Бенцони Жюльетта. Кречет - 1

   Он точно не знал, что будет делать, но в одном был уверен: его жизнь не будет иметь смысла, пока он не узнает, что случилось с Жюдит. По крайней мере, он не откажет себе в удовольствии всадить клинок в живот Морвана, а заодно и проткнуть шпагой его старшего брата Тюдаля, если непоправимое уже случилось и девушка выбрала смерть, чтобы избежать омерзительного брака.
   Ради этого стоило пуститься в путь...
   Жиль вынул часы, недавний подарок Вашингтона, и увидел, что время ужинать. Впрочем, желудок уже давно напоминал ему об этом. Он вымыл руки, надел парик, почистил свой темно-синий костюм почти военного покроя и спустился в общий зал с твердым намерением заставить хозяина гостиницы рассказать о Сен-Мелэнах, даже если эта тема вызывает у достойного человека отвращение. Может быть, он разговорится, выпив немного.., тем более что таланты трактирщиков по части возлияний, несомненно, достойны всяческого уважения.
   Его столик стоял в углу, рядом с большой гранитной печью, на которой служанки в стоптанных башмаках пекли блины. Знакомый запах коснулся ноздрей Жиля. Давно он не ел блинов!
   Он сел за стол, покрытый клетчатой скатерью, на котором были расставлены ярко раскрашенная фаянсовая посуда, оловянная кружка и гордость Плоэрмеля - сидр в кувшинчике, и лежал кусок красиво украшенного соленого масла, а также хлеб с заманчиво хрустящей корочкой.
   С аппетитом человека, проскакавшего целый день верхом и знающего, что нужно его здоровому организму. Жиль принялся за еду.
   Проглотив последний блин, путник удовлетворенно вздохнул, вынул трубку и начал ее набивать, ища глазами хозяина. Он увидел его в нескольких шагах от себя. Опершись о стол, трактирщик, в ожидании приезда почтовой кареты из Ренна, разговаривал с двумя форейторами. Жиль знаком подозвал его.
   - Когда есть такой хороший сидр, наверняка найдется и водка! - сказал молодой человек.
   Трактирщик улыбнулся, явно польщенный.
   - Конечно, сударь! И превосходная!
   - Тогда принеси ее мне.., и захвати две кружки. Мы выпьем вместе!
   Трактирщик поспешил исполнить приказание и вернулся с бочонком. Он также принес два стакана, объяснив, что для такой прелести кружки не подходят.
   Жиль попробовал напиток, прищелкнул языком и сказал, протягивая кисет трактирщику, который, возведя глаза к потолку, смаковал водку с блаженным видом:
   - Присядьте на минуту и попробуйте этот табак. Я хотел бы задать вам один вопрос. Кстати, как вас зовут?
   Трактирщик тотчас вернулся с небес на землю. Уголки его рта, приподнятые в блаженной улыбке, опустились.
   - Лекоз... Ивон Лекоз... Но если ваш вопрос касается Френа, я предпочел бы, с вашего позволения, не отвечать на него.
   - Решительно, вы не любите это поместье! Нет, я просто хотел спросить, не слышали ли вы, ну, скажем.., месяца два назад о большой свадьбе, которая должна была состояться в округе?
   Глаза Лекоза стали неподвижными, казалось, он сейчас заплачет. Он тяжело опустился на табурет напротив своего постояльца, взял бочонок, налил себе полный стакан водки и тут же залпом его выпил.
   - ..Ну и ну! Я не думал, что это произведет на вас такое впечатление, заметил Жиль. - Ведь я спросил о свадьбе, что в этом трагического, черт побери!
   - Обычно ничего, но иногда... Послушайте, сударь, вы мне кажетесь благородным человеком, и, во всяком случае, вы хороший клиент. Я отвечу на ваш вопрос, но не сердитесь на меня, если мой ответ покажется вам не совсем ясным.
   Я не слышал ни об одной свадьбе, по крайней мере, три месяца.., но я слышал о новобрачной, о новобрачной из благородных, с которой случилось несчастье. Только никто не знал ни кем она была, ни откуда появилась!
   Жиль нахмурил брови.
   - Что это значит? Объясните яснее.
   - Нет! Видите ли, сударь, я много колесил по свету и немало повидал, но от этой истории у меня волосы встали дыбом! Я не смогу вам ее рассказать. К тому же я не был ее очевидцем...
   - А был такой человек?
   - Да. Башмачник из Кампенеака, который часто занимается браконьерством в пенпонском лесу. Он спрятался на дереве и все видел. Он до сих пор не может прийти в себя после этого и рассказывает эту историю всем, кто ставит ему выпивку.
   - Как зовут этого человека?
   - Геган. О, его нетрудно найти!..
   Один из форейторов, заинтересовавшись разговором трактирщика с неизвестным дворянином, встал и подошел к ним.
   - Извините, сударь, но я слышал, как Лекоз говорил о Гегане. Его еще легче найти, чем вы думаете, потому что я только что видел, как он приехал с мешком башмаков для продажи. Завтра базарный день, и он ночует у своего племянника, пекаря. Если вы поставите ему выпивку, он вам расскажет о несчастье, что приключилось с прекрасной рыжеволосой девушкой...
   Сердце Жиля замерло в груди.
   - Рыжеволосая? У новобрачной были рыжие волосы?
   - Да. Геган говорит, что ее волосы блестели, как медь. Но я не буду вам об этом рассказывать, потому что это будет нечестно по отношению к Гегану.., да и рассказывает он гораздо лучше меня...
   - И потом, - прибавил Лекоз, - тебе хочется еще раз послушать.., и выпить, не правда ли, Жоэль? Поэтому-то ты и готов бежать за Геганом!
   Форейтор криво улыбнулся, покосившись на бочонок водки.
   - Я всегда рад услужить.., и потом, это правда, что я не прочь опрокинуть стаканчик. Тем более что почтовая карета из Ренна будет здесь не раньше чем через час.
   - Приведите этого человека! - приказал Жиль. - Я угощаю всех, кто захочет, чтобы только услышать эту историю.
   - О, - сказал Лекоз, - не волнуйтесь! Геган не придет один. Он так перепугался в ту ночь, что боится выходить вечером на улицу.
   Жоэль уже убежал, грохоча тяжелыми сапогами, а Жиль закурил, с яростью затягиваясь, чтобы побороть вселившуюся в него тревогу. Это было как предчувствие, и хотя он отталкивал его всем своим разумом, но не мог от него избавиться. Черт побери! В мире было много рыжеволосых девушек, кроме Жюдит де Сен-Мелэн, а в Бретани много девушек из хороших семей, которые за последние три месяца надели подвенечные платья, но что-то подсказывало ему, что именно Жюдит была героиней этой, по словам Лекоза, отвратительной истории, которую он приготовился выслушать.
   Через десять минут форейтор вернулся, ведя за собой двух мужчин, один из которых был одет как крестьянин в куртку из козьей шкуры. Его лицо, на котором годы оставили свой отпечаток, было украшено большим красным носом. Второй, чья одежда была слегка испачкана мукой, был, скорее всего, племянник-пекарь. Новоприбывшие неловко приветствовали Жиля.
   - Жоэль сказал мне, - произнес тот, который, должно быть, был Геганом, - что вы, сударь, хотите послушать эту злосчастную историю.., но можете ли вы поручиться за мою безопасность?
   - Отчего же нет? Если вы были только зрителем, вам нечего меня опасаться...
   - Он хочет сказать, - пояснил Лекоз, - что, если у вас случайно есть какие-нибудь знакомые на фермах.., ведь той ночью он занимался браконьерством...
   Жиль пожал плечами и вытащил из кармана монету.
   - Я не думал, что похож на пристава. Рассказывай, не бойся, дружище! Спроси выпить и, кроме того, получи вот это.., за причиненное беспокойство.
   - Я знаю, что он предпочитает, - сказал Лекоз. - Ром!
   - Тогда рому для всех...
   Появление кувшинов с ромом было встречено всеобщим одобрением. Второй форейтор присоединился к остальным, и рядом с камином образовался кружок, какие образуются вечером вокруг рассказчиков. Вместо предисловия Геган проглотил полный стакан рому, утер губы рукавом и, держа в ладонях, чтобы его согреть, стакан, который трактирщик по знаку Жиля снова наполнил, начал свой рассказ в благоговейной тишине.
   - Это было накануне Рождества. Задумал я поиметь хорошего зайца, или парочку кроликов, или даже что-нибудь получше, что я смог бы выгодно продать Лекозу, и пошел в лес ставить силки у пруда замка Тресессон, а замок-то стоит в двух лье отсюда, это около моей деревни Кампенеак. Хорошее место: ночью звери приходят к пруду, чтобы напиться, и я прекрасно знаю их повадки.
   Стояла глухая ночь. Было холодно и темно, но я не из робкого десятка и никогда не боялся темноты. Я быстро добрался до замка. Все было тихо, нигде ни огонька. Я был рад этому: стало быть, народу в замке немного. Господин граф де Шатожирон-Тресессон, которому он принадлежит по брачному контракту, должно быть, решил провести Рождество в своем особняке в Ренне. Я был спокоен и почти уверен, что меня не застукают.
   Я начал устанавливать силки, как вдруг услыхал лошадиный топот, и он быстро приближался.
   И перепугался же я! Ведь это, может быть, приехал владелец замка, и, чтобы меня не поймали, залез на первое попавшееся дерево. Граф человек не злой и не жадный, но, как испокон веков все владельцы Тресессона, он охотник, а охотники и браконьеры никогда не ладили друг с другом.
   Однако мне нечего было беспокоиться: листьев на деревьях уже не было, зато ночь была темная...
   Сижу я на дереве и думаю: уж не померещилось ли мне, ведь ничего не слышно...
   Я уже собирался спуститься, когда вдруг слышу осторожные шаги и скрип осей. Смотрю - ко рву замка подошли двое в масках. Они вели своих лошадей под уздцы. За ними ехала карета с закрытыми кожаными занавесками.
   Двое, что шли впереди, на минуту остановились и осмотрели безмолвный и темный фасад замка.
   - Я так и думал, - сказал один из мужчин. - Там нет никого, кроме слуг, а в этот час они спят как убитые. Впрочем, даже если бы они что-нибудь услышали, то не вышли бы: простолюдины так боятся привидений, фей и домовых.
   - Мы же не будем делать это перед замком, - произнес другой. - Отойдем подальше! Так будет лучше.
   Они прошли немного вдоль пруда. Карета с кучером на козлах, закутанным в черное, так что его и не видно было в темноте, поехала за ними.
   Они остановились прямо под деревом, на котором я прятался, полумертвый от страха, потому что эти люди, маски, карета, кучер, похожий на призрак, все это мне совсем не понравилось...
   Больше скажу: меня мороз по коже подирал, и я начал призывать своего ангела-хранителя прийти мне на помощь.
   - Здесь отличное место, - сказал тот, что был повыше.
   Он взял один из фонарей кареты, зажег его и отдал своему спутнику.
   - Посвети там!..
   Кучер слез с козел. Как и те двое, он был в маске. Он нес инструменты: лопаты и кирки, которыми они стали рыть землю... Они копали долго, и я не мог взять в толк, зачем этим людям понадобилось в лесу рыть ночью яму? Честно признаюсь, что меня разобрало любопытство: с чего это они так надрываются, видно, хотят спрятать что-то ценное.., золото, например. Или контрабанду...
   Когда яма, скорее длинная, чем широкая, показалась им достаточно глубокой, они положили лопаты, и тот, что был вроде за главаря, повыше и покрепче, снял шляпу и вытер лоб. Волосы у него были огненно-рыжие. Затем он снова надел шляпу, вытащил из кармана бутылку и сделал большой глоток.
   - Поставь фонарь! - приказал он тому, который только светил. - И иди за ней!
   И тогда я увидел, что было в карете. Это было не золото, не сокровища.., но кое-что подороже. Я чуть с дерева не свалился. Женщина! Женщина, прекрасная, как день, в белом подвенечном платье с кружевами и шелковыми цветами. Сама белая, белее, чем ее платье, а глаза - огромные, темные, напуганные... Под венком у нее были густые, почти красные волосы, блестевшие как медь, а ее рта я не мог разглядеть: он был заткнут кляпом.
   Ее руки были связаны... Она извивалась, пыталась освободиться, но тот, кто вытащил ее из кареты, держал крепко, хватка у него была железная.
   Высокий показал ей только что вырытую яму.
   - Вот ваше брачное ложе, сестра. Надеюсь, оно вам подходит...
   Они вытащили кляп, чтобы она могла помолиться, но она так плакала, так жалобно их умоляла... О Господи!.. Кажется, я всю жизнь буду слышать во сне ее стоны... Она так громко умоляла их, что они снова засунули ей кляп, сказав, что ее вопли им осточертели.
   - Если люди из замка ее и услышат, они не сдвинутся с места из-за привидений, так они их боятся, но мало ли что. Какой-нибудь угольщик может услышать... Давай кончать с этим!
   И тогда они схватили ее, один за ноги, другой за плечи и опустили в яму, хоть бы из милосердия задушили ее или зарезали. Я видел ее с дерева, где сидел. Вся белая в черной земле, руки связаны на груди, а ее глаза над кляпом.., ее глаза... два черных озера, полных ужаса...
   Геган остановился, ища глазами, чего бы выпить. Жиль наполнил его стакан и залпом осушил свой.
   - Продолжай! - жестко приказал он.
   - Мне пришлось смотреть на нее недолго. Они набросили сверху фату и начали засыпать яму землей. Лопаты были все полнее и полнее, все чаще и чаще они мелькали, и наконец яма была засыпана! Я цеплялся за дерево, чтобы не упасть.
   Меня тошнило от ужаса и отвращения. Как только Господь не поразил молнией эдаких чудовищ?!
   - Потом! - прогремел Жиль. - Что было потом?
   - Они прикрыли свежую землю мхом и сухими листьями. Потоптались. Казалось, они никак не могут решиться уйти. А потом все-таки развернули карету, сели на своих лошадей и уехали в ночь как демоны - да они демоны и есть! И тогда я кубарем слетел с дерева и помчался к замку. Надо было кого-нибудь предупредить, привратника, лакеев, все равно кого.., и наплевать было, если спросят, кто я такой и что тут делаю.
   Я повис на колоколе у входа и начал звонить изо всех сил, зовя на помощь. И я так долго и громко звонил, что в конце концов мне открыли. Я был в таком состоянии, что поначалу привратник решил, что я спятил. Не помню, что я говорил, и не смогу вам это повторить, но вдруг я оказался перед человеком в ночном колпаке и халате, со шпагой в руке. Это был господин де Шатожирон - я-то думал, его нет, а он был в замке со всей своей семьей. Они рано легли спать, чтобы пораньше отправиться в Ренн.
   Оказавшись перед ним, я немного успокоился и рассказал обо всем, что видел.
   - Умоляю вас, идемте, господин граф, идемте скорее! Я покажу вам это место. Может быть, еще не поздно...
   Слава Богу, он мне сразу же поверил. Он позвал своих слуг, приказал им взять лопаты и фонари, и мы все побежали к тому месту. Следы от кареты были свежи и хорошо видны, и все поверили теперь моему рассказу. Шестеро мужчин начали копать сначала лопатами, а затем, по приказу господина графа, руками, чтобы не поранить девушку, если, по воле Господа, она была еще жива в своей могиле. Наконец им удалось вытащить ее из земли! О, сударь, если бы вы видели ее платье, ее белое лицо и ее испачканные волосы. В свете факелов это выглядело ужасно...
   - Быстрее! Кто-нибудь, езжайте за доктором! - приказал граф. - Сердце хоть и слабо, но еще бьется! Мы перенесем ее в замок.
   Все пошли обратно, а во дворе к нам подошли госпожа графиня со служанками и священник, который все повторял: "Увы!" Девушку перенесли в дом, а господин граф подошел ко мне. Он дал мне золотую монету и сказал, что я смелый человек, что он не сердится на меня за браконьерство и что я могу спокойно возвращаться домой. Но я попросил разрешения остаться еще немного, чтобы узнать, удалось ли спасти бедняжку. Увы!.. Когда взошло солнце, мне сказали, что все кончено. Несмотря на усилия графини и священника, она скончалась. Доктор из Плоэрмеля, за которым послали слугу на лошади, приехал как раз тогда, когда он больше был не нужен. Я вернулся домой! Но с тех пор у меня перед глазами все время стоит эта страшная картина: прекрасная новобрачная в могиле! Печальная и жуткая история, не правда ли, сударь?
   Наступило молчание. Все эти суровые люди смотрели друг на друга, и в глазах у всех был одинаковый ужас.
   Жиль нервно расстегнул душивший его воротник.
   - Кто-нибудь знает имя этой женщины.., имена ее убийц? - спросил он.
   - Нет, сударь, - сказал Геган. - Никто в замке не знал эту девушку. Госпожа графиня сказала, что она не слыхала ни о какой свадьбе в округе в тот день. А мужчины-то все были в масках! С вашего позволения, сударь, я еще немного выпью, и мы пойдем. Уже поздно.., а теперь мне больше не хочется выходить из дома ночью.
   Один за другим мужчины, откланявшись, исчезли. Но Жиль больше не обращал на них никакого внимания. Он встал перед огнем, расставив ноги и скрестив руки на груди, потом нервно рванул свой батистовый галстук, борясь с яростным отчаянием, поднимавшимся в нем. Ему казалось, что в огне очага он видит Жюдит такой, какой она ему представлялась в ужасной сцене, описанной Геганом. Жюдит в подвенечном платье, с цветами в огненно-рыжих волосах. Жюдит, заживо брошенную в грязную яму! Потому что для него имя новобрачной из Тресессона не было тайной: это была Жюдит, которую ее подлые братья так гнусно убили. Он узнал ее по описанию браконьера.., и по тому, как болело его сердце. Но почему эти мерзавцы убили ее в вечер ее свадьбы, свадьбы, ради которой они забрали ее из монастыря, свадьбы, которую сами же устроили? А муж? Где он был, когда закапывали его жену? Может, он был уже мертв?
   Негромкий голос трактирщика вывел его из мрачных размышлений:
   - Вам надо бы пойти лечь спать, сударь. Вот, выпейте это, за счет заведения...
   Жиль повернулся. Лекоз стоял за его спиной и протягивал ему стакан. Молодому человеку почудились сочувствие и жалость в его серых глазах... Он взял стакан и залпом осушил его. Ром обжег горло, но не согрел его заледеневшее сердце.
   - А ты? - вдруг спросил он. - Ты тоже не знаешь, кто совершил это гнусное преступление?
   Ни один мускул не дрогнул на лице трактирщика.
   - Трактирщик не должен ничего знать, если он хочет дожить до старости! Но что-то мне подсказывает, сударь, что вы знаете, кто они. Вы были что живой мертвец, когда Геган говорил о красивой молодой женщине с волосами цвета меди.
   - Может быть.., но я не уверен. Умоляю тебя, если ты хоть что-то знаешь, что мне подскажет, как добраться до ее убийц, если ты знаешь ее... ты должен мне сказать.
   - Я не знаю ее. Перед Богом, который слышит меня, я клянусь, что никогда в жизни ее не видел. Но разбойник с огненно-рыжими волосами и его брат, у которого скорее всего такие же волосы.., я думаю, что мы с вами можем догадаться, кто они. Иначе зачем же вы меня спрашивали, где находится Френ? Только я не знал, что у них была сестра. Вероятно, она жила в другом месте.., но позвольте мне дать вам один совет.
   - Если хочешь! Однако я не обещаю, что последую ему.
   Трактирщик улыбнулся и, взяв тряпку, начал протирать стол.
   - Воля ваша, но я бы на вашем месте, вместо того чтобы с рассветом мчаться прямо во Френ - вижу, вам не терпится туда попасть, - поехал бы в Тресессон. Я знаю, что господин граф сейчас там. Он может вам сообщить кое-какие подробности, которые убедят вас. Потому что все-таки у вас может оставаться сомнение...
   Церковный колокол пробил девять часов. Его звон вдруг заглушил грохот быстро ехавшей кареты. Площадь наполнилась стуком копыт, позвякиванием колокольчиков и криками форейторов. Хлопнула дверца... Почтовая карета из Ренна приехала.
   - Спокойной ночи! - сказал Жиль, направляясь к лестнице, деревянные ступени которой заскрипели под его тяжестью.
   - Спокойной ночи, господин офицер! Пошли вам Бог сон без сновидений! прокричал Лекоз, кидаясь к путешественникам.
   Вернувшись в свою комнату, шевалье де Турнемин вынул из кобуры пистолеты и хладнокровно проверил их. Затем он вытащил шпагу, тщательно осмотрел ее, попробовав пальцем ее кончик и лезвие. Наконец повернувшись к висевшему на стене черному деревянному кресту, он грозно произнес:
   - Если ты позволил свершиться этому отвратительному злодеянию. Господи, знай, что завтра, в этот же час Сен-Мелэны будут мертвы.., или буду мертв я. Тебе не в чем будет меня упрекнуть...
   "AULTRE N'AURAY..."
   Сидя неподвижно в седле, тогда как Мерлин нетерпеливо бил копытом, Жиль смотрел на Тресессон со смесью восхищения и боли, удивленный тем, что замок кажется ему таким красивым, несмотря на ужасное воспоминание, с ним связанное.
   Ни мрачность окружавшего замок зимнего леса с облетевшей листвой, ни грозный вид, который придавали ему ворота в виде маленькой крепостцы и шестиугольная башня с высокими стрельчатыми сводами, ни низкое небо с тяжелыми дождевыми тучами, цеплявшимися за крыши из тонкого шифера, не нарушали очарования этого карминно-красного здания, увитого плющом, погруженного в сон на берегу пруда. Замок словно принц из сказки: прелестный и надменный. События той ночи, развернувшиеся на его фоне, не оставили на нем никакого следа, как будто ничего не могло уязвить его, отгороженного от всего мира своими дремлющими водами, покой которых нарушали лишь утки и крикливые лягушки.
   Молодой человек немного задержался перед замком, как будто убеждал себя в чем-то; может быть, он хотел дать улечься волнению, сжимавшему ему горло. В эту бессонную ночь он испытал адские муки горя, смешанные с ненавистью и жаждой мести. Он мечтал устроить Сен-Мелэнам казнь в самых зверских традициях ирокезов. Пуля, удар шпаги - это было слишком мало для чудовищ, способных заживо похоронить прелестную девочку, его русалочку из устья руки... Представляя себе ее агонию в глубокой могиле, последний из кровавого рода Турнеминов мечтал услышать нескончаемые вопли братьев под жестокими пытками.
   Мерлину не нравилось стоять на одном месте.
   Он заржал, встряхнув изящной головой, чем вывел Жиля из мрачной задумчивости.
   - Ты прав, - вздохнул он, - мы теряем время! Надо пойти.., и удостовериться. Может быть, я ошибаюсь...
   Но он сам не верил в это.
   На звон колокола прибежал конюх и почтительно склонился перед надменного вида дворянином. Нет, господина графа в замке нет, но госпожа графиня дома...
   - В таком случае доложите ей, что шевалье де Турнемин де Лаюнондэ просит оказать ему честь принять его и побеседовать по важному делу...
   Вслед за конюхом Жиль проехал по опущенному мосту, затем под сводами въезда в замок и оказался во дворе, который выходил в расположенный террасами прекрасный сад, переходивший в густую заросль леса. Конюх взял Мерлина под уздцы, а дворецкий тут же отправился доложить о госте. Через несколько минут его провели в маленькую гостиную на первом этаже. Это была красивая комната со светлыми деревянными панелями; окна ее выходили во двор и на пруд, в камине потрескивал огонь, а на стенах висело несколько фамильных портретов.
   Перед камином в глубоком мягком кресле, покрытом ковром с вышитыми на нем букетами цветов сидела молодая женщина в кружевной наколке и в просторном бархатном коричневом платье, искусно скрывавшем временно располневшую талию. Она сматывала большой клубок шерсти, которая была натянута на руках молоденькой крестьяночки, сидевшей на табуретке у ее ног. Кивком головы молодая женщина приветствовала гостя.
   - Мне сказали, сударь, что вы желаете поговорить со мной о важном деле; не скрою, что вы поставили меня в затруднительное положение.
   Господин де Шатожирон рано утром уехал в Коэткидан по делу о межевании, и я точно не знаю, когда он вернется. К сожалению, я вовсе не уверена, что смогу заменить его. Но проходите, прошу вас, проходите и присаживайтесь, добавила она, указывая на стоявшее рядом с ней кресло.
   Жиль поклонился и сел.
   - Я умоляю вас, сударыня, поверить, что я не позволил бы себе побеспокоить вас, если бы не весьма важное дело, не терпящее отлагательств.
   Простите меня.., и поймите, что речь идет о самом дорогом для меня в этом мире.
   Агате де Тресессон, супруге Рене-Жозефа Лепрестра, графа де Шатожирона маркиза д'Эспинэ, было лет двадцать пять или двадцать шесть. Она не отличалась красотой, но ее серьезное личико, обрамленное прекрасными светло-русыми волосами, источало нежность, хотя и было несколько утомленным, что можно было заметить по темным кругам под карими глазами. Она рассматривала посетителя внимательно и немного недоуменно.
   - Неужели это так важно? - произнесла она наконец.
   - Больше, чем я могу это выразить, госпожа графиня.
   - Ну хорошо! - вздохнула молодая женщина. - Оставь нас, Перрина! Шерсть подождет...
   Девочка встала, ища куда бы положить большой моток, который был натянут на ее руках. Жиль предложил свои, повинуясь внезапному порыву.
   - Если позволите! Я часто это делал, когда был ребенком...
   Веселая искорка промелькнула в усталых глазах будущей матери, а Жиль встал с кресла и, согнув свои длинные ноги в коленях, расположился на табуретке.
   - Первый раз мне моток будет держать военный, - с улыбкой сказала молодая женщина. - Ведь вы солдат, не правда ли, шевалье? Это видно по вашей манере держаться.
   - Вы правы, сударыня. Я лейтенант "на очереди" в Драгунском полку королевы.
   Графиня взяла клубок и начала наматывать на него толстую шерстяную нить; моток в руках молодого человека становился все меньше.
   - А вы знаете, что ваше имя меня удивило, когда о вас доложили? сказала она через некоторое время. - Я не знала, что род Турнеминов еще существует. Я думала, что он угас.
   - Он не угас, сударыня, или, скорее, он угас бы вместе с моим отцом, графом Пьером, если бы он, смертельно раненный в битве при Йорктауне, не признал меня своим сыном в присутствии всех высших офицеров армии. Король соблаговолил подтвердить мои права.
   Внезапный интерес оживил лицо молодой женщины.
   - Йорктаун? Где это?
   - В Америке, сударыня.., а если быть более точным, в Вирджинии. Разве вы не слышали о победе, одержанной нашими войсками над англичанами?
   - Америка? Значит, вы там были, сударь?
   - Вот уже два месяца, как я вернулся оттуда вместе с герцогом де Лозеном, которому граф де Рошамбо и генерал Вашингтон поручили отвезти , - в Версаль сообщение об их победе.