Страница:
– А ты?
– Ну, я-то думаю редко. Вокруг столько людей, которые думают (или думают, что думают) гораздо лучше меня. Думать с моей стороны было бы слишком самонадеянно.
– Я хотел узнать, что тебя привело сюда? Это твоя утренняя прогулка?
– Да, мне нравится вид с крыши.
– Нужно запомнить и не садиться здесь в следующий раз, когда мне приспичит подумать.
– Я меняю маршруты своих прогулок, ДеВар. Так что нигде во дворце ты не можешь чувствовать себя в безопасности. Разве что в своих собственных покоях.
– Постараюсь запомнить.
– Хорошо. Думаю, ты теперь счастлив.
– Счастлив? Это почему?
– На протектора устроили покушение. Насколько мне известно, ты оказался на месте.
– А, вот ты о чем.
– Да, вот я о чем.
– Да, я оказался на месте.
– Так ты теперь счастлив? Когда мы с тобой говорили в последний раз, ты выражал разочарование тем, что наемных убийц поубавилось в последнее время, а это, на твой взгляд, неопровержимо доказывало, что мы просто-таки окружены ими.
ДеВар горько улыбнулся.
– Да-да. Но нет, я не стал счастливее, моя госпожа.
– Я так и думала. – Перрунд поднялась. ДеВар тоже встал.
– Насколько мне известно, протектор сегодня будет в гареме, – сказала она. – Значит, мы увидим тебя?
– Вероятно.
– Хорошо. Оставляю тебя с твоими мыслями. – Госпожа Перрунд улыбнулась и направилась к двери, ведущей на крышу. Стражник-евнух последовал за нею.
ДеВар несколько мгновений наблюдал за ними, потом потянулся и зевнул.
Дворцовая наложница Йалде была фавориткой генерала ЙетАмидуса, который часто вызывал ее в свои покои на территории дворца. Девушка не могла говорить, хотя язык и все остальное, необходимое для речи, у нее было. Она хорошо понимала по-имперски, а местный тассасенский язык – едва-едва. Прежде она была рабыней. Вероятно, в те времена с ней случилось нечто, повредившее ту часть ее мозга, которая отвечала за умение говорить. Но Йалде могла заливаться смехом, стонать и кричать на ложе сладострастия, о чем генерал не уставал рассказывать своим друзьям.
Йалде сидела на обширном диване рядом с генералом в главной приемной его дома и кормила его пальчиковыми плодами из хрустальной чаши, а он играл ее длинными черными волосами, накручивая пряди на свою крупную руку. Стояла ночь. Банкет, устроенный ЙетАмидусом для тесной компании, длился уже около одного колокола. Гости еще не сняли обеденных одеяний. Кроме ЙетАмидуса присутствовали РуЛойн, брат УрЛейна, БреДелл, врач протектора, начальник стражи ЗеСпиоле, генералы герцог Сималг и герцог Ралбут, а с ними несколько адъютантов и мелких придворных.
– Нет, там что-то вроде бумажных перегородок, – сказал РуЛойн. – Он, вероятно, прятался за одной из них.
– Нет, он прятался под потолком, я вам говорю. Вы сами подумайте – там лучшее место. Чуть что – и вот вам пожалуйста. Сверху вниз. Да хоть камень на него, на этого злоумышленника, сверху сбрось. На самом деле ничего тут такого сложного и нет. Любой осел смог бы это сделать.
– Ерунда. Я вам говорю – стены.
– ЗеСпиоле должен знать, – сказал ЙетАмидус, прерывая спор РуЛойна и Сималга. – ЗеСпиоле, что скажете?
– Меня там не было, – сказал ЗеСпиоле, размахивая кубком. – А пока я был главным телохранителем, расписанная палата ни разу не использовалась.
– Но вы все равно должны знать, – сказал ЙетАми-Дус
– Конечно, я знаю о ней, – сказал ЗеСпиоле. Он прекратил размахивать кубком ровно на столько времени, чтобы проходящий мимо слуга наполнил его. – Знаюто ней многие, вот только никто туда не заходит.
– Так как же ДеВару удалось остановить этого убийцу из морской компании? – спросил Сималг. У герцога были обширные владения на востоке, но он одним из первых среди старой знати принял сторону УрЛейна во время войны за наследство. Это был высокий, вечно усталый человек с прямыми и длинными каштановыми волосами. – С потолка, верно, ЗеСпиоле? Скажите, что я прав.
– Из стены, – сказал РуЛойн. – Через картину – портрет, в котором вырезаны глаза!
– Не могу сказать.
– Но мы ведь ждем! – возразил Сималг.
– Это тайна.
– Правда?
– Да.
– Ну вот, – сказал ЙетАмидус. – Оказывается, это тайна.
– Это протектор сказал или его самодовольный спаситель? – спросил Ралбут. Герцог Ралбут, плотный, но мускулистый, был еще одним из тех, кто рано принял сторону УрЛейна.
– Вы имеете в виду ДеВара? – спросил ЗеСпиоле.
– Разве он вам не кажется самодовольным? – спросил Ралбут, отпив из своего кубка.
– Да, самодовольный, – сказал доктор БреДелл. – И чересчур умный. И не только это.
– И увертливый, – добавил Ралбут, слегка распуская на своем огромном теле одеяние и стряхивая с него крошки.
– Попробуйте соблазнить его, – предложил Сималг.
– Я соблазню вас, – ответил Ралбут Сималгу.
– У вас ничего не получится.
– А вы думаете, ДеВар имеет виды на протектора? – спросил ЙетАмидус. – Вы и вправду считаете, что он любитель мужчин? Или это только слухи?
– Вы никогда не видели его в гареме, – сказал РуЛойн.
– А ему разрешено там появляться? – спросил БреДелл. Врачу дворца позволялось приходить в гарем только по вызовам, когда мамка гарема не могла справиться.
– Главный телохранитель? – спросил ЗеСпиоле. – Да. Ему разрешено выбирать из наложниц-служанок. Из тех, что одеты в синее.
– Вот как, – сказал ЙетАмидус, погладив под подбородком темноволосую девушку, сидящую рядом с ним. – Наложницы-служанки. На ступеньку ниже моей малютки Йалде.
– Думаю, ДеВар не пользуется этой привилегией, – заметил Ралбут.
– Говорят, что он особенно близок с наложницей Перрунд, – сказал РуЛейн.
– Это та, у которой высохшая рука, – добавил ЙетАмидус.
– Я тоже об этом слышал, – согласился БреДелл.
– Одна из личных наложниц УрЛейна? – ужаснулся Сималг. – Но вы же не хотите сказать, что он спит с ней? О боги! Пусть бы протектор оставил его в гареме навсегда – в качестве евнуха.
– Не могу поверить, что ДеВар настолько глуп или несдержан, – сказал БреДелл. – Это, видимо, только рыцарская любовь.
– А может, они что-то замышляют, а? – предположил Сималг.
– Я слышал, что он посещает один дом в городе, хотя и не очень часто, – сказал РуЛейн.
– Дом с девицами? – спросил ЙетАмидус. – Не с мальчиками?
– С девицами, – подтвердил РуЛейн.
– Если бы я был девицей, вынужденной принимать такого типа, то запросил бы двойную плату, – сказал Сималг. – От него пахнет какой-то дрянью. Разве вы не замечали?
– У вас, наверное, нюх на такие вещи, – сказал доктор БреДелл.
– Может быть, у ДеВара есть особое разрешение от протектора? – сказал Ралбут. – Тайное разрешение укладывать Перрунд в постель.
– Она же калека! – воскликнул ЙетАмидус.
– Но все равно красива, – сказал Сималг.
– Нужно сказать, некоторых привлекают разные калечества, – добавил доктор БреДелл.
– Возлечь с королевской дамой Перрунд. Кажется, вы пользовались этой привилегией, ЗеСпиоле? – спросил Ралбут.
– К сожалению, нет, – отозвался ЗеСпиоле. – И не думаю, что ею пользуется ДеВар. Полагаю, между ними существует притяжение умов, а не тел.
– Что-то уж слишком заумное, – пробормотал Сималг, давая знак слуге налить еще вина.
– А каких привилегий вам больше всего не хватает, из тех, что связаны с постом главного телохранителя? – спросил Ралбут, разглядывая плод, с которого он снимал кожицу. Он оттолкнул слугу, который попытался было сделать это за него.
– Мне не хватает ежедневного общества протектора, больше ничего. Это выматывающая работа. Для молодого человека. Мои нынешние обязанности довольно интересны, хотя мне и не приходится иметь дела с послами-убийцами.
– Бросьте, ЗеСпиоле, – сказал Ралбут, откусывая кусок очищенного плода. Потом он выплюнул косточки, откусил еще и проглотил. Он вытер губы. – Вы ненавидите ДеВара, верно? Он прогнал вас с вашей должности.
ЗеСпиоле помолчал несколько мгновений.
– Такое нередко случается, и правильно – вы так не считаете, герцог? – Он обвел взглядом других. – Разве мы все вместе не выгнали старого короля? Но это же было необходимо.
– Абсолютно, – сказал ЙетАмидус.
– Угу, – пробормотал БреДелл, засунувший в рот конфету.
Ралбут кивнул. Сималг вздохнул.
– Это в первую очередь заслуга нашего протектора, – сказал он. – Остальные только помогали ему.
– И мы гордимся этим, – сказал ЙетАмидус, хлопнув ладонью по краю ложа.
– Значит, вы не питаете к нему ненависти? – спросил Ралбут у ЗеСпиоле. – Тогда вы и в самом деле баловень Провидения. – Он покачал головой и ногтем надрезал кожуру еще одного плода.
– Я ненавижу его не больше, чем вы должны ненавидеть протектора, – сказал ЗеСпиоле.
Ралбут перестал есть.
– Почему это я должен ненавидеть протектора? – спросил он. – Я чту УрЛейна и то, что он совершил.
– Включая и то, что он поместил нас в этот дворец, – сказал Сималг. – Если бы не его милости, мы бы до сих пор ходили среди младших придворных. Мы обязаны великому эдилу не меньше, чем купец, который домогается его подписи на документе… Как это у них называется – на документе о льготах. Чтобы потом повесить эту бумажку к себе на стену, и повыше.
– Именно, – сказал ЗеСпиоле. – И тем не менее, случись что с протектором…
– Да не допустит этого Провидение! – вставил ЙетАмидус.
– … то разве не на человека вроде вас, герцог, – представитель знатного рода при прежнем режиме, преданный генералу при новом порядке, – обратит свои взгляды народ в поисках преемника?
– Опять он за свое, – зевнул Сималг.
– Этот разговор неприличен, – сказал РуЛойн.
– Нет, – сказал ЗеСпиоле, глядя на РуЛойна. – Мы должны говорить на подобные темы. Те, кто желает Тассасену и УрЛейну зла, будут наверняка избегать таких разговоров. Выдолжны думать о таких вещах, РуЛойн. Вы – брат протектора. Люди, возможно, обратят свои взгляды на вас, если его не станет.
РуЛойн покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Я поднялся так высоко на гребне его взлета. Люди и без того говорят, что я забрался слишком высоко. – Он бросил взгляд на Ралбута, который смотрел на него широко раскрытыми, ничего не выражающими глазами.
– О да, – взмахнул рукой Сималг. – Мы, герцоги, категорически против наследования по праву рождения.
– А где наш хозяин? – спросил ЙетАмидус. – Йалде, будь добра, позови назад музыкантов. У меня от этих разговоров разболелась голова. Нам нужны песни и музыка.
– Вот он.
– Да вот же. Вот же он.
– Быстро! Держите его! Держите! Быстро.
– А-а-а.
– Слишком поздно.
– Я выиграл, выиграл, выиграл!
– Ты опять выиграл! Вы посмотрите только – такой маленький и такой умный! – Перрунд подхватила мальчика здоровой рукой и усадила рядом с собой. Латтенс, сын УрЛейна, извивался ужом от щекотки, потом взвизгнул, нырнул под подол платья наложницы и попытался спрятаться там от ДеВара, который пробежал почти по всей гостевой комнате наружного гарема в тщетной попытке поймать Латтенса. ДеВар подбежал, тяжело дыша и ворча.
– Где этот мальчишка? – брюзгливо спросил он.
– Мальчишка? Какой такой мальчишка? – спросила Перрунд, поднеся руку к подбородку. Ее голубые крапчатые глаза невинно смотрели на ДеВара.
– Ладно, забудем об этом. Мне нужно присесть и отдышаться после погони за этим маленьким плутом. – Когда ДеВар уселся рядом с мальчиком, раздался смешок, туфельки мальчика торчали из-под платья Перрунд. – Это что такое? Это же его туфли. Смотри-ка! – ДеВар ухватил Латтенса за коленку. Послышался приглушенный визг. – Да это же его нога. Наверняка к ней прилагается и все остальное! Ага! Вот и он сам! – Перрунд приподняла полы своего платья, чтобы ДеВар мог пощекотать мальчика, потом подтянула поближе подушку и подсунула ее под Латтенса. ДеВар усадил мальчика на подушку. – Ты знаешь, что бывает с мальчиками, которые выигрывают игру в прятки? – спросил ДеВар. Латтенс смотрел на него широко раскрытыми глазами. Он помотал головой и попытался сунуть большой палец себе в рот. Перрунд перехватила руку мальчика. – Они получают, – прорычал ДеВар, наклонившись к нему, – конфетку!
Перрунд протянула Латтенсу коробку с засахаренными фруктами. Тот взвизгнул от восторга и потер ладошки, заглядывая в коробку и решая, с чего начать. Наконец он ухватил горсть сладостей.
Хьюсс, еще одна наложница в красном платье, тяжело уселась на диван напротив Перрунд и ДеВара. Она тоже участвовала в этой игре в прятки. Хьюсс была теткой Латтенса. Ее сестра умерла, рожая мальчика. Случилось это в начале войны за наследство. Хьюсс была полненькой, но гибкой женщиной с непослушными кудрявыми волосами.
– Уроки у тебя сегодня уже закончились, Латтенс? – спросила Перрунд.
– Да, – сказал мальчик. Ростом – небольшим – он пошел в отца, а волосы унаследовал от матери – золотистые, с рыжинкой.
– И что же ты выучил сегодня?
– Еще кое-что о треугольниках и немного истории – о том, что случилось раньше.
– Понятно, – сказала Перрунд, поправляя воротничок курточки и приглаживая волосы Латтенса.
– Там был такой человек по имени Нараджист, – сказал мальчик, слизывая с пальцев сахарную пудру.
– Нахараджаст, – сказал ДеВар, но Перрунд сделала ему знак – помалкивай.
– Он посмотрел через трубку на небо и сказал императору… – Латтенс скосил глаза на три сверкающих купола, освещавших комнату. – Пуслиду…
– Пуйсиду, – пробормотал ДеВар.
Перрунд недовольно свела брови, взглянув на ДеВара.
– … там были большие огненные камни и БЕРЕГИСЬ! – Мальчик, выкрикнув последнее слово, вскочил с места, потом снова сел и наклонился над коробкой со сладостями, приложив один палец к губам. – Но император не послушался, и камни убили его.
– Ну, это слегка упрощенный взгляд на вещи, – сказал ДеВар.
– Какая печальная история! – сказала Перрунд, взъерошивая теперь волосы мальчика. – Бедный старый император!
– Да, – пожал плечами мальчик. – Но потом пришел папа, и все встало на свои места.
Трое взрослых переглянулись и рассмеялись.
– Вот уж точно, – сказала Перрунд, забирая у мальчика коробку с конфетами и пряча ее себе за спину. – Тассасен снова мощное государство, правда?
– Эээ-ээ, – сказал Латтенс, стараясь пролезть за спину Перрунд и дотянуться до коробки.
– Ну, пожалуй, настало время для истории, – сказала Перрунд, усаживая мальчика. – ДеВар?
ДеВар сел и задумался.
– Что ж, это не ахти какая история, но все же история, – сказал он.
– Тогда рассказывай.
– Она подходит для мальчика? – спросила Хьюсс.
– Я расскажу так, что подойдет. – ДеВар распрямил спину, поправил меч и кинжал. – Когда-то, давным-давно была одна волшебная страна, где каждый мужчина был королем, каждая женщина – королевой, каждый мальчик – принцем, а каждая девочка – принцессой. Там не было ни голодных, ни калек.
– А бедняки были?
– Это зависит от того, что называть бедностью. С одной стороны – нет, потому что каждый мог иметь все, что ему заблагорассудится, а с другой стороны – да, потому что были среди них такие, которые не хотели иметь ничего. Быть свободными от обладания – вот чего желали их сердца, и они обычно жили в пустыне, в горах, в лесах, в пещерах или на деревьях или просто бродяжничали. Некоторые жили в больших городах. Но если они решали отправиться в странствия, никто им не препятствовал.
– Они были святые? – спросил Латтенс.
– Да, можно сказать и так.
– И все они были красивы, да? – спросила Хьюсс.
– Зависит от того, что иметь в виду, – извиняющимся тоном сказал ДеВар. Перрунд раздраженно вздохнула. – Некоторые люди видят в уродстве своего рода красоту. А если все красивы, то в уродстве или даже простоте есть некоторая исключительность. Но в целом – да, все они были настолько красивы, насколько того желали.
– Так много всяких «если» и «но», – сказала Перрунд. – Похоже, в этой стране было много неопределенности.
– Можно сказать и так, – улыбнулся ДеВар. Пер-РУВД ударила его подушкой. – Иногда, – продолжил ДеВар, – по мере того, как тамошние люди осваивали новые земли…
– А как называлась эта страна? – прервал его Лат-тенс.
– Я забыл об этом сказать. Конечно, Богатилия. Так вот, случалось, граждане Богатилии обнаруживали, что целые группы людей живут в их стране как бродяги, то есть как бедняки (или святые), но при этом вовсе не хотят так жить. Эти люди вели такую жизнь по необходимости. У них не было преимуществ, к которым привыкли граждане Богатилии. И скоро отношения с этими людьми стали для народа Богатилии главной заботой.
– Что-что? У них не было ни войн, ни голода, ни чумы, ни налогов? – спросила Перрунд.
– Не было. И вообще ничего похожего на последние три.
– Моя доверчивость подвергается серьезному испытанию, – пробормотала Перрунд.
– Значит, в Богатилии все были счастливы? – спросила Хьюсс.
– Так счастливы, как только могли. Люди сами умудрялись делать себя несчастными, как и всегда.
Перрунд кивнула.
– Ну вот, теперь похоже на правду.
– В той земле жили два друга – мальчик и девочка, они были в двоюродном родстве и выросли вместе. Они считали себя взрослыми, а на самом деле все еще были детьми. Они были лучшими друзьями, но часто не соглашались друг с другом. И одно из главных расхождений касалось вопроса о том, что делать, когда в Богатилии объявится одно из этих племен бедняков. Предоставить ли их самим себе или помочь им улучшить их жизнь? И если все-таки помогать, то как именно? Сказать им: «Присоединяйтесь к нам и живите, как мы»? Сказать им: «Оставьте ваш образ жизни, оставьте ваших богов, ваши самые дорогие верования, традиции, которые делают вас такими, какие вы есть»? Или сказать: «Мы решили, что вы должны оставаться в основном такими, как сейчас, мы будем относиться к вам, как к детям, будем давать вам игрушки, которые улучшат вашу жизнь»? И правда, как решить, что лучше?
Латтенс ерзал и извивался на диване. Перрунд пыталась удержать его на месте.
– Неужели там и вправду не было никаких войн? – спросил мальчик.
– Да, – сказала Перрунд, озабоченно глядя на Де-Вара, – ребенку такое, видимо, трудно понять.
ДеВар печально улыбнулся.
– Нет, войны там были, но очень короткие и далеко на границах. Но чтобы не быть многословным, я скажу – двое друзей решили испытать справедливость своих доводов. У них был еще один друг – дама, очень похожая на них. К тому же она отличалась необыкновенным умом и красотой, и у нее был подарок, который она готова была вручить любому из них. – ДеВар посмотрел на Перрунд, потом на Хьюсс.
– Любомуиз них? – спросила Перрунд, улыбнувшись одними губами. Хьюсс опустила глаза.
– Она была женщиной широких взглядов, – сказал ДеВар и откашлялся. – И вот мальчик и девочка договорились между собой, что приведут ей свои доводы, и тот, кого она признает проигравшим, уйдет, а второй получит награду.
– А третий друг, эта дама, знала о странном договоре между этими двумя? – спросила Перрунд.
– Имена! Как их звали? – спросил Латтенс.
– Да, как их звали? – спросила Хьюсс.
– Девочку звали Секрум, а мальчика – Хилити. Имя их прекрасного друга было Лелеерил. – ДеВар посмотрел на Перрунд. – И она не знала об их соглашении.
– Фу ты, – сказала Перрунд.
– И вот они втроем встретились в охотничьем домике высоко-высоко в горах.
– Высоко, как Бездыханная Долина? – спросил Латтенс.
– Нет, не так высоко, но горы эти были очень крутые, с острыми пиками. И вот…
– А во что верил каждый из тех двоих? – спросила Перрунд.
– Во что? Ну, Секрум верила, что всегда нужно вмешиваться или пытаться помочь, а Хилити считал, что лучше оставить людей в покое. Так вот, у них была хорошая еда и хорошее вино, они смеялись, рассказывали всякие истории и шутили. Секрум и Хилити поведали Лелеерил о разнице в своих взглядах и спросили, кто из них прав. Она пыталась сказать, что они оба по-своему правы, что в одном случае может быть прав один, а в другом – другой… Но Секрум и Хилити настаивали, они говорили, что Лелеерил должна выбрать кого-нибудь одного, и она выбрала Хилити, а бедняжке Секрум пришлось оставить охотничий домик.
– И что же Лелеерил собиралась подарить Хилити? – спросил Латтенс.
– Кое-что очень сладкое, – сказал ДеВар и как волшебник извлек из своего кармана засахаренный плод. Затем отдал довольному мальчику, который радостно вонзил в него зубы.
– И что же случилось дальше? – спросила Хьюсс.
– Лелеерил узнала, что ее подарок был предметом спора, и это обидело ее. Она удалилась на какое-то время…
– Она была вынужденаудалиться? – спросила Перрунд. – Ведь девушки в цивилизованных обществах, случается, вынуждены это делать, когда природа берет свое?
– Нет, просто ей хотелось побыть где-то в другом месте, вдали от всех, кого она знала.
– Она что, ушла и от родителей? – с недоверчивым видом спросила Хьюсс.
– От всех. И тогда Секрум и Хилити поняли, что, видимо, Лелеерил питала к одному из них более сильные чувства, чем они это себе представляли, и что они поступили плохо.
– Теперь есть три императора, – внезапно сказал Латтенс, вгрызаясь в сладкий плод. – Я знаю, как их зовут.
– Т-сс, – сказала ему Перрунд.
– Лелеерил вернулась, – сказал им ДеВар, – но она обзавелась новыми друзьями там, где была, и она изменилась за время отсутствия, а потому скоро ушла снова, чтобы уже никогда не вернуться. Насколько мне известно, она после этого жила счастливой жизнью. Секрум стала солдатом-миссионером в богатильской армии, сражалась в очень маленьких и очень далеких войнах.
– Женщина-солдат? – спросила Хьюсс.
– Что-то вроде. Скорее миссионер или даже шпион, чем солдат.
Перрунд пожала плечами.
– Говорят, что балнимы Кваррека все как один женщины.
ДеВар улыбнулся.
– И что? – разочарованно спросила Хьюсс. – Это вся история?
– Пока вся, – пожал плечами ДеВар.
– Ты хочешь сказать, что есть и продолжение? – поинтересовалась Перрунд. – Расскажи. Неведение – это невыносимо.
– Пожалуй, расскажу как-нибудь в другой раз.
– А что насчет Хилити? – спросила Хьюсс – Что стало с ним, когда ушла его кузина?
Но ДеВар только улыбнулся.
– Ну и ладно, – обиженно сказала Перрунд. – Ну и держи при себе свою историю.
– А где находится Богатилия? – спросил Латтенс. – Я знаю географию.
– Далеко, – ответил ДеВар мальчику.
– Далеко за морем? – спросил мальчик.
– Далеко за морем.
– Дальше Тирска?
– Гораздо дальше.
– Дальше Заброшенных островов?
– О, еще дальше.
– Дальше, чем… Дрезен.
– Даже дальше, чем Дрезен. На выдуманной земле.
– А горы там из сахара? – спросил Латтенс.
– Там все горы сахарные. А озера из фруктового сока. А дичь там растет на деревьях уже приготовленная. А другие деревья там плодоносят домами, катапультами, стрелами, луками.
– А в реках там течет, наверное, вино? – спросила Хьюсс.
– Да. А дома, здания, мосты там из алмазов, золота и всяких драгоценностей.
– У меня есть щеночек элтара, – сказал Латтенс Де-Вару. – Его зовут Винтл. Хочешь посмотреть?
– Конечно.
– Он в саду. В клетке. Сейчас принесу. Идем, – сказал Латтенс, обращаясь к Хьюсс, и потащил ее за руку.
– Пожалуй, ему все равно пора побегать в саду, – сказала Хьюсс. – Я скоро вернусь с непослушным Винтлом.
ДеВар и Перрунд смотрели, как женщина с ребенком вышли из комнаты под бдительным взглядом облаченного в белое евнуха, сидевшего на высоком стуле.
– Ну так вот что я тебе скажу, господин ДеВар, – сказала Перрунд, – хватит тебе уже тянуть время. Расскажи-ка мне о после-убийце, которого ты прикончил.
ДеВар поведал ей то, что, по его мнению, можно было рассказать о случившемся. Он опустил детали насчет того, как ему удалось так оперативно предотвратить нападение, а Перрунд была слишком вежлива, чтобы настаивать.
– А как насчет делегации, которая прибыла с послом этой морской компании?
ДеВар посмотрел на нее встревоженным взглядом.
– Я думаю, они не знали, что у него на уме. Хотя один, может, и знал. У него был запас снадобий, которые принял убийца, но остальные пребывали в полном неведении. Наивные, ничего не подозревавшие люди, думавшие, что их ждут приключения.
– Их допрашивали с пристрастием? – тихо спросила Перрунд.
ДеВар кивнул. Он опустил глаза в пол.
– Домой вернутся только их головы. Мне сказали, что под конец посланники рады были расстаться с ними.
Перрунд прикоснулась пальцами к руке ДеВара и тут же отдернула ее, бросив взгляд на евнуха.
– Виноваты хозяева, пославшие их на смерть, а не ты. Если бы план удался, то их страдания были бы ничуть не меньше.
– Я знаю. – ДеВар выдавил из себя улыбку. – Может быть, это называется профессиональным отсутствием сострадания. Я научен убивать или калечить как можно быстрее, а не как можно медленнее.
– Значит, ты не удовлетворен? Совершено покушение, и весьма серьезное. Тебе не кажется, что это опровергает твою теорию о существовании опасности здесь, внутри дворца?
– Может быть, – неуверенно сказал ДеВар. Перрунд улыбнулась.
– Тебя это ничуть не успокоило, да?
– Нет, – признался ДеВар и отвернулся. – Ну разве что немного, да и то скорее потому, что я признал твою правоту. Я буду беспокоиться, что бы ни случилось, и всегда буду ждать наихудшего развития событий. Я не могу не беспокоиться. Беспокойство – мое нормальное состояние.
– Ну, я-то думаю редко. Вокруг столько людей, которые думают (или думают, что думают) гораздо лучше меня. Думать с моей стороны было бы слишком самонадеянно.
– Я хотел узнать, что тебя привело сюда? Это твоя утренняя прогулка?
– Да, мне нравится вид с крыши.
– Нужно запомнить и не садиться здесь в следующий раз, когда мне приспичит подумать.
– Я меняю маршруты своих прогулок, ДеВар. Так что нигде во дворце ты не можешь чувствовать себя в безопасности. Разве что в своих собственных покоях.
– Постараюсь запомнить.
– Хорошо. Думаю, ты теперь счастлив.
– Счастлив? Это почему?
– На протектора устроили покушение. Насколько мне известно, ты оказался на месте.
– А, вот ты о чем.
– Да, вот я о чем.
– Да, я оказался на месте.
– Так ты теперь счастлив? Когда мы с тобой говорили в последний раз, ты выражал разочарование тем, что наемных убийц поубавилось в последнее время, а это, на твой взгляд, неопровержимо доказывало, что мы просто-таки окружены ими.
ДеВар горько улыбнулся.
– Да-да. Но нет, я не стал счастливее, моя госпожа.
– Я так и думала. – Перрунд поднялась. ДеВар тоже встал.
– Насколько мне известно, протектор сегодня будет в гареме, – сказала она. – Значит, мы увидим тебя?
– Вероятно.
– Хорошо. Оставляю тебя с твоими мыслями. – Госпожа Перрунд улыбнулась и направилась к двери, ведущей на крышу. Стражник-евнух последовал за нею.
ДеВар несколько мгновений наблюдал за ними, потом потянулся и зевнул.
Дворцовая наложница Йалде была фавориткой генерала ЙетАмидуса, который часто вызывал ее в свои покои на территории дворца. Девушка не могла говорить, хотя язык и все остальное, необходимое для речи, у нее было. Она хорошо понимала по-имперски, а местный тассасенский язык – едва-едва. Прежде она была рабыней. Вероятно, в те времена с ней случилось нечто, повредившее ту часть ее мозга, которая отвечала за умение говорить. Но Йалде могла заливаться смехом, стонать и кричать на ложе сладострастия, о чем генерал не уставал рассказывать своим друзьям.
Йалде сидела на обширном диване рядом с генералом в главной приемной его дома и кормила его пальчиковыми плодами из хрустальной чаши, а он играл ее длинными черными волосами, накручивая пряди на свою крупную руку. Стояла ночь. Банкет, устроенный ЙетАмидусом для тесной компании, длился уже около одного колокола. Гости еще не сняли обеденных одеяний. Кроме ЙетАмидуса присутствовали РуЛойн, брат УрЛейна, БреДелл, врач протектора, начальник стражи ЗеСпиоле, генералы герцог Сималг и герцог Ралбут, а с ними несколько адъютантов и мелких придворных.
– Нет, там что-то вроде бумажных перегородок, – сказал РуЛойн. – Он, вероятно, прятался за одной из них.
– Нет, он прятался под потолком, я вам говорю. Вы сами подумайте – там лучшее место. Чуть что – и вот вам пожалуйста. Сверху вниз. Да хоть камень на него, на этого злоумышленника, сверху сбрось. На самом деле ничего тут такого сложного и нет. Любой осел смог бы это сделать.
– Ерунда. Я вам говорю – стены.
– ЗеСпиоле должен знать, – сказал ЙетАмидус, прерывая спор РуЛойна и Сималга. – ЗеСпиоле, что скажете?
– Меня там не было, – сказал ЗеСпиоле, размахивая кубком. – А пока я был главным телохранителем, расписанная палата ни разу не использовалась.
– Но вы все равно должны знать, – сказал ЙетАми-Дус
– Конечно, я знаю о ней, – сказал ЗеСпиоле. Он прекратил размахивать кубком ровно на столько времени, чтобы проходящий мимо слуга наполнил его. – Знаюто ней многие, вот только никто туда не заходит.
– Так как же ДеВару удалось остановить этого убийцу из морской компании? – спросил Сималг. У герцога были обширные владения на востоке, но он одним из первых среди старой знати принял сторону УрЛейна во время войны за наследство. Это был высокий, вечно усталый человек с прямыми и длинными каштановыми волосами. – С потолка, верно, ЗеСпиоле? Скажите, что я прав.
– Из стены, – сказал РуЛойн. – Через картину – портрет, в котором вырезаны глаза!
– Не могу сказать.
– Но мы ведь ждем! – возразил Сималг.
– Это тайна.
– Правда?
– Да.
– Ну вот, – сказал ЙетАмидус. – Оказывается, это тайна.
– Это протектор сказал или его самодовольный спаситель? – спросил Ралбут. Герцог Ралбут, плотный, но мускулистый, был еще одним из тех, кто рано принял сторону УрЛейна.
– Вы имеете в виду ДеВара? – спросил ЗеСпиоле.
– Разве он вам не кажется самодовольным? – спросил Ралбут, отпив из своего кубка.
– Да, самодовольный, – сказал доктор БреДелл. – И чересчур умный. И не только это.
– И увертливый, – добавил Ралбут, слегка распуская на своем огромном теле одеяние и стряхивая с него крошки.
– Попробуйте соблазнить его, – предложил Сималг.
– Я соблазню вас, – ответил Ралбут Сималгу.
– У вас ничего не получится.
– А вы думаете, ДеВар имеет виды на протектора? – спросил ЙетАмидус. – Вы и вправду считаете, что он любитель мужчин? Или это только слухи?
– Вы никогда не видели его в гареме, – сказал РуЛойн.
– А ему разрешено там появляться? – спросил БреДелл. Врачу дворца позволялось приходить в гарем только по вызовам, когда мамка гарема не могла справиться.
– Главный телохранитель? – спросил ЗеСпиоле. – Да. Ему разрешено выбирать из наложниц-служанок. Из тех, что одеты в синее.
– Вот как, – сказал ЙетАмидус, погладив под подбородком темноволосую девушку, сидящую рядом с ним. – Наложницы-служанки. На ступеньку ниже моей малютки Йалде.
– Думаю, ДеВар не пользуется этой привилегией, – заметил Ралбут.
– Говорят, что он особенно близок с наложницей Перрунд, – сказал РуЛейн.
– Это та, у которой высохшая рука, – добавил ЙетАмидус.
– Я тоже об этом слышал, – согласился БреДелл.
– Одна из личных наложниц УрЛейна? – ужаснулся Сималг. – Но вы же не хотите сказать, что он спит с ней? О боги! Пусть бы протектор оставил его в гареме навсегда – в качестве евнуха.
– Не могу поверить, что ДеВар настолько глуп или несдержан, – сказал БреДелл. – Это, видимо, только рыцарская любовь.
– А может, они что-то замышляют, а? – предположил Сималг.
– Я слышал, что он посещает один дом в городе, хотя и не очень часто, – сказал РуЛейн.
– Дом с девицами? – спросил ЙетАмидус. – Не с мальчиками?
– С девицами, – подтвердил РуЛейн.
– Если бы я был девицей, вынужденной принимать такого типа, то запросил бы двойную плату, – сказал Сималг. – От него пахнет какой-то дрянью. Разве вы не замечали?
– У вас, наверное, нюх на такие вещи, – сказал доктор БреДелл.
– Может быть, у ДеВара есть особое разрешение от протектора? – сказал Ралбут. – Тайное разрешение укладывать Перрунд в постель.
– Она же калека! – воскликнул ЙетАмидус.
– Но все равно красива, – сказал Сималг.
– Нужно сказать, некоторых привлекают разные калечества, – добавил доктор БреДелл.
– Возлечь с королевской дамой Перрунд. Кажется, вы пользовались этой привилегией, ЗеСпиоле? – спросил Ралбут.
– К сожалению, нет, – отозвался ЗеСпиоле. – И не думаю, что ею пользуется ДеВар. Полагаю, между ними существует притяжение умов, а не тел.
– Что-то уж слишком заумное, – пробормотал Сималг, давая знак слуге налить еще вина.
– А каких привилегий вам больше всего не хватает, из тех, что связаны с постом главного телохранителя? – спросил Ралбут, разглядывая плод, с которого он снимал кожицу. Он оттолкнул слугу, который попытался было сделать это за него.
– Мне не хватает ежедневного общества протектора, больше ничего. Это выматывающая работа. Для молодого человека. Мои нынешние обязанности довольно интересны, хотя мне и не приходится иметь дела с послами-убийцами.
– Бросьте, ЗеСпиоле, – сказал Ралбут, откусывая кусок очищенного плода. Потом он выплюнул косточки, откусил еще и проглотил. Он вытер губы. – Вы ненавидите ДеВара, верно? Он прогнал вас с вашей должности.
ЗеСпиоле помолчал несколько мгновений.
– Такое нередко случается, и правильно – вы так не считаете, герцог? – Он обвел взглядом других. – Разве мы все вместе не выгнали старого короля? Но это же было необходимо.
– Абсолютно, – сказал ЙетАмидус.
– Угу, – пробормотал БреДелл, засунувший в рот конфету.
Ралбут кивнул. Сималг вздохнул.
– Это в первую очередь заслуга нашего протектора, – сказал он. – Остальные только помогали ему.
– И мы гордимся этим, – сказал ЙетАмидус, хлопнув ладонью по краю ложа.
– Значит, вы не питаете к нему ненависти? – спросил Ралбут у ЗеСпиоле. – Тогда вы и в самом деле баловень Провидения. – Он покачал головой и ногтем надрезал кожуру еще одного плода.
– Я ненавижу его не больше, чем вы должны ненавидеть протектора, – сказал ЗеСпиоле.
Ралбут перестал есть.
– Почему это я должен ненавидеть протектора? – спросил он. – Я чту УрЛейна и то, что он совершил.
– Включая и то, что он поместил нас в этот дворец, – сказал Сималг. – Если бы не его милости, мы бы до сих пор ходили среди младших придворных. Мы обязаны великому эдилу не меньше, чем купец, который домогается его подписи на документе… Как это у них называется – на документе о льготах. Чтобы потом повесить эту бумажку к себе на стену, и повыше.
– Именно, – сказал ЗеСпиоле. – И тем не менее, случись что с протектором…
– Да не допустит этого Провидение! – вставил ЙетАмидус.
– … то разве не на человека вроде вас, герцог, – представитель знатного рода при прежнем режиме, преданный генералу при новом порядке, – обратит свои взгляды народ в поисках преемника?
– Опять он за свое, – зевнул Сималг.
– Этот разговор неприличен, – сказал РуЛойн.
– Нет, – сказал ЗеСпиоле, глядя на РуЛойна. – Мы должны говорить на подобные темы. Те, кто желает Тассасену и УрЛейну зла, будут наверняка избегать таких разговоров. Выдолжны думать о таких вещах, РуЛойн. Вы – брат протектора. Люди, возможно, обратят свои взгляды на вас, если его не станет.
РуЛойн покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Я поднялся так высоко на гребне его взлета. Люди и без того говорят, что я забрался слишком высоко. – Он бросил взгляд на Ралбута, который смотрел на него широко раскрытыми, ничего не выражающими глазами.
– О да, – взмахнул рукой Сималг. – Мы, герцоги, категорически против наследования по праву рождения.
– А где наш хозяин? – спросил ЙетАмидус. – Йалде, будь добра, позови назад музыкантов. У меня от этих разговоров разболелась голова. Нам нужны песни и музыка.
– Вот он.
– Да вот же. Вот же он.
– Быстро! Держите его! Держите! Быстро.
– А-а-а.
– Слишком поздно.
– Я выиграл, выиграл, выиграл!
– Ты опять выиграл! Вы посмотрите только – такой маленький и такой умный! – Перрунд подхватила мальчика здоровой рукой и усадила рядом с собой. Латтенс, сын УрЛейна, извивался ужом от щекотки, потом взвизгнул, нырнул под подол платья наложницы и попытался спрятаться там от ДеВара, который пробежал почти по всей гостевой комнате наружного гарема в тщетной попытке поймать Латтенса. ДеВар подбежал, тяжело дыша и ворча.
– Где этот мальчишка? – брюзгливо спросил он.
– Мальчишка? Какой такой мальчишка? – спросила Перрунд, поднеся руку к подбородку. Ее голубые крапчатые глаза невинно смотрели на ДеВара.
– Ладно, забудем об этом. Мне нужно присесть и отдышаться после погони за этим маленьким плутом. – Когда ДеВар уселся рядом с мальчиком, раздался смешок, туфельки мальчика торчали из-под платья Перрунд. – Это что такое? Это же его туфли. Смотри-ка! – ДеВар ухватил Латтенса за коленку. Послышался приглушенный визг. – Да это же его нога. Наверняка к ней прилагается и все остальное! Ага! Вот и он сам! – Перрунд приподняла полы своего платья, чтобы ДеВар мог пощекотать мальчика, потом подтянула поближе подушку и подсунула ее под Латтенса. ДеВар усадил мальчика на подушку. – Ты знаешь, что бывает с мальчиками, которые выигрывают игру в прятки? – спросил ДеВар. Латтенс смотрел на него широко раскрытыми глазами. Он помотал головой и попытался сунуть большой палец себе в рот. Перрунд перехватила руку мальчика. – Они получают, – прорычал ДеВар, наклонившись к нему, – конфетку!
Перрунд протянула Латтенсу коробку с засахаренными фруктами. Тот взвизгнул от восторга и потер ладошки, заглядывая в коробку и решая, с чего начать. Наконец он ухватил горсть сладостей.
Хьюсс, еще одна наложница в красном платье, тяжело уселась на диван напротив Перрунд и ДеВара. Она тоже участвовала в этой игре в прятки. Хьюсс была теткой Латтенса. Ее сестра умерла, рожая мальчика. Случилось это в начале войны за наследство. Хьюсс была полненькой, но гибкой женщиной с непослушными кудрявыми волосами.
– Уроки у тебя сегодня уже закончились, Латтенс? – спросила Перрунд.
– Да, – сказал мальчик. Ростом – небольшим – он пошел в отца, а волосы унаследовал от матери – золотистые, с рыжинкой.
– И что же ты выучил сегодня?
– Еще кое-что о треугольниках и немного истории – о том, что случилось раньше.
– Понятно, – сказала Перрунд, поправляя воротничок курточки и приглаживая волосы Латтенса.
– Там был такой человек по имени Нараджист, – сказал мальчик, слизывая с пальцев сахарную пудру.
– Нахараджаст, – сказал ДеВар, но Перрунд сделала ему знак – помалкивай.
– Он посмотрел через трубку на небо и сказал императору… – Латтенс скосил глаза на три сверкающих купола, освещавших комнату. – Пуслиду…
– Пуйсиду, – пробормотал ДеВар.
Перрунд недовольно свела брови, взглянув на ДеВара.
– … там были большие огненные камни и БЕРЕГИСЬ! – Мальчик, выкрикнув последнее слово, вскочил с места, потом снова сел и наклонился над коробкой со сладостями, приложив один палец к губам. – Но император не послушался, и камни убили его.
– Ну, это слегка упрощенный взгляд на вещи, – сказал ДеВар.
– Какая печальная история! – сказала Перрунд, взъерошивая теперь волосы мальчика. – Бедный старый император!
– Да, – пожал плечами мальчик. – Но потом пришел папа, и все встало на свои места.
Трое взрослых переглянулись и рассмеялись.
– Вот уж точно, – сказала Перрунд, забирая у мальчика коробку с конфетами и пряча ее себе за спину. – Тассасен снова мощное государство, правда?
– Эээ-ээ, – сказал Латтенс, стараясь пролезть за спину Перрунд и дотянуться до коробки.
– Ну, пожалуй, настало время для истории, – сказала Перрунд, усаживая мальчика. – ДеВар?
ДеВар сел и задумался.
– Что ж, это не ахти какая история, но все же история, – сказал он.
– Тогда рассказывай.
– Она подходит для мальчика? – спросила Хьюсс.
– Я расскажу так, что подойдет. – ДеВар распрямил спину, поправил меч и кинжал. – Когда-то, давным-давно была одна волшебная страна, где каждый мужчина был королем, каждая женщина – королевой, каждый мальчик – принцем, а каждая девочка – принцессой. Там не было ни голодных, ни калек.
– А бедняки были?
– Это зависит от того, что называть бедностью. С одной стороны – нет, потому что каждый мог иметь все, что ему заблагорассудится, а с другой стороны – да, потому что были среди них такие, которые не хотели иметь ничего. Быть свободными от обладания – вот чего желали их сердца, и они обычно жили в пустыне, в горах, в лесах, в пещерах или на деревьях или просто бродяжничали. Некоторые жили в больших городах. Но если они решали отправиться в странствия, никто им не препятствовал.
– Они были святые? – спросил Латтенс.
– Да, можно сказать и так.
– И все они были красивы, да? – спросила Хьюсс.
– Зависит от того, что иметь в виду, – извиняющимся тоном сказал ДеВар. Перрунд раздраженно вздохнула. – Некоторые люди видят в уродстве своего рода красоту. А если все красивы, то в уродстве или даже простоте есть некоторая исключительность. Но в целом – да, все они были настолько красивы, насколько того желали.
– Так много всяких «если» и «но», – сказала Перрунд. – Похоже, в этой стране было много неопределенности.
– Можно сказать и так, – улыбнулся ДеВар. Пер-РУВД ударила его подушкой. – Иногда, – продолжил ДеВар, – по мере того, как тамошние люди осваивали новые земли…
– А как называлась эта страна? – прервал его Лат-тенс.
– Я забыл об этом сказать. Конечно, Богатилия. Так вот, случалось, граждане Богатилии обнаруживали, что целые группы людей живут в их стране как бродяги, то есть как бедняки (или святые), но при этом вовсе не хотят так жить. Эти люди вели такую жизнь по необходимости. У них не было преимуществ, к которым привыкли граждане Богатилии. И скоро отношения с этими людьми стали для народа Богатилии главной заботой.
– Что-что? У них не было ни войн, ни голода, ни чумы, ни налогов? – спросила Перрунд.
– Не было. И вообще ничего похожего на последние три.
– Моя доверчивость подвергается серьезному испытанию, – пробормотала Перрунд.
– Значит, в Богатилии все были счастливы? – спросила Хьюсс.
– Так счастливы, как только могли. Люди сами умудрялись делать себя несчастными, как и всегда.
Перрунд кивнула.
– Ну вот, теперь похоже на правду.
– В той земле жили два друга – мальчик и девочка, они были в двоюродном родстве и выросли вместе. Они считали себя взрослыми, а на самом деле все еще были детьми. Они были лучшими друзьями, но часто не соглашались друг с другом. И одно из главных расхождений касалось вопроса о том, что делать, когда в Богатилии объявится одно из этих племен бедняков. Предоставить ли их самим себе или помочь им улучшить их жизнь? И если все-таки помогать, то как именно? Сказать им: «Присоединяйтесь к нам и живите, как мы»? Сказать им: «Оставьте ваш образ жизни, оставьте ваших богов, ваши самые дорогие верования, традиции, которые делают вас такими, какие вы есть»? Или сказать: «Мы решили, что вы должны оставаться в основном такими, как сейчас, мы будем относиться к вам, как к детям, будем давать вам игрушки, которые улучшат вашу жизнь»? И правда, как решить, что лучше?
Латтенс ерзал и извивался на диване. Перрунд пыталась удержать его на месте.
– Неужели там и вправду не было никаких войн? – спросил мальчик.
– Да, – сказала Перрунд, озабоченно глядя на Де-Вара, – ребенку такое, видимо, трудно понять.
ДеВар печально улыбнулся.
– Нет, войны там были, но очень короткие и далеко на границах. Но чтобы не быть многословным, я скажу – двое друзей решили испытать справедливость своих доводов. У них был еще один друг – дама, очень похожая на них. К тому же она отличалась необыкновенным умом и красотой, и у нее был подарок, который она готова была вручить любому из них. – ДеВар посмотрел на Перрунд, потом на Хьюсс.
– Любомуиз них? – спросила Перрунд, улыбнувшись одними губами. Хьюсс опустила глаза.
– Она была женщиной широких взглядов, – сказал ДеВар и откашлялся. – И вот мальчик и девочка договорились между собой, что приведут ей свои доводы, и тот, кого она признает проигравшим, уйдет, а второй получит награду.
– А третий друг, эта дама, знала о странном договоре между этими двумя? – спросила Перрунд.
– Имена! Как их звали? – спросил Латтенс.
– Да, как их звали? – спросила Хьюсс.
– Девочку звали Секрум, а мальчика – Хилити. Имя их прекрасного друга было Лелеерил. – ДеВар посмотрел на Перрунд. – И она не знала об их соглашении.
– Фу ты, – сказала Перрунд.
– И вот они втроем встретились в охотничьем домике высоко-высоко в горах.
– Высоко, как Бездыханная Долина? – спросил Латтенс.
– Нет, не так высоко, но горы эти были очень крутые, с острыми пиками. И вот…
– А во что верил каждый из тех двоих? – спросила Перрунд.
– Во что? Ну, Секрум верила, что всегда нужно вмешиваться или пытаться помочь, а Хилити считал, что лучше оставить людей в покое. Так вот, у них была хорошая еда и хорошее вино, они смеялись, рассказывали всякие истории и шутили. Секрум и Хилити поведали Лелеерил о разнице в своих взглядах и спросили, кто из них прав. Она пыталась сказать, что они оба по-своему правы, что в одном случае может быть прав один, а в другом – другой… Но Секрум и Хилити настаивали, они говорили, что Лелеерил должна выбрать кого-нибудь одного, и она выбрала Хилити, а бедняжке Секрум пришлось оставить охотничий домик.
– И что же Лелеерил собиралась подарить Хилити? – спросил Латтенс.
– Кое-что очень сладкое, – сказал ДеВар и как волшебник извлек из своего кармана засахаренный плод. Затем отдал довольному мальчику, который радостно вонзил в него зубы.
– И что же случилось дальше? – спросила Хьюсс.
– Лелеерил узнала, что ее подарок был предметом спора, и это обидело ее. Она удалилась на какое-то время…
– Она была вынужденаудалиться? – спросила Перрунд. – Ведь девушки в цивилизованных обществах, случается, вынуждены это делать, когда природа берет свое?
– Нет, просто ей хотелось побыть где-то в другом месте, вдали от всех, кого она знала.
– Она что, ушла и от родителей? – с недоверчивым видом спросила Хьюсс.
– От всех. И тогда Секрум и Хилити поняли, что, видимо, Лелеерил питала к одному из них более сильные чувства, чем они это себе представляли, и что они поступили плохо.
– Теперь есть три императора, – внезапно сказал Латтенс, вгрызаясь в сладкий плод. – Я знаю, как их зовут.
– Т-сс, – сказала ему Перрунд.
– Лелеерил вернулась, – сказал им ДеВар, – но она обзавелась новыми друзьями там, где была, и она изменилась за время отсутствия, а потому скоро ушла снова, чтобы уже никогда не вернуться. Насколько мне известно, она после этого жила счастливой жизнью. Секрум стала солдатом-миссионером в богатильской армии, сражалась в очень маленьких и очень далеких войнах.
– Женщина-солдат? – спросила Хьюсс.
– Что-то вроде. Скорее миссионер или даже шпион, чем солдат.
Перрунд пожала плечами.
– Говорят, что балнимы Кваррека все как один женщины.
ДеВар улыбнулся.
– И что? – разочарованно спросила Хьюсс. – Это вся история?
– Пока вся, – пожал плечами ДеВар.
– Ты хочешь сказать, что есть и продолжение? – поинтересовалась Перрунд. – Расскажи. Неведение – это невыносимо.
– Пожалуй, расскажу как-нибудь в другой раз.
– А что насчет Хилити? – спросила Хьюсс – Что стало с ним, когда ушла его кузина?
Но ДеВар только улыбнулся.
– Ну и ладно, – обиженно сказала Перрунд. – Ну и держи при себе свою историю.
– А где находится Богатилия? – спросил Латтенс. – Я знаю географию.
– Далеко, – ответил ДеВар мальчику.
– Далеко за морем? – спросил мальчик.
– Далеко за морем.
– Дальше Тирска?
– Гораздо дальше.
– Дальше Заброшенных островов?
– О, еще дальше.
– Дальше, чем… Дрезен.
– Даже дальше, чем Дрезен. На выдуманной земле.
– А горы там из сахара? – спросил Латтенс.
– Там все горы сахарные. А озера из фруктового сока. А дичь там растет на деревьях уже приготовленная. А другие деревья там плодоносят домами, катапультами, стрелами, луками.
– А в реках там течет, наверное, вино? – спросила Хьюсс.
– Да. А дома, здания, мосты там из алмазов, золота и всяких драгоценностей.
– У меня есть щеночек элтара, – сказал Латтенс Де-Вару. – Его зовут Винтл. Хочешь посмотреть?
– Конечно.
– Он в саду. В клетке. Сейчас принесу. Идем, – сказал Латтенс, обращаясь к Хьюсс, и потащил ее за руку.
– Пожалуй, ему все равно пора побегать в саду, – сказала Хьюсс. – Я скоро вернусь с непослушным Винтлом.
ДеВар и Перрунд смотрели, как женщина с ребенком вышли из комнаты под бдительным взглядом облаченного в белое евнуха, сидевшего на высоком стуле.
– Ну так вот что я тебе скажу, господин ДеВар, – сказала Перрунд, – хватит тебе уже тянуть время. Расскажи-ка мне о после-убийце, которого ты прикончил.
ДеВар поведал ей то, что, по его мнению, можно было рассказать о случившемся. Он опустил детали насчет того, как ему удалось так оперативно предотвратить нападение, а Перрунд была слишком вежлива, чтобы настаивать.
– А как насчет делегации, которая прибыла с послом этой морской компании?
ДеВар посмотрел на нее встревоженным взглядом.
– Я думаю, они не знали, что у него на уме. Хотя один, может, и знал. У него был запас снадобий, которые принял убийца, но остальные пребывали в полном неведении. Наивные, ничего не подозревавшие люди, думавшие, что их ждут приключения.
– Их допрашивали с пристрастием? – тихо спросила Перрунд.
ДеВар кивнул. Он опустил глаза в пол.
– Домой вернутся только их головы. Мне сказали, что под конец посланники рады были расстаться с ними.
Перрунд прикоснулась пальцами к руке ДеВара и тут же отдернула ее, бросив взгляд на евнуха.
– Виноваты хозяева, пославшие их на смерть, а не ты. Если бы план удался, то их страдания были бы ничуть не меньше.
– Я знаю. – ДеВар выдавил из себя улыбку. – Может быть, это называется профессиональным отсутствием сострадания. Я научен убивать или калечить как можно быстрее, а не как можно медленнее.
– Значит, ты не удовлетворен? Совершено покушение, и весьма серьезное. Тебе не кажется, что это опровергает твою теорию о существовании опасности здесь, внутри дворца?
– Может быть, – неуверенно сказал ДеВар. Перрунд улыбнулась.
– Тебя это ничуть не успокоило, да?
– Нет, – признался ДеВар и отвернулся. – Ну разве что немного, да и то скорее потому, что я признал твою правоту. Я буду беспокоиться, что бы ни случилось, и всегда буду ждать наихудшего развития событий. Я не могу не беспокоиться. Беспокойство – мое нормальное состояние.