Страница:
Папаша Бриан снял с головы свой колпак, чтобы без помех почесать голову.
- Что до еды, то это сколько угодно, но вот местечко вам найти будет трудновато... Известно ли вам, что люди ночуют и на берегу? Но, с другой стороны, ежели я выставлю вас вон, то кузен Гийом никогда мне этого не забудет... Ладно, слушайте, если вы готовы удовлетвориться связкой соломы в углу каретного сарая, то это можно будет устроить. Карета полковника, что стоит там, это огромных размеров берлина с прекрасными мягкими подушками, она занимает там все место.
- Да мне большего и не надо! - радостно воскликнул Жиль. - Скорее дайте мне поесть и покажите мою связку соломы...
Спустя час, наполнив желудок великолепным котриодром - густой похлебкой с ароматами всех рыб, водящихся в Ируазском море <Опасный проход между островами Сэн и Уэссан; также так называют часть Атлантического океана от Бретани до полуострова Корнуолл (Великобритания).>, и выпив кружку подогретого сидра. Жиль, настроение которого весьма улучшилось, уже пересекал маленький двор "Красного столба", следом за хозяином гостиницы, который в одной руке нес фонарь, а в другой - связку соломы.
Открытые ворота каретного сарая позволяли видеть огромную карету, выкрашенную в зеленый цвет, с высоко задранными оглоблями, которая почти полностью занимала сарай. При виде этого лицо Жиля вытянулось.
- Я совсем не толст, - сказал он. - Но разве я смогу там поместиться?
- Конечно! - ответил папаша Бриан с невозмутимым видом и бросил солому между двумя огромными колесами. - Может, это сразу и не заметишь, но тут, с этой стороны, хватит места, даже если открыть дверцы. Да, замечательная карета, что и говорить! А внутри-то, внутри!.. Клянусь моим колпаком, в ней можно выспаться не хуже, чем в постели...
Это было сказано таким тоном, что Жиль пристально посмотрел на хозяина гостиницы и рассмеялся.
- Вы, несомненно, правы, сударь! На этой соломе я великолепно просплю до самого рассвета.
Я всегда встаю очень рано.
- Тогда не шумите и хорошенько закройте ворота. Кучер спит наверху, но он почти каждый вечер напивается и просыпается лишь к полудню! Вот так кучер! Будь я полковником...
Несколько минут спустя удобно устроившийся на подушках зеленой берлины. Жиль позабыл о своих невзгодах и погрузился в глубокий сон.
Ему снилось, что он стал полковником и во главе своих солдат атакует ворота монастыря в Эннебоне, вызволяет Жюдит и увозит ее на крупе Мерлина в самую чащу леса, где растут огромные деревья и где обитают сказочные существа с невиданным цветом кожи...
Пение петуха пробудило его от чудесного сна к не столь радужной действительности, на которую он, впрочем, смотрел уже с большим оптимизмом, чем вчера. Первые лучи забрезжившей зари застали Жиля у фонтана во дворе, где он, раздевшись до пояса, совершал свой утренний туалет.
Он особенно тщательно оделся и причесался, затем плотно позавтракал супом со шкварками.
Насытившись, Жиль устроился в зале, ожидая чего-то.., сам не зная чего.., да, может быть, еще ничего и не произойдет. Но ему было назначено ждать до полудня... Только после указанного часа он подумает, как добраться до Ландерно. Там он купит место в дилижансе, доберется до Шатолэна, а оттуда доедет до Дуарнене и до замка Кергеленан в Пульдерга, где сейчас находилась его последняя надежда. Если он большую часть пути проделает бегом, то, может быть, и успеет вернуться в Брест до отплытия эскадры. Во всяком случае, г-жа дю Куедик сможет найти капитана какого-нибудь фрегата или другого корабля, который возьмет его с собой...
Часто взглядывая на большие часы в футляре каштанового дерева, чей глухой звон управлял всей жизнью гостиницы. Жиль прождал довольно долго. Часы пробили девять, затем десять, затем одиннадцать часов, с каждым своим ударом уменьшая надежду, правда весьма зыбкую, которую родили в нем вчера слова виконта.
Надежды почти уже не оставалось, и стрелки часов подползали к полудню, когда двери отворились и вошел солдат морской пехоты и встал в дверях, заслонив их своей внушительной фигурой, затянутой в сине-белый мундир.
- Господин Гоэло Жиль? - спросил он прямо с порога.
Ему не пришлось повторять свой вопрос дважды. Жиль вскочил.
- Это я!
- Благоволите следовать за мной!
- Можно узнать, куда?
- В резиденцию господина Генерального интенданта, где ожидают вашего весьма скорого прибытия. Вам нужно торопиться!
- Готов следовать за вами.
Доверив свой скудный багаж Корантену Бриану, Жиль последовал за солдатом. Сердце его билось значительно быстрее обыкновенного. Не обменявшись ни одним словом со своим спутником, он пересек почти весь город и, немного не дойдя до Арсенала, остановился у великолепного особняка, охраняемого часовыми. Этот особняк служил жилищем и штаб-квартирой графу д'Эктору, которого называли "Белый адмирал", Генеральному интенданту, представителю всемогущего министра морского флота и полновластному повелителю верфей, складов и огромного Арсенала. Граф сильно страдал от нервных болезней и пытался бороться с частыми и сильными приступами головокружения, устраивая нескончаемые охоты.
Внутри особняка царила ужасная суматоха.
Расфранченные офицеры натыкались на замотанных чиновников с гусиными перьями за ушами, сновавших с одного этажа на другой с бумагами и папками в руках. Вестибюль и лестница гудели, как барабан, от шума шагов, беготни и разговоров.
Следом за своим проводником Жиль поднялся на второй этаж, где был сдан с рук на руки ординарцу. Его провели по короткой галерее, затем по длинному коридору до закрытой двери. Отворив ее, ординарец объявил:
- Господин секретарь, вот человек, которого вы ждете!
Слегка ошеломленный Жиль оказался в комнате, слабо освещенной лишь светом пасмурного дня, лившимся из окна без занавесей. Стены были увешаны морскими картами, схемами, здесь висела также огромная картина, где был изображен морской бой под закопченным небом. В комнате находились два стола - один большой, заваленный бумагами и папками, другой маленький, на котором стоял только чернильный прибор и лежала стопка писчей бумаги. Вместе с большим шкафом эти два стола составляли всю меблировку. Что же до человека, сидевшего за большим столом, который поднял глаза на Жиля, когда тот вошел в комнату, то это был худой и бледный мужчина с мрачным лицом, с длинным носом, украшенным очками. На голове у него красовался белый парик, он был одет в платье из эльбефского сукна каштанового цвета и рубашку с плиссированным жабо.
Некоторое время мужчина, покусывая перо, молча рассматривал того, кого ему привели и кто только что на всякий случай ему низко поклонился. Затем мужчина задумчиво провел пером по тщательно выбритому подбородку, кашлянул, чтобы прочистить горло, и соизволил наконец произнести покровительственным тоном несколько слов:
- Нам стало известно, что вы, молодой человек, стремитесь получить место секретаря при особе графа де Рошамбо. Это правда?
Кровь бросилась в лицо Жиля.
- Совершеннейшая, сударь!
- Гм... Прекрасно. Однако вы должны понимать, что недостаточно домогаться места, чтобы оно было вам немедленно предложено. Нужно еще и выказать себя достойным занять его. Хороший секретарь - это штука редкая, прибавил мужчина и приосанился, давая понять соискателю, какое значение лично он придает званию секретаря.
Юноша с трудом сдержал улыбку.
- Поверьте, сударь, что я глубоко убежден в справедливости ваших слов. Могу ли я тем не менее понять ваши слова в том смысле, что у меня есть некоторая надежда занять этот ответственный пост?
- Не спешите, молодой человек! Очевидно, что судьба благоприятствует вам, поскольку вчера еще это место занимал молодой человек из Анжу, юноша отменных способностей, умевший считать не хуже старого нотариуса, но он был принужден оставить свою должность, получив сегодня утром дурные известия из дому. Нет никаких сомнений, что его отсутствие продлится не одну неделю... В связи с тем, что это причинило неудобство господину графу, один из его адъютантов, молодой виконт де Ноайль, который, похоже, относится к вам с очень большим уважением, весьма горячо рекомендовал вас графу. Мы решили испытать вас... Садитесь за этот стол, возьмите бумагу, перо и приготовьтесь писать под мою диктовку: прежде всего важно увидеть, как вы пишете.
Жиль повиновался почти машинально, положил перед собою лист бумаги, взял перо, проверил, хорошо ли оно очинено, и приготовился писать. Он чувствовал себя не совсем уверенно, понимая, что этот высокомерный человек собирается устроить ему весьма строгий экзамен. Жиль ощущал, что ладони его стали влажными, а в горле образовался комок. Однако когда "господин секретарь" начал диктовать, неприятное, мешающее ему чувство исчезло. В конце концов, это тоже было сражение, и пусть перо и не такое благородное оружие, как шпага, но оно может стать для него пропуском в Америку.
Письмо, адресованное г-ну де Сартину, министру военно-морского флота, представляло собой длинное послание, посвященное снабжению эскадры г-на де Тернея продовольствием. Оно было изложено весьма официальным языком и заканчивалось недвусмысленным требованием о дополнительной выдаче звонкой монеты. Однако теперь перо весело поскрипывало в руке Жиля, подгоняемое надеждой, окрылившей молодого человека.
Закончив диктовать, секретарь поднес послание к своему длинному носу и прочел его с надменным вниманием, затем положил его на свой стол и поторопил Жиля перейти к следующему испытанию. На этот раз речь шла о длинной колонке цифр, с которой нужно было произвести различные действия: сложение и т.п., что вызвало у Жиля легкую гримасу неудовольствия, поскольку, как мы уже знаем, математика не относилась к числу любимых им предметов. Однако он справился и с этим заданием, и, как он надеялся, достаточно хорошо.
Затем, не медля ни минуты, его мучитель приступил еще к одному испытанию, предложив Жилю множество вопросов из области морской географии, которые он задавал по-английски отвратительно-равнодушным тоном, требуя немедленных ответов.
Однако если господин секретарь думал этим смутить Жиля, то он ошибался. Благодаря стараниям своего крестного. Жиль довольно хорошо говорил на языке Шекспира, и если его произношение и было не совсем оксфордским, то, по крайней мере, в нем не было налета провинциальности.
Отворилась дверь, и Жиль едва успел вскочить со стула, так как вошедший был сам генерал Рошамбо.
Взгляд Рошамбо скользнул по Жилю и остановился на экзаменаторе, умолкшем на полуслове.
- Что скажете, господин Жего? - спросил граф.
Худое тело секретаря почтительно согнулось в поклоне.
- Мы уже почти закончили, господин граф, я полагаю, что молодой человек оправдал рекомендации господина виконта де Ноайля. Он порядочно образован и неплохо изъясняется, почерк его довольно хорош, а его английский язык мне кажется вполне удовлетворительным.
- Проверить его английский язык мы попросим господина Ферсена, который владеет им в совершенстве. Ну что же, я весьма признателен вам, господин секретарь. Теперь прошу оставить нас одних.
Секретарь испарился как тень, оставив лицом к лицу великого воина и того, кто так желал последовать за ним в Америку.
Рошамбо уселся в кресло, где только что сидел Жего, и внимательно посмотрел на молодого человека.
- Мне кажется, сударь, что вы способны выполнять работу, для которой вас рекомендовал господин де Ноайль. Однако вы должны понимать, что, перед тем как я вам ее доверю, я желал бы узнать вас немного получше. Расскажите мне подробно о себе...
Жиль, не колеблясь, достал из кармана письмо, которое ему дал аббат Талюэ вместе с другими необходимыми бумагами: метрикой, свидетельством о крещении и тому подобными, и протянул их графу.
- Вот здесь все мои бумаги, господин генерал!
С вашего позволения, я присоединю к ним вот это письмо, которое, похоже, никогда не попадет к адресату. Оно написано господином аббатом де Талюэ-Грасьоннэ, моим крестным отцом, и адресовано госпоже дю Куедик де Кергоале, но я думаю, что описывает меня весьма подробно, поскольку эта дама меня вовсе не знает. Если же это письмо покажется вам недостаточным, то я с удовольствием отвечу на все вопросы, которые вы соблаговолите задать.
Генерал молча взял письмо, внимательно прочитал его, что заняло у него некоторое время, так как было довольно длинным, затем возвратил его Жилю. Впервые Жиль увидал в глазах графа легкую улыбку.
- Значит, вы сбежали из Ваннского коллежа? Благородная кровь, но без имени.., или почти так? Вижу, вижу... Но скажите мне, почему вы так хотите отправиться за океан, чтобы драться рядом со мной? У вас не должно быть на этот счет никаких иллюзий: все мои люди должны будут драться.., даже мой секретарь!
Глаза Жиля сверкнули.
- Я надеялся что вы скажете: "Особенно мой секретарь!" - сказал он с юношеской пылкостью, что сразу же смягчило холодный взгляд Рошамбо. - Что же касается Америки.., то мне кажется, что меня ожидает там нечто важное... Я не знаю хорошенько, что же это может быть, но я знаю, что должен туда отправиться.., любой ценой!
- Ну что же, посмотрим! Где вы остановились?
- Э.., вообще-то в гостинице "Красный столб".
- Как это?
- Я хочу сказать, что я провел ночь под крышей этой гостиницы, но в действительности я ночевал в карете какого-то полковника, даже имя которого я не знаю!
На этот раз Рошамбо рассмеялся.
- Хорошо придумано! Однако карета полковника, как бы хороша она ни была, не кажется мне подходящим приютом моему секретарю! Отнесите свой багаж в гостиницу "Белый адмирал" на бульваре Дажо, где квартирую я сам, там вы и поселитесь. Устраивайтесь в гостинице, а в два часа пополудни явитесь ко мне на борт "Герцога Бургундского", и мы начнем работать... До свидания, сударь!
Секунду спустя Жиль, еще не верящий своему везению, стоял на верхней площадке главной лестницы. Он был так счастлив, что чувствовал крылья за спиной.
Этому можно было легко поверить, увидав, как он помчался вниз по лестнице, не помня себя от радости, и попал прямо в объятия молодого виконта де Ноайля, который давно уже прохаживался у ее подножия, явно кого-то поджидая.
- Эй, эй! - запротестовал виконт, засмеявшись. - Нельзя ли полегче, черт возьми! Куда это вы так спешите?
Покраснев одновременно от радости и от смущения, ибо он чуть было не сбил с ног своего ангела-хранителя, Жиль не без усилий восстановил равновесие и поклонился.
- Ах, господин виконт! - вскричал он. - Тысяча извинений! Я вас не заметил.
- Легко верю! Вы ничего не замечали вокруг!
Вы бросились в атаку, как татары из войск маршала Саксонского в битве при Фонтенуа. Похоже, что ваши дела идут неплохо...
- Дела просто великолепны! И все благодаря вам! Ах, господин виконт, как я вам обязан! Как я вам благодарен! Я принят секретарем к графу Рошамбо! И мне даже дали комнату в гостинице!
- Я очень рад! Только не нужно преувеличивать мои заслуги: я всего лишь подсказал ваше имя, не более. Если вас приняли на службу, то потому только, что вы выказали себя достойным занять этот пост и сумели понравиться. Я очень этому рад! Ну что ж, будем драться с англичанами вместе! Я думаю, что в сражениях вы найдете немало возможностей переменить ваше положение...
- Всей душой надеюсь на это! Но.., прошу вас в довершение ваших благодеяний ответить мне на один вопрос...
Ноайль рассмеялся.
- О! Мои благодеяния! Вы делаете мне слишком много чести. Я не такой уж добряк, молодой человек! Я бываю злым, даже очень злым, если на меня находит такой стих. Тем не менее задавайте ваш вопрос...
Жиль посмотрел прямо в глаза виконту.
- Почему вы помогли мне? - спросил он в упор. - То, как мы познакомились, вовсе не свидетельствует в мою пользу: я украл коня вашего друга... К тому же я вам не ровня, у меня нет никакого титула... Я не вашего круга, а мое положение...
- Положение можно обрести, - ответил Ноайль самым серьезным тоном. - В наш круг можно вступить... Что же касается титула, то я умею судить о людях и полагаю, что делаю это весьма успешно. Я нахожу, что вам не хватает очень немногого, меньше, чем вы думаете сами, и что вы сделаете честь моему суждению о вас. А затем...
- Что?
- Ладно уж, скажу! Вы выказали чувство такого трогательного обожания к нашему доброму Лафайету, что я захотел немедленно доставить к нему столь пылкого поклонника. У него их не так уж и много, знаете ли, и я впервые встречаю человека, который высказывается с такой непосредственностью. Черт возьми! Парень сбежал из коллежа и украл лошадь, чтобы присоединиться к нему! Жильбер будет в восторге!
Будучи честным от природы. Жиль собрался было возразить Ноайлю, поскольку, в сущности, во всей этой истории роль, сыгранная Лафайетом, не была самой главной, но сдержался. К тому же его поразило, что виконт называет героя по имени.
- Вы называете его просто Жильбер? - с уважением сказал Жиль, поскольку для него имя Ноайля ничего не означало. - Вы его так близко знаете?
Виконт рассмеялся.
- Сразу видно, что вы только что из провинции! Дорогой мой, он - мой свояк, мы женаты на сестрах, на дочерях моего дяди д'Эйена! Но я с горечью замечаю, - добавил он с комичной гримасой, - что мои скромные заслуги не так известны среди молодых людей Бретани, как его подвиги! Вы грезите о его славе, но вам ведь совершенно неизвестно то обстоятельство, что пока он обхаживал инсургентов, я уже дрался в Гренаде под началом д'Эстена! О, слава - весьма капризная любовница! Правда, я был там не один...
Жиль был потрясен: его спаситель был вдобавок еще и герой!
- Вы там были? О, господин виконт, я больше не расстанусь с вами! Я буду следовать за вами по пятам, пока вы мне не расскажете обо всем, что там пережили. Сейчас я...
- Сейчас вы отправитесь прямо туда, куда послал вас ваш начальник! отрезал Ноайль и похлопал юного энтузиаста по плечу. - Наш генерал - человек очень пунктуальный, он одинаково не любит как чересчур пылкое воображение, так и опоздания. Что же до моих приключений, то впереди длинные дни плавания, так что для рассказов у нас еще будет время! Теперь идите... Пока мы не выйдем в море, у вас будет не очень-то много времени для досуга. Генерал хочет отплыть через два дня, но хорошо если мы сможем поднять якоря хотя бы через двенадцать.
Очень скоро Жиль обнаружил, что Ноайль ничего не преувеличил и что его ожидал тяжкий труд, а не просто ведение переписки главнокомандующего. Он вставал с восходом солнца и должен был делить свое время между Рошамбо, сновавшим, подобно челноку, от кораблей до слишком тесных казарм, где уже едва помещались все прибывающие войска, и интендантом армии г-ном де Тарле, которому приходилось быть одновременно повсюду, поскольку он занимался в Ваннском порту приготовлением всего необходимого для ведения боевых действий. Принимая во внимание важность этой задачи, генерал частенько "одалживал" ему своего расторопного и весьма смышленого секретаря.
В своем наивном простодушии Жиль воображал, что отплытие армии на войну должно представлять собою зрелище исключительной красоты: люди в новехоньких мундирах, с блистающим оружием, садятся на корабли, прекрасные, как сказочные замки, корабли поднимают паруса и отплывают навстречу славе в сиянии солнца и сопровождаемые звоном колоколов... Однако он скоро обнаружил, что, для того чтобы наступила эта чудесная минута, нужно безо всякого геройства заниматься долгим и тяжким трудом, не приносящим совершенно никакой славы, среди мешков с мукой и мучной пыли, в спертом воздухе складов, где надо было защищать от крыс штуки сукна и бочонки с соленой свининой. Он обнаружил, что эскадра была чем-то вроде многоглавого дракона, брюхо которого без конца поглощало провиант и снаряжение, не говоря уж о самых разнообразных вещах, начиная с вина для мессы и кончая коровами и клетками для перевозки птицы. Жиль не превратился в разодетого пажа какого-нибудь надменного рыцаря, полностью незнакомого с низменными потребностями земной жизни, нет, он стал чем-то вроде поваренка на кухне Гаргантюа.
Итак, с каким-нибудь реестром или со связкой бумаг под мышкой Жиль птицей летал между канцеляриями Интендантства и пакгаузами, где были сложены тысячи одеял, рубах, башмаков, инструментов разного рода, наборов кухонной утвари, а также мука, свиное сало, рис, масло, вино, солонина, капуста, сушеный горох, репа и всякая всячина, и по набережным Панфельда, где в лихорадочной спешке готовили корабли, которые увезут все это, но которых еще даже не было в достаточном количестве.
Напряженная работа шла в Арсенале, на канатной фабрике, в блокарне, где точились блоки и шкивы, в кузницах, по ночам освещенных ярким пламенем горнов, в парусных мастерских и везде, где были заняты снаряжением кораблей, часть из которых еще была в сухих доках. Артели рабочих и команды каторжников удвоенного состава работали день и ночь, в дневное время под непрестанным дождем, а ночью при свете факелов (если они не гасли). И Жилю, утомленному и немного разочарованному, казалось все же, что он присутствует при начале каких-то невероятных событий: в Бресте рождался флот, а с рождением флота начнутся и долгожданные приключения.
Время от времени, когда он усаживался за маленький стол в кормовой кают-компании "Герцога Бургундского" и под диктовку генерала писал одно из тех многочисленных писем, которыми генерал осыпал принца де Монбарре, военного министра, он видел блестящую группу из шести адъютантов <Ноайль, Ферсен, Дама, Диллон, Рошамбо-младший и Ламет.>, а среди них Ферсена и Ноайля. Однако если Ноайль всегда находил для него любезное слово, слово ободрения, то красавец швед, казалось, едва узнавал его и не выказывал при встрече ни малейшего удовольствия. Наверное, он все еще сердился на Жиля за украденную лошадь...
В ответ на поклон Жиля Ферсен равнодушно кивал головой, не обращая больше на юношу внимания. Впрочем, швед имел репутацию человека холодного, держащегося от всех на некотором расстоянии, часто углубленного в свои мысли, будто он целиком был поглощен какой-то мечтой. Он почти не принимал участия в болтовне своих товарищей, которые в отсутствие начальников вволю предавались этому занятию, и тогда кают-компания наполнялась фривольным ароматом версальских сплетен.
Герцог де Лозен, командир кавалерийского полка, набранного из иноземных волонтеров, и граф де Сегюр, полковник Суассонского полка, к которому принадлежал и Ноайль, также иногда задерживались подле веселой компании. Жиль тогда слушал во все уши, и ему казалось, что он каким-то чудом перенесся в королевскую приемную. Естественно, много говорили о женщинах, до которых Лозен был большой любитель.
Однако, за исключением совещаний в Главном штабе, адъютанты редко собирались вместе: работы было предостаточно, и Рошамбо всегда имел наготове какое-нибудь поручение для них. По крайней мере, днем, так как вечерами старались не скучать... Благодаря им Брест был весь пронизан звуками бальных скрипок, застольными песнями и звоном бокалов, перемешивающимся с непрерывным грохотом мастерских Арсенала. Таким образом, Брест превратился в самый шумный город королевства, по крайней мере, на несколько дней, и вскоре шевалье де Терней и граф де Рошамбо навели в городе порядок, приказав грузить корабли, как только они будут подготовлены.
Отплытие и так уже значительно задерживалось, что и было замечено Жилем с самого первого дня вступления в должность.
Действительно, план подготовки к отплытию, разработанный для войск, начал осуществляться накануне его прибытия в Брест. Надеявшийся поднять паруса 8 треля, шевалье де Терней вначале назначил на 4 апреля отплытие Королевского Цвайбрюккенского полка, на 5 апреля - отплытие полка Лозена, на 6 апреля - Суассонского полка, на 7 апреля - Бурбоннейского полка, а на 8 апреля - отплытие трех рот Оксоннской артиллерии, принадлежащих к Тулуаскому полку, а также Сентонжского полка, прибывающего из Крозона и Камаре. Они должны были уже быть собраны в Росканвеле, откуда их отправят на борт корабля "Пылкий" и на транспортные суда. Однако, поскольку к этому времени ничего еще не было готово, посадка на корабли не состоялась, да и погода к тому же стояла премерзкая.
Встречные ветры были такими сильными, что 10 апреля один из кораблей, "Св.Иосиф", и испанский брандер "Санта-Роза", попытавшиеся покинуть рейд, были выброшены на берег. Порывы ветра беспрестанно выплевывали в лица обоим военачальникам яростные потоки дождя, и тревога их все возрастала.
Однако Жиль вскоре понял, что невозможность тронуться в путь дала ему время многому научиться. В то время как в мастерских Арсенала и в порту на его глазах формировалась эскадра и грузились транспортные суда, которые эскадра должна была сопровождать, он учился узнавать семь линейных кораблей двух первых дивизионов, флейты <Флейт - парусное трехмачтовое грузовое судно ХVII и XVIII вв., применявшееся при военных флотах в качестве транспортов; вооружалось 4 - 6 пушками.> третьего дивизиона, фрегаты и двадцать восемь транспортных судов, вымпелы их капитанов и распределение войск в этом плавучем городе. Безмолвный, как бревно, и почти такой же неподвижный. Жиль, сидя в кормовой кают-компании "Герцога Бургундского", переживал вместе со своими начальниками их надежды и огорчения от часто абсурдных приказов министров и от отсутствия сведений из мятежной страны, куда они собирались отправить такое количество народу. Последние новости из Америки были получены полгода назад: стало известно, что положение генерала Вашингтона было не из лучших и что английские войска под командованием генерала Клинтона все еще удерживали Нью-Йорк.
- Что до еды, то это сколько угодно, но вот местечко вам найти будет трудновато... Известно ли вам, что люди ночуют и на берегу? Но, с другой стороны, ежели я выставлю вас вон, то кузен Гийом никогда мне этого не забудет... Ладно, слушайте, если вы готовы удовлетвориться связкой соломы в углу каретного сарая, то это можно будет устроить. Карета полковника, что стоит там, это огромных размеров берлина с прекрасными мягкими подушками, она занимает там все место.
- Да мне большего и не надо! - радостно воскликнул Жиль. - Скорее дайте мне поесть и покажите мою связку соломы...
Спустя час, наполнив желудок великолепным котриодром - густой похлебкой с ароматами всех рыб, водящихся в Ируазском море <Опасный проход между островами Сэн и Уэссан; также так называют часть Атлантического океана от Бретани до полуострова Корнуолл (Великобритания).>, и выпив кружку подогретого сидра. Жиль, настроение которого весьма улучшилось, уже пересекал маленький двор "Красного столба", следом за хозяином гостиницы, который в одной руке нес фонарь, а в другой - связку соломы.
Открытые ворота каретного сарая позволяли видеть огромную карету, выкрашенную в зеленый цвет, с высоко задранными оглоблями, которая почти полностью занимала сарай. При виде этого лицо Жиля вытянулось.
- Я совсем не толст, - сказал он. - Но разве я смогу там поместиться?
- Конечно! - ответил папаша Бриан с невозмутимым видом и бросил солому между двумя огромными колесами. - Может, это сразу и не заметишь, но тут, с этой стороны, хватит места, даже если открыть дверцы. Да, замечательная карета, что и говорить! А внутри-то, внутри!.. Клянусь моим колпаком, в ней можно выспаться не хуже, чем в постели...
Это было сказано таким тоном, что Жиль пристально посмотрел на хозяина гостиницы и рассмеялся.
- Вы, несомненно, правы, сударь! На этой соломе я великолепно просплю до самого рассвета.
Я всегда встаю очень рано.
- Тогда не шумите и хорошенько закройте ворота. Кучер спит наверху, но он почти каждый вечер напивается и просыпается лишь к полудню! Вот так кучер! Будь я полковником...
Несколько минут спустя удобно устроившийся на подушках зеленой берлины. Жиль позабыл о своих невзгодах и погрузился в глубокий сон.
Ему снилось, что он стал полковником и во главе своих солдат атакует ворота монастыря в Эннебоне, вызволяет Жюдит и увозит ее на крупе Мерлина в самую чащу леса, где растут огромные деревья и где обитают сказочные существа с невиданным цветом кожи...
Пение петуха пробудило его от чудесного сна к не столь радужной действительности, на которую он, впрочем, смотрел уже с большим оптимизмом, чем вчера. Первые лучи забрезжившей зари застали Жиля у фонтана во дворе, где он, раздевшись до пояса, совершал свой утренний туалет.
Он особенно тщательно оделся и причесался, затем плотно позавтракал супом со шкварками.
Насытившись, Жиль устроился в зале, ожидая чего-то.., сам не зная чего.., да, может быть, еще ничего и не произойдет. Но ему было назначено ждать до полудня... Только после указанного часа он подумает, как добраться до Ландерно. Там он купит место в дилижансе, доберется до Шатолэна, а оттуда доедет до Дуарнене и до замка Кергеленан в Пульдерга, где сейчас находилась его последняя надежда. Если он большую часть пути проделает бегом, то, может быть, и успеет вернуться в Брест до отплытия эскадры. Во всяком случае, г-жа дю Куедик сможет найти капитана какого-нибудь фрегата или другого корабля, который возьмет его с собой...
Часто взглядывая на большие часы в футляре каштанового дерева, чей глухой звон управлял всей жизнью гостиницы. Жиль прождал довольно долго. Часы пробили девять, затем десять, затем одиннадцать часов, с каждым своим ударом уменьшая надежду, правда весьма зыбкую, которую родили в нем вчера слова виконта.
Надежды почти уже не оставалось, и стрелки часов подползали к полудню, когда двери отворились и вошел солдат морской пехоты и встал в дверях, заслонив их своей внушительной фигурой, затянутой в сине-белый мундир.
- Господин Гоэло Жиль? - спросил он прямо с порога.
Ему не пришлось повторять свой вопрос дважды. Жиль вскочил.
- Это я!
- Благоволите следовать за мной!
- Можно узнать, куда?
- В резиденцию господина Генерального интенданта, где ожидают вашего весьма скорого прибытия. Вам нужно торопиться!
- Готов следовать за вами.
Доверив свой скудный багаж Корантену Бриану, Жиль последовал за солдатом. Сердце его билось значительно быстрее обыкновенного. Не обменявшись ни одним словом со своим спутником, он пересек почти весь город и, немного не дойдя до Арсенала, остановился у великолепного особняка, охраняемого часовыми. Этот особняк служил жилищем и штаб-квартирой графу д'Эктору, которого называли "Белый адмирал", Генеральному интенданту, представителю всемогущего министра морского флота и полновластному повелителю верфей, складов и огромного Арсенала. Граф сильно страдал от нервных болезней и пытался бороться с частыми и сильными приступами головокружения, устраивая нескончаемые охоты.
Внутри особняка царила ужасная суматоха.
Расфранченные офицеры натыкались на замотанных чиновников с гусиными перьями за ушами, сновавших с одного этажа на другой с бумагами и папками в руках. Вестибюль и лестница гудели, как барабан, от шума шагов, беготни и разговоров.
Следом за своим проводником Жиль поднялся на второй этаж, где был сдан с рук на руки ординарцу. Его провели по короткой галерее, затем по длинному коридору до закрытой двери. Отворив ее, ординарец объявил:
- Господин секретарь, вот человек, которого вы ждете!
Слегка ошеломленный Жиль оказался в комнате, слабо освещенной лишь светом пасмурного дня, лившимся из окна без занавесей. Стены были увешаны морскими картами, схемами, здесь висела также огромная картина, где был изображен морской бой под закопченным небом. В комнате находились два стола - один большой, заваленный бумагами и папками, другой маленький, на котором стоял только чернильный прибор и лежала стопка писчей бумаги. Вместе с большим шкафом эти два стола составляли всю меблировку. Что же до человека, сидевшего за большим столом, который поднял глаза на Жиля, когда тот вошел в комнату, то это был худой и бледный мужчина с мрачным лицом, с длинным носом, украшенным очками. На голове у него красовался белый парик, он был одет в платье из эльбефского сукна каштанового цвета и рубашку с плиссированным жабо.
Некоторое время мужчина, покусывая перо, молча рассматривал того, кого ему привели и кто только что на всякий случай ему низко поклонился. Затем мужчина задумчиво провел пером по тщательно выбритому подбородку, кашлянул, чтобы прочистить горло, и соизволил наконец произнести покровительственным тоном несколько слов:
- Нам стало известно, что вы, молодой человек, стремитесь получить место секретаря при особе графа де Рошамбо. Это правда?
Кровь бросилась в лицо Жиля.
- Совершеннейшая, сударь!
- Гм... Прекрасно. Однако вы должны понимать, что недостаточно домогаться места, чтобы оно было вам немедленно предложено. Нужно еще и выказать себя достойным занять его. Хороший секретарь - это штука редкая, прибавил мужчина и приосанился, давая понять соискателю, какое значение лично он придает званию секретаря.
Юноша с трудом сдержал улыбку.
- Поверьте, сударь, что я глубоко убежден в справедливости ваших слов. Могу ли я тем не менее понять ваши слова в том смысле, что у меня есть некоторая надежда занять этот ответственный пост?
- Не спешите, молодой человек! Очевидно, что судьба благоприятствует вам, поскольку вчера еще это место занимал молодой человек из Анжу, юноша отменных способностей, умевший считать не хуже старого нотариуса, но он был принужден оставить свою должность, получив сегодня утром дурные известия из дому. Нет никаких сомнений, что его отсутствие продлится не одну неделю... В связи с тем, что это причинило неудобство господину графу, один из его адъютантов, молодой виконт де Ноайль, который, похоже, относится к вам с очень большим уважением, весьма горячо рекомендовал вас графу. Мы решили испытать вас... Садитесь за этот стол, возьмите бумагу, перо и приготовьтесь писать под мою диктовку: прежде всего важно увидеть, как вы пишете.
Жиль повиновался почти машинально, положил перед собою лист бумаги, взял перо, проверил, хорошо ли оно очинено, и приготовился писать. Он чувствовал себя не совсем уверенно, понимая, что этот высокомерный человек собирается устроить ему весьма строгий экзамен. Жиль ощущал, что ладони его стали влажными, а в горле образовался комок. Однако когда "господин секретарь" начал диктовать, неприятное, мешающее ему чувство исчезло. В конце концов, это тоже было сражение, и пусть перо и не такое благородное оружие, как шпага, но оно может стать для него пропуском в Америку.
Письмо, адресованное г-ну де Сартину, министру военно-морского флота, представляло собой длинное послание, посвященное снабжению эскадры г-на де Тернея продовольствием. Оно было изложено весьма официальным языком и заканчивалось недвусмысленным требованием о дополнительной выдаче звонкой монеты. Однако теперь перо весело поскрипывало в руке Жиля, подгоняемое надеждой, окрылившей молодого человека.
Закончив диктовать, секретарь поднес послание к своему длинному носу и прочел его с надменным вниманием, затем положил его на свой стол и поторопил Жиля перейти к следующему испытанию. На этот раз речь шла о длинной колонке цифр, с которой нужно было произвести различные действия: сложение и т.п., что вызвало у Жиля легкую гримасу неудовольствия, поскольку, как мы уже знаем, математика не относилась к числу любимых им предметов. Однако он справился и с этим заданием, и, как он надеялся, достаточно хорошо.
Затем, не медля ни минуты, его мучитель приступил еще к одному испытанию, предложив Жилю множество вопросов из области морской географии, которые он задавал по-английски отвратительно-равнодушным тоном, требуя немедленных ответов.
Однако если господин секретарь думал этим смутить Жиля, то он ошибался. Благодаря стараниям своего крестного. Жиль довольно хорошо говорил на языке Шекспира, и если его произношение и было не совсем оксфордским, то, по крайней мере, в нем не было налета провинциальности.
Отворилась дверь, и Жиль едва успел вскочить со стула, так как вошедший был сам генерал Рошамбо.
Взгляд Рошамбо скользнул по Жилю и остановился на экзаменаторе, умолкшем на полуслове.
- Что скажете, господин Жего? - спросил граф.
Худое тело секретаря почтительно согнулось в поклоне.
- Мы уже почти закончили, господин граф, я полагаю, что молодой человек оправдал рекомендации господина виконта де Ноайля. Он порядочно образован и неплохо изъясняется, почерк его довольно хорош, а его английский язык мне кажется вполне удовлетворительным.
- Проверить его английский язык мы попросим господина Ферсена, который владеет им в совершенстве. Ну что же, я весьма признателен вам, господин секретарь. Теперь прошу оставить нас одних.
Секретарь испарился как тень, оставив лицом к лицу великого воина и того, кто так желал последовать за ним в Америку.
Рошамбо уселся в кресло, где только что сидел Жего, и внимательно посмотрел на молодого человека.
- Мне кажется, сударь, что вы способны выполнять работу, для которой вас рекомендовал господин де Ноайль. Однако вы должны понимать, что, перед тем как я вам ее доверю, я желал бы узнать вас немного получше. Расскажите мне подробно о себе...
Жиль, не колеблясь, достал из кармана письмо, которое ему дал аббат Талюэ вместе с другими необходимыми бумагами: метрикой, свидетельством о крещении и тому подобными, и протянул их графу.
- Вот здесь все мои бумаги, господин генерал!
С вашего позволения, я присоединю к ним вот это письмо, которое, похоже, никогда не попадет к адресату. Оно написано господином аббатом де Талюэ-Грасьоннэ, моим крестным отцом, и адресовано госпоже дю Куедик де Кергоале, но я думаю, что описывает меня весьма подробно, поскольку эта дама меня вовсе не знает. Если же это письмо покажется вам недостаточным, то я с удовольствием отвечу на все вопросы, которые вы соблаговолите задать.
Генерал молча взял письмо, внимательно прочитал его, что заняло у него некоторое время, так как было довольно длинным, затем возвратил его Жилю. Впервые Жиль увидал в глазах графа легкую улыбку.
- Значит, вы сбежали из Ваннского коллежа? Благородная кровь, но без имени.., или почти так? Вижу, вижу... Но скажите мне, почему вы так хотите отправиться за океан, чтобы драться рядом со мной? У вас не должно быть на этот счет никаких иллюзий: все мои люди должны будут драться.., даже мой секретарь!
Глаза Жиля сверкнули.
- Я надеялся что вы скажете: "Особенно мой секретарь!" - сказал он с юношеской пылкостью, что сразу же смягчило холодный взгляд Рошамбо. - Что же касается Америки.., то мне кажется, что меня ожидает там нечто важное... Я не знаю хорошенько, что же это может быть, но я знаю, что должен туда отправиться.., любой ценой!
- Ну что же, посмотрим! Где вы остановились?
- Э.., вообще-то в гостинице "Красный столб".
- Как это?
- Я хочу сказать, что я провел ночь под крышей этой гостиницы, но в действительности я ночевал в карете какого-то полковника, даже имя которого я не знаю!
На этот раз Рошамбо рассмеялся.
- Хорошо придумано! Однако карета полковника, как бы хороша она ни была, не кажется мне подходящим приютом моему секретарю! Отнесите свой багаж в гостиницу "Белый адмирал" на бульваре Дажо, где квартирую я сам, там вы и поселитесь. Устраивайтесь в гостинице, а в два часа пополудни явитесь ко мне на борт "Герцога Бургундского", и мы начнем работать... До свидания, сударь!
Секунду спустя Жиль, еще не верящий своему везению, стоял на верхней площадке главной лестницы. Он был так счастлив, что чувствовал крылья за спиной.
Этому можно было легко поверить, увидав, как он помчался вниз по лестнице, не помня себя от радости, и попал прямо в объятия молодого виконта де Ноайля, который давно уже прохаживался у ее подножия, явно кого-то поджидая.
- Эй, эй! - запротестовал виконт, засмеявшись. - Нельзя ли полегче, черт возьми! Куда это вы так спешите?
Покраснев одновременно от радости и от смущения, ибо он чуть было не сбил с ног своего ангела-хранителя, Жиль не без усилий восстановил равновесие и поклонился.
- Ах, господин виконт! - вскричал он. - Тысяча извинений! Я вас не заметил.
- Легко верю! Вы ничего не замечали вокруг!
Вы бросились в атаку, как татары из войск маршала Саксонского в битве при Фонтенуа. Похоже, что ваши дела идут неплохо...
- Дела просто великолепны! И все благодаря вам! Ах, господин виконт, как я вам обязан! Как я вам благодарен! Я принят секретарем к графу Рошамбо! И мне даже дали комнату в гостинице!
- Я очень рад! Только не нужно преувеличивать мои заслуги: я всего лишь подсказал ваше имя, не более. Если вас приняли на службу, то потому только, что вы выказали себя достойным занять этот пост и сумели понравиться. Я очень этому рад! Ну что ж, будем драться с англичанами вместе! Я думаю, что в сражениях вы найдете немало возможностей переменить ваше положение...
- Всей душой надеюсь на это! Но.., прошу вас в довершение ваших благодеяний ответить мне на один вопрос...
Ноайль рассмеялся.
- О! Мои благодеяния! Вы делаете мне слишком много чести. Я не такой уж добряк, молодой человек! Я бываю злым, даже очень злым, если на меня находит такой стих. Тем не менее задавайте ваш вопрос...
Жиль посмотрел прямо в глаза виконту.
- Почему вы помогли мне? - спросил он в упор. - То, как мы познакомились, вовсе не свидетельствует в мою пользу: я украл коня вашего друга... К тому же я вам не ровня, у меня нет никакого титула... Я не вашего круга, а мое положение...
- Положение можно обрести, - ответил Ноайль самым серьезным тоном. - В наш круг можно вступить... Что же касается титула, то я умею судить о людях и полагаю, что делаю это весьма успешно. Я нахожу, что вам не хватает очень немногого, меньше, чем вы думаете сами, и что вы сделаете честь моему суждению о вас. А затем...
- Что?
- Ладно уж, скажу! Вы выказали чувство такого трогательного обожания к нашему доброму Лафайету, что я захотел немедленно доставить к нему столь пылкого поклонника. У него их не так уж и много, знаете ли, и я впервые встречаю человека, который высказывается с такой непосредственностью. Черт возьми! Парень сбежал из коллежа и украл лошадь, чтобы присоединиться к нему! Жильбер будет в восторге!
Будучи честным от природы. Жиль собрался было возразить Ноайлю, поскольку, в сущности, во всей этой истории роль, сыгранная Лафайетом, не была самой главной, но сдержался. К тому же его поразило, что виконт называет героя по имени.
- Вы называете его просто Жильбер? - с уважением сказал Жиль, поскольку для него имя Ноайля ничего не означало. - Вы его так близко знаете?
Виконт рассмеялся.
- Сразу видно, что вы только что из провинции! Дорогой мой, он - мой свояк, мы женаты на сестрах, на дочерях моего дяди д'Эйена! Но я с горечью замечаю, - добавил он с комичной гримасой, - что мои скромные заслуги не так известны среди молодых людей Бретани, как его подвиги! Вы грезите о его славе, но вам ведь совершенно неизвестно то обстоятельство, что пока он обхаживал инсургентов, я уже дрался в Гренаде под началом д'Эстена! О, слава - весьма капризная любовница! Правда, я был там не один...
Жиль был потрясен: его спаситель был вдобавок еще и герой!
- Вы там были? О, господин виконт, я больше не расстанусь с вами! Я буду следовать за вами по пятам, пока вы мне не расскажете обо всем, что там пережили. Сейчас я...
- Сейчас вы отправитесь прямо туда, куда послал вас ваш начальник! отрезал Ноайль и похлопал юного энтузиаста по плечу. - Наш генерал - человек очень пунктуальный, он одинаково не любит как чересчур пылкое воображение, так и опоздания. Что же до моих приключений, то впереди длинные дни плавания, так что для рассказов у нас еще будет время! Теперь идите... Пока мы не выйдем в море, у вас будет не очень-то много времени для досуга. Генерал хочет отплыть через два дня, но хорошо если мы сможем поднять якоря хотя бы через двенадцать.
Очень скоро Жиль обнаружил, что Ноайль ничего не преувеличил и что его ожидал тяжкий труд, а не просто ведение переписки главнокомандующего. Он вставал с восходом солнца и должен был делить свое время между Рошамбо, сновавшим, подобно челноку, от кораблей до слишком тесных казарм, где уже едва помещались все прибывающие войска, и интендантом армии г-ном де Тарле, которому приходилось быть одновременно повсюду, поскольку он занимался в Ваннском порту приготовлением всего необходимого для ведения боевых действий. Принимая во внимание важность этой задачи, генерал частенько "одалживал" ему своего расторопного и весьма смышленого секретаря.
В своем наивном простодушии Жиль воображал, что отплытие армии на войну должно представлять собою зрелище исключительной красоты: люди в новехоньких мундирах, с блистающим оружием, садятся на корабли, прекрасные, как сказочные замки, корабли поднимают паруса и отплывают навстречу славе в сиянии солнца и сопровождаемые звоном колоколов... Однако он скоро обнаружил, что, для того чтобы наступила эта чудесная минута, нужно безо всякого геройства заниматься долгим и тяжким трудом, не приносящим совершенно никакой славы, среди мешков с мукой и мучной пыли, в спертом воздухе складов, где надо было защищать от крыс штуки сукна и бочонки с соленой свининой. Он обнаружил, что эскадра была чем-то вроде многоглавого дракона, брюхо которого без конца поглощало провиант и снаряжение, не говоря уж о самых разнообразных вещах, начиная с вина для мессы и кончая коровами и клетками для перевозки птицы. Жиль не превратился в разодетого пажа какого-нибудь надменного рыцаря, полностью незнакомого с низменными потребностями земной жизни, нет, он стал чем-то вроде поваренка на кухне Гаргантюа.
Итак, с каким-нибудь реестром или со связкой бумаг под мышкой Жиль птицей летал между канцеляриями Интендантства и пакгаузами, где были сложены тысячи одеял, рубах, башмаков, инструментов разного рода, наборов кухонной утвари, а также мука, свиное сало, рис, масло, вино, солонина, капуста, сушеный горох, репа и всякая всячина, и по набережным Панфельда, где в лихорадочной спешке готовили корабли, которые увезут все это, но которых еще даже не было в достаточном количестве.
Напряженная работа шла в Арсенале, на канатной фабрике, в блокарне, где точились блоки и шкивы, в кузницах, по ночам освещенных ярким пламенем горнов, в парусных мастерских и везде, где были заняты снаряжением кораблей, часть из которых еще была в сухих доках. Артели рабочих и команды каторжников удвоенного состава работали день и ночь, в дневное время под непрестанным дождем, а ночью при свете факелов (если они не гасли). И Жилю, утомленному и немного разочарованному, казалось все же, что он присутствует при начале каких-то невероятных событий: в Бресте рождался флот, а с рождением флота начнутся и долгожданные приключения.
Время от времени, когда он усаживался за маленький стол в кормовой кают-компании "Герцога Бургундского" и под диктовку генерала писал одно из тех многочисленных писем, которыми генерал осыпал принца де Монбарре, военного министра, он видел блестящую группу из шести адъютантов <Ноайль, Ферсен, Дама, Диллон, Рошамбо-младший и Ламет.>, а среди них Ферсена и Ноайля. Однако если Ноайль всегда находил для него любезное слово, слово ободрения, то красавец швед, казалось, едва узнавал его и не выказывал при встрече ни малейшего удовольствия. Наверное, он все еще сердился на Жиля за украденную лошадь...
В ответ на поклон Жиля Ферсен равнодушно кивал головой, не обращая больше на юношу внимания. Впрочем, швед имел репутацию человека холодного, держащегося от всех на некотором расстоянии, часто углубленного в свои мысли, будто он целиком был поглощен какой-то мечтой. Он почти не принимал участия в болтовне своих товарищей, которые в отсутствие начальников вволю предавались этому занятию, и тогда кают-компания наполнялась фривольным ароматом версальских сплетен.
Герцог де Лозен, командир кавалерийского полка, набранного из иноземных волонтеров, и граф де Сегюр, полковник Суассонского полка, к которому принадлежал и Ноайль, также иногда задерживались подле веселой компании. Жиль тогда слушал во все уши, и ему казалось, что он каким-то чудом перенесся в королевскую приемную. Естественно, много говорили о женщинах, до которых Лозен был большой любитель.
Однако, за исключением совещаний в Главном штабе, адъютанты редко собирались вместе: работы было предостаточно, и Рошамбо всегда имел наготове какое-нибудь поручение для них. По крайней мере, днем, так как вечерами старались не скучать... Благодаря им Брест был весь пронизан звуками бальных скрипок, застольными песнями и звоном бокалов, перемешивающимся с непрерывным грохотом мастерских Арсенала. Таким образом, Брест превратился в самый шумный город королевства, по крайней мере, на несколько дней, и вскоре шевалье де Терней и граф де Рошамбо навели в городе порядок, приказав грузить корабли, как только они будут подготовлены.
Отплытие и так уже значительно задерживалось, что и было замечено Жилем с самого первого дня вступления в должность.
Действительно, план подготовки к отплытию, разработанный для войск, начал осуществляться накануне его прибытия в Брест. Надеявшийся поднять паруса 8 треля, шевалье де Терней вначале назначил на 4 апреля отплытие Королевского Цвайбрюккенского полка, на 5 апреля - отплытие полка Лозена, на 6 апреля - Суассонского полка, на 7 апреля - Бурбоннейского полка, а на 8 апреля - отплытие трех рот Оксоннской артиллерии, принадлежащих к Тулуаскому полку, а также Сентонжского полка, прибывающего из Крозона и Камаре. Они должны были уже быть собраны в Росканвеле, откуда их отправят на борт корабля "Пылкий" и на транспортные суда. Однако, поскольку к этому времени ничего еще не было готово, посадка на корабли не состоялась, да и погода к тому же стояла премерзкая.
Встречные ветры были такими сильными, что 10 апреля один из кораблей, "Св.Иосиф", и испанский брандер "Санта-Роза", попытавшиеся покинуть рейд, были выброшены на берег. Порывы ветра беспрестанно выплевывали в лица обоим военачальникам яростные потоки дождя, и тревога их все возрастала.
Однако Жиль вскоре понял, что невозможность тронуться в путь дала ему время многому научиться. В то время как в мастерских Арсенала и в порту на его глазах формировалась эскадра и грузились транспортные суда, которые эскадра должна была сопровождать, он учился узнавать семь линейных кораблей двух первых дивизионов, флейты <Флейт - парусное трехмачтовое грузовое судно ХVII и XVIII вв., применявшееся при военных флотах в качестве транспортов; вооружалось 4 - 6 пушками.> третьего дивизиона, фрегаты и двадцать восемь транспортных судов, вымпелы их капитанов и распределение войск в этом плавучем городе. Безмолвный, как бревно, и почти такой же неподвижный. Жиль, сидя в кормовой кают-компании "Герцога Бургундского", переживал вместе со своими начальниками их надежды и огорчения от часто абсурдных приказов министров и от отсутствия сведений из мятежной страны, куда они собирались отправить такое количество народу. Последние новости из Америки были получены полгода назад: стало известно, что положение генерала Вашингтона было не из лучших и что английские войска под командованием генерала Клинтона все еще удерживали Нью-Йорк.