И вот теперь мисс Гринтри поставила его в тупик. С одной стороны, она воплощенная женственность, с другой – женщина из тех, кого он легко мог заполучить в свою постель. По правде сказать, именно такое положение всегда казалось ему самым лучшим.
   – Целая ночь. Я польщена. Интересно, как обычно договариваются в таких делах? Просто отвечают «да» или «нет»? Или вам для начала нужно попробовать?
   Попробовать? Воображение Макса устремилось в полет, но он сумел быстро его обуздать.
   – Давайте просто доверять друг другу.
   Мариэтта кивнула.
   – Свое дело я знаю, но, возможно, целая ночь окажется для вас непосильной...
   Дерзкая кокетка – она еще сомневается в том, насколько он хорош как любовник! Макс расхохотался:
   – Я что, по-вашему, неопытный мальчишка?
   Мариэтта расширила глаза, будто его слова поразили ее.
   – Вы стараетесь меня разозлить, мисс Гринтри?
   – Вовсе нет, Макс, но, по-моему, мне следует проверить справедливость вашего заявления.
   «Подумать только, я с ним кокетничаю!» Мариэтте казалось, что она сошла с ума, и все же у нее не было никакого желания останавливаться. Она с удивлением поняла, что не боится Макса. Всему виной полет на воздушном шаре: когда Макс защитил ее во время жесткой посадки, у нее возникло ощущение, будто он всегда будет защищать ее, и теперь это придало ей необычайное чувство свободы в общении с ним.
   Что ж, согласен, – произнес Макс с решительным блеском в глазах. – Но помните, вы сами этого захотели. – Взяв руку Мариэтты, он принялся медленно рассматривать ее вблизи, затем прижал свою ладонь к ее ладони и сравнил длину пальцев. Кожа Мариэтты была чистой и гладкой, как у настоящей леди, ногти отполированы до розового цвета. Когда Макс начал нежно посасывать каждый пальчик, у Мариэтты перехватило дыхание.
   – Я... Что вы делаете?
   – Пробую вас. – Он улыбнулся. Может быть, она только притворяется опытной?
   Повернув ладонь, будто для того, чтобы рассмотреть линии на ней, Макс быстро провел пальцем по бугорку под большим пальцем, затем нежно дунул на него.
   Мариэтта вздрогнула.
   – А теперь что вы делаете? – прошептала Мариэтта, шокированная и заинтригованная одновременно.
   – Это ваш венерин холмик. – Теперь лицо Макса находилось совсем близко от лица Мариэтты.
   Ее зрачки сделались большими и темными, будто они собирались поглотить голубизну, а губы слегка раздвинулись, будто каждое его слово, каждое его движение имели для нее огромную важность.
   – Мой венерин холмик?
   – Знак глубины вашей страстности. – Макс не смог сдержать победную улыбку.
   Мариэтта заметила ее и прищурилась:
   – И о чем это говорит?
   – О том, что вы и в самом деле страстная женщина, – проговорил он низким, полным соблазна голосом.
   Мариэтта не знала, что на это ответить, и Макс, пользуясь возможностью, привлек ее к себе, ощущая ее дрожь, не сомневаясь: она уже предчувствует то, что за этим последует. Его губы накрыли ее губы, готовясь ощутить их вкус. Сколько же времени прошло с тех пор, как он испытывал такое сильное желание?
   – Целой ночи не хватит на то, что я хочу с тобой сделать, – проговорил Макс, и это была чистая правда.
   – Лорд Роузби, что это вы там делаете с моей дочерью? Только теперь они услышали шуршание черного шелкового платья Афродиты, и звук твердой поступи Добсона.
   Мариэтта поспешно выдернула руку из ладони Макса.
   – Лорд Роузби? – озадаченно повторила она. – Но вы сказали, что вас зовут Макс!
   –А я думал, что вы – одна из девушек Афродиты. – Макс был явно расстроен. – Вы обманули меня, мисс Гринтри.
   – Ну да, я дочь Афродиты, точнее, одна из трех дочерей.
   – Очень своевременное сообщение. Я джентльмен и никогда не воспользуюсь леди, если только она не имеет опыта. Вы знаете, насколько близки вы были к тому, чтобы оказаться скомпрометированной?
   – Мне все равно, – быстро проговорила Мариэтта. – Моя репутация и так уже подмочена.
   Макс удивленно взглянул на Мариэтту.
   – Я вам не верю, – тихо проговорил он. – Кажется, вам нравится говорить мне неправду, мисс Гринтри.
   Мариэтта слегка пожала плечами:
   – Почему бы вам было сразу не сказать мне, что вы лорд Роузби?
   – Потому что я больше таковым не являюсь. – В голосе Макса послышалась горечь. – Я утратил право называть себя так, поскольку отец лишил меня наследства. – Тут Макс резко повернулся к Афродите с шутовским поклоном: – Желаю приятного вечера, мадам, и прошу прощения, если оскорбил вас. – Он сделал несколько шагов к выходу, и дверь за ним закрылась.
   Афродита взяла Мариэтту за руку; ее пальцы были твердыми и холодными, тогда как у Макса – сильными и горячими.
   – Что тут происходит, дочка? Добсон говорит, у Вивиан родился сынок?
   Мариэтта с трудом улыбнулась:
   – О да, очень милый малыш. Я пришла, чтобы рассказать тебе об этом. Полагаю, ты должна его увидеть, немедленно.
   Афродита просияла, но неожиданно ее лицо приняло выражение холодного равнодушия.
   – Не могу. Мне не подобает находиться среди родственников и друзей лорда Монтгомери – этим я шокировала бы Вивиан.
   Мариэтта недоверчиво рассмеялась:
   – Почему ты так решила? Афродита холодно улыбнулась:
   – Поверь, я знаю, что говорю. К тому же я чувствовала бы себя там весьма неловко. Лучше уж мне появиться на Беркли-сквер чуть позже. Спасибо, что нашла время зайти и поведала эту чудесную новость, Мариэтта. С твоей стороны это так любезно подумать обо мне...
   – Любезно с моей стороны? Ну, разумеется, я о тебе подумала, ведь теперь ты бабушка!
   Афродита быстро взглянула на Добсона, неподвижно застывшего рядом с ней.
   – Боже мой, – прошептала она, – я об этом как-то не подумала.
   Добсон медленно поднял глаза.
   – Однажды это должно было произойти, – торжественно проговорил он. – Но это не важно: для меня ты все равно остаешься красавицей.
   Афродита рассмеялась, в то время как Мариэтта с интересом наблюдала за странной парой. Отношения Добсона и Афродиты явно были чем-то гораздо большим, чем отношения хозяйки и слуги, и она уже не раз задумывалась об этом.
   – Можно, я подожду тебя здесь, Афродита? Обещаю больше не заговаривать ни с кем из джентльменов, пока ты не будешь готова.
   Афродита подозрительно прищурилась:
   – Ты не будешь флиртовать с мужчинами, как с лордом Роузби?
   – Конечно, нет. В любом случае лорд Роузби мне совсем не нравится.
   Афродита насмешливо улыбнулась:
   – Ему с тобой не особенно повезло, правда, дочка? Ты поставила его в глупое положение, а джентльмены не любят чувствовать себя дураками.
   – Но почему? Потому что принял меня за одну из твоих девушек? Тут он сам виноват. Он меня не спрашивал, просто так решил, и все.
   Афродита уклончиво пожала плечами и взглянула на Добсона.
   – Ладно, можешь пока подождать. Добсон, проводите мою дочь в малую гостиную и присмотрите, чтобы она никуда оттуда не выходила.
   Мариэтта направилась вслед за Добсоном к одной из дверей, выходивших в вестибюль.
   – А что это за скандал вокруг лорда Роузби? – спросила она самым простодушным голосом, на какой только была способна. – Он правда... э-э...
   – Незаконнорожденный? – прозаично проговорил Добсон, и это подействовало на Мариэтту ободряюще. – Так говорят, мисс. Отец лишил его наследства, а ведь поместье и титул передаются как раз по наследству. Ему ничего не удалось сделать. Все газеты написали о лишении его возможности дальнейших притязаний и признании кузена Макса Гарольда новым наследником.
   Мариэтта при этих словах испытала настоящий шок.
   – Как это жестоко!
   – Наверное, матери лорда Роузби стоило подумать перед тем, как изменять мужу, – заметил Добсон безо всякого сочувствия. – А теперь идите сюда, мисс, и никуда ни шагу, пока к вам не придет Афродита.
   – Хорошо, Добсон. – Мариэтта смиренно наклонила голову, а после того как он закрыл дверь, удобно устроилась перед камином в гостиной и неподвижно уставилась на огонь. Ей было досадно, что Макс пострадал не по своей вине; такое невезение очень напоминало ее собственное положение и внушало сочувствие к нему. На нее тоже смотрели свысока даже люди, с ней почти незнакомые, и они делали это лишь на основании обстоятельств ее рождения, что было до крайности обидно.

Глава 3

   Лорд Роузби наверняка согласился бы с ней, хотя... Сейчас он вряд ли склонен соглашаться с тем, что говорит Мариэтта Гринтри. Она воплощенное неудобство, и это не смягчают ни самые голубые глаза из тех, что он когда-либо видел, ни самая ослепительная улыбка. Но все равно ему хотелось смотреть ей в лицо, особенно в тот момент, когда она лежала в его объятиях.
   Что ж, придется подождать.
   Макс мечтал провести час-другой с одной из наиболее искусных жриц любви, населявших заведение Афродиты, а вместо этого остался с ощущением напряжения и крушения планов, от чего теперь чувствовал себя довольно глупо. Сейчас он хотел именно ее – Мариэтту, дочь Афродиты. И все же это был худший выбор. Девушка – сама наивность, но она любит играть с огнем, а это для Макса – самое худшее осложнение. Он ни на мгновение не поверил ее словам насчет того, что у нее подмоченная репутация, а у него и так хватает проблем, чтобы прибавить к ним обвинение в совращении девственницы.
   Слегка опираясь на трость, Макс шел по улице и размышлял. Пару лет назад действительно был какой-то скандал: что-то насчет дочерей известной куртизанки. Они якобы были украдены детьми и найдены, когда уже стали взрослыми. Тогда дело замяли. Нужно бы порасспросить о подробностях Гарольда – он знает все и обо всех. Впрочем, с некоторых пор Гарольд – враг, сменивший его в роли наследника герцога Баруона. Из-за него Макс теперь вынужден обитать в разваливающемся доме Велланд-Хаус в Суррее, где они оба выросли.
   – Чужое добро впрок не пойдет, – пробормотал Макс.
   Их отец унаследовал титул, едва выйдя из детского возраста, но деньги понемногу проиграли родственники. Став взрослым, он направился в Вест-Индию и нажил собственное состояние, хотя оно и имело несколько подозрительное происхождение, и когда Макс задавал вопросы, отец всегда отказывался обсуждать эту тему.
   – Деньги есть деньги, – с раздражением говорил он, – кому какое дело, откуда они?
   Теперь Макс готов был согласиться с этим; именно деньги нужны в первую очередь, чтобы удержаться на плаву.
   Придется продать дом матери в Корнуолле, мрачно подумал он. Блэквуд принадлежал семье со времен средневековья, но Макс не знал способа сохранить его, если хотел остаться в Лондоне. Впрочем, он мог и покинуть Лондон – город, пребывание в котором теперь было для него абсолютно болезненно. И в самом деле, почему бы ему не уединиться в Корнуолле, чтобы жить затворником...
   Эта идея в точности соответствовала его настроению, но в перспективе сулила ему смерть от скуки.
   Макс вздохнул.
   – Может быть, можно что-то сделать, – неловко предположил Гарольд, когда они встретились в последний раз. – Не действуй поспешно. Я не дам тебе пропасть.
   – Ты предлагаешь мне полагаться на тебя до конца жизни?
   Гарольд молчал. Впрочем, он ни в чем не был виноват. Мало ли в жизни случается трагических историй.
   Все произошло в Велланд-Хаусе во время новогоднего семейного ужина. Они болтали и смеялись, сводная сестра Сюзанна играла на пианино, а потом отец неожиданно поднялся. Во время таких сборищ он всегда произносил тосты, воздавая почести уходящему году и приветствуя следующий.
   Но на этот раз он не поднял бокал, а, опустив руку в карман, достал письмо и принялся читать. Герцогиня написала письмо несколько лет назад и, видимо, не ожидала, что его найдут и прочтут вслух.
   Так ее оплошность разрушила его жизнь.
   После того как письмо было оглашено, Макс больше не мог оставаться в комнате. Отец даже не взглянул на него, когда он поднялся и вышел в морозную ночь.
   Несколько часов он кругами ходил по саду, пока Сюзанна и Гарольд не нашли и не привели его обратно в дом. Но все равно Макс не мог ни говорить, ни плакать, ни злиться – все это пришло много позже.
   Вздохнув, Макс попытался отогнать неприятные воспоминания и заменить их образом нежной ручки Мариэтты. Стоило ему закрыть глаза, как он вспоминал запах ее волос и взгляд голубых глаз, смело устремленный на него. Даже сейчас он ощущал напряжение, представляя ее обнаженной в своих объятиях.
   Проклятие, он все еще предвкушал, как проведет ночь с Мариэттой Гринтри!
   Внезапный удар последовал ниоткуда. Макс увидел вспыхнувшие в его глазах огни, потом его накрыла темнота.
 
   Мариэтта откровенно клевала носом. Оставшийся позади день выдался долгим и хлопотным – роды Вивиан начались задолго до рассвета, причем все находились в таком нетерпеливом ожидании, что были просто не в состоянии отдыхать. Сейчас же, сидя в теплой и уютной гостиной Афродиты, Мариэтта почувствовала, что засыпает. Почему-то в этот момент в ее памяти всплыла первая встреча с Афродитой в Гринтри-Мэноре вскоре после свадьбы Вивиан и Оливера...
 
   Солнце за окнами гостиной едва светило, у горизонта громоздились зловещие облака, и болота уныло поднимались им навстречу. В камине гостиной потрескивал огонь, и все присутствующие ожидали появления гостьи.
   – Ах, да где же она?! – наконец воскликнула Мариэтта, вскакивая и едва не пританцовывая от нетерпения. – Я не вынесу этого бесконечного ожидания!
   Франческа округлила глаза, но Мариэтта знала – у младшей сестры нервы тоже натянуты от напряжения.
   В этот момент дверь открылась и вошла женщина, которую они все с таким нетерпением желали увидеть.
   На пороге Афродита на мгновение остановилась. Возможно, это была привычка, усвоенная в молодости, когда для заработка было так важно оказаться замеченной, а может быть, в этот момент она тоже волновалась. Черный шелк и бриллианты придавали ей какой-то мистический вид, она была словно персонажем мрачной сказки, и неожиданно Мариэтте захотелось быть точь-в-точь такой, как она.
   – Мариэтта, Франческа, идите, познакомьтесь с матерью. – Голос леди Гринтри был таким же спокойным, как и всегда, но даже в ее улыбке чувствовалась некоторая скованность. Она была матерью сестрам с тех пор, как Мариэтте исполнилось два года, а теперь ей приходилось уступать дорогу другой матери. Однако все считали, что в жизни сестер ничего не изменится – Афродита лишь просила, чтобы дочерям позволено было узнать о ее существовании.
   Испытывая смущение, Мариэтта направилась к Афродите.
   – Мэм, – проговорила она и присела в реверансе.
   Афродита порывисто протянула к ней руки:
   – Боже, какой красавицей ты выросла! Правда, ты и прежде была красивым ребенком...
   – Мэм. – Франческа оставалась на почтительном расстоянии, видимо, не испытывая порыва энтузиазма Мариэтты.
   – Франческа, дитя мое! Столько времени прошло...
   Но Франческа так и не вышла вперед, а вместо этого оглянулась на дверь, явно желая поскорее оказаться где-нибудь в другом месте; зато Мариэтта не ощущала такого беспокойства.
   В глазах Афродиты стояли слезы: как-никак она снова обрела своих дочерей, снова почувствовала себя матерью.
 
   Мариэтта улыбалась во сне. Неужели она и правда была так молода? От ее тогдашнего образа до нынешнего, кажется, далеко, как до луны. Постепенно воспоминания сменились сном, в котором она парила высоко над Лондоном, только в этот раз ее не поддерживал в воздухе газовый баллон. Потом она ехала в карете, запряженной четверкой крылатых лошадей, и уже это было необычно, но еще необычнее было то, что она сидела рядом с Максом, лордом Роузби, и он целовал ее пальцы.
   – Мы направляемся на венерин холмик, – заговорщицки проговорил он, – тебе там понравится.
   Мариэтта наслаждалась необычной фантазией, как вдруг какой-то звук вернул ее в кресло в гостиной. В вестибюле послышались голоса, они приближались, а затем она услышала крик и топот.
   Мариэтта быстро села, а когда окончательно вернулась в реальность, поднялась с уютного кресла и поспешила к двери. Хотя Добсон запретил ей покидать комнату, она решила, что его слова не распространяются на чрезвычайные ситуации.
   Открыв дверь, Мариэтта увидела весьма странную картину. Добсон стоял на коленях и прикладывал большой кусок полотна к ране распростертого на полу мужчины. Рядом стоял слуга, держа за руку уличного мальчишку. Дверь на улицу была широко распахнута, в нее задувал холодный ветер.
   Мариэтта быстро подошла к двери и закрыла ее, затем приблизилась к раненому, намереваясь спросить Добсона, нужна ли ее помощь... И застыла на месте. Кожаные ботинки, темные брюки, пиджак, запачканный кровью.
   Неужели это Макс?
   Ее сперва бросило в холод, затем она почувствовала жар. Комната утратила четкость, и ей с трудом удалось не потерять сознание. Лицо Макса неестественно побледнело, волосы спутались.
   – Что это? – прошептала Мариэтта.
   – Видите ли, посыльный нашел его на улице, – проговорил Добсон, не поднимая глаз.
   Мариэтта вспомнила, как Макс держал ее руку в своей, прикасался губами к ее коже, и его темные глаза обещали ей все, что только она пожелает.
   – Несчастный случай? Драка? – Только теперь Мариэтта заметила рану на виске Макса.
   – Боюсь, здесь что-то другое. Взгляните на руки. Похоже, его застали врасплох.
   Мариэтта коснулась большой руки Макса – она была холодной как лед.
   – Видите, на суставах нет царапин? Значит, он не дрался. Думаю, на него напали без предупреждения.
   – Но кто мог поступить столь жестоко?
   – Да кто угодно.
   – Отпустите меня, – неожиданно подал голос стоявший в стороне мальчишка.
   Подняв взгляд, Добсон хмуро уставился на него:
   – Ты что-нибудь видел?
   – Ровным счетом ничего. Джентльмен лежал на земле, и я узнал его, потому что пару раз видел около клуба.
   Добсон кивнул:
   – Ты правильно поступил. Хорошие дела вознаграждаются, помни об этом. – Он взглядом подал слуге знак. – Отведи его к мадам и скажи, чтобы ему дали крону. А мы отнесем джентльмена наверх и уложим на кровать – незачем ему лежать здесь на холоде.
   – Я могу чем-нибудь помочь? – спросила Мариэтта. Добсон оценивающе взглянул на нее:
   – Вы справитесь с перевязкой, мисс? В свое время я делал это во время сражения, но с тех пор много воды утекло...
   – Я... я справлюсь. – Мариэтта больше всего боялась, что ей откажут.
   – Хорошо, идите за мной.
   Призвав на помощь лакея, Добсон отнес Макса наверх в аккуратную комнату в дальнем конце галереи, чистую и просто обставленную. Впрочем, подумала Мариэтта, почему она должна ожидать чего-то шокирующего?
   Пока слуга разводил огонь, Добсон и лакей разули Макса, а Мариэтту послали за теплой водой и новым полотном. К моменту ее возвращения Макс лежал в постели. Она тут же принялась очищать рану на голове от засохшей крови. До этого Мариэтта даже представить не могла, насколько сильно вьются его волосы и какие они длинные. Ей было очень жаль даже те несколько прядей, которые пришлось срезать, чтобы добраться до раны.
   Сила, с которой ударили Макса, говорила о том, что его скорее собирались убить, чем просто привести в бесчувственное состояние, и Мариэтта высказала Добсону свои сомнения, но он лишь пожал плечами, а затем предположил, что некоторым мужчинам все равно, кого бить.
   – Надеюсь, доктор скоро придет. – Мариэтта нервно сжала руки. – Кровотечение остановлено, рана чистая, но я не знаю, что делать дальше.
   – Сперва нужно зашить рану, – произнес Добсон тоном знатока, – а потом пустить в дело пиявок.
   Мариэтта согласно кивнула.
   – Как думаете, шрам останется? Жаль, если он испортит такую внешность.
   Добсон изумленно поднял бровь, и Мариэтта почувствовала, что краснеет.
   – Ну, если все сделать как следует... А даже если и останется, некоторые женщины любят мужчин, у которых есть один-два шрама – их считают очень опытными, повидавшими мир.
   Мариэтта дотронулась до волос и аккуратно отодвинула их от раны; при этом Макс не издал ни звука. Тем не менее, его дыхание было затруднено, и он был ужасно бледен; ресницы на его бледных щеках казались темными полумесяцами. Теперь он вовсе не казался ей мужчиной с воздушного шара или Максом, заставившим ее испытать трепет, когда рассматривал ее ладонь. Вид у него был беспомощный и совсем не геройский.
   Внизу раздались шаги, и вскоре в дверях появился доктор. Похоже, его вытащили из постели всего пару минут назад. Едва кивнув Добсону, он сразу приступил к осмотру пациента.
   – Хм... скверно, – прокомментировал доктор, тыкая зондом в рану с такой силой, что Мариэтта поморщилась. – Тот, кто это сделал, явно перестарался. Теперь рану придется зашивать, и лучше это сделать, пока он без сознания. Боюсь только, как бы потом не возникли контузия, опухоль или внутричерепное кровоизлияние.
   – Может, стоит сперва отвезти лорда Роузби домой? – почтительно поинтересовался Добсон.
   – Нет-нет, лучше всего оставьте его там, где он сейчас, – больному надо как можно меньше двигаться. Пусть он хорошенько выспится, а когда проснется, дайте ему воды или бульона. Разумеется, кто-то должен постоянно за ним присматривать: его нельзя оставлять одного.
   Затем доктор приказал Мариэтте неподвижно держать голову Макса, пока он, зашив рану, накладывал свежую повязку. Только после этого Макс моргнул и открыл глаза.
   – Мисс Гринтри? – Он озадаченно смотрел на Мариэтту, потом перевел взгляд на доктора.
   – Сэр, вы меня слышите?
   – Конечно, слышу, – сердито ответил раненый, пытаясь сесть. – Вот только я не понимаю, что здесь происходит... Господи, моя голова! – Макс снова без сил опустился на кровать.
   – Вас ударили, сэр, но теперь волноваться не о чем. Просто закройте глаза и отдыхайте, вот и все.
   Повторять совет не потребовалось, Макс тут же закрыл глаза, и вид у него при этом был такой, будто он заснул или потерял сознание. Но доктор был доволен даже этим кратким светлым мгновением.
   – С ним все будет в порядке, – уверенно объявил он. – Завтра утром я приду и осмотрю этого молодого человека, но, полагаю, насчет осложнений можно уже не беспокоиться.
   Дав еще кое-какие указания, доктор в сопровождении Добсона покинул комнату, и Мариэтта осталась с Максом наедине.
   Он не проснулся и не пошевелился. Пристально всматриваясь в него, Мариэтта решила, что Макс определенно походит на байроновского героя. Так романтично и так трагично!
   До этого ей нравилось флиртовать с Максом, а сейчас она его жалела, и лучше, чтобы к этому не примешивалось ничего лишнего. Макс выздоровеет и пойдет своей дорогой, а она – своей.
   В это время в комнату вошла Афродита, и Мариэтта сразу отметила ее усталый взгляд.
   – Тебе лучше пойти домой, Мариэтта, а я посижу с лордом Роузби.
   Мариэтта отрицательно покачала головой:
   – К Вивиан отправишься ты, а я останусь, потому что, если он увидит меня, а не кого-то чужого, ему будет легче справиться с шоком.
   Во взгляде Афродиты появилось сомнение.
   – Не уверена, что леди Гринтри будет довольна, если я оставлю тебя наедине с едва знакомым мужчиной. Так не поступают, Мариэтта.
   – Скорее мама была бы недовольна, если бы я не осталась, – вежливо поправила Мариэтта. – Она воспитала меня с мыслью, что надо всегда быть доброй и помогать раненым.
   Афродита вздохнула:
   – Что ж, я вижу, ты достаточно воспитана, чтобы идти своим путем.
   – Это так, я должна остаться – ведь в том, что случилось, есть часть моей вины. Если бы я его не разозлила, Макс не ушел бы навстречу опасности и сейчас развлекался здесь.
   Афродита снова вздохнула.
   – Надеюсь, нет ничего плохого в том, что ты идешь собственной дорогой, – неуверенно произнесла она. – Доктор сказал, что, проснувшись, раненый захочет пить, поэтому распорядилась, чтобы ему принесли воды и приготовили теплый бульон. Ну а тебе слуга принесет чай и сандвичи. И еще вот что: ты, конечно, можешь считать меня очень жестокосердной, но на самом деле я вовсе не равнодушна к тому, что произошло с лордом Роузби. И все же в данный момент я прикидываю, чем это может обернуться для моего дела. Посетителя «Клуба Афродиты» избили чуть ли не рядом с дверью! Теперь каждый дважды подумает, стоит ли ему рисковать жизнью, приходя сюда.
   – Но если об этом не болтать, никто и не узнает...
   – Думаю, уже слишком поздно. Слуги, доктор, мальчишка-посыльный, который его нашел, – они непременно расскажут о происшедшем друзьям и знакомым. К тому же вдруг то чудовище, которое сделало это с лордом Роузби, сделает то же с другим джентльменом?
   Об этом Мариэтта не подумала.
   – Думаешь, это может повториться?
   – Не знаю, но меня тревожит вот какой вопрос: это случайность или кто-то хотел напасть именно на лорда Роузби, который уже и так втянут в скандал? Отец лишил его средств, его жизнь разрушена. Может быть, кому-то недостаточно того, что он просто потерпел крах, и этот «кто-то» желает ему смерти?
   Мариэтта вздрогнула, и нее вдруг закружилась голова. А ведь у нее даже не было уверенности в том, что Макс ей нравится. Он погрузился в пучину собственного невезения, но у него оставалась та же тяга к приключениям, что и у нее. К тому же он доказал, что в состоянии заставить ее сердце бешено колотиться, а плоть трепетать. Он держал ее руку в своей, многозначительно смотрел ей в глаза и перед тем, как их прервала Афродита, собирался ее поцеловать. Она точно позволила бы ему это, она жаждала этого...