Он подошел к шкафу и пробежался взглядом по книжным полкам: исторические романы, поэзия, книги о путешествиях, подшивки журналов с отчетами путешественников, побывавших в далеких странах, – не совсем обычный подбор литературы для светской дамы!
   На полу лежал яркий персидский ковер. На полках и двух столиках стояла дюжина любопытных вещиц. Все здесь буквально говорило о том, что миссис Хьюз – весьма загадочная и любопытная женщина, хотя она и упоминала как-то вскользь о своих не вполне банальных интересах…
   Все эти вещи, конечно же, могли принадлежать и ее покойному мужу, могли быть подарком какого-нибудь родственника, но Джон почему-то подозревал, что это были сокровища самой миссис Хьюз. Книги, гравюры и диковинки – все свидетельствовало о живом интересе к необъятному миру, лежавшему за пределами ее маленького мирка. Глядя на эти вещи, собранные ею, он понял, что ее влекло к чему-то большему, чем благовоспитанное лондонское общество. Ее дух не довольствовался только чаепитиями и балами-маскарадами. Джон понял, что, побывав в этой комнатке, он получил прекрасную возможность хоть как-то понять ее душу.
   Услышав шаги, он обернулся. Марианна стояла в дверях, но по выражению ее лица трудно было что-либо понять.
   – Простите, – пробормотал он, – дверь была открыта, и меня заинтересовал этот… слоник. – Оправдание прозвучало как-то глупо, и он от души понадеялся, что не слишком рассердил ее.
   Она блеснула глазами, но Джон все же никак не мог понять ее реакцию. Заговорила она довольно спокойно:
   – Вам ни разу не приходилось видеть слона, милорд?
   – Только не в комнате леди, – чистосердечно ответил он. – Как я вижу, ваши интересы весьма широки, миссис Хьюз.
   – И это вас удивляет? Вы никогда не странствовали по заморским землям, где жизнь так отличается от нашей?.. – Она прошла по комнате и легко, словно лаская, положила руку на статуэтку. На какой-то безумный миг Джон позавидовал неодушевленному предмету. А она, казалось, и не замечала его напряженного взгляда. – Там водятся существа, совсем не похожие на те, что живут в наших лесах и лугах… Птицы там с ярким оперением, и они явно затмевают наших скромных воробушков. Можно подумать, что необычные создания специально собраны из разрозненных частей, оставшихся после того, как Господь завершил сотворение мира…
   Она взяла со стола книгу и стала листать страницы.
   – Взгляните! Ну чем это не сказочный зверь? – Она показала ему рисунок.
   «Чудовище, – подумал он. – Монстр из кошмарного сна».
   – И что это такое?
   Она улыбнулась его удивлению.
   – Гигантский муравьед, живет в Африке. Их множество, непривычных нашему глазу, но вполне заурядных, на взгляд туземцев. Неужели вам никогда не хотелось увидеть что-то еще, кроме страны, где вы родились и выросли?
   На этот раз невозможно было не понять ее эмоций.
   – Вы мечтаете об этом, – медленно произнес он, тронутый тем, что она приоткрыла перед ним свой внутренний мир. – Вы в душе исследователь, миссис Хьюз. И вы действительно отправились бы в путешествие по этим странам? Не испугались бы дикарей, джунглей?
   Она улыбнулась так, что эта улыбка озарила ее лицо. Оно словно засветилось изнутри, и ему вдруг захотелось прижать ее к себе, исполнить любое ее желание…
   – Ох да, – сказала она просто. – Я хотела бы услышать, как рычат львы на закате в африканской саванне, покататься в гондоле по туманным каналам Венеции, полюбоваться соборами и архитектурой Флоренции, восхититься диким величием Альп, исследовать языческие храмы Греции с их бесчисленными загадками. Да и кто отказался бы пережить такие приключения? Я еще в детстве мечтала о дальних странах. Мне хотелось надеть дорожный плащ и бродить, бродить по свету, изучать легендарные пирамиды в Египте, бескрайние безлюдные пустыни. Скажите честно, вам разве никогда не хотелось проехаться на верблюде? Он даже рассмеялся от удивления.
   – Эта мысль уж точно ни разу не приходила мне в голову.
   Он вспомнил, что она уже как-то говорила о своем желании путешествовать, но тогда он не придал ее словам особого значения. Теперь же он видел, что они ни в коей мере не были праздной болтовней.
   – Почему же вы не ездили за границу с мужем? – спросил он, не успев сообразить, что этот вопрос мог быть воспринят как бестактность.
   – Мы поженились, когда еще шла война, – объяснила она, – а потом, когда начались мирные переговоры, Гарри потерял к этому всякий интерес. В юности мы много говорили о сафари, о круизах по восточным морям… Потом он стал считать это ребячеством, которое не стоит принимать всерьез.
   Она сказала это так печально, что и ему стало грустно.
   – Гарри устраивало только то, что он может посещать скачки, петушиные и кулачные бои. У него были друзья в Лондоне, были клубы… – Она потупилась, чтобы скрыть от него слишком красноречивый взгляд. Теперь тон ее был скорее небрежным. Должно быть, она решила, что чересчур разоткровенничалась.
   На Джона внезапно нахлынуло раздражение.
   – А что оставалось вам? – спросил он. – Как видно, муж ваш был типичным горожанином.
   « И грубым бесчувственным чурбаном», – добавил он про себя.
   Муж миссис Хьюз ушел в иной мир и не мог оправдаться. Впрочем, он, вероятно, очень удивился бы, если б его призвали к ответу.
   – Ну а вы?
   Она продолжала избегать его взгляда.
   – У меня были чаепития, ленчи с подругами, балы, театры, прогулки… обычные дамские развлечения.
   Но вот только саму ее никак нельзя было назвать обыкновенной. Это была загадочная женщина, единственная в своем роде. Настоящая трагедия, что ее пустоголовый муженек так плохо знал ее.
   «Какое расточительство, – подумал Джон, – что такая женщина обречена вечно слушать бессмысленную болтовню пустых и скучных людей».
   – Не стоит меня жалеть, – внезапно сказала она, подняв на него глаза.
   Джон едва не вздрогнул от удивления. Он сам всегда противился жалости, теперь же оказался в роли жалеющего и понял, настолько беспомощен сторонний наблюдатель, сознающий неудачное стечение чужих обстоятельств и не имеющий возможности исправить дело.
   Какая ирония!
   – Моя жизнь была очень приятной, – заговорила она с некоторым вызовом. – А после смерти мужа у меня остался приличный доход, хотя и недостаточный, чтобы… – Она замолчала, и он договорил за нее:
   – Недостаточный, чтобы отправиться в путешествие, особенно теперь, когда Наполеон в ссылке, кругом царит мир, и моря снова безопасны для плавания.
   Она пожала плечами и еще раз погладила деревянного слоника.
   – Да, это правда. И вот я изучаю чужие страны по книгам и гравюрам. Могло быть куда хуже.
   Он увидел, как за маской привычного спокойствия по ее лицу пробежала волна эмоций. До конца дней ее будет томить тоска по несбывшемуся… И как он не разглядел в ней этого раньше? Такая женщина заслуживает, чтобы ее мечты сбылись. Ее переполняла любознательность, тяга к бескрайнему миру, неутоленная страсть к исследованиям.
   Если бы только можно было представить, что эта страсть перекликается с его страстью…
   Джон непроизвольно шагнул вперед, и Марианна удивленно взглянула на него, растерявшись. Ее глаза широко раскрылись, он заглянул в их туманно-голубые, как океанская вода, глубины. Если бы он только мог развеять таящуюся в них печаль! Сейчас он видел каждую из этих черных ресниц, окружавших веки очаровательной бархатистой бахромой. Ее щеки слегка разрумянились, мягко отливала белизной шея, а обворожительная грудь вздымалась и опускалась слишком быстро.
   Джон понял, что тоже дышит учащенно. Его неудержимо влекло к ней. Сердце забилось, по жилам пронеслась горячая волна. Желание в одно мгновение лишило его сил. Он хотел, чтобы эта женщина принадлежала ему безраздельно, хотел бы ей показать, на что способна настоящая мужская любовь. В его силах было сделать так, чтобы ее глаза ярко блестели, чтобы чаще звучал милый гортанный смех. Ему хотелось заставить ее смеяться, волноваться. Хотелось, чтобы кровь запылала в ее жилах так же горячо, как у него, хотя пока он даже не решался взять ее за руку.
   Воздух между ними вдруг накалился, как в жаркий полдень, когда над горизонтом сгущаются грозовые облака и проблескивают молнии. Он сделал еще шаг вперед, так что почти коснулся ее, и увидел ее грудь… восхитительные полушария заставили его почувствовать неудержимый зуд в ладонях. Он понял, что сейчас случится неизбежное. Его рука медленно протянулась…
   Слабый шорох заставил его замереть. В дверях стоял лакей и невозмутимо смотрел на них.
   – Я принес чай в гостиную, как вы просили, мэм.
   Это вмешательство слуги, пришедшееся так некстати, едва не заставило Джона чертыхнуться. А ведь ему, скорее, следует поблагодарить этого человека, удержавшего от неразумного поступка, о котором Джон и Марианна могли бы пожалеть…
   Но все равно он готов был рискнуть! Хотя разочарование, которое он сейчас испытывал… Не отразилось ли оно в прелестных глазах миссис Хьюз? На всякий случай Джон поспешно отвел глаза.
   – Спасибо, хорошо, – отозвалась она, повернулась и прошла мимо него, а в воздухе остался дразнящий запах розы, отчего горький привкус неудовлетворения во рту только усилился.
   Он нехотя вышел следом за Марианной из заветной комнаты, подождал, пока она решительно закроет за ними дверь, снова скрыв от мира свои сокровенные мечты.
   Джон молча шел по ступенькам, размышляя над тем, как заговорить о предмете, который действительно занимал его больше всего, но ему снова помешали. Войдя в гостиную, они оба замерли от удивления.
   В комнате появилась Луиза. Волосы ее были слегка растрепаны, словно она одевалась в спешке, веки немного припухли, но девушка улыбалась беспечно, как и всегда.
   – Милорд, – произнесла она, – я проснулась, и моя горничная сказала мне, что вы здесь. Извините, я только что встала. Утром у меня была страшная мигрень, но сейчас уже гораздо лучше.
   – Рад это слышать, – с усилием выговорил Джон, тогда как на самом деле с его губ едва не сорвалось проклятие. Он уже чувствовал, как отдаляется от него миссис Хьюз. Она всегда делала так в присутствии своей племянницы – не хотела мешать его ухаживаниям… Черт бы побрал его опрометчивое, поспешное сватовство!
   Ему пришлось сесть и взять чашку чаю, которую ему уже налила мисс Крукшенк. Как всегда, он выпил его без сахара, и чай показался маркизу странно горьким. Дурное настроение, несомненно, способствовало вкусовому восприятию. Он с трудом переваривал болтовню Луизы. Казалось, ее вовсе не беспокоило то, что он и миссис Хьюз практически не принимали участия в разговоре.
   Но вот Джон почувствовал, что больше не в силах оставаться здесь. Громко опустив чашку на блюдце, он встал. Мисс Крукшенк взглянула на него с неподдельным разочарованием.
   – Неужели вам уже пора?
   Джон нахмурился. Он вспомнил о самовлюбленном супруге Марианны. Неужто и он такой же эгоистичный и невнимательный? И Джон заставил себя улыбнуться.
   – Я решил, что вы не откажетесь от прогулки, мисс Крукшенк, – произнес он, осененный запоздалой мыслью, которая его нисколько не вдохновляла. Но сейчас не следовало думать о себе. – Может быть, на свежем воздухе вам станет лучше? Как вы смотрите на то, чтобы проехаться по парку?
   Она засияла в одно мгновение.
   – Ой, я с удовольствием. Только велю принести шаль. – Она пошла в противоположный конец комнаты, чтобы позвонить горничной. Джон повернулся к миссис Хьюз.
   – Я надеюсь, вы присоединитесь к нам? Мы больше не оставим Луизу без присмотра и не позволим ей бродить одной в толпе.
   Марианна всегда сопровождала их, но Джон надеялся, что она согласится поехать не только поэтому. После откровенного разговора в ее кабинете ему хотелось положить к ее ногам весь мир, но он мог пока предложить только прогулку по Гайд-парку.
   – Конечно, – улыбнулась Марианна. Она позвонила горничной и попросила принести капор и перчатки. Луиза тоже стала одеваться. Джон украдкой смотрел на Марианну.
   Они спустились вниз. В прихожей лакей подал ему широкополую шляпу. Надевая ее, Джон усмехнулся. Ему приходится собираться с духом, чтобы всего лишь проехаться по людному парку. А Марианна Хьюз готова была отправиться в кишащие львами африканские джунгли! Возможно, он просто не достоин ее руки, даже если бы и был свободен от всех обязательств. Что он может ей предложить? Ведь больше всего ему хочется вернуться в полутемные комнаты дома, в сад за высокой стеной.
   Он помог им сесть в ландо, заняв место напротив. Кучер щелкнул поводьями и направил экипаж вдоль улицы.
   Марианна Хьюз заслуживает больше, чем он может ей предложить. Весь путь он молчал.
   В парке все было в самом разгаре. Пешеходы фланировали по дорожкам, разнообразные экипажи катили по огибающей парк аллее.
   Кучер опустил верх, чтобы они могли наслаждаться легким бодрящим ветерком и еще не палящим солнцем, которое то и дело прикрывали бегущие по небу облака. Цвели и благоухали весенние цветы. Все лондонское общество собралось в парке, хотя модный час для прогулок еще не наступил.
   Некоторое время они ехали не спеша. Дамы переговаривались, а Джон молчал, изредка взглядывая на Марианну Хьюз. Когда ее что-то забавляло, глаза вспыхивали, а уголки губ мило приподнимались. Если бы она и с ним держалась так же непринужденно! Если бы он сумел ее чем-то заинтересовать, то с радостью наблюдал бы за эмоциями на ее лице. Если она поверит ему, то сбросит маску благовоспитанной сдержанности и глаза не будут так печальны…
   Звонкий детский голосок прервал его раздумья.
   – Лорд Гиллингем!
   Его имя знали в Лондоне всего несколько человек. Изумленный, Джон оглянулся. У обочины аллеи стоял элегантный экипаж, из него махала рукой девочка-подросток.
   Он машинально велел кучеру остановиться. Что это за девочка? И тут он вспомнил. Худое лицо, прямые каштановые волосы, с которых соскальзывают ленты… Это же сестра его невестки, своеобразный ребенок. Как ее зовут? Цирцея. Во время обеда в доме Габриеля она пристально его рассматривала. Почему ей вздумалось громко окликнуть его в общественном месте? Знает ли она хорошие манеры?
   Марианна тоже оглянулась на девочку и нахмурилась.
   – Что-то случилось, – уверенно произнесла она. – Луиза, оставайся на месте. Милорд, вы не будете против?..
   Он, конечно же, помог ей сойти и последовал за ней к экипажу. Марианна, подобрав юбки, быстро шла впереди.
   У Цирцеи и впрямь был очень взволнованный вид. Ее щеки пылали, глаза подозрительно блестели, словно она сдерживала слезы.
   – Пожалуйста, моей сестре плохо! Я не смогу одна вывести ее из экипажа.
   Но зачем же они остановились? Джон взглянул на лошадей и увидел, что одна из них подогнула ногу. Вероятно, потеряла подкову и захромала. Но он не успел рассмотреть получше, потому что Марианна уже поднималась в экипаж.
   На сиденье полулежала его белокурая невестка, она была необычайно бледная. Он увидел, что ей очень плохо и держится она из последних сил, не желая пугать младшую сестренку.
   – Милорд, миссис Хьюз, я так рада… Простите нашу бесцеремонность. Мы послали кучера за подковой, а пока ждали, у меня начались… Я дурно себя почувствовала. Я отправила вслед кучеру и грума, но он до сих пор не вернулся. А мне кажется, что ждать больше нельзя.
   Марианна ахнула и повернулась к Джону.
   – Пожалуйста, дайте ваш сюртук.
   Он не сразу понял, но немедленно повиновался. Джон стащил с себя одно из последних изысканных творений закройщика и протянул ей. Только когда Марианна обернула его вокруг талии леди Габриель, он заметил кровавые пятна на юбке платья…
   Она ждала ребенка, хотя ее живот только начинал округляться. На званом обеде он слышал, как дамы шептались о предстоящем счастливом событии, но случилось что-то непредвиденное.
   Вдвоем с миссис Хьюз, поддерживая леди Габриель, они помогли ей выйти. Подхватив невестку на руки, Джон понес ее к своему ландо с откинутым верхом. Румянец совсем покинул ее лицо. Некоторые из проходивших мимо людей остановились, глядя на них, а одна женщина изумленно спросила:
   – Что здесь происходит?
   Но Джон даже не расслышал ее вопроса.
   – Кто ваш врач? – спросил он леди Габриель.
   – Сэр Уильям Рейнольдс, – ответила она, морщась. Прижав ладонь к животу, она прошептала адрес.
   Джон помог миссис Хьюз снова подняться в экипаж. Луиза испуганно смотрела на них. Цирцея забралась сама, не дожидаясь помощи, и села рядом с сестрой. Джон поманил грума, протянул ему несколько монет и повторил адрес.
   – Возьми наемный экипаж и поезжай за сэром Уильямом. Скажи, пусть немедленно едет в дом лорда Габриеля Синклера, его жене очень плохо.
   Чтобы не стеснять женщин и не смущать невестку, Джон взобрался на козлы рядом с кучером и сказал ему, куда нужно ехать.
   – И поскорее, – добавил он.
   Кучер взмахнул поводьями и приложил все усилия, чтобы ехать как можно быстрее по оживленным лондонским улицам, но все же их продвижение было достаточно медленным. Никогда прежде Джон так не проклинал интенсивное столичное движение, как сегодня.
   Неужто она потеряет ребенка? Он был неопытен в подобных вещах, но ее страшная бледность и кровотечение казались дурным предзнаменованием. А если кровотечение не остановить, матери тоже грозит опасность?
   Он вспомнил, как завидовал семейному счастью брата, и почувствовал себя виноватым. Ни одному человеку не пожелал бы он такого несчастья, даже своему противному младшему братцу!
   Прошла целая вечность, прежде чем они достигли красивого особняка, где проживала семья Габриеля. Джон на ходу спрыгнул на тротуар, рывком отворил дверцу и встал на ступеньку, чтобы взять на руки невестку. Кровотечение продолжалось, и его сюртук был весь в кровавых пятнах.
   Леди Габриель обхватила его за шею, и он осторожно понес ее к двери. Цирцея их опередила и изо всех сил забарабанила в дверь. Дворецкий открыл и замер, вытаращив глаза.
   – Посторонись, парень. Цирцея, где спальня твоей сестры? – Джон не был расположен к церемониям.
   – Сюда, наверх. – Девочка побежала по широкой лестнице, крича: – Симпсон, быстрее сюда! Моей сестре нужна помощь.
   Миссис Хьюз и Луиза вошли в дом следом. Джон не стал задерживаться, чтобы объяснить шокированному дворецкому суть дела, а быстро направился вслед за девочкой вверх по лестнице. Джон вошел в указанную Цирцеей дверь и осторожно опустил леди Габриель на широкую кровать.
   – За врачом уже послали. Он непременно скоро будет. Постарайтесь не волноваться, – сказал он.
   В данных обстоятельствах это был глупый совет, но что еще он мог сказать? Цирцея заплакала, но тут пришло подкрепление. В комнату почти вбежала дородная горничная средних лет. Увидев кровь, она всплеснула руками.
   – Ах, миледи!
   Джон испугался, что она закатит истерику и только усугубит ситуацию, но, к счастью, горничная быстро овладела собой.
   – Надо послать за сэром Уильямом!
   Ей даже не пришло в голову спросить у Джона, кто он такой.
   – Я уже отправил за ним моего грума, – сказал Джон. – Надеюсь… полагаю, он будет с минуты на минуту.
   Женщина кивнула.
   – Цирцея, велите лакею принести горячей воды и чистых простынь, а потом ступайте в детскую. Здесь вам не место.
   – Я хочу быть рядом с сестрой! – Голос Цирцеи дрожал. Сейчас она уже не казалась взрослой, а была просто испуганным ребенком.
   Леди Габриель откинулась на подушки.
   – Цирцея, родная, послушайся Джона. Доктор скоро приедет. Пошли кого-нибудь из слуг за Габриелем. Он, кажется, собирался позавтракать в клубе, и жди его у окна в гостиной.
   – Я лучше поднимусь в мансарду, оттуда больше видно, – деловито сказала девочка с вернувшейся к ней самоуверенностью. Но тут же отчаяние пересилило слабую попытку сохранить спокойствие, и она жалобно всхлипнула. – Не покидай меня, Психея!
   – Все будет хорошо, – сказала леди Габриель и протянула сестре руку, за которую та ухватилась. – Но сейчас тебе лучше уйти.
   Девочка покорно кивнула и вышла в коридор. А невестка Джона, кажется, лишилась последних сил. Она закрыла глаза, лицо ее приобрело цвет льняных наволочек, на которых лежала ее голова. Джон испугался, что она лишилась чувств. Горничная уже достаточно долго поглядывала на него, и до него дошло, что мужчине, даже родственнику, тут не место.
   – Я вас оставлю, – сказал он. Горничная кивнула, взглянув куда-то через его плечо. Джон увидел, что в дверях стоит Марианна Хьюз.
   – Я подруга леди Габриель, – спокойно сказала она служанке. – И я помогала моей золовке во время родов. Пожалуй, я останусь здесь до прихода врача.
   – Спасибо, мэм. Честно говоря, у меня нет никакого опыта по этой части. Или в случае, когда…
   Для родов было еще слишком рано, но Джон был почти уверен, что они начались, и теперь даже самый искусный врач в Лондоне не сможет их остановить.
   Какой тяжелый день для Габриеля! Джон спустился вниз. Встретившись взглядом с дворецким, он произнес:
   – Я подожду в гостиной. Доктор скоро приедет. Надеюсь, что скоро.
   Дворецкий с несколько растерянным видом проводил его в комнату и тут же вернулся в прихожую, не желая надолго отлучаться от входной двери. Джон тоже прислушивался. Он ждал, когда застучат. Присев на край обитой малиновым бархатом кушетки, он подумал, что не отказался бы сейчас от стаканчика бренди или, на худой конец, вина. Но ему не хотелось снова тревожить дворецкого, который явно нервничал. Судя по всему, леди Габриель пользовалась искренней любовью слуг.
   Он подумал о своих слугах. В его отсутствие они наверняка все бездельничают, ведь его отлучки случались так редко. Камины сейчас, вероятно, никто не чистит, да и спальни вряд ли проветривают. Он надеялся только на то, что кухарка не выпьет его лучшее вино до последней капли. И все же это не приводило Джона в негодование. Он не знал, что о нем думают слуги, хотя бутылками в лакеев, как это делал покойный отец, он в раздражении не швырял.
   Внезапно Джон вспомнил о Луизе. Где она? И словно привлеченная его мыслью, девушка появилась в дверях. Вид у нее был самый несчастный.
   – Я тоже хотела помочь, но тетя Марианна отослала меня, – объяснила она. – А я так хотела сделать что-то полезное.
   Он кивнул.
   – Это был хороший порыв, – сказал он, догадавшись, что Луиза оказалась в спальне леди Габриель совсем некстати. – Может быть, вам лучше подняться в детскую?
   – Милорд! – изумленно воскликнула она.
   – Я имел в виду, что вы можете составить компанию Цирцее. Она там или в мансарде. Спросите у кого-нибудь из слуг. Девочка очень волнуется за сестру. И предполагаю, что есть основания. Может быть, она обрадуется вашему обществу.
   Возмущенная Луиза вздохнула.
   – Да, конечно. Вы правы. Она сейчас совсем одна. Я пойду поищу ее.
   Она вышла. Джон почувствовал, что не в силах больше сидеть спокойно. Он встал и начал ходить из угла в угол. Что сейчас происходит в комнате этажом выше? И как он мог оставить Марианну Хьюз одну? Кроме неопытной горничной, ей не на кого рассчитывать. Но что может сделать он сам? Он тоже ничем не способен помочь несчастной женщине и знал, что Марианна выставит его за дверь, как Луизу, если он предложит свои услуги.
   Раздался стук во входную дверь. Джон подошел к двери гостиной и услышал, как что-то пробормотал дворецкий, ему в ответ раздался деловитый баритон. В приоткрытую дверь Джон увидел, как человек с медицинским саквояжем быстро поднимается по лестнице следом за слугой. Слава Богу!
   Через некоторое время слуга появился с бутылкой вина на подносе.
   – Не желаете бокал портвейна, сударь?
   Джон залпом выпил содержимое. Обычно он пил весьма умеренно, но сегодня, как никогда, ему требовалось подкрепление спиртным. Нисколько не удивленный, слуга снова наполнил бокал.
   – Можете идти, только, пожалуйста, не закрывайте дверь, – сказал Джон.
   При появлении доктора Джон почувствовал облегчение. Но неизвестность угнетала его, как и тревожное молчание, в которое погрузился дом. Напряжение возрастало, словно на горизонте сгущались грозовые тучи.
   Джон вытер лоб платком и снова принялся ходить по гостиной. Надежды мало, что ребенок останется жив, но дай-то Бог, чтобы спасли мать.
   Через некоторое время входная дверь с шумом распахнулась, и кто-то пробежал вверх по лестнице. Раздался громкий и сердитый мужской голос, другой голос что-то невнятно произнес в ответ, но Джон не смог разобрать слов.
   Джон не удивился, когда на пороге гостиной появился Габриель. Ему редко приходилось видеть брата таким растрепанным. Галстук съехал набок, темные волосы разлохматились, словно он запускал в них пальцы, синие глаза горели мрачным огнем. Сначала Джону показалось, что брат пьян, но он догадался, что Габриель просто боится. Поэтому он раздражен и опасен.
   Габриель посмотрел на старшего брата недобрым взглядом. Видно, что «спасибо» стоит у него поперек горла, подумал Джон, чувствуя, как его жалость к брату сходит на нет. И это не было удивительно.
   Но Габриель ничего не сказал, а стремительно пересек комнату. Джон даже не успел что-либо сделать, как тот впился ему в горло стальными пальцами.