Бенцони Жюльетта. Кречет - 1

   Высокий белокурый юноша, с такой элегантной небрежностью носивший донельзя обтрепанные одежды, привлекал ее внимание своими небесно-голубыми глазами, которые на его загорелом, почти как у индейца, лице походили на окошки, сквозь которые видно утреннее небо. Хозяйка то и дело подходила к нему, что страшно раздражало Жиля, потому что ее черные юбки заслоняли окно, сквозь которое он наблюдал за происходящим снаружи.
   После рассказа о героической смерти мистера Салливена, ее дорогого супруга, павшего в битве при Монмут-Корт-хаус, она пустилась в воспоминания о признаниях в любви и поцелуях под цветущими яблонями Норткастля, как вдруг необъяснимое чувство тревоги заставило Жиля встать.
   - Извините меня! - бросил он хозяйке и подошел к окну: сердце его бешено забилось при виде двух всадников, подъехавших к парому и разговаривавших с охранявшими его ополченцами.
   Всадники были одеты в одинаковые коричневые камзолы с серебряными пуговицами и темные плащи, на головах у них были черные треуголки, но, взглянув на их лица, Жиль понял, что это и есть те, чьего появления он так упорно поджидал. Это были Джошуа Смит и английский майор, одетые как честные американские буржуа!
   Переговоры между вновь прибывшими и ополченцами затянулись. Вдруг Жиль увидел, как англичанин достал из-под плаща лист бумаги, протянул его ополченцу, который принял бумагу со скучающим видом, прочел, затем пожал плечами как человек, вынужденный делать что-то нехотя, и пошел к хижине паромщика, а всадники не спеша взошли на паром.
   Проклиная все на свете. Жиль подскочил к Тиму, столкнул его со скамьи, где тот спал, и подтащил к окну.
   - Смотри... Они нашли выход!
   Затуманенные сном глаза Тима сразу прояснились, он изрыгнул такие проклятья, что его отец-пастор заболел бы, если бы услышал своего сына, затем ринулся к двери, почти сорвав ее с петель в яростном порыве, и что было мочи побежал к посту ополченцев. Жиль мчался следом за ним, но, как они ни спешили, все равно не успели: паром отошел от берега и его уже далеко отнесло течением.
   - Какого черта! - завопил Тим, не помня себя от возмущения и ярости. Вот уже несколько часов мы сидим в этой харчевне из-за того, что ваш проклятый паром не ходит больше на тот берег якобы по приказу свыше! Так почему же те двое переправляются на нем?
   Ополченец с флегматичным видом пожал плечами, достал из кармана трубку и медленно принялся набивать ее.
   - Никак нельзя было отказать им, старина! У них есть приказ от самого главного, пропуск, подписанный самолично генералом Арнольдом! Не годится отказывать такой важной персоне! И нечего так злиться, старина! - добавил он, не обращая ни малейшего внимания на выкрики и брань Тима.
   Жиль рассмеялся, желая успокоить своего друга. И, боясь, как бы ополченец не разозлился, поспешно сказал:
   - Тим, этот человек прав! Кричать тут бессмысленно: даже при демократии бывают такие несправедливости!
   И, обратившись к ополченцу, Жиль спросил:
   - Наверное, эти господа по меньшей мере члены Конгресса, раз у них есть такой пропуск? Вы случайно не знаете, куда они направляются?
   Обрадованный неожиданной поддержкой, ополченец ухмыльнулся, затем величественно сплюнул и ответил:
   - Члены Конгресса? Да что вы! Это Джошуа Смит, богатый фермер, которого здесь все хорошо знают, а тот, другой, - его двоюродный брат из Олбани. Они едут в Лонг-Гроув, что в двух милях отсюда, к Пендлтону, родственнику Смита... и, кажется, по важному делу!
   С этими словами ополченец удалился, оставив Тима и Жиля смотреть на реку, которая будто насмехалась над ними.
   - Нужно переправиться! - сказал Жиль сквозь зубы.
   - Без парома это невозможно сделать, а уж тем более с лошадьми! Я вижу только один выход.
   - Какой же?
   - Дождаться ночи, когда все уснут, и угнать паром.
   - Да, но при условии, что он вернется, в чем я сомневаюсь, ведь паромщик живет на том берегу. Он, должно быть, страшно рад, что его "вынудили" вернуться домой!
   Казалось, что спокойствие начинает изменять Жилю.
   - Нужно спуститься еще дальше вниз по реке и найти другой паром! А ведь ты говорил мне про брод, где англичанин обязательно должен будет пройти... Главное, очутиться там раньше него!
   - От этого места река становится гораздо шире.
   Нам придется дойти до самого Тэппена, чтобы сесть на паром в Доббс-Ферри, а потом подняться вверх по течению до Кроттон-Ривер.
   Друзья возвратились в гостиницу в самом мрачном настроении, не утешила их даже широкая улыбка миссис Салливен, которая испугалась было, что "красавчик" уйдет, не заплатив.
   - Ужин будет готов через минуту, - весело объявила она. - Скажу не хвалясь, что вы останетесь довольны. А затем я приготовлю для вас по хорошей комнате. Заведение у меня скромное, но в моих комнатах есть все, что пожелаете.., если только вы не поспешите продолжить ваше путешествие и не захотите после ужина переправиться на другой берег!
   - Мы и вправду очень торопимся, - ответил ей Жиль, - но нехорошо смеяться над нами, сударыня. Вы ведь знаете, что этой ночью никто не может переправиться на другой берег...
   - Я вовсе и не думаю смеяться! Я знаю, что вы торопитесь: видела, как вы весь день наблюдали за паромом, а когда он отплыл с теми людьми, бросились к реке как безумные! Тем не менее это можно устроить: у меня есть лодка!
   Она достала из посудного шкафа оловянные тарелки и расставила их на столе. Жиль разочарованно вздохнул:
   - На лодке невозможно переправить лошадей, а нам без них никак нельзя обойтись.
   В ответ хозяйка только рассмеялась.
   - Что до ваших лошадей, то скажу вам, что кроме лодки у меня есть сын. Он кузнец в деревне на том берегу и может нанять там лошадей. Вы оставите мне ваших коней, а взамен я дам вам записку для Неда, и он вам даст других, свежих.
   Отдадите их ему, когда вы вернетесь за вашими.
   Ох!.. Молодой человек!.. Что за вольности вы себе позволяете!
   Жиль в восторге схватил вдову в объятия и запечатлел два звучных поцелуя на ее щеках в знак благодарности, значительно более искренней, чем ее негодование. Словно помолодев на десять лет, хозяйка, вздымая юбками ветер, бросилась в кладовую, чтобы извлечь оттуда свое самое лучшее варенье.
   Тим восхищенно посмотрел на своего друга.
   - То, что ты так нравишься женщинам, иногда доставляет немало хлопот, но должен признать, что временами это бывает чертовски полезно!
   В этот вечер в гостинице не было других посетителей. Ужин, которым грациозно командовала миссис Салливен, прошел очень весело. Друзья услышали окончание истории о герое Монмут-Корт-хаус и его нежной половине; Жиль, в свою очередь, рассказывал о своей родной Бретани, а Тим - о своей поездке в Париж, затем провозгласили не один тост за здоровье генерала Вашингтона, за которое было выпито немало наилучшего виски покойного мистера Салливена.
   Наконец, к 9 часам вечера, стали готовиться к отъезду.
   Пока молодые люди проверяли свое оружие, миссис Салливен вышла из комнаты и вскоре вернулась с курткой без рукавов из толстого сукна на подкладке из овчины, которую она набросила на плечи Жиля.
   - Эта куртка моего покойного мужа, - сказала она и улыбнулась со слезами на глазах. - Теперь уж ему, бедняге, ничего больше не нужно, а вам она пригодится, ведь одежка на вас - одно название...
   - Миссис Салливен, вы лучшая из женщин! - взволнованно сказал Жиль. - Я буду рад увидеть вас снова.
   Жиль еще раз поцеловал ее так, как целовал бы Розенну или свою мать, если бы она ему позволила. Тим энергично пожал хозяйке руку, и друзья ушли в ночь, чтобы добраться до маленького лодочного сарая, что она им указала. Несколько минут спустя они уже гребли к противоположному берегу, на котором горело в ночи несколько огоньков.
   Течение было сильным, но погода улучшилась, и Друзья так усердно налегали на весла, что через самое короткое время уже достигли другого берега реки.
   - Осталось найти кузнеца! - объявил Тим, выпрыгнув из лодки на маленький причал.
   Наступивший день застал их у брода на Кроттон-Ривер. Прием, оказанный им сыном миссис Салливен, которого они подняли с постели среди ночи, не уступал гостеприимству матери. Он дал им лошадей, возможность пару часов отдохнуть, а также осведомил о том, что с наступлением ночи к Пендлтону прибыли двое всадников.
   Теперь Жиль и Тим, сидя на своих лошадях, прятались за деревьями и наблюдали за бродом, отмеченным кольями, вбитыми в дно реки, которую сами они пересекли без труда.
   Ожидание оказалось недолгим. Пара зимородков возмутила спокойные воды реки и взмыла в небо, когда какой-то всадник начал спокойно переходить реку в отмеченном месте. Острые глаза Жиля тотчас же узнали его: это был англичанин.
   - Вот и он.., но почему-то один, - прошептал юноша. - Странно...
   - Ничего странного! Английские позиции уже недалеко; Смит, должно быть, решил, что теперь нечего опасаться, и вернулся домой.
   Офицер казался совершенно спокойным. Небрежно направляя лошадь одной рукой, тогда как другая свисала вдоль бедра, он с полуулыбкой созерцал зеленый пейзаж, свежеумытый вчерашним ливнем. Стояло прекрасное тихое утро, где не было места войне. Казалось, что майор и не помышляет ни о какой опасности.
   - Вперед! - произнес Жиль, когда лошадь англичанина ступила на берег. С пистолетом в руке он вышел из-за скрывающих их деревьев и вместе с Тимом преградил путь майору, которого, ввиду отсутствия шляпы, ему пришлось приветствовать легким поклоном.
   - Сударь, - вежливо сказал он, - благоволите считать себя нашим пленником и отдать нам бумаги, что вы получили от генерала Арнольда!
   Если майор и был удивлен, то нисколько не показал этого.
   - Кто вы, сударь? - спросил он мягко.
   - Хоть по нашей одежде этого и не скажешь, но мы оба служим в армии Соединенных Штатов.
   - У вас не американский акцент...
   - Я солдат короля Франции, но вы должны знать: нынче это одно и то же. Отдайте же бумаги, сударь! Нам доподлинно известно, что вы делали в доме Джошуа Смита.
   Англичанин пожал плечами; улыбка его оставалась такой же спокойной и приятной, как прежде.
   - Мне кажется, сударь, что вы не совсем в своем уме, и я не знаю, о каких бумагах вы говорите. Может быть, об этой?
   Тут он вытащил сложенный вдвое лист бумаги, на котором действительно красовалась подпись генерала Арнольда. Это был как нельзя более убедительный и по всем правилам оформленный пропуск на имя Джона Андерсона, эсквайра, живущего в Олбани и направляющегося в Норуолк.
   - Речь идет совсем не о пропуске, и вы прекрасно об этом знаете! Прошу вас сойти с лошади!
   - Как вам будет угодно!
   Под прикрытием Тима, державшего англичанина под прицелом своего карабина. Жиль тщательно обыскал его, но ничего не нашел.
   - Ну это уж слишком! - воскликнул он. - Я ведь своими собственными глазами видел, как этот предатель Арнольд передал вам планы оборонительных сооружений и данные о войсках в крепости Уэст-Пойнт!
   Англичанин рассмеялся и, более не обращая внимания на Тима, шагнул к своей лошади, отошедшей немного в сторону.
   - Надо полагать, что вам померещилось, - сказал он со вздохом. - Могу ли я теперь продолжить путь?
   Однако Жиль чувствовал, что в поведении англичанина есть нечто настораживающее.
   - Что это с вами? - спросил он насмешливо. - Вы, кажется, захромали?
   - Да, я поскользнулся вчера, когда слезал с лошади, - ответил майор. Пустяки, всего лишь легкое растяжение...
   - Правда? Тем не менее прошу вас, будьте столь любезны и разуйтесь.
   Англичанин побледнел, и Жиль понял, что угадал верно: бумаги, которые они искали, были здесь, в башмаке, между пяткой и чулком.
   - Теперь бумаги наши, Тим! - радостно сказал он, протягивая драгоценные листки своему другу. - Гляди!
   Он был столь счастлив, что не увидел внезапно изменившегося лица пленного англичанина, и вздрогнул, когда вдруг позади него раздался чей-то тягучий голос:
   - Давайте вместе поглядим на эти бумаги, молодой человек! Они, похоже, очень интересные...
   Жиль оглянулся и увидел, что они окружены невесть откуда взявшимися людьми разбойничьей наружности, одетыми в потрепанные военные мундиры и в обычные одеяния крестьян. Эти люди стояли полукругом, преграждая им путь, а позади была река. Обрадованный их появлением, англичанин крикнул:
   - Само Небо послало вас мне на помощь! Ведь вы "ковбои", не так ли? Мне говорили, что я могу встретить вас здесь. Схватите этих людей: это американцы.
   Человек, который, очевидно, был главарем, выглядевший, если это возможно, еще более зловеще, чем другие, подошел к майору ближе, завладев по дороге бумагами.
   - А вы?.. Кто вы сами?
   - Один из ваших.., то есть почти из ваших. Я английский офицер, выполняющий особое задание генерала Клинтона.
   Человек сдвинул на затылок засаленную, но украшенную великолепным султаном треуголку и засмеялся. Его смех показался Жилю знакомым.
   - Английский офицер, да? Ну, если у этого Клинтона все секретные агенты такие, как ты, то нельзя сказать, что ему слишком повезло. Твой нюх подвел тебя, англичанин! Мы - не "ковбои", мы - скиннеры.
   - Опять! - не удержался Жиль, которому показалось, что произошедшее с ним после побега из сарая ван Барена повторяется снова.
   Тим спросил:
   - Твое имя, случаем, не Нед Поулдинг?
   Предводитель шайки повернул к нему свое лицо с красным носом и красными же глазами. Он был явно польщен.
   - Верно! А что, я уже так знаменит?
   - Нет, но мы знаем твоего брата Сэма. Он сказал даже, чтобы мы тебя разыскали в окрестностях Кроттон-Ривер. На ловца и зверь бежит!
   Два дня как мы идем по пятам за этим человеком, он - английский шпион, и мы уж думали, что упустили его! Отдай нам, пожалуйста, бумаги, и мы заберем его с собой.
   - Минуту! Не надо так торопиться! Я готов поверить тому, что ты говоришь, но Сэм и я - это вовсе не одно и то же.
   Он тщательно изучал бумаги, поворачивая их своими пальцами с обгрызенными, пожелтевшими от табака ногтями.
   - Да.., похоже, что эти листки стоят немало золота, - пробормотал он.
   - Если вам нужно золото, - воскликнул англичанин, увидевший, как ему показалось, шанс спастись, - то я дам его. У меня при себе пятьсот долларов и золотые часы... Возьмите их и дайте мне уйти.
   - Хорошая мысль! Давай их сюда!
   - Ты называешь себя американцем, а хочешь отпустить шпиона! - гневно сказал Жиль, увидев, как скиннер прячет в карман деньги и часы. - Это государственная измена, а за такое можно угодить на виселицу!
   Нед Поулдинг засопел, утер нос рукавом, затем улыбнулся Жилю, стараясь выглядеть полюбезнее.
   - Слушай, малыш, не кипятись! Среди Поулдингов нет и не было предателей, наверно, Сэм уже говорил тебе об этом. Но и дураков тоже нет!
   Так что твоего пленника, а похоже, что это важная британская птица, мы уж сами отведем куда следует! Я думаю, полковник Джеймсон, который командует кавалерийской заставой в Норткастле, охотно даст нам за него несколько лишних долларов...
   - Но это бесчестно! Вы ведь взяли у него деньги! Отпустите его в таком случае или верните деньги! А бумаги...
   - Я очень рад, что получил их, - ответил главарь скиннеров, засовывая бумаги в карман. - Но мне кажется, вы лезете в дела, которые вас совсем не касаются, а потому уж лучше вам смирнехонько остаться здесь. Эй, ребята! Поймайте-ка мне этих птичек и привяжите к дереву! Пока им удастся освободиться, мы успеем обделать наше дельце.., да и их лошади нам пригодятся.
   Он еще не кончил говорить, а уже двадцать человек схватили Жиля и Тима, которые безуспешно пытались вырваться. Вне себя от ярости. Жиль рычал, как волк, попавший в западню... На глазах у него показались слезы, когда он увидел, как английского офицера со связанными руками прикручивают к седлу его собственной лошади, на которой уже восседал Нед Поулдинг.
   - Прошу простить меня, сударь! - крикнул Жиль англичанину. - Задержав вас, я выполнил мой долг, но лучше бы я оставил вас на свободе, чем видеть в руках этих негодяев, которые оскверняют нашу борьбу за правое дело!
   Англичанин улыбнулся ему той же чудесной улыбкой, что произвела на Жиля такое впечатление раньше, в доме Джошуа Смита.
   - Я знаю, сударь! С тех пор как французы - наши враги, мы узнали, что честь - не пустой звук для них. Будьте спокойны: у меня и в мыс лях нет, что эти люди - солдаты генерала Ващингтона, истинного джентльмена... До свидания, сударь, и спасибо вам за попытку мне помочь.
   Шайка скиннеров ускакала, вздымая клубы пыли. Когда пыль рассеялась, берега Кроттон-Ривер вновь обрели свое торжественное спокойствие. Привязанные к деревьям, двое друзей волей-неволей превратились в часть пейзажа, и Жиль постепенно успокоился.
   - Хотелось бы знать, сколько времени мы тут проторчим, - вздохнул он, напрягая мышцы, чтобы проверить прочность связывающих его веревок.
   - Брод совсем рядом. Рано или поздно здесь кто-нибудь появится. Да и вообще, зачем волноваться? В любом случае, Арнольд проиграл. Этот полковник Джеймсон должен же уметь читать - он сделает все, что требуется.
   - Если только, еще не доехав до Норткастля, они не наткнутся на "ковбоев" или на английский патруль...
   - Доверимся Поулдингу, он прирожденный бандит! Он будет защищать пленника, как пес свою кость... А потом, я думаю, скоро нас освободят. Кто-нибудь появится и...
   Однако прошло много часов, а никто не показывался. Лишь вечером появился эскадрон регулярной американской кавалерии.
   Эскадроном командовал заместитель командира норткастльского поста полковник Бенджамин Толмедж. Это был человек средних лет, молчаливый, сдержанный до холодности. Его невозмутимое лицо казалось неспособным проявлять какие-либо чувства, но холодные глаза смотрели прямо, а речь была четкой и ясной. Вопросы, которые он задал Жилю и Тиму, были краткими, но очень точными, и он выслушал ответы на них с глубочайшим вниманием. Одиссея, рассказанная двумя незнакомцами, не очень его удивила, не слишком его поразил и рассказ о ночи, проведенной ими у Джошуа Смита. Однако когда Жиль поведал о намерении скиннеров продать их пленника полковнику Джеймсону, Толмедж нахмурился.
   - Садитесь на коней позади кого-нибудь из моих людей, - приказал он. Мы возвращаемся в Норткастль.
   Затем он прибавил очень тихо, будто говорил сам с собой:
   - Полковник Джеймсон - хороший солдат, но он близкий друг генерала Арнольда и многим ему обязан.
   Прибыв на пост, они застали там какую-то суматоху, а полковника Джеймсона нашли во дворе вместе с двумя другими офицерами. Скиннеров не было и следа, как и их пленника. Однако им не замедлили сообщить, что те уже побывали здесь и что подозрения полковника Толмеджа вполне сбылись: возмущенный тем, что он расценил как постыдный заговор, направленный против его дорогого друга генерала Арнольда, полковник Джеймсон не придумал ничего лучшего, как отправить пленного в Уэст-Пойнт под охраной офицера, лейтенанта Аллена, с несколькими солдатами.
   Толмедж тотчас же бросился в наступление.
   Голос его был спокоен и ровен, но каждое слово точно попадало в цель.
   - Полковник Джеймсон, если вы не хотите отвечать за государственную измену перед генералом Вашингтоном и Конгрессом Соединенных Штатов, то должны немедленно отрядить погоню за Алленом и возвратить сюда пленного, который служит при штабе лорда Клинтона.
   Джеймсон удивленно взглянул на полковника Толмеджа.
   - Откуда вы это взяли, Толмедж? Это некий Джон Андерсон; у него есть пропуск, подписанный генералом Арнольдом, и бумаги, указывающие на то, что он наш секретный агент.
   - Он не наш секретный агент, а Арнольд - предатель! Спросите этих людей, выполняющих задание генерала Вашингтона.
   Двумя часами позже, среди ночи, маленький отряд лейтенанта Аллена возвратился в Норткастль.
   Увидев пленника, усталого и явно удрученного новым ударом судьбы, выпавшим на его долю как раз тогда, когда он уже мог почти считать себя свободным, Толмедж повернулся к Жилю.
   - Вы были правы, этот человек - английский офицер, это сразу видно по его манерам.
   С меланхолической улыбкой англичанин пожал плечами.
   - Нет смысла более скрывать это! Я - майор Джон Андре из армии Великобритании и выполняю поручение генерала лорда Клинтона...
   Когда английского майора увели к полковнику Джеймсону, Жиль задал Толмеджу мучивший его вопрос:
   - Что его ожидает?
   - То же, что и всех шпионов. Если бы его взяли в мундире, то обращались бы с ним как с военнопленным, а это значит, что в самом худшем случае его бы расстреляли, а так он будет повешен! Гражданская одежда принесет ему смерть.
   - Но он вовсе не шпион! Он прибыл на переговоры с Арнольдом по вызову самого генерала и тогда на нем был мундир, я могу поклясться в этом! Только обстоятельства вынудили его переодеться в гражданскую одежду.
   Даже под угрозой смерти Жиль не смог бы объяснить, что заставило его стать на защиту англичанина. Конечно, тут повлияло его стремление к справедливости и чувство чести, но также и инстинктивная приязнь к майору, которому он не мог противиться. Жилю очень нравился англичанин, такой обаятельный и не намного старше его самого. Он бы хотел стать ему другом. Да и англичанин выразил ему свою симпатию, когда по-дружески кивнул и приветливо помахал рукой, завидев в Норткастле.
   - Что ж! - ответил Толмедж, пожав плечами. - Вы всегда можете засвидетельствовать это в трибунале, когда его будут судить.
   Посадив пленного под замок, офицеры стали решать, что им следует делать, и пришли к заключению, что необходимо срочно доложить обо всем Вашингтону. Но где искать главнокомандующего? Находится ли он все еще в Хартфорде, где встречался с Рошамбо и Тернеем, или уже отправился, как и намеревался, в Уэст-Пойнт?
   - Единственно правильное решение, - заявил Толмедж, - это послать гонцов в оба места.
   Удрученный взгляд Джеймсона обратился на Жиля и Тима.
   - Вашингтон знает вас обоих. Можете ли вы взять на себя выполнение этого поручения? Один из вас отправится в Хартфорд с моим письмом, другой в Уэст-Пойнт с этими проклятыми бумагами. Я дам вам лошадей, чтобы вы выехали на рассвете.
   - Мы в вашем распоряжении, полковник, - в один голос ответили Жиль и Тим.
   Едва лишь забрезжил рассвет. Жиль и Тим верхом выехали из норткастльских ворот, весело распрощались и поскакали в разные стороны.
   Тим отправился на северо-восток, где находился Хартфорд, а Жиль пришпорил коня, чтобы вновь выбраться на их прежнюю дорогу, но уже в обратном направлении - на Кингс-Ферри и Уэст-Пойнт. Именно он вез доказательства измены генерала Арнольда. Кроме того, он вез письмо, которое майор Андре попросил передать генералу Вашингтону. В письме майор честно признавался во всем, что совершил, но при этом добавлял следующее:
   "Хотя я и нахожусь в незавидном положении, я не совершил ничего бесчестного, ничего, в чем мог бы себя упрекнуть. Моей единственной целью было служение моему королю. К обману я прибег совершенно сознательно. Прошу позволения написать открытое письмо сэру Генри Клинтону и другое - одному из моих друзей, чтобы мне прислали одежду и белье. Беру на себя смелость напомнить вам о положении многих лиц в Чарльстоне, которые были взяты нами под арест и отпущены под честное слово, однако затем вступили в заговор против Британии и ее короля. Быть может, вы сочтете возможным обменять их на меня. Я пишу эти строки не только потому, что верю в ваше великодушие, нет, уважение к вашему высокому положению также побуждает меня докучать вам. Остаюсь и проч."
   Вручая письмо Жилю, англичанин настоял на том, чтобы тот прочел его.
   - Раз уж вы пользуетесь доверием генерала, не могли бы вы, сударь, сказать ему все, что знаете об этом злосчастном деле, и...
   - Выступить в защиту честного человека?
   Положитесь на меня, майор! Я не могу обещать вам многого, но сделаю все, что в моих силах, чтобы на вас не легла ответственность за вину другого.
   Прижавшись к шее несшегося, как ветер, коня, Жиль чувствовал, будто у него за спиной вырастают крылья. Давно уже не испытывал он такого внутреннего удовлетворения: ему и Тиму удалось все же, несмотря на все препятствия, преградить дорогу предательству и спасти инсургентов; притом он скоро встретится с человеком, которым восхищался более всего на свете. Наконец, он надеялся спасти жизнь молодому англичанину, попавшему в подлую ловушку, которому угрожала самая унизительная смерть.
   Сама мысль о том, что ему придется увидеть майора Андре на виселице, была ему отвратительна: это было бы одновременно нелепостью, несправедливостью и, как ему казалось, объяснялось присущим американцам недостатком вкуса.
   Наконец, он впервые за долгое время надел американский мундир: Толмедж снабдил его полным комплектом формы кавалериста. Он задрожал от радости, когда надевал белые панталоны, сапоги и черный мундир с позолоченными пуговицами, подобный тем, что носили солдаты Конгресса от последнего рекрута и вплоть до самого Вашингтона. Когда же в дополнение ко всему он надел треуголку с черной кокардой, ему показалось, будто с помощью нескольких локтей сукна и кожи он получил некое новое крещение от имени огромной страны, которая с каждым днем привязывала его к себе все больше. Пусть только придет победа и украсит его плечи эполетами офицера, тогда он сможет смело постучать в двери монастыря в Эннебоне, забрать оттуда Жюдит и возвратиться вместе с ней в Америку, чтобы положить начало новой ветви рода де Турнеминов...