– Вряд ли кто-нибудь сочтет появление привидений признаком хорошего тона. – Мисс Давенпорт позволила себе слегка улыбнуться и поднялась с места. – Ну, дорогая Беатриса, примите мои заверения в самом глубоком сочувствии. С вашей стороны так мудро – не подавать виду, что дела плохи. Нет, не надо провожать меня. Я же знаю, как вам сейчас нелегко.
   Последние слова она умудрилась произнести особенно ядовито.
   Дафна проводила посетительницу до выхода и с трудом удержалась, чтобы не хлопнуть дверью, как только та вышла. Она вернулась в коридор; навстречу ей шла Беатриса, которая судорожно стискивала руки и не могла совладать с дрожью в плечах.
   – Какова наглость у этой женщины! Ее «дорогой кузен виконт», скажите на милость! – фыркнула Беатриса. – Троюродные кузены, притом не по крови, а через какие-то заключенные браки. Я сомневаюсь, что она хоть капельку души вкладывает в эту их маленькую школу, только всем вокруг уши прожужжала!
   – Она говорила о четырех девочках, – Дафна направилась к кабинету. – Это правда?
   – Насколько я знаю – нет. Хотя пока что вернулись с каникул не все девочки, которых мы ждали. С соблюдением всех формальностей забрали только двух, но ведь отсюда не следует, что их число не увеличится.
   Дафна уселась в одно из кресел и задумчиво посмотрела на кузину.
   – А это соперничество между вами… оно существует давно?
   Беатриса снова фыркнула.
   – С тех пор, когда мы сами были школьницами. Все, что мы делали – ездили верхом, танцевали, вели домашнее хозяйство – она превращала в какое-то состязание между нами. Каждый раз, когда я одерживала верх, Изабель изобретала какую-нибудь каверзу, чтобы свести мой успех на нет.
   – А если верх одерживала мисс Давенпорт? – Дафне как-то трудно было вообразить, что злоба может быть односторонней.
   Беатриса возмутилась:
   – Она? Одерживала верх? Не смеши меня. Разве что в злопыхательстве. Вот это как раз в ее духе – явиться сюда и насмехаться над нами. Хотя еще больше в ее духе было бы… – она осеклась, и глаза у нее расширились.
   – Что же? – Дафна ждала продолжения, хотя, как ей показалось, она уже угадала, какая мысль поразила Беатрису.
   – Да в точности то же самое, что она устраивала с любым делом, которое удавалось мне лучше, чем ей. Конечно же, больше всего в ее духе – вредить. Вредить изо всех сил.

Глава 4

   Перед тем как расстаться с Беатрисой, Дафна взглянула на часы: через час уже следовало переодеваться к обеду. Больше всего ей сейчас хотелось забиться к себе в комнату и собраться с силами для предстоящей встречи с девочками, но такую роскошь она не могла себе позволить. Нужно было повидать Джейн и выведать у нее что-нибудь о возможных прегрешениях Марианны Сноудон.
   Если Марианна что-то затевает, Джейн должна бы об этом знать. С момента появления мисс Сноудон в пансионе они с Джейн были неразлучными подругами и без конца о чем-то шептались. В своем бесхитростном неведении Джейн иногда повторяла довольно рискованные суждения подруги, и по этим высказываниям можно было понять, что мисс Сноудон рассматривает Джейн как свою наперсницу, с которой можно поделиться самыми поразительными откровениями.
   Дафна нашла сестру в музыкальном зале; Джейн сидела за старинным фортепиано, но не играла на нем. Марианна пристроилась на стуле, поставленном рядом; ее светлые кудряшки почти касались более темных волос Джейн. Обе увлеченно болтали и хихикали; Дафне это показалось дурным предзнаменованием.
   Когда дверь открылась, девочки с виноватым видом отпрянули одна от другой, как будто их застали за каким-то неподобающим занятием. Марианна на мгновение застыла, а потом наклонилась к Джейн и что-то ей шепнула. Она поднялась с преувеличенно-благонравным видом, разгладила юбку и величаво выплыла из комнаты, хотя в последний момент у нее вырвался сдавленный смешок, испортив тем самым весь эффект от столь торжественного выхода.
   Джейн изобразила на лице выражение такой полнейшей невинности, что Дафна снова почувствовала себя неуютно.
   – Что это вы тут обе затеваете? – требовательно спросила она.
   – Затеваем? О чем это ты? – Джейн подняла на сестру вопрошающий взгляд.
   – Не притворяйся. – Дафна села на стул, который только что освободила Марианна. – Джейн, вы не замышляли ничего дурного?
   – Да что ты! – вознегодовала Джейн, но ее возмущение выглядело не вполне натуральным, и предательский румянец, окрасивший ее щеки, был достаточно красноречив.
   – Джейн… – строго начала Дафна.
   – Да нет же, это не то чтобы очень плохое… – запротестовала Джейн.
   Дафна на мгновение закрыла лицо руками, пытаясь побороть искушение сейчас же устроить сестре нагоняй.
   – Тебе не следовало бы впутываться ни в какие истории, которые могли бы повредить школе; да ты и сама не допустила бы этого. Джейн, ты же знаешь, как много значит этот пансион для кузин. Они не вынесли бы такого удара.
   – Да я никогда и ничего не сделала бы во вред им! – Джейн возмущенно уставилась на сестру. – Как ты смеешь даже предполагать такое!
   – Так, значит, ты не стала бы участвовать в устройстве простеньких, безобидных явлений призрака – всего лишь затем, чтобы кого-нибудь напугать? – Прищурившись, Дафна в упор смотрела на нее. – Например, кого-нибудь из младших девочек, которых ты недолюбливаешь? Вот вчера вечером я заметила, что тебе не очень-то симпатична мисс Олден. Или мне показалось?
   Джейн была неприятно поражена.
   – Такое ребячество! Конечно, ни в чем подобном я не участвую. – Вдруг ее глаза широко раскрылись. – Вчера вечером? Ты хочешь сказать, что призрак являлся кому-то уже после каникул? Вот это интересно! Кто же его видел?
   – И я, и мистер Карстейрс. И на этот раз не в саду, а в доме.
   Изумление Джейн было неподдельным.
   – О! – только и смогла она произнести.
   – Джейн, – настаивала Дафна, взяв сестру за руки. – У Марианны такой живой, изобретательный ум. Как, по-твоему, не может ли оказаться, что именно она затеяла и организовала всю эту мистификацию? Просто так, для развлечения, или… или чтобы подшутить над другими девочками.
   У Джейн засверкали глаза.
   – Конечно же, нет! Какой ужас ты придумала! Знаешь, как она любит наших кузин! Она сама так говорила!
   – Но если ей не пришло в голову, что от таких шуток могут пострадать кузины…
   Джейн вскочила со стула.
   – Нет! Ты не любишь Марианну, потому что она терпеть не может рисовать, но на самом деле в ней нет никакой зловредности. И с твоей стороны просто бессовестно подозревать ее!
   – Да, ты совершенно права, и я приношу свои извинения, – с легкостью признала Дафна. Искренность Джейн сомнений не вызывала, а Дафне требовалось получить от сестры еще кое-какие сведения. – Поговорим о другом. Расскажи мне о помолвке Луизы. Где она познакомилась со своим виконтом?
   – Ее отец пригласил виконта погостить у них во время каникул. Она уверяет, что в восторге от выпавшей ей удачи.
   – А на самом деле разве не так? – спросила Дафна, уловив легкий нажим, с которым это было сказано. Джейн снова присела к фортепиано.
   – Марианна говорит, что Луиза слишком старается показать, как она довольнехонька, но не похоже, чтобы она действительно это испытывала. – Она беспокойно взглянула на сестру. – Я не знаю, кому из них верить.
   – Сегодня утром, – медленно проговорила Дафна, – я увидела Луизу, когда она стояла у окна и, казалось, не замечала, что в комнате она не одна. Я тогда еще подумала, что она выглядит несчастной.
   – Да, верно. Значит, правду говорит Марианна. И я этому очень рада. Марианна думает, что Луиза совсем не так сильно влюблена в своего виконта, как пытается всем внушить.
   Дафна встала, подошла к камину и обернулась к сестре.
   – Ты знаешь ее лучше, чем я. Скажи мне честно, Луиза гонится за титулом?
   Джейн колебалась.
   – Марианна так не думает, но… – она замолчала и подняла взгляд на Дафну. – Но так думает мисс Брим. Они же не могут обе быть правы.
   – А ты сама как думаешь?
   Джейн наморщила нос и после секундной заминки ответила:
   – По-моему, права Марианна. Она первая высказала свое мнение.
   Как будто подобное обстоятельство решало дело. Дафна не стала на этом останавливаться.
   – Интересно, что за человек этот виконт, если правда, что он так привлекателен.
   – И еще он превосходно танцует, и всегда одет по последней моде. По ее словам, талантов у него множество. – Джейн вдруг воодушевилась. – Слушай, что я придумала! Давай спросим мистера Карстейрса, ведь он же наверняка знаком с виконтом!
   Напоминание о навязанном ей заступнике неприятно поразило Дафну.
   – Вот еще, он-то тут при чем?
   – Ну, видишь ли, когда он бывает в Лондоне, он вращается только в самом лучшем обществе. Во всяком случае, так говорят мисс Брим и Эмма Пемброк. Потом, что ни говори, он теперь в родстве с Галлифордами. Как же ему не знать всех важных персон?
   Раздражение Дафны нарастало.
   – Я бы не стала беспокоить его по такому поводу. В общем-то, это не столь уж важно.
   Джейн призадумалась и огорченно взглянула на сестру.
   – Почему ты так настроена против мистера Карстейрса? Все девочки говорят, что он очень-очень забавный, и с ним всем весело, особенно если принять во внимание, что он священник. А у него такая смешинка в глазах, ты не заметила?
   – Я заметила только одно – он ведет себя точно так же, как и любой другой джентльмен, когда дело касается «просто слабых женщин». А мне бы хотелось довести до его понимания, что мы способны сами о себе позаботиться.
   Джейн открыла было рот, но затем благоразумно закрыла его снова, сохраняя все то же растерянно-задумчивое выражение. Выждав пару секунд, она спросила:
   – Как по-твоему, он остался бы у нас, если бы дядя Тадеус не настаивал на том, что здесь необходимо присутствие мужчины?
   – А как же! Он тут просто наслаждается жизнью! – провозгласила Дафна, с трудом сдерживая досаду.
   – Но ведь мы могли бы с легкостью избавиться от него, если ты этого пожелаешь. Дафна насторожилась.
   – Что ты хочешь эти сказать? Мистер Карстейрс столь тошнотворно-добродетелен, что он нипочем не отступится ни от своего слова, ни от того, что считает своим долгом. Он никогда не уберется отсюда, если не будет уверен, что кто-либо другой сумеет защитить нас не хуже, чем он сам.
   – А если кто-нибудь другой имеет больше прав на то, чтобы защищать нас? – глаза Джейн блеснули. – Мы ведь могли послать за дядей Персивелом. Не понимаю, почему ты подняла такой шум, когда об этом зашла речь.
   – Дядя… – Дафна почувствовала, как кровь отхлынула от ее щек. – Ох, нет, – только и могла она выговорить.
   – Но если тебе так хочется выдворить отсюда мистера Карстейрса, хотя я никак понять не могу, почему…
   – Дядя Персивел? Джейн, ты его совсем не помнишь?
   Ее сестра задумалась.
   – Если и помню, то смутно.
   Что ж, хотя бы за это следовало благодарить судьбу. Чего девочка не знает, того она не разболтает.
   – Мистер Карстейрс ни в коем случае не одобрил бы этот план, – поспешила она ухватиться за первый попавшийся довод. – Мне совсем не нравится перспектива и дольше терпеть его опеку, но боюсь, что появление дяди Персивела еще больше укрепит в мистере Карстейрсе решимость остаться. И тогда мы получим сразу двух джентльменов, каждый из которых будет навязывать нам свои советы, – добавила она с горечью.
   В подавленном состоянии духа она вышла из комнаты и направилась в библиотеку. Мысли о дядюшке Персивеле, которые роились у нее в голове, как бы прятались за неким прозрачным занавесом, словно она опасалась дать им волю. Даже если бы она нуждалась в его помощи… даже если бы она решилась допустить его в свой обжитой, респектабельный мир – она не была уверена, что он отзовется на ее просьбу. В последний раз, когда она видела его – кажется, это было года четыре тому назад – единственным чувством, которое он питал к своей семье, было раздражение оттого, что никто из родственников не смог дать ему взаймы денег. Очаровательный старый мошенник, вот только подобающих чувств у него никогда и в помине не бывало. Даже вообразить было трудно, что мистер Карстейрс, при его рыцарской натуре, сочтет возможным передать заботу о них в столь недостойные руки.
   Она взяла кочергу и поворошила угольки в камине, а потом добавила дров. Опустившись в кресло, она устремила взгляд в огонь. Что же, если разобраться, удалось ей узнать из разговора с Джейн? И вообще удалось ли узнать хоть что-то?
   Позади нее открылась дверь, и она пригнулась пониже в кресле, надеясь, что вошедший – кто бы то ни был – не заметит ее и уйдет. Однако она услышала ровные спокойные шаги человека, ступающего по старому ковру и приближающегося к соседнему креслу. Она подняла взгляд и увидела перед собой мистера Карстейрса.
   – У вас такой вид, как будто вы что-то узнали и это что-то вас огорчило.
   В его голосе звучали и обещание сочувствия, и просьба о доверии. Но она отвергла и то, и другое.
   – Ничего подобного. Я ничего не узнала, и именно это меня беспокоит.
   – Мисс Сноудон не замешана ни в каких неблаговидных деяниях?
   Дафна вздохнула.
   – Я и сама хотела бы это знать. От нее всегда можно ожидать каких-то выходок, но Джейн пришла в негодование, когда я предположила такую возможность. Можно только надеяться, что Джейн как-нибудь намекнет Марианне насчет моих подозрений.
   – Может быть, в этом и не будет надобности. – Он прошелся до камина, потом к окну, а затем снова вернулся к камину. – Чем больше я об этом думаю, тем менее вероятным мне кажется, чтобы кому-нибудь из ваших учениц удалось сотворить фантом вроде того, что мы с вами видели ночью.
   Накипавшее в ней раздражение выплеснулось наружу.
   – Похоже на то, что вы весьма низкого мнения об их способностях… о способностях всех женщин вообще! Вы, видимо, полагаете, что мы не годимся ни для какого серьезного дела!
   Он поднял брови, но промолчал.
   – Ох! – задохнулась она. – Как мне противно это мужское высокомерие! Вы же уверены, что серьезные дела женщинам не под силу!
   – А сотворение фальшивого призрака относится к «серьезным делам»? – пробормотал он, как бы обращаясь к самому себе.
   – Если за всем этим кроется какой-то смысл, то да, относится!
   Мистер Карстейрс потер подбородок.
   – И какой же смысл тут можно усмотреть?
   – Откуда мне знать?
   Он уселся в кресло напротив Дафны.
   – Именно это я… нет, – мы надеемся установить, правда? Вы считаете вероятным, Что у кого-то из ваших Юных леди может быть основательная причина для таких действий?
   Она взглянула на него с подозрением.
   – Я не усматриваю никаких причин, почему они должны быть менее злонамеренными – или менее предприимчивыми – чем юные джентльмены.
   Дразнящие огоньки, неуместные в данный момент, плясали в глубине его серых глаз.
   – На самом деле у них всего этого даже больше, если судить по моим сестрам. Но для того чтобы соорудить этот призрак, который мы видели, требовалось большое искусство. И он исчез, не оставив ни малейшего следа. Если бы это была просто шалость девочек, склонных к злым шуткам… Вы не думаете, что в этом случае мы бы все-таки что-нибудь обнаружили? Например, нитку и крючки? Или хотя бы лоскуток кисеи? Если все замышлялось ради шутки – зачем им было так заботится, чтобы не осталось никаких следов?
   – Никаких следов, – прошептала она. – Как будто мы видели нечто бестелесное, неосязаемое… просто образ… – это было как озарение. – Поразившая ее мысль показалась столь ослепительно очевидной, что было даже непонятно, как же она не догадалась раньше. Она посмотрела на мистера Карстейрса и обнаружила, что он наблюдает за ней со странной улыбкой. Она торжествовала. – Волшебный фонарь!
   – Я думал об этом, – он покачал головой, этот гнусный всезнайка. – Тогда им понадобилось бы что-нибудь, на чем можно сформировать изображение. И в этом случае должна была остаться какая-то ткань: кисея или газ…
   Она чувствовала себя оскорбленной. Неужели так и должно быть, чтобы за ним всегда оказывалось последнее слово? Ей пришлось очень постараться, чтобы придать своему лицу выражение приторной любезности.
   – Поскольку вы, мужчины, столь всемогущи и всеведущи я могу только удивляться, как это вы до сих пор не нашли правильных ответов.
   Он молчал, но смотрел на нее с невольным восхищением и она чувствовала себя неуютно. Горячий румянец заливал ее щеки; она отвернулась, уклоняясь от его пристального взгляда.
   – А что вы думаете обо всем этом? – В его вопросе звучал искренний интерес.
   Она не отрывала глаз от языков пламени в камине, пытаясь навести порядок в собственных чувствах. У него нет никакого права поворачивать дело так, чтобы ей самой захотелось положиться на его суждение. Ей незачем полагаться ни на чьи суждения. И надо дать ему это понять.
   – Я думаю, – сказала она, тщательно выбирая слова, – что вы, видимо, очень нравитесь самому себе, когда играете роль няньки, приставленной ко мне добрым дядюшкой, и позволяете мне и моим кузинам вести розыски так, как мы сами считаем нужным. Нам вовсе не требуется, чтобы вокруг наших проблем разгорался скандал.
   – А скандал может возникнуть из-за меня? Каким образом? – спросил Адриан тоном вежливого любопытства, в котором явственно сквозил оттенок удовольствия.
   Он еще находит здесь что-то забавное! Дафна была разъярена до зубовного скрежета.
   – Вам непременно нужно напускать на себя этот снисходительный тон?! Какой злой рок привел вас в тот вечер в дом викария?
   Он выпрямился; от его примирительной шутливости не осталось и следа.
   – Если вы искренне желаете, чтобы я убрался, вам следует только сказать это прямо.
   Сквозь сжатые зубы она процедила:
   – Вы прекрасно знаете, что я не могу просить вас уехать… хотя, Бог свидетель, ничего я не желаю так сильно, как этого!
   Еще раз прочувствовать, как связал ее по рукам и ногам дядюшка своими условиями насчет этого джентльмена, оказалось даже более мучительным, чем она думала. Какими оскорбительными были эти условия: если уедет Адриан, то ей придется вернуться в дом викария. К ее великому ужасу, глаза у нее заблестели сердитыми слезами – она не могла допустить, чтобы эти слезы покатились по щекам. Она встала, стараясь держаться твердо: в его присутствии нельзя было выказать ни малейшей слабости.
   – Вы извините меня? У меня еще масса дел.
   Он молча открыл перед ней дверь, и она покинула библиотеку с высоко поднятой головой. Она успела подняться до середины второго пролета лестницы, и только тогда самообладание покинуло ее.
   Она вздрогнула от внезапного озноба, который леденил и тело, и душу. Вокруг нее сомкнулась рано наступившая январская ночь… Дафна ощутила это. Дом был старым, и в нем гуляли сквозняки. И прошлой ночью она совсем мало спала. Сегодня, если ей послышится какое-нибудь странное поскрипывание, она, скорей всего, просто спрячет голову под подушку.
* * *
   Обычные для послеобеденного часа звуки – смех и болтовня девочек в гостиной – доносились наверх, в комнату Адриана, когда он надел свой плащ. Невинный смех. Или у кого-то из них смех не такой уж невинный? Мисс Марианна Сноудон вполне способна соткать паутину и более хитроумную, чем это было бы нужно для простых шалостей; кроме того, в этих стенах она, вероятно, не единственная ученица, у которой могла бы сыскаться причина… или необходимость… или решимость, достаточная, чтобы переступить границу шутки.
   В целом, однако, вся история выглядела, с его точки зрения, как злой розыгрыш. Или он просто цеплялся за это объяснение, не желая в душе даже допустить возможность иного, худшего толкования? Потому что, если дело не сводится к гадкой шутке, вышедшей за всякие допустимые рамки, то, значит, кто-то вознамерился навлечь на пансион совсем не шуточные беды. Но и сам он с неменьшей решимостью вознамерился позаботиться о том, чтобы планы этого злоумышленника потерпели крах.
   Он спустился по лестнице и прошел в глубину дома, двигаясь по возможности бесшумно, хотя казалось просто невозможным, чтобы кто-нибудь расслышал его шаги при той какофонии, которая разносилась по всему дому из гостиной. Одна из девочек – вряд ли искусная музыкантша – колотила по клавишам допотопного фортепиано, тогда как несколько голосов выводили песню, соблюдая почти (но не совсем) правильную тональность. Этот гвалт заставил Адриана поневоле вспомнить о сестрице Лиззи и ее упорных попытках уговорить Элен, старшую сестру, избавить ее от упражнений на опостылевшем инструменте.
   Он кивком поприветствовал Моффета, престарелого работника на все руки, который повстречался ему в холле. В ответ Моффет что-то дружелюбно пробурчал и продолжал раскладывать по местам свежие тростниковые свечи. Адриан добрался до черного хода и вышел за порог, вдохнув морозный вечерний воздух. Он постоял неподвижно, вглядываясь в неспокойное небо. Свет луны, то и дело скрывающейся за набегающими облаками, заливал снежный ландшафт, выделяя оголенные деревья и искрясь в ледяных кристаллах. Светлая ночь, подумал Адриан. В такую ночь не следует блуждать вне дома, если хочешь остаться незамеченным. Он просто собирался побродить по усадьбе и убедиться, что никто не крадется через рощу, прихватив с собой лестницу.
   Сначала он остановился у маленькой конюшни, где перекинулся парой слов с Хобсоном, который, закутавшись с головы до ног, производил свой последний обход, прежде чем укладываться спать.
   Гнедой жеребец Адриана был, по-видимому, устроен на ночлег со всеми удобствами, хотя и морковка, которую извлек из своего кармана заботливый хозяин, явно доставила Ахиллу удовольствие. Потрепав коня по шее, Адриан направился по дорожке вдоль здания и свернул за угол.
   Мирная тишина обтекала его, словно он был один во всем застывшем белом мире. Не слышно было ничего: не ухнула ни одна сова, не скрипнула ни одна сухая веточка. Он поглубже засунул в карманы руки в перчатках и медленно побрел к кустарниковой аллее. Как будет приятно, вернувшись, оказаться в тепле; и стакан бренди тоже будет очень кстати. Такую перспективу приятно предвкушать.
   Он и предвкушал ее, следуя своим путем. Очень большой стакан бренди, обещал он самому себе, и очень жаркий огонь в камине.
   Он замедлил шаги на подъездной дороге и повернулся назад, чтобы рассмотреть фасад пансиона. Там не обнаружилось никаких фигур, которые крадучись ползли бы за кустами или, скрючившись, затаились бы у нижних окон. Никто не цеплялся за гребень крыши. Только в окнах гостиной можно было заметить признаки жизни: там горело множество свечей, и на задернутых занавесках мелькали тени. Во всяком случае, пианистка уже не терзала фортепиано.
   Он осмотрел другие окна, и одно из них – на втором этаже, где были спальни учениц, – привлекло его внимание. В этом окне отчетливо вырисовывался тонкий силуэт девушки, освещенный стоящим в комнате канделябром; в глубокой задумчивости она смотрела на расстилающийся за окном унылый пейзаж. Вглядевшись, Адриан безошибочно распознал совершенные черты мисс Луизы Тревельян. Даже сейчас, когда обычное оживление оставило ее, она была прелестна. Теперь весь ее облик выражал глубокую меланхолию, а плечи опустились, словно под гнетом ноши, непомерно тяжелой для нее.
   Что-то действительно серьезное печалит эту девушку, решил он. Тем не менее, находясь в обществе других, она беспечно щебетала о великолепии своего виконта, как будто впереди ее ожидала лишь ничем не омраченная радость.
   По-видимому, все было не таким уж безоблачным. Тут открывался простор для новых версий. Возможно, подслушанный им шепоток насчет того, что мисс Тревельян не так уж очарована женихом, соответствует действительности. Если девушку заставляют выйти замуж за человека, который ей не мил, не мог ли ее бунт принять какую-нибудь странную форму – единственную форму, которая ей доступна? И не могло ли случиться так, что именно она в ночные часы сновала по усадьбе, прилегающей к пансиону, и именно ее пугались девочки, повстречавшие «призрака»?
   Он снова повернулся, обводя взглядом местность вокруг, дорогу, сад, живую изгородь из кустов боярышника вдоль аллеи, ведущей к особняку, расположенному в какой-нибудь сотне ярдов отсюда. И тут он уловил какое-то движение: темная фигура отделилась от кустов и, низко пригнувшись, пересекла аллею по направлению к роще, словно стремясь укрыться среди деревьев.
   Адриан быстро осмотрелся, чтобы оценить свою позицию. Прятаться лучше всего было в той же самой живой изгороди, но при этом он останется по другую сторону от крадущейся фигуры. Стоит рискнуть: пробраться сквозь кустарник, положившись на удачу и понадеявшись, что ему удастся проделать это бесшумно и не спугнуть добычу.
   Он усмехнулся. Наконец-то появилось что-то осязаемое, человеческое существо, с которым можно вступить в борьбу. Он почувствовал прилив энергии; он был доволен, что может лицом к лицу встретить шутника и положить конец бессмысленным бредням о призраках. Подстегиваемый этой надеждой, он легко побежал по запорошенной снегом дороге, время от времени пригибаясь, чтобы не задеть низко нависшие ветви.
   Здесь, среди стволов и сучьев, под навесом из густых ветвей он мало что мог разглядеть. Он замедлил шаги и теперь пробирался с величайшей осторожностью, но никакого движения впереди уловить уже не мог. Он упорно продвигался вперед, пока не достиг опушки, и тут, к великому своему разочарованию, понял, что добыча от него ускользнула.