Марина Косых обитала в большом доме с весьма замысловатой планировкой. Скажем, для того, чтобы попасть к ней в квартиру, нужно было сначала на лифте подняться на седьмой этаж, а затем по лестнице, уже составной частью входившей в квартиру, на три пролета спуститься вниз. Я бы, наверное, и не понял, что лестница непосредственно относится к квартире, если бы она не вывела меня сразу в просторный холл.
Хозяйку я застал в умопомрачительной позе. Она стояла на четвереньках на большом персидском ковре и что-то высматривала под конструкцией, состоящей из черных досок и хромированных труб. У меня алчно затрепетали ноздри.
- Алло! - хрипло произнес я.
Она посмотрела на меня, словно на привидение, как будто с кем-то другим три минуты назад разговаривала по домофону.
- У вас всегда открыта дверь наверху? - поинтересовался я.
Она все еще стояла на четвереньках, и у нее было такое выражение на лице, словно она упорно старается постичь смысл моих слов.
- Нет, я же открыла ее специально для вас! - наконец, спохватилась она.
- Можно куда-нибудь присесть?
- Конечно. - Она поднялась. - Куда хотите.
На ней были короткие джинсовые шортики и джинсовая же рубашка, спереди завязанная на узел. Ей-Б-гу, как ни старайся, я просто не в состоянии был скорбеть о безвременной кончине ее супруга.
В гостиной стоял кожаный гарнитур 3-2-1. Я уселся в 3, а она - напротив меня в 1.
- Случилось то, чего я опасалась больше всего на свете: я осталась одна, - проговорила она.
- А где сейчас тело?
Вопрос дурацкий, но неожиданный. Она захихикала, однако тут же, взяв себя в руки, проштемпелевала лицо серьезным выражением.
- Тело в морге. Здесь, как оказалось, с похоронами не торопятся. Панихида состоится лишь через месяц, представляете? Но меня заверили, что морги здесь отменные и что он за это время нисколечки не... испортится.
- Вы хотите сказать, что и Фридрих Бенеке, и Михаэль Крон, и Отто Горовиц тоже еще находятся в морге?
- Не знаю. Наверное.
Мне вспомнилась мрачная шутка Джаича по поводу того, что, если антикварщики не захотят собраться у Шрико, их соберут потом в морге. Как выяснилось на практике, одно не исключало другого.
- А муж делился с вами своими... производственными проблемами?
- Мы ведь поженились совсем недавно. Можно сказать, что с тех пор он делами практически и не занимался. Уже началась эта охота на торговцев антиквариатом, эта травля, так что...
- А как вы познакомились?
Она с вызовом посмотрела на меня.
- Это тоже требуется для вашего расследования?
- Не всегда заранее удается предугадать, что может пригодиться, а что нет.
- Ладно. - Марина уселась поудобнее, поджав под себя ноги. - Я ему написала. Адрес дала мне подруга. Сказала, что если я хочу жить по-человечески, нужно искать мужа за бугром. Напиши, приложи пару своих фотографий. Сама знаешь каких.
- А каких?
Марина хмыкнула, затем соскользнула с кресла и скрылась в одном из украшавших холл арочных проемов. Тут же возвратилась с двумя цветными фотографиями. На одной из них она была снята в мужской рубашке, в наиболее выгодной степени демонстрировавшей стройные загорелые ноги. На другой - на каком-то пляже в одних лишь плавках. Плавки были цвета морской волны, от матерчатого треугольника две веревочки взлетали высоко наверх, сладострастно огибая бедра. Грудь была обнажена, на ней виднелись капельки воды.
- Как я его понимаю! - воскликнул я.
- Это следует расценивать как комплимент?
- Увы, хотя я прекрасно понимаю, что расточение комплиментов - не самый короткий путь к вашему сердцу. Таких женщин, как вы, комплиментами не проймешь. Ведь вы получаете их от воздыхателей в невообразимом количестве. Напротив, если проявить по отношению к вам некоторое безразличие, граничащее, простите, с хамством, то шансы значительно возрастут.
- Любопытная теория. - Она улыбнулась. - Из этого следует, что вам хотелось бы мне нахамить?
- Хотелось бы, - признался я, - но не получается.
- Жаль, у меня появилось бы больше твердости в намерении выставить вас за дверь. Я ведь сразу поняла, что вы явились сюда не как детектив.
- И это вас оскорбляет?
- Нисколько. Просто вам не терпится, чтобы я улеглась с вами в постель, а я не могу.
У меня мигом пересохла гортань. Точно так же, как утром, когда я впервые услышал, что Анатолия Косых уже нет в живых.
- Почему? - прохрипел я.
- Потому что у меня только что умер супруг, а я не могу, как это говорится в анекдоте, "медленно и печально".
Значит она все же питала к мужу какую-то долю симпатии! У меня чуть было не вырвалось: завидую вашему супругу.
- Он был убит, как и все остальные: застрелен, стоя на коленях?
- Не знаю, еще не готово заключение экспертизы.
- Ну и что вы намерены теперь делать?
- Жить. Для начала, конечно, нужно выучить немецкий язык.
- Он вам оставил какие-нибудь средства к существованию?
- О, да!
- На этот счет имеется завещание?
- Конечно, он ведь предполагал, что все может закончиться именно так. Он чувствовал.
- А другие наследники? Существуют они в природе?
- Послушайте, - в ее голосе зазвучало раздражение. - Зачем вам все это нужно?
- Я ведь уже говорил, что...
- ...никогда не узнаешь заранее, что именно потом может пригодиться, - докончила она за меня.
- Совершенно верно.
- Да, имеются и другие наследники, но основную часть своего состояния он завещал мне. - Внезапно она сделалась холодной, как Млечный Путь. - Теперь вы скажете, что у меня были личные основания желать его смерти, и, поскольку я не захотела лечь с вами в постель, потратите максимум усилий, чтобы доказать мою причастность к убийству.
- Напрасно вы так, - сказал я оскорбленно. - Убийство вашего мужа - лишь одно в целой серии кровавых преступлений. Никому и в голову не придет вас обвинять. Хотя, конечно... - я запнулся. - Может возникнуть мнение, что вы решили воспользоваться благоприятной ситуацией и...
- Так я и знала! - с яростью прокричала она.
Я еще раз взглянул на фотографии.
- Нужно дождаться результатов экспертизы. Если выяснится, что Анатолия Косых убили из того же оружия, что и остальных, с вас полностью снимут всякие подозрения.
- А если нет?
- Если нет, то, пожалуйста... - Я выдернул листок из блокнота и написал свой адрес на Паризю штрассе. - Будут какие-нибудь проблемы - обращайтесь.
- А телефона у вас нет?
Я поколебался.
- Телефона нет. - Мне захотелось, чтобы, если уж во мне появится необходимость, она явилась сама.
Мы распрощались.
В поисках желтых роз я обошел по крайней мере пять цветочных магазинов. Наконец у меня в руках оказался приличный букет, и можно было с чистой совестью появиться в гостинице "Черчилль", где остановилась Изабель.
Я ее не застал. Разыскав в книге фамилию Демонжо, портье скользнул взглядом по доске с ключами и отрицательно покачал головой. Я расстроился. Сегодня был явно не мой день.
Послонявшись с букетом роз по близлежащим торговым точкам, я забрел в Гастдтте6, где слопал какой-то странный рассольник, запив его пивом, и еще раз повздыхал о превосходной кухне "Блудного сына" Потом предпринял вторую попытку повидаться с Изабель. Однако портье, в этот раз даже не взглянув на доску с ключами, состроил отрицательную мину. Я вздохнул. Розы уже утрачивали свою первозданную свежесть.
Я повернулся, чтобы уйти, и тут же столкнулся со своей мадам. Она была в легком желтом платье и шляпке, особенно удачно оттеняющей необычный цвет ее волос. Только желтых роз ей и не хватало.
- О, господин Мегрю! - воскликнула она. - Русский Мегрю. Кого я знаю из русских мегрю? - Она напрягла память. - Майор Пронин! Верно?
- Еще удивительно, что вы вообще слыхали это имя.
- Я очень люблю русскую литературу и русский народный фольклор.
- Тогда мы могли бы найти много общих тем для разговора.
Она огляделась по сторонам.
- Поговорим здесь?
В последний момент мне удалось подавить возглас разочарования. Сегодня не мой день! Не мой! Не мой! Но потом в голову пришла спасительная идея.
- А цветы! Розы нужно немедленно поставить в воду, иначе они завянут.
- Верно, - согласилась она. - Придется подняться в номер.
Комната у нее была достаточно скромной: без балкона и ванной. Имелись только туалет и душ. Мебель - светлая, на полу - ковровое покрытие серого цвета в крапинку. Она наполнила водой вазу, скучавшую на письменном столе, и опустила в нее цветы.
- Выпьем чего-нибудь? - предложила она.
- С удовольствием.
В баре нашлась бутылка итальянского вермута. Изабель разлила его по бокалам. Я терпеть не могу крепленые вина, но вермут неожиданно показался мне приятным. Я воспринял это как добрый знак.
- О чем поговорим? - она отхлебнула из своего бокала. - О Льве Толстом? О Достоевском? О русской народной традиции?
- Лучше о культурно-криминальной группе "Фокстрот", отозвался я. - И о Дервише.
Она вздрогнула.
- Неужели все русские детективы столь прямолинейны?
- Не все, - возразил я. - К примеру, мой напарник Джаич любил разводить турусы на колесах, позаниматься словоблудием. Только где он сейчас?
- Словоблудие, - медленно повторила она. - Интересное слово.
Несмотря на вермут, совершенно не чувствовалось, чтобы между нами росло взаимное влечение. Влечение оставалось односторонним и это заставляло меня становиться все более агрессивным.
- Итак, Дервиш, - произнес я, словно бы подводя черту подо всем ранее сказанным.
- Дервиш, - повторила она и снова сделала глоток. По-моему, наиболее яркий образ дервиша в литературе создан в восточной сказке "Аладдин и волшебная лампа". Это, конечно, не русский фольклор. Не Иванушка-дурачок, не Илья Муромец, не Василиса Прекрасная. Но "Аладдин" на Руси всегда пользовался любовью, и вы, наверняка, помните, чего хотел Дервиш?
- Обладать волшебной лампой.
- Верно.
- Вы хотите сказать, что где-то среди антиквариата имеется такая же лампа и Дервиш разыскивает ее?
Изабель поморщилась.
- Попытайтесь избежать буквального восприятия, Мишель.
- Боюсь, вы стремитесь придать этой истории интеллектуальную окраску, а налицо - уголовщина чистейшей воды.
- Восприятие, - повторила она. - Все зависит от восприятия. Воссозданная на интеллектуальном уровне, любая история имеет интеллектуальную окраску... Знаете, что такое злой гений? Когда графиня состарилась, моя мама (она сделала ударение на втором слоге - мама<) ежевечерне читала ей вслух. Толстого, Достоевского, Тургенева, Пушкина... И они частенько рассуждали о злом гении. Так вот, Дервиш - не тот, из сказки, а нынешний, - самый настоящий злой гений.
- В каком смысле? - Ей уже полностью удалось околдовать меня.
Изабель поставила на стол бокал с вином и откинулась на диване, положив ладони под голову.
- Чего желал Дервиш? - спросила она.
- Какой?
- В сказке.
- Я ведь уже говорил: завладеть волшебной лампой.
- Правильно. Но зачем?
- М-м-м... Чтобы распологать возможностью повелевать джином.
- А это зачем?
- Чтобы добиться богатства и могущества.
- Но если богатство и могущество уже есть, что случается с лампой?
- Не знаю, - пробормотал я. - В сказке об этом ничего не сказано.
Однако она моих слов будто и не расслышала.
- И, самое главное, что случается с джином? Ведь джин не является рабом человека, он - раб лампы. И выполняет желания человека лишь постольку, поскольку тот - обладатель лампы. Реши эту интеллектуальную задачку, Мишель, и от тебя больше ничего не потребуется.
Я заметил, что Изабель изящно и непринужденно перешла на ты. Но совершенно не понял, каким образом оказался рядом с ней. Я поцеловал ее в шею, и она вздрогнула.
- Мы совершенно позабыли о главном персонаже, - прошептала она, и я вновь поцеловал ее в шею. Мне больше не хотелось говорить, я тяжело дышал. - Как его зовут? - произнесла она и сама же ответила: - Аладдин. Что сделал Аладдин? Убил Дервиша.
Я уже расстегивал верхние пуговицы на платье и целовал ее грудь. Она обхватила меня обеими руками.
- Иди сюда, мой Аладдин...
Больше ничего не удалось из нее вытащить, да я и не пытался. На прощанье Изабель подарила мне довольно увесистый бумажный сверток. Спустившись в холл, я присел в одно из кожаных кресел и развернул его. Это была книга "Лучшие сказки из "Тысячи и одной ночи". И среди них, естественно, "Аладдин и волшебная лампа". Издание было роскошное. Я полистал страницы. Неожиданно в ней оказалась еще одна тоненькая книжечка, на сей раз - только "Аладдин и волшебная лампа". Я бросил обе книжки в портфель, чтобы у пистолета была возможность заняться самообразованием.
В соседнем магазине я купил пакет с куриными ножками и бутылку "Метаксы" на вечер. А когда выходил на улицу, чуть было не столкнулся с фрау Сосланд. Она не спеша прогуливалась вдоль улицы, ведя на поводке свое коротконогое чудовище. Я резко развернулся, спрятавшись за собственную спину, и принялся разглядывать дамские велосипеды, выставленные в витрине.
Как мне все это осточертело! Может, действительно, перевоплотиться в Аладдина и шлепнуть Амарандова независимо от того, виновен он в преследовании антикварщиков или нет? Или же Дервиш - плод болезненного воображения мадам Демонжо? А если и плод? Все равно шлепнуть, коль ей этого так уж хочется! Не отказывать же в подобной мелочи любовнице-француженке.
Заезжать за Бобо я не стал. Я просто позвонил ему, и мы договорились встретиться возле "паровоза" на Главном вокзале. Он объяснил, что в помещении вокзала стоит такой старинный паровоз. Но когда я подъехал к привокзальной площади, он тут же вырос подле машины.
- Попался? - сказал он.
- Чего же это я попался?
- Ну так...
- Залезай, - предложил я. - А то в девять тебе уже нужно быть в постели.
- Верно.
Он принялся сосредоточенно изучать дорогу. Настолько сосредоточенно, что я даже усомнился в факте его постоянного проживания в Берлине. Человек, который постоянно живет в городе, не станет так таращить на улицу глаза. Я поспешил поделиться с ним своими наблюдениями.
- Вовсе я не таращусь! - обиделся он. - Просто я сосредоточился на лобовом стекле. Одно небольшое упражнение из разработанной мной системы.
- Может быть, ты хотя бы из вежливости сосредоточишься и на водителе? Мы ведь с тобой сто лет не виделись.
- Сейчас. Сначала сосредоточусь на стекле, а потом и на водителе.
- И на том спасибо.
Я немного подождал, когда, наконец, с упражнением будет покончено, и принялся рассуждать вслух о том, какие замечательные времена канули в Лету. Какие у нас были замечательные друзья! А сейчас они разбрелись по всему свету: кто в Израиле, кто в Америке, кто в Австралии, кто в Канаде, а он, Бобо, здесь - в Германии. Все же время - очень подлая и беспощадная штука.
Бобо со мной готов был согласиться, только время не желал давать в обиду. Нужно учиться не бояться времени. Ведь если вдуматься, трудно найти более безобидную вещь.
Беседуя подобным образом, мы добрались до Паризю штрассе.
- Вот здесь я и живу, - воскликнул я, отпирая дверь.
Я увидел, что Малышка и Тролль в коридоре учинили игру в чехарду. При этом они бесцеремонно топтались по Саймону, который, естественно, и ухом не вел.
- Привет, - проговорил Бобо.
Вначале я подумал, что он обращается к Саймону. Тем более, что тот посмотрел в нашу сторону и приподнял морду. Но Бобо сперва протянул руку Троллю и представился, а затем галантно поцеловал руку Малышке. Я оторопел.
- Здорово! - воскликнул Бобо. - Ты, оказывается, движешься в том же направлении, что и я. И даже в каком-то смысле добился более любопытных результатов.
- Что ты имеешь в виду? - не понял я.
- Опыты с разделением сознания. Я тоже экспериментирую в этой области: так сказать, с раздвоением личности и перемещением духа в пространстве. Но личность моя разделяется лишь на духовное и телесное. У тебя же все куда более сложно. Малышка и Тролль - это ты. Но ты делегируешь им только часть своего сознания, поютому в состоянии при этом бодрствовать и даже общаться с самим собой.
- Да? - В какой-то мере я был польщен. - Никогда не задумывался над этим с научной точки зрения.
- Но как ты этого достиг?
- Не знаю. Просто одно время по вечерам я входил в состояние релаксации. Тогда и вызвал Малышку к жизни. А Тролль появился сам. Поначалу они возникали только в эти минуты, а потом остались навсегда.
- Наверное, требовалось испытать какое-то особо сильное чувство, чтобы подобное получилось.
- Ты прав, - согласился я, - одиночество - довольно сильная вещь.
Мы прошли в комнату. Я выставил на стол бутылку "Метаксы" и отправился на кухню тушить куриные ножки. Компанию мне составлял лишь Саймон, привлеченный приятным запахом. Накануне я купил помидоров, огурцов, картошки и лука. Я пожарил картошку, нарезал салат и начал переносить еду в комнату.
Троица в это время о чем-то оживленно беседовала.
- Я думал, что мы с тобой посидим, вспомним молодость, не без обиды заметил я. - А ты общаешься только с моими фантомами.
- Чудило! - возразил Бобо. - Ведь они - это ты. И, общаясь с ними, тем самым я общаюсь с тобой.
- Не-е-ет, - Тролль отрицательно покачал указательным пальцем. - Он - это он, а мы - это мы.
- Вы - это он, как тут ни крути.
- Мы мыслим, значит, мы существуем.
- Это он мыслит.
- Но он меня любит! - воскликнула Малышка. Потом осеклась: - Вернее, утверждает, что любит. Значит, он любит самого себя?
- Если его больше некому любить, ему приходится это делать самому.
- Это означает, что если его, наконец, кто-то полюбит, то я исчезну?
- Очень может быть.
- А я? - поинтересовался Тролль.
- Не знаю. Все зависит от того, какую функцию ты выполняешь.
- Очень подлую функцию, - вмешался я в разговор.
- И это в благодарность за все, что я для тебя сделал? запротестовал Тролль. - Я же твой лучший друг.
Тут Малышка заплакала.
- Успокойся. - Я погладил ее по голове. - Ты исчезнешь только в том случае, если я встречу тебя в жизни. Но это ведь было бы здорово! Ты же не отказалась бы обрести плоть и кровь?
Она обхватила меня руками и уткнулась лицом в плечо.
- Ну вот, расстроил моих фантомов, - с укоризной бросил я Бобо. - Как ты вообще их обнаружил?
- Обижаешь, - Бобо любовно пнул Тролля кулаком в бок. - Я, конечно, еще не имею собственных филиалов сознания, но чужие-то обнаружить - что может быть проще для человека, развившего в себе определенные качества.
Мы выпили по рюмочке и принялись есть. Потом начали делиться сведениями о бывших друзьях. Кто где и как сейчас преуспевает. Малышка не слезала с моих колен, все сильнее прижимаясь и временами вздрагивая.
- Мне пора, - спохватился Бобо. - Иначе я не смогу лечь в девять.
- Каждый сходит с ума по-своему, - отозвался я. - Ладно, я тебя отвезу.
- Да не стоит. Зачем тебе куда-то ехать на ночь глядя? Тем более, под газом. Я как-нибудь на С-бане...
- Ну вот еще! - Я извлек из кармана автомобильные ключи. Нет на свете силы, которая помешала бы мне отвезти однокашника.
Грязную посуду я свалил в рукомойник.
Когда мы вышли из подъезда, я остановился, как вкопанный, и замотал головой, поскольку напротив дома стояли два "Твинго" цвета морской волны. Вроде бы я еще не настолько набрался...
Однако дверца открылась только в одном из них. Оттуда выпорхнула Мариночка Косых и направилась ко мне.
- Пожалуй, тебе все же придется проехаться на С-бане, сказал я Бобо и развел руками.
- Как хорошо, что ты дал мне свой адрес! - воскликнула Марина. - Дома одной так тоскливо! Так невыносимо!
Я вспомнил про Малышку.
- Может, поедем к тебе? - предложил я. - У меня здесь достаточно убого.
- Ни за что! Меня уже тошнит от этой тотальной роскоши. Господи! Как я раньше ко всему этому стремилась! А теперь... глаза бы не видели!
- Похоже, у тебя начинается ностальгия по родине.
- Вполне возможно.
- Ну, с этим легко совладать. Пожертвуй свое состояние в пользу беженцев из Руанды и...
- Хорошая идея.
Она прижалась ко мне всем телом, и я забыл про Малышку да и вообще обо всем на свете забыл. Мы пошли наверх.
Стоило нам показаться в комнате, как Малышка тут же устремилась прочь. За ней последовал Тролль, на прощанье пригрозив мне кулаком.
- Кто был этот парень? - поинтересовалась Марина.
- Кого ты имеешь ввиду? - Я насторожился. Неужели и она обнаружила Тролля?
- Ну, вы ведь вдвоем вышли из подъезда.
- А, это мой старинный приятель. Случайно встретил его в Берлине.
- Случайно встретил в Берлине своего старого приятеля? Так не бывает.
- Как выяснилось, бывает.
Я налил в рюмки коньяк, и мы выпили.
- Кофе?
- С удовольствием.
Я вышел на кухню. Там столкнулся с Малышкой, ожесточенно теревшей воображаемой тряпкой посуду. На меня она даже не взглянула. А когда я попытался поцеловать ее в щеку, решительно отвернулась.
В дверях появилась Марина и застыла в эффектной позе.
- Где она?
Я оглянулся на Малышку.
- Кто, она?
- Та, кто делит с тобой ложе. Ведь ты живешь здесь не один, верно?
- В принципе, я живу здесь с Джаичем, своим напарником. Который допрашивал всех у Шрико, помнишь? Но ложе с ним я не делю, можешь не беспокоиться. А ты что, надумала ревновать?
- А почему же тогда вы живете вместе?
- Мне это нравится! Какая милая у этих русских набобов амнезия! - Я принялся яростно помешивать кофе в турке. - Из соображений экономии, разумеется! Не у всех ведь под рукой оказываются мужья с наследством.
- А где он сейчас?
- Кто?
- Джаич.
- Ты задаешь слишком много вопросов.
- Это потому, что я нервничаю.
Кофе был готов.
- Пойдем в комнату.
Вот как бывает, - думал я. - Разом - пусто, разом - густо. То - никого кроме Малышки, то - Изабель и Марина в один и тот же день. Марина, конечно, значительно моложе, но Изабель француженка. У меня раньше никогда не было любовниц-француженок.
- Хороший кофе, - оценила мое искусство Марина. - После такого кофе хочется принять душ.
- Душ тоже очень хороший, - с энтузиазмом отозвался я. Недавно я прочистил в нем все дырочки.
Когда в ванной зашумела вода, я мигом постелил нам в большой комнате. Все же в том, что Джаич исчез, были и свои преимущества.
Между софой и стенкой я понапрятал презервативов. Ничего не забыл? Я придирчиво осмотрел ложе. Последние дни я спал с пистолетом под подушкой. На сей раз я положил его на стул и прикрыть брюками.
Появилась Марина, совсем без одежды. И ноздри мои раздулись, будто у коня перед долгой скачкой. Все-таки Б-г парень что надо. Какой дизайн!
Утром, когда она уже собиралась вставать, я нашарил под стенкой чудом сохранившийся презерватив, так что ей пришлось немного задержаться. Конечно, она была права, когда утверждала, что не умеет "медленно и печально".
- Кофе? - предложил я.
- С удовольствием.
На прощанье она чмокнула меня в нос.
- Пока, мой мужчинка.
Чем мигом все и испортила. Аладдин - еще куда ни шло, но мужчинка! Я хмуро посмотрел на себя в зеркало. Куда приятнее было бы услышать "мой капитан", "мой генерал", "мой повелитель", или что-то в этом духе.
Появился Тролль, что тоже не способствовало поднятию настроения.
- Ты думаешь заниматься делом или собираешься продолжать это... это блядство?
- Конечно, думаю. - Я открыл книжку "Лучшие сказки из "Тысячи и одной ночи" и принялся за чтение. Покончив с "Аладдином" из толстой книжки, перечитал затем тонкую.
- Черт его знает! - рявкнул я. - Зачем она подарила мне ее в двух экземплярах?
- Может, просто так? Обе подвернулись под руку?
- Не похоже, Изабель относится к тем людям, у которых все делается с задним умыслом.
- Хорошо, - согласился Тролль, - давай сверим тексты.
Тексты оказались практически идентичными, только в одном случае отрицательный персонаж назывался Дервишем, а в другом просто злым волшебником из далекой страны Маргиб.
- Ну и что? - пробормотал я.
- Давай подумаем, что она тебе сказала. - Тролль принялся ходить по комнате. - Ты - это Аладдин. Верно?
- Верно.
- Барри Амарандов - это Дервиш. Верно?
- Верно.
- Аладдин должен убить Дервиша.
- Ну и что? - повторил я. - Пойти его и убить? Только потому, что этого хочется Изабель?
- Нужно решить эту задачку, - сказал Тролль. - Нужно во что бы то ни стало ее решить. Что такое волшебная лампа, и кто такой джин?
- Джин - раб лампы, - подал я голос.
- Но кто он такой?
Я решил перехватить инициативу.
- Меня смущает несоответствие в текстах, - капризно проговорил я. - Что бы это могло означать? Какая разница между Дервишем и злым волшебником из далекой страны Маргиб?
Тролль наморщил лобик и принялся носиться по комнате со все возрастающим темпом.
- Дервиш - волшебник, - бормотал он себе под нос. - Дервиш - волшебник.
Постепенно он развил такую скорость, что я его почти не замечал. И тут он встал, как вкопанный.
- Дервиш и злой волшебник - не одно и то же лицо, выпалил он.
- Гениальная мысль, - отозвался я. - Но больше похоже на бред.
- Как и все гениальное. Если исходить из того, что несоответствие преднамеренно, а ты именно на это напираешь, то Дервиш и злой волшебник - не одно и то же лицо. Другого не дано. К тому же у Изабель такая дурацкая манера - намекать на все исподволь. Она и Бреме с Гройпнером одно время морочила голову: одному рассказала только о Дервише, а другому - только о культурно-криминальной группе "Фокстрот".
- Но кто же тогда злой волшебник?
- А что в книге об этом написано? Злой волшебник явился к Аладдину в его родной город и предложил принять участие якобы в интересном путешествии. Кто бы это мог быть?
Хозяйку я застал в умопомрачительной позе. Она стояла на четвереньках на большом персидском ковре и что-то высматривала под конструкцией, состоящей из черных досок и хромированных труб. У меня алчно затрепетали ноздри.
- Алло! - хрипло произнес я.
Она посмотрела на меня, словно на привидение, как будто с кем-то другим три минуты назад разговаривала по домофону.
- У вас всегда открыта дверь наверху? - поинтересовался я.
Она все еще стояла на четвереньках, и у нее было такое выражение на лице, словно она упорно старается постичь смысл моих слов.
- Нет, я же открыла ее специально для вас! - наконец, спохватилась она.
- Можно куда-нибудь присесть?
- Конечно. - Она поднялась. - Куда хотите.
На ней были короткие джинсовые шортики и джинсовая же рубашка, спереди завязанная на узел. Ей-Б-гу, как ни старайся, я просто не в состоянии был скорбеть о безвременной кончине ее супруга.
В гостиной стоял кожаный гарнитур 3-2-1. Я уселся в 3, а она - напротив меня в 1.
- Случилось то, чего я опасалась больше всего на свете: я осталась одна, - проговорила она.
- А где сейчас тело?
Вопрос дурацкий, но неожиданный. Она захихикала, однако тут же, взяв себя в руки, проштемпелевала лицо серьезным выражением.
- Тело в морге. Здесь, как оказалось, с похоронами не торопятся. Панихида состоится лишь через месяц, представляете? Но меня заверили, что морги здесь отменные и что он за это время нисколечки не... испортится.
- Вы хотите сказать, что и Фридрих Бенеке, и Михаэль Крон, и Отто Горовиц тоже еще находятся в морге?
- Не знаю. Наверное.
Мне вспомнилась мрачная шутка Джаича по поводу того, что, если антикварщики не захотят собраться у Шрико, их соберут потом в морге. Как выяснилось на практике, одно не исключало другого.
- А муж делился с вами своими... производственными проблемами?
- Мы ведь поженились совсем недавно. Можно сказать, что с тех пор он делами практически и не занимался. Уже началась эта охота на торговцев антиквариатом, эта травля, так что...
- А как вы познакомились?
Она с вызовом посмотрела на меня.
- Это тоже требуется для вашего расследования?
- Не всегда заранее удается предугадать, что может пригодиться, а что нет.
- Ладно. - Марина уселась поудобнее, поджав под себя ноги. - Я ему написала. Адрес дала мне подруга. Сказала, что если я хочу жить по-человечески, нужно искать мужа за бугром. Напиши, приложи пару своих фотографий. Сама знаешь каких.
- А каких?
Марина хмыкнула, затем соскользнула с кресла и скрылась в одном из украшавших холл арочных проемов. Тут же возвратилась с двумя цветными фотографиями. На одной из них она была снята в мужской рубашке, в наиболее выгодной степени демонстрировавшей стройные загорелые ноги. На другой - на каком-то пляже в одних лишь плавках. Плавки были цвета морской волны, от матерчатого треугольника две веревочки взлетали высоко наверх, сладострастно огибая бедра. Грудь была обнажена, на ней виднелись капельки воды.
- Как я его понимаю! - воскликнул я.
- Это следует расценивать как комплимент?
- Увы, хотя я прекрасно понимаю, что расточение комплиментов - не самый короткий путь к вашему сердцу. Таких женщин, как вы, комплиментами не проймешь. Ведь вы получаете их от воздыхателей в невообразимом количестве. Напротив, если проявить по отношению к вам некоторое безразличие, граничащее, простите, с хамством, то шансы значительно возрастут.
- Любопытная теория. - Она улыбнулась. - Из этого следует, что вам хотелось бы мне нахамить?
- Хотелось бы, - признался я, - но не получается.
- Жаль, у меня появилось бы больше твердости в намерении выставить вас за дверь. Я ведь сразу поняла, что вы явились сюда не как детектив.
- И это вас оскорбляет?
- Нисколько. Просто вам не терпится, чтобы я улеглась с вами в постель, а я не могу.
У меня мигом пересохла гортань. Точно так же, как утром, когда я впервые услышал, что Анатолия Косых уже нет в живых.
- Почему? - прохрипел я.
- Потому что у меня только что умер супруг, а я не могу, как это говорится в анекдоте, "медленно и печально".
Значит она все же питала к мужу какую-то долю симпатии! У меня чуть было не вырвалось: завидую вашему супругу.
- Он был убит, как и все остальные: застрелен, стоя на коленях?
- Не знаю, еще не готово заключение экспертизы.
- Ну и что вы намерены теперь делать?
- Жить. Для начала, конечно, нужно выучить немецкий язык.
- Он вам оставил какие-нибудь средства к существованию?
- О, да!
- На этот счет имеется завещание?
- Конечно, он ведь предполагал, что все может закончиться именно так. Он чувствовал.
- А другие наследники? Существуют они в природе?
- Послушайте, - в ее голосе зазвучало раздражение. - Зачем вам все это нужно?
- Я ведь уже говорил, что...
- ...никогда не узнаешь заранее, что именно потом может пригодиться, - докончила она за меня.
- Совершенно верно.
- Да, имеются и другие наследники, но основную часть своего состояния он завещал мне. - Внезапно она сделалась холодной, как Млечный Путь. - Теперь вы скажете, что у меня были личные основания желать его смерти, и, поскольку я не захотела лечь с вами в постель, потратите максимум усилий, чтобы доказать мою причастность к убийству.
- Напрасно вы так, - сказал я оскорбленно. - Убийство вашего мужа - лишь одно в целой серии кровавых преступлений. Никому и в голову не придет вас обвинять. Хотя, конечно... - я запнулся. - Может возникнуть мнение, что вы решили воспользоваться благоприятной ситуацией и...
- Так я и знала! - с яростью прокричала она.
Я еще раз взглянул на фотографии.
- Нужно дождаться результатов экспертизы. Если выяснится, что Анатолия Косых убили из того же оружия, что и остальных, с вас полностью снимут всякие подозрения.
- А если нет?
- Если нет, то, пожалуйста... - Я выдернул листок из блокнота и написал свой адрес на Паризю штрассе. - Будут какие-нибудь проблемы - обращайтесь.
- А телефона у вас нет?
Я поколебался.
- Телефона нет. - Мне захотелось, чтобы, если уж во мне появится необходимость, она явилась сама.
Мы распрощались.
В поисках желтых роз я обошел по крайней мере пять цветочных магазинов. Наконец у меня в руках оказался приличный букет, и можно было с чистой совестью появиться в гостинице "Черчилль", где остановилась Изабель.
Я ее не застал. Разыскав в книге фамилию Демонжо, портье скользнул взглядом по доске с ключами и отрицательно покачал головой. Я расстроился. Сегодня был явно не мой день.
Послонявшись с букетом роз по близлежащим торговым точкам, я забрел в Гастдтте6, где слопал какой-то странный рассольник, запив его пивом, и еще раз повздыхал о превосходной кухне "Блудного сына" Потом предпринял вторую попытку повидаться с Изабель. Однако портье, в этот раз даже не взглянув на доску с ключами, состроил отрицательную мину. Я вздохнул. Розы уже утрачивали свою первозданную свежесть.
Я повернулся, чтобы уйти, и тут же столкнулся со своей мадам. Она была в легком желтом платье и шляпке, особенно удачно оттеняющей необычный цвет ее волос. Только желтых роз ей и не хватало.
- О, господин Мегрю! - воскликнула она. - Русский Мегрю. Кого я знаю из русских мегрю? - Она напрягла память. - Майор Пронин! Верно?
- Еще удивительно, что вы вообще слыхали это имя.
- Я очень люблю русскую литературу и русский народный фольклор.
- Тогда мы могли бы найти много общих тем для разговора.
Она огляделась по сторонам.
- Поговорим здесь?
В последний момент мне удалось подавить возглас разочарования. Сегодня не мой день! Не мой! Не мой! Но потом в голову пришла спасительная идея.
- А цветы! Розы нужно немедленно поставить в воду, иначе они завянут.
- Верно, - согласилась она. - Придется подняться в номер.
Комната у нее была достаточно скромной: без балкона и ванной. Имелись только туалет и душ. Мебель - светлая, на полу - ковровое покрытие серого цвета в крапинку. Она наполнила водой вазу, скучавшую на письменном столе, и опустила в нее цветы.
- Выпьем чего-нибудь? - предложила она.
- С удовольствием.
В баре нашлась бутылка итальянского вермута. Изабель разлила его по бокалам. Я терпеть не могу крепленые вина, но вермут неожиданно показался мне приятным. Я воспринял это как добрый знак.
- О чем поговорим? - она отхлебнула из своего бокала. - О Льве Толстом? О Достоевском? О русской народной традиции?
- Лучше о культурно-криминальной группе "Фокстрот", отозвался я. - И о Дервише.
Она вздрогнула.
- Неужели все русские детективы столь прямолинейны?
- Не все, - возразил я. - К примеру, мой напарник Джаич любил разводить турусы на колесах, позаниматься словоблудием. Только где он сейчас?
- Словоблудие, - медленно повторила она. - Интересное слово.
Несмотря на вермут, совершенно не чувствовалось, чтобы между нами росло взаимное влечение. Влечение оставалось односторонним и это заставляло меня становиться все более агрессивным.
- Итак, Дервиш, - произнес я, словно бы подводя черту подо всем ранее сказанным.
- Дервиш, - повторила она и снова сделала глоток. По-моему, наиболее яркий образ дервиша в литературе создан в восточной сказке "Аладдин и волшебная лампа". Это, конечно, не русский фольклор. Не Иванушка-дурачок, не Илья Муромец, не Василиса Прекрасная. Но "Аладдин" на Руси всегда пользовался любовью, и вы, наверняка, помните, чего хотел Дервиш?
- Обладать волшебной лампой.
- Верно.
- Вы хотите сказать, что где-то среди антиквариата имеется такая же лампа и Дервиш разыскивает ее?
Изабель поморщилась.
- Попытайтесь избежать буквального восприятия, Мишель.
- Боюсь, вы стремитесь придать этой истории интеллектуальную окраску, а налицо - уголовщина чистейшей воды.
- Восприятие, - повторила она. - Все зависит от восприятия. Воссозданная на интеллектуальном уровне, любая история имеет интеллектуальную окраску... Знаете, что такое злой гений? Когда графиня состарилась, моя мама (она сделала ударение на втором слоге - мама<) ежевечерне читала ей вслух. Толстого, Достоевского, Тургенева, Пушкина... И они частенько рассуждали о злом гении. Так вот, Дервиш - не тот, из сказки, а нынешний, - самый настоящий злой гений.
- В каком смысле? - Ей уже полностью удалось околдовать меня.
Изабель поставила на стол бокал с вином и откинулась на диване, положив ладони под голову.
- Чего желал Дервиш? - спросила она.
- Какой?
- В сказке.
- Я ведь уже говорил: завладеть волшебной лампой.
- Правильно. Но зачем?
- М-м-м... Чтобы распологать возможностью повелевать джином.
- А это зачем?
- Чтобы добиться богатства и могущества.
- Но если богатство и могущество уже есть, что случается с лампой?
- Не знаю, - пробормотал я. - В сказке об этом ничего не сказано.
Однако она моих слов будто и не расслышала.
- И, самое главное, что случается с джином? Ведь джин не является рабом человека, он - раб лампы. И выполняет желания человека лишь постольку, поскольку тот - обладатель лампы. Реши эту интеллектуальную задачку, Мишель, и от тебя больше ничего не потребуется.
Я заметил, что Изабель изящно и непринужденно перешла на ты. Но совершенно не понял, каким образом оказался рядом с ней. Я поцеловал ее в шею, и она вздрогнула.
- Мы совершенно позабыли о главном персонаже, - прошептала она, и я вновь поцеловал ее в шею. Мне больше не хотелось говорить, я тяжело дышал. - Как его зовут? - произнесла она и сама же ответила: - Аладдин. Что сделал Аладдин? Убил Дервиша.
Я уже расстегивал верхние пуговицы на платье и целовал ее грудь. Она обхватила меня обеими руками.
- Иди сюда, мой Аладдин...
Больше ничего не удалось из нее вытащить, да я и не пытался. На прощанье Изабель подарила мне довольно увесистый бумажный сверток. Спустившись в холл, я присел в одно из кожаных кресел и развернул его. Это была книга "Лучшие сказки из "Тысячи и одной ночи". И среди них, естественно, "Аладдин и волшебная лампа". Издание было роскошное. Я полистал страницы. Неожиданно в ней оказалась еще одна тоненькая книжечка, на сей раз - только "Аладдин и волшебная лампа". Я бросил обе книжки в портфель, чтобы у пистолета была возможность заняться самообразованием.
В соседнем магазине я купил пакет с куриными ножками и бутылку "Метаксы" на вечер. А когда выходил на улицу, чуть было не столкнулся с фрау Сосланд. Она не спеша прогуливалась вдоль улицы, ведя на поводке свое коротконогое чудовище. Я резко развернулся, спрятавшись за собственную спину, и принялся разглядывать дамские велосипеды, выставленные в витрине.
Как мне все это осточертело! Может, действительно, перевоплотиться в Аладдина и шлепнуть Амарандова независимо от того, виновен он в преследовании антикварщиков или нет? Или же Дервиш - плод болезненного воображения мадам Демонжо? А если и плод? Все равно шлепнуть, коль ей этого так уж хочется! Не отказывать же в подобной мелочи любовнице-француженке.
Заезжать за Бобо я не стал. Я просто позвонил ему, и мы договорились встретиться возле "паровоза" на Главном вокзале. Он объяснил, что в помещении вокзала стоит такой старинный паровоз. Но когда я подъехал к привокзальной площади, он тут же вырос подле машины.
- Попался? - сказал он.
- Чего же это я попался?
- Ну так...
- Залезай, - предложил я. - А то в девять тебе уже нужно быть в постели.
- Верно.
Он принялся сосредоточенно изучать дорогу. Настолько сосредоточенно, что я даже усомнился в факте его постоянного проживания в Берлине. Человек, который постоянно живет в городе, не станет так таращить на улицу глаза. Я поспешил поделиться с ним своими наблюдениями.
- Вовсе я не таращусь! - обиделся он. - Просто я сосредоточился на лобовом стекле. Одно небольшое упражнение из разработанной мной системы.
- Может быть, ты хотя бы из вежливости сосредоточишься и на водителе? Мы ведь с тобой сто лет не виделись.
- Сейчас. Сначала сосредоточусь на стекле, а потом и на водителе.
- И на том спасибо.
Я немного подождал, когда, наконец, с упражнением будет покончено, и принялся рассуждать вслух о том, какие замечательные времена канули в Лету. Какие у нас были замечательные друзья! А сейчас они разбрелись по всему свету: кто в Израиле, кто в Америке, кто в Австралии, кто в Канаде, а он, Бобо, здесь - в Германии. Все же время - очень подлая и беспощадная штука.
Бобо со мной готов был согласиться, только время не желал давать в обиду. Нужно учиться не бояться времени. Ведь если вдуматься, трудно найти более безобидную вещь.
Беседуя подобным образом, мы добрались до Паризю штрассе.
- Вот здесь я и живу, - воскликнул я, отпирая дверь.
Я увидел, что Малышка и Тролль в коридоре учинили игру в чехарду. При этом они бесцеремонно топтались по Саймону, который, естественно, и ухом не вел.
- Привет, - проговорил Бобо.
Вначале я подумал, что он обращается к Саймону. Тем более, что тот посмотрел в нашу сторону и приподнял морду. Но Бобо сперва протянул руку Троллю и представился, а затем галантно поцеловал руку Малышке. Я оторопел.
- Здорово! - воскликнул Бобо. - Ты, оказывается, движешься в том же направлении, что и я. И даже в каком-то смысле добился более любопытных результатов.
- Что ты имеешь в виду? - не понял я.
- Опыты с разделением сознания. Я тоже экспериментирую в этой области: так сказать, с раздвоением личности и перемещением духа в пространстве. Но личность моя разделяется лишь на духовное и телесное. У тебя же все куда более сложно. Малышка и Тролль - это ты. Но ты делегируешь им только часть своего сознания, поютому в состоянии при этом бодрствовать и даже общаться с самим собой.
- Да? - В какой-то мере я был польщен. - Никогда не задумывался над этим с научной точки зрения.
- Но как ты этого достиг?
- Не знаю. Просто одно время по вечерам я входил в состояние релаксации. Тогда и вызвал Малышку к жизни. А Тролль появился сам. Поначалу они возникали только в эти минуты, а потом остались навсегда.
- Наверное, требовалось испытать какое-то особо сильное чувство, чтобы подобное получилось.
- Ты прав, - согласился я, - одиночество - довольно сильная вещь.
Мы прошли в комнату. Я выставил на стол бутылку "Метаксы" и отправился на кухню тушить куриные ножки. Компанию мне составлял лишь Саймон, привлеченный приятным запахом. Накануне я купил помидоров, огурцов, картошки и лука. Я пожарил картошку, нарезал салат и начал переносить еду в комнату.
Троица в это время о чем-то оживленно беседовала.
- Я думал, что мы с тобой посидим, вспомним молодость, не без обиды заметил я. - А ты общаешься только с моими фантомами.
- Чудило! - возразил Бобо. - Ведь они - это ты. И, общаясь с ними, тем самым я общаюсь с тобой.
- Не-е-ет, - Тролль отрицательно покачал указательным пальцем. - Он - это он, а мы - это мы.
- Вы - это он, как тут ни крути.
- Мы мыслим, значит, мы существуем.
- Это он мыслит.
- Но он меня любит! - воскликнула Малышка. Потом осеклась: - Вернее, утверждает, что любит. Значит, он любит самого себя?
- Если его больше некому любить, ему приходится это делать самому.
- Это означает, что если его, наконец, кто-то полюбит, то я исчезну?
- Очень может быть.
- А я? - поинтересовался Тролль.
- Не знаю. Все зависит от того, какую функцию ты выполняешь.
- Очень подлую функцию, - вмешался я в разговор.
- И это в благодарность за все, что я для тебя сделал? запротестовал Тролль. - Я же твой лучший друг.
Тут Малышка заплакала.
- Успокойся. - Я погладил ее по голове. - Ты исчезнешь только в том случае, если я встречу тебя в жизни. Но это ведь было бы здорово! Ты же не отказалась бы обрести плоть и кровь?
Она обхватила меня руками и уткнулась лицом в плечо.
- Ну вот, расстроил моих фантомов, - с укоризной бросил я Бобо. - Как ты вообще их обнаружил?
- Обижаешь, - Бобо любовно пнул Тролля кулаком в бок. - Я, конечно, еще не имею собственных филиалов сознания, но чужие-то обнаружить - что может быть проще для человека, развившего в себе определенные качества.
Мы выпили по рюмочке и принялись есть. Потом начали делиться сведениями о бывших друзьях. Кто где и как сейчас преуспевает. Малышка не слезала с моих колен, все сильнее прижимаясь и временами вздрагивая.
- Мне пора, - спохватился Бобо. - Иначе я не смогу лечь в девять.
- Каждый сходит с ума по-своему, - отозвался я. - Ладно, я тебя отвезу.
- Да не стоит. Зачем тебе куда-то ехать на ночь глядя? Тем более, под газом. Я как-нибудь на С-бане...
- Ну вот еще! - Я извлек из кармана автомобильные ключи. Нет на свете силы, которая помешала бы мне отвезти однокашника.
Грязную посуду я свалил в рукомойник.
Когда мы вышли из подъезда, я остановился, как вкопанный, и замотал головой, поскольку напротив дома стояли два "Твинго" цвета морской волны. Вроде бы я еще не настолько набрался...
Однако дверца открылась только в одном из них. Оттуда выпорхнула Мариночка Косых и направилась ко мне.
- Пожалуй, тебе все же придется проехаться на С-бане, сказал я Бобо и развел руками.
- Как хорошо, что ты дал мне свой адрес! - воскликнула Марина. - Дома одной так тоскливо! Так невыносимо!
Я вспомнил про Малышку.
- Может, поедем к тебе? - предложил я. - У меня здесь достаточно убого.
- Ни за что! Меня уже тошнит от этой тотальной роскоши. Господи! Как я раньше ко всему этому стремилась! А теперь... глаза бы не видели!
- Похоже, у тебя начинается ностальгия по родине.
- Вполне возможно.
- Ну, с этим легко совладать. Пожертвуй свое состояние в пользу беженцев из Руанды и...
- Хорошая идея.
Она прижалась ко мне всем телом, и я забыл про Малышку да и вообще обо всем на свете забыл. Мы пошли наверх.
Стоило нам показаться в комнате, как Малышка тут же устремилась прочь. За ней последовал Тролль, на прощанье пригрозив мне кулаком.
- Кто был этот парень? - поинтересовалась Марина.
- Кого ты имеешь ввиду? - Я насторожился. Неужели и она обнаружила Тролля?
- Ну, вы ведь вдвоем вышли из подъезда.
- А, это мой старинный приятель. Случайно встретил его в Берлине.
- Случайно встретил в Берлине своего старого приятеля? Так не бывает.
- Как выяснилось, бывает.
Я налил в рюмки коньяк, и мы выпили.
- Кофе?
- С удовольствием.
Я вышел на кухню. Там столкнулся с Малышкой, ожесточенно теревшей воображаемой тряпкой посуду. На меня она даже не взглянула. А когда я попытался поцеловать ее в щеку, решительно отвернулась.
В дверях появилась Марина и застыла в эффектной позе.
- Где она?
Я оглянулся на Малышку.
- Кто, она?
- Та, кто делит с тобой ложе. Ведь ты живешь здесь не один, верно?
- В принципе, я живу здесь с Джаичем, своим напарником. Который допрашивал всех у Шрико, помнишь? Но ложе с ним я не делю, можешь не беспокоиться. А ты что, надумала ревновать?
- А почему же тогда вы живете вместе?
- Мне это нравится! Какая милая у этих русских набобов амнезия! - Я принялся яростно помешивать кофе в турке. - Из соображений экономии, разумеется! Не у всех ведь под рукой оказываются мужья с наследством.
- А где он сейчас?
- Кто?
- Джаич.
- Ты задаешь слишком много вопросов.
- Это потому, что я нервничаю.
Кофе был готов.
- Пойдем в комнату.
Вот как бывает, - думал я. - Разом - пусто, разом - густо. То - никого кроме Малышки, то - Изабель и Марина в один и тот же день. Марина, конечно, значительно моложе, но Изабель француженка. У меня раньше никогда не было любовниц-француженок.
- Хороший кофе, - оценила мое искусство Марина. - После такого кофе хочется принять душ.
- Душ тоже очень хороший, - с энтузиазмом отозвался я. Недавно я прочистил в нем все дырочки.
Когда в ванной зашумела вода, я мигом постелил нам в большой комнате. Все же в том, что Джаич исчез, были и свои преимущества.
Между софой и стенкой я понапрятал презервативов. Ничего не забыл? Я придирчиво осмотрел ложе. Последние дни я спал с пистолетом под подушкой. На сей раз я положил его на стул и прикрыть брюками.
Появилась Марина, совсем без одежды. И ноздри мои раздулись, будто у коня перед долгой скачкой. Все-таки Б-г парень что надо. Какой дизайн!
Утром, когда она уже собиралась вставать, я нашарил под стенкой чудом сохранившийся презерватив, так что ей пришлось немного задержаться. Конечно, она была права, когда утверждала, что не умеет "медленно и печально".
- Кофе? - предложил я.
- С удовольствием.
На прощанье она чмокнула меня в нос.
- Пока, мой мужчинка.
Чем мигом все и испортила. Аладдин - еще куда ни шло, но мужчинка! Я хмуро посмотрел на себя в зеркало. Куда приятнее было бы услышать "мой капитан", "мой генерал", "мой повелитель", или что-то в этом духе.
Появился Тролль, что тоже не способствовало поднятию настроения.
- Ты думаешь заниматься делом или собираешься продолжать это... это блядство?
- Конечно, думаю. - Я открыл книжку "Лучшие сказки из "Тысячи и одной ночи" и принялся за чтение. Покончив с "Аладдином" из толстой книжки, перечитал затем тонкую.
- Черт его знает! - рявкнул я. - Зачем она подарила мне ее в двух экземплярах?
- Может, просто так? Обе подвернулись под руку?
- Не похоже, Изабель относится к тем людям, у которых все делается с задним умыслом.
- Хорошо, - согласился Тролль, - давай сверим тексты.
Тексты оказались практически идентичными, только в одном случае отрицательный персонаж назывался Дервишем, а в другом просто злым волшебником из далекой страны Маргиб.
- Ну и что? - пробормотал я.
- Давай подумаем, что она тебе сказала. - Тролль принялся ходить по комнате. - Ты - это Аладдин. Верно?
- Верно.
- Барри Амарандов - это Дервиш. Верно?
- Верно.
- Аладдин должен убить Дервиша.
- Ну и что? - повторил я. - Пойти его и убить? Только потому, что этого хочется Изабель?
- Нужно решить эту задачку, - сказал Тролль. - Нужно во что бы то ни стало ее решить. Что такое волшебная лампа, и кто такой джин?
- Джин - раб лампы, - подал я голос.
- Но кто он такой?
Я решил перехватить инициативу.
- Меня смущает несоответствие в текстах, - капризно проговорил я. - Что бы это могло означать? Какая разница между Дервишем и злым волшебником из далекой страны Маргиб?
Тролль наморщил лобик и принялся носиться по комнате со все возрастающим темпом.
- Дервиш - волшебник, - бормотал он себе под нос. - Дервиш - волшебник.
Постепенно он развил такую скорость, что я его почти не замечал. И тут он встал, как вкопанный.
- Дервиш и злой волшебник - не одно и то же лицо, выпалил он.
- Гениальная мысль, - отозвался я. - Но больше похоже на бред.
- Как и все гениальное. Если исходить из того, что несоответствие преднамеренно, а ты именно на это напираешь, то Дервиш и злой волшебник - не одно и то же лицо. Другого не дано. К тому же у Изабель такая дурацкая манера - намекать на все исподволь. Она и Бреме с Гройпнером одно время морочила голову: одному рассказала только о Дервише, а другому - только о культурно-криминальной группе "Фокстрот".
- Но кто же тогда злой волшебник?
- А что в книге об этом написано? Злой волшебник явился к Аладдину в его родной город и предложил принять участие якобы в интересном путешествии. Кто бы это мог быть?