Шарлотта тут же приняла правила игры.
— Да, мадемуазель, он просил вам передать это.
— Поставь цветы на ночной столик, — попросила Констанция, принимая конверт и поднося его к лицу так, чтобы Анри не мог со своего места разглядеть имени адресата.
«Граф Арман де Бодуэн, — прочла Констанция. — Ну вот, еще один», — вздохнула она, но на лице изобразила крайнюю радость, словно бы уже не первый день ожидала этого послания и цветов.
— Я вижу, у тебя есть поклонник?
— А ты как думал?!
— Но ты же говорила, что хочешь быть свободной.
— Я не хочу быть замужней женщиной, — уточнила Констанция, — и не хочу, чтобы ко мне приставали с тупыми домогательствами. Я хочу, чтобы меня уважали, а не любили. Ты же считаешь, что имеешь право оскорблять женщину и тем самым
Утверждаешься во мнении, что ты настоящий мужчина.
Констанция разорвала конверт и развернула письмо. Граф Бодуэн извещал ее о том, что в скором времени вынужден будет покинуть Париж и в который уже раз напоминал о своем предложении.
— Тоже сумасшедший, — пробормотала Констанция, — мужчины страшный народ.
Виконт Лабрюйер еле дождался, пока Шарлотта покинет комнату, а затем вскочил с кресла, подбежал к Констанции и грозно приказал:
— Дай сюда письмо!
— И не подумаю.
Анри попытался схватить край листа, но Констанция увернулась.
— Как тебе не стыдно, Анри!
— Я тебе сказал, дай сюда письмо, я должен знать, кто.
— Так ты еще и ревнив? Значит, ты в самом деле любишь меня?
— Констанция на всякий случай держала письмо подальше от Анри так, чтобы тот за один раз не мог дотянуться до него.
— Дай сюда письмо, — грозным тоном приказал виконт Лабрюйер, — иначе я заберу его сам!
Констанция поняла, спорить бесполезно. Еще немного, и Анри завладеет письмом.
— Хорошо, — она ласково улыбнулась, чтобы сбить Анри с толку.
Она медленно подносила лист бумаги к виконту Лабрюйеру, но в последний момент, когда тот уже готов был взять его в руки, резко опустила в ванну. Сквозь воду было видно, как расплываются чернильные буквы, и вода окрашивается в темно-фиолетовый цвет.
Виконт заскрежетал зубами.
— Ты невыносима, Констанция!
— А что мне остается делать? У меня же не хватит сил защищаться, бросаясь на тебя с кулаками, а как женщине, шпаги мне не положено. Можно было бы, правда, выбрать пистолет, тут бы я уже не промахнулась. Но порох в воде сыреет точно так же, как и бумага, — Констанция извлекла письмо из теплой ванны и подала его Анри.
От бумаги шел пар и на пол с нее капали темно-фиолетовые капли, безвозвратно уносившие вместе с собой смысл написанного.
Анри некоторое время смотрел на расплывшиеся буквы, пытаясь разобрать хотя бы, кем было подписано письмо. Но текст был испорчен окончательно.
Констанция хохотала, запрокидывая голову.
— Анри, ты смешон, ты бы видел себя сейчас в зеркало, ты в самом деле выглядишь как обманутый муж, как рогоносец.
— Ты еще поплатишься за это, — Анри разжал пальцы, и мокрый лист бумаги шлепнулся на паркет.
Он со злостью растер его носком сапога и облокотившись на спинку плетеного из лозы сиденья, нагнулся. Их лица оказались напротив друг друга. Глаза Анри сверкали злостью, а Констанция весело улыбалась и наивно моргала длинными ресницами, чуть ли не касаясь ими носа Анри.
— Ты все еще сердишься на меня?
— Кто тебе позволил так обращаться со мной?
— Не понимаю, почему ты сердишься? Ведь я так ждала, мерзла на кровати, а ты так и не соизволил подняться из кресла, чтобы подойти ко мне. Другого случая, Анри, тебе может и не представиться, ведь я злопамятна и мне не хотелось бы в следующий раз выглядеть такой дурой.
— От кого было письмо? — уже почти прохрипел, задыхаясь от злости, виконт Лабрюйер.
— К сожалению, Анри, я не успела дочитать его до конца, а на конверте… — Констанция нагнулась, взяла с пола сухой конверт и тут же опустила его в ванну, — а на конверте, к сожалению, имя отправителя тоже размыло водой.
И тут Констанция перепугалась не на шутку. Лицо виконта, до этого еще сохранявшее человеческие черты, исказилось. Ничего, кроме злобы, прочесть на нем было невозможно. Мужчина двумя руками ухватился за край тяжеленной ванны, и его лицо налилось краской. Скользя ногами на мокром паркете, виконт сумел-таки приподнять ванну. Вода полилась через край, а Констанция уцепилась за край сиденья.
— Сейчас ты узнаешь, как издеваться надо мной! Анри изо всех сил рванул вверх край ванны и та перевернулась. Констанцию как будто выплеснуло вместе с водой прямо на пол. Она лежала мокрая в луже шипели залитые водой дрова в камине, парной чад исходил от них.
— Мадемуазель, что-нибудь случилось? — в комнату вбежала Шарлотта и замерла, изумленная увиденным.
Над Констанцией широко расставив ноги стоял Анри и со злостью смотрел на мадемуазель Аламбер.
— Уходи, — закашлявшись, только и смогла проговорить Констанция, — иначе я убью тебя!
— Прости, если был груб с тобой, но ты виновата сама во всем.
Виконт Лабрюйер склонил голову так, словно прощался с Констанцией в самой обычной обстановке и обойдя стоявшую у него на дороге Шарлотту, покинул спальню.
— Что случилось, мадемуазель? — темнокожая девушка помогла своей госпоже подняться.
— Да нет, все нормально, не беспокойся. Я неосторожно повернулась, и ванна упала на пол.
Шарлотта с недоверием смотрела на Констанцию.
— Вы уверены, мадемуазель?
— Да, только вот жаль, виконт растерялся и решил уйти, бросив меня в луже воды.
— Вы святая, мадемуазель, — воскликнула Шарлотта, пытаясь привести свою госпожу в порядок.
— Оставь, лучше займись полом! — уже теряя самообладание, закричала Констанция. — И вообще, убирайся отсюда! Как вы все мне надоели!
Не дожидаясь, пока Шарлотта сама покинет спальню, она вытолкнула ее в коридор и захлопнула дверь. Только теперь она позволила себе разрыдаться. Констанция стояла на мокром полу на коленях и пыталась собрать клочки растертого сапогом Анри письма.
— Какая неблагодарность! — шептала Констанция. Но почему я должна так глупо расплачиваться за сухие грехи?
Неужели мне так надоела спокойная жизнь и милые забавы, что я ссорюсь с лучшими друзьями из-за негодяев. Ведь будь я мужчиной, разве стала бы я ссориться с Анри? Так нет, ему мало дружбы, ему еще подавай мое тело, как будто мало вокруг других женщин, готовых повиснуть у него на шее по первому зову! Нет, Анри, все-таки я правильно поступила, указав тебе достойное место. Я обсохну, а ты вот на всю жизнь запятнал себя неподобающим поведением. Одно дело бросать любовниц, а другое — поднять руку на женщин. И если ты не одумаешься в ближайшие дни, не придешь извиниться передо мной, то нашей дружбе конец. Ее не спасет
Ничто, и у меня на одного врага станет больше.
Констанция, поняв, что собрать письмо будет невозможно, а если бы она его и смогла собрать, все равно прочесть его не удастся, зло скомкала мокрые клочки бумаги, присоединила к ним конверт и бросила на чадящие дрова в камин. Затем зло сорвала с себя ночную сорочку и даже не одевшись, распахнула дверь спальни.
Шарлотта ждала, когда ее позовут, прислонившись к стене.
— Сухую простынь, а потом одежду, — бросила она служанке.
И темнокожая девушка с радостью бросилась выполнять приказание своей госпожи.
— Ну что ж, — прошептала Констанция, — война виконту объявлена и теперь нужно вести себя осторожнее.
Злости виконта Лабрюйера не было границ. Он нещадно гнал своего коня, покрикивая на зазевавшихся прохожих. Те в последний момент успевали шарахнуться в сторону и посылали вдогонку виконту проклятья. Но того они только веселили.
Наконец он добрался до дома, бросил поводья выбежавшему на порог Жаку и зашел в дом. Верный охотничий пес тут же подбежал к своему хозяину и лизнул его в Руку. Эта собачья преданность немного смягчила душу виконта, и он приласкал пса.
— Вот уж никогда не знаешь, чего ждать от женщины, — пробормотал виконт, наливая себе вина.
Он не отрываясь выпил полкружки и только сейчас заметил, что его сапоги насквозь промокли и от них пахнет душистой солью.
Чтобы избавиться от ненавистного запаха, напоминавшего ему о предательстве Констанции, он снял сапоги и бросил их в коридор, чуть не угодив ими в некстати подоспевшего Жака.
— Что-нибудь случилось, хозяин?
— Да нет.
— Почистить?
— Просушить! — рявкнул Анри, удивляясь недогадливости своего слуги.
Жак замер в коридоре, разглядывая мокрые насквозь сапоги с каким-то странным запахом. Но приказание нужно было выполнять, и Жак спустился на кухню, где пристроил сапоги прямо на плите рядом с готовившимся жарким, из-за чего и поссорился с кухаркой.
А виконт Лабрюйер никак не мог успокоиться. Он понимал, что вся ненависть, которую он сейчас испытывает к Констанции — это не что иное как любовь, облеченная в другую форму. И так же виконт понимал, сколько он ни старайся, ему не завладеть телом Констанции. Ведь та никогда не поддается порыву чувств и слишком ценит свободу. И это раздражало виконта Лабрюйера более всего.
Ему не хотелось, чтобы хоть кто-то в мире был более свободен, чем он.
— Мне придется тебя наказать, Констанция, — пробормотал Анри, наливая себе вина. — Как, я еще не знаю, но обязательно придумаю, и ты сама попросишь у меня прощения, повиснешь у меня на шее. А я подумаю, целовать тебя или же наказать.
Вернулся Жак, чтобы доложить:
— Приказание исполнено!
За это он получил от виконта Лабрюйера поощрение в виде половины кружки вина.
— Там кто-то стучит! — послышался снизу голос кухарки и Жак, залпом допив угощение, отправился открывать дверь.
Посетитель оказался ему незнакомым, но в доме виконта бывало довольно много народу, и Жак на всякий случай не стал спрашивать пришедшего его имени лишь ограничился тем, что принял у молодого человека треуголку и плащ.
— К вам посетитель, хозяин, — выкрутился Жак, не зная как назвать гостя.
Молодой человек поправил свои непослушные курчавые волосы и шагнул в гостиную.
Виконт стоял у камина и грел руки. Он посмотрел на вошедшего, явно не в силах припомнить, видел ли он его вообще хоть когда-нибудь.
— Виконт Лабрюйер? — спросил молодой человек.
— Да, это я.
— Меня зовут Александр Шенье, — представился вошедший.
— К сожалению, нам не приходилось встречаться, — на всякий случай любезно улыбнулся виконт Лабрюйер.
Он мог ожидать от Констанции любого подвоха, ведь та уже могла рассказать молодому человеку о его похождениях с Колеттой и тот мог прийти, чтобы сводить счеты. А ссориться сегодня еще с кем-то, кроме Констанции, Анри страшно не хотелось. Но судя по выражению лица пришедшего, настроен он был дружелюбно.
— Я благодарен вам, виконт, за то, что вы передали мое письмо Колетте.
— О, не стоит благодарности, — воскликнул виконт, пытаясь припомнить, передавал ли он Колетте хоть что-нибудь.
Диктовать письмо, он ей диктовал, но передавать… Раз шевалье говорит, что передавал, значит так оно и есть.
— Это всего лишь дружеская услуга, — сказал Анри, — и вы бы на моем месте, шевалье, поступили точно так же.
— Да, но это было очень важно для меня, и я чрезвычайно благодарен.
После такого обмена любезностями стоило перейти к делу, и Анри вопросительно посмотрел на Александра. Тот немного замялся.
— Я понимаю, виконт, что не вправе просить вас еще об одной услуге, но мне необходимо передать Колетте еще одно письмо.
— Что ж, я к вашим услугам.
Александр Шенье вытащил из-за отворота камзола запечатанный конверт и протянул его виконту Лабрюйеру.
— Мне очень важно, виконт, чтобы оно попало к Колетте как можно скорее.
Виконт был рад хоть чем-то искупить свою вину перед молодым человеком.
— Я передам его сегодня же, можете не сомневаться, шевалье.
— Мадемуазель Аламбер столько мне говорила о вас, и вот нам довелось встретиться, — улыбнулся Александр.
— И как вам, шевалье, кажется, совпадает ли ее описание с увиденным?
— Я ожидал вас увидеть именно таким, виконт.
— Присаживайтесь, шевалье. Если хотите, я вам предложу вина, — и не дожидаясь согласия, Анри поставил перед Александром Шенье небольшую серебряную кружку и наполнил ее до половины. Затем немного плеснул и себе.
— Я думаю, шевалье, мадемуазель Дюамель напишет вам ответ, и я смогу передать его вам.
— Это было бы прекрасно! — отвечал Александр, поднося ко рту серебряную чашку.
«Так вот он каков, учитель, музыки, — подумал Анри, разглядывая своего гостя, — ничего не скажешь, красив, достаточно силен. Пройдет несколько лет, и он станет настоящим мужчиной.
Как любовник Колетты он идеален — благороден и честен до глупости. Вот только одно меня смущает — не мечтает ли он и впрямь стать ее мужем? Но на этом можно было бы сыграть, ведь Констанция по просьбе баронессы Дюамель покровительствует Колетте и если уговорить Александра похитить Колетту… — такая
Мысль немного развеселила Анри после неудачи с Констанцией. — Значит так, — далее рассуждал он, — мне остается уговорить Колетту, что брак с Александром Шенье — для нее лучший выход потом устроить им совместный побег. Это будет препасная месть Констанции Аламбер, а заодно и баронессе Дюамель, так много позволявшей себе в разговоре со мной.
— Я немедленно отправлюсь в дом баронессы Дюанель, — сказал Анри, — и лично передам письмо в руки Колетты.
Я так благодарен вам, — ответил Александр и было понятно, это не пустые слова, он и в самом деле счастлив, что есть человек, готовый помочь ему.
— Не стоит благодарности, шевалье, это всего лишь долг благородного человека — помогать молодым в любовных делах. Я надеюсь, вы с Колеттой будете счастливы.
Но такой уверенности в глазах Александра Анри не прочел.
ГЛАВА 7
— Да, мадемуазель, он просил вам передать это.
— Поставь цветы на ночной столик, — попросила Констанция, принимая конверт и поднося его к лицу так, чтобы Анри не мог со своего места разглядеть имени адресата.
«Граф Арман де Бодуэн, — прочла Констанция. — Ну вот, еще один», — вздохнула она, но на лице изобразила крайнюю радость, словно бы уже не первый день ожидала этого послания и цветов.
— Я вижу, у тебя есть поклонник?
— А ты как думал?!
— Но ты же говорила, что хочешь быть свободной.
— Я не хочу быть замужней женщиной, — уточнила Констанция, — и не хочу, чтобы ко мне приставали с тупыми домогательствами. Я хочу, чтобы меня уважали, а не любили. Ты же считаешь, что имеешь право оскорблять женщину и тем самым
Утверждаешься во мнении, что ты настоящий мужчина.
Констанция разорвала конверт и развернула письмо. Граф Бодуэн извещал ее о том, что в скором времени вынужден будет покинуть Париж и в который уже раз напоминал о своем предложении.
— Тоже сумасшедший, — пробормотала Констанция, — мужчины страшный народ.
Виконт Лабрюйер еле дождался, пока Шарлотта покинет комнату, а затем вскочил с кресла, подбежал к Констанции и грозно приказал:
— Дай сюда письмо!
— И не подумаю.
Анри попытался схватить край листа, но Констанция увернулась.
— Как тебе не стыдно, Анри!
— Я тебе сказал, дай сюда письмо, я должен знать, кто.
— Так ты еще и ревнив? Значит, ты в самом деле любишь меня?
— Констанция на всякий случай держала письмо подальше от Анри так, чтобы тот за один раз не мог дотянуться до него.
— Дай сюда письмо, — грозным тоном приказал виконт Лабрюйер, — иначе я заберу его сам!
Констанция поняла, спорить бесполезно. Еще немного, и Анри завладеет письмом.
— Хорошо, — она ласково улыбнулась, чтобы сбить Анри с толку.
Она медленно подносила лист бумаги к виконту Лабрюйеру, но в последний момент, когда тот уже готов был взять его в руки, резко опустила в ванну. Сквозь воду было видно, как расплываются чернильные буквы, и вода окрашивается в темно-фиолетовый цвет.
Виконт заскрежетал зубами.
— Ты невыносима, Констанция!
— А что мне остается делать? У меня же не хватит сил защищаться, бросаясь на тебя с кулаками, а как женщине, шпаги мне не положено. Можно было бы, правда, выбрать пистолет, тут бы я уже не промахнулась. Но порох в воде сыреет точно так же, как и бумага, — Констанция извлекла письмо из теплой ванны и подала его Анри.
От бумаги шел пар и на пол с нее капали темно-фиолетовые капли, безвозвратно уносившие вместе с собой смысл написанного.
Анри некоторое время смотрел на расплывшиеся буквы, пытаясь разобрать хотя бы, кем было подписано письмо. Но текст был испорчен окончательно.
Констанция хохотала, запрокидывая голову.
— Анри, ты смешон, ты бы видел себя сейчас в зеркало, ты в самом деле выглядишь как обманутый муж, как рогоносец.
— Ты еще поплатишься за это, — Анри разжал пальцы, и мокрый лист бумаги шлепнулся на паркет.
Он со злостью растер его носком сапога и облокотившись на спинку плетеного из лозы сиденья, нагнулся. Их лица оказались напротив друг друга. Глаза Анри сверкали злостью, а Констанция весело улыбалась и наивно моргала длинными ресницами, чуть ли не касаясь ими носа Анри.
— Ты все еще сердишься на меня?
— Кто тебе позволил так обращаться со мной?
— Не понимаю, почему ты сердишься? Ведь я так ждала, мерзла на кровати, а ты так и не соизволил подняться из кресла, чтобы подойти ко мне. Другого случая, Анри, тебе может и не представиться, ведь я злопамятна и мне не хотелось бы в следующий раз выглядеть такой дурой.
— От кого было письмо? — уже почти прохрипел, задыхаясь от злости, виконт Лабрюйер.
— К сожалению, Анри, я не успела дочитать его до конца, а на конверте… — Констанция нагнулась, взяла с пола сухой конверт и тут же опустила его в ванну, — а на конверте, к сожалению, имя отправителя тоже размыло водой.
И тут Констанция перепугалась не на шутку. Лицо виконта, до этого еще сохранявшее человеческие черты, исказилось. Ничего, кроме злобы, прочесть на нем было невозможно. Мужчина двумя руками ухватился за край тяжеленной ванны, и его лицо налилось краской. Скользя ногами на мокром паркете, виконт сумел-таки приподнять ванну. Вода полилась через край, а Констанция уцепилась за край сиденья.
— Сейчас ты узнаешь, как издеваться надо мной! Анри изо всех сил рванул вверх край ванны и та перевернулась. Констанцию как будто выплеснуло вместе с водой прямо на пол. Она лежала мокрая в луже шипели залитые водой дрова в камине, парной чад исходил от них.
— Мадемуазель, что-нибудь случилось? — в комнату вбежала Шарлотта и замерла, изумленная увиденным.
Над Констанцией широко расставив ноги стоял Анри и со злостью смотрел на мадемуазель Аламбер.
— Уходи, — закашлявшись, только и смогла проговорить Констанция, — иначе я убью тебя!
— Прости, если был груб с тобой, но ты виновата сама во всем.
Виконт Лабрюйер склонил голову так, словно прощался с Констанцией в самой обычной обстановке и обойдя стоявшую у него на дороге Шарлотту, покинул спальню.
— Что случилось, мадемуазель? — темнокожая девушка помогла своей госпоже подняться.
— Да нет, все нормально, не беспокойся. Я неосторожно повернулась, и ванна упала на пол.
Шарлотта с недоверием смотрела на Констанцию.
— Вы уверены, мадемуазель?
— Да, только вот жаль, виконт растерялся и решил уйти, бросив меня в луже воды.
— Вы святая, мадемуазель, — воскликнула Шарлотта, пытаясь привести свою госпожу в порядок.
— Оставь, лучше займись полом! — уже теряя самообладание, закричала Констанция. — И вообще, убирайся отсюда! Как вы все мне надоели!
Не дожидаясь, пока Шарлотта сама покинет спальню, она вытолкнула ее в коридор и захлопнула дверь. Только теперь она позволила себе разрыдаться. Констанция стояла на мокром полу на коленях и пыталась собрать клочки растертого сапогом Анри письма.
— Какая неблагодарность! — шептала Констанция. Но почему я должна так глупо расплачиваться за сухие грехи?
Неужели мне так надоела спокойная жизнь и милые забавы, что я ссорюсь с лучшими друзьями из-за негодяев. Ведь будь я мужчиной, разве стала бы я ссориться с Анри? Так нет, ему мало дружбы, ему еще подавай мое тело, как будто мало вокруг других женщин, готовых повиснуть у него на шее по первому зову! Нет, Анри, все-таки я правильно поступила, указав тебе достойное место. Я обсохну, а ты вот на всю жизнь запятнал себя неподобающим поведением. Одно дело бросать любовниц, а другое — поднять руку на женщин. И если ты не одумаешься в ближайшие дни, не придешь извиниться передо мной, то нашей дружбе конец. Ее не спасет
Ничто, и у меня на одного врага станет больше.
Констанция, поняв, что собрать письмо будет невозможно, а если бы она его и смогла собрать, все равно прочесть его не удастся, зло скомкала мокрые клочки бумаги, присоединила к ним конверт и бросила на чадящие дрова в камин. Затем зло сорвала с себя ночную сорочку и даже не одевшись, распахнула дверь спальни.
Шарлотта ждала, когда ее позовут, прислонившись к стене.
— Сухую простынь, а потом одежду, — бросила она служанке.
И темнокожая девушка с радостью бросилась выполнять приказание своей госпожи.
— Ну что ж, — прошептала Констанция, — война виконту объявлена и теперь нужно вести себя осторожнее.
Злости виконта Лабрюйера не было границ. Он нещадно гнал своего коня, покрикивая на зазевавшихся прохожих. Те в последний момент успевали шарахнуться в сторону и посылали вдогонку виконту проклятья. Но того они только веселили.
Наконец он добрался до дома, бросил поводья выбежавшему на порог Жаку и зашел в дом. Верный охотничий пес тут же подбежал к своему хозяину и лизнул его в Руку. Эта собачья преданность немного смягчила душу виконта, и он приласкал пса.
— Вот уж никогда не знаешь, чего ждать от женщины, — пробормотал виконт, наливая себе вина.
Он не отрываясь выпил полкружки и только сейчас заметил, что его сапоги насквозь промокли и от них пахнет душистой солью.
Чтобы избавиться от ненавистного запаха, напоминавшего ему о предательстве Констанции, он снял сапоги и бросил их в коридор, чуть не угодив ими в некстати подоспевшего Жака.
— Что-нибудь случилось, хозяин?
— Да нет.
— Почистить?
— Просушить! — рявкнул Анри, удивляясь недогадливости своего слуги.
Жак замер в коридоре, разглядывая мокрые насквозь сапоги с каким-то странным запахом. Но приказание нужно было выполнять, и Жак спустился на кухню, где пристроил сапоги прямо на плите рядом с готовившимся жарким, из-за чего и поссорился с кухаркой.
А виконт Лабрюйер никак не мог успокоиться. Он понимал, что вся ненависть, которую он сейчас испытывает к Констанции — это не что иное как любовь, облеченная в другую форму. И так же виконт понимал, сколько он ни старайся, ему не завладеть телом Констанции. Ведь та никогда не поддается порыву чувств и слишком ценит свободу. И это раздражало виконта Лабрюйера более всего.
Ему не хотелось, чтобы хоть кто-то в мире был более свободен, чем он.
— Мне придется тебя наказать, Констанция, — пробормотал Анри, наливая себе вина. — Как, я еще не знаю, но обязательно придумаю, и ты сама попросишь у меня прощения, повиснешь у меня на шее. А я подумаю, целовать тебя или же наказать.
Вернулся Жак, чтобы доложить:
— Приказание исполнено!
За это он получил от виконта Лабрюйера поощрение в виде половины кружки вина.
— Там кто-то стучит! — послышался снизу голос кухарки и Жак, залпом допив угощение, отправился открывать дверь.
Посетитель оказался ему незнакомым, но в доме виконта бывало довольно много народу, и Жак на всякий случай не стал спрашивать пришедшего его имени лишь ограничился тем, что принял у молодого человека треуголку и плащ.
— К вам посетитель, хозяин, — выкрутился Жак, не зная как назвать гостя.
Молодой человек поправил свои непослушные курчавые волосы и шагнул в гостиную.
Виконт стоял у камина и грел руки. Он посмотрел на вошедшего, явно не в силах припомнить, видел ли он его вообще хоть когда-нибудь.
— Виконт Лабрюйер? — спросил молодой человек.
— Да, это я.
— Меня зовут Александр Шенье, — представился вошедший.
— К сожалению, нам не приходилось встречаться, — на всякий случай любезно улыбнулся виконт Лабрюйер.
Он мог ожидать от Констанции любого подвоха, ведь та уже могла рассказать молодому человеку о его похождениях с Колеттой и тот мог прийти, чтобы сводить счеты. А ссориться сегодня еще с кем-то, кроме Констанции, Анри страшно не хотелось. Но судя по выражению лица пришедшего, настроен он был дружелюбно.
— Я благодарен вам, виконт, за то, что вы передали мое письмо Колетте.
— О, не стоит благодарности, — воскликнул виконт, пытаясь припомнить, передавал ли он Колетте хоть что-нибудь.
Диктовать письмо, он ей диктовал, но передавать… Раз шевалье говорит, что передавал, значит так оно и есть.
— Это всего лишь дружеская услуга, — сказал Анри, — и вы бы на моем месте, шевалье, поступили точно так же.
— Да, но это было очень важно для меня, и я чрезвычайно благодарен.
После такого обмена любезностями стоило перейти к делу, и Анри вопросительно посмотрел на Александра. Тот немного замялся.
— Я понимаю, виконт, что не вправе просить вас еще об одной услуге, но мне необходимо передать Колетте еще одно письмо.
— Что ж, я к вашим услугам.
Александр Шенье вытащил из-за отворота камзола запечатанный конверт и протянул его виконту Лабрюйеру.
— Мне очень важно, виконт, чтобы оно попало к Колетте как можно скорее.
Виконт был рад хоть чем-то искупить свою вину перед молодым человеком.
— Я передам его сегодня же, можете не сомневаться, шевалье.
— Мадемуазель Аламбер столько мне говорила о вас, и вот нам довелось встретиться, — улыбнулся Александр.
— И как вам, шевалье, кажется, совпадает ли ее описание с увиденным?
— Я ожидал вас увидеть именно таким, виконт.
— Присаживайтесь, шевалье. Если хотите, я вам предложу вина, — и не дожидаясь согласия, Анри поставил перед Александром Шенье небольшую серебряную кружку и наполнил ее до половины. Затем немного плеснул и себе.
— Я думаю, шевалье, мадемуазель Дюамель напишет вам ответ, и я смогу передать его вам.
— Это было бы прекрасно! — отвечал Александр, поднося ко рту серебряную чашку.
«Так вот он каков, учитель, музыки, — подумал Анри, разглядывая своего гостя, — ничего не скажешь, красив, достаточно силен. Пройдет несколько лет, и он станет настоящим мужчиной.
Как любовник Колетты он идеален — благороден и честен до глупости. Вот только одно меня смущает — не мечтает ли он и впрямь стать ее мужем? Но на этом можно было бы сыграть, ведь Констанция по просьбе баронессы Дюамель покровительствует Колетте и если уговорить Александра похитить Колетту… — такая
Мысль немного развеселила Анри после неудачи с Констанцией. — Значит так, — далее рассуждал он, — мне остается уговорить Колетту, что брак с Александром Шенье — для нее лучший выход потом устроить им совместный побег. Это будет препасная месть Констанции Аламбер, а заодно и баронессе Дюамель, так много позволявшей себе в разговоре со мной.
— Я немедленно отправлюсь в дом баронессы Дюанель, — сказал Анри, — и лично передам письмо в руки Колетты.
Я так благодарен вам, — ответил Александр и было понятно, это не пустые слова, он и в самом деле счастлив, что есть человек, готовый помочь ему.
— Не стоит благодарности, шевалье, это всего лишь долг благородного человека — помогать молодым в любовных делах. Я надеюсь, вы с Колеттой будете счастливы.
Но такой уверенности в глазах Александра Анри не прочел.
ГЛАВА 7
Полный решимости взять реванш у Констанции Аламбер, виконт отправился в дом баронессы Дюамель. Он то и дело похлопывал себя по груди, проверяя, не потерял ли письмо шевалье.
Но вот, наконец, и желанный квартал. Виконт Лабрюйер спрыгнул с коня и бросил поводья конюху. Дворецкий преградил ему путь.
— В чем дело, любезный?
— Баронессы Дюамель нет дома, месье.
— Я должен передать письмо мадемуазель Дюамель, — виконт в подтверждение своих слов достал конверт и помахал им перед носом довольно наглого дворецкого.
Виконт прекрасно понимал, сам дворецкий никогда бы не отважился преградить ему путь в дом. Скорее всего, это было распоряжение баронессы.
— Месье, я с радостью исполню вашу просьбу и передам письмо мадемуазель, — дворецкий потянулся было эа письмом, но виконт спрятал его за спину.
— Не стоит беспокоиться, я прекрасно справлюсь с этим и сам, — и он властным жестом отстранил дворецкого.
Тот не решился броситься вдогонку за Анри и лишь с тоской в глазах смотрел на то, как виконт Лабрюйер вбегает по лестнице. По дороге он похлопал по спине горничную, натиравшую перила. Та лишь улыбнулась, показав свои ровные белые зубы. Воодушевленный таким началом, виконт, поднявшись на второй этаж, постучал в дверь мадемуазель Дюамель.
— Кто там? — послышался тихий голос Колетты, которая лежала в кровати и читала книгу.
— Это я, Анри, — шепотом сказал виконт и приоткрыл дверь, просунул руку с конвертом в комнату.
Увидев письмо, Колетта радостно вскрикнула и бросилась распахивать дверь. Она вырвала письмо из рук Анри и тут же, распечатав его, принялась читать.
Пока девушка была занята чтением, виконт внимательно осмотрел комнату. Посреди спальни, на подставке, возвышалась замечательная конструкция из кружев, газа, шелка, жемчуга — будущий свадебный наряд Колетты. Платье еще не было готово,
Некоторые детали предстояло исправить, но все равно, это уже было настоящее свадебное платье.
Виконт Лабрюйер приподнял пальцем кружевной воротник и ощутил, насколько тот тяжел от унизывающего жемчуга.
— Да, наряд великолепный, — пробормотал Анри, — под стать невесте. Только жаль, жених немного подкачал.
Он бросил беглый взгляд на кровать, улыбнулся, прочитав название книги. На удивление, Колетта увлекалась поэзией, чего он от нее никак не ожидал. Она представлялась ему любительницей слезных романов из жизни высшего света, а Анри не любил подобные книжки, он еще мог понять, когда их читают горничные, но дама, принадлежащая к высшему свету, по его мнению, должна читать совсем другое — поэзию, философию. И сейчас Колетта его приятно удивила.
Колетта во время чтения беззвучно вскрикнула и прикрыла рот рукой.
Анри встревожился:
» Что там такого мог написать Александр Шенье? Не из-за очередного его признания в любви испугалась девушка?«
— Что случилось, Колетта?
— Он хочет умереть из-за меня.
— Каким же образом?
— Он желает вызвать на дуэль моего жениха шевалье де Мориво.
Анри погладил свадебное платье Колетты и шутливо обнял манекен за талию.
— Не знаю, Колетта, будет ли так лучше, ведь Эмиль де Мориво наверняка победит Александра.
— Вот это меня пугает.
— А что, тебе стало бы легче, если бы погиб твой будущий жених, а Александр остался жить?
— Я и сама не знаю, — девушка пожала плечами, — я в такой растерянности…
— Колетта, неужели ты сомневаешься в своих чувствах?
— Вы можете не поверить, виконт, но чем дольше я не вижу Александра, тем сильнее разгорается моя любовь к нему.
Виконт улыбнулся.
— Александр Шенье счастливчик.
— Я пытаюсь уверить себя, что поступаю дурно, ведя переписку с Александром, но ничего не могу с собой поделать. Поверьте, виконт, это чистая правда.
— Я верю тебе, Колетта, успокойся.
— Но моя мать, — воскликнула девушка, — она будет в гневе, если узнает, что мы еще поддерживаем отношения.
Анри прошелся по комнате, а затем остановился, заложив руки за спину.
— По-моему, Колетта, у тебя есть всего один выход.
— Всего лишь один? — воскликнула девушка.
— Да, он не самый простой, но позволит тебе жить, не кривя душой.
— Какой же? — взгляд Колетты был испуганный она ожидала услышать от виконта какой — нибудь хитроумный план, который привел бы к смерти ее матери.
Но Анри отделался шуткой.
— Единственный выход для тебя — это сесть и написать еще одно письмо.
Глаза девушки тут же засияли. Она с благодарностью взглянула на виконта Лабрюйера, вчетверо сложила письмо Александра Шенье и затем, как бы опасаясь, что Анри подсмотрит ее тайник, спрятала письмо за фаянсовый калорифер.
Виконт Лабрюйер, чтобы не смущать Колетту, смотрел в окно, сжимая в руках свою треуголку.
— Вот бумага, — приговаривала Колетта, — вот чернила, — она замерла, не зная, где ей лучше устроиться — за секретером или присесть на кровать.
Она вопросительно посмотрела на Анри, но тот продолжал смотреть в окно.
— Виконт…
— Да, моя дорогая.
— Я в растерянности.
— И чем же она вызвана?
— Я не знаю, с чего начинать письмо.
— Начни как в прошлый раз.
— Но вы поможете мне написать его? — такая неприкрытая наивность Колетты в конец развеселила виконта, и он не смог скрыть улыбки.
— Ну конечно же, я помогу написать тебе его, ведь это неплохо получилось у меня в прошлый раз? Колетта вспыхнула, но тут же опустила голову.
— Да, вы умеете писать письма, виконт.
— В этом ничего сложного нет, со временем и ты усвоишь это искусство.
— Ох, как я вам благодарна! Виконт не успел остановить девушку, как та уже подбежала к нему, обняла за шею и крепко поцеловала.
— Я так благодарна вам, виконт, так благодарна! Я бы не знала, что и делать без вас, вы всегда мне помогаете.
— Да, я помогаю, чем могу, — заметил виконт, разжимая объятия Колетты. Ему сделалось немного неприятно от настолько неприкрытого проявления чувств.
Но где же мне сесть писать? — спросила девушка.
Виконт указал на секретер.
— Вот здесь тебе будет удобнее.
Тяжело вздохнув, Колетта бросила мимолетный взгляд на кровать и устроилась за секретером. Ее рука с пером застыла над бумагой.
— Ну что же ты, пиши. Как ты называешь Александра?
— Дорогой шевалье.
— Я бы написал» Любимый шевалье!«— это звучит более убедительно.
— Но я уже написала, — девушка от досады всплеснула руками.
— Ничего страшного, допиши:» Дорогой шевалье, я люблю вас с каждым днем все больше и больше, и мое сердце уже не в силах вмещать эту любовь…«
Колетта с уважением посмотрела на виконта Лабрюйера.
— У вас всегда так хорошо получается! Вы диктуете письмо так, словно оно у вас уже написано в голове, словно вы хорошо знаете человека, к которому обращаетесь.
— Колетта, в любви все одинаковы и единственная разница, пишешь ли ты письмо человеку благородному или простолюдину. Да и то, отличия только во вступлении. Ты уже написала?
— Сейчас, сейчас.
Колетта спешила и буквы получались неровными.
— Не торопись, в этом деле нельзя спешить. Когда письмо написано мужчиной, почерк может быть неровным, это только выдает его нетерпение, а вот женщина должна быть рассудительной, и буквы не должны выдавать волнение.
— Хорошо, виконт, я буду стараться.
— И так, пиши:»… Я долго думала, лучший выход из создавшегося положения для нас — это немедленный совместный побег…«
Колетта с изумлением отложила перо и широко раскрытыми глазами посмотрела на виконта.
— Вы так считаете? Но ведь…
— Что, дорогая?
— Я не представляю, как к этому отнесется мать.
— А ты собираешься ее ставить в известность?
— Нет.
— Ну вот видишь, или ты хочешь, чтобы Александр Шенье погиб на дуэли?
— Я не хочу ни того, ни другого, — Колетта закрыла глаза. — Вы думаете, виконт, мне так и следует написать, и это в самом деле единственный выход?
— Да-да, пиши:»… и мне кажется, шевалье, мы с вами сможем жить в любой другой стране, кроме Франции, и там обретем свое счастье «.
— Но ведь это же невозможно! — воскликнула Колетта. — Неужели я брошу мать, брошу Париж и уеду куда-нибудь? Колетта даже не могла представить себе, куда она может податься с нищим учителем музыки. С ним в качестве мужа и во Франции делать было нечего.
— Это вполне возможно, — попытался ободрить девушку виконт. — На первое время денег у вас хватит, можно продать, в конце концов, часть драгоценностей, а потом все образуется.
Как образуется, виконт и сам бы не мог сказать, ему страшно хотелось, чтобы Колетта согласилась убежать вместе с Александром Шенье, ведь таким образом он поквитался бы с Констанцией Аламбер и Франсуазой Дюамель.
Возможно, девушка и спросила бы, каким таким чудом все образуется, если бы в дверь не постучали. Виконт тут же замолчал, боясь выдать свое присутствие.
Колетта испуганно оглянулась и тут же с облегчением вздохнула. Все-таки виконт, входя в ее комнату, не забыл задвинуть задвижку.
— Кто там? — сонным голосом произнесла Колетта.
— Это я, твоя мать, Колетта.
Девушку насторожило то, что баронесса даже не попыталась сразу же открыть дверь, обычно она с этим не церемонилась и даже не всегда считала нужным стучать.
— Я сейчас открою, — пролепетала Колетта.
— Ты одета? — послышалось из-за двери.
— Нет, — тут же солгала девушка, — а что такое?
— Я не одна, со мной гость.
— Гость?
— Да, это мой тебе сюрприз. Я думаю, ты очень удивишься, ведь ты давно хотела познакомиться с этим человеком.
Виконт жестами лихорадочно пытался объяснить Колетте, что ему надо где-нибудь спрятаться. Наконец, девушка сообразила.
— Ах, да! — она распахнула дверки гардероба и виконт тут же укрылся за ее платьями.
Сквозь стекло, крашенное фигурными нарезками, он прекрасно видел, что творится в комнате.
Колетта собрала письменный прибор, захлопнула секретер и поправив прическу у зеркала, сказала:
— Я сейчас, мама.
Наконец задвижка открылась, и Колетта отступила на два шага.
Рядом с ее матерью стоял Эмиль де Мориво собственной персоной. Он был в новом великолепном напудренном парике, новом мундире, а в руках сжимал черную, обитую барханом шкатулку.
Шляпки серебряных гвоздей, удерживающих материю, ослепительно сверкали.
Увидев свадебное платье, Эмиль де Мориво счастливо улыбнулся.
Анри поглубже вжался во внутренности гардероба и прошептал:
— Только этого не хватало, самое смешное будет, если Эмиль найдет меня и затеет драку.
Но тот был настроен вполне миролюбиво. Он несколько раз обошел вокруг безголового манекена и даже прикоснулся к кружевам свадебного платья. У Колетты даже возникло впечатление, как будто невеста не она, а ее свадебное платье, и Эмилю безразлично, кто в него будет одет.
— Она все еще стесняется вас, дорогой шевалье, — попробовала оправдать поведение дочери баронесса Дюамель.
Колетта и в самом деле выглядела хуже некуда. На ее щеках пылал румянец, а суетливый бегающий взгляд выдавал волнение.
Правда, причина его заключалась не столько в появлении самого Эмиля де Мориво, сколько в том, что он мог случайно обнаружить присутствие здесь виконта Лабрюйера.
— Мадемуазель! — произнес Эмиль де Мориво, наконец-то познакомившись со свадебным платьем.
Колетта приветливо улыбнулась и покорно склонила голову.
Но вот, наконец, и желанный квартал. Виконт Лабрюйер спрыгнул с коня и бросил поводья конюху. Дворецкий преградил ему путь.
— В чем дело, любезный?
— Баронессы Дюамель нет дома, месье.
— Я должен передать письмо мадемуазель Дюамель, — виконт в подтверждение своих слов достал конверт и помахал им перед носом довольно наглого дворецкого.
Виконт прекрасно понимал, сам дворецкий никогда бы не отважился преградить ему путь в дом. Скорее всего, это было распоряжение баронессы.
— Месье, я с радостью исполню вашу просьбу и передам письмо мадемуазель, — дворецкий потянулся было эа письмом, но виконт спрятал его за спину.
— Не стоит беспокоиться, я прекрасно справлюсь с этим и сам, — и он властным жестом отстранил дворецкого.
Тот не решился броситься вдогонку за Анри и лишь с тоской в глазах смотрел на то, как виконт Лабрюйер вбегает по лестнице. По дороге он похлопал по спине горничную, натиравшую перила. Та лишь улыбнулась, показав свои ровные белые зубы. Воодушевленный таким началом, виконт, поднявшись на второй этаж, постучал в дверь мадемуазель Дюамель.
— Кто там? — послышался тихий голос Колетты, которая лежала в кровати и читала книгу.
— Это я, Анри, — шепотом сказал виконт и приоткрыл дверь, просунул руку с конвертом в комнату.
Увидев письмо, Колетта радостно вскрикнула и бросилась распахивать дверь. Она вырвала письмо из рук Анри и тут же, распечатав его, принялась читать.
Пока девушка была занята чтением, виконт внимательно осмотрел комнату. Посреди спальни, на подставке, возвышалась замечательная конструкция из кружев, газа, шелка, жемчуга — будущий свадебный наряд Колетты. Платье еще не было готово,
Некоторые детали предстояло исправить, но все равно, это уже было настоящее свадебное платье.
Виконт Лабрюйер приподнял пальцем кружевной воротник и ощутил, насколько тот тяжел от унизывающего жемчуга.
— Да, наряд великолепный, — пробормотал Анри, — под стать невесте. Только жаль, жених немного подкачал.
Он бросил беглый взгляд на кровать, улыбнулся, прочитав название книги. На удивление, Колетта увлекалась поэзией, чего он от нее никак не ожидал. Она представлялась ему любительницей слезных романов из жизни высшего света, а Анри не любил подобные книжки, он еще мог понять, когда их читают горничные, но дама, принадлежащая к высшему свету, по его мнению, должна читать совсем другое — поэзию, философию. И сейчас Колетта его приятно удивила.
Колетта во время чтения беззвучно вскрикнула и прикрыла рот рукой.
Анри встревожился:
» Что там такого мог написать Александр Шенье? Не из-за очередного его признания в любви испугалась девушка?«
— Что случилось, Колетта?
— Он хочет умереть из-за меня.
— Каким же образом?
— Он желает вызвать на дуэль моего жениха шевалье де Мориво.
Анри погладил свадебное платье Колетты и шутливо обнял манекен за талию.
— Не знаю, Колетта, будет ли так лучше, ведь Эмиль де Мориво наверняка победит Александра.
— Вот это меня пугает.
— А что, тебе стало бы легче, если бы погиб твой будущий жених, а Александр остался жить?
— Я и сама не знаю, — девушка пожала плечами, — я в такой растерянности…
— Колетта, неужели ты сомневаешься в своих чувствах?
— Вы можете не поверить, виконт, но чем дольше я не вижу Александра, тем сильнее разгорается моя любовь к нему.
Виконт улыбнулся.
— Александр Шенье счастливчик.
— Я пытаюсь уверить себя, что поступаю дурно, ведя переписку с Александром, но ничего не могу с собой поделать. Поверьте, виконт, это чистая правда.
— Я верю тебе, Колетта, успокойся.
— Но моя мать, — воскликнула девушка, — она будет в гневе, если узнает, что мы еще поддерживаем отношения.
Анри прошелся по комнате, а затем остановился, заложив руки за спину.
— По-моему, Колетта, у тебя есть всего один выход.
— Всего лишь один? — воскликнула девушка.
— Да, он не самый простой, но позволит тебе жить, не кривя душой.
— Какой же? — взгляд Колетты был испуганный она ожидала услышать от виконта какой — нибудь хитроумный план, который привел бы к смерти ее матери.
Но Анри отделался шуткой.
— Единственный выход для тебя — это сесть и написать еще одно письмо.
Глаза девушки тут же засияли. Она с благодарностью взглянула на виконта Лабрюйера, вчетверо сложила письмо Александра Шенье и затем, как бы опасаясь, что Анри подсмотрит ее тайник, спрятала письмо за фаянсовый калорифер.
Виконт Лабрюйер, чтобы не смущать Колетту, смотрел в окно, сжимая в руках свою треуголку.
— Вот бумага, — приговаривала Колетта, — вот чернила, — она замерла, не зная, где ей лучше устроиться — за секретером или присесть на кровать.
Она вопросительно посмотрела на Анри, но тот продолжал смотреть в окно.
— Виконт…
— Да, моя дорогая.
— Я в растерянности.
— И чем же она вызвана?
— Я не знаю, с чего начинать письмо.
— Начни как в прошлый раз.
— Но вы поможете мне написать его? — такая неприкрытая наивность Колетты в конец развеселила виконта, и он не смог скрыть улыбки.
— Ну конечно же, я помогу написать тебе его, ведь это неплохо получилось у меня в прошлый раз? Колетта вспыхнула, но тут же опустила голову.
— Да, вы умеете писать письма, виконт.
— В этом ничего сложного нет, со временем и ты усвоишь это искусство.
— Ох, как я вам благодарна! Виконт не успел остановить девушку, как та уже подбежала к нему, обняла за шею и крепко поцеловала.
— Я так благодарна вам, виконт, так благодарна! Я бы не знала, что и делать без вас, вы всегда мне помогаете.
— Да, я помогаю, чем могу, — заметил виконт, разжимая объятия Колетты. Ему сделалось немного неприятно от настолько неприкрытого проявления чувств.
Но где же мне сесть писать? — спросила девушка.
Виконт указал на секретер.
— Вот здесь тебе будет удобнее.
Тяжело вздохнув, Колетта бросила мимолетный взгляд на кровать и устроилась за секретером. Ее рука с пером застыла над бумагой.
— Ну что же ты, пиши. Как ты называешь Александра?
— Дорогой шевалье.
— Я бы написал» Любимый шевалье!«— это звучит более убедительно.
— Но я уже написала, — девушка от досады всплеснула руками.
— Ничего страшного, допиши:» Дорогой шевалье, я люблю вас с каждым днем все больше и больше, и мое сердце уже не в силах вмещать эту любовь…«
Колетта с уважением посмотрела на виконта Лабрюйера.
— У вас всегда так хорошо получается! Вы диктуете письмо так, словно оно у вас уже написано в голове, словно вы хорошо знаете человека, к которому обращаетесь.
— Колетта, в любви все одинаковы и единственная разница, пишешь ли ты письмо человеку благородному или простолюдину. Да и то, отличия только во вступлении. Ты уже написала?
— Сейчас, сейчас.
Колетта спешила и буквы получались неровными.
— Не торопись, в этом деле нельзя спешить. Когда письмо написано мужчиной, почерк может быть неровным, это только выдает его нетерпение, а вот женщина должна быть рассудительной, и буквы не должны выдавать волнение.
— Хорошо, виконт, я буду стараться.
— И так, пиши:»… Я долго думала, лучший выход из создавшегося положения для нас — это немедленный совместный побег…«
Колетта с изумлением отложила перо и широко раскрытыми глазами посмотрела на виконта.
— Вы так считаете? Но ведь…
— Что, дорогая?
— Я не представляю, как к этому отнесется мать.
— А ты собираешься ее ставить в известность?
— Нет.
— Ну вот видишь, или ты хочешь, чтобы Александр Шенье погиб на дуэли?
— Я не хочу ни того, ни другого, — Колетта закрыла глаза. — Вы думаете, виконт, мне так и следует написать, и это в самом деле единственный выход?
— Да-да, пиши:»… и мне кажется, шевалье, мы с вами сможем жить в любой другой стране, кроме Франции, и там обретем свое счастье «.
— Но ведь это же невозможно! — воскликнула Колетта. — Неужели я брошу мать, брошу Париж и уеду куда-нибудь? Колетта даже не могла представить себе, куда она может податься с нищим учителем музыки. С ним в качестве мужа и во Франции делать было нечего.
— Это вполне возможно, — попытался ободрить девушку виконт. — На первое время денег у вас хватит, можно продать, в конце концов, часть драгоценностей, а потом все образуется.
Как образуется, виконт и сам бы не мог сказать, ему страшно хотелось, чтобы Колетта согласилась убежать вместе с Александром Шенье, ведь таким образом он поквитался бы с Констанцией Аламбер и Франсуазой Дюамель.
Возможно, девушка и спросила бы, каким таким чудом все образуется, если бы в дверь не постучали. Виконт тут же замолчал, боясь выдать свое присутствие.
Колетта испуганно оглянулась и тут же с облегчением вздохнула. Все-таки виконт, входя в ее комнату, не забыл задвинуть задвижку.
— Кто там? — сонным голосом произнесла Колетта.
— Это я, твоя мать, Колетта.
Девушку насторожило то, что баронесса даже не попыталась сразу же открыть дверь, обычно она с этим не церемонилась и даже не всегда считала нужным стучать.
— Я сейчас открою, — пролепетала Колетта.
— Ты одета? — послышалось из-за двери.
— Нет, — тут же солгала девушка, — а что такое?
— Я не одна, со мной гость.
— Гость?
— Да, это мой тебе сюрприз. Я думаю, ты очень удивишься, ведь ты давно хотела познакомиться с этим человеком.
Виконт жестами лихорадочно пытался объяснить Колетте, что ему надо где-нибудь спрятаться. Наконец, девушка сообразила.
— Ах, да! — она распахнула дверки гардероба и виконт тут же укрылся за ее платьями.
Сквозь стекло, крашенное фигурными нарезками, он прекрасно видел, что творится в комнате.
Колетта собрала письменный прибор, захлопнула секретер и поправив прическу у зеркала, сказала:
— Я сейчас, мама.
Наконец задвижка открылась, и Колетта отступила на два шага.
Рядом с ее матерью стоял Эмиль де Мориво собственной персоной. Он был в новом великолепном напудренном парике, новом мундире, а в руках сжимал черную, обитую барханом шкатулку.
Шляпки серебряных гвоздей, удерживающих материю, ослепительно сверкали.
Увидев свадебное платье, Эмиль де Мориво счастливо улыбнулся.
Анри поглубже вжался во внутренности гардероба и прошептал:
— Только этого не хватало, самое смешное будет, если Эмиль найдет меня и затеет драку.
Но тот был настроен вполне миролюбиво. Он несколько раз обошел вокруг безголового манекена и даже прикоснулся к кружевам свадебного платья. У Колетты даже возникло впечатление, как будто невеста не она, а ее свадебное платье, и Эмилю безразлично, кто в него будет одет.
— Она все еще стесняется вас, дорогой шевалье, — попробовала оправдать поведение дочери баронесса Дюамель.
Колетта и в самом деле выглядела хуже некуда. На ее щеках пылал румянец, а суетливый бегающий взгляд выдавал волнение.
Правда, причина его заключалась не столько в появлении самого Эмиля де Мориво, сколько в том, что он мог случайно обнаружить присутствие здесь виконта Лабрюйера.
— Мадемуазель! — произнес Эмиль де Мориво, наконец-то познакомившись со свадебным платьем.
Колетта приветливо улыбнулась и покорно склонила голову.