Бентли Эдмунд. Последнее дело Трента

   - Я надеюсь, мистер Трент, что все у вас пойдет успешно, - сказала она тихим ровным голосом. - Как вы думаете?
   - Надеюсь, что так, миссис Мандерсон. Когда выводы мои будут достаточно серьезными, я попрошу разрешения увидеть вас. В любом случае мне необходимо будет посоветоваться с вами, прежде чем я выступлю в печати.
   Она смутилась, и Трент увидел в ее глазах страдание. Он не знал, как продолжить разговор, но ему необходимо было слышать ее голос, видеть ее лицо, чтобы разобраться во многих странностях этого необычного дела. Возможно, минутный разговор с ней мог решить исход поиска, которому не видно пока ни начала ни конца.
   - Я благодарен вам, миссис Мандерсон, за те возможности, которые вы предоставили мне в изучении дела. Однако, если позволите, мне уже сейчас необходимо задать вам один вопрос. Думаю, я не спрошу ничего такого, на что бы вам не хотелось отвечать.
   Она устало посмотрела на него.
   - Было бы глупо с моей стороны отказаться. Задавайте ваши вопросы, мистер Трент.
   - Благодарю. Для начала вот что. Мне известно, что ваш муж недавно взял необычно большую сумму наличными у своих лондонских банкиров и держал их здесь. Деньги на месте. Не знаете ли вы, для чего он это сделал?
   Миссис Мандерсон удивленно подняла глаза.
   - Не могу себе представить, - сказала она. - Я ничего не знала об этом. Мне всегда казалось, что муж держал в доме немного денег. А в это воскресенье, почти ночью уже, перед тем как уехать с мистером Марлоу, он вдруг пришел ко мне в гостиную. Мне показалось, что он был чем-то раздражен, спросил без предисловия, не могла бы я одолжить ему денег - в купюрах или золоте, до завтра. Просьба была странной: как правило, фунтов сто у него всегда было при себе. Я открыла секретер и отдала ему все, что имела, что-то около тридцати фунтов.
   - И он не сказал вам, зачем ему нужны деньги?
   - Нет. Он положил их в карман, сказав, что мистер Марлоу уговорил его прогуляться, возможно, это поможет ему заснуть. Затем он уехал с мистером Марлоу... Деньги? В воскресенье, поздним вечером?..
   - Это действительно странно, - сказал Трент. - Благодарю вас. А теперь, если не возражаете, я хотел бы поговорить с мистером Марлоу.
   Марлоу в одиночестве вытаптывал лужайку. Он все еще казался измотанным и нервным, однако не без юмора описал тупую высокомерность местной полиции, зловещий вид доктора Стока. Трент, в свою очередь, изложил ему предположение Баннера.
   - Он говорил со мной, - ответил Марлоу, - однако его соображения неубедительны, они многого не объясняют. Правда, я достаточно долго жил в Соединенных Штатах, чтобы знать, что такая мелодраматическая месть - вполне возможная вещь. У американцев есть вкус и способности на такого рода дела. Знаете ли вы "Гекльберри Финна"?
   - Спросите лучше, как меня зовут!
   - Я думаю, самое американское в этом великом произведении - это избавление Тома Сойера от трудного и романтического плана, который он вынашивал долгое время, - плана побега негра Джима. Честно говоря, дело легко можно было организовать за двадцать минут... Все эти ложи и братства, клубы колледжей со своими тайными знаками. И тут же ку-клукс-клан... Американцев все это сильно забавляет, и тут надо размышлять.
   - Все это, конечно, может иметь какое-то значение, когда сталкиваешься с пороком, роскошью или преступлением в этой стране. И все-таки есть во мне какое-то раболепное уважение перед рвением сделать жизнь интересней, живой, невзирая на общественное устройство и зигзаги цивилизации... Однако к делу. Раздумья Баннера... Эта идея угрозы, висевшей над Мандерсоном. Попробуйте объяснить мне, зачем ему понадобилось отправить вас в поездку так спешно, среди ночи.
   - В десять вечера, если быть точным, - ответил Марлоу. - И учтите при этом, если бы он поднял меня с постели в полночь, я не удивился бы и этому. Таков Мандерсон, национальная его черта, помноженная на характер. Репутация, престиж и немилосердная прямота в стремлении к цели. В данном случае он ждал какого-то важного сообщения от человека по имени Харрис.
   - Кто он, этот Харрис?
   - Этого не знает никто. Даже Баннер никогда не слышал о нем. Единственное, что я знаю, так это то, что на прошлой неделе, когда я ездил по разным делам в Лондон, мистер Мандерсон велел мне забронировать каюту для некоего Джорджа Харриса на корабль, отплывающий в понедельник. Теперь мне ясно: мистер Мандерсон ждал от Харриса каких-то важных известий секретного характера, их, очевидно, нельзя было передать по телеграфу, и тогда он послал меня.
   - Видите, Марлоу, есть у меня в запасе одна маленькая деталь, и вы, очевидно, не подозреваете, что она мне известна. Мартин.., он невольно уловил кусочек вашего разговора с Мандерсоном: "Если Харрис там, дорога каждая минута..." Вы знаете, для чего я здесь. Я послан, чтобы вести следствие, и вы не должны на меня обижаться. Можете ли вы теперь повторить, что ничего не знали о деле Мандерсона - Харриса?
   Марлоу покачал головой:
   - Я действительно ничего не знаю. И не думайте, что меня можно обидеть честным вопросом... Инспектору Марчу я уже передал суть этого разговора. Мистер Мандерсон деловито сказал тогда, что не может посвятить меня в тонкости дела, он только просил найти Харриса и передать, что ждет от него известий. На прощание мне было сказано, что Харрис может и не появиться, но если появится, тогда "дорога каждая минута". Теперь вы знаете столько же, сколько и я.
   - Почему это поручение, данное вам, было наречено автопрогулкой под луной?
   Марлоу беспомощно развел руками.
   - И почему он оставил в таком недоумении миссис Мандерсон?
   - А Мартин? - холодно добавил Марлоу. - Ему было сказано то же самое.
   Трент не любил тупиков. Он вытащил из нагрудного кармана бумажник, извлек из него два листка чистой бумаги, протянул Марлоу:
   - Посмотрите на эти листки, мистер Марлоу. Вы видели их раньше?
   - Похоже, что это вырезанные ножом или ножницами страницы из маленькой книжечки-дневника этого года - из октябрьской, что ли? - Марлоу с любопытством прощупывал листки. - Тут ничего не написано.
   - В этом-то все и дело, - сказал Трент. - Между прочим, вы не учились в Оксфорде?
   - Учился, мистер Трент. Но чем вызван этот вопрос?
   - Просто хотел удостовериться, что не ошибся: у Оксфорда свой фирменный знак.
   - Пожалуй, вы правы, - согласился Марлоу. - На каждом из нас своя печать. Если бы я, допустим, не знал вас, я принял бы вас за актера.
   - Почему? Мои волосы требуют стрижки?
   - О нет! Просто вы необычно смотрите на мир. Мир для вас как бы расчленен на детали, и вы собираете его по частям, а когда все собрано, вдруг теряете интерес к детали.
   - Логика любого мышления, Марлоу... - Трент не договорил. Он увидел бегущего к ним мальчика с оранжевым конвертом в руке.
   - Телеграмма мистеру Тренту! - крикнул он издали.
   Трент нетерпеливо надорвал конверт. Марлоу следил за его оживленным лицом.
   - Должно быть, хорошие новости? - спросил он.
   Трент ответил ничего не выражающим взглядом.
   - Не совсем новости, - сказал. - Просто подтверждение, что еще одна моя маленькая догадка оказалась правильной.
   Глава 8
   ДОЗНАНИЕ
   Следователь, который полностью сознавал, что это единственный день в его жизни, жизни провинциального поверенного по делам, когда на него обращены взоры всего мира, решил быть достойным происходящего события. Он был крупный человек веселого нрава, необычайно увлеченный драматическим аспектом своей профессии, и весть о загадочной смерти Мандерсона на территории его юрисдикции сделала его счастливейшим следователем в Англии.
   Дознание происходило в длинном, не приспособленном для выдающегося события помещении. Это была недавняя пристройка к отелю, предназначенная для балов и концертов. Легион репортеров укрепился на передних местах; призванные давать показания заняли стулья с одной стороны того стола, за которым сидел следователь, в то время как присяжные, в два ряда, с прилизанными волосами, чопорно спокойные, примыкали к нему с другой стороны. Публика заполнила все остальное пространство. В зале стояла благоговейная торжественность. Лишь привыкшие ко всему газетчики тихо переговаривались. Те, кто знал Трента в лицо, уверяли, что в зале его нет.
   Миссис Мандерсон была вызвана первой. Она подтвердила, что труп мужа ею опознан. Следователь, расспросив ее об обстоятельствах смерти, направил допрос к тем минутам, когда она в последний раз видела мужа живым. Миссис Мандерсон была выслушана следователем с той симпатией, которую каждый, видимо, испытывал, глядя на эту горестную фигуру в темном. Прежде чем начать говорить, она подняла траурную вуаль, и чрезвычайная бледность и несломленное самообладание произвели всеобщее впечатление. Нет, не было в этом спокойствии никакого налета жестокости или равнодушия. Ощущался твердый характер, глушивший всем понятные в ее положении чувства. Во время своих показаний она изредка подносила к глазам платок, но голос был твердым и ясным до конца.
   Ее муж, сказала она, вошел в свою спальню в обычное для воскресного вечера время. Его комната соединяется с ее спальней дверью, которая ночами обычно не закрывается. В обе комнаты можно войти также из коридора. Она спала, когда он пришел, но проснулась, как всегда, если в комнате мужа зажигался свет. Да, она говорила с ним, правда, не все запомнилось в полусне. Да, она знала, что он возвратился с автомобильной прогулки, и, кажется, спросила его, как прошла прогулка, и еще.., да, еще - который час. О времени спросила потому, что ей показалось, она совсем еще не спала, а муж, как ей думалось, придет поздно. Он сказал, что на часах половина двенадцатого, и добавил, что кататься передумал.
   - Он сказал, почему передумал? - спросил следователь.
   - Да, он объяснил, почему. Я очень хорошо помню, он сказал, потому что... - она вдруг замолкла.
   - Потому что... - деликатно напомнил следователь.
   - Он никогда не говорил со мной о делах. Видимо, считал, что мне это неинтересно. Вот почему я была удивлена, когда он сообщил мне о поездке мистера Марлоу в Саутгемптон, о своей пешей прогулке с милю, когда отпустил Марлоу, о добром самочувствии после ночного моциона.
   - Сказал он еще что-нибудь?
   - По-моему, ничего. Я только слышала, как он погасил свет, и все.
   - И вы ничего не слышали ночью?
   - Нет. Я не проснулась до прихода горничной. Она принесла мне чай, закрыла дверь в комнату мужа, и я считала, что он спит. Ему всегда требовалось много сна... Было около десяти, когда я обо всем узнала. - Миссис Мандерсон опустила голову и молча ждала, когда ее отпустят.
   - Миссис Мандерсон, - сказал следователь. - Вопрос, который я сейчас задам, не принимайте близко к сердцу, это моя обязанность... Правда ли, что в ваших отношениях с мужем в последнее время наросла отчужденность?
   - Если это необходимо, я отвечу, - холодно произнесла миссис Мандерсон. Да, в последние месяцы его отношение ко мне резко изменилось, помимо привычной скрытности я почувствовала и недоверчивость. Он избегал встреч со мной, и это его одиночество... Мне трудно все это объяснить... Я пыталась бороться, делала все, что позволяли мне понятия о человеческом достоинстве... Но он не говорил, что произошло, а я.., я не могла его расспрашивать. Мне оставалось одно относиться к нему, как всегда, если он это позволит... Теперь я, видимо, никогда не узнаю, в чем было дело.
   Миссис Мандерсон опустила вуаль, замерла, прямая и тихая.
   Задал вопрос один из присяжных:
   - Вы и ваш муж... Возможно, были у вас какие-то разногласия, резкие столкновения?
   - Никогда. - Ответ прозвучал с сухой категоричностью и мог быть истолкован по-разному.
   Следователь отпустил миссис Мандерсон, и она пошла к выходу. Зал проводил ее взглядами и тут же переключился на вызванного для показаний Мартина.
   В эту минуту в дверях появился Трент. Он поклонился миссис Мандерсон, уступая дорогу. Но взгляд ее, предельная ее утомленность заставили Трента вернуться в холл.
   - Проводите меня, мистер Трент, прошу вас, - едва слышно сказала миссис Мандерсон. Трент протянул руку, и она тяжело оперлась на нее.
   Для Трента это был нелегкий путь. Все, что знал он один, все, о чем догадывался и подозревал, вихрем пронеслось в голове. Но прикосновение ее руки, жалость, которую он к ней испытывал, вынужденное его покровительство все это сбивало с толку.
   В гостиной, сев на диван, она подняла вуаль, поблагодарила его, и в ее глазах была искренняя признательность. Ей гораздо лучше, сказала она, ей стыдно за себя, она думала, что сможет пройти через все это, но не предполагала, что зададут такие вопросы.
   - Я рада, что вы не слышали меня, мистер Трент. Хотя, конечно, вы прочтете газетные отчеты... Меня выставили на обозрение... И все эти глаза... Спасибо вам.
   Трент ушел, его рука все еще хранила прохладное прикосновение ее пальцев.
   Судебное дознание, на завершении которого присутствовал Трент, не дало ему ничего нового. Сенсацией дня стали показания Баннера. Он подробно изложил то, что уже было известно Тренту. Порхали над бумагой журналистские карандаши, и на следующий день слова Баннера с минимальным сокращением появились в самых влиятельных изданиях Великобритании и Соединенных Штатов.
   Газеты публиковали также отрывки из заключительной речи следователя, обращенной к присяжным:
   "Вы сейчас слышали медицинское заключение. Доктор Сток сказал, что, по его мнению, смерть наступила за шесть - восемь часов до того, как было найдено тело, что причиной смерти было пулевое ранение; пуля прошла через левый глаз, поразила мозговую ткань. Наружный вид раны, сказал он, не подтверждает версию о самоубийстве. Доктор Сток сообщил нам также, что нельзя сказать с уверенностью, была ли перед смертью борьба, однако царапины и ушибы на запястьях являются, по его мнению, знаками насилия. В связи с этим показания, данные мистером Баннером, не могут быть оставлены без внимания. Они обязывают нас задуматься над двумя вопросами. Первый: можно ли утверждать, что покойный, в силу своего положения, находился в более угрожаемом положении, чем обычный человек нашего общества? Второй: можно ли считать на основании показаний мистера Баннера, что покойный жил в последнее время в состоянии осознанного страха?"
   Присяжные обдумывали решение.
   Глава 9
   ГОРЯЧИЙ СЛЕД
   Мистер Копплс постучался в гостиную отеля.
   - Войдите! - крикнул Трент.
   Был ранний вечер того дня, когда присяжные выносили обвинение неизвестному преступнику.
   - Садитесь на диван, - посоветовал Трент. - Стулья здесь куплены еще во время оно... Этот негатив хорош, по-моему, и промыт достаточно. Сейчас мы его посушим и сможем поговорить.
   Пока Трент Деловито прибирал стол, очищая его от беспорядочно разбросанных мисок, банок, коробок, бутылок, Копплс по очереди брал эти незнакомые ему предметы и изучал их с невинным любопытством.
   - Это гидрохинон, - весело пояснил Трент, увидев, как Копплс вытаскивает из бутылки пробку. - Он проявляет негативы, но я не удивлюсь, если он проявит также человеческие натуры. - Он убрал свое хозяйство на каминную полку и сел на стол перед мистером Копплсом.
   - Преимущества гостиной отеля в том, что ее убранство не отвлекает от работы. Здесь нет места для праздной игры ума. Вы когда-нибудь бывали в таких комнатах раньше, Копплс? Я был. Сотни раз. Они годами преследовали меня по всей Англии. Я буду чувствовать себя пропавшим, если в каком-нибудь другом, созданном моей фантазией отеле мне предоставят иные условия. Посмотрите на эту скатерть. Вот чернила, которые я пролил, когда снимал эту комнату в Галифаксе; я прожег этот ковер, когда он лежал у меня под ногами в Ипсвиче. А тут они ставили стекло в раму картины "Молчаливая симпатия", в которую я запустил ботинком в Банбари. В такой привычной обстановке я работаю продуктивнее всего. Сегодня во второй половине дня, например, после дознания, я проявил несколько прекрасных негативов. - Все это Трент произнес с мальчишеским восторгом.
   - Дознание, - грустно сказал Копплс, соображая, что бы значила эта возбужденность Трента. - Я пришел поблагодарить вас, мой друг, за то, что вы помогли утром Мабель. Я и не предполагал, что все это произведет на нее такое впечатление, да и держалась она великолепно, поэтому мне казалось, что я смогу быть на дознании до конца... Короче говоря, Мабель уже пришла в себя и очень признательна вам.
   Трент заложил руки в карманы, наморщил лоб и ничего не ответил.
   - Вот что, дорогой мистер Копплс, - сказал он после короткой паузы. Когда вы вошли, я как раз подбирался к очень любопытной части дела. Хотите посмотреть на полицейскую работу высокого класса? Это та самая работа, которую должен бы делать в эту минуту старик Марч. Может быть, он и занят этим, но я надеюсь, что нет. - Трент исчез в спальне и вскоре появился с большой доской, сервированной самыми разнообразными предметами. - Вот нож из слоновой кости для разрезания бумаги. Вот два бумажных листочка, вырезанных из дневника, моего собственного дневника. Вот бутылочка с зубным порошком, вот шкатулка из полированного грецкого ореха. Некоторые из этих вещей мне придется положить до ночи туда, где их место, в разных комнатах в доме Мандерсона. Такой уж я человек - ничто меня не останавливает: я одолжил их сегодня утром, когда все были на дознании... Теперь на доске находится только один предмет. Можете вы сказать, что это?
   - Обыкновенный стеклянный сосуд. Может быть, чаша для ополаскивание пальцев после десерта. Я не вижу ничего странного, - завершил Копплс пристальное рассматривание.
   - Действительно, ничего особенного, - ответил Трент. - Но тут-то и начинается самое забавное... Теперь возьмите эту маленькую пузатую бутылочку, Копплс, откройте ее. Узнаете ли вы, что в ней за порошок? В свое время вы имели дело с пудами такого порошка. Это смесь ртути и мела, его используют для младенцев. Это великая штука. А теперь я прошу вас посыпать порошком вот эту часть сосуда, что меж моих пальцев... Прекрасно! Вы, я вижу, проделывали такие штучки и прежде, Копплс. Вы опытный человек.
   - Что вы! - растерянно ответил Копплс. - Объяните мне, ради бога, какой это я алхимией занимался?
   - Сейчас увидите. - Трент щеточкой смахнул с сосуда порошок. - Смотрите! Вы не нашли в этой стекляшке ничего примечательного. А теперь? Смотрите!
   - Невероятно! - изумился Копплс. - Я вижу отпечатки пальцев, их два...
   - Да, - удовлетворенно откликнулся Трент. - Отпечатки большого и указательного пальцев. Указательный вот этот. Человеку ваших познаний едва ли стоит объяснять, что отличительные признаки этого пальца - спиральный завиток с симметрично расположенными дельтами. Отпечаток второго пальца - простая петля с сердцевиной и пятнадцатью окружностями. Я знаю, что их пятнадцать, потому что у меня два одинаковых отпечатка и я их внимательно изучил. Смотрите! - Он поднес негативы к свету. - Видите, они одинаковые! А раздвоение этого хребта? Вот оно и на другом. И маленький шрам у центра тут и там... Любой эксперт поклянется, что отпечатки на этом сосуде и отпечатки, которые я сфотографировал, сделаны одной и той же рукой.
   - Где вы их сфотографировали? Что все это значит? - Копплс был потрясен.
   - Я обнаружил их на внутренней стороне левой створки окна в спальне миссис Мандерсон. И сфотографировал, ибо не мог же я взять с собой окно... А этот вот сосуд из комнаты Мандерсона, в него он клал на ночь зубные протезы.
   - Надеюсь, это не отпечатки пальцев Мабель?
   - Конечно, нет, - решительно сказал Трент. - Они вдвое больше любого ее пальца.
   - Стало быть, они принадлежат Мандерсону?
   - Может быть. А теперь посмотрим, не можем ли мы подобрать этим отпечаткам еще одну пару? - Тихо насвистывая, Трент, необычайно бледный, откупорил пузатую бутылочку с мелким черным порошком. - Это сажа, - пояснил он, взял пинцетом один из листочков, вырезанных из его дневника, посыпал его порошком, через несколько секунд нежно отряхнул и молча протянул Копплсу. На чистом листке появились четкие отпечатки, в точности повторяющие те, что были на сосуде и на фотографической пластинке.
   - Видите, тот же человек, - сказал Трент. - Я чувствовал, что приду к этому открытию, а теперь оно состоялось. - Голос его звучал жестко. Он подошел к окну. Копплс, ничего не понимая, смотрел на его неподвижную спину. - Не переживайте, Копплс. Я все вам расскажу в свое время. А сейчас я еще на полпути к истине со всеми своими бутылочками и порошками.
   Глава 10
   МИССИС МАНДЕРСОН
   Миссис Мандерсон стояла у окна гостиной, смотрела на туман и моросящий дождь. С моря тянуло редкой для июня сыростью. Белая пелена висела над полями и где-то незримо сливалась с низким серым небом без единого просвета.
   В дверь постучали. Она сказала "войдите" и вся подобралась, как это бывает, когда отвращение к миру настолько велико, что любое общение в тягость. Вошла горничная и сообщила о приходе мистера Трента. Он извиняется, добавила горничная, что вынужден беспокоить миссис Мандерсон в такой ранний час, но дело у него важное и срочное.
   Миссис Мандерсон глянула в зеркало, покачала головой и велела пригласить мистера Трента. Когда он вошел, она отметила в его лице усталость и настороженность и почувствовала, что разговор будет для нее нелегким.
   - Если можно, я сразу приступлю к делу, - сказал Трент, пожав протянутую ему руку. - Я должен успеть к поезду на Бишопсбридж. Поезд отходит в двенадцать часов, и мне надо уладить дела, которые касаются только вас, миссис Мандерсон. Полночи я работал, полночи думал и теперь знаю, что я должен делать.
   - У вас усталый вид, - приветливо сказала миссис Мандерсон. - Присядьте, пожалуйста... Спрашивайте меня обо всем, что вас интересует, мистер Трент, и я постараюсь ответить, если смогу. Моего положения это не ухудшит, поверьте...
   - Миссис Мандерсон, - помедлив, сказал Трент, - мне бы действительно не хотелось ухудшать вашего положения. Поэтому я обещаю все, что вы сочтете необходимым сохранить в тайне, оставить между нами... Сможете ли вы ответить на мои вопросы, решайте сами. В статьях я использую только то, что вы разрешите мне опубликовать, ни на слово больше. Речь идет о причинах, вызвавших смерть вашего мужа. Похоже, никто другой о них не подозревает и вряд ли заподозрит. То, что я обнаружил, думаю, будет серьезным ударом для вас. Если вы дадите мне понять, что так оно и есть, я готов уничтожить рукопись. Трент выложил на маленький столик продолговатый конверт. - Здесь, помимо короткой записи личного характера моему редактору, объемистое послание для "Рекорда". Теперь вы можете либо отказаться от разговора со мной, и тогда в силу обязанности перед моими нанимателями я должен передать материалы редактору, чтобы он поступил с ними по своему усмотрению, либо вы - никто другой этого сделать не в силах - подтвердите то, что я открыл. В таком случае я еще сохраню право отнестись к делу как джентльмен и как человек, - он секунду поколебался, - как человек, который желает вам добра. - Он взглянул на ее ничего не выражающее лицо и счел необходимым уточнить:
   - Вы внимательно следили за ходом моих мыслей, миссис Мандерсон?
   Она была такой же, как на дознании, - руки опущены и сцеплены впереди, плечи прямые. Поза каменного спокойствия.
   - Я все поняла, - со вздохом ответила миссис Мандерсон. - Я не знаю, что вы обнаружили, но это хорошо, благородно с вашей стороны, что вы пришли ко мне по этому поводу. Надеюсь, вы расскажете мне все.
   - Возможно, я не смогу сделать этого, - сказал Трент. - Таила, если она не ваша, принадлежит моей газете. Если же я выясню, что при этом будет задето ваше достоинство, я вручу вам свои записи, и вы можете их уничтожить. Поверьте, это трудный час в моей жизни. Не я создавал эту тайну, но я в ответе за нее... Первое, что я попрошу вас сказать мне: на дознании вы показали, что не имеете представления, почему, по каким причинам муж резко изменил свое отношение к вам, стал недоверчив и замкнут. Верно ли это?
   У миссис Мандерсон поднялись брови, она покраснела и быстро поднялась со стула. Трент взял со стола конверт, и в неторопливом его жесте было сожаление, что разговор не состоялся. Он встал, однако миссис Мандерсон остановила его порывистым движением руки:
   - Иначе говоря, вы спрашиваете меня, мистер Трент, не совершила ли я клятвопреступления?
   - Простите, миссис Мандерсон. К сожалению, я пришел к вам не с визитом вежливости. И должен сообщить, я не сторонник истины, что якобы шила в мешке не утаишь... - Он умолк, ожидая, что его прогонят. Но миссис Мандерсон молча отошла к окну, и он смотрел, как напряглись и вдруг опали ее плечи, как она вглядывалась в непогоду за окном, повернувшись к нему спиной, словно была одна ее скорбь, а его, Трента, не существовало вовсе.
   - Мистер Трент, - сказала она наконец. - Вы внушаете доверие. Я верю, что у вас есть основания так говорить со мной... Я отвечу на ваш вопрос, отвечу в надежде, что это поможет вам завершить дело по законам справедливости... Мне придется начать издалека, с начала замужества... Думаю, многие могли бы подтвердить, что это был.., как бы вам сказать.., не самый удачный союз. Мне было только двадцать, когда мы встретились. Не скрою, я восхищалась его мужеством, уверенностью в себе, он был единственным сильным человеком, которого я тогда знала. Правда, дела интересовали его значительно больше, чем я, и это тоже было следствием его натуры. Кажется, я поняла это сразу, но не решалась разобраться в своих чувствах. И потом - эта власть богатства... Поверьте, совсем не просто уберечь себя от тщеславия, трудное это искушение знать, что ты обладаешь всем, о чем только в редких снах может грезить английская девушка;.. Пять лет презрения к себе.., они, видимо, искупают мое тщеславие... Что же касается чувств мужа ко мне, тут все сложно. Он, видимо, считал, что я из тех женщин, которым необходимо видное место в обществе, что я займу это место с радостью и стану красивым его посохом в салонах. Мысль его явно была устремлена к этому. Я была частью его самолюбия. И когда вдруг выяснилось, что к такой роли я не готова, он с трудом скрыл разочарование. Он был проницательным человеком, мистер Трент. Двадцать лет разницы в возрасте, огромная деловая ответственность - все это в конечном счете не могло не привести к выводу, что он излишне рискнул, женившись на мне, выросшей в абстрактном мире музыки и избранных книг... Да, он действительно рассчитывал на меня, а я не смогла помочь ему.