком, так мне будет труднее в вас попасть.
Александр Шенье смотрел на сражающихся и ему казалось, его сверстник действует неумело и нерешительно. И он начал подбадривать его выкриками.
Эмиль де Мориво удивленно посмотрел на Александра. Обычно этот его воспитанник вел себя тихо и особыми талантами не выделялся. Над парнем подтрунивали приятели за то, что тот зарабатывает себе на жизнь уроками музыки в богатых домах.
Шевалье Шенье, — на ходу выкрикнул Эмиль де Мориво, отбивая один за другим три удара, — следующим будете вы, готовьтесь.
И тут же, словно это не составляло для него особого труда, Эмиль нанес удар в грудь своему противнику. Рапира лишь только коснулась рубашки молодого человека и тут же замерла.
— Вы мертвы, шевалье, и постарайтесь в следующий раз быть более напористым.
Посрамленный таким легким поражением, молодой человек вернулся к своим приятелям.
Александр Шенье вышел на середину зала.
— Может, вы не желаете сражаться? — спросил Эмиль де Мориво, глядя на побледневшее лицо Александра.
— Нет, месье.
— Может, вы плохо себя чувствуете?
— Нет, это у меня природная бледность лица. Александр отбросил со лба свои непослушные длинные волосы и принял стойку. Кончик его рапиры чуть заметно подрагивал, направленный прямо в шею де Мориво, не защищенную жилетом.