Страница:
Немного поколебавшись, она приняла решение и легким шагом направилась влево, в сторону поблескивавшего совсем внизу желтого огонька.
И тотчас редкие крупные капли застучали по земле.. В Венецию пришла гроза…
ГЛАВА IV. ПАРУСА НАД ЛАГУНОЙ
И тотчас редкие крупные капли застучали по земле.. В Венецию пришла гроза…
ГЛАВА IV. ПАРУСА НАД ЛАГУНОЙ
Проливной дождь обрушился на Марианну, едва она перешла небольшой мост, с высоты которого увидела побежавших к дворцу Соренцо людей и множество гондол у набережной. За несколько секунд вся Венеция погрузилась в жидкий мир, прорезаемый вспышками молний, высекавших из мрака перспективу улицы. Свет, к которому Марианна решила направиться и который, без сомнения, горел перед каким-то святым, исчез.
Промокшая до корней волос за меньшее время, чем требуется, чтобы написать эту фразу, Марианна тем не менее отнюдь не спешила. Слишком хороша такая возможность идти прямо вперед, даже толком не зная, куда приведет дорога. Она только нагнула голову и сгорбилась под напором ливня.
Обрушившаяся на город гроза была нужна ему, а ей — особенно. Дождь выкупает ее лучше, чем сложные омовения рабынь Дамиани. Словно само небо решило, изливая столько воды, смыть все видимые следы крови, ненависти и позора. И Марианна с блаженным чувством освобождения позволяла буре бичевать себя. Она хотела бы иметь возможность так же промыть каждую клеточку своего тела, вплоть до памяти…
Однако нельзя же ей идти так через Венецию всю ночь до полного изнеможения. Надо поскорее найти убежище.
Ибо, кроме того, что сейчас она может натолкнуться на полицейский патруль, завтра ей предстоит встреча с людьми, которых, безусловно, удивит ее странный вид.
Она пустилась наугад в направлении мелькнувшей церкви, но ее порыв разбился о каменный угол, причинивший ужасную боль.
Застонав, она попыталась обогнуть непредвиденное препятствие.
Новая молния осветила его и заставила ее закричать от ужаса.
Однако это была только конная статуя воина времен Кватроченто1, которая нависла над ней так высоко, что казалась падающей с неба.
Но таким живым был этот всадник, таким свирепым выражение его лица с хищными челюстями под ребордой военной каски, такой грозной мощь этой фигуры из позеленевшей бронзы, что Марианна невольно попятилась, словно гигантский средневековый боевой конь, пущенный вперед искусством скульптора, готовился растоптать ее копытами. Впрочем, в эту ужасную ночь разве не все казалось чудесным и сверхъестественным? И этот бронзовый кондотьер, внезапно появившийся в разгар грозы, слишком походил на злого духа ее судьбы. Он был здесь, перед ней, подавляя ее своей грозной надменностью, словно предупреждая ее не попадаться ему на пути.
Чтобы избавиться от этого гипноза, она повернулась к только что снова показавшейся церкви и поспешила в укрытие ее паперти, где прижалась к двери, оказавшейся запертой, пытаясь найти местечко посуше. К несчастью, паперть не имела углублений, и дождь полностью заливал ее.
Гроза принесла значительную свежесть, и в своей промокшей одежде Марианна начала стучать зубами от холода. Она снова попыталась открыть главную дверь, затем другую, поменьше, но безрезультатно.
— Церковь всегда закрывают на ночь, — сказал тихий неуверенный голос. — Но если ты проберешься ко мне, тут не так мокро и можно дождаться конца грозы…
— Кто это говорит? Я ничего не вижу.
— Я. Я здесь! Подожди, я сейчас помогу…
Послышались шлепки по лужам, затем маленькая ручка взяла за руку Марианну. Она с трудом различила силуэт мальчика, судя по росту, лет десяти.
— Идем, — решительно сказал он и без дальнейших церемоний потащил ее за собой. — Под порталом школы места побольше, да и дождь не попадает с этой стороны. У тебя платье и волосы хоть выжимай.
— А как ты все это видишь? Я даже тебя еле различаю…
— Я хорошо вижу ночью. Анарелла говорит, что все коты мои братья.
— Кто это, Анарелла?
— Моя старшая сестра. Она сестра пауков и делает кружева!
Самые красивые и самые тонкие во всей Венеции!
Марианна рассмеялась.
— Ты ошибаешься, мой мальчик, если думаешь, что нашел клиентку! У меня нет ни лиарда! Но у вас забавная семья. Кот, паук! Прямо как в басне!
Пройдя несколько десятков шагов за мальчиком, она оказалась у входа в возвышавшееся справа от церкви здание. Молния осветила красивый фасад в стиле ренессанс и закругленные фронтоны, один из которых украшал лев Святого Марка. И как сообщил мальчик, двойной портал с колоннами, охраняемый скульптурами хищных зверей, представлял гораздо более удобное пристанище, чем у церкви.
Марианна смогла встряхнуть и немного отжать платье и отбросить за спину мокрые длинные пряди. Дождь, кстати, стал заметно уменьшаться. Мальчик молчал, но, чтобы еще услышать его свежий и чистый, как хрусталь, голос, она спросила:
— Должно быть, уже поздно? Что ты делаешь на улице в этот час? Тебе давно пора спать.
— Мне надо было выполнить поручение одного друга, — ответил мальчик, проявляя благоразумную сдержанность, — и меня захватила гроза, так же как и тебя… Но скажи, откуда ты идешь сама?
— Я не знаю, — ответила молодая женщина, внезапно напрягаясь, т — Меня держали взаперти в одном доме, и сегодня мне удалось сбежать. Я хотела войти в церковь, чтобы найти там убежище.
Наступило молчание. Она чувствовала, что мальчик разглядывает ее. Он вполне мог посчитать ее сумасшедшей, сбежавшей из больницы: вид у нее был подходящий, но он продолжал таким же спокойным тоном.
— Ризничий всегда запирает Сан-Заниполо! Из-за воров и драгоценностей! Там похоронено много господ дожей… и его поставили, чтобы их охранять, — добавил он, показывая на бронзового всадника, который, казалось, стремился в церковь.
Затем, внезапно понизив голос, он прошептал скороговоркой:
— Это возлюбленный тебя запирал или же… полиция?
Что-то подсказало Марианне, что ее юный собеседник проявит к ней больше симпатии во втором случае. К тому же сказать ему правду было просто невыносимо.
— Полиция!.. Если они снова схватят меня, я пропала! Да, ты же еще не сказал, как твое имя?
— Меня зовут Зани, как и церковь…
— Хорошо, Зани, я хотела бы знать, какое сегодня число.
— Ты не знаешь?
— Нет. Меня держали в комнате без света и окон. Я потеряла счет времени.
— Вот гады! Тебе повезло, что избавилась от них. В полиции одни звери, и они стали еще злей с тех пор, когда к ним на помощь пришли сбиры Наполеона. Как с цепи сорвались!..
— Ты прав, умоляю, скажи, какое сегодня число, — воскликнула молодая женщина, схватив мальчика за руку.
— Ах да, я забыл! Когда я ушел из дому, было 29 июня, а теперь, должно быть, 30 — е. До рассвета уже близко.
Словно оглушенная, Марианна оперлась о стену. Пять дней!
Уже прошло пять дней, как Язон должен ожидать ее в лагуне! Он был совсем рядом с ней и, может быть, проводил ночи, вглядываясь в темноту в надежде увидеть ее появление, в то время как она, «'безвольная и отчаявшаяся, сносила ласки Дамиани…
Покидая тот проклятый дом, она честно думала, что у нее еще будет время, чтобы полностью овладеть собой, поразмышлять и попытаться наконец хоть немного изгнать из памяти тот ужас и грязь, которые ей пришлось вытерпеть. Небольшое отступление казалось ей необходимым перед тем, как встретит проницательный взгляд Язона. Она слишком хорошо знала его догадливость и тот инстинкт, почти животный, который всегда позволял ему нащупать чувствительное место. С первого же взгляда он заметит, что вернувшаяся к нему женщина стала не такой, какой он оставил ее на борту» Сен-Геноле» шесть месяцев раньше. Пролитая кровь явилась местью за ее позор, но не избавила, быть может, тайники ее тела от ощутимых следов, о чем она сейчас боялась даже подумать. И вот он ждет ее… уже!
Через некоторое время, через час, возможно, она может оказаться лицом к лицу с ним. И какое страдание вызывала мысль, что ей приходится бояться этой минуты, так долго, так страстно ожидаемой! Ибо она больше не знала, что найдет за этими залитыми водой улицами, за мокрыми крышами, за всем этим сотрясаемым грозой городом, который скрывал от нее море.
Увидев ее снова, будет ли Язон возлюбленным, целиком поглощенным счастьем встречи, или же превратится в полного задних мыслей инквизитора?.. Он ожидал счастливую женщину, идущую к нему в солнечных лучах, в блеске торжествующей красоты, а увидит существо затравленное, измученное, с болезненным цветом кожи, в полинялой одежде. Что подумает он?..
— А дождь перестал, ты знаешь.
Зани потянул Марианну за рукав. Она вздрогнула, открыла глаза и осмотрелась вокруг. Действительно, гроза прекратилась так же внезапно, как и началась. Ее яростные громыхания удалялись к горизонту.
Недавний грохот и шум водопада уступили место полнейшей тишине, нарушаемой только плеском падающих с крыш капель, в которой растревоженная атмосфера словно снова обретала свое дыхание.
— Если тебе некуда идти, — продолжал невозмутимо мальчик, глаза которого блестели во мраке, как звезды, — тебе остается пойти к нам. Там ты будешь в убежище от дождя и карабинеров…
— Но что скажет твоя сестра?
— Анарелла? Ничего. Она привыкла…
— К чему привыкла?
Но на этот раз Зани не ответил, и Марианна почувствовала, что его молчание вынужденное. Мальчик отправился в путь, высоко подняв голову и с наивным достоинством тех, кто считает себя хранителем важных тайн. Больше не настаивая, его новая подружка последовала за ним. Ее утешала мысль о крове над головой и возможности поспать. Несколько часов отдыха пойдут ей на пользу и, может быть, позволят вновь обрести в глубине себя что — то от той Марианны, которую ждал Язон, или, хотя бы похожей на нее женщины.
Они пошли по уже знакомой Марианне дороге, но на улице Зеленщиков свернули налево и затерялись в бесконечности пересеченных каналами улочек, которая казалась молодой женщине безвыходным лабиринтом.
Дорога была такой запутанной, что у нее появилось ощущение, будто они много раз проходят по одному и тому же месту, но Зани шел уверенно, без малейших колебаний. Небо очистилось от туч и посветлело. Где-то прокукарекал петух, взывая к свету, единственный шум в этом пустынном лабиринте, где жизнь скрывалась за плотными деревянными ставнями и где единственными хозяевами были кошки. Во время грозы они где-то прятались, а сейчас выскакивали отовсюду и возвращались домой, прыгая через лужи. А дома уже мало-помалу возникали из темноты, вырисовывая на просветлевшем от зари небе свои причудливые крыши, колокольни, террасы и воронкообразные дымовые трубы. Всюду царило спокойствие, и два запоздалых путника могли считать себя в полной безопасности, как вдруг их постигла неудача.
Они как раз шли по Мерцерии, более широкой, чем другие, улице, извилистой, застроенной различными лавками, когда наскочили на патруль национальной гвардии. Встречи невозможно было избежать. В этом месте улица резко поворачивала.
Марианну и мальчика окружили солдаты, из которых двое держали фонари.
— Стой! — властно приказал начальник отряда, показывая этим полное отсутствие логики, ибо задержанным просто некуда было идти. — Куда вы направляетесь?
Парализованная при виде военных, Марианна молча смотрела на него. Это был молодой офицер, с надменным видом, явно гордящийся своим мундиром с белым кожаным снаряжением, с длинными воинственными усами. Он напомнил ей Бениелли.
Но Зани на добром венецианском пустился в витиеватые объяснения такой скороговоркой, что, казалось, вся улица наполнилась его звонким, чистым голосом. Да, он прекрасно понимает, что для мальчика его возраста не время гулять по Венеции, но это не их вина и господин офицер должен им поверить, ибо дело обстоит так: его и его кузину позвали вечером к тете Лодовике, которая больна малярией. Это кузен Паоло позвал их на помощь, перед тем как уйти на рыбную ловлю, и они сейчас же пришли, потому что тетя Лодовика старая, больная, в такой горячке, что просто жалость! Такая умная женщина, между прочим, она была молочной сестрой и служанкой монсеньора Лодовико Манина, последнего дожа. Так что, когда они с кузиной увидели ее в таком состоянии, они не решились оставить ее одну. Они ухаживали за ней, утешали ее, и время прошло незаметно. Когда наконец тетя уснула после кризиса, было уже очень поздно. Поскольку больше нечего было делать, а кузен Паоло должен вернуться на рассвете, Зани и его кузина пошли домой, чтобы успокоить его сестру Анареллу, которая наверняка волнуется. Гроза их захватила, заставила спрятаться и переждать ее. Так что, если доблестные господа военные не возражают, чтобы они продолжили свой путь…
Марианна с восхищением следила за ораторским подвигом своего юного спутника, который солдаты выслушали не шелохнувшись, слишком удивленные, без сомнения, этой словесной лавиной. Но они отнюдь не расступились, а их начальник спросил:
— Как тебя зовут?
— Зани, синьор офицер. Зани Моччи, а она — моя кузина Аполлония.
— Моччи? Ты из семьи далмацийского курьера, который исчез возле Зары несколько недель назад?
Зани опустил голову, словно под грузом тяжелого страдания.
— Это был мой брат, синьор, и это большое горе, потому что мы до сих пор не знаем, что с ним произошло…
Он, возможно, продолжал бы излияния на эту тему, но один из солдат нагнулся к офицеру, чтобы прошептать ему что-то на ухо, после чего тот нахмурил брови.
— Мне сказали, что твой отец был расстрелян в 1806 году за подрывную деятельность против императора и что твоя сестра, эта Анарелла, которая сейчас так беспокоится, знаменитая кружевница из Сан-Тровазо, не скрывающая ненависти к нам! Не очень-то любят нас в твоей семье, и в главном штабе задаются вопросом, не перешел ли твой брат к врагу…
Дела поворачивались в плохую сторону, и растерявшаяся Марианна пыталась сообразить, как помочь своему юному другу, не выдавая себя. Но мальчик смело шел в лобовую атаку.
— А за что вас любить? — воскликнул он лихо. — Когда ваш генерал Бонапарт пришел сюда сжечь нашу Золотую Книгу и учредил новую республику, все поверили, что он принес нам подлинную свободу!.. А он отдал нас Австрии! И затем снова забрал нас. Только он уже не был республиканским генералом, а императором! И нам только и делали, что меняли императоров! Вас можно было бы любить! Но вы сами не захотели!..
— Вот это да! Ты от горшка два вершка, а язык у тебя здорово подвешен! Я спрашиваю себя, если… Ну ладно, а вот эта, которая только молчит, эта твоя кузина?
Один из фонарей, поднятый над рукавом с галунами, внезапно осветил лицо Марианны. Офицер присвистнул.
— Черт возьми! Какие глаза!.. И какая внешность, какая осанка для кузины такого оборванца! Будто настоящая дама.
На этот раз Марианна почувствовала, что надо пуститься в авантюру и помочь Зани. Офицер был действительно слишком дотошным.
Она решила войти в роль и послала ему кокетливую улыбку.
— А я и есть дама или почти! Как приятно встретить такого умного мужчину, синьор офицер! Вы сразу заметили, что если я кузина Зани, то, во всяком случае, не местная! Я только приехала провести несколько дней у моей кузины Анареллы! Видите ли, — добавила она с важным видом, — я живу во Флоренции, где являюсь горничной у баронессы Ченами, лектрисы ее королевского высочества госпожи принцессы Элизы, великой герцогини Тосканы, да хранит ее Господь…
И она несколько раз торопливо перекрестилась, чтобы показать свое почтение к столь знаменитой особе. Эффект ее слов оказался магическим. При имени сестры Наполеона лицо офицера сразу приняло другое выражение. Он распрямился, потрогал пальцем свой высокий воротник и подкрутил усы.
— Ах вот как? Прекрасно, милое дитя, вы можете похвастаться удачей, что попали на сержанта Рапена, то есть человека, который понимает, что к чему! Другой отвел бы вас прямиком на пост в королевский дворец, чтобы разобраться в деле…
— Так мы можем идти?
— Безусловно! Но вас проводят до конца, чтобы вас не задержал какой-нибудь другой патруль, который не будет знать, как вести себя с такой особой, как вы…
— Но… мы не хотели бы вас затруднять…
— Пустяки! Это доставит нам удовольствие. Если вы возвращаетесь в Сан-Тровазо, то мы идем в том же направлении.
И с нами у вас не будет затруднений с переездом через Большой Канал… и затем, — добавил он значительным тоном, но тише, — в Венеции этой ночью неспокойно. Нам сообщили о сборище заговорщиков! Их полно на юге Италии, и они повсюду рассылают своих агентов, даже сюда! Похоже, что они все карбонарии…
Попробуй-ка узнать их в ночной темноте…
В восторге от самого себя и от того, что он считал светской беседой, бригадир Рапен разразился громким смехом, на который эхом ответили его люди, затем галантно предложил руку Марианне.
Патруль возобновил движение, увлеченный Марианной, которая шла об руку с Рапеном и полным внезапного уважения к своей новой знакомой Зани, смирно державшимся рядом с ней.
Теперь день приближался быстро, ибо летом свет торопится прогнать мрак. Со стороны Леванта небо уже порозовело. Скоро и вещи, и люди, став хорошо различимыми, не потребуют больше бесполезных фонарей. Их потушат.
Несмотря на усталость и беспокойство, Марианна представляла себе весь комизм их странного кортежа.
«Мы должны иметь вид неудачной деревенской свадьбы», — подумала она, тогда как ее неожиданный кавалер молол чепуху и изо всех сил старался договориться о свидании, не давая, однако, возможности понять, что его больше привлекает: ее очарование или положение «близкой ко двору особы»…
Мерцерия вдруг нырнула под высокий свод, прорезанный в большой синей башне с часами и увенчанный колокольней. Когда они вышли из-под нее, Марианна почувствовала себя внезапно перенесенной в страну чудес, настолько красивым было зрелище, открывшееся ее глазам.
Она увидела целое облако белых голубей, летящих в утреннем перламутре, окружающих белоснежной спиралью стреловидную розовую башенку. Она увидела церковь-дворец и дворец — жемчужину, соединяющие их позеленевшие купола и алебастровые украшения, камни нежного телесного цвета и золотую мозаику, мраморные кружева и расцвеченные эмалью колокольни, бесценное убежище праведных евангелистов. Она увидела громадную площадь, оправленную в вышивку аркад и разрисованную мрамором, как гигантская доска для игры в классы. Она увидела, наконец, — между красивым дворцом и зданием, напоминавшим наполненный статуями ларец, перед которым стояли две высокие колонны: одна с крылатым львом, другая со статуей святого, с чем-то вроде крокодила у ног, — обширное голубоватое пространство, заставившее сильнее биться ее сердце: море!
Лодки с латинскими парусами цвета анемона двигались по серебристой глади перед затянутым туманом горизонтом, откуда возникал еще один собор и колокольня, но это все-таки было море, лагуна Святого Марка, где, может быть, Язон ждал ее… И Марианне пришлось сделать отчаянное усилие, чтобы не броситься к этой голубизне, чей терпкий запах доходил до нее…
А сержант Рапен заметил другое. Едва пройдя под сводами Часовой башни, он сразу освободил руку своей спутницы. Дело в том, что показалась кордегардия, находившаяся у входа в королевский дворец, и галантности пришлось уступить место дисциплине.
Он подтянулся и отдал честь.
— Мы уже прибыли, мои люди и я. Что касается вас, синьорина, вы не очень далеко от вашего дома! Но прежде чем расстаться, могу ли я просить вас о новой встрече? Ведь это так жаль, быть почти соседями… и не увидеться больше! Что вы думаете об этом? — прошептал он с поощряющей улыбкой.
— Это было бы очень приятно, господин офицер, — жеманно ответила Марианна с естественностью, которая делала честь ее актерским способностям, — но я не знаю, как моя кузина…
— Вы же не зависите от нее, я думаю? Вы, особа, приближенная к ее императорскому высочеству?..
По-видимому, представления Рапена не отличались от представлений Зани, и за тот короткий отрезок времени, проведенный ими в пути, он просто-напросто исключил мифическую хозяйку Марианны, баронессу Ченами, чье имя, без сомнения, ничего ему не говорило, и принимал во внимание только ее августейшую хозяйку, принцессу.
— Нет, конечно… — заколебалась Марианна, — но я не пробуду здесь долго. В самом деле, мне пора уезжать…
— Только не говорите, что вы уезжаете сегодня вечером! — оборвал сержант, теребя ус. — Вы заставите меня задержать все готовые к отплытию на материк суда. Подождите до завтра… Мы могли бы встретиться снова сегодня вечером, пойти на представление… Стоп, я мог бы раздобыть билеты в оперу, на Феници! Вам точно понравится!
Марианна начала понимать, что избавиться от этого назойливого военного будет гораздо труднее, чем она предполагала. Если она оттолкнет его, он сможет показать себя с плохой стороны.
И кто поручится, что Зани и его сестра не станут жертвами его плохого настроения? Сдерживая нетерпение, она бросила быстрый взгляд на мальчика, который, нахмурив брови, следил за этой сценой. Затем, решившись, она отвела сержанта в сторону от его людей. Они, видимо, тоже начали тяготиться этой затянувшейся историей.
— Послушайте, — прошептала она, вдруг подумав о выдержанном мальчиком допросе, — мне невозможно ни пойти с вами в театр, ни пригласить вас домой. После исчезновения моего кузена… курьера, мы, можно сказать, в трауре. К тому же у Анареллы нет таких причин, как у меня, симпатизировать французам…
— Я все понял, — так же тихо ответил Рапен. — Но что делать? Я чувствую к вам такую симпатию!..
— Такую же, как и я к вам, сержант. Но я боюсь, что в семье мне не простят эту… привязанность! Лучше было бы… спрятаться… встретиться тайком. Вы понимаете? Не мы первые сделаем так!
Простодушное лицо Рапена засияло. Он достаточно долго находился в Венеции, чтобы наслушаться рассказов о Ромео и Джульетте, и, видимо, уже представлял себе тайную любовь, сдобренную ароматом приключения.
— Можете рассчитывать на меня! — воскликнул он. — Я буду сама осторожность. — Затем, снова понизив голос, он прошептал сквозь усы тоном заговорщика:
— Сегодня вечером, в сумерках… я буду ждать вас под акацией у Сан-Захарии! Там мы сможем спокойно поговорить. Вы придете?
— Обязательно! Только осторожность и предусмотрительность!
Чтобы ни в ком не возникло сомнение или подозрение!
На этом обещании они расстались, и Марианна едва удержала вздох облегчения. С некоторого времени у нее появилось ощущение, что она играет один из тех фарсов, которые доставляли радость парижским зевакам на бульваре Тампль! Рапен отсалютовал, успев быстро и страстно пожать руку той, которую он отныне рассматривал как свое новое завоевание.
Патруль вошел в кордегардию, а Зани увлек разочарованную псевдокузину не к морю, а к центру площади, где рабочие собирались на строительстве новой серии аркад, предназначенных украсить последнюю незавершенную ее часть.
— Пойдем так, — буркнул он. — Так ближе.
— Но… я так хотела увидеть море…
— И увидишь. Так скорее выйдем к берегу. Солдаты не поймут, куда мы пошли…
Город оживился. Зазвонили колокола собора Святого Марка.
Закутанные в черные вуали женщины, сопровождаемые слугами и в одиночку, уже спешили на утреннюю мессу.
Когда пришли на набережную, сердце Марианны пропустило один удар и у нее возникло искушение закрыть глаза. Она надеялась и одновременно боялась увидеть гордый силуэт стоящей на якоре «Волшебницы моря», брига Язона. Она попыталась убедить себя, но не могла избавиться от ощущения вины вернувшейся домой после измены супругу…
Но, кроме небольших рыбачьих суденышек и нескольких барж, в акватории не было ни одного корабля, достойного этого имени.
Однако Марианна не успела разочароваться, ибо она сразу заметила высокую оснастку больших кораблей с другой стороны собора Санта Мария делла Салуте, позади морской таможни. Кровь ударила ей в лицо, и она схватила Зани за руку.
— Я хочу пойти на ту сторону, — сказала она, подтверждая жестом свои слова.
Мальчик пожал плечами и с удивлением посмотрел на нее.
— Тебе следовало бы знать, что мы идем туда, раз мы идем в Сан-Тровазо.
Затем, в то время как они направились к большой гондоле перевозчика, который доставит их на другую сторону Большого Канала, Зани задал вопрос, уже некоторое время не дававший ему покоя.
Действительно, с тех пор как они расстались с патрулем, маленький венецианец хранил странное молчание. Он шел впереди Марианны, засунув руки в карманы синих холщовых штанов, приподняв желтую шерстяную блузу, еще мокрую, спускавшуюся почти до колен. И у него был немного напряженный вид человека, чем-то не вполне удовлетворенного.
— Это правда, — сухо спросил он, — что ты горничная у баронессы… как бишь ее… ну, той, что трется возле сестры Бонапарта?..
— Конечно! Разве тебе это неприятно?
— Да уж… Потому что, если это так, ты тоже служишь Бонапарту! Солдат это сразу понял, было видно…
Промокшая до корней волос за меньшее время, чем требуется, чтобы написать эту фразу, Марианна тем не менее отнюдь не спешила. Слишком хороша такая возможность идти прямо вперед, даже толком не зная, куда приведет дорога. Она только нагнула голову и сгорбилась под напором ливня.
Обрушившаяся на город гроза была нужна ему, а ей — особенно. Дождь выкупает ее лучше, чем сложные омовения рабынь Дамиани. Словно само небо решило, изливая столько воды, смыть все видимые следы крови, ненависти и позора. И Марианна с блаженным чувством освобождения позволяла буре бичевать себя. Она хотела бы иметь возможность так же промыть каждую клеточку своего тела, вплоть до памяти…
Однако нельзя же ей идти так через Венецию всю ночь до полного изнеможения. Надо поскорее найти убежище.
Ибо, кроме того, что сейчас она может натолкнуться на полицейский патруль, завтра ей предстоит встреча с людьми, которых, безусловно, удивит ее странный вид.
Она пустилась наугад в направлении мелькнувшей церкви, но ее порыв разбился о каменный угол, причинивший ужасную боль.
Застонав, она попыталась обогнуть непредвиденное препятствие.
Новая молния осветила его и заставила ее закричать от ужаса.
Однако это была только конная статуя воина времен Кватроченто1, которая нависла над ней так высоко, что казалась падающей с неба.
Но таким живым был этот всадник, таким свирепым выражение его лица с хищными челюстями под ребордой военной каски, такой грозной мощь этой фигуры из позеленевшей бронзы, что Марианна невольно попятилась, словно гигантский средневековый боевой конь, пущенный вперед искусством скульптора, готовился растоптать ее копытами. Впрочем, в эту ужасную ночь разве не все казалось чудесным и сверхъестественным? И этот бронзовый кондотьер, внезапно появившийся в разгар грозы, слишком походил на злого духа ее судьбы. Он был здесь, перед ней, подавляя ее своей грозной надменностью, словно предупреждая ее не попадаться ему на пути.
Чтобы избавиться от этого гипноза, она повернулась к только что снова показавшейся церкви и поспешила в укрытие ее паперти, где прижалась к двери, оказавшейся запертой, пытаясь найти местечко посуше. К несчастью, паперть не имела углублений, и дождь полностью заливал ее.
Гроза принесла значительную свежесть, и в своей промокшей одежде Марианна начала стучать зубами от холода. Она снова попыталась открыть главную дверь, затем другую, поменьше, но безрезультатно.
— Церковь всегда закрывают на ночь, — сказал тихий неуверенный голос. — Но если ты проберешься ко мне, тут не так мокро и можно дождаться конца грозы…
— Кто это говорит? Я ничего не вижу.
— Я. Я здесь! Подожди, я сейчас помогу…
Послышались шлепки по лужам, затем маленькая ручка взяла за руку Марианну. Она с трудом различила силуэт мальчика, судя по росту, лет десяти.
— Идем, — решительно сказал он и без дальнейших церемоний потащил ее за собой. — Под порталом школы места побольше, да и дождь не попадает с этой стороны. У тебя платье и волосы хоть выжимай.
— А как ты все это видишь? Я даже тебя еле различаю…
— Я хорошо вижу ночью. Анарелла говорит, что все коты мои братья.
— Кто это, Анарелла?
— Моя старшая сестра. Она сестра пауков и делает кружева!
Самые красивые и самые тонкие во всей Венеции!
Марианна рассмеялась.
— Ты ошибаешься, мой мальчик, если думаешь, что нашел клиентку! У меня нет ни лиарда! Но у вас забавная семья. Кот, паук! Прямо как в басне!
Пройдя несколько десятков шагов за мальчиком, она оказалась у входа в возвышавшееся справа от церкви здание. Молния осветила красивый фасад в стиле ренессанс и закругленные фронтоны, один из которых украшал лев Святого Марка. И как сообщил мальчик, двойной портал с колоннами, охраняемый скульптурами хищных зверей, представлял гораздо более удобное пристанище, чем у церкви.
Марианна смогла встряхнуть и немного отжать платье и отбросить за спину мокрые длинные пряди. Дождь, кстати, стал заметно уменьшаться. Мальчик молчал, но, чтобы еще услышать его свежий и чистый, как хрусталь, голос, она спросила:
— Должно быть, уже поздно? Что ты делаешь на улице в этот час? Тебе давно пора спать.
— Мне надо было выполнить поручение одного друга, — ответил мальчик, проявляя благоразумную сдержанность, — и меня захватила гроза, так же как и тебя… Но скажи, откуда ты идешь сама?
— Я не знаю, — ответила молодая женщина, внезапно напрягаясь, т — Меня держали взаперти в одном доме, и сегодня мне удалось сбежать. Я хотела войти в церковь, чтобы найти там убежище.
Наступило молчание. Она чувствовала, что мальчик разглядывает ее. Он вполне мог посчитать ее сумасшедшей, сбежавшей из больницы: вид у нее был подходящий, но он продолжал таким же спокойным тоном.
— Ризничий всегда запирает Сан-Заниполо! Из-за воров и драгоценностей! Там похоронено много господ дожей… и его поставили, чтобы их охранять, — добавил он, показывая на бронзового всадника, который, казалось, стремился в церковь.
Затем, внезапно понизив голос, он прошептал скороговоркой:
— Это возлюбленный тебя запирал или же… полиция?
Что-то подсказало Марианне, что ее юный собеседник проявит к ней больше симпатии во втором случае. К тому же сказать ему правду было просто невыносимо.
— Полиция!.. Если они снова схватят меня, я пропала! Да, ты же еще не сказал, как твое имя?
— Меня зовут Зани, как и церковь…
— Хорошо, Зани, я хотела бы знать, какое сегодня число.
— Ты не знаешь?
— Нет. Меня держали в комнате без света и окон. Я потеряла счет времени.
— Вот гады! Тебе повезло, что избавилась от них. В полиции одни звери, и они стали еще злей с тех пор, когда к ним на помощь пришли сбиры Наполеона. Как с цепи сорвались!..
— Ты прав, умоляю, скажи, какое сегодня число, — воскликнула молодая женщина, схватив мальчика за руку.
— Ах да, я забыл! Когда я ушел из дому, было 29 июня, а теперь, должно быть, 30 — е. До рассвета уже близко.
Словно оглушенная, Марианна оперлась о стену. Пять дней!
Уже прошло пять дней, как Язон должен ожидать ее в лагуне! Он был совсем рядом с ней и, может быть, проводил ночи, вглядываясь в темноту в надежде увидеть ее появление, в то время как она, «'безвольная и отчаявшаяся, сносила ласки Дамиани…
Покидая тот проклятый дом, она честно думала, что у нее еще будет время, чтобы полностью овладеть собой, поразмышлять и попытаться наконец хоть немного изгнать из памяти тот ужас и грязь, которые ей пришлось вытерпеть. Небольшое отступление казалось ей необходимым перед тем, как встретит проницательный взгляд Язона. Она слишком хорошо знала его догадливость и тот инстинкт, почти животный, который всегда позволял ему нащупать чувствительное место. С первого же взгляда он заметит, что вернувшаяся к нему женщина стала не такой, какой он оставил ее на борту» Сен-Геноле» шесть месяцев раньше. Пролитая кровь явилась местью за ее позор, но не избавила, быть может, тайники ее тела от ощутимых следов, о чем она сейчас боялась даже подумать. И вот он ждет ее… уже!
Через некоторое время, через час, возможно, она может оказаться лицом к лицу с ним. И какое страдание вызывала мысль, что ей приходится бояться этой минуты, так долго, так страстно ожидаемой! Ибо она больше не знала, что найдет за этими залитыми водой улицами, за мокрыми крышами, за всем этим сотрясаемым грозой городом, который скрывал от нее море.
Увидев ее снова, будет ли Язон возлюбленным, целиком поглощенным счастьем встречи, или же превратится в полного задних мыслей инквизитора?.. Он ожидал счастливую женщину, идущую к нему в солнечных лучах, в блеске торжествующей красоты, а увидит существо затравленное, измученное, с болезненным цветом кожи, в полинялой одежде. Что подумает он?..
— А дождь перестал, ты знаешь.
Зани потянул Марианну за рукав. Она вздрогнула, открыла глаза и осмотрелась вокруг. Действительно, гроза прекратилась так же внезапно, как и началась. Ее яростные громыхания удалялись к горизонту.
Недавний грохот и шум водопада уступили место полнейшей тишине, нарушаемой только плеском падающих с крыш капель, в которой растревоженная атмосфера словно снова обретала свое дыхание.
— Если тебе некуда идти, — продолжал невозмутимо мальчик, глаза которого блестели во мраке, как звезды, — тебе остается пойти к нам. Там ты будешь в убежище от дождя и карабинеров…
— Но что скажет твоя сестра?
— Анарелла? Ничего. Она привыкла…
— К чему привыкла?
Но на этот раз Зани не ответил, и Марианна почувствовала, что его молчание вынужденное. Мальчик отправился в путь, высоко подняв голову и с наивным достоинством тех, кто считает себя хранителем важных тайн. Больше не настаивая, его новая подружка последовала за ним. Ее утешала мысль о крове над головой и возможности поспать. Несколько часов отдыха пойдут ей на пользу и, может быть, позволят вновь обрести в глубине себя что — то от той Марианны, которую ждал Язон, или, хотя бы похожей на нее женщины.
Они пошли по уже знакомой Марианне дороге, но на улице Зеленщиков свернули налево и затерялись в бесконечности пересеченных каналами улочек, которая казалась молодой женщине безвыходным лабиринтом.
Дорога была такой запутанной, что у нее появилось ощущение, будто они много раз проходят по одному и тому же месту, но Зани шел уверенно, без малейших колебаний. Небо очистилось от туч и посветлело. Где-то прокукарекал петух, взывая к свету, единственный шум в этом пустынном лабиринте, где жизнь скрывалась за плотными деревянными ставнями и где единственными хозяевами были кошки. Во время грозы они где-то прятались, а сейчас выскакивали отовсюду и возвращались домой, прыгая через лужи. А дома уже мало-помалу возникали из темноты, вырисовывая на просветлевшем от зари небе свои причудливые крыши, колокольни, террасы и воронкообразные дымовые трубы. Всюду царило спокойствие, и два запоздалых путника могли считать себя в полной безопасности, как вдруг их постигла неудача.
Они как раз шли по Мерцерии, более широкой, чем другие, улице, извилистой, застроенной различными лавками, когда наскочили на патруль национальной гвардии. Встречи невозможно было избежать. В этом месте улица резко поворачивала.
Марианну и мальчика окружили солдаты, из которых двое держали фонари.
— Стой! — властно приказал начальник отряда, показывая этим полное отсутствие логики, ибо задержанным просто некуда было идти. — Куда вы направляетесь?
Парализованная при виде военных, Марианна молча смотрела на него. Это был молодой офицер, с надменным видом, явно гордящийся своим мундиром с белым кожаным снаряжением, с длинными воинственными усами. Он напомнил ей Бениелли.
Но Зани на добром венецианском пустился в витиеватые объяснения такой скороговоркой, что, казалось, вся улица наполнилась его звонким, чистым голосом. Да, он прекрасно понимает, что для мальчика его возраста не время гулять по Венеции, но это не их вина и господин офицер должен им поверить, ибо дело обстоит так: его и его кузину позвали вечером к тете Лодовике, которая больна малярией. Это кузен Паоло позвал их на помощь, перед тем как уйти на рыбную ловлю, и они сейчас же пришли, потому что тетя Лодовика старая, больная, в такой горячке, что просто жалость! Такая умная женщина, между прочим, она была молочной сестрой и служанкой монсеньора Лодовико Манина, последнего дожа. Так что, когда они с кузиной увидели ее в таком состоянии, они не решились оставить ее одну. Они ухаживали за ней, утешали ее, и время прошло незаметно. Когда наконец тетя уснула после кризиса, было уже очень поздно. Поскольку больше нечего было делать, а кузен Паоло должен вернуться на рассвете, Зани и его кузина пошли домой, чтобы успокоить его сестру Анареллу, которая наверняка волнуется. Гроза их захватила, заставила спрятаться и переждать ее. Так что, если доблестные господа военные не возражают, чтобы они продолжили свой путь…
Марианна с восхищением следила за ораторским подвигом своего юного спутника, который солдаты выслушали не шелохнувшись, слишком удивленные, без сомнения, этой словесной лавиной. Но они отнюдь не расступились, а их начальник спросил:
— Как тебя зовут?
— Зани, синьор офицер. Зани Моччи, а она — моя кузина Аполлония.
— Моччи? Ты из семьи далмацийского курьера, который исчез возле Зары несколько недель назад?
Зани опустил голову, словно под грузом тяжелого страдания.
— Это был мой брат, синьор, и это большое горе, потому что мы до сих пор не знаем, что с ним произошло…
Он, возможно, продолжал бы излияния на эту тему, но один из солдат нагнулся к офицеру, чтобы прошептать ему что-то на ухо, после чего тот нахмурил брови.
— Мне сказали, что твой отец был расстрелян в 1806 году за подрывную деятельность против императора и что твоя сестра, эта Анарелла, которая сейчас так беспокоится, знаменитая кружевница из Сан-Тровазо, не скрывающая ненависти к нам! Не очень-то любят нас в твоей семье, и в главном штабе задаются вопросом, не перешел ли твой брат к врагу…
Дела поворачивались в плохую сторону, и растерявшаяся Марианна пыталась сообразить, как помочь своему юному другу, не выдавая себя. Но мальчик смело шел в лобовую атаку.
— А за что вас любить? — воскликнул он лихо. — Когда ваш генерал Бонапарт пришел сюда сжечь нашу Золотую Книгу и учредил новую республику, все поверили, что он принес нам подлинную свободу!.. А он отдал нас Австрии! И затем снова забрал нас. Только он уже не был республиканским генералом, а императором! И нам только и делали, что меняли императоров! Вас можно было бы любить! Но вы сами не захотели!..
— Вот это да! Ты от горшка два вершка, а язык у тебя здорово подвешен! Я спрашиваю себя, если… Ну ладно, а вот эта, которая только молчит, эта твоя кузина?
Один из фонарей, поднятый над рукавом с галунами, внезапно осветил лицо Марианны. Офицер присвистнул.
— Черт возьми! Какие глаза!.. И какая внешность, какая осанка для кузины такого оборванца! Будто настоящая дама.
На этот раз Марианна почувствовала, что надо пуститься в авантюру и помочь Зани. Офицер был действительно слишком дотошным.
Она решила войти в роль и послала ему кокетливую улыбку.
— А я и есть дама или почти! Как приятно встретить такого умного мужчину, синьор офицер! Вы сразу заметили, что если я кузина Зани, то, во всяком случае, не местная! Я только приехала провести несколько дней у моей кузины Анареллы! Видите ли, — добавила она с важным видом, — я живу во Флоренции, где являюсь горничной у баронессы Ченами, лектрисы ее королевского высочества госпожи принцессы Элизы, великой герцогини Тосканы, да хранит ее Господь…
И она несколько раз торопливо перекрестилась, чтобы показать свое почтение к столь знаменитой особе. Эффект ее слов оказался магическим. При имени сестры Наполеона лицо офицера сразу приняло другое выражение. Он распрямился, потрогал пальцем свой высокий воротник и подкрутил усы.
— Ах вот как? Прекрасно, милое дитя, вы можете похвастаться удачей, что попали на сержанта Рапена, то есть человека, который понимает, что к чему! Другой отвел бы вас прямиком на пост в королевский дворец, чтобы разобраться в деле…
— Так мы можем идти?
— Безусловно! Но вас проводят до конца, чтобы вас не задержал какой-нибудь другой патруль, который не будет знать, как вести себя с такой особой, как вы…
— Но… мы не хотели бы вас затруднять…
— Пустяки! Это доставит нам удовольствие. Если вы возвращаетесь в Сан-Тровазо, то мы идем в том же направлении.
И с нами у вас не будет затруднений с переездом через Большой Канал… и затем, — добавил он значительным тоном, но тише, — в Венеции этой ночью неспокойно. Нам сообщили о сборище заговорщиков! Их полно на юге Италии, и они повсюду рассылают своих агентов, даже сюда! Похоже, что они все карбонарии…
Попробуй-ка узнать их в ночной темноте…
В восторге от самого себя и от того, что он считал светской беседой, бригадир Рапен разразился громким смехом, на который эхом ответили его люди, затем галантно предложил руку Марианне.
Патруль возобновил движение, увлеченный Марианной, которая шла об руку с Рапеном и полным внезапного уважения к своей новой знакомой Зани, смирно державшимся рядом с ней.
Теперь день приближался быстро, ибо летом свет торопится прогнать мрак. Со стороны Леванта небо уже порозовело. Скоро и вещи, и люди, став хорошо различимыми, не потребуют больше бесполезных фонарей. Их потушат.
Несмотря на усталость и беспокойство, Марианна представляла себе весь комизм их странного кортежа.
«Мы должны иметь вид неудачной деревенской свадьбы», — подумала она, тогда как ее неожиданный кавалер молол чепуху и изо всех сил старался договориться о свидании, не давая, однако, возможности понять, что его больше привлекает: ее очарование или положение «близкой ко двору особы»…
Мерцерия вдруг нырнула под высокий свод, прорезанный в большой синей башне с часами и увенчанный колокольней. Когда они вышли из-под нее, Марианна почувствовала себя внезапно перенесенной в страну чудес, настолько красивым было зрелище, открывшееся ее глазам.
Она увидела целое облако белых голубей, летящих в утреннем перламутре, окружающих белоснежной спиралью стреловидную розовую башенку. Она увидела церковь-дворец и дворец — жемчужину, соединяющие их позеленевшие купола и алебастровые украшения, камни нежного телесного цвета и золотую мозаику, мраморные кружева и расцвеченные эмалью колокольни, бесценное убежище праведных евангелистов. Она увидела громадную площадь, оправленную в вышивку аркад и разрисованную мрамором, как гигантская доска для игры в классы. Она увидела, наконец, — между красивым дворцом и зданием, напоминавшим наполненный статуями ларец, перед которым стояли две высокие колонны: одна с крылатым львом, другая со статуей святого, с чем-то вроде крокодила у ног, — обширное голубоватое пространство, заставившее сильнее биться ее сердце: море!
Лодки с латинскими парусами цвета анемона двигались по серебристой глади перед затянутым туманом горизонтом, откуда возникал еще один собор и колокольня, но это все-таки было море, лагуна Святого Марка, где, может быть, Язон ждал ее… И Марианне пришлось сделать отчаянное усилие, чтобы не броситься к этой голубизне, чей терпкий запах доходил до нее…
А сержант Рапен заметил другое. Едва пройдя под сводами Часовой башни, он сразу освободил руку своей спутницы. Дело в том, что показалась кордегардия, находившаяся у входа в королевский дворец, и галантности пришлось уступить место дисциплине.
Он подтянулся и отдал честь.
— Мы уже прибыли, мои люди и я. Что касается вас, синьорина, вы не очень далеко от вашего дома! Но прежде чем расстаться, могу ли я просить вас о новой встрече? Ведь это так жаль, быть почти соседями… и не увидеться больше! Что вы думаете об этом? — прошептал он с поощряющей улыбкой.
— Это было бы очень приятно, господин офицер, — жеманно ответила Марианна с естественностью, которая делала честь ее актерским способностям, — но я не знаю, как моя кузина…
— Вы же не зависите от нее, я думаю? Вы, особа, приближенная к ее императорскому высочеству?..
По-видимому, представления Рапена не отличались от представлений Зани, и за тот короткий отрезок времени, проведенный ими в пути, он просто-напросто исключил мифическую хозяйку Марианны, баронессу Ченами, чье имя, без сомнения, ничего ему не говорило, и принимал во внимание только ее августейшую хозяйку, принцессу.
— Нет, конечно… — заколебалась Марианна, — но я не пробуду здесь долго. В самом деле, мне пора уезжать…
— Только не говорите, что вы уезжаете сегодня вечером! — оборвал сержант, теребя ус. — Вы заставите меня задержать все готовые к отплытию на материк суда. Подождите до завтра… Мы могли бы встретиться снова сегодня вечером, пойти на представление… Стоп, я мог бы раздобыть билеты в оперу, на Феници! Вам точно понравится!
Марианна начала понимать, что избавиться от этого назойливого военного будет гораздо труднее, чем она предполагала. Если она оттолкнет его, он сможет показать себя с плохой стороны.
И кто поручится, что Зани и его сестра не станут жертвами его плохого настроения? Сдерживая нетерпение, она бросила быстрый взгляд на мальчика, который, нахмурив брови, следил за этой сценой. Затем, решившись, она отвела сержанта в сторону от его людей. Они, видимо, тоже начали тяготиться этой затянувшейся историей.
— Послушайте, — прошептала она, вдруг подумав о выдержанном мальчиком допросе, — мне невозможно ни пойти с вами в театр, ни пригласить вас домой. После исчезновения моего кузена… курьера, мы, можно сказать, в трауре. К тому же у Анареллы нет таких причин, как у меня, симпатизировать французам…
— Я все понял, — так же тихо ответил Рапен. — Но что делать? Я чувствую к вам такую симпатию!..
— Такую же, как и я к вам, сержант. Но я боюсь, что в семье мне не простят эту… привязанность! Лучше было бы… спрятаться… встретиться тайком. Вы понимаете? Не мы первые сделаем так!
Простодушное лицо Рапена засияло. Он достаточно долго находился в Венеции, чтобы наслушаться рассказов о Ромео и Джульетте, и, видимо, уже представлял себе тайную любовь, сдобренную ароматом приключения.
— Можете рассчитывать на меня! — воскликнул он. — Я буду сама осторожность. — Затем, снова понизив голос, он прошептал сквозь усы тоном заговорщика:
— Сегодня вечером, в сумерках… я буду ждать вас под акацией у Сан-Захарии! Там мы сможем спокойно поговорить. Вы придете?
— Обязательно! Только осторожность и предусмотрительность!
Чтобы ни в ком не возникло сомнение или подозрение!
На этом обещании они расстались, и Марианна едва удержала вздох облегчения. С некоторого времени у нее появилось ощущение, что она играет один из тех фарсов, которые доставляли радость парижским зевакам на бульваре Тампль! Рапен отсалютовал, успев быстро и страстно пожать руку той, которую он отныне рассматривал как свое новое завоевание.
Патруль вошел в кордегардию, а Зани увлек разочарованную псевдокузину не к морю, а к центру площади, где рабочие собирались на строительстве новой серии аркад, предназначенных украсить последнюю незавершенную ее часть.
— Пойдем так, — буркнул он. — Так ближе.
— Но… я так хотела увидеть море…
— И увидишь. Так скорее выйдем к берегу. Солдаты не поймут, куда мы пошли…
Город оживился. Зазвонили колокола собора Святого Марка.
Закутанные в черные вуали женщины, сопровождаемые слугами и в одиночку, уже спешили на утреннюю мессу.
Когда пришли на набережную, сердце Марианны пропустило один удар и у нее возникло искушение закрыть глаза. Она надеялась и одновременно боялась увидеть гордый силуэт стоящей на якоре «Волшебницы моря», брига Язона. Она попыталась убедить себя, но не могла избавиться от ощущения вины вернувшейся домой после измены супругу…
Но, кроме небольших рыбачьих суденышек и нескольких барж, в акватории не было ни одного корабля, достойного этого имени.
Однако Марианна не успела разочароваться, ибо она сразу заметила высокую оснастку больших кораблей с другой стороны собора Санта Мария делла Салуте, позади морской таможни. Кровь ударила ей в лицо, и она схватила Зани за руку.
— Я хочу пойти на ту сторону, — сказала она, подтверждая жестом свои слова.
Мальчик пожал плечами и с удивлением посмотрел на нее.
— Тебе следовало бы знать, что мы идем туда, раз мы идем в Сан-Тровазо.
Затем, в то время как они направились к большой гондоле перевозчика, который доставит их на другую сторону Большого Канала, Зани задал вопрос, уже некоторое время не дававший ему покоя.
Действительно, с тех пор как они расстались с патрулем, маленький венецианец хранил странное молчание. Он шел впереди Марианны, засунув руки в карманы синих холщовых штанов, приподняв желтую шерстяную блузу, еще мокрую, спускавшуюся почти до колен. И у него был немного напряженный вид человека, чем-то не вполне удовлетворенного.
— Это правда, — сухо спросил он, — что ты горничная у баронессы… как бишь ее… ну, той, что трется возле сестры Бонапарта?..
— Конечно! Разве тебе это неприятно?
— Да уж… Потому что, если это так, ты тоже служишь Бонапарту! Солдат это сразу понял, было видно…