Лили в первый момент даже опешила. Но потом в ее глазах появилась остервенелость, обычно возникающая тогда, когда она эта акула империализма - торговалась с иностранцами по поводу условий какого-нибудь контракта. Нужно сказать, что иностранцы к подобной полублатной остервенелости не приучены и почти всегда дают задний ход. Но я решил держаться до конца.
- Может быть, я люблю Саймона так же, как ты - Пью Джефферсона, - крикнул я, предвосхищая удар.
И тут открывшая уже было рот Лили закрыла его снова.
- А что все-таки случилось с берлинским торговцем? вмешался в разговор Джаич.
- Нет, мы сначала покончим с моим псом, - вошел я в раж.
- Если ты настаиваешь, мы с ним покончим, - спокойно произнесла Лили. - Мне, конечно, нет дела до... причуд чьей-то физиологии, но если это выливается в проблему для "Гвидона"... Читал "Му-му"?
Я понял, что сморозил глупость, сравнивая свои чувства к Саймону с теми, которые питала Лили к Пью Джефферсону. Теперь обо мне наверняка поползут всякие нездоровые слухи. Но объясняться сейчас по этому поводу было бы еще хуже. Я молчал. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы за меня неожиданно не вступился Пью. Очевидно, они там в Америке более привыкли ко всякого рода человеческим странностям, не знаю. Во всяком случае Лили включила селектор и дала указание руководителю визового отдела решить вопрос с моей собакой. И как можно скорее.
- А что же все-таки за проблема возникла у торговца антиквариатом? - вновь попытался вклиниться в разговор Джаич.
И тут остервенелость, накопившаяся в результате общения с моей скромной персоной, неожиданно вылилась на бывшего сотрудника КГБ. Видимо, пресловутые корейцы уже томились у Лили в приемной.
Сначала я собирался приобрести новую дорожную сумку: все-таки отправляюсь на Запад. Он хоть и дикий, а люди там ходят прилично одетые, с солидного вида портфелями и сумками. Но, поразмыслив, решил взять самый старый фибровый чемодан: лучше сохранить свой естественный "совковый" стиль и нести народам элементы собственной культуры. Во всяком случае это будет выглядеть не столь смешно, как если бы я пыжился и стремился строить из себя закоренелого западника.
Саймона я помыл, и он благоухал теперь отменным французским шампунем. Чтобы везти его в самолете, пришлось купить за свой счет специальный ящик.
- А как же мы? - поинтересовался Тролль.
- Кто это мы?! - с яростью уставился я на него.
- О'кэй, - согласился Тролль. - В конце концов, своя рубашка ближе к телу. Я хотел сказать, как же я? Я ведь так обожаю детективные истории.
- Останешься дома. Мало ты мне здесь докучаешь, чтобы я еще терпел тебя за границей.
- Но ведь нам не нужны ни визы, ни отдельные места в самолете! - в отчаянии воскликнул Тролль. - Нам не нужны даже ящики! Ты не можешь с нами так поступить!
- С кем это с нами?!
- Со мной и с Малышкой, параноик ты этакий. Я требую равноправия! Да, я - фантом, но это еще не значит, что всякий неудавшийся бухгалтеришка безнаказанно может меня обижать.
Тут я схватил со стола кружку с водой и окатил его с головы до ног. Он повалился на пол и захрипел. Постепенно хрипы затихли, и оскал его застыл. Я знал, что через некоторое время он оклемается, но это являлось хотя бы небольшой передышкой.
- Бедненький, - проговорила Малышка.
- Ты о ком? - уточнил я, тяжело дыша.
- Конечно, о тебе, Миша. Что Троллю сделается? С него все, как с гуся вода. - Она поцеловала меня в щеку. - Нельзя же так нервничать.
Я ловко поймал ее губы и на минуту забылся в глубоком поцелуе.
- Останешься здесь, детка. Я не хочу таскать тебя по всяким там гостиницам и ночлежкам.
- Хорошо, если так для тебя будет лучше.
- Не знаю, будет ли лучше для меня, но у тебя появится шанс по-настоящему навести порядок в доме.
- О, да! - Подобные доводы ее всегда убеждали.
Я пошел на кухню, чтобы сварить себе и фантомам кофе.
Через некоторое время в проеме двери показалась тщедушная фигурка Тролля.
- Мокрушник, - укоризненно бросил он.
- Если не нравится, можешь проваливать на все четыре стороны.
- Фига с два!
- Тогда заткнись, ты мне мешаешь сосредоточиться на деле.
- Ну, разумеется! У тебя - дела, а у нас - делишки.
Я направился к кухонному крану с твердым намерением открутить его до предела. Тролль тут же догадался, что его ожидает, и с мольбой воздел руки к небу:
- Дай хотя бы сначала кофе попить!
- Говорю в последний раз: никуда ты со мной не поедешь!
- Ну и дурак. Тебе же хуже будет. Тебе будет нас так недоставать.
И он был прав, этот чертов Тролль. Я отправлялся в полную неизвестность, к какому-то неведомому торговцу антиквариатом, у которого возникли загадочные проблемы, настолько серьезные, что даже Лили Лидок предпочла о них умолчать. Возможно, ему угрожает мафия, быть может, за ним охотится Интерпол, или он попал в поле зрения какого-нибудь маньяка-убийцы. И с этими мафией-Интерполом-маньяком-убийцей вынужден буду выяснять отношения я! Я! Миша Крайский! Такой домашний, уютный, безобидный. Такой душка. Да у меня никогда в жизни еще ни на кого рука не поднималась, если не считать тараканов!
Без сомнения, мне будет тяжко. А когда человеку тяжко, у него всегда возникает потребность в сопереживании близких ему существ. Даже если эти существа - фантомы...
Самолет приземлился в аюропорту Тегель. Благополучно миновав таможню, мы окунулись в суету зала ожидания, разноликость и разноязыкость которого доролнялась мелькавшими на табло и терминалах буквами и цифрами, и наконец вышли к опоясывающему весь аюропорт сквозному проходу, где застали шофера нашего берлинского представительства в состоянии явного нетерпения. Нужно сказать, что только я проникся сочувствием к тому, как бездарно расходуется его драгоценное время, поскольку Джаичу в принципе было на все начхать, а Пью, хоть и питал уважение к человеческой личности, но все же был свято уверен, что в течение рабочего дня шоферу не положено проявлять подобных эмоций. Он лишь бесстрастно сообщил, что придется еще немного подождать, поскольку с минуты на минуту здесь должны появиться остальные "голые пистолеты".
Но минуты бежали, мы стояли не шелохнувшись посреди всеобщего гвалта, а "пистолетами" и не пахло. Наблюдая за шофером, какое-то время мы еще могли наслаждаться богатством мимики его лица и выразительностью жеста, Однако постепенно он начал доходить до состояния белого каления. При этом бросал недружелюбные взгляды на Саймона, словно именно тот был повинен в непунктуальности писателей детективных романов.
С вопрошающим выражением я повернулся к Пью Джефферсону. Тот уставился на часы.
- Гоу, - наконец решил он.
Шофер тут же устремился вперед, ухватив наиболее тяжелые чемоданы, один из которых - мой фибровый.
На стоянке был припаркован новенький БМВ. Довольно лихо затолкав нашу поклажу в багажник и с трудом дождавшись, пока все усядутся, он стартовал на грани фола.
Наверное, излишне упоминать, что в подобных условиях Берлин разглядеть мне не удалось.
Представительство "Гвидона" находилось на Фридрихштрассе, неподалеку от Дома русско-немецкой дружбы. Когда мы подкатили, шофер сообщил, что по пути за нами увязался голубой "Вольво" и что нам не без труда удалось от него оторваться.
Будьте любезны! Не успели мы появиться, как за нами уже началась охота!
При этом Пью Джефферсон улыбался. Видимо, ему подобная катавасия приходилась по вкусу.
Нас встретил руководитель представительства Горбанюк лысеватый мужчина лет сорока в темных брюках, белой рубашке с коротким рукавом и аляповатом галстуке. Он чуть ли не насильно всучил каждому по бутылке кока-колы. Весь его кабинет был заставлен компьютерами, ксероксами, факсами и автоответчиками. Факсы и компьютерные принтеры безостановочно стрекотали.
- К нам обратилась госпожа Евгения Сосланд, - принялся вводить нас в курс дела Горбанюк. Для Пью Джефферсона он пригласил переводчика, и тот сейчас тоже стрекотал, соперничая со средствами коммуникаций. - Ее сын владеет антикварной лавкой в центре Западного Берлина. И вот с некоторых пор туда повадился некий господин Х. Причем является он, очевидно, по ночам, когда в лавке никого нет, поливает антиквариат из аюрозолевых красителей и исчезает. Замки и сигнализация для него не помеха.
- И ничего с собой не берет? - вырвалось у меня.
- Пока, вроде бы, нет, но краска, хоть и легко смываемая, все же наносит определенный ущерб предметам старины. Покрытые лаком иконы и всевозможные статуютки - еще куда ни шло. Но с живописью, рисунками, графикой, предметами ткачества приходится потом здорово повозиться.
- М-м-м... А на чем же все-таки он специализируется, на антиквариате или произведениях искусства? - Как-то неудобно было центр тяжести разговора переносить на себя, но я чувствовал, что от Джаича подобного вопроса не дождешься. Впрочем, допускаю, что в данном случае это практического значения и не имело.
- Не думаю, чтобы в его коллекцию входили какие-нибудь замечательные полотна или что-то в этом роде. Так что, скорее, это все же антиквариат. Хотя определенную цену он, конечно, имеет. И отнюдь не малую. Впрочем, я - не искусствовед. По образованию я - юрист.
- Это хорошо, - подал голос Джаич, - это то, что нам вполне может пригодиться.
Забыл упомянуть, что на протяжении всего путешествия Джаич не вынимал изо рта жевательной резинки, без устали вонзаясь в нее зубами и время от времени пуская пузыри, которые лопались с громким звуком. Думаю, к его челюстям можно было с успехом подключить генератор энергии и снабжать, к примеру, питанием всю аппаратуру нашего берлинского представительства.
- Надеюсь, что до этого не дойдет, - осторожно проговорил Горбанюк. - Задачка-то несложная: застукать на месте и уличить хулигана. К тому же я - юрисконсульт, специализируюсь на международном деловом праве, а не на уголовном.
- Ну вот, уже заплакал, - вызывающе бросил Джаич.
Мысленно я ему зааплодировал. Ради решения несложной задачки нас бы вряд ли сюда прислали.
Видимо, Горбанюка смутило столь откровенное хамство.
- Все же кое-какие советы я дать могу, - с чувством собственного достоинства проговорил он. - Как уже упоминалось, официальным заказчиком является Сосланд, Евгения, мать хозяина лавки. Рекомендую взять у нее .. вы записывайте, требовательно произнес он.
- Крайский, это по твоей части, - повернулся ко мне Джаич. Как-то незаметно ему удалось перехватить инициативу в разговоре.
Я вынул из кармана ручку и записную книжку и приготовился фиксировать каждое слово. Пью Джефферсон сделал то же самое.
- Рекомендую заручиться официально заверенной у нотариуса доверенностью на право действовать от имени заказчицы и в ее интересах по данному делу, - словно робот принялся извергать Горбанюк. - Рекомендую обратить внимание на следующие положения:
- слежка за каким-либо физическим лицом является вторжением в личную жизнь данного физического лица и карается по закону>
- наведение справок о каком-либо физическом лице равно как и сбор информации о нем является вторжением в личную жизнь данного физического лица и карается по закону>
- подслушивание телефонных разговоров какого-либо физического лица является вторжением в личную жизнь данного физического лица и карается по закону>
- фотографирование без согласия...>
- перлюстрации...
Затем последовали вещи, очевидно, относящиеся к более серьезным статьям германского уголовного права: шантаж, угроза насилием, насилие...
- А находиться на одном гектаре с подозреваемым физическим лицом тоже вторжение в его драгоценную личную жизнь? поинтересовался Джаич. - И чем это карается? Электрическим стулом?
- Напрасно иронизируете, - отозвался Горбанюк. - Все это действительно может иметь самые серьезные последствия. Хотя Германия - не Америка. Смертной казни здесь нет.
- Я уже испытываю громадное облегчение, - съязвил Джаич. А кто составит текст доверенности?
- О'кэй, мы составим. Сразу на русском и немецком языках.
- Когда?
- Может быть, завтра.
- Не "может быть", а именно завтра это и надлежит сделать.
По-моему, последними словами Джаич перегнул палку. Все же Горбанюк играл с нами в одной команде. Все же, по-видимому, он был неплохим парнем. Угостил нас кока-колой, хотели мы этого или нет. И, наконец, не он был повинен в массовом исходе спортсменов из страны.
- Осмелюсь напомнить, - вновь заговорил, поджав губы, Горбанюк, - что передо мной и моими коллегами поставлены несколько иные задачи. Каждый должен заниматься своим делом. Вы - ловить хулигана, которому почему-то возомнилось, что он художник-абстракционист. Мы - заключать новые контракты для нашей фирмы и следить за выполнением старых.
- Разумеется, - неожиданно легко согласился Джаич. - Но это ведь не исключает возможности сотрудничества. Или вы отказываетесь сотрудничать?
- Я этого не говорил, - запротестовал Горбанюк. - Я готов сотрудничать, но при условии соблюдения субординации и правил хорошего тона.
- Само собой, - кивнул Джаич. - Как вас по батюшке?
- Игорь Артемьевич.
- Уважаемый Игорь Артемьевич, голубчик... - Как вам нравится этот хамелеон? - Мы испытываем настоятельную потребность в том, чтобы все наши просьбы прорабатывались вашим ведомством как можно более оперативно. Это не прихоть, этого требует специфика нашей работы.
- Конечно, я понимаю, - с энтузиазмом закивал в ответ Горбанюк. - Я ведь сказал, что текст доверенности вы сможете получить уже завтра.
- Вот и славно! И еще одна мелочь. Видите ли, я не исключаю, что на определенном этапе следствия нам может понадобиться оружие.
- Гм... - Горбанюк озадаченно потер подбородок. - Вы думаете, оно может понадобиться? Но ведь налицо обычное хулиганство.
- Как взглянуть, Игорь Артемьевич, как взглянуть.. Обычные хулиганы не справляются с замками и сигнализацией со столь поразительной легкостью. А вдруг у парня, кроме аюрозолевого баллона, окажется с собой пушка? Кроме того, могу сообщить, что не успели мы появиться в Берлине, как за нами тут же увязался загадочный голубой "Вольво".
Горбанюк тяжело вздохнул и с неодобрением посмотрел на Саймона. А должен был бы - на Пью Джефферсона. Ведь именно он заварил всю эту кашу.
- Хорошо, - делая над собой усилие, проговорил Горбанюк. Если вы придете к выводу, что оружие необходимо, что-нибудь придумаем.
- Замечательно!
- Вот вам телефон фрау Сосланд. - Он протянул Джаичу визитную карточку голубого цвета, на которой жирным готическим шрифтом было написано: Фрау Еугениа Сосланд, а затем мелкими буквами - адрес и номер телефона. - Можете связаться с ней уже сегодня. Но хочу предупредить. Лично у меня сложилось впечатление, будто она... того... немного с приветом.
- Она говорит по-русски?
- И очень прилично. По-моему, с немецким у нее гораздо больше проблем... Еще колы?
Все отказались и дружно встали.
- Пива?
Джаич снова сел. Думаю, догадайся Горбанюк сразу же начать с пива, весь разговор пошел бы по значительно более приятному руслу.
- Ну, как я его уломал? - похвастался Джаич, стоило нам выйти на улицу. - В органах у нас был специальный семинар на тему, как нужно обрабатывать интеллигенцию.
Мне тут же захотелось вцепиться ему когтями в глотку. Я открыл было рот для оказания достойной отповеди: дескать, у нас в "Гвидоне", в отличие от КГБ, к интеллигенции относятся уважительно> но тут мы одновременно увидели голубой "Вольво". В нем сидели двое молодых парней и нагло пялились на нас.
- Мы их не замечаем, - сквозь зубы проговорил Джаич.
Зато парни из "Вольво" совершенно не думали скрывать своего интереса. Они выбрались из машины и направились в нашу сторону.
Я поставил Саймона на землю. Нас, включая шофера, было четверо, их - двое, и, судя по тому, как спокойно и уверенно они приближались, можно было предположить, что у них с собой огнестрельное оружие. Меня бросило в дрожь. И, действительно, в какой-то мере они сами оказались оружием.
- "Голые пистолеты"! - представил их Джефферсон, церемонно взмахнув рукой.
Мы облегченно вздохнули.
Одного из них звали Курт Трахтенберг, другого - Жан Дюруа.
- Ну, как мы вас выследили, - на ломаном русском языке похвастался Трахтенберг. Он был высоким и белобрысым, как и положено немцу. Вылитая белокурая бестия. Француз же Жан Дюруа был мулатом.
- И все же вынужден заметить, что пунктуальность не входит в число ваших добродетелей, - проговорил я.
Никто этой фразы не понял. В том числе и русскоязычные Джаич с шофером.
- Куда вас отвезти? - нетерпеливо поинтересовался последний.
- Вы знаете, где находится Паризю штрассе? - Это снова был Трахтенберг.
- Нет.
- О'кэй, тогда мы на "Вольво" поедем впереди, а вы следуйте за нами.
Пью Джефферсон предпочел общество "голых пистолетов", мы же с Джаичем и Саймоном снова оказались в БМВ.
Будучи писателем еще неопытным, я совершенно забыл упомянуть, что стояло лето. Солнце щедро одаривало все вокруг своей бесплатной энергией, и от подобной расточительности и предметы, и люди доходили до состояния белого каления. В нашем БМВ, очевидно, имелся кондиционер, но жмот-шофер не пожелал его включить. Вместо этого он открыл окошко со своей стороны и наслаждался бьющим оттуда горячим потоком воздуха. Я тоже было нажал кнопку на двери и опустил стекло, но ощущение было такое, словно я подставился под аппарат для обсушивания рук. Бедняга Саймон совсем скис. Лучше всего было Джаичу. С такой худобой подобные превратности судьбы переносились с куда большей легкостью, нежели с моим жирком или с шерстью Саймона, пусть даже стриженой. Грянь морозы, тогда бы мы еще посмотрели...
Мы обогнули какую-то живописную церковь и остановились у дома, напротив которого располагался продовольственный магазин с математическим названием "Плюс". Шофер с отвращением вышвырнул наши вещи из багажника, глянул на часы и собрался было улизнуть.
- Чуть позже я позвоню Горбанюку и сообщу, когда ты нам завтра понадобишься, - бросил ему вдогонку Джаич.
Слова настигли того, словно камень, пущенный из пращи. Он замер, повернулся, и на губах его заиграла нехорошая улыбка.
- Может, вам еще и "Ролс-Ройс" подать?
Теперь настала очередь Джаича улыбнуться. Причем улыбка его выглядела куда более искренней и дружелюбной. Сверкая этой обаятельнейшей из улыбок, он приблизился к шоферу вплотную и сделал неуловимый жест рукой. Вроде ничего особенного и не произошло, просто оба одновременно перестали улыбаться. Зубы Джаича снова вонзились в жевательную резинку, а нижняя челюсть шофера отвисла, и он всем телом навалился на Джаича.
- Если нужно будет, ты и "Ролс-Ройс" подашь, - с любовью заверил его тот. - И не только "Ролс-Ройс", но и "Феррари", и "Ламборджини". В лепешку расшибешься, но подашь.
Затем Джаич бережно усадил его в машину и повернулся в нашу сторону.
- Пробелы в воспитании, - словно бы извиняясь, проговорил он. - Его гувернер, очевидно, был пьяницей
Тут только я заметил, что все "голые пистолеты" будто по команде что-то лихорадочно строчат в записных книжках. Героические действия Джаича тиражировались сразу же на трех языках. И ни малейшей жалости по отношению к шоферу: из живого человека он уже превратился в литературный персонаж.
Первым утолил свой писательский зуд Курт Трахтенберг и с уважением посмотрел на нас.
- Вот в этом доме вы будете жить. Мы помогли "Гвидону" подыскать для вас подходящую квартирку.
- Угу, - откликнулись мы одновременно.
- А наша ставка будет у меня в доме на Зюксише штрассе. Вот моя визитная карточка.
- На Сюксише штрассе? - удивленно переспросил Джаич.
Курт рассмеялся.
- На Зюксише. По-русски - Саксонская улица.
- Так ведь Саксонская, а не Заксонская.
- Ну, это долго объяснять.
Тут послышался оглушительный визг рессор. Это БМВ, сорвавшись с места, словно ненормальный понесся прочь.
Мы проводили машину взглядом, подхватили вещи и вошли в дом. Квартира оказалась на последнем этаже, так что я несколько раз врезал углом своего фибрового чемодана по стене, прежде, чем мы поднялись.
Когда Курт, пошуровав в замке ключом, пригласил нас войти, я обомлел: квартира практически полностью копировала мою родимую берлогу. Те же кухня, ванная, совмещенная с туалетом, квадратная комната. И вторая, совсем маленькая, которую я использовал под чуланчик, тоже точно такая же. Разница заключалась лишь в том, что в оригинале имелось центральное отопление, а здесь были установлены печи. Впрочем, как я уже упоминал, стояло лето.
Саймон, видимо, тоже подметил сходство, поскольку тут же, не раздумывая, забрался на свое любимое место под кухонным столом.
- Располагайтесь, - произнес Трахтенберг. - Можете принять душ, здесь есть газовая колонка.
- А более внушительные аппартаменты госпожа Сосланд не могла оплатить? - поинтересовался Джаич.
Он мне снова понравился. По крайней мере, он вполне сносно представлял себе порядок движения денежной массы.
Трахтенберг сконфуженно улыбнулся.
- Но это ведь ненадолго, - мягко произнес он. - Пью вкратце уже изложил нам суть дела...
- О'кэй, все в порядке, - поспешил успокоить его Джаич. К тому же я не думаю, что нам придется тут часто ночевать.
- А где же? - удивился Курт.
Я тоже удивился, но предпочел не подавать вида.
- В лавке у сына этой скареды госпожи Сосланд, - гласил ответ.
Рука Трахтенберга снова метнулась в направлении нагрудного кармана, где находилась записная книжка. Но на этот раз ему все же удалось с собой совладать и воздержаться от немедленной фиксации данного глубокомысленного изречения. Последовал лишь устный перевод его на английский.
- Завтра мы ожидаем ваше первое сообщение, - сказал Курт Трахтенберг, поворачиваясь ко мне.
Я кивнул. Они пожали нам руки и удалились.
- Кто будет первым принимать душ? - тут же поинтересовался я.
- Ты, - сказал Джаич.
- Охотно.
Я принялся распаковывать чемодан в поисках халата и мыльных принадлежностей, а Джаич тем временем отправился в "Плюс" и вскоре припер оттуда ящик пива, несколько упаковок жевательной резинки и большую коробку с пиццей.
За время его отсутствия я чуть было не взорвал квартиру, разбираясь с газовой колонкой. Потом пришлось отремонтировать душ, почти все отверстия которого оказались забиты какой-то гадостью. Я стоял голый, полумокрый и остервенело орудовал булавкой. Наконец, с наслаждением подставил свое в меру упитанное (как у Карлсона) тело под освежающие струи воды.
Когда я входил в комнату, на ходу причесываясь, Джаич с усердием прыгал через скакалку. Он был в одних плавках. Журнальный столик и кресла оказались сдвинутыми в угол.
- Ну что, разобрался с душем? - поинтересовался он.
Я утвердительно кивнул.
- К сожалению, они оставили нам только один ключ, и я оставил его у себя.
- Почему?
- Потому что ты первый воспользовался возможностью освежиться с дороги.
- А... - вырвалось у меня.
Здорово же он меня купил!
- Идем, - сказал Джаич, - покажешь, как функционирует колонка.
Чуть позже мы сидели на кухне и пили пиво. Перед Саймоном на блюдце лежал кусок сырой пиццы.
- Где-то поблизости живет Сергей Бубка, - мрачно заметил Джаич. - Расползлись, как тараканы... Мать твою!
- По-моему, это - не нашего ума дело?
- Не нашего? На честь страны им начхать!
Вообще-то, вместо "начхать" Джаич употребил другое слово, более похабное, но, очевидно, по природе я - чистоплюй, поскольку у меня не поворачивается рука написать его в литературном тексте.
- Они ведь не отказываются защищать цвета страны, возразил ему я.
- Ну что ты тявкаешь! - набросился на меня Джаич. - Не отказываются! Это они пока не отказываются. А понабирают гражданств...
- Во-первых, я не тявкаю. А, во-вторых, где жить и чьим гражданином быть - каждый сам должен решать за себя.
- Нет, ты тявкаешь, - стоял на своем Джаич. - А произошло то, что на боксерском языке называется подставился. Наша страна подставилась, и Запад тут же послал ее в глубокий нокаут. Такой глубокий, что она еще долго будет сидеть на заднице и обалдело вертеть головой.
- Она сама себя послала в нокаут.
Джаич с жадностью присосался к банке с пивом. Затем вытащил из сумки блок "Партагаза".
- Даже если и сама, то это из-за таких, как они. - Палец в окно. - И таких, как ты. - Палец в меня.
- Ну, конечно, - отозвался я. - Песни не новы. Виноваты все вокруг, только не такие, как ты.
От манипуляций собственным указательным пальцем я решил воздержаться.
- Бухгалтеришка чертов!
- Кагебешник хренов!
- Графоманишка... - Джаич вплотную придвинулся ко мне.
Зазвонил телефон и вовремя. Иначе не миновать нам столкновения.
Джаич положил руку на трубку и сделал глубокий вдох.
- Алло, - сказал он, отхлебнув пива.
Какое-то время молча слушал, затем повернулся ко мне.
- Ты что-нибудь понимаешь по-китайски?
Я не ответил. Тогда он вытянул трубку в моем направлении. Женский голос мурлыкал что-то на совершенно незнакомом языке. Только, на мой взгляд, это был датский или норвежский.
Джаич нажал на рычажок.
- Китаянка права. Пора и нам сделать несколько звонков.
"Датчанка или норвежка", - поправил я про себя.
Первой собеседницей оказалась фрау Сосланд. Я приблизился к телефону вплотную, чтобы получше расслышать.
- Ну? - с выражением проговорила та, стоило Джаичу произнести два слова.
- Это говорит...
- Я поняла, кто это говорит.. Ну?
- Может быть, я люблю Саймона так же, как ты - Пью Джефферсона, - крикнул я, предвосхищая удар.
И тут открывшая уже было рот Лили закрыла его снова.
- А что все-таки случилось с берлинским торговцем? вмешался в разговор Джаич.
- Нет, мы сначала покончим с моим псом, - вошел я в раж.
- Если ты настаиваешь, мы с ним покончим, - спокойно произнесла Лили. - Мне, конечно, нет дела до... причуд чьей-то физиологии, но если это выливается в проблему для "Гвидона"... Читал "Му-му"?
Я понял, что сморозил глупость, сравнивая свои чувства к Саймону с теми, которые питала Лили к Пью Джефферсону. Теперь обо мне наверняка поползут всякие нездоровые слухи. Но объясняться сейчас по этому поводу было бы еще хуже. Я молчал. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы за меня неожиданно не вступился Пью. Очевидно, они там в Америке более привыкли ко всякого рода человеческим странностям, не знаю. Во всяком случае Лили включила селектор и дала указание руководителю визового отдела решить вопрос с моей собакой. И как можно скорее.
- А что же все-таки за проблема возникла у торговца антиквариатом? - вновь попытался вклиниться в разговор Джаич.
И тут остервенелость, накопившаяся в результате общения с моей скромной персоной, неожиданно вылилась на бывшего сотрудника КГБ. Видимо, пресловутые корейцы уже томились у Лили в приемной.
Сначала я собирался приобрести новую дорожную сумку: все-таки отправляюсь на Запад. Он хоть и дикий, а люди там ходят прилично одетые, с солидного вида портфелями и сумками. Но, поразмыслив, решил взять самый старый фибровый чемодан: лучше сохранить свой естественный "совковый" стиль и нести народам элементы собственной культуры. Во всяком случае это будет выглядеть не столь смешно, как если бы я пыжился и стремился строить из себя закоренелого западника.
Саймона я помыл, и он благоухал теперь отменным французским шампунем. Чтобы везти его в самолете, пришлось купить за свой счет специальный ящик.
- А как же мы? - поинтересовался Тролль.
- Кто это мы?! - с яростью уставился я на него.
- О'кэй, - согласился Тролль. - В конце концов, своя рубашка ближе к телу. Я хотел сказать, как же я? Я ведь так обожаю детективные истории.
- Останешься дома. Мало ты мне здесь докучаешь, чтобы я еще терпел тебя за границей.
- Но ведь нам не нужны ни визы, ни отдельные места в самолете! - в отчаянии воскликнул Тролль. - Нам не нужны даже ящики! Ты не можешь с нами так поступить!
- С кем это с нами?!
- Со мной и с Малышкой, параноик ты этакий. Я требую равноправия! Да, я - фантом, но это еще не значит, что всякий неудавшийся бухгалтеришка безнаказанно может меня обижать.
Тут я схватил со стола кружку с водой и окатил его с головы до ног. Он повалился на пол и захрипел. Постепенно хрипы затихли, и оскал его застыл. Я знал, что через некоторое время он оклемается, но это являлось хотя бы небольшой передышкой.
- Бедненький, - проговорила Малышка.
- Ты о ком? - уточнил я, тяжело дыша.
- Конечно, о тебе, Миша. Что Троллю сделается? С него все, как с гуся вода. - Она поцеловала меня в щеку. - Нельзя же так нервничать.
Я ловко поймал ее губы и на минуту забылся в глубоком поцелуе.
- Останешься здесь, детка. Я не хочу таскать тебя по всяким там гостиницам и ночлежкам.
- Хорошо, если так для тебя будет лучше.
- Не знаю, будет ли лучше для меня, но у тебя появится шанс по-настоящему навести порядок в доме.
- О, да! - Подобные доводы ее всегда убеждали.
Я пошел на кухню, чтобы сварить себе и фантомам кофе.
Через некоторое время в проеме двери показалась тщедушная фигурка Тролля.
- Мокрушник, - укоризненно бросил он.
- Если не нравится, можешь проваливать на все четыре стороны.
- Фига с два!
- Тогда заткнись, ты мне мешаешь сосредоточиться на деле.
- Ну, разумеется! У тебя - дела, а у нас - делишки.
Я направился к кухонному крану с твердым намерением открутить его до предела. Тролль тут же догадался, что его ожидает, и с мольбой воздел руки к небу:
- Дай хотя бы сначала кофе попить!
- Говорю в последний раз: никуда ты со мной не поедешь!
- Ну и дурак. Тебе же хуже будет. Тебе будет нас так недоставать.
И он был прав, этот чертов Тролль. Я отправлялся в полную неизвестность, к какому-то неведомому торговцу антиквариатом, у которого возникли загадочные проблемы, настолько серьезные, что даже Лили Лидок предпочла о них умолчать. Возможно, ему угрожает мафия, быть может, за ним охотится Интерпол, или он попал в поле зрения какого-нибудь маньяка-убийцы. И с этими мафией-Интерполом-маньяком-убийцей вынужден буду выяснять отношения я! Я! Миша Крайский! Такой домашний, уютный, безобидный. Такой душка. Да у меня никогда в жизни еще ни на кого рука не поднималась, если не считать тараканов!
Без сомнения, мне будет тяжко. А когда человеку тяжко, у него всегда возникает потребность в сопереживании близких ему существ. Даже если эти существа - фантомы...
Самолет приземлился в аюропорту Тегель. Благополучно миновав таможню, мы окунулись в суету зала ожидания, разноликость и разноязыкость которого доролнялась мелькавшими на табло и терминалах буквами и цифрами, и наконец вышли к опоясывающему весь аюропорт сквозному проходу, где застали шофера нашего берлинского представительства в состоянии явного нетерпения. Нужно сказать, что только я проникся сочувствием к тому, как бездарно расходуется его драгоценное время, поскольку Джаичу в принципе было на все начхать, а Пью, хоть и питал уважение к человеческой личности, но все же был свято уверен, что в течение рабочего дня шоферу не положено проявлять подобных эмоций. Он лишь бесстрастно сообщил, что придется еще немного подождать, поскольку с минуты на минуту здесь должны появиться остальные "голые пистолеты".
Но минуты бежали, мы стояли не шелохнувшись посреди всеобщего гвалта, а "пистолетами" и не пахло. Наблюдая за шофером, какое-то время мы еще могли наслаждаться богатством мимики его лица и выразительностью жеста, Однако постепенно он начал доходить до состояния белого каления. При этом бросал недружелюбные взгляды на Саймона, словно именно тот был повинен в непунктуальности писателей детективных романов.
С вопрошающим выражением я повернулся к Пью Джефферсону. Тот уставился на часы.
- Гоу, - наконец решил он.
Шофер тут же устремился вперед, ухватив наиболее тяжелые чемоданы, один из которых - мой фибровый.
На стоянке был припаркован новенький БМВ. Довольно лихо затолкав нашу поклажу в багажник и с трудом дождавшись, пока все усядутся, он стартовал на грани фола.
Наверное, излишне упоминать, что в подобных условиях Берлин разглядеть мне не удалось.
Представительство "Гвидона" находилось на Фридрихштрассе, неподалеку от Дома русско-немецкой дружбы. Когда мы подкатили, шофер сообщил, что по пути за нами увязался голубой "Вольво" и что нам не без труда удалось от него оторваться.
Будьте любезны! Не успели мы появиться, как за нами уже началась охота!
При этом Пью Джефферсон улыбался. Видимо, ему подобная катавасия приходилась по вкусу.
Нас встретил руководитель представительства Горбанюк лысеватый мужчина лет сорока в темных брюках, белой рубашке с коротким рукавом и аляповатом галстуке. Он чуть ли не насильно всучил каждому по бутылке кока-колы. Весь его кабинет был заставлен компьютерами, ксероксами, факсами и автоответчиками. Факсы и компьютерные принтеры безостановочно стрекотали.
- К нам обратилась госпожа Евгения Сосланд, - принялся вводить нас в курс дела Горбанюк. Для Пью Джефферсона он пригласил переводчика, и тот сейчас тоже стрекотал, соперничая со средствами коммуникаций. - Ее сын владеет антикварной лавкой в центре Западного Берлина. И вот с некоторых пор туда повадился некий господин Х. Причем является он, очевидно, по ночам, когда в лавке никого нет, поливает антиквариат из аюрозолевых красителей и исчезает. Замки и сигнализация для него не помеха.
- И ничего с собой не берет? - вырвалось у меня.
- Пока, вроде бы, нет, но краска, хоть и легко смываемая, все же наносит определенный ущерб предметам старины. Покрытые лаком иконы и всевозможные статуютки - еще куда ни шло. Но с живописью, рисунками, графикой, предметами ткачества приходится потом здорово повозиться.
- М-м-м... А на чем же все-таки он специализируется, на антиквариате или произведениях искусства? - Как-то неудобно было центр тяжести разговора переносить на себя, но я чувствовал, что от Джаича подобного вопроса не дождешься. Впрочем, допускаю, что в данном случае это практического значения и не имело.
- Не думаю, чтобы в его коллекцию входили какие-нибудь замечательные полотна или что-то в этом роде. Так что, скорее, это все же антиквариат. Хотя определенную цену он, конечно, имеет. И отнюдь не малую. Впрочем, я - не искусствовед. По образованию я - юрист.
- Это хорошо, - подал голос Джаич, - это то, что нам вполне может пригодиться.
Забыл упомянуть, что на протяжении всего путешествия Джаич не вынимал изо рта жевательной резинки, без устали вонзаясь в нее зубами и время от времени пуская пузыри, которые лопались с громким звуком. Думаю, к его челюстям можно было с успехом подключить генератор энергии и снабжать, к примеру, питанием всю аппаратуру нашего берлинского представительства.
- Надеюсь, что до этого не дойдет, - осторожно проговорил Горбанюк. - Задачка-то несложная: застукать на месте и уличить хулигана. К тому же я - юрисконсульт, специализируюсь на международном деловом праве, а не на уголовном.
- Ну вот, уже заплакал, - вызывающе бросил Джаич.
Мысленно я ему зааплодировал. Ради решения несложной задачки нас бы вряд ли сюда прислали.
Видимо, Горбанюка смутило столь откровенное хамство.
- Все же кое-какие советы я дать могу, - с чувством собственного достоинства проговорил он. - Как уже упоминалось, официальным заказчиком является Сосланд, Евгения, мать хозяина лавки. Рекомендую взять у нее .. вы записывайте, требовательно произнес он.
- Крайский, это по твоей части, - повернулся ко мне Джаич. Как-то незаметно ему удалось перехватить инициативу в разговоре.
Я вынул из кармана ручку и записную книжку и приготовился фиксировать каждое слово. Пью Джефферсон сделал то же самое.
- Рекомендую заручиться официально заверенной у нотариуса доверенностью на право действовать от имени заказчицы и в ее интересах по данному делу, - словно робот принялся извергать Горбанюк. - Рекомендую обратить внимание на следующие положения:
- слежка за каким-либо физическим лицом является вторжением в личную жизнь данного физического лица и карается по закону>
- наведение справок о каком-либо физическом лице равно как и сбор информации о нем является вторжением в личную жизнь данного физического лица и карается по закону>
- подслушивание телефонных разговоров какого-либо физического лица является вторжением в личную жизнь данного физического лица и карается по закону>
- фотографирование без согласия...>
- перлюстрации...
Затем последовали вещи, очевидно, относящиеся к более серьезным статьям германского уголовного права: шантаж, угроза насилием, насилие...
- А находиться на одном гектаре с подозреваемым физическим лицом тоже вторжение в его драгоценную личную жизнь? поинтересовался Джаич. - И чем это карается? Электрическим стулом?
- Напрасно иронизируете, - отозвался Горбанюк. - Все это действительно может иметь самые серьезные последствия. Хотя Германия - не Америка. Смертной казни здесь нет.
- Я уже испытываю громадное облегчение, - съязвил Джаич. А кто составит текст доверенности?
- О'кэй, мы составим. Сразу на русском и немецком языках.
- Когда?
- Может быть, завтра.
- Не "может быть", а именно завтра это и надлежит сделать.
По-моему, последними словами Джаич перегнул палку. Все же Горбанюк играл с нами в одной команде. Все же, по-видимому, он был неплохим парнем. Угостил нас кока-колой, хотели мы этого или нет. И, наконец, не он был повинен в массовом исходе спортсменов из страны.
- Осмелюсь напомнить, - вновь заговорил, поджав губы, Горбанюк, - что передо мной и моими коллегами поставлены несколько иные задачи. Каждый должен заниматься своим делом. Вы - ловить хулигана, которому почему-то возомнилось, что он художник-абстракционист. Мы - заключать новые контракты для нашей фирмы и следить за выполнением старых.
- Разумеется, - неожиданно легко согласился Джаич. - Но это ведь не исключает возможности сотрудничества. Или вы отказываетесь сотрудничать?
- Я этого не говорил, - запротестовал Горбанюк. - Я готов сотрудничать, но при условии соблюдения субординации и правил хорошего тона.
- Само собой, - кивнул Джаич. - Как вас по батюшке?
- Игорь Артемьевич.
- Уважаемый Игорь Артемьевич, голубчик... - Как вам нравится этот хамелеон? - Мы испытываем настоятельную потребность в том, чтобы все наши просьбы прорабатывались вашим ведомством как можно более оперативно. Это не прихоть, этого требует специфика нашей работы.
- Конечно, я понимаю, - с энтузиазмом закивал в ответ Горбанюк. - Я ведь сказал, что текст доверенности вы сможете получить уже завтра.
- Вот и славно! И еще одна мелочь. Видите ли, я не исключаю, что на определенном этапе следствия нам может понадобиться оружие.
- Гм... - Горбанюк озадаченно потер подбородок. - Вы думаете, оно может понадобиться? Но ведь налицо обычное хулиганство.
- Как взглянуть, Игорь Артемьевич, как взглянуть.. Обычные хулиганы не справляются с замками и сигнализацией со столь поразительной легкостью. А вдруг у парня, кроме аюрозолевого баллона, окажется с собой пушка? Кроме того, могу сообщить, что не успели мы появиться в Берлине, как за нами тут же увязался загадочный голубой "Вольво".
Горбанюк тяжело вздохнул и с неодобрением посмотрел на Саймона. А должен был бы - на Пью Джефферсона. Ведь именно он заварил всю эту кашу.
- Хорошо, - делая над собой усилие, проговорил Горбанюк. Если вы придете к выводу, что оружие необходимо, что-нибудь придумаем.
- Замечательно!
- Вот вам телефон фрау Сосланд. - Он протянул Джаичу визитную карточку голубого цвета, на которой жирным готическим шрифтом было написано: Фрау Еугениа Сосланд, а затем мелкими буквами - адрес и номер телефона. - Можете связаться с ней уже сегодня. Но хочу предупредить. Лично у меня сложилось впечатление, будто она... того... немного с приветом.
- Она говорит по-русски?
- И очень прилично. По-моему, с немецким у нее гораздо больше проблем... Еще колы?
Все отказались и дружно встали.
- Пива?
Джаич снова сел. Думаю, догадайся Горбанюк сразу же начать с пива, весь разговор пошел бы по значительно более приятному руслу.
- Ну, как я его уломал? - похвастался Джаич, стоило нам выйти на улицу. - В органах у нас был специальный семинар на тему, как нужно обрабатывать интеллигенцию.
Мне тут же захотелось вцепиться ему когтями в глотку. Я открыл было рот для оказания достойной отповеди: дескать, у нас в "Гвидоне", в отличие от КГБ, к интеллигенции относятся уважительно> но тут мы одновременно увидели голубой "Вольво". В нем сидели двое молодых парней и нагло пялились на нас.
- Мы их не замечаем, - сквозь зубы проговорил Джаич.
Зато парни из "Вольво" совершенно не думали скрывать своего интереса. Они выбрались из машины и направились в нашу сторону.
Я поставил Саймона на землю. Нас, включая шофера, было четверо, их - двое, и, судя по тому, как спокойно и уверенно они приближались, можно было предположить, что у них с собой огнестрельное оружие. Меня бросило в дрожь. И, действительно, в какой-то мере они сами оказались оружием.
- "Голые пистолеты"! - представил их Джефферсон, церемонно взмахнув рукой.
Мы облегченно вздохнули.
Одного из них звали Курт Трахтенберг, другого - Жан Дюруа.
- Ну, как мы вас выследили, - на ломаном русском языке похвастался Трахтенберг. Он был высоким и белобрысым, как и положено немцу. Вылитая белокурая бестия. Француз же Жан Дюруа был мулатом.
- И все же вынужден заметить, что пунктуальность не входит в число ваших добродетелей, - проговорил я.
Никто этой фразы не понял. В том числе и русскоязычные Джаич с шофером.
- Куда вас отвезти? - нетерпеливо поинтересовался последний.
- Вы знаете, где находится Паризю штрассе? - Это снова был Трахтенберг.
- Нет.
- О'кэй, тогда мы на "Вольво" поедем впереди, а вы следуйте за нами.
Пью Джефферсон предпочел общество "голых пистолетов", мы же с Джаичем и Саймоном снова оказались в БМВ.
Будучи писателем еще неопытным, я совершенно забыл упомянуть, что стояло лето. Солнце щедро одаривало все вокруг своей бесплатной энергией, и от подобной расточительности и предметы, и люди доходили до состояния белого каления. В нашем БМВ, очевидно, имелся кондиционер, но жмот-шофер не пожелал его включить. Вместо этого он открыл окошко со своей стороны и наслаждался бьющим оттуда горячим потоком воздуха. Я тоже было нажал кнопку на двери и опустил стекло, но ощущение было такое, словно я подставился под аппарат для обсушивания рук. Бедняга Саймон совсем скис. Лучше всего было Джаичу. С такой худобой подобные превратности судьбы переносились с куда большей легкостью, нежели с моим жирком или с шерстью Саймона, пусть даже стриженой. Грянь морозы, тогда бы мы еще посмотрели...
Мы обогнули какую-то живописную церковь и остановились у дома, напротив которого располагался продовольственный магазин с математическим названием "Плюс". Шофер с отвращением вышвырнул наши вещи из багажника, глянул на часы и собрался было улизнуть.
- Чуть позже я позвоню Горбанюку и сообщу, когда ты нам завтра понадобишься, - бросил ему вдогонку Джаич.
Слова настигли того, словно камень, пущенный из пращи. Он замер, повернулся, и на губах его заиграла нехорошая улыбка.
- Может, вам еще и "Ролс-Ройс" подать?
Теперь настала очередь Джаича улыбнуться. Причем улыбка его выглядела куда более искренней и дружелюбной. Сверкая этой обаятельнейшей из улыбок, он приблизился к шоферу вплотную и сделал неуловимый жест рукой. Вроде ничего особенного и не произошло, просто оба одновременно перестали улыбаться. Зубы Джаича снова вонзились в жевательную резинку, а нижняя челюсть шофера отвисла, и он всем телом навалился на Джаича.
- Если нужно будет, ты и "Ролс-Ройс" подашь, - с любовью заверил его тот. - И не только "Ролс-Ройс", но и "Феррари", и "Ламборджини". В лепешку расшибешься, но подашь.
Затем Джаич бережно усадил его в машину и повернулся в нашу сторону.
- Пробелы в воспитании, - словно бы извиняясь, проговорил он. - Его гувернер, очевидно, был пьяницей
Тут только я заметил, что все "голые пистолеты" будто по команде что-то лихорадочно строчат в записных книжках. Героические действия Джаича тиражировались сразу же на трех языках. И ни малейшей жалости по отношению к шоферу: из живого человека он уже превратился в литературный персонаж.
Первым утолил свой писательский зуд Курт Трахтенберг и с уважением посмотрел на нас.
- Вот в этом доме вы будете жить. Мы помогли "Гвидону" подыскать для вас подходящую квартирку.
- Угу, - откликнулись мы одновременно.
- А наша ставка будет у меня в доме на Зюксише штрассе. Вот моя визитная карточка.
- На Сюксише штрассе? - удивленно переспросил Джаич.
Курт рассмеялся.
- На Зюксише. По-русски - Саксонская улица.
- Так ведь Саксонская, а не Заксонская.
- Ну, это долго объяснять.
Тут послышался оглушительный визг рессор. Это БМВ, сорвавшись с места, словно ненормальный понесся прочь.
Мы проводили машину взглядом, подхватили вещи и вошли в дом. Квартира оказалась на последнем этаже, так что я несколько раз врезал углом своего фибрового чемодана по стене, прежде, чем мы поднялись.
Когда Курт, пошуровав в замке ключом, пригласил нас войти, я обомлел: квартира практически полностью копировала мою родимую берлогу. Те же кухня, ванная, совмещенная с туалетом, квадратная комната. И вторая, совсем маленькая, которую я использовал под чуланчик, тоже точно такая же. Разница заключалась лишь в том, что в оригинале имелось центральное отопление, а здесь были установлены печи. Впрочем, как я уже упоминал, стояло лето.
Саймон, видимо, тоже подметил сходство, поскольку тут же, не раздумывая, забрался на свое любимое место под кухонным столом.
- Располагайтесь, - произнес Трахтенберг. - Можете принять душ, здесь есть газовая колонка.
- А более внушительные аппартаменты госпожа Сосланд не могла оплатить? - поинтересовался Джаич.
Он мне снова понравился. По крайней мере, он вполне сносно представлял себе порядок движения денежной массы.
Трахтенберг сконфуженно улыбнулся.
- Но это ведь ненадолго, - мягко произнес он. - Пью вкратце уже изложил нам суть дела...
- О'кэй, все в порядке, - поспешил успокоить его Джаич. К тому же я не думаю, что нам придется тут часто ночевать.
- А где же? - удивился Курт.
Я тоже удивился, но предпочел не подавать вида.
- В лавке у сына этой скареды госпожи Сосланд, - гласил ответ.
Рука Трахтенберга снова метнулась в направлении нагрудного кармана, где находилась записная книжка. Но на этот раз ему все же удалось с собой совладать и воздержаться от немедленной фиксации данного глубокомысленного изречения. Последовал лишь устный перевод его на английский.
- Завтра мы ожидаем ваше первое сообщение, - сказал Курт Трахтенберг, поворачиваясь ко мне.
Я кивнул. Они пожали нам руки и удалились.
- Кто будет первым принимать душ? - тут же поинтересовался я.
- Ты, - сказал Джаич.
- Охотно.
Я принялся распаковывать чемодан в поисках халата и мыльных принадлежностей, а Джаич тем временем отправился в "Плюс" и вскоре припер оттуда ящик пива, несколько упаковок жевательной резинки и большую коробку с пиццей.
За время его отсутствия я чуть было не взорвал квартиру, разбираясь с газовой колонкой. Потом пришлось отремонтировать душ, почти все отверстия которого оказались забиты какой-то гадостью. Я стоял голый, полумокрый и остервенело орудовал булавкой. Наконец, с наслаждением подставил свое в меру упитанное (как у Карлсона) тело под освежающие струи воды.
Когда я входил в комнату, на ходу причесываясь, Джаич с усердием прыгал через скакалку. Он был в одних плавках. Журнальный столик и кресла оказались сдвинутыми в угол.
- Ну что, разобрался с душем? - поинтересовался он.
Я утвердительно кивнул.
- К сожалению, они оставили нам только один ключ, и я оставил его у себя.
- Почему?
- Потому что ты первый воспользовался возможностью освежиться с дороги.
- А... - вырвалось у меня.
Здорово же он меня купил!
- Идем, - сказал Джаич, - покажешь, как функционирует колонка.
Чуть позже мы сидели на кухне и пили пиво. Перед Саймоном на блюдце лежал кусок сырой пиццы.
- Где-то поблизости живет Сергей Бубка, - мрачно заметил Джаич. - Расползлись, как тараканы... Мать твою!
- По-моему, это - не нашего ума дело?
- Не нашего? На честь страны им начхать!
Вообще-то, вместо "начхать" Джаич употребил другое слово, более похабное, но, очевидно, по природе я - чистоплюй, поскольку у меня не поворачивается рука написать его в литературном тексте.
- Они ведь не отказываются защищать цвета страны, возразил ему я.
- Ну что ты тявкаешь! - набросился на меня Джаич. - Не отказываются! Это они пока не отказываются. А понабирают гражданств...
- Во-первых, я не тявкаю. А, во-вторых, где жить и чьим гражданином быть - каждый сам должен решать за себя.
- Нет, ты тявкаешь, - стоял на своем Джаич. - А произошло то, что на боксерском языке называется подставился. Наша страна подставилась, и Запад тут же послал ее в глубокий нокаут. Такой глубокий, что она еще долго будет сидеть на заднице и обалдело вертеть головой.
- Она сама себя послала в нокаут.
Джаич с жадностью присосался к банке с пивом. Затем вытащил из сумки блок "Партагаза".
- Даже если и сама, то это из-за таких, как они. - Палец в окно. - И таких, как ты. - Палец в меня.
- Ну, конечно, - отозвался я. - Песни не новы. Виноваты все вокруг, только не такие, как ты.
От манипуляций собственным указательным пальцем я решил воздержаться.
- Бухгалтеришка чертов!
- Кагебешник хренов!
- Графоманишка... - Джаич вплотную придвинулся ко мне.
Зазвонил телефон и вовремя. Иначе не миновать нам столкновения.
Джаич положил руку на трубку и сделал глубокий вдох.
- Алло, - сказал он, отхлебнув пива.
Какое-то время молча слушал, затем повернулся ко мне.
- Ты что-нибудь понимаешь по-китайски?
Я не ответил. Тогда он вытянул трубку в моем направлении. Женский голос мурлыкал что-то на совершенно незнакомом языке. Только, на мой взгляд, это был датский или норвежский.
Джаич нажал на рычажок.
- Китаянка права. Пора и нам сделать несколько звонков.
"Датчанка или норвежка", - поправил я про себя.
Первой собеседницей оказалась фрау Сосланд. Я приблизился к телефону вплотную, чтобы получше расслышать.
- Ну? - с выражением проговорила та, стоило Джаичу произнести два слова.
- Это говорит...
- Я поняла, кто это говорит.. Ну?