Страница:
Беньковский Виктор & Хаецкая Елена
Анахрон
Виктор Беньковский, Елена Хаецкая
Анахрон
КНИГА ПЕРВАЯ ПОСВЯЩЕНИЕ Памяти Иды Васильевой, которая очень хотела прочитать "Анахрон" до конца.
БЛАГОДАРНОСТИ Сердечная благодарность нашим консультантам - Андрею Мартьянову, "рыжему доктору", сотрудникам ЗАО "Гранд-тон" - и всем тем людям, которые неоценимо помогали нам в работе, вольно или невольно, - самим фактом своего существования. В книге использованы тексты Олега Кулакова (Мурра). Все имена являются вымышленными. Любое совпадение следует считать случайным.
Глава первая Едва кобель был спущен с поводка, как, радостно помавая хвостом, он устремился в сторону мусорных баков. Коварно пользуясь своими физическими данными, пес шел напрямки через все препоны. Двор был перегорожен забором с сеточкой. За забором имелся оазис детский садик. Сигизмунду приходилось обходить забор. Он не мог позволить себе того, что позволял себе пес. А пройдошливая сволочь кобель где просачивался в прореху, где подлезал под ограду, немилосердно марая лохматое брюхо. И при этом свирепо рычал, торопясь и вожделея. Их всех тянет к этому месту. Всех. Независимо от породы. Только воспитанных не тянет. Кобель не был воспитанным. Его иногда били, а как-то раз, когда он - уже годовалый пес - напустил здоровенную лужу на кухне, разъяренный хозяин подтер им пол. Повалил набок и надругался. Возле мусорных баков интересно. Там можно гонять кошек и жрать разную дрянь. Вскормленный по всем правилам собаководческой науки, регулярно получающий сырое мясо, творог и иные необходимые продукты, пес предпочитал, лихорадочно давясь, заглатывать первую попавшуюся на помойке гадость. Потом кобеля рвало. Естественно, на ковер. Пес останавливался посреди ковра, разевал пасть и начинал давиться с оглушительным звуком. Больше всего этот звук напоминал старинные напольные часы, сданные в свое время в магазин антиквариата. Только напольные часы после давящегося звука принимались величаво отбивать удары: час, два, три... А кобель исторгал из себя какую-нибудь вонючую мерзость. В такие минуты хозяин покаянно вспоминал о том, как взял щенка. По пьянке. Ходил, сорил деньгами и вот - купил. Продали как русского спаниеля. Ему всегда нравились спаниели. После, протрезвев, разглядел щеночка и ужаснулся. Да поздно было. Покупка таращилась, пищала, царапаясь, лезла на ручки. В общем-то, трезвому оку сразу становилось видно, что щенок тотально беспородный. Некоторое время хозяин втайне надеялся на то, что пес - все-таки спаниель. Но когда "спаниель" отрастил себе квадратную бородатую морду, последние иллюзии рассеялись. Реальность глянула звериным оскалом ублюдка. Поначалу хозяин утешался, любуясь блестящей антрацитово-черной шерстью любимца. Мол, пусть и дворняжка, зато будет красивый, черный, как уголь, зверь. Но по прошествии полугода любимец начал интенсивно наращивать среди черной неопрятную белесую, а местами и рыжую шерсть. При этом, не утруждая себя вертикальным ростом, кобель вытянулся в длину, уподобившись трамваю. Характер у пса окончательно испортился к году. Длинная череда помойных предков устойчиво закрепила в нем гены неистребимого плебейства. Хозяин плебея носил имя Сигизмунд. Именем тяготился. Не по своей воле взял дали, не спросясь, пока власти над собой не имел. По отцу же был Борисовичем. Фамилия у Сигизмунда Борисовича смешная - Морж. И многозначительная. Женщины любили называть его Моржом, а мужчины предпочитали высокомерно-холодное "Сигизмунд". Сам он предпочитал "Борисовича", но это только для близких друзей. А их у него давным-давно не было. Порастерял за светлые годы перестройки, когда надо было выживать и не стало времени поддерживать дружеские отношения. Что друзья - с женой разлад пошел. В конце концов, они развелись. Это произошло совсем недавно. Однако сказать, что рана в груди Сигизмунда еще кровоточила было бы, мягко говоря, преувеличением. Ничего у Сигизмунда не кровоточило. А хотел сейчас Сигизмунд одного - изловить злокозненного кобеля и взять его на поводок. Со стороны помойки послышался яростный лай. Это означает одно из двух. Либо пес повстречал кого-то и сейчас беснуется вокруг - стращает. Либо обнаружил на баке кошку. Кошки быстро оценивают, в состоянии их сцапать пес или просто так, куража ради, глотку дерет. Естественно, при своем росте кобель кошку на баке достать не мог. Та устраивалась поудобнее, обворачивалась хвостом и выпяливалась глазами-пуговицами на изнемогающую от ярости собаку. Иначе обстояло дело с бомжами. С бомжами кобель конкурировал. Те тоже обсиживали баки и вдумчиво рылись в содержимом. Бомжи гоняли от баков собак. И чужих бомжей - тоже. Бомжи жили в своем особом мире. Имея кобеля, Сигизмунд поневоле время от времени соприкасался с этим миром. Как-то раз во время вечерней прогулки он подошел к помойке, чтобы утихомирить бессмысленно брехавшего пса. Бомжи ковырялись в мусоре и в темноте не разглядели, кто подходит. Не высовываясь из бака, один из них, шепеляво и злобно, пообещал Сигизмунду сделать с ним то-то и то-то, если тот не уберется куда подальше. Кобель устойчиво делил бомжей на две категории. Непримиримые - те прибирали себе все, и протухшую колбасу, вынесенную из подсобки близлежащего супермаркета, и заплесневевшую пиццу в коробках - оттуда же, и сладко пахнущие рыбные головы, и каменный обкусанный хлеб... словом, все, все!.. На непримиримых кобель лаял. Они обычно не обращали на него внимания. Либо замахивались. Тогда пес отскакивал на несколько шагов - как повелевал унаследованный от предков-дворняг инстинкт - и вновь заливался оглушительным лаем. Противным, с истеричным подвывом. Однако же встречались и бомжи-гуманисты. Эти охотно делились с бедной собачкой находками. Перед ними кобель разве что на брюхе не ползал. Умильно глядел, возя хвостом по грязному асфальту. Постанывал. Благодарно подпрыгивал, принимая подачку. Словом, вел себя как заправский холуй. Появление хозяина - прилично одетого мужчины, поигрывающего поводком, - нарушало интим пса и бомжей. Они робкой наглостью показывали Сигизмунду, что тот лишний. Особенно неприятно было натыкаться на старух, которые ночевали прямо в баках, в преющем мусоре. Впрочем, кобель - надо отдать ему должное - старух тоже не любил. С некоторых пор Сигизмунд стал избегать выносить мусор по утрам. Как-то очень противно было сперва наткнуться на старуху в баке, а после день-деньской директорствовать. Ибо Сигизмунд был директором. И не просто директором, а генеральным директором. * * * Фирма, основанная Сигизмундом Борисовичем Моржом в светлую весну перестройки, когда по стране застрочили швейные машинки кооперативщиков, называлась поначалу "Новая Победа" и оказывала услуги по травле бытовых насекомых. Этот маленький, но чрезвычайно живучий кооперативчик непостижимым образом сумел отпочковаться в свое время от полиграфического комбината, где Сигизмунд томился до горбачевской перестройки. Геноцид тараканьего племени дал Моржу начальный капитал и снабдил супругой. Направление деятельности Моржа то и дело менялось. Предприятие его то расширялось, то сужалось - пульсировало в такт пульсу времени. Оно было кооперативом, малым предприятием, товариществом, ТОО, ООО, АООТ, АОЗТ и, наконец, утвердилось в статусе ЗАО. Чем только он не занимался в эти десять лет! От тараканов Морж резко перешел к видеозаписи, но в этом качестве просуществовал недолго - не выдержал конкуренции. Отважно бросился в бурный разлив матрешечно-ложечного бизнеса, но едва не погорел. После матрешек выдержал небольшую паузу и начал торговать запчастями к автомобилям. В это же время фирма Моржа сменила название и стала называться не "Новая Победа", а "Победа плюс". Так было современнее. Дела шли не шатко не валко, но кое-какие деньжата капали. К той эпохе относилось приобретение гигантских напольных часов, что имели привычку судорожно давиться перед боем. Жену часы раздражали, но Морж считал, что мечты детства необходимо осуществлять, иначе - зачем на свете жить? Часы с боем как раз включались им в список таких мечт. Жена Наталья ворчала, что Сигизмунд всякий раз, когда видит какую-нибудь дорогую и бесполезную дрянь, объявляет ее мечтой своего детства. Свобода печатного слова достигла степеней невиданных. Один из старых знакомых надоумил Сигизмунда войти в издательский бизнес. Воззвал к общему полиграфическому прошлому. В результате "Победа плюс" разродилась дочерним предприятием "Ярополк". Был сотворен устав, исхлопотали лицензию на издательскую деятельность. Взяли на работу паренька и посадили директором. Купили пареньку стол и компьютер, чтоб не скучал. Велели нанять редактора. Бухгалтера дали сами, чтоб свой. И начальный капиталец Сигизмунд ему отстегнул, не роскошный, но все-таки. Задачей паренька было капиталец сей умножить. Шел 1991 год. Перспективы были лучезарные. Вошедшая во вкус денег Наталья склонила Моржа купить брокерское место на бирже. Дескать, состояния там за минуту сколачиваются. Была встреча с большими людьми на даче в Солнечном. Договорились об обмене. "Победа плюс" обменивалась на половину брокерского места. Сигизмунду было жаль отдавать "Победу". Как и предвидел Морж, ничего путного с биржей у него не вышло. Пытался обменять назад - но, как говорится, пролитого не поднимешь. Кончилось тем, что продал свою половину брокерского места - с убытком продал. На вырученные деньги, почти с нуля, начал создавать ФИРМУ. Сперва фирма представляла собой несколько ларьков. Торговали всякой всячиной. Ларьки были призваны увеличить первоначальный капитал фирмы. Одновременно ожидалось, что кое-какие поступления даст "Ярополк". Но паренек-директор оказался умнее, чем надеялся Сигизмунд. Ушлость, доселе скрытую, явил. Капиталец увеличил очень быстро, наладив выпуск календарей и этикеток для дешевой бижутерии. Капиталец-то увеличил, а делиться не захотел. Пришлось Моржу присылать к пареньку мальчуганов - утрясать бизнес-планы. Утрясли. На ларечно-этикеточные деньги и была создана ФИРМА. Новая жизнь - новое название, Сигизмунд дал ей имя "Морена". С оттенком славянофильства и черного юмора. Ткнулся в ценные бумаги, ткнулся в недвижимость - отовсюду вытянулись железные кулаки, сложенные кукишем. Потянуть конкуренцию Сигизмунду оказалось не под силу. Долгая жизнь в свободном бизнесе научила Сигизмунда всегда отделять желаемое от действительного. Он здраво оценил собственные перспективы и занялся старым промыслом - травлей бытовых насекомых. А вокруг происходили грандиозные перемены. От рассыпающейся Советской Империи медленно отвалил паром Прибалтики. То же постигло и Сигизмунда - "Ярополк" взял столько суверенитету, сколько потянул. То есть, весь. И отчалил. И героически затонул, но это было уже позднее, и Сигизмунда никоим образом не коснулось. В это время от него ушла Наталья. По идее, давно было пора. Их дороги начали расходиться не вчера. Сигизмунд по этому поводу философски замечал: тараканий бизнес дал - тараканий бизнес и взял. А на удар судьбы ответил встречным ударом: расширился. К тараканьей травле присовокупил торговлю кормами и зоотоварами. Знай наших! Безжалостно выдавил двух конкурентов. По правде сказать, сами конкуренты были чуть крупнее тараканов. И ощутимо мельче Сигизмунда. Ну, что еще? Продал напольные часы. Постояла мечта детства - и будя. Такие часы должны стоять в одиннадцатикомнатной квартире. Причем, часы - в первой комнате, а спальня - в одиннадцатой. Жить в состоянии постоянной боевой тревоги (две склянки, три склянки и так далее) оказалось слишком тяжелым испытанием. * * * На этот раз кобель брехал не на помойке. Он обнаружился сразу за углом, возле детского садика. Там под фонарем стояла молодая женщина. Рылась в сумочке. К женщинам кобель был неравнодушен. Особенно к тем, от которых пахло духами. Ластился, пытался играть. Оглушительно гавкал, считая это удачной шуткой. Вот и сейчас он нарезал круги, время от времени подбегая к женщине, припадая на передние лапы и размахивая хвостом. Не обращая на него внимания, она вытащила из сумочки пачку одноразовых носовых платков, вынула один. Сигизмунд подошел к ней. - Извините, - сказал он, ногой отпихивая пса, - это он хочет, чтобы вы с ним играли. Она подняла на него глаза. Тусклый взгляд не выражал абсолютно ничего. - Я могу бросить в него камнем, если хочешь, - сказала она. - Извините, - еще раз повторил Сигизмунд. Он растерялся. Она помолчала. Высморкалась. И вдруг проговорила с какой-то странной, оголенной ненавистью: - Убери свою шавку по-хорошему, паскуда... Пес неожиданно утратил к женщине интерес. Начал обнюхивать пень, почему-то облюбованный собачьим населением двора. Что-то важное в этом пне обнаружил. Новости какие-то. Сигизмунд нередко претерпевал разные гонения за пса. Его ругали строгие воспитательницы детского садика и испуганные телерассказами о собаках-людоедах бабушки. Кроме того, с ним охотно бранились пьяные - еще один предмет пристального песьего внимания. Но никогда еще Сигизмунд не встречал такой открытой, спокойной и мощной злобы. Он открыл было рот, чтобы обматерить эту недотраханую суку... и захлопнул, стукнув челюстью. Женщина была беременной, почти на сносях. Бог ты мой! Он глупо вытаращился на нее. Нет, конечно, бывает... Беременная отбросила использованный носовой платок и неторопливо пошла к арке, к выходу на канал Грибоедова. Сигизмунд глядел ей вслед. Из подвала выбралась киса и заструилась вдоль стены. Кобель, нетерпеливо рыча, урра-а! - устремился к ней. Сигизмунд был зол. Встреча с беременной мегерой оставила на редкость неприятный осадок. Было что-то страшное в этой уверенной, нерассуждающей злобе. Что-то непобедимое. Что-то, чему невозможно противостоять. И нечего противопоставить. Вся тупая ожесточенность нынешнего времени, казалось, сконцентрировалась в этой озлобленной дуре, носящей в себе беззащитный зародыш новой жизни... Хотя почему дуре? Судя по лаю, невидимый во мраке кобель мчался по периметру двора. Сигизмунд остановился, поджидая его. Пускай выбегается, болван такой. Животное тоже страдает от гиподинамии, не только генеральный директор. Его опять передернуло при воспоминании о только что случившемся. Вот сука! Песий лай локализовался в одном месте. Стал заливистым. Потом истеричным. Лаял кобель в районе помойки. Естественно! Где же еще? * * * Раньше помойка располагалась удобно, возле котельной, а теперь ее - непонятно по каким соображениям - переместили за нелепый флигель, к которому был пристроен сигизмундов гараж. Флигель этот возвели сразу после войны. Угрюмое желто-серое двухэтажное строение. Глухая, желто-серая, облупившаяся стена. Непонятно кому и для чего нужное сооружение уныло-производственного вида. Несколько узких мутных окон на уровне второго этажа. Серая, дощатая дверь. Сколько помнил себя Сигизмунд - она всегда была заколочена. К этому-то архитектурному ублюдку и притулился гараж. Во дворе, на другом конце, имелось еще три гаража - обычные, из листового железа. Прочие автовладельцы держали свои машины под открытым небом. Гараж был кирпичный, капитальный. Принадлежал еще сигизмундову деду - Сигизмунду Казимировичу, потом отцу. Теперь вот Моржу-младшему. Говорят, что флигель воздвигли в считанные месяцы, а гараж так и вовсе возник из небытия чуть ли не за одну ночь. Дед после войны занимал какие-то "посты". Вроде, что-то строил - восстанавливал народное хозяйство, поэтому появление у него ведомственного гаража никого не удивило. Как не удивило и то, что ведомственный гараж навек остался в его единоличном пользовании. Своей машины у деда не было. Сигизмунд смутно припоминал, что в последние годы жизни дед ездил на казенной "Волге". Черной, с оленем. А совсем незадолго до смерти дед вдруг взял да приобрел машину. Тогда только-только ВАЗ построили и начали выпускать "жигули". Те самые первые "единички", которые из фиатовских комплектующих, чуть ли не ручной сборки. Народ их метко "итальянками" прозвал. Правда, лафа длилась недолго - очень скоро "единички" сделались целиком отечественными. Ну и качество - что деталей, что сборки - стало, соответственно совковым. То одно полетит, то другое. Блат у деда, видать, имелся знатный: "единичку" себе одну из самых первых взял. Образцово-показательной сборки, чуть ли не прямо с испытаний. Сколько лет прошло, а "копейке" хоть бы что. На техстанциях мужики головами качают да языками цокают: повезло тебе, парень, Машина, что ни говори, неприхотливая. Когда ларьки вдруг заполонила сверхдешевая "бодяжная" водка, Сигизмунд приноровился заливать ее в бачок стеклоочистителя куда дешевле выходило, чем импортная жидкость. Мужичок один ушлый научил. Поначалу дед оформил машину на сигизмундова отца, но тот ездил мало. Так и вышло, что уже в двадцать лет Сигизмунд сел за руль. В те времена, помнится, сам себе королем казался - шутка сказать, студент еще, а уже свой "жигуль". Шестнадцать лет с той поры минуло, а "единичка" все та же. Ну, почти та же... Одно хорошо - гараж роскошный. В таком бы "мерс" держать, а не "копейку", пусть даже заслуженную. В 1994 году один депутат из городского собрания пытался этот гараж "прихватизировать". Точнее, оттягать. Точнее, купить. Ха-ха. За смешные деньги, конечно. Сигизмунд не думал, что сможет устоять перед этим наездом. Мать тогда очень испугалась. Уговаривала уступить. Но когда слабовольный Сигизмунд уже мысленно распрощался с гаражом, произошло нечто непредвиденное. Депутат был где-то взят с поличным при получении на лапу. Дело вышло некрасивое, его быстро замяли. Заодно замяли и депутата. Дыши, Морж. Однако некоторая нервозность во всем, что касалось гаража, осталась. Ибо, как говорится, прецедент создан. * * * Пару дней назад Сигизмунд умудрился потерять от гаража ключ. Ругаясь, взламывал дверь с замком. Могучий замок помнил Сталина и поддавался плохо. Всю дверь пришлось искрошить ломиком. Еле открыл. Потом кое-как забил доской сбоку, чтобы в глаза не бросалось. Держалось все на соплях. Сигизмунд собирался завтра с утра поставить стальную полосу и хороший немецкий замок штучной работы. И полоса, и замок уже несколько дней лежали дома. Завтра. Завтра поставим. Уже второй день кобель наслаждался необычайно частыми прогулками. Сигизмунд то и дело выходил к гаражу - посматривал: как оно там. * * * В темноте темного пса было не разглядеть. Сигизмунд вывернул из-за угла и обнаружил, что мусорный бак куда-то исчез. Это уже полное свинство. Теперь весь мусор будут валить прямо у гаража. Многое раздражало Сигизмунда. Особенно с тех пор, как поменялся градоначальник. Больше всего донимал его указ номер один: об обязательном ношении блях дворниками и собаками. Кобелю Сигизмунд бляхи не приобрел. Из принципа. И, насколько было известно Сигизмунду, никто не приобрел. Дурных нэма. Исчезновение мусорного бака рассматривалось Моржом как очередное проявление административного жлобства. Поэтому он заранее озлился. Сразу за гаражом, справа от двери, высилась здоровенная куча песка. Навалили, суки, для своих целей и надобностей. Якобы для починки крыши. Или еще что-нибудь придумают. Бархан носил на себе отпечатки шин. Какая-то машина уже пыталась выкарабкаться из песчаной ловушки. Под ногой хрустнул сук. Уроды: и песка нормального привезти не могут! Обязательно с говном каким-нибудь... И кошки завтра здесь уже нагадят... И дети с ведерками полезут - те, из детского садика... Европа, мать ее за ноги! Взяли моду говорить, будто все, что западнее Урала, - Европа. Это так же остроумно, как утверждать, что все выше пояса - грудь. Кобель остервенело лаял уже совсем близко. Вот он, шкодная скотина! Сигизмунд в сердцах огрел пса поводком - тот так увлекся, что не заметил приближения хозяина. Униженно пал на брюхо и завилял хвостом. Был взят на поводок. Тотчас поводок натянулся и завибрировал в руке у Сигизмунда - пес снова зарычал. Предчувствуя неладное, Сигизмунд метнулся к гаражу. Так и есть! Дверь была приоткрыта. В животе все оборвалось. И ведь предвидел! Кто мешал поставить новый замок уже сегодня? Схватился за фонарик - посветил. Да. Взломано. Да и чего там ломать было, толкни рукой посильнее - сезам, блин, и откроется... А теперь "единичку" хрен найдешь. На запчасти разберут. Это тебе не "мерс". Сигизмунд толкнул ногой дверь, вскинул фонарь, пробежал лучом наискось по всему гаражу. "Единичка" была на месте. За машиной что-то метнулось и замерло. Сигизмунд протянул руку. Безошибочно нашел ломик у входа. С ломиком двинулся вперед, ерзая лучом фонаря. - А ну, выходи, сука! Живо! За машиной шевельнулись. Сигизмунд ткнул ломиком в смутную фигуру. - Ну, быстро! Там всхлипнули. Сигизмунд еще раз ткнул ломиком, несильно. Угонщик сдавленно охнул, вжимаясь в угол. За машиной хранились яды для тараканов. Подавит коробки, сволочь. - Выходи, кому сказал! Потеряв терпение, Сигизмунд оставил ломик и ухватил угонщика за волосы - светлые патлы отсвечивали даже в темноте. Безжалостно потащил. Угонщик кряхтел, упирался. Молчал. Потом показалось бледное лицо с расширенными белыми глазами. Молодая девка. Она вдруг напомнила Сигизмунду ту озлобленную беременную бабу, которая так больно задела его чем-то - он даже не понял, чем. - Ах ты, сука! Сигизмунд размахнулся, заехал по скуле - прямо фонариком, благо железный, старый. - Я те покажу - машины угонять! Ты у меня... небо в клеточку! Он еще раз занес руку для удара. Белесые глаза зажмурились. Сигизмунд ухватил ее за плечо. Сжал посильнее, с расчетом, чтобы больно было. Волю чтобы сковать. Пыхтя, потащил ее наружу. Она безмолвно цеплялась ногами, опрокидывая пустые канистры из-под бензина. - Не корячься! Выволок. Мстительно стал фонариком по ней водить. - Морду-то не вороти! Один хрен влипла! Извлеченная из гаража особа была страшна, как смертный грех. Тут кобель резко дернул поводок, заинтересовавшись чем-то за спиной у Сигизмунда. Воспользовавшись этим, девка рванулась в другую сторону, пытаясь освободиться. Сигизмунд тут же дал ей в спину торцом фонаря. - Стоять! - рявкнул Сигизмунд, поддергивая к себе одновременно и девку, и кобеля. Около гаража было хоть глаз выколи. Лишь у парадных желтели тусклые фонари, освещая выщербленные ступеньки. К ближайшему фонарю и потащил Морж пойманную угонщицу. Конечно, ее можно, не рассуждая, сразу отволочь в ближайший опорный пункт милиции. Благо недалеко. Но в опорном пункте, как доподлинно было известно Сигизмунду, сидят отъявленные мудозвоны. Мудозвонов мало интересовали страшные как смертный грех угонщицы. Мудозвоны вели свою - таинственную, Моржу недоступную, мудозвонную - жизнь. Туда хоть расчлененку в полиэтилене приволоки - никто и не почешется. Можно, конечно, поступить с угонщицей и по закону военного времени. Связать ее потуже и обезопасить у себя на кухне. А утром сдать с рук на руки участковому. Участковый в моржовском квартале прямо дядя Степа. На диво толковый, дельный и незлобивый мужик лет сорока. Ему без страха можно сдавать любых нарушителей. Участковый их никогда не бил. И имел привычку утруждать мозги - разбирался, копался, ковырялся. И даже людям помогал, если получалось, говорят. Однажды - Морж сам был свидетелем - соседка по лестнице вызвала участкового, чтобы он забрал бомжа. Тот явно превысил меру дозволенного: мало того, что перегородил своим пьяным неопрятным туловищем весь подъезд, так еще пустил под себя обильную лужу. Соседка вертелась на лестнице и шумно возмущалась. Участковый явился почти сразу и ласково заворковал над простертым бомжом: "Ух, какие мы пьяненькие... да какие мы, оказывается, мокренькие..." Вот такой участковый. Так что сдать ему пойманную на месте преступления угонщицу можно было бы без страха и последующего пятна на совести. К такому решению был близок Сигизмунд, когда тащил ее под фонарь. Все ясно. Так он и думал. Мало что преступница, так еще и наркоманка. Впрочем, одно другое за собой тянет. Глаза светлые, почти белые. И глядит ненормально. И одежка... Волосья грязные, пакля будто. Коса, вроде, но разлохматилась. На одежде не то бахрома, не то рванина. Из хипья, что ли. На ногах чуни какие-то. Это уже новенькое, прежде такого за хипьем не водилось. На шее дрянь болтается. Украшение. Любит хипье украшениями себя обвешивать. Всегда любило. Из дворового мрака вынырнула соседка, Софья Петровна, выгуливающая пуделька. Сигизмунд ее еще с детства знал. Она всегда держала собак. Софья Петровна обитала в соседней парадной. Пуделек у нее был старенький, скучный, в драки не встревал, за кошками не гонялся. Бегал, нюхал. Исправно гадил на газончике. Сигизмунд втайне презирал пуделька. Софья Петровна подошла, поздоровалась. Исподтишка метнула взгляд на сигизмундову добычу. Та глядела в пустоту остановившимися белыми глазами. - Вот, - сказал Сигизмунд, возбужденно и вместе с тем растерянно, - машину у меня угнать хотела. В гараже словил... Софья Петровна, то и дело опасливо косясь на застывшую в прострации наркоманку, раскудахталась. Времена ныне пошли! Вот прежде времена были! Вот Одесса... Знает ли Сигизмунд Борисович, как случилось в Одессе? Вот знает ли Сигизмунд Борисович такого - Маршала Жукова? Как в сорок шестом годе в Одессу был направлен Маршал Жуков. А ворья в Одессе было видимо-невидимо. И тогда Жуков в одну ночь расстрелял в Одессе сорок тысяч воров. И с тех пор в Одессе сделался порядок... Этот миф Сигизмунду слышать уже доводилось. Только Софью Петровну огорчать не хотел. Та уже в открытую неодобрительно уставилась на угонщицу. - Что вы ее в милицию-то не сдадите? Глядите, сбежит ведь! - Так в этот, опорный, тащить бесполезно, - сказал Сигизмунд. - Эти... гм, олухи ее тут же и отпустят. Хочу с утра нашему участковому с рук на руки сдать... Тут пойманная девка вдруг дернулась и хрипло выкрикнула невразумительную угрозу. - Ой, - вымолвила Софья Петровна и попятилась.
Анахрон
КНИГА ПЕРВАЯ ПОСВЯЩЕНИЕ Памяти Иды Васильевой, которая очень хотела прочитать "Анахрон" до конца.
БЛАГОДАРНОСТИ Сердечная благодарность нашим консультантам - Андрею Мартьянову, "рыжему доктору", сотрудникам ЗАО "Гранд-тон" - и всем тем людям, которые неоценимо помогали нам в работе, вольно или невольно, - самим фактом своего существования. В книге использованы тексты Олега Кулакова (Мурра). Все имена являются вымышленными. Любое совпадение следует считать случайным.
Глава первая Едва кобель был спущен с поводка, как, радостно помавая хвостом, он устремился в сторону мусорных баков. Коварно пользуясь своими физическими данными, пес шел напрямки через все препоны. Двор был перегорожен забором с сеточкой. За забором имелся оазис детский садик. Сигизмунду приходилось обходить забор. Он не мог позволить себе того, что позволял себе пес. А пройдошливая сволочь кобель где просачивался в прореху, где подлезал под ограду, немилосердно марая лохматое брюхо. И при этом свирепо рычал, торопясь и вожделея. Их всех тянет к этому месту. Всех. Независимо от породы. Только воспитанных не тянет. Кобель не был воспитанным. Его иногда били, а как-то раз, когда он - уже годовалый пес - напустил здоровенную лужу на кухне, разъяренный хозяин подтер им пол. Повалил набок и надругался. Возле мусорных баков интересно. Там можно гонять кошек и жрать разную дрянь. Вскормленный по всем правилам собаководческой науки, регулярно получающий сырое мясо, творог и иные необходимые продукты, пес предпочитал, лихорадочно давясь, заглатывать первую попавшуюся на помойке гадость. Потом кобеля рвало. Естественно, на ковер. Пес останавливался посреди ковра, разевал пасть и начинал давиться с оглушительным звуком. Больше всего этот звук напоминал старинные напольные часы, сданные в свое время в магазин антиквариата. Только напольные часы после давящегося звука принимались величаво отбивать удары: час, два, три... А кобель исторгал из себя какую-нибудь вонючую мерзость. В такие минуты хозяин покаянно вспоминал о том, как взял щенка. По пьянке. Ходил, сорил деньгами и вот - купил. Продали как русского спаниеля. Ему всегда нравились спаниели. После, протрезвев, разглядел щеночка и ужаснулся. Да поздно было. Покупка таращилась, пищала, царапаясь, лезла на ручки. В общем-то, трезвому оку сразу становилось видно, что щенок тотально беспородный. Некоторое время хозяин втайне надеялся на то, что пес - все-таки спаниель. Но когда "спаниель" отрастил себе квадратную бородатую морду, последние иллюзии рассеялись. Реальность глянула звериным оскалом ублюдка. Поначалу хозяин утешался, любуясь блестящей антрацитово-черной шерстью любимца. Мол, пусть и дворняжка, зато будет красивый, черный, как уголь, зверь. Но по прошествии полугода любимец начал интенсивно наращивать среди черной неопрятную белесую, а местами и рыжую шерсть. При этом, не утруждая себя вертикальным ростом, кобель вытянулся в длину, уподобившись трамваю. Характер у пса окончательно испортился к году. Длинная череда помойных предков устойчиво закрепила в нем гены неистребимого плебейства. Хозяин плебея носил имя Сигизмунд. Именем тяготился. Не по своей воле взял дали, не спросясь, пока власти над собой не имел. По отцу же был Борисовичем. Фамилия у Сигизмунда Борисовича смешная - Морж. И многозначительная. Женщины любили называть его Моржом, а мужчины предпочитали высокомерно-холодное "Сигизмунд". Сам он предпочитал "Борисовича", но это только для близких друзей. А их у него давным-давно не было. Порастерял за светлые годы перестройки, когда надо было выживать и не стало времени поддерживать дружеские отношения. Что друзья - с женой разлад пошел. В конце концов, они развелись. Это произошло совсем недавно. Однако сказать, что рана в груди Сигизмунда еще кровоточила было бы, мягко говоря, преувеличением. Ничего у Сигизмунда не кровоточило. А хотел сейчас Сигизмунд одного - изловить злокозненного кобеля и взять его на поводок. Со стороны помойки послышался яростный лай. Это означает одно из двух. Либо пес повстречал кого-то и сейчас беснуется вокруг - стращает. Либо обнаружил на баке кошку. Кошки быстро оценивают, в состоянии их сцапать пес или просто так, куража ради, глотку дерет. Естественно, при своем росте кобель кошку на баке достать не мог. Та устраивалась поудобнее, обворачивалась хвостом и выпяливалась глазами-пуговицами на изнемогающую от ярости собаку. Иначе обстояло дело с бомжами. С бомжами кобель конкурировал. Те тоже обсиживали баки и вдумчиво рылись в содержимом. Бомжи гоняли от баков собак. И чужих бомжей - тоже. Бомжи жили в своем особом мире. Имея кобеля, Сигизмунд поневоле время от времени соприкасался с этим миром. Как-то раз во время вечерней прогулки он подошел к помойке, чтобы утихомирить бессмысленно брехавшего пса. Бомжи ковырялись в мусоре и в темноте не разглядели, кто подходит. Не высовываясь из бака, один из них, шепеляво и злобно, пообещал Сигизмунду сделать с ним то-то и то-то, если тот не уберется куда подальше. Кобель устойчиво делил бомжей на две категории. Непримиримые - те прибирали себе все, и протухшую колбасу, вынесенную из подсобки близлежащего супермаркета, и заплесневевшую пиццу в коробках - оттуда же, и сладко пахнущие рыбные головы, и каменный обкусанный хлеб... словом, все, все!.. На непримиримых кобель лаял. Они обычно не обращали на него внимания. Либо замахивались. Тогда пес отскакивал на несколько шагов - как повелевал унаследованный от предков-дворняг инстинкт - и вновь заливался оглушительным лаем. Противным, с истеричным подвывом. Однако же встречались и бомжи-гуманисты. Эти охотно делились с бедной собачкой находками. Перед ними кобель разве что на брюхе не ползал. Умильно глядел, возя хвостом по грязному асфальту. Постанывал. Благодарно подпрыгивал, принимая подачку. Словом, вел себя как заправский холуй. Появление хозяина - прилично одетого мужчины, поигрывающего поводком, - нарушало интим пса и бомжей. Они робкой наглостью показывали Сигизмунду, что тот лишний. Особенно неприятно было натыкаться на старух, которые ночевали прямо в баках, в преющем мусоре. Впрочем, кобель - надо отдать ему должное - старух тоже не любил. С некоторых пор Сигизмунд стал избегать выносить мусор по утрам. Как-то очень противно было сперва наткнуться на старуху в баке, а после день-деньской директорствовать. Ибо Сигизмунд был директором. И не просто директором, а генеральным директором. * * * Фирма, основанная Сигизмундом Борисовичем Моржом в светлую весну перестройки, когда по стране застрочили швейные машинки кооперативщиков, называлась поначалу "Новая Победа" и оказывала услуги по травле бытовых насекомых. Этот маленький, но чрезвычайно живучий кооперативчик непостижимым образом сумел отпочковаться в свое время от полиграфического комбината, где Сигизмунд томился до горбачевской перестройки. Геноцид тараканьего племени дал Моржу начальный капитал и снабдил супругой. Направление деятельности Моржа то и дело менялось. Предприятие его то расширялось, то сужалось - пульсировало в такт пульсу времени. Оно было кооперативом, малым предприятием, товариществом, ТОО, ООО, АООТ, АОЗТ и, наконец, утвердилось в статусе ЗАО. Чем только он не занимался в эти десять лет! От тараканов Морж резко перешел к видеозаписи, но в этом качестве просуществовал недолго - не выдержал конкуренции. Отважно бросился в бурный разлив матрешечно-ложечного бизнеса, но едва не погорел. После матрешек выдержал небольшую паузу и начал торговать запчастями к автомобилям. В это же время фирма Моржа сменила название и стала называться не "Новая Победа", а "Победа плюс". Так было современнее. Дела шли не шатко не валко, но кое-какие деньжата капали. К той эпохе относилось приобретение гигантских напольных часов, что имели привычку судорожно давиться перед боем. Жену часы раздражали, но Морж считал, что мечты детства необходимо осуществлять, иначе - зачем на свете жить? Часы с боем как раз включались им в список таких мечт. Жена Наталья ворчала, что Сигизмунд всякий раз, когда видит какую-нибудь дорогую и бесполезную дрянь, объявляет ее мечтой своего детства. Свобода печатного слова достигла степеней невиданных. Один из старых знакомых надоумил Сигизмунда войти в издательский бизнес. Воззвал к общему полиграфическому прошлому. В результате "Победа плюс" разродилась дочерним предприятием "Ярополк". Был сотворен устав, исхлопотали лицензию на издательскую деятельность. Взяли на работу паренька и посадили директором. Купили пареньку стол и компьютер, чтоб не скучал. Велели нанять редактора. Бухгалтера дали сами, чтоб свой. И начальный капиталец Сигизмунд ему отстегнул, не роскошный, но все-таки. Задачей паренька было капиталец сей умножить. Шел 1991 год. Перспективы были лучезарные. Вошедшая во вкус денег Наталья склонила Моржа купить брокерское место на бирже. Дескать, состояния там за минуту сколачиваются. Была встреча с большими людьми на даче в Солнечном. Договорились об обмене. "Победа плюс" обменивалась на половину брокерского места. Сигизмунду было жаль отдавать "Победу". Как и предвидел Морж, ничего путного с биржей у него не вышло. Пытался обменять назад - но, как говорится, пролитого не поднимешь. Кончилось тем, что продал свою половину брокерского места - с убытком продал. На вырученные деньги, почти с нуля, начал создавать ФИРМУ. Сперва фирма представляла собой несколько ларьков. Торговали всякой всячиной. Ларьки были призваны увеличить первоначальный капитал фирмы. Одновременно ожидалось, что кое-какие поступления даст "Ярополк". Но паренек-директор оказался умнее, чем надеялся Сигизмунд. Ушлость, доселе скрытую, явил. Капиталец увеличил очень быстро, наладив выпуск календарей и этикеток для дешевой бижутерии. Капиталец-то увеличил, а делиться не захотел. Пришлось Моржу присылать к пареньку мальчуганов - утрясать бизнес-планы. Утрясли. На ларечно-этикеточные деньги и была создана ФИРМА. Новая жизнь - новое название, Сигизмунд дал ей имя "Морена". С оттенком славянофильства и черного юмора. Ткнулся в ценные бумаги, ткнулся в недвижимость - отовсюду вытянулись железные кулаки, сложенные кукишем. Потянуть конкуренцию Сигизмунду оказалось не под силу. Долгая жизнь в свободном бизнесе научила Сигизмунда всегда отделять желаемое от действительного. Он здраво оценил собственные перспективы и занялся старым промыслом - травлей бытовых насекомых. А вокруг происходили грандиозные перемены. От рассыпающейся Советской Империи медленно отвалил паром Прибалтики. То же постигло и Сигизмунда - "Ярополк" взял столько суверенитету, сколько потянул. То есть, весь. И отчалил. И героически затонул, но это было уже позднее, и Сигизмунда никоим образом не коснулось. В это время от него ушла Наталья. По идее, давно было пора. Их дороги начали расходиться не вчера. Сигизмунд по этому поводу философски замечал: тараканий бизнес дал - тараканий бизнес и взял. А на удар судьбы ответил встречным ударом: расширился. К тараканьей травле присовокупил торговлю кормами и зоотоварами. Знай наших! Безжалостно выдавил двух конкурентов. По правде сказать, сами конкуренты были чуть крупнее тараканов. И ощутимо мельче Сигизмунда. Ну, что еще? Продал напольные часы. Постояла мечта детства - и будя. Такие часы должны стоять в одиннадцатикомнатной квартире. Причем, часы - в первой комнате, а спальня - в одиннадцатой. Жить в состоянии постоянной боевой тревоги (две склянки, три склянки и так далее) оказалось слишком тяжелым испытанием. * * * На этот раз кобель брехал не на помойке. Он обнаружился сразу за углом, возле детского садика. Там под фонарем стояла молодая женщина. Рылась в сумочке. К женщинам кобель был неравнодушен. Особенно к тем, от которых пахло духами. Ластился, пытался играть. Оглушительно гавкал, считая это удачной шуткой. Вот и сейчас он нарезал круги, время от времени подбегая к женщине, припадая на передние лапы и размахивая хвостом. Не обращая на него внимания, она вытащила из сумочки пачку одноразовых носовых платков, вынула один. Сигизмунд подошел к ней. - Извините, - сказал он, ногой отпихивая пса, - это он хочет, чтобы вы с ним играли. Она подняла на него глаза. Тусклый взгляд не выражал абсолютно ничего. - Я могу бросить в него камнем, если хочешь, - сказала она. - Извините, - еще раз повторил Сигизмунд. Он растерялся. Она помолчала. Высморкалась. И вдруг проговорила с какой-то странной, оголенной ненавистью: - Убери свою шавку по-хорошему, паскуда... Пес неожиданно утратил к женщине интерес. Начал обнюхивать пень, почему-то облюбованный собачьим населением двора. Что-то важное в этом пне обнаружил. Новости какие-то. Сигизмунд нередко претерпевал разные гонения за пса. Его ругали строгие воспитательницы детского садика и испуганные телерассказами о собаках-людоедах бабушки. Кроме того, с ним охотно бранились пьяные - еще один предмет пристального песьего внимания. Но никогда еще Сигизмунд не встречал такой открытой, спокойной и мощной злобы. Он открыл было рот, чтобы обматерить эту недотраханую суку... и захлопнул, стукнув челюстью. Женщина была беременной, почти на сносях. Бог ты мой! Он глупо вытаращился на нее. Нет, конечно, бывает... Беременная отбросила использованный носовой платок и неторопливо пошла к арке, к выходу на канал Грибоедова. Сигизмунд глядел ей вслед. Из подвала выбралась киса и заструилась вдоль стены. Кобель, нетерпеливо рыча, урра-а! - устремился к ней. Сигизмунд был зол. Встреча с беременной мегерой оставила на редкость неприятный осадок. Было что-то страшное в этой уверенной, нерассуждающей злобе. Что-то непобедимое. Что-то, чему невозможно противостоять. И нечего противопоставить. Вся тупая ожесточенность нынешнего времени, казалось, сконцентрировалась в этой озлобленной дуре, носящей в себе беззащитный зародыш новой жизни... Хотя почему дуре? Судя по лаю, невидимый во мраке кобель мчался по периметру двора. Сигизмунд остановился, поджидая его. Пускай выбегается, болван такой. Животное тоже страдает от гиподинамии, не только генеральный директор. Его опять передернуло при воспоминании о только что случившемся. Вот сука! Песий лай локализовался в одном месте. Стал заливистым. Потом истеричным. Лаял кобель в районе помойки. Естественно! Где же еще? * * * Раньше помойка располагалась удобно, возле котельной, а теперь ее - непонятно по каким соображениям - переместили за нелепый флигель, к которому был пристроен сигизмундов гараж. Флигель этот возвели сразу после войны. Угрюмое желто-серое двухэтажное строение. Глухая, желто-серая, облупившаяся стена. Непонятно кому и для чего нужное сооружение уныло-производственного вида. Несколько узких мутных окон на уровне второго этажа. Серая, дощатая дверь. Сколько помнил себя Сигизмунд - она всегда была заколочена. К этому-то архитектурному ублюдку и притулился гараж. Во дворе, на другом конце, имелось еще три гаража - обычные, из листового железа. Прочие автовладельцы держали свои машины под открытым небом. Гараж был кирпичный, капитальный. Принадлежал еще сигизмундову деду - Сигизмунду Казимировичу, потом отцу. Теперь вот Моржу-младшему. Говорят, что флигель воздвигли в считанные месяцы, а гараж так и вовсе возник из небытия чуть ли не за одну ночь. Дед после войны занимал какие-то "посты". Вроде, что-то строил - восстанавливал народное хозяйство, поэтому появление у него ведомственного гаража никого не удивило. Как не удивило и то, что ведомственный гараж навек остался в его единоличном пользовании. Своей машины у деда не было. Сигизмунд смутно припоминал, что в последние годы жизни дед ездил на казенной "Волге". Черной, с оленем. А совсем незадолго до смерти дед вдруг взял да приобрел машину. Тогда только-только ВАЗ построили и начали выпускать "жигули". Те самые первые "единички", которые из фиатовских комплектующих, чуть ли не ручной сборки. Народ их метко "итальянками" прозвал. Правда, лафа длилась недолго - очень скоро "единички" сделались целиком отечественными. Ну и качество - что деталей, что сборки - стало, соответственно совковым. То одно полетит, то другое. Блат у деда, видать, имелся знатный: "единичку" себе одну из самых первых взял. Образцово-показательной сборки, чуть ли не прямо с испытаний. Сколько лет прошло, а "копейке" хоть бы что. На техстанциях мужики головами качают да языками цокают: повезло тебе, парень, Машина, что ни говори, неприхотливая. Когда ларьки вдруг заполонила сверхдешевая "бодяжная" водка, Сигизмунд приноровился заливать ее в бачок стеклоочистителя куда дешевле выходило, чем импортная жидкость. Мужичок один ушлый научил. Поначалу дед оформил машину на сигизмундова отца, но тот ездил мало. Так и вышло, что уже в двадцать лет Сигизмунд сел за руль. В те времена, помнится, сам себе королем казался - шутка сказать, студент еще, а уже свой "жигуль". Шестнадцать лет с той поры минуло, а "единичка" все та же. Ну, почти та же... Одно хорошо - гараж роскошный. В таком бы "мерс" держать, а не "копейку", пусть даже заслуженную. В 1994 году один депутат из городского собрания пытался этот гараж "прихватизировать". Точнее, оттягать. Точнее, купить. Ха-ха. За смешные деньги, конечно. Сигизмунд не думал, что сможет устоять перед этим наездом. Мать тогда очень испугалась. Уговаривала уступить. Но когда слабовольный Сигизмунд уже мысленно распрощался с гаражом, произошло нечто непредвиденное. Депутат был где-то взят с поличным при получении на лапу. Дело вышло некрасивое, его быстро замяли. Заодно замяли и депутата. Дыши, Морж. Однако некоторая нервозность во всем, что касалось гаража, осталась. Ибо, как говорится, прецедент создан. * * * Пару дней назад Сигизмунд умудрился потерять от гаража ключ. Ругаясь, взламывал дверь с замком. Могучий замок помнил Сталина и поддавался плохо. Всю дверь пришлось искрошить ломиком. Еле открыл. Потом кое-как забил доской сбоку, чтобы в глаза не бросалось. Держалось все на соплях. Сигизмунд собирался завтра с утра поставить стальную полосу и хороший немецкий замок штучной работы. И полоса, и замок уже несколько дней лежали дома. Завтра. Завтра поставим. Уже второй день кобель наслаждался необычайно частыми прогулками. Сигизмунд то и дело выходил к гаражу - посматривал: как оно там. * * * В темноте темного пса было не разглядеть. Сигизмунд вывернул из-за угла и обнаружил, что мусорный бак куда-то исчез. Это уже полное свинство. Теперь весь мусор будут валить прямо у гаража. Многое раздражало Сигизмунда. Особенно с тех пор, как поменялся градоначальник. Больше всего донимал его указ номер один: об обязательном ношении блях дворниками и собаками. Кобелю Сигизмунд бляхи не приобрел. Из принципа. И, насколько было известно Сигизмунду, никто не приобрел. Дурных нэма. Исчезновение мусорного бака рассматривалось Моржом как очередное проявление административного жлобства. Поэтому он заранее озлился. Сразу за гаражом, справа от двери, высилась здоровенная куча песка. Навалили, суки, для своих целей и надобностей. Якобы для починки крыши. Или еще что-нибудь придумают. Бархан носил на себе отпечатки шин. Какая-то машина уже пыталась выкарабкаться из песчаной ловушки. Под ногой хрустнул сук. Уроды: и песка нормального привезти не могут! Обязательно с говном каким-нибудь... И кошки завтра здесь уже нагадят... И дети с ведерками полезут - те, из детского садика... Европа, мать ее за ноги! Взяли моду говорить, будто все, что западнее Урала, - Европа. Это так же остроумно, как утверждать, что все выше пояса - грудь. Кобель остервенело лаял уже совсем близко. Вот он, шкодная скотина! Сигизмунд в сердцах огрел пса поводком - тот так увлекся, что не заметил приближения хозяина. Униженно пал на брюхо и завилял хвостом. Был взят на поводок. Тотчас поводок натянулся и завибрировал в руке у Сигизмунда - пес снова зарычал. Предчувствуя неладное, Сигизмунд метнулся к гаражу. Так и есть! Дверь была приоткрыта. В животе все оборвалось. И ведь предвидел! Кто мешал поставить новый замок уже сегодня? Схватился за фонарик - посветил. Да. Взломано. Да и чего там ломать было, толкни рукой посильнее - сезам, блин, и откроется... А теперь "единичку" хрен найдешь. На запчасти разберут. Это тебе не "мерс". Сигизмунд толкнул ногой дверь, вскинул фонарь, пробежал лучом наискось по всему гаражу. "Единичка" была на месте. За машиной что-то метнулось и замерло. Сигизмунд протянул руку. Безошибочно нашел ломик у входа. С ломиком двинулся вперед, ерзая лучом фонаря. - А ну, выходи, сука! Живо! За машиной шевельнулись. Сигизмунд ткнул ломиком в смутную фигуру. - Ну, быстро! Там всхлипнули. Сигизмунд еще раз ткнул ломиком, несильно. Угонщик сдавленно охнул, вжимаясь в угол. За машиной хранились яды для тараканов. Подавит коробки, сволочь. - Выходи, кому сказал! Потеряв терпение, Сигизмунд оставил ломик и ухватил угонщика за волосы - светлые патлы отсвечивали даже в темноте. Безжалостно потащил. Угонщик кряхтел, упирался. Молчал. Потом показалось бледное лицо с расширенными белыми глазами. Молодая девка. Она вдруг напомнила Сигизмунду ту озлобленную беременную бабу, которая так больно задела его чем-то - он даже не понял, чем. - Ах ты, сука! Сигизмунд размахнулся, заехал по скуле - прямо фонариком, благо железный, старый. - Я те покажу - машины угонять! Ты у меня... небо в клеточку! Он еще раз занес руку для удара. Белесые глаза зажмурились. Сигизмунд ухватил ее за плечо. Сжал посильнее, с расчетом, чтобы больно было. Волю чтобы сковать. Пыхтя, потащил ее наружу. Она безмолвно цеплялась ногами, опрокидывая пустые канистры из-под бензина. - Не корячься! Выволок. Мстительно стал фонариком по ней водить. - Морду-то не вороти! Один хрен влипла! Извлеченная из гаража особа была страшна, как смертный грех. Тут кобель резко дернул поводок, заинтересовавшись чем-то за спиной у Сигизмунда. Воспользовавшись этим, девка рванулась в другую сторону, пытаясь освободиться. Сигизмунд тут же дал ей в спину торцом фонаря. - Стоять! - рявкнул Сигизмунд, поддергивая к себе одновременно и девку, и кобеля. Около гаража было хоть глаз выколи. Лишь у парадных желтели тусклые фонари, освещая выщербленные ступеньки. К ближайшему фонарю и потащил Морж пойманную угонщицу. Конечно, ее можно, не рассуждая, сразу отволочь в ближайший опорный пункт милиции. Благо недалеко. Но в опорном пункте, как доподлинно было известно Сигизмунду, сидят отъявленные мудозвоны. Мудозвонов мало интересовали страшные как смертный грех угонщицы. Мудозвоны вели свою - таинственную, Моржу недоступную, мудозвонную - жизнь. Туда хоть расчлененку в полиэтилене приволоки - никто и не почешется. Можно, конечно, поступить с угонщицей и по закону военного времени. Связать ее потуже и обезопасить у себя на кухне. А утром сдать с рук на руки участковому. Участковый в моржовском квартале прямо дядя Степа. На диво толковый, дельный и незлобивый мужик лет сорока. Ему без страха можно сдавать любых нарушителей. Участковый их никогда не бил. И имел привычку утруждать мозги - разбирался, копался, ковырялся. И даже людям помогал, если получалось, говорят. Однажды - Морж сам был свидетелем - соседка по лестнице вызвала участкового, чтобы он забрал бомжа. Тот явно превысил меру дозволенного: мало того, что перегородил своим пьяным неопрятным туловищем весь подъезд, так еще пустил под себя обильную лужу. Соседка вертелась на лестнице и шумно возмущалась. Участковый явился почти сразу и ласково заворковал над простертым бомжом: "Ух, какие мы пьяненькие... да какие мы, оказывается, мокренькие..." Вот такой участковый. Так что сдать ему пойманную на месте преступления угонщицу можно было бы без страха и последующего пятна на совести. К такому решению был близок Сигизмунд, когда тащил ее под фонарь. Все ясно. Так он и думал. Мало что преступница, так еще и наркоманка. Впрочем, одно другое за собой тянет. Глаза светлые, почти белые. И глядит ненормально. И одежка... Волосья грязные, пакля будто. Коса, вроде, но разлохматилась. На одежде не то бахрома, не то рванина. Из хипья, что ли. На ногах чуни какие-то. Это уже новенькое, прежде такого за хипьем не водилось. На шее дрянь болтается. Украшение. Любит хипье украшениями себя обвешивать. Всегда любило. Из дворового мрака вынырнула соседка, Софья Петровна, выгуливающая пуделька. Сигизмунд ее еще с детства знал. Она всегда держала собак. Софья Петровна обитала в соседней парадной. Пуделек у нее был старенький, скучный, в драки не встревал, за кошками не гонялся. Бегал, нюхал. Исправно гадил на газончике. Сигизмунд втайне презирал пуделька. Софья Петровна подошла, поздоровалась. Исподтишка метнула взгляд на сигизмундову добычу. Та глядела в пустоту остановившимися белыми глазами. - Вот, - сказал Сигизмунд, возбужденно и вместе с тем растерянно, - машину у меня угнать хотела. В гараже словил... Софья Петровна, то и дело опасливо косясь на застывшую в прострации наркоманку, раскудахталась. Времена ныне пошли! Вот прежде времена были! Вот Одесса... Знает ли Сигизмунд Борисович, как случилось в Одессе? Вот знает ли Сигизмунд Борисович такого - Маршала Жукова? Как в сорок шестом годе в Одессу был направлен Маршал Жуков. А ворья в Одессе было видимо-невидимо. И тогда Жуков в одну ночь расстрелял в Одессе сорок тысяч воров. И с тех пор в Одессе сделался порядок... Этот миф Сигизмунду слышать уже доводилось. Только Софью Петровну огорчать не хотел. Та уже в открытую неодобрительно уставилась на угонщицу. - Что вы ее в милицию-то не сдадите? Глядите, сбежит ведь! - Так в этот, опорный, тащить бесполезно, - сказал Сигизмунд. - Эти... гм, олухи ее тут же и отпустят. Хочу с утра нашему участковому с рук на руки сдать... Тут пойманная девка вдруг дернулась и хрипло выкрикнула невразумительную угрозу. - Ой, - вымолвила Софья Петровна и попятилась.