Я поднял револьвер и сразу почувствовал, что он мой. Видимо, Мандерсон взял его, когда я выводил машину.
Я нагнулся над телом и убедился, что в нем не осталось никаких признаков жизни. Должен вам сказать, ни тогда, ни впоследствии я не заметил царапин на запястьях. Но у меня нет сомнения в том, что Мандерсон предумышленно поранил себя до того как спустил курок, - это было частью его плана...
Марлоу подошел к столу и оперся на него руками.
- Я хочу, - сказал он очень серьезно, - чтобы вы поняли, в каком состоянии я принимал свое решение... Я бродил вокруг трупа с четверть часа, продумывая все до деталей, как в шахматной игре. Моя безопасность зависела от того, смогу ли я разрушить планы одного из самых предусмотрительных людей, которых я когда-либо встречал.
Два простых хода наметились сразу. Я мог принести в дом тело, рассказать все, передать документы, деньги и бриллианты и довериться спасительной силе невиновности. Я представил себе, как несу в дом тело, как даю полный отчет, сознавая при этом всю абсурдность моего ничем не подкрепленного рассказа о злодейском замысле человека, который, как всем известно, не сказал мне ни единого плохого слова. Коварство Мандерсона опережало меня на каждом шагу... Я попытался представить себе, как выкладываю все это адвокату, и видел в его глазах полную безнадежность.
Какие же у меня оставались шансы на смягчение наказания?
Я не сбежал. Я принес в дом тело, вернул деньги и драгоценности. Но как бы это помогло мне? Мой поступок приписали бы внезапному страху после убийства, когда преступнику вдруг не хватило мужества воспользоваться плодами преступления. Короче говоря, этот план не давал мне никакого выхода из создавшегося положения.
Второе, что я мог сделать, - воспользоваться ситуацией и немедленно бежать. Но оставалось тело Мандерсона. Что бы я с ним ни сделал, на рассвете полиция, извещенная об исчезновении Мандерсона, перекрыла бы все дороги, порты и вокзалы, и во все концы полетели бы телеграфные запросы. Можно представить себе, с какой энергией взялась бы за дело полиция, - Мандерсон!.. Через сутки весь мир пустился бы за мной в погоню, уж Европа во всяком случае, и не думаю, что на земле был такой уголок, где человек, обвиненный в убийстве Мандерсона, мог бы найти пристанище.
И наконец - ложь. Могла ли она спасти меня? Вариантов было достаточно, но каждый из них разбивался об одно и то же препятствие: я склонил Мандерсона поехать со мной, живым Мандерсон не вернулся...
Так я топтался вокруг мертвеца, и гибель, казалось, подступает ко мне все ближе... Многократно в бессильном моем уме проносились слова Мандерсона, сказанные жене: "Марлоу уговорил меня поехать прокатиться на машине. Он очень настаивает на этом". Я повторил их вслух и вдруг открыл, что произношу фразу голосом Мандерсона.
Как вы знаете, мистер Трент, мне удается имитация. Я воспроизводил голос Мандерсона много раз, и даже Баннер не отличал его от истинного. Это был, помните, - Марлоу повернулся к мистеру Копплсу, - сильный властный голос с долей металла, и подражать ему было не так уж трудно. Я вновь осторожно повторил эти слова. Вот так... - Он произнес их, и мистер Копплс удивленно раскрыл глаза. - План возник в полминуты. Я не задерживался над разработкой деталей, был дорог каждый миг. Я поднял тело и положил на дно машины, покрыл ковриком; подобрал шляпу и револьвер. Ни следа, думаю, не осталось на лугу. По дороге к дому моя схема с такой быстротой и легкостью обрела форму, что я едва сдерживал возбуждение. Ведь мне еще надо удрать, и это просто, если все удастся.
Подъезжая к дому, я замедлил скорость и тщательно обследовал дорогу. Кругом было тихо. Развернув машину, погнал ее через открытое поле и остановил за скирдой. Затем надел шляпу Мандерсона, положил в карман свой револьвер и с телом на руках двинулся к дому.
Глубоко вздохнув, Марлоу опустился в кресло у камина и вытер платком вспотевший лоб.
- Все остальное вы знаете. - Он достал сигарету, зажег ее и затянулся. Трент наблюдал, как подрагивала рука Марлоу. - Туфли, которые выдали меня, продолжал Марлоу, - сильно жали, но мне необходимо было скрыть свои следы на мягкой земле возле хижины, где я положил тело, а также между хижиной и домом. Свои туфли, пиджак и пальто я оставил у тела, чтобы потом их забрать... Раздевание трупа, потом облачение его, рассовывание всех вещей по карманам все было делом ужасным, а извлечение зубных протезов и сравнить не с чем... Но ведь я вытаскивал свою голову из петли. Жалею, что не оправил манжеты, не зашнуровал как следует туфли. А то, что не в тот карман сунул часы - ошибка грубейшая. Все это вы моментально заметили, мистер Трент... Но по поводу виски вы ошиблись, между прочим. Я сделал лишь один хороший глоток, затем наполнил карманную фляжку, которую обнаружил в шкафу. Мне предстояла трудная ночь, и я не знал, как ее выдержу.
О том, что я делал дома, говорить почти нечего. Время, оставшееся после ухода Мартина, я употребил на то, чтобы тщательно обдумать оставшиеся ступени плана. Между делом я разрядил и вычистил револьвер, положил в секретер Мандерсона бумажник и бриллианты. Затем поднялся наверх - момент был тяжелый, но я благополучно добрался до своей комнаты, положил револьвер и патроны обратно в футляр; выключил свет и тихо прошел в комнату Мандерсона.
Что я должен был сделать там - вы знаете: снять туфли и выставить их за дверь, оставить куртку Мандерсона, жилетку, брюки и галстук; выбрать костюм, галстук и туфли для тела, положить зубные протезы в сосуд, который я переставил с умывальника к изголовью кровати, оставив таким образом эти пагубные отпечатки. Потом мне предстояло лечь в постель и измять ее. Все вы знаете, все, кроме состояния моих мыслей, которые вы не могли бы вообразить, а я - описать.
Самое худшее случилось, когда я уже начал действовать: из соседней комнаты заговорила со мной миссис Мандерсон, - я считал ее спящей. Однако я был готов и к этому: оставалось покинуть дом обычным путем, но для этого нужно было ждать, пока все уснут, и тогда мой уход мог быть только услышан, но не увиден. С телом я поступил бы так, как и намечал. Разница была лишь в том, что я не смог бы создать неоспоримое алиби, не прибыв в отель к 6.30. Мне пришлось бы ехать прямо в порт и наводить там фиктивные справки. Однако все произошло иначе: я услышал ровное дыхание миссис Мандерсон, выждал и быстро прошел в носках через ее комнату, а вскоре был со своим узелком на траве. Думаю, я не произвел ни малейшего шума. Занавеска была мягкой, не шуршала, и когда я шире растворил окно - не раздалось ни звука... Так я обрел уверенность в своей безопасности. - Скажите мне, - сказал Трент, когда Марлоу умолк, прикуривая очередную сигарету, - как вы рискнули покинуть дом через комнату миссис Мандерсон? Ведь с той же стороны три пустых комнаты, через которые вы спокойно могли выбраться. А так вы могли оказаться в весьма трудном положении. Подозрения, связанные с дамой, - вы меня понимаете?
Марлоу повернулся к нему с пылающим лицом.
- А я надеюсь, что вы поймете меня, мистер Трент, - сказал он дрогнувшим голосом. - Если бы мне пришла в голову такая мысль, я бы пошел на любой риск, но не совершил побега таким образом...
- Ваше замечание справедливо, - ответил Трент холодно. - Я вполне могу поверить, что в тот момент вы и не могли думать ни о чем другом, кроме побега. И все-таки, с моей точки зрения, легче было исчезнуть через окно свободной комнаты.
- Вы так думаете? - усомнился Марлоу. - А у меня уже кончалась выдержка. Когда я вошел в комнату Мандерсона, мне уже казалось, что половина страхов позади. Моя задача замкнулась в маленьком пространстве, и в ней была только одна опасность - пробуждение миссис Мандерсон, но я знал, что у нее хороший сон. Теперь предположим, что я с узлом одежды, в носках направляюсь в одну из пустых комнат. Лунный свет заливал коридор. Даже если бы я спрятал лицо, никто не принял бы меня за Мандерсона. По дому мог бродить Мартин. Из своей спальни мог выйти Баннер. Кто-нибудь из слуг мог появиться из-за угла, из другого коридора - как-то в такое же позднее время я видел Селестину. Всего этого могло и не случиться но я не мог рисковать. Огороженный в комнате Мандерсона от всего дома, я в точности знал, с чем мне придется встретиться. Лежа одетым в его постели и прислушиваясь к дыханию, почти неуловимому, проникавшему сквозь открытую дверь, я чувствовал себя спокойнее. Я даже поздравил себя: разговор с миссис Мандерсон работал на мою схему: Мандерсон дома, я - в пути на Саутгемптон.
Марлоу посмотрел на Трента, тот понимающе кивнул.
- Что касается Саутгемптона, - продолжал Марлоу. - Добравшись туда, я решил действовать согласно поручению, но под своим именем. Игра Мандерсона была так тщательно подготовлена, что моя импровизация едва ли оказалась лучше. Я вошел в игру еще до отъезда. Вы знаете, что я звонил и пытался вызвать Харриса по межгороду, запросив отель в Саутгемптоне. Я уже знал, что никакого Харриса там быть не могло.
- И поэтому вы позвонили? - быстро спросил Трент.
- У телефона в полуосвещенной библиотеке легко было занять положение, при котором Мартин не смог бы увидеть моего лица - только куртку и шляпу. Однако поза, в которой я сидел, была естественной и привычной для Мандерсона. И, конечно, мне важно было вести настоящий междугородный разговор, иначе телефонная станция в любой момент могла дать справку о том, что из дома Мандерсона никто не звонил в эту ночь.
- Неплохо, - сказал Трент. - Первое, что я сделал, это запросил телефонную станцию. И этот телефонный звонок, телеграмму, которую вы послали покойнику из Саутгемптона и в которой констатировали, что Харрис не появился и вы возвращаетесь, я оцениваю высоко.
Сдержанная улыбка осветила лицо Марлоу.
- Больше мне нечего сказать, мистер Трент. Я вернулся в Марлстон, здесь уже работал ваш друг Марч. Состояние у меня было такое же, как при отъезде. И самые тяжкие минуты наступили, когда я узнал, что делом займетесь вы. Нет, пожалуй, были мгновения и пострашней. Например, когда увидел вас идущим от того места, где я оставил тело. Мне казалось, вы предъявите мне обвинение на месте... Теперь я рассказал вам все.
Он закрыл глаза, и в комнате стояла долгая тишина. Внезапно Трент встал.
- Продолжите допрос? - спросил Марлоу.
- Нет, - ответил Трент, потягиваясь. - Просто занемели ноги. У меня нет больше никаких вопросов. Я верю всему, что вы нам рассказали. Верю потому, что очень тщеславен: ни один человек не мог бы лгать мне столько времени, чтобы я этого не обнаружил. Ваша история необычна. Но и Мандерсон личность необычная, и вы тоже. Вы действовали как лунатик, но я согласен с вами: если бы вы действовали как нормальный человек, у вас не осталось бы ни единого шанса. Одно неоспоримо - вы мужественный человек.
Краска залила лицо Марлоу, он замешкался с ответом, и паузой воспользовался мистер Копплс. Он сказал, откашлявшись:
- Что касается меня, то я ни на секунду не подозревал вас. Но, - продолжал мистер Копплс, подняв руку, - есть один вопрос, который я хотел бы вам задать.
Марлоу молча поклонился.
- Предположим, что в преступлении заподозрили бы кого-нибудь другого и отдали под суд. Как бы вы поступили?
- Думаю, мой долг ясен. Я обязан пойти к властям и рассказать всю мою историю и отдать себя в их руки. Трент громко рассмеялся.
- Представляю себе их лица, - сказал он. - Сейчас фактически никому не грозит опасность. Ни против кого нет каких-либо улик. Я сегодня утром видел Марча и он сказал, что присоединяется к мнению Баннера: это случай мести какой-то американской шайки бандитов, "индустриальной кровной мести", как он выразился. Так что - конец делу Мандерсона... Боже мой! Каким ослом может сделать себя человек, считающий что он сверхъестественно умен. - Он схватил со стола конверт с рукописью и бросил его в огонь. - Однако уже около семи. А у нас с Копплсом деловое свидание в половине восьмого. Нам надо идти. Всего доброго, мистер Марлоу. - Он посмотрел ему в глаза. - Я тот, кто крепко поработал, чтобы набросить петлю на вашу голову. Учитывая обстоятельства, не знаю, будете ли вы на меня в обиде. Пожмем руки?
Глава 16
ПОСЛЕДНЯЯ КАПЛЯ
- Что это вы сказали о каком-то деловом свидании в половине восьмого? спросил мистер Копплс, когда оба вышли из калитки. - Разве у нас есть такое свидание?
- Есть, - ответил Трент. - Вы обедаете со мной. Только одним можно отпраздновать это событие - обедом, за который плачу я. Нет, нет! Я пригласил вас первым. Я добрался до конца этого дела, дела уникального, дела, которое беспокоило меня более года, и если это недостаточный повод для доброго обеда, то не знаю, что и сказать. Копплс, мы поедем в мой клуб. Это будет празднество, а быть увиденным в Лондонском клубе в состоянии приятного возбуждения более чем достаточно, чтобы вдребезги разбить карьеру. Кроме этого, там всегда одинаковый обед, я не знаю, каким образом им это удается. Постоянный обед в моем клубе надоел миллионам его членов, в том числе и мне. Но мы все равно не поедем туда, где пируют сатрапы. Мы поедем к Шеппарду.
- Кто такой Шеппард? - спросил мистер Копплс, когда они вышли на улицу Виктории. Его попутчик шагал с необычайной бодростью, и полисмен снисходительно улыбнулся над блаженным его состоянием, какое он мог отнести только за счет алкоголя.
- Кто такой Шеппард? - переспросил Трент. - Шеппард - это место, где можно пообедать. Мни никогда не приходило в голову, что Шеппард существовал. Возможно, это миф тотемистического происхождения. Во всяком случае, у Шеппарда вы можете получить седло барашка, заставлявшее многих американских посетителей проклинать день, в который родился Христофор Колумб... Такси!
Машина плавно подкатила к тротуару, и водитель выслушал инструкции с величественным кивком.
- Другая причина, по которой я предлагаю Шеппарда, - продолжал Трент, лихорадочно зажигая сигарету, - та, что я женюсь на самой замечательной женщине в мире.
- Вы женитесь на Мабель! - воскликнул Копплс. - Мой дорогой друг, какая это прекрасная новость. Пожмем руки, Трент, это великолепно! Я поздравляю вас обоих от всего сердца... Я был в подобных же обстоятельствах давно, давно... Позвольте мне сказать.., я серьезно надеялся на это... Но я ничего не знал! Я ничего не знал о ее отношении к вам. В ваших-то глазах я уже видел такие пожары, которые бы сделали честь величайшему существу. Я заметил это, когда вы обедали в моем доме, слушали профессора Пепмюллера, а смотрели на нее. У некоторых из нас, стариков, мозги еще на месте, мой дорогой мальчик.
- Мабель говорит, что она знала об этом еще раньше, - ответил Трент со вздохом. - А я-то думал, что исправно играл роль человека, который не сходит по ней с ума... Что же касается ваших поздравлений, благодарю тысячу раз, потому что знаю, ваша физиономия вытянулась бы на три фута, если бы вы считали, что мы совершаем ошибку... Хелло! - Автомобиль пролетел сквозь узенькую улицу, завернул за угол и влился в широкую магистраль. - Вот мы и приехали.
Расплатившись с таксистом, Трент повел мистера Копплса в длинный зал, заставленный множеством столов и наполненных гомоном.
- Это дом удовлетворения страстных желаний. Я вижу трех букмекеров, жующих свинину за моим любимым столиком. Мы займем этот, в противоположном углу.
Он долго совещался с официантом, пока мистер Копплс в приятном созерцании грелся у каминного огня.
- Что мы будем пить?
- Я думаю, - очнулся мистер Копплс, - закажем молоко и содовую.
- Говорите тише! - рассмеялся Трент. - У официанта слабое сердце, а он может вас услышать. Возможно, вы думаете, что вы крепыш, может, оно и так, но те, кто мешает напитки, сваливаются сразу, даже более крепкие, чем вы. Так что будьте умницей. Возьмем вина, а содовую оставим турецкому султану... А вот несут нашу пищу.
Он распорядился еще о чем-то, и официант удалился. Чувствовалось, что Трент посетитель уважаемый.
- Я послал за вином, - сказал он, - которое, надеюсь, вы попробуете. Если вы дали клятву, то во имя всех святых трезвенников - пейте воду, которая стоит рядом с вами, но не ищите дешевой популярности, требуя молоко и содовую.
- Я никогда не давал обета воздерживаться от спиртных напитков, - сказал мистер Копплс, благосклонным взглядом изучая баранину. - Я просто не люблю вина. Однажды я купил бутылку и выпил ее, чтобы узнать, что это такое, и, представьте, утром мне было плохо. Возможно, это было плохое вино. Я попробую ваше, так как это ваш обед, и, уверяю вас, дорогой Трент, готов совершить нечто необычное, чтобы показать, как я счастлив. Подумать только, столько событий: от тайны Мандерсона мы избавились, невиновные оправданы, ваше счастье с Мабель решено. Пью за вас, мой дорогой друг! - И мистер Копплс сделал мизерный глоток.
- У вас широкая натура! - заметил Трент. - Ваш внешний вид дает неверное представление о широте души. Я бы скорее поверил, что в опере дирижирует слон, чем в то, что вы пьете за мое здоровье. Ладно, не пейте вина. Пусть официант подает в обморок - пейте все, что хотите!
Когда мистеру Копплсу принесли его монашеское питье, Трент сказал:
- В этом гомоне мы можем говорить, как в камере-одиночке.
Как вы восприняли беседу с Марлоу?
Не переставая нарезать баранину, мистер Копплс ответил:
- Самое замечательное в этой беседе, на мой взгляд, это необычность положения. Мы оба держали в руках нить, ведущую к дикой ненависти Мандерсона, которую Марлоу считал столь таинственной. Мы знали, что он был одержим идеей ревности, но знание это, учитывая тонкую натуру Мабель и нашу порядочность, не обнародовали. Марлоу так никогда и не узнает, в чем его подозревал Мандерсон... Что же касается ваших прежних предположений о виновности Марлоу, то, заверяю вас, я всегда верил, что он здесь ни при чем.
- Что-то в этом роде вы сказали Марлоу, и я решил, что это не более чем любезность... Уверены, что он невиновен! Как вы можете быть уверены? Вы всегда очень осторожны в выборе выражений, мистер Копплс.
- Я сказал - уверен, - повторил мистер Копплс твердо.
Трент пожал плечами.
- Если бы действительно были уверены - и когда читали мою рукопись, и во время наших бесед, - не значит ли это, что вы отрицаете логическую силу разума?
- Разрешите мне сказать слово, - сказал Копплс, откладывая нож и вилку. Я далек от отрицания разума, уверяю вас. Я уверен в невиновности Марлоу и всегда был уверен в этом, потому что знаю нечто с самого начала. Вы как-то просили меня представить себя среди присяжных на суде над Марлоу. Для меня это было бы неэффективным применением умственных сил, ибо в суде над Марлоу я обязан был бы присутствовать совсем в ином качестве - на скамье свидетелей, давая показания со стороны защиты. Однажды вы бросили фразу: "Если б было хоть что-то, подтверждающее его рассказ". Это "что-то" есть, и прозвучало бы в моем показании, и было бы убедительным! - И он, довольный, продолжал есть.
- Этого не может быть! - Трент шлепнул ладонью по столу. - Вы просто перепили, Копплс. Не хотите ли вы сказать, что все это время, пока я распутывал дело, вы знали о невиновности Марлоу!
Мистер Копплс вытер усы и доверительно перегнулся через стол.
- Это очень просто, - сказал он. - Мандерсона застрелил я сам.
Трент зажмурился и потряс головой. "Боюсь, я сильно напугал вас", - глухо дошел до него голос мистера Копплса. Наконец Трент сбросил оцепенение, глубоко вздохнул, поднес к губам стакан вина, но, не выпив, поставил на стол.
- Продолжайте, - сказал он.
- Это нельзя назвать убийством, - начал мистер Копплс. - Я расскажу вам всю историю... В ту воскресную ночь я прогуливался перед сном. Из отеля вышел примерно в четверть одиннадцатого. Довольно долго шагал по дороге, затем свернул к скале, решив вернуться тем же путем. Я прошел лугом всего несколько шагов, когда услышал шум подъезжающей машины. Она остановилась невдалеке от меня, и я увидел выходящего Мандерсона.
Трент отпил вина.
- Продолжайте, пожалуйста.
- Как вы знаете, ночь была лунной, но я стоял в тени деревьев и заметить меня было невозможно... Я видел все, что произошло, и произошло именно так, как рассказывал нам Марлоу... Действительно, когда машина ушла, Мандерсон с силой погрозил ей вслед левой рукой, чему я немало удивился. Затем я ждал, когда он направится домой, - желания встретиться с ним у меня не было. Но он не уходил, стоял неподвижно с опущенной головой и руками вдоль тела. Потом рука вдруг быстро скользнула в карман пальто. Я увидел его лицо, оно было страшным, и я подумал, что он не в своем уме. И тут что-то сверкнуло в свете луны - в руке Мандерсона оказался револьвер, и он целился себе в грудь... Вот тут я всегда буду сомневаться, хотел ли Мандерсон покончить с собой. Естественно, что так думал Марлоу, ничего не знавший о моем вмешательстве. Но мне кажется, он просто хотел ранить себя, чтобы обвинить Марлоу в покушении и грабеже... В ту минуту, однако, я воспринял это как попытку самоубийства. Не ведая, что делаю, я выскочил из своего укрытия и схватил его за руку. Он, рыча, стряхнул меня, сильно ударил в грудь и нацелил револьвер мне в голову. Но я схватил его за запястья, не давая выстрелить... Я знал, что дерусь за свою жизнь. Мы боролись, как два зверя, не произнося ни слова, я старался не отпустить его руку. Никогда не предполагал, что у меня хватит сил для такого противника. Каким-то чудом мне удалось вырвать револьвер, я отскочил, и он тут же бросился на меня, намереваясь схватить за горло, и я выстрелил ему в лицо... Думаю, он был от меня на расстоянии ярда. Ноги его моментально подкосились, и он осел на траву... Я отбросил револьвер и склонился над ним. Сердце его перестало биться под моей рукой... Не знаю, сколько прошло времени, когда я услышал шум возвращающейся машины... Все то время, что Марлоу ходил взад и вперед возле трупа и размышлял, я был от него в нескольких ярдах, скрываясь в тени. Я не рискнул показаться. Я думаю, моя ссора с Мандерсоном хорошо запомнилась всем обитателям отеля. Мне не к лицу было выглядеть мстителем. Я знал, что надо делать. Я должен добраться до отеля - и как можно скорей, проникнуть туда незамеченным и никому не обмолвиться ни словом. Конечно, я предполагал, что Марлоу расскажет, как он обнаружил тело, но рассчитывал, что будет констатировать самоубийство... Когда Марлоу наконец стал поднимать тело, я прокрался вдоль стены и вышел на дорогу у клуба, где он не мог меня видеть. Я чувствовал себя хладнокровным и собранным. Перешел дорогу, перелез через забор и, задыхаясь, добежал до отеля. - Задыхаясь... машинально повторил Трент, все еще спуская с Копплса ошеломленного взгляда.
- Я здорово бежал, - пояснил мистер Копплс, - Заглянув в открытое окно своей гостиной, я убедился, что она пуста, перелез через подоконник и тут же позвонил. Затем сел за стол и написал письмо, что собирался сделать завтра. На часах было чуть больше одиннадцати. Вскоре я лег в постель, но заснуть не мог...
Мистер Копплс замолчал. Он с удивлением смотрел на Трента.
Тот снова затих, затем поднялся.
- Копплс, я излечился. Я никогда больше не прикоснусь преступной тайне. Дело Мандерсона станет последним - вы меня положили на лопатки. Я пью за ваше здоровье в порыве самоуничтожения. Но за обед будете платить вы!
Я нагнулся над телом и убедился, что в нем не осталось никаких признаков жизни. Должен вам сказать, ни тогда, ни впоследствии я не заметил царапин на запястьях. Но у меня нет сомнения в том, что Мандерсон предумышленно поранил себя до того как спустил курок, - это было частью его плана...
Марлоу подошел к столу и оперся на него руками.
- Я хочу, - сказал он очень серьезно, - чтобы вы поняли, в каком состоянии я принимал свое решение... Я бродил вокруг трупа с четверть часа, продумывая все до деталей, как в шахматной игре. Моя безопасность зависела от того, смогу ли я разрушить планы одного из самых предусмотрительных людей, которых я когда-либо встречал.
Два простых хода наметились сразу. Я мог принести в дом тело, рассказать все, передать документы, деньги и бриллианты и довериться спасительной силе невиновности. Я представил себе, как несу в дом тело, как даю полный отчет, сознавая при этом всю абсурдность моего ничем не подкрепленного рассказа о злодейском замысле человека, который, как всем известно, не сказал мне ни единого плохого слова. Коварство Мандерсона опережало меня на каждом шагу... Я попытался представить себе, как выкладываю все это адвокату, и видел в его глазах полную безнадежность.
Какие же у меня оставались шансы на смягчение наказания?
Я не сбежал. Я принес в дом тело, вернул деньги и драгоценности. Но как бы это помогло мне? Мой поступок приписали бы внезапному страху после убийства, когда преступнику вдруг не хватило мужества воспользоваться плодами преступления. Короче говоря, этот план не давал мне никакого выхода из создавшегося положения.
Второе, что я мог сделать, - воспользоваться ситуацией и немедленно бежать. Но оставалось тело Мандерсона. Что бы я с ним ни сделал, на рассвете полиция, извещенная об исчезновении Мандерсона, перекрыла бы все дороги, порты и вокзалы, и во все концы полетели бы телеграфные запросы. Можно представить себе, с какой энергией взялась бы за дело полиция, - Мандерсон!.. Через сутки весь мир пустился бы за мной в погоню, уж Европа во всяком случае, и не думаю, что на земле был такой уголок, где человек, обвиненный в убийстве Мандерсона, мог бы найти пристанище.
И наконец - ложь. Могла ли она спасти меня? Вариантов было достаточно, но каждый из них разбивался об одно и то же препятствие: я склонил Мандерсона поехать со мной, живым Мандерсон не вернулся...
Так я топтался вокруг мертвеца, и гибель, казалось, подступает ко мне все ближе... Многократно в бессильном моем уме проносились слова Мандерсона, сказанные жене: "Марлоу уговорил меня поехать прокатиться на машине. Он очень настаивает на этом". Я повторил их вслух и вдруг открыл, что произношу фразу голосом Мандерсона.
Как вы знаете, мистер Трент, мне удается имитация. Я воспроизводил голос Мандерсона много раз, и даже Баннер не отличал его от истинного. Это был, помните, - Марлоу повернулся к мистеру Копплсу, - сильный властный голос с долей металла, и подражать ему было не так уж трудно. Я вновь осторожно повторил эти слова. Вот так... - Он произнес их, и мистер Копплс удивленно раскрыл глаза. - План возник в полминуты. Я не задерживался над разработкой деталей, был дорог каждый миг. Я поднял тело и положил на дно машины, покрыл ковриком; подобрал шляпу и револьвер. Ни следа, думаю, не осталось на лугу. По дороге к дому моя схема с такой быстротой и легкостью обрела форму, что я едва сдерживал возбуждение. Ведь мне еще надо удрать, и это просто, если все удастся.
Подъезжая к дому, я замедлил скорость и тщательно обследовал дорогу. Кругом было тихо. Развернув машину, погнал ее через открытое поле и остановил за скирдой. Затем надел шляпу Мандерсона, положил в карман свой револьвер и с телом на руках двинулся к дому.
Глубоко вздохнув, Марлоу опустился в кресло у камина и вытер платком вспотевший лоб.
- Все остальное вы знаете. - Он достал сигарету, зажег ее и затянулся. Трент наблюдал, как подрагивала рука Марлоу. - Туфли, которые выдали меня, продолжал Марлоу, - сильно жали, но мне необходимо было скрыть свои следы на мягкой земле возле хижины, где я положил тело, а также между хижиной и домом. Свои туфли, пиджак и пальто я оставил у тела, чтобы потом их забрать... Раздевание трупа, потом облачение его, рассовывание всех вещей по карманам все было делом ужасным, а извлечение зубных протезов и сравнить не с чем... Но ведь я вытаскивал свою голову из петли. Жалею, что не оправил манжеты, не зашнуровал как следует туфли. А то, что не в тот карман сунул часы - ошибка грубейшая. Все это вы моментально заметили, мистер Трент... Но по поводу виски вы ошиблись, между прочим. Я сделал лишь один хороший глоток, затем наполнил карманную фляжку, которую обнаружил в шкафу. Мне предстояла трудная ночь, и я не знал, как ее выдержу.
О том, что я делал дома, говорить почти нечего. Время, оставшееся после ухода Мартина, я употребил на то, чтобы тщательно обдумать оставшиеся ступени плана. Между делом я разрядил и вычистил револьвер, положил в секретер Мандерсона бумажник и бриллианты. Затем поднялся наверх - момент был тяжелый, но я благополучно добрался до своей комнаты, положил револьвер и патроны обратно в футляр; выключил свет и тихо прошел в комнату Мандерсона.
Что я должен был сделать там - вы знаете: снять туфли и выставить их за дверь, оставить куртку Мандерсона, жилетку, брюки и галстук; выбрать костюм, галстук и туфли для тела, положить зубные протезы в сосуд, который я переставил с умывальника к изголовью кровати, оставив таким образом эти пагубные отпечатки. Потом мне предстояло лечь в постель и измять ее. Все вы знаете, все, кроме состояния моих мыслей, которые вы не могли бы вообразить, а я - описать.
Самое худшее случилось, когда я уже начал действовать: из соседней комнаты заговорила со мной миссис Мандерсон, - я считал ее спящей. Однако я был готов и к этому: оставалось покинуть дом обычным путем, но для этого нужно было ждать, пока все уснут, и тогда мой уход мог быть только услышан, но не увиден. С телом я поступил бы так, как и намечал. Разница была лишь в том, что я не смог бы создать неоспоримое алиби, не прибыв в отель к 6.30. Мне пришлось бы ехать прямо в порт и наводить там фиктивные справки. Однако все произошло иначе: я услышал ровное дыхание миссис Мандерсон, выждал и быстро прошел в носках через ее комнату, а вскоре был со своим узелком на траве. Думаю, я не произвел ни малейшего шума. Занавеска была мягкой, не шуршала, и когда я шире растворил окно - не раздалось ни звука... Так я обрел уверенность в своей безопасности. - Скажите мне, - сказал Трент, когда Марлоу умолк, прикуривая очередную сигарету, - как вы рискнули покинуть дом через комнату миссис Мандерсон? Ведь с той же стороны три пустых комнаты, через которые вы спокойно могли выбраться. А так вы могли оказаться в весьма трудном положении. Подозрения, связанные с дамой, - вы меня понимаете?
Марлоу повернулся к нему с пылающим лицом.
- А я надеюсь, что вы поймете меня, мистер Трент, - сказал он дрогнувшим голосом. - Если бы мне пришла в голову такая мысль, я бы пошел на любой риск, но не совершил побега таким образом...
- Ваше замечание справедливо, - ответил Трент холодно. - Я вполне могу поверить, что в тот момент вы и не могли думать ни о чем другом, кроме побега. И все-таки, с моей точки зрения, легче было исчезнуть через окно свободной комнаты.
- Вы так думаете? - усомнился Марлоу. - А у меня уже кончалась выдержка. Когда я вошел в комнату Мандерсона, мне уже казалось, что половина страхов позади. Моя задача замкнулась в маленьком пространстве, и в ней была только одна опасность - пробуждение миссис Мандерсон, но я знал, что у нее хороший сон. Теперь предположим, что я с узлом одежды, в носках направляюсь в одну из пустых комнат. Лунный свет заливал коридор. Даже если бы я спрятал лицо, никто не принял бы меня за Мандерсона. По дому мог бродить Мартин. Из своей спальни мог выйти Баннер. Кто-нибудь из слуг мог появиться из-за угла, из другого коридора - как-то в такое же позднее время я видел Селестину. Всего этого могло и не случиться но я не мог рисковать. Огороженный в комнате Мандерсона от всего дома, я в точности знал, с чем мне придется встретиться. Лежа одетым в его постели и прислушиваясь к дыханию, почти неуловимому, проникавшему сквозь открытую дверь, я чувствовал себя спокойнее. Я даже поздравил себя: разговор с миссис Мандерсон работал на мою схему: Мандерсон дома, я - в пути на Саутгемптон.
Марлоу посмотрел на Трента, тот понимающе кивнул.
- Что касается Саутгемптона, - продолжал Марлоу. - Добравшись туда, я решил действовать согласно поручению, но под своим именем. Игра Мандерсона была так тщательно подготовлена, что моя импровизация едва ли оказалась лучше. Я вошел в игру еще до отъезда. Вы знаете, что я звонил и пытался вызвать Харриса по межгороду, запросив отель в Саутгемптоне. Я уже знал, что никакого Харриса там быть не могло.
- И поэтому вы позвонили? - быстро спросил Трент.
- У телефона в полуосвещенной библиотеке легко было занять положение, при котором Мартин не смог бы увидеть моего лица - только куртку и шляпу. Однако поза, в которой я сидел, была естественной и привычной для Мандерсона. И, конечно, мне важно было вести настоящий междугородный разговор, иначе телефонная станция в любой момент могла дать справку о том, что из дома Мандерсона никто не звонил в эту ночь.
- Неплохо, - сказал Трент. - Первое, что я сделал, это запросил телефонную станцию. И этот телефонный звонок, телеграмму, которую вы послали покойнику из Саутгемптона и в которой констатировали, что Харрис не появился и вы возвращаетесь, я оцениваю высоко.
Сдержанная улыбка осветила лицо Марлоу.
- Больше мне нечего сказать, мистер Трент. Я вернулся в Марлстон, здесь уже работал ваш друг Марч. Состояние у меня было такое же, как при отъезде. И самые тяжкие минуты наступили, когда я узнал, что делом займетесь вы. Нет, пожалуй, были мгновения и пострашней. Например, когда увидел вас идущим от того места, где я оставил тело. Мне казалось, вы предъявите мне обвинение на месте... Теперь я рассказал вам все.
Он закрыл глаза, и в комнате стояла долгая тишина. Внезапно Трент встал.
- Продолжите допрос? - спросил Марлоу.
- Нет, - ответил Трент, потягиваясь. - Просто занемели ноги. У меня нет больше никаких вопросов. Я верю всему, что вы нам рассказали. Верю потому, что очень тщеславен: ни один человек не мог бы лгать мне столько времени, чтобы я этого не обнаружил. Ваша история необычна. Но и Мандерсон личность необычная, и вы тоже. Вы действовали как лунатик, но я согласен с вами: если бы вы действовали как нормальный человек, у вас не осталось бы ни единого шанса. Одно неоспоримо - вы мужественный человек.
Краска залила лицо Марлоу, он замешкался с ответом, и паузой воспользовался мистер Копплс. Он сказал, откашлявшись:
- Что касается меня, то я ни на секунду не подозревал вас. Но, - продолжал мистер Копплс, подняв руку, - есть один вопрос, который я хотел бы вам задать.
Марлоу молча поклонился.
- Предположим, что в преступлении заподозрили бы кого-нибудь другого и отдали под суд. Как бы вы поступили?
- Думаю, мой долг ясен. Я обязан пойти к властям и рассказать всю мою историю и отдать себя в их руки. Трент громко рассмеялся.
- Представляю себе их лица, - сказал он. - Сейчас фактически никому не грозит опасность. Ни против кого нет каких-либо улик. Я сегодня утром видел Марча и он сказал, что присоединяется к мнению Баннера: это случай мести какой-то американской шайки бандитов, "индустриальной кровной мести", как он выразился. Так что - конец делу Мандерсона... Боже мой! Каким ослом может сделать себя человек, считающий что он сверхъестественно умен. - Он схватил со стола конверт с рукописью и бросил его в огонь. - Однако уже около семи. А у нас с Копплсом деловое свидание в половине восьмого. Нам надо идти. Всего доброго, мистер Марлоу. - Он посмотрел ему в глаза. - Я тот, кто крепко поработал, чтобы набросить петлю на вашу голову. Учитывая обстоятельства, не знаю, будете ли вы на меня в обиде. Пожмем руки?
Глава 16
ПОСЛЕДНЯЯ КАПЛЯ
- Что это вы сказали о каком-то деловом свидании в половине восьмого? спросил мистер Копплс, когда оба вышли из калитки. - Разве у нас есть такое свидание?
- Есть, - ответил Трент. - Вы обедаете со мной. Только одним можно отпраздновать это событие - обедом, за который плачу я. Нет, нет! Я пригласил вас первым. Я добрался до конца этого дела, дела уникального, дела, которое беспокоило меня более года, и если это недостаточный повод для доброго обеда, то не знаю, что и сказать. Копплс, мы поедем в мой клуб. Это будет празднество, а быть увиденным в Лондонском клубе в состоянии приятного возбуждения более чем достаточно, чтобы вдребезги разбить карьеру. Кроме этого, там всегда одинаковый обед, я не знаю, каким образом им это удается. Постоянный обед в моем клубе надоел миллионам его членов, в том числе и мне. Но мы все равно не поедем туда, где пируют сатрапы. Мы поедем к Шеппарду.
- Кто такой Шеппард? - спросил мистер Копплс, когда они вышли на улицу Виктории. Его попутчик шагал с необычайной бодростью, и полисмен снисходительно улыбнулся над блаженным его состоянием, какое он мог отнести только за счет алкоголя.
- Кто такой Шеппард? - переспросил Трент. - Шеппард - это место, где можно пообедать. Мни никогда не приходило в голову, что Шеппард существовал. Возможно, это миф тотемистического происхождения. Во всяком случае, у Шеппарда вы можете получить седло барашка, заставлявшее многих американских посетителей проклинать день, в который родился Христофор Колумб... Такси!
Машина плавно подкатила к тротуару, и водитель выслушал инструкции с величественным кивком.
- Другая причина, по которой я предлагаю Шеппарда, - продолжал Трент, лихорадочно зажигая сигарету, - та, что я женюсь на самой замечательной женщине в мире.
- Вы женитесь на Мабель! - воскликнул Копплс. - Мой дорогой друг, какая это прекрасная новость. Пожмем руки, Трент, это великолепно! Я поздравляю вас обоих от всего сердца... Я был в подобных же обстоятельствах давно, давно... Позвольте мне сказать.., я серьезно надеялся на это... Но я ничего не знал! Я ничего не знал о ее отношении к вам. В ваших-то глазах я уже видел такие пожары, которые бы сделали честь величайшему существу. Я заметил это, когда вы обедали в моем доме, слушали профессора Пепмюллера, а смотрели на нее. У некоторых из нас, стариков, мозги еще на месте, мой дорогой мальчик.
- Мабель говорит, что она знала об этом еще раньше, - ответил Трент со вздохом. - А я-то думал, что исправно играл роль человека, который не сходит по ней с ума... Что же касается ваших поздравлений, благодарю тысячу раз, потому что знаю, ваша физиономия вытянулась бы на три фута, если бы вы считали, что мы совершаем ошибку... Хелло! - Автомобиль пролетел сквозь узенькую улицу, завернул за угол и влился в широкую магистраль. - Вот мы и приехали.
Расплатившись с таксистом, Трент повел мистера Копплса в длинный зал, заставленный множеством столов и наполненных гомоном.
- Это дом удовлетворения страстных желаний. Я вижу трех букмекеров, жующих свинину за моим любимым столиком. Мы займем этот, в противоположном углу.
Он долго совещался с официантом, пока мистер Копплс в приятном созерцании грелся у каминного огня.
- Что мы будем пить?
- Я думаю, - очнулся мистер Копплс, - закажем молоко и содовую.
- Говорите тише! - рассмеялся Трент. - У официанта слабое сердце, а он может вас услышать. Возможно, вы думаете, что вы крепыш, может, оно и так, но те, кто мешает напитки, сваливаются сразу, даже более крепкие, чем вы. Так что будьте умницей. Возьмем вина, а содовую оставим турецкому султану... А вот несут нашу пищу.
Он распорядился еще о чем-то, и официант удалился. Чувствовалось, что Трент посетитель уважаемый.
- Я послал за вином, - сказал он, - которое, надеюсь, вы попробуете. Если вы дали клятву, то во имя всех святых трезвенников - пейте воду, которая стоит рядом с вами, но не ищите дешевой популярности, требуя молоко и содовую.
- Я никогда не давал обета воздерживаться от спиртных напитков, - сказал мистер Копплс, благосклонным взглядом изучая баранину. - Я просто не люблю вина. Однажды я купил бутылку и выпил ее, чтобы узнать, что это такое, и, представьте, утром мне было плохо. Возможно, это было плохое вино. Я попробую ваше, так как это ваш обед, и, уверяю вас, дорогой Трент, готов совершить нечто необычное, чтобы показать, как я счастлив. Подумать только, столько событий: от тайны Мандерсона мы избавились, невиновные оправданы, ваше счастье с Мабель решено. Пью за вас, мой дорогой друг! - И мистер Копплс сделал мизерный глоток.
- У вас широкая натура! - заметил Трент. - Ваш внешний вид дает неверное представление о широте души. Я бы скорее поверил, что в опере дирижирует слон, чем в то, что вы пьете за мое здоровье. Ладно, не пейте вина. Пусть официант подает в обморок - пейте все, что хотите!
Когда мистеру Копплсу принесли его монашеское питье, Трент сказал:
- В этом гомоне мы можем говорить, как в камере-одиночке.
Как вы восприняли беседу с Марлоу?
Не переставая нарезать баранину, мистер Копплс ответил:
- Самое замечательное в этой беседе, на мой взгляд, это необычность положения. Мы оба держали в руках нить, ведущую к дикой ненависти Мандерсона, которую Марлоу считал столь таинственной. Мы знали, что он был одержим идеей ревности, но знание это, учитывая тонкую натуру Мабель и нашу порядочность, не обнародовали. Марлоу так никогда и не узнает, в чем его подозревал Мандерсон... Что же касается ваших прежних предположений о виновности Марлоу, то, заверяю вас, я всегда верил, что он здесь ни при чем.
- Что-то в этом роде вы сказали Марлоу, и я решил, что это не более чем любезность... Уверены, что он невиновен! Как вы можете быть уверены? Вы всегда очень осторожны в выборе выражений, мистер Копплс.
- Я сказал - уверен, - повторил мистер Копплс твердо.
Трент пожал плечами.
- Если бы действительно были уверены - и когда читали мою рукопись, и во время наших бесед, - не значит ли это, что вы отрицаете логическую силу разума?
- Разрешите мне сказать слово, - сказал Копплс, откладывая нож и вилку. Я далек от отрицания разума, уверяю вас. Я уверен в невиновности Марлоу и всегда был уверен в этом, потому что знаю нечто с самого начала. Вы как-то просили меня представить себя среди присяжных на суде над Марлоу. Для меня это было бы неэффективным применением умственных сил, ибо в суде над Марлоу я обязан был бы присутствовать совсем в ином качестве - на скамье свидетелей, давая показания со стороны защиты. Однажды вы бросили фразу: "Если б было хоть что-то, подтверждающее его рассказ". Это "что-то" есть, и прозвучало бы в моем показании, и было бы убедительным! - И он, довольный, продолжал есть.
- Этого не может быть! - Трент шлепнул ладонью по столу. - Вы просто перепили, Копплс. Не хотите ли вы сказать, что все это время, пока я распутывал дело, вы знали о невиновности Марлоу!
Мистер Копплс вытер усы и доверительно перегнулся через стол.
- Это очень просто, - сказал он. - Мандерсона застрелил я сам.
Трент зажмурился и потряс головой. "Боюсь, я сильно напугал вас", - глухо дошел до него голос мистера Копплса. Наконец Трент сбросил оцепенение, глубоко вздохнул, поднес к губам стакан вина, но, не выпив, поставил на стол.
- Продолжайте, - сказал он.
- Это нельзя назвать убийством, - начал мистер Копплс. - Я расскажу вам всю историю... В ту воскресную ночь я прогуливался перед сном. Из отеля вышел примерно в четверть одиннадцатого. Довольно долго шагал по дороге, затем свернул к скале, решив вернуться тем же путем. Я прошел лугом всего несколько шагов, когда услышал шум подъезжающей машины. Она остановилась невдалеке от меня, и я увидел выходящего Мандерсона.
Трент отпил вина.
- Продолжайте, пожалуйста.
- Как вы знаете, ночь была лунной, но я стоял в тени деревьев и заметить меня было невозможно... Я видел все, что произошло, и произошло именно так, как рассказывал нам Марлоу... Действительно, когда машина ушла, Мандерсон с силой погрозил ей вслед левой рукой, чему я немало удивился. Затем я ждал, когда он направится домой, - желания встретиться с ним у меня не было. Но он не уходил, стоял неподвижно с опущенной головой и руками вдоль тела. Потом рука вдруг быстро скользнула в карман пальто. Я увидел его лицо, оно было страшным, и я подумал, что он не в своем уме. И тут что-то сверкнуло в свете луны - в руке Мандерсона оказался револьвер, и он целился себе в грудь... Вот тут я всегда буду сомневаться, хотел ли Мандерсон покончить с собой. Естественно, что так думал Марлоу, ничего не знавший о моем вмешательстве. Но мне кажется, он просто хотел ранить себя, чтобы обвинить Марлоу в покушении и грабеже... В ту минуту, однако, я воспринял это как попытку самоубийства. Не ведая, что делаю, я выскочил из своего укрытия и схватил его за руку. Он, рыча, стряхнул меня, сильно ударил в грудь и нацелил револьвер мне в голову. Но я схватил его за запястья, не давая выстрелить... Я знал, что дерусь за свою жизнь. Мы боролись, как два зверя, не произнося ни слова, я старался не отпустить его руку. Никогда не предполагал, что у меня хватит сил для такого противника. Каким-то чудом мне удалось вырвать револьвер, я отскочил, и он тут же бросился на меня, намереваясь схватить за горло, и я выстрелил ему в лицо... Думаю, он был от меня на расстоянии ярда. Ноги его моментально подкосились, и он осел на траву... Я отбросил револьвер и склонился над ним. Сердце его перестало биться под моей рукой... Не знаю, сколько прошло времени, когда я услышал шум возвращающейся машины... Все то время, что Марлоу ходил взад и вперед возле трупа и размышлял, я был от него в нескольких ярдах, скрываясь в тени. Я не рискнул показаться. Я думаю, моя ссора с Мандерсоном хорошо запомнилась всем обитателям отеля. Мне не к лицу было выглядеть мстителем. Я знал, что надо делать. Я должен добраться до отеля - и как можно скорей, проникнуть туда незамеченным и никому не обмолвиться ни словом. Конечно, я предполагал, что Марлоу расскажет, как он обнаружил тело, но рассчитывал, что будет констатировать самоубийство... Когда Марлоу наконец стал поднимать тело, я прокрался вдоль стены и вышел на дорогу у клуба, где он не мог меня видеть. Я чувствовал себя хладнокровным и собранным. Перешел дорогу, перелез через забор и, задыхаясь, добежал до отеля. - Задыхаясь... машинально повторил Трент, все еще спуская с Копплса ошеломленного взгляда.
- Я здорово бежал, - пояснил мистер Копплс, - Заглянув в открытое окно своей гостиной, я убедился, что она пуста, перелез через подоконник и тут же позвонил. Затем сел за стол и написал письмо, что собирался сделать завтра. На часах было чуть больше одиннадцати. Вскоре я лег в постель, но заснуть не мог...
Мистер Копплс замолчал. Он с удивлением смотрел на Трента.
Тот снова затих, затем поднялся.
- Копплс, я излечился. Я никогда больше не прикоснусь преступной тайне. Дело Мандерсона станет последним - вы меня положили на лопатки. Я пью за ваше здоровье в порыве самоуничтожения. Но за обед будете платить вы!