– Все равно ты слишком хороша для него.
   На сердце у Мариэтты потеплело. Такого отзыва о себе ей еще не приходилось слышать.
   Афродита взяла дочь и ее отца за руки.
   – Сегодня я очень счастлива. Пожалуйста, будь счастлива и ты, дочка.
   Адам вздохнул:
   – Может быть, ты как-нибудь навестишь меня в деревне, Мариэтта? У меня дом в Сомерсете, где я веду простой образ жизни. Я сам работаю в саду, сажаю, поливаю...
   – Я обязательно это сделаю, – убежденно проговорила Мариэтта.
   – Ну вот и хорошо. – Адам похлопал ее по руке и улыбнулся, а потом обменялся с Афродитой многозначительными взглядами.
   – Теперь мы должны сказать тебе кое-что важное, дочка. – Афродита повернулась к Мариэтте. – «Клуб Афродиты» принадлежит мне и Адаму. Много лет назад мы решили, что, поскольку ты наш ребенок, со временем клуб перейдет к тебе, и теперь мы хотим, чтобы ты стала его владелицей. Но сначала мы должны узнать, что ты об этом думаешь.
   Мариэтта не знала, что сказать, ее глаза наполнились слезами.
   – Я просто не знаю... – прошептала она.
   – Если ты хочешь отказаться...
   Мариэтта не знала, плакать ей или смеяться. «Клуб Афродиты» будет принадлежать ей! В каком-то смысле она воплотит мечту и пойдет по стопам матери, и еще у нее будет Макс.
   – Я буду гордиться тем, что «Клуб Афродиты» – мой! И... большое спасибо вам обоим!
   Адам довольно кивнул, а Афродита вздохнула:
   – Я рада, Мариэтта, хотя надеюсь, что этот день наступит еще не скоро. – Она встала. – Твой отец утомился, надо дать ему возможность отдохнуть. Адам, может быть, Мариэтта сможет еще раз навестить тебя до твоего возвращения в Сомерсет?
   – Конечно, я буду только рад.
   Мариэтта крепко обняла отца и вышла из комнаты вслед за матерью.
   Мгновение Афродита молчала, затем неожиданно произнесла:
   – Печально, что с ним такое случилось, но, по крайней мере, он счастлив в другом. Тебе не стоит его жалеть.
   – И все-таки мне его жаль, – Мариэтта вздохнула. – Если бы он смог опять ходить.
   – Я собиралась дать тебе новое задание, помнишь, по поводу встречи с Максом на балу в Воксхолл-Гарденз. Ты все еще хочешь продолжать игру?
   – О да, конечно!
   – Тогда это будет твоим последним свиданием. Ты наденешь золотую маску и красный плащ, отороченный мехом, а на Максе будут черный плащ и серебряная маска. Вы встретитесь возле ротонды, и он проведет тебя по темной аллее. Это тебе мой подарок по случаю помолвки. Очень романтично, не правда ли?
   – А какие правила в этот раз? – полюбопытствовала Мариэтта.
   Афродита рассмеялась:
   – Зачем тебе правила? Впрочем, если хочешь, можешь установить собственные правила. А мое последнее правило – ты просто должна быть счастлива.
   Мариэтта тут же пообещала себе, что будет счастлива. И все же... Что подумает Макс, когда она станет владелицей «Клуба Афродиты»? Сможет ли он не обращать внимания на то, что она хозяйка борделя? И не лучше ли ей пока Ничего ему не говорить? В конце концов, это произойдет лишь через много-много лет...
   Но, решив молчать, Мариэтта вдруг почувствовала себя так, будто уже его обманула.
 
   Получив записку от Афродиты, Макс улыбнулся. Афродита поздравляла его с грядущей свадьбой и извещала о предстоящем свидании с Мариэттой в Воксхолл-Гарденз.
   Ему будет не хватать ее загадочности и волнения таких встреч, но мысль о том, что они с Мариэттой скоро поженятся, привнесла в его сердце такое тепло, какого он никогда прежде не ощущал. Страсть и желание, доверие и любовь, радость от того, что живешь с женщиной, которая нужна тебе больше всего на свете, – что может быть лучше!
   – Макс?
   Застигнутый врасплох, он повернулся, записка выпала из его пальцев. В комнате стоял Гарольд и в упор смотрел на него; губы кузена были поджаты, и выглядел он каким-то нечастным.
   – Я слышал, что герцог собирается тебя усыновить?
   – Собирался, да я отказался, – небрежно ответил Макс.
   Гарольд пожал плечами, словно не веря.
   – Я рад за тебя, если он собирается вернуть тебе прежнее положение. Сюзанна думает, что герцог это сделает, но куда это нас заведет, Макс? Теперь уже я чувствую себя так, будто обо мне забыли.
   – Но я же сказал тебе...
   Гарольд нетерпеливо махнул рукой:
   – Это ты сейчас так говоришь, но со временем... Он будет настаивать, и ты согласишься. Мариэтта Гринтри тоже постарается – какая женщина в ее положении не захочет стать герцогиней!
   Макс почувствовал, как от гнева у него напрягаются мышцы, но сдержался, напомнив себе, что сейчас кузен расстроен и оттого говорит глупости. Во всем виноват отец, который, решив исправить прежнюю ошибку, снова взялся за дело, не подумав о других.
   Подойдя к подносу с напитками, Макс налил себе и кузену бренди.
   – Присаживайся, Гарольд, и давай поговорим.
   – Ты ведь понимаешь, я это не ради себя... – Гарольд вздохнул. – Я думаю о Сюзанне.
   В этот момент, повернувшись, Макс увидел, что Гарольд поднял записку и читает ее. Это определенно было вмешательством в личную жизнь, но Гарольд, кажется, даже не заметил, что читал, и, положив записку на стол, взял стакан, протянутый Максом.
   – Мы с Мариэттой собираемся пожениться и переехать в Блэквуд, где я решил снова открыть старую шахту. У жителей деревни появится работа, а у меня кое-какие деньги. Может, ты и считаешь это очень странным поступком, но мне не нужен ни Велланд-Хаус, ни что-то иное, что я привык считать своим. В том, что не имеешь многого, заключена свобода, а кроме того, я скоро стану обладателем самой большой драгоценности.
   – Мне хотелось бы... – начал Гарольд, но что именно он собирался сказать, так и осталось неизвестным, потому что он вдруг замолчал и некоторое время тупо смотрел на стакан в своей руке, а затем сделал глоток бренди. – Полагаю, я приглашен на свадьбу? Обещаю вести себя самым лучшим образом.
   – Я подумаю.
   Гарольд улыбнулся и протянул руку:
   – Искренне желаю тебе удачи, кузен. – Он направился к двери, и Макс задумчиво посмотрел ему вслед. Гарольд определенно был не в себе, но, с другой стороны, кто может его в чем-то винить с тех пор, как герцог так круто поступил с ними обоими? Интересно, прав ли кузен, смягчится ли он и позволит ли отцу восстановить его в правах наследства? А если так, будет ли это означать, что Макс потеряет Мариэтту? Она ясно выразилась по поводу возможности стать герцогиней – по ее мнению, при ее репутации подобное будущее исключено. Но если дело дойдет до выбора, Макс знал, кому отдаст предпочтение, и не испытывал в этом никаких сомнений.
 
   Уильям Тремейн подозрительно посмотрел на мистера Джардина:
   – Я видел, как вы строите глазки моей сестре, друг мой. Не думайте, что я слепой или дурак.
   Мистер Джардин тут же почувствовал, что его лицо краснеет.
   – Ошибаетесь, мистер Тремейн, я вовсе не собираюсь...
   – Можете не объяснять, я все равно ничего не хочу слышать. Думаю, самым лучшим выходом из положения будет ваше немедленное увольнение.
   – Ни в коем случае!
   Уильям грозно прищурился:
   – Так вы мне не подчиняетесь?
   – Я работаю не у вас, а у вашей сестры. Разумеется, если она предложит мне уволиться – это совсем другое дело, но до тех пор я останусь на своем месте.
   – Я же сказал, у вас на нее виды! Думаете поселиться в ее доме и жить на ее деньги? Напрасно. Я все равно этого не допущу, слышите? Я не...
   – Уильям! – Эми Гринтри стояла в дверях, опираясь на трость, ее щеки порозовели от гнева, глаза пылали. – Как ты смеешь разговаривать с мистером Джардином подобным тоном?! И как ты смеешь предполагать, что он намерен проникнуть в мою личную жизнь?! Мистер Джардин – джентльмен, близкий друг и мой секретарь. Я очень зла на тебя. Ты не имел права так с ним разговаривать!
   Щеки Уильяма обвисли, но он, кажется, не собирался сдаваться.
   – Еще как имею! Я глава семьи и...
   – Тут нет никакой связи. Конечно, я благодарна тебе за заботу, но впредь не забывай спрашивать мое мнение.
   Уильям отмахнулся от нее, как от мухи.
   – Ты женщина, Эми, тебе нужен мужчина, который поправлял бы тебя, когда ты совершаешь ошибку. Я твой брат и вправе...
   – А я вдова, имеющая трех взрослых дочерей, и мне не нужен никто, кто поправлял бы меня. – Эми быстро дышала, рука ее судорожно сжимала трость, хотя голос оставался обманчиво спокойным. – Предупреждаю, брат, если ты продолжишь вмешиваться в мою личную жизнь, дорога в нее будет для тебя закрыта навсегда.
   Мгновение Уильям смотрел на нее так, будто не поверил своим ушам.
   – Я глава семьи и не потерплю скандала, а этот человек...
   – Довольно, мне надоело слушать, как ты клевещешь на мистера Джардина. Иди домой, Уильям, и занимайся своими делами, сегодня ты мне здесь не нужен.
   Видимо, не найдя, что ответить на этот раз, Уильям, раздраженно хмыкнув, быстро встал и вышел.
   Эми с трудом перевела дыхание, она вся дрожала.
   – Не знаю, как я так долго могла обременять себя этим невыносимым болтуном. Простите меня.
   Мистер Джардин осторожно приблизился к ней, словно слова Уильяма сделали ее особенно чувствительной к тому, что происходит вокруг.
   – Вы ни в чем не виноваты, Эми. Не думаете же вы, что я стал бы обращать внимание на такого пустозвона...
   Эми невольно рассмеялась, и ее слезы тут же высохли.
   – По меньшей мере я надеюсь, что вы этого не сделали.
   – Тогда просто забудьте об этом, как я.
   Эми вздохнула:
   – Не понимаю, что это с ним: в последнее время он становится все хуже и хуже.
   – По крайней мере, теперь вы можете быть уверены в том, что, когда вернетесь в Йоркшир, вероятность его приезда к вам будет очень мала.
   – Да, там я действительно в безопасности. – Мгновение Эми всматривалась в лицо Джардина, затем медленно произнесла: – Не хочу вам мешать, мистер Джардин...
   Поднявшись, Джардин поклонился, и потом еще долго прислушивался к тому, как затихают шаги в коридоре. Неужели она увидела что-то в его лице и поняла, что Уильям прав и что он испытывает к ней гораздо более теплые чувства, чем те, какие следует испытывать секретарю по отношению к хозяйке? Странно, но ему хотелось, чтобы она это поняла – по крайней мере, тогда правда о его любви к ней будет известна им обоим.
 
   Стоя в прихожей, Эми Гринтри чувствовала себя так, словно сбилась с пути, и теперь ей необходимо принять решение как можно быстрее.
   Мистер Джардин любит ее, в этом нет никаких сомнений...
   Но ведь она любит Эдварда, любит, несмотря на то, что он умер много лет назад. Потеря мужа не означает, что ты прекращаешь его любить. И все же в этот момент ей особенно захотелось почувствовать объятия мужчины, положить голову ему на грудь, почувствовать себя любимой, наконец...
   Мистер Джардин любит ее, и она тоже неравнодушна к нему. До последнего мгновения она не понимала, насколько привязана к своему секретарю, и только теперь осознала, как ей будет недоставать его, если он уйдет.
   Ей вдруг показалось, будто она очень долго спала, а теперь наконец собирается проснуться.
* * *
   – Дэвид?
   Застигнутый врасплох, мистер Джардин встал, уронив на пол перо и бумаги. Эми вернулась и назвала его по имени, чего никогда прежде не делала. Когда она направилась к нему, лицо ее было бледным, но решительным и взгляд был устремлен прямо на него.
   – Эми?
   Она осторожно положила руку ему на плечо и заглянула в глаза, но мистер Джардин не шевелился – казалось, он не мог двинуть даже пальцем. Интересно, что она увидит в его глазах? Конечно, любовь, накопившуюся за годы преданности и поддержки. А вот увидит ли она обещания, которые он так хотел ей дать, и жизнь, которую ему хотелось разделить с ней?
   Эми улыбнулась. Она была прекрасна. Едва Дэвид подумал об этом, как она наклонилась и притронулась к его губам легчайшим поцелуем.
   – Это за то, что вы есть, мой дорогой, – прошептала она, затем повернулась, сделала несколько шагов, и дверь за ней тихо закрылась.
   И тут же мистер Джардин рухнул в кресло, словно человек, заглянувший в ворота рая.

Глава 18

   Мариэтта подняла руку и удостоверилась, что золотая маска на месте. Красный плащ с меховой каймой колебался при каждом ее шаге, а под плащом находилось платье такого же трепещуще алого цвета. Цвет сделал ее кожу почти полупрозрачной, волосы сверкали как золото, а глаза сияли словно сапфиры. Афродита сказала, что она выглядит как принцесса, однако Мариэтта не считала это похвалой. Что толку походить на какую-нибудь глупую принцессу? Уж лучше на языческую богиню, объект беспрекословного поклонения.
   Мариэтта улыбнулась, от волнения ее сердце забилось быстрее. Вырез ее платья был низким, почти неприличным, и хотя Мариэтта никогда не носила на публике ничего столь откровенного, ей было интересно узнать мнение Макса.
 
   В Воксхолл-Гарденз Афродита послала с ней Добсона – и теперь он находился в нескольких шагах от нее. Так будет до тех пор, пока она не встретится с Максом.
   Интересно, в самом деле Добсон – тот самый Джемми, о котором писала мать, или ей это только кажется? Он ли тот мужчина, которого она любила и потеряла? Мариэтта не знала, как они снова оказались вместе – последнюю часть истории матери ей еще предстояло узнать.
   Словно угадав ее мысли, Добсон подмигнул ей, и Мариэтта улыбнулась под маской, а затем повернулась и принялась осматривать толпу. Повсюду с деревьев свисали цветные фонари, они колыхались на столбах, между которыми человек на ходулях изрыгал огонь. Женщины вскрикивали скорее от возбуждения, чем от страха. Частные ложи были предназначены тем, кто предпочитал сидеть и поглощать тонкие ломтики холодной ветчины, наслаждаясь происходящим и рассматривая бесконечный людской поток, проходивший мимо них по улицам. Мариэтта улыбнулась при виде одной особенной шумной компании, женщины визжали и смеялись, пока один из джентльменов пил шампанское из туфельки. Она знала, что Воксхолл-Гарденз – место шумное, волнующее и несколько опасное, и ей это нравилось.
   Закончив играть, оркестр в ротонде получил заслуженные аплодисменты, и тут же у Мариэтты за спиной раздался знакомый голос:
   – Миледи!
   Мариэтта обернулась – высокий широкоплечий человек в черном плаще и серебряной маске пристально смотрел на нее. Она взглянула на шрамик у него на подбородке, потом на его губы. О да, теперь она знает эти губы очень хорошо!
   – Сэр, – проговорила она грудным голосом, – вы, кажется, опоздали.
   – Я наблюдал за вами с тех пор, как вы прибыли, но не хотел мешать наслаждаться окрестностями. – Он нагнул голову и шагнул ближе, их тела соприкоснулись. Его локон коснулся ее волос, пальцы сомкнулись вокруг ее руки. – Какая же ты красавица! – негромко произнес он.
   Мариэтта улыбнулась. Сегодня она вправе чувствовать себя красавицей – Макс любит ее, и все вокруг выглядит просто замечательно.
   Оркестр в ротонде заиграл снова. Теперь пела женщина, ее голос дрожал на высоких нотах. Макс поморщился, будто эти звуки оскорбляли его чувства, Мариэтта рассмеялась.
   – Может, пойдем в темную аллею? – предложил он, щурясь под маской. – Там будет тише, и к тому же это место больше подходит для занятий.
   – Для занятий? – выдохнула Мариэтта. Ее воображение тут же разыгралось не на шутку.
   – В образовательном смысле. Я много знаю о темной аллее, миледи. Могу показать вам тайные деревья и беседки, в которых джентльмены насиловали леди на протяжении столетий. – Его голос стал тихим, но Мариэтту это возбуждало еще больше.
   – Леди не должны гулять по темной аллее... Это может повредить их репутации.
   – А как насчет тех леди, которые обручены? Они ведь выше критики, не так ли?
   – Только если они влюблены.
   Рука человека в маске обвила ее талию, он взглянул ей в глаза:
   – А ты влюблена?
   – О да. – Мариэтта встала на цыпочки и поцеловала его в губы легким трепещущим поцелуем. – Очень.
   Макс застонал – поцелуй был слишком кратким. Певица испортила еще одну высокую ноту, и он потянул ее прочь из толпы по направлению к дорожкам, укрытым деревьями.
   – И я хочу, чтобы это свидание запомнилось нам обоим навсегда.
   – Я тоже хочу найти какое-нибудь тихое местечко и поближе познакомиться с тем, что находится у тебя под плащом.
   Мариэтта притворилась, будто эти слова не произвели на нее никакого впечатления.
   – Не знаю, стоит ли разрешать тебе дотрагиваться до меня, Макс.
   Они остановились у живой изгороди, защищавшей их от прохожих, и спутник заключил ее в объятия, а потом поцеловал долгим страстным поцелуем.
   – Разумеется, стоит, – наконец выговорил он.
   Мариэтта помолчала.
   – Как ты думаешь, мы будем счастливы в Корнуолле? – прошептала она, положив голову ему на грудь.
   Он наклонился и поцеловал ее волосы, поглаживая руками спину и плечи.
   – Неужели ты в этом сомневаешься, моя дорогая?
   – Нет, не то чтобы... Разве что иногда. Я не привыкла думать о будущем, в котором есть место для тебя.
   Наверное, в ее голосе прозвучало скрытое сомнение, потому что Макс снял маску, и теперь она могла хорошенько вглядеться в его лицо. Теперь, когда его темные волосы были откинуты со лба, он выглядел по-другому и гораздо больше походил на аристократа-незнакомца. Мариэтта ни на миг не усомнилась, что перед ней Макс Велланд, лорд Роузби, сын герцога Баруона, и все же сердце ее тревожно дрогнуло.
   Макс взял ее за руки, его пальцы были сильными, теплыми и успокаивающими, они обнимали ее, гладили ее, любили ее. Эти руки она будет держать, произнося клятвы в день свадьбы, и за них будут цепляться их дети, делая первые шаги.
   – Милая Мариэтта, я хочу, чтобы ты знала – я никогда тебя не оставлю. Мы поедем в Корнуолл, и я обещаю сделать ради твоего счастья все, что только в моих силах. Когда ты рядом, я чувствую, что силы мои беспредельны, чувствую себя совершенным.
   Это была чудесная речь, и именно о такой она мечтала глупой девчонкой. Но что бы он подумал, если бы она рассказала ему о «Клубе Афродиты»? Впрочем, зачем думать об этом сейчас, когда все вокруг так напоминает сказку...
   – Идем со мной! – Макс тепло дышал у ее уха, увлекая Мариэтту по гравиевой дорожке все дальше и дальше от толпы, туда, где тени сгущались под нависшими ветвями деревьев. Такое полное уединение непременно привело бы Мариэтту в восторг, если бы не сомнения в безопасности этого места.
   – Дорогой, может, нам стоит вернуться?
   Он хитро взглянул на нее, словно театральный плуг.
   – Неужели ты боишься, что я тебя изнасилую?
   Мариэтта покачала головой:
   – Нет, Макс, я с нетерпением жду, чтобы меня сегодня изнасиловали, но...
   Макс провел пальцами по плащу, отодвигая его так, чтобы увидеть платье сзади. Ее грудь, приподнятая и гордо выставленная напоказ, грозила вывалиться из выреза, обшитого золотой тесьмой, талия была стянута, демонстрируя совершенный силуэт песочных часов, а юбка плотно облегала бедра, спускаясь до земли плавными складками. Платье было скроено по образцу средневековых нарядов, но на Мариэтте не было нижних юбок, поэтому Макс видел силуэт ее ног. Без плаща такое платье посчитали бы просто неприличным.
   – Недурно, – одобрительно пробормотал он и скользнул пальцами по ее белой коже с такой легкостью, что она могла их и не почувствовать, если бы не напряженное ожидание.
   Мариэтта задрожала, ее губы распахнулись, веки затрепетали. Губы Макса описали теплые влажные круги на ее груди, потом он нащупал крючки, скреплявшие наряд, и начал их расстегивать. Вырез покосился, грудь вывалилась ему на руки.
   – Макс, – выдохнула Мариэтта. – Ты мне так нужен, нужен сейчас, очень!
   – И я благодарен за это Богу.
   Он увлек ее по извилистой тропе, отходившей в сторону от главной дорожки. Под деревьями пахло землей и листвой. Мариэтта обвила его шею руками и прижалась грудью к его груди, чтобы подразнить.
   – Неужели это правда? – прошептала она.
   В этот момент ей показалось, что внутри ее сидит демон.
   – А что, если бы я сделала нечто безумное, Макс? Например, стала бы владелицей «Клуба Афродиты»?
   Он рассмеялся. Стоило ли воспринимать ее слова всерьез, когда они так счастливы...
   В этот момент начался фейерверк, и с неба хлынул разноцветный сверкающий дождь – красный, синий, золотой. Мариэтта подпрыгнула, когда разорвался первый заряд, но Макс притянул ее к себе, словно хотел защитить своими губами. Он смаковал ее, ласкал ее, обещал все, что она только могла пожелать.
   Томление в теле Мариэтты усилилось, и она прижалась к Максу, ожидая, что он вот-вот перейдет от слов к делу…
   Как вдруг губы ее приоткрылись, но из них не вылетело ни слова.
   – Что? Что-то не так? – Макс в недоумении посмотрел на нее.
   Она тоже смотрела на него, но это был взгляд кролика, глядящего на удава. Выражение ее глаз так напугало его, что ему показалось, будто внутри него разверзлась пропасть. Ему захотелось трясти ее до тех пор, пока она не распахнет глаза с насмешливо-наивным видом, не рассмеется и не признается, что просто играет с ним.
   – Макс, я должна тебе кое-что сказать.
   Ее голос слегка дрожал. Это был голос девушки, говорившей о прошлом, печальной девушки, которую обидели, бросили, и она никогда от этого не оправилась.
   «Она собирается сказать, что не может выйти за меня замуж. Не может или не хочет. Теперь все, на что я надеялся, что я планировал, пойдет прахом».
   Отчаяние Макса было неописуемо – без Мариэтты Гринтри его жизнь кончена навсегда.
   В вышине захлопали новые фейерверки, Макс их не видел. Он не отрывал взгляда от лица Мариэтты, ожидая, когда она снова заговорит, и поэтому не заметил угрюмого мужчину в поношенном коричневом пальто, проходившего мимо по узкой тропе.
   – Ну говори же! – Его голос звучал холодно и отстраненно, словно он уже был один.
   Однако Мариэтта глядела мимо него, и глаза ее все больше расширялись. Зеленая вспышка в небе придала ее лицу болезненный оттенок, а потом ее пальцы с силой вцепились в руку Макса.
   – Вы! – выдохнула она.
   Макс оглянулся.
   Мужчина, стоявший за ними, был не очень высоким, но широким в плечах и коренастым, словно всю жизнь провел на тяжелой физической работе. Его одежда выглядела дешевой и поношенной, лицо было изуродовано. Все это Макс успел оценить за мгновение до того, как увидел в руке незнакомца пистолет.
   Мариэтта вскрикнула, и мужчина тут же поднял пистолет.
   – А ну-ка отойдите, не то я и вас убью, миледи.
   – Так это вы, – проговорила она дрожащим голосом. – Вы следили за мной!
   – Не за вами, – нетерпеливо возразил мужчина. – За ним! Ждал удобного случая, вот он и представился. А теперь – прочь с дороги.
   – Нет, я не дам... – Мариэтта повисла на Максе, и несмотря на все его усилия отодрать ее пальцы от своей одежды и оттолкнуть, ему это так и не удалось. Мариэтта тряслась от ужаса, но сдвинуть ее было невозможно.
   Мужчина с пистолетом начал терять терпение.
   – Прочь, я сказал!
   Внезапно споткнувшись, Мариэтта вскрикнула и упала. Мужчина взвел курок, его лицо было мрачным и решительным.
   – Я чисто сделаю, сэр. Не волнуйтесь, вы даже ничего не почувствуете.
   – На твоем месте, Слиппер, я бы этого не делал.
   Голос Добсона прозвучал тихо и грозно, а затем и сам он вышел из тени с другой стороны дорожки. Его пистолет был направлен в спину нападавшего.
   – Черт побери, Джемми, что ты здесь делаешь?
   – Бросай оружие, а то мне придется стрелять, а я не так хорошо стреляю, как ты, и нечаянно могу попасть тебе между лопаток.
   Немного поколебавшись, Слиппер бросил пистолет и осторожно оглянулся на Добсона.
   – Зря ты обижаешь женщин, Слиппер, твоей матушке это не понравилось бы.
   Мужчина вздохнул:
   – Черт меня дернул связаться с этой герцогиней! От нее у меня ничего, кроме неприятностей.
   Мариэтта с трудом поднялась, у нее кружилась голова. Фейерверки по-прежнему рвались в небе, но теперь они казались чем-то далеким и нереальным. Потом она увидела Макса: стоя совершенно неподвижно, он с недоумением смотрел на человека, которого Добсон назвал Слиппером.
   – С какой герцогиней? – прошептал он.
   Слиппер неловко переступил с ноги на ногу, и его лицо стало бледным, словно у мертвеца.
   – Это я ее так называю, – угрюмо пояснил он, – потому что она выглядит как герцогиня, а не потому что она и есть герцогиня. Если хотите знать, кто она такая, я скажу, но только... Только потом вы меня отпустите.
   Добсон неожиданно расхохотался:
   – Узнаю старину Слиппера! Ладно, давай выкладывай, что знаешь.
   Слиппер все еще колебался, но когда взгляд Добсона так же неожиданно изменился с добродушного на угрожающий, торопливо начал свой рассказ.
 
   Когда они вышли из кареты, Добсон мягко сжал руку Мариэтты:
   – Надеюсь, с вами все в порядке, мисс?
   – Думаю, да. Я волнуюсь за Макса.
   – Ну, за него вряд ли следует волноваться.
   Но она ничего не могла с собой поделать. От Добсона она уже знала, что и он, и Слиппер некоторое время выступали в Качестве кулачных бойцов и что мать Слиппера – настоящий дракон, поэтому Слиппер боится ее даже больше, чем любого полицейского. Именно страх перед матерью стал для этого человека наиболее убедительным аргументом в пользу того, чтобы рассказать, кто именно заплатил за смерть Макса.
   Сам Макс с того момента, как услышал имя, молчал и, видимо, о чем-то напряженно думал.
   Дом, в который они готовились войти, не выглядел таким величественным, как особняк Макса; из его окон падал мягкий свет, а из нижних комнат доносились звуки фортепиано.