» Ну почему я сама уехала, даже не попрощавшись? — укоряла себя Мадлен. — Ведь теперь у меня никогда не хватит духа самой увидеться с виконтом Лабрюйером. Но почему я сама уничтожаю свое счастье и не даю быть счастливым другому?«
Кучер отворил дверцу и отбросил подножку, прикрывая Мадлен от дождя. Он довел ее до самой двери. Но все равно, как он ни старался, дождь смочил волосы мадам Ламартин. Темные пряди прилипли ко лбу.
— Я сейчас приготовлю сухое, — забеспокоилась горничная, уже успевшая спрятать Жака в дальнем конце кухни за сложенными в штабель дровами.
— Не надо, я хочу побыть одна.
Мадлен, тяжело ступая, поднималась на второй этаж. Ее мокрая рука скользила по холодным перилам лестницы, и женщине хотелось, чтобы это восхождение никогда не кончалось.
» Ну, кто заставлял меня поступить так, а не иначе?«— думала мадам Ламартин, глядя себе под ноги.
Полированный камень ступеней отражал ее ноги, колышущийся подол платья, край мокрого плаща.
» И мне теперь некого винить «.
Нога Мадлен преодолевала последнюю ступеньку, и женщина оказалась у двери, ведущей в гостиную.
— Простите, мадам, — послышался голос горничной. Мадлен обернулась, девушка стояла рядом с ней.
— Я разожгу камин.
— Хорошо, разожги — и можешь идти.
Мадлен стояла в таком хорошо знакомом ей доме и чувствовала себя так, словно попала сюда впервые. Все вещи ей казались чужими.Тонкие струи пламени побежали по сухим дровам и вскоре в дымоходе уже загудело. Тепло волной обдало Мадлен.
Горничная выскочила из комнаты и послышались ее торопливые шаги на лестнице. Девушка спешила к Жаку, ведь она обещала угостить его обедом и кружкой вина.
Мадлен, обхватив голову руками, уставилась в огонь. И тут ей показалось, она в гостиной не одна. Мягко отодвинулась штора — и к ней шагнул Анри.
— Я не мог оставаться там без тебя, Мадлен. Женщина, глубоко вздохнув, чуть не лишилась чувств, а потом бросилась к Анри, обняла его и прижалась щекой к его плечу.
— Я так боялась потерять тебя, Анри, какая же я была глупая! Она обнимала виконта, словно каждую секунду должна была вновь и вновь уверять себя в том, что Анри это реальность, а не видение.
Я здесь, — шептал мужчина.
Я тоже.
Виконт погладил Мадлен по мокрым волосам.
Ты вся продрогла, сбрось плащ.
Он потянул за тесемку, и мокрый плащ упал к ногам женщины. Она осталась в белом летнем платье.
Так ты любишь меня? — прошептал Анри на самое ухо Мадлен.
— Да, да.
— Скажи мне это.
— Я люблю тебя.
— И я. Мы любим друг друга. Мадлен не то смеялась, не то плакала. Она обняла Анри за шею и поцеловала его в губы.
— Ты весь продрог, скорее высушись, — она принялась расстегивать бархатную куртку виконта.
А когда он, не выпуская женщину из своих объятий, снял насквозь промокшую бархатную куртку, Мадлен, не глядя, бросила ее на пол перед камином.
— Она еще успеет высохнуть. Ведь ты не уедешь сейчас?
— Нет, Мадлен, я приехал к тебе.
— Обними меня, обними покрепче.
— Ты даже не знаешь, дома ли твой муж.
— Ты здесь, и мне больше ничего не нужно. Анри удивился такой беспечности.» Да, она сильно любит меня и как жаль будет ее бросать «, — подумал он.
— Твоего мужа не будет несколько дней, я заезжал в суд и все узнал.
— Как ты оказался здесь, ведь я уехала ночью?
— Я верхом скакал весь день и видишь, успел раньше тебя.
— Как я была глупа, как обманывала себя, уверяя, что не люблю тебя, — причитала Мадлен, целуя Анри в лоб, в щеки, в глаза.
— Я думаю, Мадлен, тебе нужно отправить слуг, иначе они узнают о моем приезде и потом расскажут твоему мужу.
— Я не хочу думать об этом.
— Мадлен, я тебя прошу.
— И не говори, я сейчас яижу только тебя одного и никого больше не существует в мире.
Анри схватил Мадлен за плечи и легонько встряхнул.
Думай, что говоришь, ты должна отправить слуг и только тогда мы останемся с тобой вдвоем.
Хорошо, если ты просишь об этом… Мадлен, глядя перед собой почти безумными влюбленными глазами, двинулась к лестнице. Она позвала служанку и, ничего не объясняя, сказала:
— Ты свободна на два дня. Передай остальным слугам, что они тоже могут быть свободны.
— Но, мадам… сейчас идет дождь и, может быть, стоит распаковать ваши вещи?
— Я хочу побыть одна, — глядя поверх головы горничной, сказала Мадлен, — оставьте меня.
Ничего не понимающая горничная спустилась в кухню.
— Как жаль, — обратилась она к Жаку, — моя госпожа отправляет всех слуг домой. И взбрело же ей в голову остаться одной!
Жак изобразил на своем лице полное недоумение.
— Жаль, красотка, что придется уходить.
— Но мы можем пойти ко мне, — предложила девушка, — я снимаю комнату в подвале. Господин прокурор мне неплохо платит, и я могу себе это позволить.
Жак с досадой заскрежетал зубами. Он с удовольствием бы отправился вместе с молоденькой девушкой, но его присутствие требовалось здесь. Должен же кто-то присматривать за лошадьми, должен же кто-то носить дрова, должен же кто-то, в конце концов, присматривать за хозяином и следить за улицей. Неровен час,
Вернется муж, и тогда придется убегать. В этом смысле Жак был сама осторожность. Еще ни разу виконту не довелось лицом к лицу встретиться с мужем какой-нибудь из своих любовниц. Жак всегда заблаговременно предупреждал его, и у виконта оставалось немного времени, чтобы одеться и спуститься через окно на улицу.
Горничная никак не могла понять, почему это Жак вдруг охладел к ней.
Вскоре они уже оказались на улице перед воротами дома окружного прокурора.
Вы даже не проводите меня до дома? — спросила девушка.
Нет, я должен спешить.
Но мне показалось, вы никуда не спешили и хотели лишь обогреться, переждать дождь?
Жак с тоской посмотрел на двух лошадей — свою я его хозяина — мокнущих у коновязи на противоположной стороне улицы.
— Я обещаю, — поклялся Жак, — как только у меня появится время, мы обязательно встретимся.
Девушка презрительно фыркнула и даже не попрощавшись, пошла по мокрой мостовой, демонстративно не прикрываясь от дождя.
Жак дождался, когда дом покинут и остальные слуги, потом отвязал лошадей и завел их в конюшню. Лошади жадно рванулись к еде и, утолив первый голод, принялись жевать овес. Таким спокойствием веяло от уставших животных, что Жак даже расчувствовался.
Он подошел к лошади Анри и потрепал ее по гриве.
— Ой, хитер наш хозяин, хитер! — сказал он, заглядывая в глаза лошади. — Всегда говорит:» Жак, сделай то, Жак, сделай другое «, но никогда не спросит:» А ел ли ты, Жак? А выспался ли ты?«Ой, хитрый наш хозяин, хитрый.
Лошадь, словно понимая Жака, кивала головой и жевала овес. А слуга прислонился щекой к горячей шее лошади своего хозяина и запустил пальцы в ее жесткую гриву.
— Тебе хорошо, о тебе позаботятся, а обо мне некому вспомнить. Нет у меня друзей, нет родителей, только я один на всем свете, — расчувствовавшийся Жак чуть было не заплакал.
Но вскоре он снова стал прежним, ведь в кармане звенели монеты, данные виконтом, можно было запастись выпивкой. Жак, удостоверившись, что корма лошадям достаточно, задрал на голову ливрею и побежал к дому. Возле распахнутой двери гостиной он остановился и негромко кашлянул.
Мадлен попыталась высвободиться из объятий Анри но тот ее не отпустил.
— Чего тебе, Жак?
— Что прикажете, хозяин?
— Исчезни и не показывайся до завтрашнего утра. Если что-нибудь произойдет, предупредишь, а так, чтобы в доме я тебя больше не видел.
Жак поклонился и с видом, полным достоинства спустился по лестнице на кухню. Догорали уголья, неприготовленный обед остывал в кладовой. Жак устроился за столом и, вытащив из-за пояса свой нож, начал резать кусок копченого мяса. Затем отыскалось и вино, и Жак, устроившись за столом как хозяин, пил кружку за
Кружкой. Время от времени он отставлял бутылку в сторону и прислушивался: что же там делается наверху. Но до его слуха доносились лишь неясные шорохи, тихие голоса.
» Ну и проходимец же мой хозяин! — думал Жак. — И что только находят в нем женщины? Был бы он богат — понятно, а так, только сам вводит их в траты. А врочем, какое мне до этого дело? Разве есть разница, пью я вино, купленное за деньги хозяина или угощаюсь взятым взаймы в чужом доме?«— и Жак вновь наполнил кружку.
Его нимало не интересовало то, как будет объяснять своему хозяину прислуга, куда подевалась бутылка вина. Ведь Жак пил не какую-то дешевку, а завладел самой лучшей бутылкой, явно предназначенной для хозяина.
За окном не переставая лил дождь, капли чертили зигзаги на стекле, размывая погружавшийся в темноту городской пейзаж. В окнах домов зажглись огни, и даже ненастье не могло помешать жителям столицы веселиться. Откуда-то из соседнего дома доносился громкий женский смех и кто-то пытался уговорить даму вести себя поосмотрительнее. Но вскоре женский смех уже смешивался с мужским — и от этого Жаку становилось еще тоскливее.
Его уже не радовали ни хорошее вино, ни вкусная еда ему хотелось чего-то большего. А чего, Жак и сам точностью не мог бы сказать. Он был из породы людей, никогда не удовлетворенных настоящим. Если у него в кармане было две монеты, он грустил, почему не три. Если же отыскивалось три, тут же Жаку хотелось получить и четвертую. Они были чем-то похожи — Жак и его хозяин. И тот и другой никогда не довольствовались достигнутым. Но если Анри делал все, чтобы продвинуться вперед и завладеть сердцем следующей женщины, то Жак отдавался в руки судьбы безропотно, ничего от нее не требуя. Даст сама — значит хорошо, а не даст — значит так и нужно.
В кухне становилось все прохладнее, и Жак, недовольный тем, что ему приходится трудиться, принялся подбрасывать дрова в печь. Вскоре там разгорелся такой огонь, какой бывает только на пожаре. Зато Жак чувствовал себя хорошо как никогда. Вино согрело душу, а огонь тело. Он уже утешал себя мыслью, что в подвальной комнате, куда звала его горничная, скорее всего сыро и неуютно, а вино, припасенное для гостей, дешевое и мало чем отличается от уксуса.
За окном уже совсем стемнело, и город напоминал о себе лишь точками фонарей и прямоугольниками окон, словно бы висевшими в пространстве без всякой опоры. Молнии больше не сверкали, лишь где-то вдалеке изредка раздавались приглушенные раскаты грома.
Жак растянулся на широкой скамейке, положив под голову свою уже высохшую до хруста ливрею.
» Ну вот и славно, теперь я смогу выспаться как следует и никто не потревожит меня до самого утра. Надеюсь, прокурору не придет в голову возвращаться домой ночью «.
Жака мало беспокоило, что муж Мадлен может застать здесь в доме его хозяина. Больше всего слуге не хотелось покидать теплую, уже обжитую им кухню.
» Хороший дом, — думал Жак, наслаждаясь теплом и уютом, — здесь все есть — и вино, и еда, и овес в конюшне в достатке, хорошие слуги и хозяин, наверное, не очень-то интересуется, что из кладовки попало на его стол, а что съели и выпили тайком от него. Жаль, что не удастся задержаться здесь подольше «.
Жак хорошо знал привычки своего хозяина. Он никогда не задерживался у своих любовниц больше чем на одну ночь. А затем вновь шли поиски, упорные и всегда успешные. Жак уже сбился со счета, в каких только домах ему не пришлось побывать, каких только женщин под покровом темноты он ни приводил в дом своего
Хозяина. Сперва слуга вел им счет так, словно бы считал свои собственные победы. Но постепенно такой образ жизни стал привычным и уже не вызывал сомнений в душе Жака. Ему казалось, только так и может существовать знатный дворянин, только так и могут себя вести светские дамы.
Самое странное — усталость сегодняшнего дня не располагала ко сну. Лишь только Жак устроился поудобнее, как вновь ощутил голод. Благо, кладовка располагалась недалеко, а нож всегда был остро отточен.
И вскоре на большом блюде красовались толсто порезанное холодное мясо и остатки хозяйского хлеба. Жак с аппетитом поужинал во второй раз, а поев, расчувствовался и вспомнил о лошадях. Правда, дальше сочувствия Жак не пошел. Ему не хотелось выходить на холод под дождь, тащиться в темноте в конюшню. Зато приятно было представлять себя эдаким благодетелем, не забывавшим в моменты благополучия и о судьбах других.
То, что не ели ни Анри, ни Мадлен, Жака не занимало. Хозяева могли позаботиться о себе и сами, к тому же, им сейчас было доступно то, от чего был отлучен Жак, находясь в одиночестве. Он еще подбросил дров в очаг и подвинул скамейку поближе к плите, словно собирался изжариться. (?н лежал на боку, подложив под свою пухлую щеку кулак.
» Это надо же, — изумлялся Жак, — полено такое крепкое, не уковыряешь, а смотри, не прошло и четверти часа, как оно уже разваливается на куски. А потом от него ничего не остается, кроме пепла «.
Жак тяжело вздохнул так, словно речь шла не о полене, а о нем самом.
» Вот умру, и никто не вспомнит обо мне, что жил на свете такой Жак, славный парень, верный слуга. И никто обо мне не заплачет, никто не придет на мою могилу «.
Он еще раз вздохнул, потянулся пару раз, зевнул и уснул сладким сном человека, выпившего три кружки крепкого вина.
Виконт Лабрюйер подхватил Мадлен Ламартин на руки и закружил по комнате. Сумочка на длинной серебряной цепочке выпала из ее руки, и Анри ногой отбросил ее под столик.
— Боже, что ты делаешь, Анри! — восхищению Мадлен не было предела, она словно выплескивала из своей души все накопившееся там за последние дни.
— Я так люблю тебя, ты пришел ко мне, ты понял, я тебя обманывала…
— Молчи, молчи, Мадлен… И губы их вновь встречались в поцелуе. Мадам Ламартин указала рукой на дверь, ведущую из гостиной.
— Там…
— Я все знаю, я уже успел осмотреться в твоем доме, — Анри
Плечом отворил дверь и понес Мадлен по гулкому коридору.
Дверь спальни была приоткрыта и в темноте тускло мерцала
Золоченая спинка большой кровати.
— Я сейчас… — Анри бережно уложил Мадлен на простыни и
Склонился перед камином.
Ровно сложенные дрова и щепки под ними только и ждали огня.
Анри выбежал и вернулся с зажженой свечой. Слегка потянуло дымом, а затем ровные языки пламени побежали по сухому дереву. И в дымоходе загудел ветер. Безжизненная до этого спальня наполнялась светом и теплом. Мадлен лежала, прикрыв глаза, с чувствительно приоткрытыми губами. Она так и ждала, чтобы Анри склонился над ней и поцеловал ее.
— Ты ждешь меня? — спросил виконт.
— Я не могу дождаться… И вновь их губы соприкоснулись.
Анри не был настойчив и нетерпелив. Он словно дразнил Мадлен. Лишь только коснувшись губами ее рта, он тут же отстранился и провел тыльной стороной ладони по ее еще немного влажным волосам.
Женщина вздрогнула и напряглась. А рука Анри уже скользила по ее шее, нащупывая застежку ворота платья. Мадлен села и, придержав свои длинные волосы одной рукой, второй принялась расстегивать непослушный крючок.
— У тебя такие холодные руки, — сказал Анри, прикасаясь губами к ее пальцам, — ты вся замерзла.
— Сейчас, сейчас, — шептала женщина, освобождаясь от платья.Затем она принялась развязывать тесемки, стягивающие ворот рубахи Анри. Они медленно раздевали друг друга, словно оттягивая момент близости.
Анри не отрываясь смотрел на Мадлен, а та не сводила взгляда от
Его отливавшего в блеске огня камина тела. Рука виконта медленно двигалась по плечу женщины, скользя к груди.
Он несильно сжал свои пальцы на белоснежном холмике, увенчанном темно-коричневым соском. Мадлен запрокинула голову, ее волосы рассыпались и коснулись подушки.
— Что ты делаешь, Анри? — прошептала она. Виконт, нагнувшись, поцеловал ее в ложбинку на груди, поймав губами изящный золотой крестик. Он потерся о ее шею шеей и легонько подул на самую мочку уха. Мадлен обхватила его голову руками и взъерошила мокрые волосы.
— Виконт, я так люблю тебя, дорогой! Я не знаю, что бы делала, если бы ты не приехал.
— Я не мог оставить тебя одну.
— И я не могла остаться с тобой. Мы могли встретиться только здесь, у меня.
— Но ты же не хотела этого. Мадлен горько улыбнулась.
— Я не могла себе этого позволить, пойми.
— Почему?
Я связана обещанием.
Но ведь ты была одна.
Я не знаю, мне было тяжело переступить через себя.
Но теперь-то, Мадлен, все хорошо.
Сейчас так прекрасно, как никогда еще не было. Прижми меня покрепче, проведи своими холодными пуками по моим плечам, я вся горю.
Женщина понемногу забывала о стыде, об осторожности. Она
Громко стонала, смеялась, вскрикивала, а Анри ласкал ее и теперь
Уже казалось, не Мадлен удерживает его, а Анри не дает спешить.
— Ну погоди, погоди, — шептал он, — дай мне насладиться твоим
Телом, дай вдохнуть твой запах.
— О боже, что ты делаешь, Анри? — Мадлен ловила его руку и
Сжимала в своей ладони, но мужчина упрямо высвобождал пальцы и
Уже вел ими, повторяя плавные изгибы бедра.
— Сильнее! Сильней прижми меня, — повторяла Мадлен.
Но Анри словно дразнил ее, то припадая к ней, то отстраняясь. И
Женщина, словно ее влекло к мужчине какой-то невидимой силой, приподнималась на локтях, чтобы только оказаться поближе к своему любовнику. Ее колени дрожали, пальцы не слушались. Она путала слова и тут же смеялась.
— Ну назови меня, назови меня, Мадлен, — говорил Анри, запуская руку в ее шелковистые густые волосы.
— Ты дразнишь меня!
Мадлен высвободилась от него, и повалив на кровать, склонилась над ним. Ее волосы упали, словно две занавески, загородив от Анри весь мир. Лишь только лицо мадам Ламартин сияло над ним счастьем.
Мадлен слегка качнула головой и волосы, заскользив по лицу Анри, заставили его зажмуриться.
— Ты ангел, — пробормотал он.
— Но где же тогда мои крылья? — женщина острыми ногтями впилась в его плечи. — Я не могу больше терпеть, Анри, возьми меня, — и она уперлась в его плечи руками.
Анри знал, ему предстоит еще несколько сладостных минут, а затем наступит безразличие ко всему — к себе, к Мадлен, и ему захочется покинуть этот дом. Поблекнут краски, и он станет противен самому себе. Но у Мадлен желание не
Исчезнет, она будет его упрашивать, молить. Но если сейчас ее голос звенел для него серебряным колокольчиком, то потом он превратится в похоронный звон. Их любовь будет мертва.
А Мадлен и не поймет этого, не захочет смириться и тогда ему придется как вору, прячась, покидать ее дом еще до того, как она проснется и не покинет мир своего счастливого неведения.
» Но это будет потом, — подумал Анри, — а сейчас я люблю и хочу Мадлен, а она хочет принадлежать мне. Так почему я должен отказывать себе в этом миге короткого счастья, зная, чтс потом наступит отвращение? Ведь думая о смерти,
Невозможно жить, мы счастливы, пока вместе, и пусть это счастье будет недолгим «.
Он обнял Мадлен за талию и осторожно уложил на кровать.
— Смотри на меня, смотри, иначе мне будет казаться, что ты думаешь о ком-то другом.
— Это все равно, — усмехнулась Мадлен, — закрыты у меня глаза или нет, я вижу перед собой тебя. И я знаю, твой образ никогда не исчезнет, будешь ты рядом или нет.
— Я не хочу тебя обманывать, Мадлен. Ты любишь меня?
— Да.
— Тогда молчи. Не говори о расставании, когда мы вместе, ведь лучше всего умирать, когда ты счастлив — и пусть расставание наступит внезапно.
Анри, стараясь не причинить Мадлен боли, нежно погладил ее.
— Ты мой, — прошептала Мадлен.
— И ты моя. А теперь не говори ничего, давай молчать. Ты права, Мадлен, что может быть прекраснее близости?
Когда Мадлен, глубого вздохнув, замерла, Анри обессиленный лег рядом с ней.
А теперь спи, — прошептал он своей любовнице, ни о чем не думай и спи. Я рядом с тобой, ничего не бойся.
Теперь я ничего не боюсь, — Мадлен осторожно поцеловала его в плечо и взяла за руку.
Анри, чувствуя, как восхищение женщиной, ее стройным телом, красотой ее лица безвозвратно исчезают, закрыл глаза и тут же провалился в черноту сна.
Виконт проснулся, когда уже первые лучи солнца проникли в комнату. Еще не открывая глаз, он повел рукой и не нашел Мадлен. Он тут же открыл глаза я увидел, что женщина стоит на коленях возле кровати и сложив руки, словно молится, глядя на него с восхищением и нежностью.
— Что ты, Мадлен?
— Спи, спи.
— Что ты делаешь?
Женщина протянула руку и прикоснулась пальцами к векам Анри.
— Спи, продолжай спать, дай мне полюбоваться тобой.
— Что ты задумала, Мадлен?
— Не мешай, молчи, я буду стоять на коленях и сторожить твой сон.
Анри недовольно поморщился.
» Только этого еще недоставало, чтобы она сошла с ума!«
— Нет-нет, — улыбнулась Мадлен, — не беспокойся, со мной все в порядке. Я просто очень сильно люблю тебя и не могу позволить себе терять мгновения, когда мы рядом.
Анри попробовал уснуть, но понял, что это ему не удастся. Он немного схитрил и приоткрыл веки, стал следить за Мадлен. Та смотрела на него, склонив голову, то и дело отбрасывая непослушные волосы со лба. Она счастливо улыбалась, и от этой улыбки виконту делалось не по себе. Он понимал, насколько сильны
Чувства Мадлен и каким ударом для нее будет расставание.
— Спи, дорогой, спи любимый. Вот так, ночь за ночью я буду стоять возле тебя на коленях и любоваться твоей красотой.
— Не говори такого, — прошептал Анри.
— Почему? Я говорю то, что думаю, я говорю то, что будет.
— Но ведь ты сама знаешь, это не так.
— Дай мне помечтать, Анри. Да, ночь за ночью я буду проводить подле тебя, а ты даже во сне не сможешь избавиться от моей любви.
Анри открыл глаза.
— Ты обманщик. Говоришь, что спишь, а сам слушаешь, что я говорю сама себе.
— Ты сошла с ума!
— Ничуть. Ты говоришь, не может быть. Но ведь, Анри, могло не быть и этой ночи.
— Ты понимаешь, Мадлен, что ты делаешь?
— Я люблю тебя, — женщина провела ладонью по волосам Анри и склонившись, поцеловала его в щеку. — Я хочу, Анри, чтобы ты спал.
— Мои глаза закрыты, — сказал Анри, в упор глядя на Мадлен.
— Но ведь ты обманываешь меня.
— Все на свете обман, и если ты хочешь, чтобы мои глаза были закрыты — думай так.
— Хорошо, ты спишь? Я стою подле тебя на коленях и молюсь за нашу любовь.
» Нашу? — подумал Анри. — Моей любви уже нет, есть только злость на себя и досада. И сколько ты, милая, ни будешь повторять слово «любовь», она не воскреснет. Ей нужно поставить памятник и больше не вспоминать о ней. Как жаль, что ты проснулась раньше меня, и мне не удалось уйти незамеченным! Теперь вновь будут слезы, вновь мне придется утешать тебя, а самое главное — мне придется обмануть тебя, Мадлен. Я скажу, что мы встретимся вновь, а потом ты получишь письмо, где я напомню, что никогда и ничего не обещал тебе вместо любви — ни верности, ни постоянства, лишь только одну любовь. А она уже мертва, ты получила ее «.
Виконт облизнул пересохшие губы.
— Ты хочешь пить? — забеспокоилась Мадлен.
— Нет.
Но не нужно меня обманывать.
Говорю тебе — нет, — уже немного раздраженно восликнул Анри.
Нет, я не вижу, — женщина провела пальцами по пересохшим губам Анри. — Я принесу тебе попить.
— Не надо.
Но женщина словно и не слышала его голоса.
— Тебе принести вина или молока? Анри молчал.
— Я принесу молока.
Она не мигая, смотрела на виконта, и тому стало жаль Мадлен, ведь она словно не помнила, что им предстоит расстаться.
— Так, я принесу молока? Ты согласен?
— Да, неси что хочешь.
— Я сейчас.
И тут во дворе послышался какой-то неясный шум. Анри тут же приподнялся на локте и посмотрел в посветлевшее окно. Но лежа на кровати можно было видеть лишь крыши противоположных домов.
— Что там? — спросил он.
— Не беспокойся, — не оборачиваясь, произнесла Мадлен, — это, наверное, лошадь в конюшне.
— Лошадь?
— Да.
— Даже утром ты красива, — не удержавшись, сказал комплимент Анри.
— Я хочу, чтобы ты всегда был здесь и никуда не уходил. А я, возвращаясь, находила тебя тут.
— Мадлен, а что ты будешь делать, когда вернется твой муж? Вдруг он уже подъезжает к воротам? — пытался образумить ее Анри.
— Пусть это тебя не беспокоит, Анри. Все равно, что бы ни случилось, я буду здесь, с тобой.
— Но ведь это твоя спальня, сюда к тебе приходит муж…
— Ну и что, — улыбнулась Мадлен, — я теперь никогда не буду принадлежать ему.
— Что ты надумала?
— Нет, не бойся, я всего лишь на его месте буду представлять тебя. Я больше никогда не взгляну на него. В этой комнате мои глаза будут плотно закрыты, и я буду вспоминать эту ночь, когда ты был со мной.
Такие рассуждения показались Анри более разумными, чем прыдыдущие. Теперь хоть что-то обрисовывалось, какая-то определенность. Мадлен явно не претендовала на то, чтобы стать его вечной любовницей, а тем более, женой. И долгая речь про
Идеальную любовь, заготовленная Анри, осталась невостребованной.
Шум во дворе повторился.
Мадлен даже не дрогнула, зато Анри насторожился.
— Что это?
— Я же говорю тебе, лошадь в конюшне.
— Нет, это слишком громкий звук, кто-то пришел.
— Я ничего не боюсь.
— Не боишься? — изумился Анри. — А вдруг это муж?
— Ну хорошо, если ты так хочешь, я пойду посмотрю, — Мадлен поднялась и не поворачиваясь к Анри спиной двинулась к окну.
— Я сейчас посмотрю, дорогой, только оставайся здесь, не вставай, я хочу любоваться тобой. Твоя красота божественна, тело совершенно.
Кучер отворил дверцу и отбросил подножку, прикрывая Мадлен от дождя. Он довел ее до самой двери. Но все равно, как он ни старался, дождь смочил волосы мадам Ламартин. Темные пряди прилипли ко лбу.
— Я сейчас приготовлю сухое, — забеспокоилась горничная, уже успевшая спрятать Жака в дальнем конце кухни за сложенными в штабель дровами.
— Не надо, я хочу побыть одна.
Мадлен, тяжело ступая, поднималась на второй этаж. Ее мокрая рука скользила по холодным перилам лестницы, и женщине хотелось, чтобы это восхождение никогда не кончалось.
» Ну, кто заставлял меня поступить так, а не иначе?«— думала мадам Ламартин, глядя себе под ноги.
Полированный камень ступеней отражал ее ноги, колышущийся подол платья, край мокрого плаща.
» И мне теперь некого винить «.
Нога Мадлен преодолевала последнюю ступеньку, и женщина оказалась у двери, ведущей в гостиную.
— Простите, мадам, — послышался голос горничной. Мадлен обернулась, девушка стояла рядом с ней.
— Я разожгу камин.
— Хорошо, разожги — и можешь идти.
Мадлен стояла в таком хорошо знакомом ей доме и чувствовала себя так, словно попала сюда впервые. Все вещи ей казались чужими.Тонкие струи пламени побежали по сухим дровам и вскоре в дымоходе уже загудело. Тепло волной обдало Мадлен.
Горничная выскочила из комнаты и послышались ее торопливые шаги на лестнице. Девушка спешила к Жаку, ведь она обещала угостить его обедом и кружкой вина.
Мадлен, обхватив голову руками, уставилась в огонь. И тут ей показалось, она в гостиной не одна. Мягко отодвинулась штора — и к ней шагнул Анри.
— Я не мог оставаться там без тебя, Мадлен. Женщина, глубоко вздохнув, чуть не лишилась чувств, а потом бросилась к Анри, обняла его и прижалась щекой к его плечу.
— Я так боялась потерять тебя, Анри, какая же я была глупая! Она обнимала виконта, словно каждую секунду должна была вновь и вновь уверять себя в том, что Анри это реальность, а не видение.
Я здесь, — шептал мужчина.
Я тоже.
Виконт погладил Мадлен по мокрым волосам.
Ты вся продрогла, сбрось плащ.
Он потянул за тесемку, и мокрый плащ упал к ногам женщины. Она осталась в белом летнем платье.
Так ты любишь меня? — прошептал Анри на самое ухо Мадлен.
— Да, да.
— Скажи мне это.
— Я люблю тебя.
— И я. Мы любим друг друга. Мадлен не то смеялась, не то плакала. Она обняла Анри за шею и поцеловала его в губы.
— Ты весь продрог, скорее высушись, — она принялась расстегивать бархатную куртку виконта.
А когда он, не выпуская женщину из своих объятий, снял насквозь промокшую бархатную куртку, Мадлен, не глядя, бросила ее на пол перед камином.
— Она еще успеет высохнуть. Ведь ты не уедешь сейчас?
— Нет, Мадлен, я приехал к тебе.
— Обними меня, обними покрепче.
— Ты даже не знаешь, дома ли твой муж.
— Ты здесь, и мне больше ничего не нужно. Анри удивился такой беспечности.» Да, она сильно любит меня и как жаль будет ее бросать «, — подумал он.
— Твоего мужа не будет несколько дней, я заезжал в суд и все узнал.
— Как ты оказался здесь, ведь я уехала ночью?
— Я верхом скакал весь день и видишь, успел раньше тебя.
— Как я была глупа, как обманывала себя, уверяя, что не люблю тебя, — причитала Мадлен, целуя Анри в лоб, в щеки, в глаза.
— Я думаю, Мадлен, тебе нужно отправить слуг, иначе они узнают о моем приезде и потом расскажут твоему мужу.
— Я не хочу думать об этом.
— Мадлен, я тебя прошу.
— И не говори, я сейчас яижу только тебя одного и никого больше не существует в мире.
Анри схватил Мадлен за плечи и легонько встряхнул.
Думай, что говоришь, ты должна отправить слуг и только тогда мы останемся с тобой вдвоем.
Хорошо, если ты просишь об этом… Мадлен, глядя перед собой почти безумными влюбленными глазами, двинулась к лестнице. Она позвала служанку и, ничего не объясняя, сказала:
— Ты свободна на два дня. Передай остальным слугам, что они тоже могут быть свободны.
— Но, мадам… сейчас идет дождь и, может быть, стоит распаковать ваши вещи?
— Я хочу побыть одна, — глядя поверх головы горничной, сказала Мадлен, — оставьте меня.
Ничего не понимающая горничная спустилась в кухню.
— Как жаль, — обратилась она к Жаку, — моя госпожа отправляет всех слуг домой. И взбрело же ей в голову остаться одной!
Жак изобразил на своем лице полное недоумение.
— Жаль, красотка, что придется уходить.
— Но мы можем пойти ко мне, — предложила девушка, — я снимаю комнату в подвале. Господин прокурор мне неплохо платит, и я могу себе это позволить.
Жак с досадой заскрежетал зубами. Он с удовольствием бы отправился вместе с молоденькой девушкой, но его присутствие требовалось здесь. Должен же кто-то присматривать за лошадьми, должен же кто-то носить дрова, должен же кто-то, в конце концов, присматривать за хозяином и следить за улицей. Неровен час,
Вернется муж, и тогда придется убегать. В этом смысле Жак был сама осторожность. Еще ни разу виконту не довелось лицом к лицу встретиться с мужем какой-нибудь из своих любовниц. Жак всегда заблаговременно предупреждал его, и у виконта оставалось немного времени, чтобы одеться и спуститься через окно на улицу.
Горничная никак не могла понять, почему это Жак вдруг охладел к ней.
Вскоре они уже оказались на улице перед воротами дома окружного прокурора.
Вы даже не проводите меня до дома? — спросила девушка.
Нет, я должен спешить.
Но мне показалось, вы никуда не спешили и хотели лишь обогреться, переждать дождь?
Жак с тоской посмотрел на двух лошадей — свою я его хозяина — мокнущих у коновязи на противоположной стороне улицы.
— Я обещаю, — поклялся Жак, — как только у меня появится время, мы обязательно встретимся.
Девушка презрительно фыркнула и даже не попрощавшись, пошла по мокрой мостовой, демонстративно не прикрываясь от дождя.
Жак дождался, когда дом покинут и остальные слуги, потом отвязал лошадей и завел их в конюшню. Лошади жадно рванулись к еде и, утолив первый голод, принялись жевать овес. Таким спокойствием веяло от уставших животных, что Жак даже расчувствовался.
Он подошел к лошади Анри и потрепал ее по гриве.
— Ой, хитер наш хозяин, хитер! — сказал он, заглядывая в глаза лошади. — Всегда говорит:» Жак, сделай то, Жак, сделай другое «, но никогда не спросит:» А ел ли ты, Жак? А выспался ли ты?«Ой, хитрый наш хозяин, хитрый.
Лошадь, словно понимая Жака, кивала головой и жевала овес. А слуга прислонился щекой к горячей шее лошади своего хозяина и запустил пальцы в ее жесткую гриву.
— Тебе хорошо, о тебе позаботятся, а обо мне некому вспомнить. Нет у меня друзей, нет родителей, только я один на всем свете, — расчувствовавшийся Жак чуть было не заплакал.
Но вскоре он снова стал прежним, ведь в кармане звенели монеты, данные виконтом, можно было запастись выпивкой. Жак, удостоверившись, что корма лошадям достаточно, задрал на голову ливрею и побежал к дому. Возле распахнутой двери гостиной он остановился и негромко кашлянул.
Мадлен попыталась высвободиться из объятий Анри но тот ее не отпустил.
— Чего тебе, Жак?
— Что прикажете, хозяин?
— Исчезни и не показывайся до завтрашнего утра. Если что-нибудь произойдет, предупредишь, а так, чтобы в доме я тебя больше не видел.
Жак поклонился и с видом, полным достоинства спустился по лестнице на кухню. Догорали уголья, неприготовленный обед остывал в кладовой. Жак устроился за столом и, вытащив из-за пояса свой нож, начал резать кусок копченого мяса. Затем отыскалось и вино, и Жак, устроившись за столом как хозяин, пил кружку за
Кружкой. Время от времени он отставлял бутылку в сторону и прислушивался: что же там делается наверху. Но до его слуха доносились лишь неясные шорохи, тихие голоса.
» Ну и проходимец же мой хозяин! — думал Жак. — И что только находят в нем женщины? Был бы он богат — понятно, а так, только сам вводит их в траты. А врочем, какое мне до этого дело? Разве есть разница, пью я вино, купленное за деньги хозяина или угощаюсь взятым взаймы в чужом доме?«— и Жак вновь наполнил кружку.
Его нимало не интересовало то, как будет объяснять своему хозяину прислуга, куда подевалась бутылка вина. Ведь Жак пил не какую-то дешевку, а завладел самой лучшей бутылкой, явно предназначенной для хозяина.
За окном не переставая лил дождь, капли чертили зигзаги на стекле, размывая погружавшийся в темноту городской пейзаж. В окнах домов зажглись огни, и даже ненастье не могло помешать жителям столицы веселиться. Откуда-то из соседнего дома доносился громкий женский смех и кто-то пытался уговорить даму вести себя поосмотрительнее. Но вскоре женский смех уже смешивался с мужским — и от этого Жаку становилось еще тоскливее.
Его уже не радовали ни хорошее вино, ни вкусная еда ему хотелось чего-то большего. А чего, Жак и сам точностью не мог бы сказать. Он был из породы людей, никогда не удовлетворенных настоящим. Если у него в кармане было две монеты, он грустил, почему не три. Если же отыскивалось три, тут же Жаку хотелось получить и четвертую. Они были чем-то похожи — Жак и его хозяин. И тот и другой никогда не довольствовались достигнутым. Но если Анри делал все, чтобы продвинуться вперед и завладеть сердцем следующей женщины, то Жак отдавался в руки судьбы безропотно, ничего от нее не требуя. Даст сама — значит хорошо, а не даст — значит так и нужно.
В кухне становилось все прохладнее, и Жак, недовольный тем, что ему приходится трудиться, принялся подбрасывать дрова в печь. Вскоре там разгорелся такой огонь, какой бывает только на пожаре. Зато Жак чувствовал себя хорошо как никогда. Вино согрело душу, а огонь тело. Он уже утешал себя мыслью, что в подвальной комнате, куда звала его горничная, скорее всего сыро и неуютно, а вино, припасенное для гостей, дешевое и мало чем отличается от уксуса.
За окном уже совсем стемнело, и город напоминал о себе лишь точками фонарей и прямоугольниками окон, словно бы висевшими в пространстве без всякой опоры. Молнии больше не сверкали, лишь где-то вдалеке изредка раздавались приглушенные раскаты грома.
Жак растянулся на широкой скамейке, положив под голову свою уже высохшую до хруста ливрею.
» Ну вот и славно, теперь я смогу выспаться как следует и никто не потревожит меня до самого утра. Надеюсь, прокурору не придет в голову возвращаться домой ночью «.
Жака мало беспокоило, что муж Мадлен может застать здесь в доме его хозяина. Больше всего слуге не хотелось покидать теплую, уже обжитую им кухню.
» Хороший дом, — думал Жак, наслаждаясь теплом и уютом, — здесь все есть — и вино, и еда, и овес в конюшне в достатке, хорошие слуги и хозяин, наверное, не очень-то интересуется, что из кладовки попало на его стол, а что съели и выпили тайком от него. Жаль, что не удастся задержаться здесь подольше «.
Жак хорошо знал привычки своего хозяина. Он никогда не задерживался у своих любовниц больше чем на одну ночь. А затем вновь шли поиски, упорные и всегда успешные. Жак уже сбился со счета, в каких только домах ему не пришлось побывать, каких только женщин под покровом темноты он ни приводил в дом своего
Хозяина. Сперва слуга вел им счет так, словно бы считал свои собственные победы. Но постепенно такой образ жизни стал привычным и уже не вызывал сомнений в душе Жака. Ему казалось, только так и может существовать знатный дворянин, только так и могут себя вести светские дамы.
Самое странное — усталость сегодняшнего дня не располагала ко сну. Лишь только Жак устроился поудобнее, как вновь ощутил голод. Благо, кладовка располагалась недалеко, а нож всегда был остро отточен.
И вскоре на большом блюде красовались толсто порезанное холодное мясо и остатки хозяйского хлеба. Жак с аппетитом поужинал во второй раз, а поев, расчувствовался и вспомнил о лошадях. Правда, дальше сочувствия Жак не пошел. Ему не хотелось выходить на холод под дождь, тащиться в темноте в конюшню. Зато приятно было представлять себя эдаким благодетелем, не забывавшим в моменты благополучия и о судьбах других.
То, что не ели ни Анри, ни Мадлен, Жака не занимало. Хозяева могли позаботиться о себе и сами, к тому же, им сейчас было доступно то, от чего был отлучен Жак, находясь в одиночестве. Он еще подбросил дров в очаг и подвинул скамейку поближе к плите, словно собирался изжариться. (?н лежал на боку, подложив под свою пухлую щеку кулак.
» Это надо же, — изумлялся Жак, — полено такое крепкое, не уковыряешь, а смотри, не прошло и четверти часа, как оно уже разваливается на куски. А потом от него ничего не остается, кроме пепла «.
Жак тяжело вздохнул так, словно речь шла не о полене, а о нем самом.
» Вот умру, и никто не вспомнит обо мне, что жил на свете такой Жак, славный парень, верный слуга. И никто обо мне не заплачет, никто не придет на мою могилу «.
Он еще раз вздохнул, потянулся пару раз, зевнул и уснул сладким сном человека, выпившего три кружки крепкого вина.
Виконт Лабрюйер подхватил Мадлен Ламартин на руки и закружил по комнате. Сумочка на длинной серебряной цепочке выпала из ее руки, и Анри ногой отбросил ее под столик.
— Боже, что ты делаешь, Анри! — восхищению Мадлен не было предела, она словно выплескивала из своей души все накопившееся там за последние дни.
— Я так люблю тебя, ты пришел ко мне, ты понял, я тебя обманывала…
— Молчи, молчи, Мадлен… И губы их вновь встречались в поцелуе. Мадам Ламартин указала рукой на дверь, ведущую из гостиной.
— Там…
— Я все знаю, я уже успел осмотреться в твоем доме, — Анри
Плечом отворил дверь и понес Мадлен по гулкому коридору.
Дверь спальни была приоткрыта и в темноте тускло мерцала
Золоченая спинка большой кровати.
— Я сейчас… — Анри бережно уложил Мадлен на простыни и
Склонился перед камином.
Ровно сложенные дрова и щепки под ними только и ждали огня.
Анри выбежал и вернулся с зажженой свечой. Слегка потянуло дымом, а затем ровные языки пламени побежали по сухому дереву. И в дымоходе загудел ветер. Безжизненная до этого спальня наполнялась светом и теплом. Мадлен лежала, прикрыв глаза, с чувствительно приоткрытыми губами. Она так и ждала, чтобы Анри склонился над ней и поцеловал ее.
— Ты ждешь меня? — спросил виконт.
— Я не могу дождаться… И вновь их губы соприкоснулись.
Анри не был настойчив и нетерпелив. Он словно дразнил Мадлен. Лишь только коснувшись губами ее рта, он тут же отстранился и провел тыльной стороной ладони по ее еще немного влажным волосам.
Женщина вздрогнула и напряглась. А рука Анри уже скользила по ее шее, нащупывая застежку ворота платья. Мадлен села и, придержав свои длинные волосы одной рукой, второй принялась расстегивать непослушный крючок.
— У тебя такие холодные руки, — сказал Анри, прикасаясь губами к ее пальцам, — ты вся замерзла.
— Сейчас, сейчас, — шептала женщина, освобождаясь от платья.Затем она принялась развязывать тесемки, стягивающие ворот рубахи Анри. Они медленно раздевали друг друга, словно оттягивая момент близости.
Анри не отрываясь смотрел на Мадлен, а та не сводила взгляда от
Его отливавшего в блеске огня камина тела. Рука виконта медленно двигалась по плечу женщины, скользя к груди.
Он несильно сжал свои пальцы на белоснежном холмике, увенчанном темно-коричневым соском. Мадлен запрокинула голову, ее волосы рассыпались и коснулись подушки.
— Что ты делаешь, Анри? — прошептала она. Виконт, нагнувшись, поцеловал ее в ложбинку на груди, поймав губами изящный золотой крестик. Он потерся о ее шею шеей и легонько подул на самую мочку уха. Мадлен обхватила его голову руками и взъерошила мокрые волосы.
— Виконт, я так люблю тебя, дорогой! Я не знаю, что бы делала, если бы ты не приехал.
— Я не мог оставить тебя одну.
— И я не могла остаться с тобой. Мы могли встретиться только здесь, у меня.
— Но ты же не хотела этого. Мадлен горько улыбнулась.
— Я не могла себе этого позволить, пойми.
— Почему?
Я связана обещанием.
Но ведь ты была одна.
Я не знаю, мне было тяжело переступить через себя.
Но теперь-то, Мадлен, все хорошо.
Сейчас так прекрасно, как никогда еще не было. Прижми меня покрепче, проведи своими холодными пуками по моим плечам, я вся горю.
Женщина понемногу забывала о стыде, об осторожности. Она
Громко стонала, смеялась, вскрикивала, а Анри ласкал ее и теперь
Уже казалось, не Мадлен удерживает его, а Анри не дает спешить.
— Ну погоди, погоди, — шептал он, — дай мне насладиться твоим
Телом, дай вдохнуть твой запах.
— О боже, что ты делаешь, Анри? — Мадлен ловила его руку и
Сжимала в своей ладони, но мужчина упрямо высвобождал пальцы и
Уже вел ими, повторяя плавные изгибы бедра.
— Сильнее! Сильней прижми меня, — повторяла Мадлен.
Но Анри словно дразнил ее, то припадая к ней, то отстраняясь. И
Женщина, словно ее влекло к мужчине какой-то невидимой силой, приподнималась на локтях, чтобы только оказаться поближе к своему любовнику. Ее колени дрожали, пальцы не слушались. Она путала слова и тут же смеялась.
— Ну назови меня, назови меня, Мадлен, — говорил Анри, запуская руку в ее шелковистые густые волосы.
— Ты дразнишь меня!
Мадлен высвободилась от него, и повалив на кровать, склонилась над ним. Ее волосы упали, словно две занавески, загородив от Анри весь мир. Лишь только лицо мадам Ламартин сияло над ним счастьем.
Мадлен слегка качнула головой и волосы, заскользив по лицу Анри, заставили его зажмуриться.
— Ты ангел, — пробормотал он.
— Но где же тогда мои крылья? — женщина острыми ногтями впилась в его плечи. — Я не могу больше терпеть, Анри, возьми меня, — и она уперлась в его плечи руками.
Анри знал, ему предстоит еще несколько сладостных минут, а затем наступит безразличие ко всему — к себе, к Мадлен, и ему захочется покинуть этот дом. Поблекнут краски, и он станет противен самому себе. Но у Мадлен желание не
Исчезнет, она будет его упрашивать, молить. Но если сейчас ее голос звенел для него серебряным колокольчиком, то потом он превратится в похоронный звон. Их любовь будет мертва.
А Мадлен и не поймет этого, не захочет смириться и тогда ему придется как вору, прячась, покидать ее дом еще до того, как она проснется и не покинет мир своего счастливого неведения.
» Но это будет потом, — подумал Анри, — а сейчас я люблю и хочу Мадлен, а она хочет принадлежать мне. Так почему я должен отказывать себе в этом миге короткого счастья, зная, чтс потом наступит отвращение? Ведь думая о смерти,
Невозможно жить, мы счастливы, пока вместе, и пусть это счастье будет недолгим «.
Он обнял Мадлен за талию и осторожно уложил на кровать.
— Смотри на меня, смотри, иначе мне будет казаться, что ты думаешь о ком-то другом.
— Это все равно, — усмехнулась Мадлен, — закрыты у меня глаза или нет, я вижу перед собой тебя. И я знаю, твой образ никогда не исчезнет, будешь ты рядом или нет.
— Я не хочу тебя обманывать, Мадлен. Ты любишь меня?
— Да.
— Тогда молчи. Не говори о расставании, когда мы вместе, ведь лучше всего умирать, когда ты счастлив — и пусть расставание наступит внезапно.
Анри, стараясь не причинить Мадлен боли, нежно погладил ее.
— Ты мой, — прошептала Мадлен.
— И ты моя. А теперь не говори ничего, давай молчать. Ты права, Мадлен, что может быть прекраснее близости?
Когда Мадлен, глубого вздохнув, замерла, Анри обессиленный лег рядом с ней.
А теперь спи, — прошептал он своей любовнице, ни о чем не думай и спи. Я рядом с тобой, ничего не бойся.
Теперь я ничего не боюсь, — Мадлен осторожно поцеловала его в плечо и взяла за руку.
Анри, чувствуя, как восхищение женщиной, ее стройным телом, красотой ее лица безвозвратно исчезают, закрыл глаза и тут же провалился в черноту сна.
Виконт проснулся, когда уже первые лучи солнца проникли в комнату. Еще не открывая глаз, он повел рукой и не нашел Мадлен. Он тут же открыл глаза я увидел, что женщина стоит на коленях возле кровати и сложив руки, словно молится, глядя на него с восхищением и нежностью.
— Что ты, Мадлен?
— Спи, спи.
— Что ты делаешь?
Женщина протянула руку и прикоснулась пальцами к векам Анри.
— Спи, продолжай спать, дай мне полюбоваться тобой.
— Что ты задумала, Мадлен?
— Не мешай, молчи, я буду стоять на коленях и сторожить твой сон.
Анри недовольно поморщился.
» Только этого еще недоставало, чтобы она сошла с ума!«
— Нет-нет, — улыбнулась Мадлен, — не беспокойся, со мной все в порядке. Я просто очень сильно люблю тебя и не могу позволить себе терять мгновения, когда мы рядом.
Анри попробовал уснуть, но понял, что это ему не удастся. Он немного схитрил и приоткрыл веки, стал следить за Мадлен. Та смотрела на него, склонив голову, то и дело отбрасывая непослушные волосы со лба. Она счастливо улыбалась, и от этой улыбки виконту делалось не по себе. Он понимал, насколько сильны
Чувства Мадлен и каким ударом для нее будет расставание.
— Спи, дорогой, спи любимый. Вот так, ночь за ночью я буду стоять возле тебя на коленях и любоваться твоей красотой.
— Не говори такого, — прошептал Анри.
— Почему? Я говорю то, что думаю, я говорю то, что будет.
— Но ведь ты сама знаешь, это не так.
— Дай мне помечтать, Анри. Да, ночь за ночью я буду проводить подле тебя, а ты даже во сне не сможешь избавиться от моей любви.
Анри открыл глаза.
— Ты обманщик. Говоришь, что спишь, а сам слушаешь, что я говорю сама себе.
— Ты сошла с ума!
— Ничуть. Ты говоришь, не может быть. Но ведь, Анри, могло не быть и этой ночи.
— Ты понимаешь, Мадлен, что ты делаешь?
— Я люблю тебя, — женщина провела ладонью по волосам Анри и склонившись, поцеловала его в щеку. — Я хочу, Анри, чтобы ты спал.
— Мои глаза закрыты, — сказал Анри, в упор глядя на Мадлен.
— Но ведь ты обманываешь меня.
— Все на свете обман, и если ты хочешь, чтобы мои глаза были закрыты — думай так.
— Хорошо, ты спишь? Я стою подле тебя на коленях и молюсь за нашу любовь.
» Нашу? — подумал Анри. — Моей любви уже нет, есть только злость на себя и досада. И сколько ты, милая, ни будешь повторять слово «любовь», она не воскреснет. Ей нужно поставить памятник и больше не вспоминать о ней. Как жаль, что ты проснулась раньше меня, и мне не удалось уйти незамеченным! Теперь вновь будут слезы, вновь мне придется утешать тебя, а самое главное — мне придется обмануть тебя, Мадлен. Я скажу, что мы встретимся вновь, а потом ты получишь письмо, где я напомню, что никогда и ничего не обещал тебе вместо любви — ни верности, ни постоянства, лишь только одну любовь. А она уже мертва, ты получила ее «.
Виконт облизнул пересохшие губы.
— Ты хочешь пить? — забеспокоилась Мадлен.
— Нет.
Но не нужно меня обманывать.
Говорю тебе — нет, — уже немного раздраженно восликнул Анри.
Нет, я не вижу, — женщина провела пальцами по пересохшим губам Анри. — Я принесу тебе попить.
— Не надо.
Но женщина словно и не слышала его голоса.
— Тебе принести вина или молока? Анри молчал.
— Я принесу молока.
Она не мигая, смотрела на виконта, и тому стало жаль Мадлен, ведь она словно не помнила, что им предстоит расстаться.
— Так, я принесу молока? Ты согласен?
— Да, неси что хочешь.
— Я сейчас.
И тут во дворе послышался какой-то неясный шум. Анри тут же приподнялся на локте и посмотрел в посветлевшее окно. Но лежа на кровати можно было видеть лишь крыши противоположных домов.
— Что там? — спросил он.
— Не беспокойся, — не оборачиваясь, произнесла Мадлен, — это, наверное, лошадь в конюшне.
— Лошадь?
— Да.
— Даже утром ты красива, — не удержавшись, сказал комплимент Анри.
— Я хочу, чтобы ты всегда был здесь и никуда не уходил. А я, возвращаясь, находила тебя тут.
— Мадлен, а что ты будешь делать, когда вернется твой муж? Вдруг он уже подъезжает к воротам? — пытался образумить ее Анри.
— Пусть это тебя не беспокоит, Анри. Все равно, что бы ни случилось, я буду здесь, с тобой.
— Но ведь это твоя спальня, сюда к тебе приходит муж…
— Ну и что, — улыбнулась Мадлен, — я теперь никогда не буду принадлежать ему.
— Что ты надумала?
— Нет, не бойся, я всего лишь на его месте буду представлять тебя. Я больше никогда не взгляну на него. В этой комнате мои глаза будут плотно закрыты, и я буду вспоминать эту ночь, когда ты был со мной.
Такие рассуждения показались Анри более разумными, чем прыдыдущие. Теперь хоть что-то обрисовывалось, какая-то определенность. Мадлен явно не претендовала на то, чтобы стать его вечной любовницей, а тем более, женой. И долгая речь про
Идеальную любовь, заготовленная Анри, осталась невостребованной.
Шум во дворе повторился.
Мадлен даже не дрогнула, зато Анри насторожился.
— Что это?
— Я же говорю тебе, лошадь в конюшне.
— Нет, это слишком громкий звук, кто-то пришел.
— Я ничего не боюсь.
— Не боишься? — изумился Анри. — А вдруг это муж?
— Ну хорошо, если ты так хочешь, я пойду посмотрю, — Мадлен поднялась и не поворачиваясь к Анри спиной двинулась к окну.
— Я сейчас посмотрю, дорогой, только оставайся здесь, не вставай, я хочу любоваться тобой. Твоя красота божественна, тело совершенно.